Диэр

Дэлю посвящается

Друг мой, боль есть боль…

Для чего ворошить пепел? Чтобы отыскать гроши, закопанные когда-то на месте, где горел костер? Не та цена, которой хотелось бы платить за серебряный закат вполнеба.

Горькая печаль не-изменения, озарение боя, небо, на какие-то доли секунды отданное нам, ученикам. Нечто, что безмерно хочется продлить. Непостижимое, неосознанное, неясное. Руна Абсолюта.

Тонкий нерв натянутой нити, вибрирующий под рукой. Из этого рождается то ли ненависть, то ли музыка. … И никогда - Любовь. Потянуться навстречу всем телом, удариться грудью в двери, пробить лицом стеклянную стену. Я не знаю, что будет, если дальше. Звезды этого знания отдаются другим. Тем, кто не заслужил.

Кажется ли мне, или оно действительно так, но статуи рождаются, всем каменным телом потянувшись к скульптору. И если они неудачны, то безглазые маски "производственных отходов" шепчут вслед мастеру: "Недолюбил…"

Край стола. Винные пятна на скатерти. Пятна вины на душе. Есть ли такой вид кислоты, которая разъедает - медленно, не сразу?

Медный кувшин в форме танцовщицы. Руки заложенные за голову - ручки, мы же покорно и бездумно готовы пить из чаши медной головы. Медная танцовщица, женщина, которую не разбить, не сломать, разве что, переплавить. Потом подойдет другая женщина, она будет одета в разноцветное сари, нелепо накрашена и чуть вульгарна. И ты ей заплатишь, ты пойдешь с нею, пока я буду напиваться в одиночестве, просто - чтобы она узнала, чем Нежность отличается от Похоти, а Жалость - от Жадности. Впрочем, она никогда не узнает, чем Жалость отличается от Любви и весь остаток своей бесприблудной жизни будет искать в других того, на что они будут не способны. Потому что Жалость к Утраченной Красоте - особая разновидность жалости, доступная лишь магам и музыкантам.

На память иногда остаются платки. И память о шее, красивой, белой, грациозной, по-нервному длинной, на которую этот платок некогда был повязан. Шея, которой хочется коснуться пальцами - медленно провести вниз, к ключице, чувствуя, как трепет кожи отдается под рукою аккордами, симфоническими всплесками в синем взоре. Или губами, замереть, вдохнуть, переиграть мгновения Божественного. В моменте беззвучия иногда проступает Знак Логоса. Потом можно будет расстаться без сожаления и сожелания.

А платок останется. Тонкий, кремпленовый, на нем будут изображены - то ли два танцующих в воздухе дракона, то ли две птицы, трудно разобраться, когда он не развернут. А ты и не разворачивал.

Просто - белое на черном…

А еще есть осквернение - удар в лицо.

После этого у того, кто никогда не бил сам, глаза на ближайшие минуты становятся страшными. Слепыми. Невидящими, неузнающими. И рука друга вздрагивает, опускаясь на плечо, потому что он столь же юн и красив, и не знает, как излечить этот перелом, не знает, что случится после того, как срастутся кости. И страх, что другой заплатит за твое неверие в себя, таки заставляет действовать…

Распространенная ошибка.

Постижение. Карта "Маг". На свете очень мало карточных колод, где значением этой карты будет "Ученик". Ведь не задумываются же, почему это 1-й Аркан, а не 22-й.

Карта "Маг". Руна Эваз. Многим достаточно умения правильно желать. Многим достаточно немедленного результата. И я тоже далеко не сразу понял тебя, не сумел ничего сказать, когда, в ответ на все мои восторженные тирады о Силе и Знании, пресуществившихся в Результат, ты улыбнулся, провел рукою по скатерти и сказал: "Я лучше буду пить вино".

Власть жизни и смерти. Любовь и Крест. Ты как-то сказал, что Любовь подобна запаху вереска над осенними холмами. Я предпочел просто поверить. И предпочел не думать, почему наш скорбный старый Город стоит тысячи измен, а измена, как таковая, не стоит даже выгребной ямы на его окраине.

Закутаться в синий тяжелый плащ, взять лютню и уйти из дому, в сумрак туманных полурассветов. Кабаков в городе много. И много тех, кто готов слушать и не платить ни гроша. Просто наливать… через два часа такого времяпровождения пить уже не хочется, сухость сводит гортань судорогой, а нервы начинают шалить, желать большего. И становится мало того, что слушают, потому что приходит понимание, что пел не там не тем, что искал не так и не то, что надо. Истина входит в грудь тяжелым колом, а дальше приходит покой, если так легче назвать безразличие. И идешь домой, и засыпаешь, и предпочитаешь проспать все дела и заботы. К счастью, такое случается нечасто. К счастью, иногда спасает то, что возлюбленная, пусть случайная, сиюминутная, от луны до луны - верит в тебя.

Оххх, милый, кто бы нас простил.

Разноцветная птица сидит в проеме раскрытого окна, не торопится улетать, не боится, в отличие от меня - я лежу без движения, опасаясь встать и подойти, прикоснуться к перьям, как к женским волосам - тогда-то она точно улетит. Я лежу и просто смотрю. Боюсь. Пошевелиться и нарушить момент, который мог бы быть просто фреской, на которой движение невозможно. Тишину, ибо она есть необходимое условие иллюзии. Поэтому я не бужу тебя, а ты спишь.

И с чего это я проснулся? Птичье "чивиканье" не будило меня никогда. Только сегодня. Может быть, так было надо?

Улетела. Наконец-то.

А было ли?

Тягучий звон колоколов когда-нибудь будет точно так же праздновать утро нашей смерти, потому что оно будет очередным утром чужого бытия. И так и надо. Будет клубиться туман над рекою, город будет зависать в кисее радужной дымки… только кто сказал, что мы тогда будем вместе, кто сказал, что мы не уедем, кто сказал, что мы не уедем порознь? Ты этого не говорил, хотя мог бы. Только зачем лишняя предопределенность клятв? Как-нибудь сложится иначе…

Мы, мы, дети полусумасшедшей полупьяной Свободы, уходящей по огромным монетам площадей в Неизвестно Куда. Наверное, туда, куда ее ждут. Впрочем, она будет останавливаться на постой в каждой таверне. Мы любим свою мать, хоть и не помним ее лица. Знаем только, что у нее не женские руки - женские руки очень редко поднимают знамена.

И кубки с вином… до дна.

понедельник, 28 октября 2002 г.