Ингадарь

Старый замок

Эпиграф стебовый:
... Когда память прошлых жизней бьет тебя по голове
Ириалонна

Все было как всегда.

Старый замок, недавно отреставрированный, красовался новыми черепичными крышами и новой красной кирпичной кладкой старых башен и строений, обрамленных зеленым - и лишь чуть начинавшим желтеть - кружевом листьев деревьев, что были много моложе этих стен, а может быть - и новой кирпичной кладки.

Экскурсоводши, как всегда, водили немногочисленные экскурсии, рассказывая про немецкий фарфор девятнадцатого века и какую-то там мебель; сувенирные лавчонки, прячущиеся в бывших постройках замка, завлекали очередных туристов; толпа школьников шлялась по деревянным галереям в бывшем главном здании замка и бесновалась, как всякие дети, а эскурсоводша с учительницей крикливыми голосами унимали их; на мосту через озеро хохотали американские туристы; кто-то сердился, что не пускают на смотровую площадку на верху главной башни (там, как всегда, шел ремонт). Короче говоря, все было как всегда.

Он ничем бы не отличился от немногих тех, кто сошел с пригородного автобуса в этом небольшом городке. Мало ли ходит по свету таких, довольно молодых парней в средне типовых ношеных черных джинсах и неидеально выглаженных черных рубашках - ну, нравится молодому человеку черный цвет, к тому же он ему весьма шел. Правда, особо старорежимные бабульки на скамеечках могли зашипеть ему вслед по поводу длинных волос, но надо было признать, что они оказались бы единственными, кто по этому поводу зашипел бы: восхищенных девичьих взглядов он мог заслужить немало, и заслуживал… Ну, красивый молодой человек, так что - такими тоже рождаются. Он был таким же, как и все, но впрочем, внимательно приглядевшись к нему, не всякий сказал бы, что это действительно так. Внимательно приглядевшийся сказал бы, что что-то выделяло этого парня даже из таких же молодых парней. Может быть, это - почти неуловимое - выражение лица: такое мужественное спокойствие редко бывает свойственно современным лицам. Особенно таким молодым. Но выражение это уловить было довольно трудно, да и охотников внимательно вглядываться в чужие лица - довольно-таки мало.

Он и сам не знал, что приводит его сюда. Точнее - как сказать. Какая-то его часть - та, которой хотелось верить - изумленно спрашивала у него: и что ты, в жизни многого добившийся, и немало от нее получивший, тащишься каждый раз к этой старой культурной ценности, к этим мертвым камням, никакой особой ценности не имеющим, и добро бы отдыхал в этих поездках, да ведь нет, все уже жалуются, что возвращаешься ты оттуда сам не свой… А другая часть, та которой верить категорически не хотелось, прекрасно знала, и почему, и зачем.

Но так или иначе, он часто приезжал сюда.

В этот раз он решил не входить внутрь и не уплачивать довольно-таки дорогую цену за вход в музей, в котором все равно знал все наизусть. Просто - походить вдоль стен, посмотреть на старые башни и новую кирпичную кладку, и снова вспомнить ту глухую тоску, сжимающую сердце.

Он не пошел вдоль стены, свернул на небольшую дорожку, ведущую вдоль берега озера к старому лодочному причалу. За свои частые поездки сюда он выучил этот остров почти наизусть, а потому не особо обращал внимание на дорожку. Он задумался. И ему было очень грустно.

Он дошел почти до края, дотуда, где густая кустарниковая поросль уже не скрывала ни берега озера, ни причала, и только тут что-то привлекло его внимание, заставив оторваться от невеселых мыслей. Вернее, не что-то, а кто-то.

Она сидела на крайнем бревне лодочного причала, свесив ноги - подошвы драных кроссовок чуть-чуть не доставали до воды. Сидела, видно - любовалась озером, потихоньку прихлебывая не самое дешевое пиво и, видимо не особо обращала внимание на то, что происходит у нее за спиной, равно как и на то, какой степени чистоты будет ее плащ и джинсы, когда надо будет вставать с причала... И лишь когда он подошел совсем близко, она развернулась, подтягивая ноги на причал.

Ее нельзя было назвать красивой, но все-таки вполне себе симпатичной она оказалась. Правда, волосы не мешало бы помыть, и уложить во что-нибудь более приемлемое, чем просто разбросать на прямой пробор. В ее облике можно было найти немало подобных недостатков, но в принципе, подвалить познакомиться с ней на улице могли бы многие, особенно после выпитой бутылки пива, хотя бы той, что она допивала в данный момент.

Впрочем, он бы этого не сделал. Во-первых, он был не любитель подобного метода знакомства, а во-вторых - и это говорила ему та часть его сознания, которой он старался не верить, - он ее прекрасно знает. Он обозвал себя - мысленно, конечно, - ненормальным, потом поймал себя на желании задать какой-нибудь нелепый вопрос, но не успел: она заговорила первой, перед этим приветственно улыбнувшись ему как старому знакомому:

- Ты уж извини, княже, что так вольготно у твоего замка устроилась, что делать, ты ведь меня сейчас в нем обедом не угостишь? - виноватые и насмешливые нотки странно смешивались в этом хрипловатом, видно - прокуренном, голосе.

"За ногу тебя, да что она говорит!" - подумалось ему, но вместо какого бы то ни было разумного ответа, он преодолел расстояние до причала и тихо, мрачновато, согласился с ней:

- Да уж, - он даже невольно вздохнул, оборачиваясь и окидывая взглядом то, что ему открывалось.

С моста донесся обрывок пошлого анекдота и смех очередной группы туристов. Он мрачновато усмехнулся, усаживаясь рядом с девушкой на теплые доски причала.

О чем было говорить, о чем спрашивать, о чем вспоминать? О том, что когда-то было здесь? Она знала не хуже его, и оба помнили слишком хорошо, и вспоминать не хотели. Сидели. Молчали. С другого берега озера там, где в тени деревьев пряталась белая махина пансионата, на небо потихоньку наползали тучи.

Вдоль стен замка прошествовал очередной турист, попеременно везде замиравший, подыскивающий удачный кадр стен и башен.

- Исторические древности, - усмехнулась девушка и полезла в карман за сигаретами, - Будешь?

Какое-то время они снова сидели молча, и он задумался, вглядываясь, как вспыхивает огонек сигареты под ветром с озера. По мосту с громким визгом и шумом проследовала идущая назад стайка школьников, явно радующаяся тому, что сейчас поедет домой.

- И скушные экскурсии. - усмехнулся он в тон девушке. - Славное наше прошлое: Кто мог знать, что будет так?

- Тяжело, княже?

- Спрашиваешь?

- Знаю, - невесело отозвалась девушка, отшвыривая окурок и поднимаясь.

Со стороны ворот донесся очередной смех, перемежаемый частым стуком: где-то за стенами рабочие меняли черепицу. Он покачал головой. Черная, глухая тоска пряталась в его глазах. Он почти стыдился этой тоски - хорошо ли такое когдатошнему князю? Хотя - как сказать.

Просьба сорвалась внезапно и почти неосознанно, просто он поднял взгляд на девушку, и несколько неуверенно попросил:

- Спой, что ли, гостьюшка, по старой памяти.

Он ожидал какого угодно ответа, любой разумности и логичности - он слишком привык жить здесь, но она только улыбнулась - неожиданно светло и ласково:

- Хорошо, князь, спою.

Было еще не слово - голос, напев, но он уже узнал, и стоило только отдаться на его волю, воспоминания ожили, и если закрыть глаза, можно было бы поверить, что ты уже там, но он не закрывал глаз.

Но не только в нем, видно, разбудил воспоминания этот напев. Голос становился сильнее, напев - громче, и глухой ропот, ветром всколыхнув рябь, пробежал по озеру, зашептал что-то верхушкам дальних старых деревьев, точно в отзвук, точно в тон напеву: первому слову песни вторил уже явный глухой гул, сами старые камни стен, доремонтные, допамятные, ожили, точно песня будила старую память в древних камнях. Точно легкая дрожь пошла по замку, легкая дрожь, внезапно сменившаяся грохотом и криком.

Замок оживал. Первой распрямилась старая башня, сбрасывая с себя как шелуху, кафель ремонтируемой смотровой площадки, деревянную наружную лестницу для туристов, новую кирпичную кладку и черепичную крышу, воскресая в той гордой и величественной былой своей красоте бытия, а не памятника. Замок воскресал, отшвыривая прочь всю накипь современности: выставки, сувенирные лавчонки, деревянные галерейки и лестницы, насыпанные дорожки, лживо-красивые деревянные мостки и люди - ныне это не касалось его. Он был. Он распрямился, и встал в том сурово-красивом виде его были, его времен, и отозвался ему остров, непередаваемо меняясь, возвращаясь туда, назад, во времена своего былого бытия и вечной мечты.

Спиленные, сгнившие, поваленные ветром и людьми, старые деревья заступали вновь на свои места, и согласно зашумела вода, наполняя ров, бывший пустым пространством зеленой травы еще пару минут назад.

А потом настала тишина, и только, звучащий тихим торжеством, в тишине исчезал напев песни.

Они стояли на берегу, возле старого-старого дуба, почти у самой дороги, ведущей к воротам. Он смотрел и не мог поверить своим глазам: перед ним был тот замок. Его замок. Он бы стыдился слез, но они сами навернулись на глаза. Он поднял руку - может стереть их, а может - протереть глаза и убедиться, что это сон, и только тут понял. И еще не веря, улыбнулся, расправляя складки плаща. Потянулся, ощутил привычную тяжесть, и обернулся назад, к ней:

Да, такой она и была, гостьюшка. Очень бледное лицо, очень странные глаза, и черный плащ-накидка, почти прячущий ее - всю. Только тогда у нее не было такого несносимо-надрывного взгляда, точно страшная тяжесть лежит на хрупких плечах:

- Чего же ты стоишь, княже? Иди, тебя ведь ждут.

Замок жил, и замок звал, но он и шагу не сделал к воротам, только спросил:

- А ты?

Она отозвалась - горьким ледяным шелестом:

- Не могу. Это тебя там ждут и любят. А мы, гости, - везде гости. Иди, княже. И не оглядывайся.

Он сделал первый шаг, чувствуя себя предателем. Второй - и вскоре быстро дошел до ворот. И вошел в ворота

А там, где осталась она, все стало по-прежнему. Громко галдели туристы и экскурсоводы, выясняя, что же это им всем померещилось, но через какое-то время все вошло в свою колею, и смех очередных туристов разносился над озером.

Она спустилась с причала, отряхнула плащ, и покосилась на отблеск солнца в стекле современного окна, вставленного в бойницу старой башни.

- Счастливого пути, княже, - тихо прошептала она, но и шепотом - голос дрогнул, потом - провела рукой, стирая то ли пот со лба, то ли набежавшую слезу и полезла в карман за очередной сигаретой.

"Что-то ты много курить стала, гостьюшка." - усмехнулась она, направляясь по дороге к мосту. Навстречу ей, с громкими разговорами и хохотом двигалась очередная группа туристов.