Главная Новости Золотой Фонд Библиотека Тол-Эрессеа Таверна "7 Кубков" Портал Амбар Дайджест Личные страницы Общий каталог
Главная Продолжения Апокрифы Альтернативная история Поэзия Стеб Фэндом Грань Арды Публицистика Таверна "У Гарета" Гостевая книга Служебный вход Гостиная Написать письмо


Азрафэль (О.Белоконь)

Отец

Почитай отца твоего и мать твою,
чтобы тебе было хорошо
и чтобы продлились дни твои на земле...

Исход 20:12

Я твой сын, папа. Что бы не случилось, как бы не повернулась судьба к нам, что бы не ждало нас впереди — ничто не изменит этого простого факта. Я твой сын, и иначе не быть. Да я бы и не хотел иначе, несмотря на все, что случилось, не хотел бы. В детстве я часто мечтал, чтобы мой отец вернулся героем, чтобы имя его было известно по всему Королевству, и даже сам Государь… Ах, до чего ж наивным я был! Потом я хотел только, чтобы мой отец был таким же, как все. Чтобы он приходил домой, и мама ставила бы ему ужин, а он бы рассказывал байки из гарнизонной жизни или просто молча смотрел бы в огонь. Теперь я хочу лишь одного — понять, почему?…

* * *

Перестукивание шагов, крики, возня за дверью. Элатан сквозь сон слышал весь этот шум, но просто не мог оторвать голову от подушки. Спать хотелось смертельно, он лег всего два часа назад, сменившись с поста. За всю ночь ничего не случилось, и Элатан надеялся, что там, за дверью, разберутся и без него. «Вряд ли это нападение, - подумал он в полусне, - ведь сигнала не было, трубы молчат»... В тот миг, когда роквэн собрался снова погрузиться в блаженную тишину сна, в дверь настойчиво постучали. «Нет, я никогда не высплюсь на этой проклятой службе», - мрачно подумал Элатан, с трудом разлепляя веки.

- Войдите, - пробормотал он хриплым со сна голосом.

Дверь тут же распахнулась, и молоденький охтар со взъерошенными соломенными волосами и такими блестящими сапогами, что в солнечную погоду от них разлетались зайчики, вытянулся по стойке смирно перед полулежащим роквэном. В отличие от охтара, Элатан был уже не таким молоденьким и не таким блестящим: годы оставили на лице пока еще редкую сеть тоненьких морщин, особенно у глаз, в русых волосах протянулись серебряные нити. И одежда не была особенно новой и чистой, к тому же изрядно помятой - Элатан, придя с дежурства, повалился спать в чем был, сняв лишь сапоги, плащ, да пояс с оружием.

- Роквэн Элатан Индор, вас срочно вызывает на совещание комендант крепости.

- Сейчас буду, - мрачно процедил Элатан, понимая окончательно, что выспаться сейчас ему не суждено.

Молодой охтар, адъютант коменданта крепости, побежал дальше. Он не стал тратить время на любезности, во-первых, потому, что ему еще надо было отыскать и сообщить о совещании трем роквэнам, а во-вторых, потому что он не любил Элатана. Элатана не любил вообще весь гарнизон, включая и коменданта крепости.

После ухода гонца Элатан еще немного посидел на кровати, убирая желание поспать в самые уголки сознания, чтобы не думать о сне постоянно. «Срочно я им понадобился, важное дело. Опять, наверное, какую-нибудь вылазку затеяли, или разведчики новостей нанесли, теперь разгребать... Как нужно делать дело, так меня зовут, а как награды раздавать - все кому-нибудь другому. Нет, ну сколько это будет продолжаться?» Задав себе этот вопрос, ставший риторическим от частого повторения, Элатан надел сапоги, пояс и, не особо утруждая себя расчесыванием и умыванием, отправился к коменданту крепости.

- Как же нам поступить? - тихо спросил коменданта крепости пожилой следопыт, начальник разведки.

- Это слишком важный вопрос. Я не могу принять решение один. Роквэны сейчас соберутся, я уже послал своего адъютанта их оповестить, - комендант стоял над столом с картой, пристально всматриваясь в кружки и стрелочки. - Вы уверены, что от пленного ничего нельзя узнать?

- Он не скажет, мой господин. Хоть он и не западной крови, но упорство его велико, и он ненавидит нас, - следопыт помолчал.

- Можно попробовать развязать ему язык иначе... - комендант говорил, с трудом подбирая слова, взгляд его как будто бы прилип к некой точке на карте.

- Возможно, множество жизней будет спасено такой ценой. Но если роквэны согласятся, кто станет это делать? - следопыт пристально смотрел на коменданта, ссутулившегося больше обычного, как будто бы тяжесть принятого решения уже легла на его плечи.

- У меня есть такой человек, - комендант резко выпрямился и посмотрел в глаза начальнику разведки. - Мне все это нравиться не больше, чем вам. И если бы мы могли найти иное решение, я бы никогда... Впрочем, мы еще не знаем, что скажет совет. Оставим все сожаления на потом, главное сейчас - объяснить ситуацию людям.

Пройдя по узким, но высоким каменным коридорам крепости, едва отвечая на сухие кивки встречных, Элатан подошел к залу собраний. По дороге он приметил все то же шевеление и суету, разбудившие его перед приходом гонца. Охтары сновали туда-сюда, кто-то что-то искал, собирались в отряды...

Отворив тяжелые дубовые двери, роквэн оказался в огромном зале. Иногда в нем проходили пиршества по случаю побед или других важных событий, тогда зал освещали сотни свечей, гул голосов и песни взлетали к высокому сводчатому потолку, на длинных дубовых столах появлялись блюда с дичью и пирогами. В этом зале чествовали тех, кто отличился в бою или в разведке, кто смог разгадать и расстроить замыслы врагов. «Но не меня», - подумал Элатан с горечью, к которой примешивалась раздражение. В последнее время раздражение стало преобладать над всеми прочими чувствами роквэна.

Но сейчас зал был пуст и тих, потолок терялся в темноте, и здесь не пахло ни мясом, ни пирогами. Пахло только чистыми дубовыми досками, да камнем, если у камней вообще бывает запах. Элатан прошел через зал к малозаметной двери за занавесями. Возле двери стоял часовой, он распахнул дверь перед роквэном и прокричал в комнату:

- Роквэн Элатан Индор к коменданту крепости роквэну Ларнаху Калиондо!

Элатан вошел в комнатку, куда меньшую, чем общий зал. В ней, в отличие от темного зала, было одно окно. Свет свечей уже растворялся в свете утра, и огоньки на фитилях были похожи на собственные призраки: бледные, тоненькие, почти прозрачные. На круглом столе лежала большая карта, над ней склонились комендант крепости, начальник разведки - обладатель длиннющих седых усов роквэн Дорлас - и еще несколько роквэнов. Элатан привычно вытянулся по стойке смирно.

- Вольно, - бросил комендант через плечо и кивком головы предложил Элатану присоединиться к собранию. Элатан пробрался к столу и прилежно уставился на знакомую до каждого случайного пятнышка карту, с трудом удерживаясь от зевка.

- Значит, ребята прошли вот здесь и здесь, - и начальник разведки показал, как двигались два отряда следопытов, посланные на разведку в приграничные земли к востоку от крепости.

Сама крепость тоже считалась приграничной, земли здесь были беспокойными, то и дело приходилось сдерживать то банды орков, то разбойничьи шайки, а то и хорошо организованные отряды Врага - граница Мордора начиналась в четырех днях пути на юго-восток. Женщины и дети жили не в крепости, а в селении за рекой, а отцы и мужья, служившие в крепости, приходили к ним домой раз в две недели и в отпуск. Конечно, если не было войны. Элатан нашел на карте кружок, обозначающий их крепость, и в первый раз поразился его малости, его ничтожности перед огромными пространствами, заштрихованными черным - землями Врага.

- Вот здесь они обнаружили большой отряд с востока. Это не просто банда, это регулярное подразделение. Там есть и люди, и орки, а командует всем этим морадан, так что дело нешуточное. Следопытов они не заметили, и ребятам удалось уйти, не обнаружив себя. Еще они прихватили с собой их разведчика, какого-то человека из лесных жителей.

- Следопыты вернулись два часа назад, - вступил комендант. - Отряд они обнаружили в двадцати лигах отсюда. Но вот куда он движется? Отряд может пойти к нам, а может к соседям на севере. Нет времени узнать поточнее, надо действовать. В отряде три сотни бойцов, примерно две сотни орков и сотня людей. Они не могут разделиться и пойти сразу к двум крепостям, они идут к одной. Если они идут к нам, нам не помешала бы помощь соседей. Если они идут к соседям, им бы не помешала помощь от нас. Уже послан гонец и к соседям, и в крепость нам юге. Но на юг идти гораздо дольше. Если южане и смогут выслать подкрепление, им не успеть, - на карте было отчетливо видно, что до южной крепости дорога идет по болотам.

- Да, если не придет подкрепление, потери будут большими... - задумчиво проговорил кто-то из роквэнов.

- Самое же неприятное в том, что такой большой и хорошо подготовленный отряд мы встретили впервые. Может быть, это не отряд, а головная часть большого войска, - сухо добавил комендант крепости.

Предчувствие сжало сердце Элатана: неужели начинается? Та сама Большая Война, о которой говорили все годы службы, которой боялись и которая непременно случится.

- А как насчет этого пленного, разведчика отряда? - спросил молодой роквэн с резким голосом и классическим нумэнорским носом.

- Мы, конечно, допросили его... - комендант крепости сделал многозначительную паузу. - Но он ничего не желает говорить. Этот человек полон ненависти к нам. Как мы поняли, его служба Врагу - своеобразный способ отплатить нумэнорцам за старые обиды.

- Но нельзя же допустить, чтобы воины гибли, когда можно их спасти! - возмутился носатый роквэн.

- Или пропустить первый удар большого войска... - вполголоса пробормотал некогда рыжеволосый, а сейчас рыже-серебряный роквэн.

- Да, думаю, что в такой ситуации нам придется пойти на крайние меры, - комендант обвел глазами всех присутствующих, задержался на Элатане и продолжил, жестко впечатывая слова в серый камень стен. - Предлагаю. Начать усиленный допрос пленного.

- Это значит, мы будем его пытать? - бесстрастно уточнил молодой роквэн.

- Да, - комендант, казалось, хотел добавить что-то еще, но передумал, только сжал губы и уставился на карту, на все эти горы, холмы, перелески, кружки и квадратики, и стрелочки.

- Неужели нет другого выхода? - тихо спросил высокий роквэн с короткими черными волосами.

- Другого выхода нет. Разве что оставить все, как есть и допустить гибель многих воинов, нашей ли крепости или соседней. Решайте.

- Я против пыток, - твердо ответил молодой роквэн, вскидывая голову. - Мы уподобляемся Врагу, применяя его методы. Давайте поговорим с пленником еще раз.

- Если бы можно было бы от него добиться чего-нибудь, кроме оскорблений, поверьте, мы бы уже это сделали, - устало бросил комендант.

- Я тоже против, - заметил стриженный роквэн, нервно постукивая пальцами по столу.

- А я - за, - мрачно заявил приземистый, пожилой роквэн с пронзительно-синими глазами, как будто бы сделанными из синего льда. - Если этот дикарь не желает отвечать по-хорошему, мы заставим его. Наш долг - охранять границу и беречь воинов. К тому же, я думаю, этот человек быстренько скажет нам все, что надо, когда поймет, что мы не намерены шутить. В настоящих пытках не будет необходимости.

Элатан склонился к карте, делая вид, будто осматривает диспозицию. На самом деле он старательно скрывал ухмылку: этот коротышка даже не знает, насколько упорными могут быть жители лесов.

Тем временем спор продолжался. Кроме решительного коротышки, никто не хотел пыток, но многие понимали, что без них, похоже, на этот раз не обойтись. Элатан почти все время молчал, только один раз, когда его мнением поинтересовался начальник разведки, коротко бросил:

- Я лично - за, - и вновь замолчал. «Трусы, - подумал он презрительно. - Нельзя, видите ли, мучить человека. А что делают с нами те, кто на той стороне? Да может, сам этот дикарь убил и замучил многих наших, и женщин, и детей! Эти лесные люди такие, они не станут думать, чик ножиком - и весь разговор. Мы тут с ними церемонии разводим, кормим, поим. Чуть ли не танцы танцуем, а они даже детей не щадят, не то, что взрослых воинов. Обнаглели вконец, смеются в лицо! Пришла пора этому положить конец. Как они с нами, так и мы с ними. Неужели эти важные господа, эта гордость Королевства еще не поняли, с кем мы воюем? Похоже, что еще нет. В этой войне на истребление нет места чувствам, если мы будем слишком мягкосердечны, мы проиграем». Элатан чуть было не начал высказывать эти мысли вслух, но тут собрание, наконец, решило, что окончательное решение примет комендант крепости.

- Благодарю за доверие, - угрюмо отозвался комендант. - Я решаю: пленного пытать. Пока не расскажет все о намерениях отряда и обо всем прочем.

- Что ж, хоть мне это и не по душе, я подчиняюсь слову коменданта, - стриженный наклонил голову. - Но имейте в виду, что об этом узнает лорд Эльтир.

- Я сам извещу его, - устало заметил комендант крепости. - Все свободны до дальнейших распоряжений. Кроме вас, роквэн Элатан.

Элатан спокойно кивнул. Он уже догадывался, зачем понадобился коменданту, и уже почти не чувствовал усталости. Все вышли, остались только Элатан, комендант крепости и начальник разведки. Следопыт отвернулся к книжным полкам, покрывавшим всю стену комнаты напротив двери, и вытащил какой-то толстенный свиток, ужасно древний, судя по покрывавшим его слоям пыли. Комендант пристально посмотрел на роквэна. Элатан вновь встал по стойке смирно.

- Вольно, - машинально сказал комендант, продолжая буравить взглядом роквэна. Элатан спокойно смотрел прямо ему в глаза, ожидая, когда же наконец комендант решится.

- Вот что, Элатан. Я знаю, что принятое мной решение выполнить нелегко. И думаю, что именно ты можешь справиться с этим делом. Потому я поручаю тебе заняться допросом пленного, - комендант остановился, казалось, он ждал возражений.

- Так точно, мой господин. Я сделаю все, что нужно, - Элатан говорил намеренно спокойно, стараясь скрыть охватившее его возбуждение.

- Тогда приступайте. Вы знаете, какого рода сведения нам нужны. И еще, Элатан... - комендант помедлил. - Все же постарайтесь не слишком усердствовать. Может быть, этот дикарь и впрямь испугается. Впрочем, поступайте по обстоятельствам. Можете идти.

Элатан отдал честь и вышел из комнаты. Лицо его было серьезно, даже немного торжественно, как на похоронах, но в глубине глаз прятался смех человека, добившегося своего. Наконец-то!


- Думаете, роквэн Элатан сможет добиться толку? - с сомнением спросил коменданта пожилой следопыт. Комендант стоял, облокотившись на подоконник узкого окна крепости, и смотрел во двор. Солнце едва взошло, и во дворе плавал туман, заволакивая голубой дымкой обозы, лошадей и немногих людей, бродящих внизу. Прежде чем ответить на вопрос следопыта, комендант устремил взгляд вдаль - на востоке красноватым шаром быстро поднималось в небо солнце, день обещал быть ясным и теплым.

- В середине октября такой день - редкость, - заметил комендант и повернулся к начальнику разведки. - Думаю, Элатан сможет. Понимаете, он сделает все, что нужно, и не будет медлить. А время - это все, что у нас пока есть, и его становится все меньше.

- А раньше он такое делал? - следопыт покрутил длинный седой ус.

Чисто выбритый комендант машинально проследил за его движениями.

- Нет. Но он всегда совершает казни... Он сможет, я уверен.


Элатан не замечал ни коридоров, ни царившей в них суеты. Вернувшиеся с совещания роквэны отдавали приказы, так что шуму поубавилось и порядка стало больше, но Элатана сейчас занимали только мысли о предстоящем.

Заглянув в пару комнат, он собрал нужные ему инструменты: железный прут, большие ножницы, клещи для починки кольчуг, не позабыл и про огниво. Большинство всех этих предметов Элатан взял просто для запугивания пленного, он не очень представлял, как можно их использовать. Роквэн едва удерживался от улыбки, предчувствие предстоящего дела заполняло его радостным возбуждением. Перед комнатой, где держали пленника, Элатан заметил, что сердце его бьется чересчур быстро, а руки немного дрожат. Роквэн помедлил, собирая волю в кулак и заставляя себя успокоиться. У двери стоял часовой: средних лет охтар, казалось, скучал на своем посту. При виде Элатана он вытянулся по стойке смирно, а взгляд темно-серых глаз из рассеянного тут же стал внимательным, сосредоточенным.

- Вольно, - коротко бросил роквэн. Он взял у часового ключи от узилища и, тщательно подбирая слова, сказал: - Сходи-ка ты пока наверх. Я тебя позову, когда понадобишься.

Охтар недоуменно уставился на роквэна, но вопросов задавать не стал, сказал только:

- Так точно, мой господин, - и отправился выполнять приказ, ни разу не обернувшись.

Элатан, оглядев на всякий случай совершенно пустой коридор подвала, отомкнул невысокую, но крепкую и тяжелую дверь и, пригнувшись, вошел в комнату. Это была небольшая кладовая, в которой обычно хранились продукты и всякие нужные в хозяйстве вещи; но с началом военных действий ее переделали в камеру для пленников.

В комнате было сухо и даже не очень холодно, хотя очага и не было. Окон в комнате тоже не было, равно как и мебели. Пленник сидел в углу на куче свежей соломы, руки его были стянуты на запястьях хорошей, крепкой веревкой, которую он совершенно безуспешно пытался перегрызть. Сам пленный оказался невысоким, смуглым жителем лесов, темные волосы его не висели грязными спутанными лохмами, как это было в обычае у его народа, а были аккуратно подстрижены в кружок, да и одежда была гораздо лучше, чем грубые рубахи его племени. Даже сапоги на нем были хорошие, из мягкой кожи, черные, как и одежда. «Дикарь-то наш хлебнул цивилизации», - отметил про себя Элатан. Тут же в голову пришла посторонняя, совершенно лишняя мысль: «Если так они отличают простых дикарей-разведчиков, то что же дают их командованию?» Роквэн тут же отогнал от себя непрошеную мысль, но неприятный осадок от нее все же остался.

Элатан спокойно посмотрел прямо в бешенные от злобы глаза разведчика. Пленник глумливо ухмыльнулся, его гримаса больше походила на оскал зверя. Элатан запер за собой дверь, небрежно бухнул кучу инструментов прямо посреди комнаты. Дикарь только хмыкнул. Роквэн сказал на языке жителей лесов:

- Даю тебе последнюю возможность выйти отсюда целым и невредимым. Если ты расскажешь мне все, о чем я тебя спрошу, я отпущу тебя живым. Даю слово. Но если ты будешь упрямиться, как раньше, мне придется добиваться от тебя правды не только разговорами.

- Ты, пес запада, ничего от меня не узнаешь! Все твои угрозы - как лай трусливой шавки, что не смеет укусить, вот и брешет через щель в заборе. Вы, западные собаки, не пытаете пленных, и вам меня, Бешенного Волка, не запугать! - пленник плюнул в Элатана, но не достал.

Роквэн внезапно почувствовал прилив ярости. Он одним длинным, кошачьим движением пересек маленькую комнатку и оказался прямо перед дикарем. Вторым движением Элатан завел руки дикаря вверх и привязал к какой-то скобе. Дикарь несколько растерялся, но все же попытался лягнуть Элатана, за что и получил пинок под ребра тяжелым армейским сапогом, подбитым железом. Роквэн прошипел:

- Ну, Бешенный Волк, сейчас посмотрим, как умеют кусать западные псы!

Пока пленник пытался отдышаться, Элатан быстро продумывал план пытки. Он всегда был сторонником жестких мер по отношению к врагам и не раз, в тайне от командования, добывал информацию не совсем дозволенными методами. Конечно, не в крепости, а в условиях боя или разведпохода. И сведения, добытые им, всегда пригождались, но награда, на которую Элатан рассчитывал, почему-то обходила его стороной. Однако пара сломанных ребер - это совсем не то, что настоящая пытка, такое Элатан делал в первый раз. Он, конечно, видел трупы, оставленные орками или дикарями, трупы людей, запытанных до смерти. Видел и живых счастливчиков, коим удалось избежать смерти и вырваться из лап палачей. Элатан всегда старался выведать у них подробности пыток, отчасти из-за смутного ощущения, что эти подробности пригодятся в деле, отчасти из-за того, что подобные рассказы возбуждали гнев против врагов, гнев, который огненными цветами жил в сердце и согревал его своим пламенем.

Решив начать с самого простого, Элатан вынул из ножен кинжал и разрезал одежду пленника вдоль, стараясь не задеть кожу. Дикарь продолжал ругаться, но в его темных глазах забрезжило сомнение. Элатан делал все быстро и молча, не отвлекаясь на перебранку с пленным. Задумчиво осмотрев тощее смуглое тело, он, ни мгновения не сомневаясь, воткнул кинжал ровно на два пальца вглубь в особой точке, чтобы причинить как можно больше боли. Пленник вскрикнул, скорее даже не от боли, а от удивления. Но он все равно отказывался отвечать на вопросы, потому Элатан продолжал, методично пробовал всевозможные точки, изменяя глубину уколов. Кое-где он не просто втыкал кинжал, а еще и проворачивал его в ране.

Если бы кто из знакомых сейчас увидел Элатана, то не сразу поверил бы своим глазам: вечно недовольный всем на свете роквэн, на лице которого обычно читались только раздражение и ехидство, ныне горел подлинным вдохновением. Его глаза блестели, зрачки были чуть расширены, а губы складывались в довольную усмешку. Элатан чувствовал настоящую радость, радость, о которой он уже забыл в суете гарнизонной службы. Не было ни сожаления, ни сознания тяжкого долга, была только уверенность в своей правоте и восторг открытия. Каждый раз, когда пленник кричал, Элатана охватывала дрожь, как будто бы они с пленником были инструментами, слаженно играющими одну мелодию. Элатан ни о чем не думал, кроме как о том, чтобы еще и еще раз вызывать эту восхитительную дрожь, поток чувств полностью захватил его. Даже получение сведений отошло куда-то на задний план, это не казалось сейчас таким уж важным.

Через полчаса пленник сдался. На миг Элатан почувствовал радость победы, когда, торопясь и сбиваясь, подвывая от боли, дикарь рассказывал о планах вражеского отряда. Но, кроме торжества, Элатан чувствовал сожаление от того, что все закончилось и теперь вновь придется вернуться в серые будни. Там, за дверью комнаты, превратившейся на время в пыточную, роквэна ждала обычная служба, никаких наград от начальства, там, разумеется, не было. Не было и уважения окружающих: они, видите ли, считали его слишком злым на язык и слишком жестоким. Не видать ему и повышения - после той истории с охтаром. А ждать, чтобы вновь разрешили пытать пленника, слишком долго. Да и вообще, представиться ли еще такой случай? Может, скоро он погибнет в бою или начальство решит больше таких жестокостей не допускать.

Элатан задумчиво посмотрел на пленника, сжавшего под его взглядом: в глазах дикаря читался откровенный страх, и Элатану это понравилось. Роквэн подумал, не продолжить ли пытку, теперь уже просто так, ради собственного удовольствия, но ему пришлось с сожалением оставить эту мысль: на теле осталось бы слишком много следов и кое-кто заподозрил бы истину.

Элатан собирался уж было уйти и с безнадежностью обреченного отдаться обычному течению жизни, как вдруг мысль, внезапная, как молния, и простая, как куб, осенила роквэна. Элатан замер, поворачивая эту мысль так и эдак, любуясь ее простотой и совершенством, и, наконец, принял решение. Он наклонился к замершему дикарю, почти с сочувствием перерезал ему горло - кровь залила сапоги роквэна, но он не обратил на это внимания. Решение, явившееся ему в этой комнате, сразу преобразило жизнь, и Элатан засмеялся над еще содрогающимся, но уже безнадежно мертвым телом разведчика. Конечно, еще оставались некоторые трудности, но в свете принятого решения они казались уже пустяками, неприятными, но вполне преодолимыми. Отсмеявшись, Элатан медленно поднес к губам мокрый от крови дикаря кинжал и лизнул его, прикрыв глаза, наслаждаясь вкусом крови. Кровь была соленой, но Элатану эта соль казалась слаще самого сладкого меда, она пьянила сильнее самого дорогого вина. Затем роквэн вытер кинжал, проверил пленника (тот был мертв, как камень) и вышел из комнаты, придав лицу серьезное, немного печальное выражение, старательно пряча обретенную радость.


- Мне пришлось убить пленного, - докладывал Элатан коменданту крепости в комнате для совещаний, карта по-прежнему накрывала стол. - Но он все же сказал мне, что отряд направляется в сторону наших соседей, северной крепости. Это отдельный отряд, большого войска здесь нет.

- Значит, война еще не началась, - задумчиво пробормотал комендант. - Что ж, благодарю за службу. Надо немедленно послать подкрепление к соседям, судя по всему, отряд подойдет к ним часа через три. Вы свободны, роквэн Элатан. Можете идти отдыхать.

- Так точно, мой господин, - Элатан отдал честь и вышел. Но он не пошел в свою комнату, ведь так много дел еще надо было сделать сегодня...

* * *

Я помню, папа, как ты приходил домой, немного усталый и всегда голодный. Но улыбка появлялась на твоем лице при виде нас с мамой, и ты брал меня на руки и подбрасывал, как мне казалось, к самому небу. Ты мог быть и веселым, и торжественно-серьезным, ты рассказывал мне разные истории, сидя у очага и держа меня на коленях. Позже, когда я подрос, я слушал тебя лежа у твоего кресла и поглядывая на тебя снизу вверх. Ты рассказывал о днях старины, о славных героях и битвах прошлого, о Хурине и Турине, о Туоре и Эарэндиле. Ты рассказывал и о жизни в крепости, о людях, с которыми ты служил. Ты умел быть ехидным и передразнивал знакомых так здорово, что я хохотал до слез. Только потом я понял, что ты почти никогда не говорил о людях хорошее, а подмечал в них недостатки, запоминал их ошибки и неудачи. С годами ты становился все раздражительнее и веселье уходило от тебя. Но для меня ты еще находил добрые слова, и для мамы тоже. Ты никогда даже не бил меня, хоть и часто ворчал на мои мальчишеские проделки. Если было нужно, ты строго выговаривал мне за мои провинности, но ни разу не ударил, хоть все мальчишки моего возраста отведали отцовских розг. Про историю с охтаром я узнал уже от следопытов. Ты ударил охтара за то, что, как ты подумал, он смеялся над тобой. Охтар и впрямь был человек веселый и горазд на всякие розыгрыши и шутки, но когда за безобидную шутку ломают нос, это уже как-то слишком. У тебя и так было немного друзей, а после этой истории совсем не стало. Тебя старались замечать как можно меньше, а ты, так ревниво относившийся к вниманию окружающих, совсем обозлился. Ты хотел наград, славы, почета - я понимаю. Но не могу понять, почему ты не признал, что не прав, почему ты избрал дорогу разочарования и горечи и прошел ее до конца?...

* * *

Элатан наблюдал, как из крепости выходит большой отряд, спешащий на помощь соседям с севера. Когда ворота крепости закрылись, внутри осталось всего полсотни человек.

Мальчишка лет пятнадцати, пришедший в крепость к отцу, помахал отряду со стены. Вообще-то детям и женщинам не дозволяли появляться в крепости, но у мальчика, кроме отца, никого не было, его мать этой зимой убили дикари. Так что роквэны делали вид, что не замечают частых посещений крепости мальчиком, а охтары относились к нему как к собственному сыну. Мальчик проводил войско и остался на стене, жуя яблоко и раздумывая, пойти ли ему к отцу, который дежурил на воротах, или отправиться в свое тайное укрытие. Когда-то крепость была меньше и помещение для стражи ворот тоже было маленьким. Потом крепость перестроили, сделали новую, большую караулку, а старую заложили камнями, за ненадобностью. Но от времени некоторые камни расшатались, и мальчик, обследуя стену, наткнулся на старое помещение. Он вынул несколько камней и пролез внутрь. Потом он принес туда свечи, кое-какие нехитрые пожитки и играл там, заложив дыру камнями, чтобы не нашли взрослые. Мальчик гордился этим маленьким секретом и не раз воображал себя пленником, бегущим из темницы, или наоборот, комендантом крепости, сдерживающим натиск вражеских войск. Дожевав яблоко, мальчик решил вначале заскочить к отцу, а потом забраться в свой тайник, если не найдется ничего интересного.

Проследив за уходом отряда, Элатан поднял голову вверх и посмотрел на знамя, гордо реявшее над крепостью. День, как и предвещало утро, выдался солнечным и теплым, и черное знамя с Белым Древом отчетливо выделялось на ослепительной голубизне неба. Элатан озабоченно потер подбородок, потом быстро оглянулся: вокруг никого не было. Чуть усмехнувшись, роквэн решительно направился к складам.


Командир отряда, лейтенант Саргон поглядывал на небо и хмурился. Не то, чтобы ему не нравилась погода, морадану было вообще наплевать на то, дождь ли идет или ясно. На небо он поглядывал, потому что ему надоело смотреть на еле плетущийся, как ему казалось, отряд. На самом деле отряд шел довольно ходко, за последний час они прошли около полулиги, и вскоре уж должна была показаться вражеская крепость. Но Саргону казалось, что эта дорога никогда не кончиться, и он будет идти до тех пор, пока не покажутся воды Великого моря. «Это все Нимухор виноват, - подумал морадан в сотый раз за время похода. - Это его штучки. Пойди, говорит, посмотри, прощупай их рубежи. Заодно и боевого опытанаберешься. Ха! Как же, опыта! Проучить он меня решил, прямо как мальчишку. Разведданные с этого района поступают неполные, кто знает, что там, в этой крепости, окажется? А если они успеют вызвать подмогу? Нет, я не дурачок какой-нибудь, завяжу бой, а если увижу, что дело плохо, велю отходить, и точка. Возьмем мы эту крепость, не возьмем - дело десятое. Все равно, когда настоящая война начнется, эти пограничные крепостишки враз сметут, и развалин не останется. А перед Нимухором я все равно выслуживаться не собираюсь, я не шут какой-нибудь, а вино пусть ему слуги подают, так вот».

Вздохнув, Саргон оторвал взгляд от неба и с отвращением огляделся вокруг. Лес стоял сплошной стеной, золотые, красные и коричневые листья с мягким шуршанием ложились на тропу, под ноги гнедому коню морадана, высокому, подстать всаднику. Конь был тонконог и очень быстр, с коротко подстриженной гривой и хвостом, с жесткой блестящей шерстью. Саргон, закутанный в черный плащ, походил на какую-то невиданную птицу, примостившуюся на спине у коня. Дорога шла немного под гору, орочьи надсмотрщики подгоняли своих бичами, свист которых слышно было издалека, люди шли сами, под окрики сержантов. Саргон довольно хмыкнул: уж что-что, а обмундирование для своих он раздобыл, несмотря на вредного Нимухора. Все солдаты были одеты одинаково, в черные рубахи, синие поддоспешники, в кольчуги из вороненой стали. Конечно, кольчуги не были такие хорошие, как кольчуги морэдайн, но вполне приличные. Они не спасали от нумэнорских железных стрел, но в ближнем бою защищали своих владельцев от мечей и кинжалов. У всех сержантов к тому же были остроконечные железные шлемы. Люди были обитателями северо-востока, рослые, светловолосые, они называли себя «кандами». Канды сражались только в пешем строю, на их лицах сейчас цвела традиционная боевая раскраска: синие и красные полосы на лбу и на щеках. Шли они молча, твердой поступью, практически не теряя темпа. Орки, же, наоборот, то и дело отставали, и их надсмотрщики вовсю работали бичами. Они шумели, сопели, пыхтели и жаловались, рыскали глазами по сторонам, то ли опасаясь засады, то ли ища возможности удрать из-под бича надсмотрщика и вообще из армии. Саргон поморщился: кроме шума, орки еще издавали и специфический запах. Орков лейтенанту тоже «удружил» мстительный Нимухор, обычно орки ходили со своим начальством. Саргон вздохнул.

Из леса выбежал разведчик, все разведчики были из местных, из лесных дикарей. Саргон, как мог, прививал им цивилизацию, и многие дикари, увидев на своих сотоварищах хорошую одежду, не говоря уж о важном виде служивших Саурону Великому, тоже приходили на службу к Владыке. Кольчуг на разведчиках, разумеется, не было, сейчас они были без доспехов, а в бою надевали легкие кожаные колеты. Одна беда: лесные люди умели считать только до двадцати и никак не понимали, что и после двух десятков счет продолжается. После двадцати у них было одно число - много. А полсотни, сотня, тысяча - неизвестно, много, и все. Разведчик быстро что-то сказал адъютанту Саргона, который ехал поодаль на низкорослой лохматой лошадке песочной масти. Адъютант, выслушав разведчика, подъехал к командиру и, отсалютовав, доложил:

- Крепость уже близко, мой господин. Через десять минут мы выйдем на опушку леса.

- Сбавить темп. Орков выгнать вперед. Когда выйдем на открытое место, остановиться и ждать сигнала к атаке. Люди - в резерве, первая атака - полсотни орков.

- Так точно, мой господин, - и адъютант, отдав честь, поскакал выполнять приказы командира.

Как всегда перед боем, Саргон почувствовал приятное волнение. Вряд ли они смогут взять эту крепость, зато приказ начальства будет выполнен, и все будут довольны. Рисковать жизнью Саргон не собирался.


Наконец Элатан услышал то, чего долго ожидал: барабанную дробь и рев рогов. Тут же со стены запела боевая труба, играли тревогу. Элатан сидел на стене, прямо над воротами, и, выглянув в бойницу, увидел, как из леса стремительно выкатываются небольшие фигурки, как они подходят все ближе и ближе к крепости. Роквэн помедлил минуту, глубоко вздохнул и, вытащив из сумки найденный им в кладовых кусок черной ткани, вывесил его через бойницу на внешнюю сторону стены. Затем он быстро спустился к воротам - там дежурили два охтара, один из них и протрубил тревогу. Элатан кивнул на одного из воинов и строго сказал:

- Быстро беги на башню.

Охтар недоуменно поглядел на роквэна и попытался возразить:

- Но мой пост здесь...

- Приказы отдаю я, - оборвал его начавший злиться Элатан. - Или ты уже роквэн?

Охтар пожал плечами и неохотно ушел, оглянувшись с сомнением через плечо. Элатан быстро огляделся: кроме одного охтара, возле ворот никого еще не было. Элатан быстро шагнул к охтару, который смотрел в воротную бойницу на приближающихся врагов и накладывал стрелу на тетиву лука. Роквэн точным движением воткнул кинжал прямо в шею воину, и тот упал навзничь, не успев даже вскрикнуть. Затем Элатан задействовал механизм, открывающий ворота, все эти рычаги и ремни, и вот тяжелые створки окованных железом ворот медленно разошлись, оставляя крепость без всякой защиты.

Саргон, расположив под прикрытием леса резерв, для начала выслал вперед полсотни орков. Застучали боевые барабаны, им вторили рога. В ответ из крепости донесся чистый звук трубы: играли тревогу. Лейтенант озабоченно наблюдал, как орки подходят к воротам крепости. Сколько точно человек там, внутри (по сведениям дикарей, людей там могло быть от сотни до пятисот), и как скоро придет подмога - вот что занимало все мысли морадана. Внезапно Саргон краем глаза уловил какое-то движение над воротами крепости, и тут же адъютант недоуменно воскликнул, показывая на что-то темное:

- Посмотрите туда, мой господин!

Теперь Саргон отчетливо видел, что из самой верхней бойницы свисает отрез черной ткани с нарисованным посередине Багровым Оком.

- Вижу, Ульдор, - на хмуром лице морадана заиграла хищная улыбка.

- Но что это значит, мой господин? - продолжал недоумевать адъютант.

- Это значит, что у нас в крепости есть союзник, - торжествующе воскликнул морадан и, привстав на стременах, рявкнул вздрогнувшему от неожиданности барабанщику: - Бей общую атаку! Все вперед! Эй, северные стервятники, вперед, добыча ваша!

С этими словами лейтенанта ворота крепости распахнулись и весь отряд в едином порыве бросился в атаку, сметая на своем пути все живое. «Кто бы это мог быть?» - подумал Саргон, прежде чем бой полностью захватил его внимание.

Когда из леса показались орки, отец велел мальчику не торчать на стене, а где-нибудь спрятаться. Конечно, мальчику хотелось поучаствовать в предстоящем сражении, ну хоть подавать стрелы воинам. Но спорить с отцом было бесполезно, и мальчик побежал в свое убежище. Забравшись внутрь и заложив отверстие камнями, он не стал зажигать свечу, а сел и предался в темноте горестным мыслям. «Отец печется обо мне так, как будто бы я грудной младенец, - думал мальчик, обиженно надувая губы. - А я ведь почти совершеннолетний! Подумаешь, орки, их ведь немного, не более полусотни, с ними быстро разделаются. Небось, банда какая-нибудь. Хотя банды обычно на крепости не нападают, они в основном мирные деревни грабят. Как бы там ни было, бой быстро закончится. А я вот нарочно не вылезу отсюда, назло посижу подольше. До вечера буду сидеть, вот так». Мальчик скучал в темноте, а в это время отряд Саргона ворвался в открытые ворота крепости, истребляя немногочисленный гарнизон. Несколько орков, пронзенных крепкими нумэнорскими стрелами, упало, но на место одного упавшего становилось двое, а потом пошли и люди, вариаги из Кханда, как их называли жители Королевства. Вскоре во дворе крепости и на ее стенах не осталось ни одного живого воина, а вражеские бойцы отвоевывали один этаж крепостной башни за другим. Ничего не подозревающий мальчик, не слыша шума битвы, решил, что орки уже разбиты. Его одолело любопытство, и он, забыв о том, что собирался просидеть в тайнике до вечера, осторожно отодвинул камни и вылез наружу. Беспечно спускаясь к воротам, мальчик замер, потрясенный открывшейся картиной: ворота были распахнуты настежь, трупы орков и воинов Королевства лежали вперемежку. Среди тел мальчик заметил отца, охнув, он бросился к нему.

- Папа, папа, - глотая слезы, прошептал сирота.

Один из воинов чуть пошевелился. Мальчик кинулся к нему: это был Диргон, старый друг его отца.

- Саэлос, это ты? - лицо Диргона было бледным, неживым, рана на боку сочилась кровью. Охтар умирал, мальчик понял это с первого взгляда.

- Беги, Саэлос! Пока они заняты в башне, беги! Скажи нашим - роквэн Элатан предатель! Это он открыл ворота, и твоего отца тоже он... Беги, они подожгут крепость... - с этими словами старый воин закрыл глаза, и Саэлос понял, что он мертв. Мальчик быстро оглянулся, поднял валяющийся неподалеку боевой кинжал и, крадучись, прижимаясь к холодным камням стен, выбрался за ворота. Здесь он помедлил мгновение и, решившись, кинулся что есть духу в ближайший островок леса. Пробежав по открытому месту, мальчик скатился в ложбинку, всю заросшую ежевикой, упорно не желающей терять листья. Замерев на дне лощины, в переплетении ветвей, мальчик, судорожно прижимая к груди кинжал, стал ждать, когда вражеский отряд уйдет. Никто не видел мальчика, и его отчаянный побег никто не заметил.


Открыв ворота, Элатан бросился в башню. Пробегая знакомыми коридорами, роквэн не чувствовал ничего, кроме восхищения собственным умом. Даже страх за свою жизнь как-то отступил, Элатан чувствовал себя чудо каким умным и предусмотрительным, а мысль о том, как вытянется лицо коменданта крепости, заставила его даже рассмеяться. «Ну, чистюли, свалили на меня всю грязную работу, а еще и брезгуете! Теперь-то посмотрим, чьи методы лучше, теперь вы узнаете, что такое настоящая жестокость!» Войдя в комнату, из которой комендант крепости командовал боем, Элатан не стал тратить время на формальные приветствия. Кроме коменданта, в комнате был его адъютант - все остальные, в том числе и оставшиеся роквэны, держали оборону на стенах крепости и в разных частях башни.

- Мой господин, ворота пали, - трагически возвестил Элатан, старясь не рассмеяться коменданту прямо в лицо.

- Плохо, - бросил комендант озабоченно. - Нас слишком мало, и долго мы не продержимся. Что ж, примем смерть, как воины Королевства, не посрамим Короля и Белое Древо!

- Король и Древо! - эхом откликнулся адъютант, Элатан промолчал.

Вражеские бойцы быстро захватывали башню, этаж за этажом. Люди падали под их мечами, как трава под косой, вскоре осталась лишь небольшая кучка охтаров, защищавших коменданта крепости. Элатан держался позади молодого адъютанта. Роквэн обнажил меч, но еще не использовал его, дожидаясь подходящего случая. Все были так заняты боем, что не обращали на Элатана ни малейшего внимания, и Элатан в первый раз в жизни был этому рад. Наконец заваленные чем попало двери рухнули, и оставшиеся в живых люди оказались лицом к лицу с врагами. Сначала полезли орки. Они получили достойный отпор, но людей было слишком мало, и вот в живых остались только трое: Элатан, молодой адъютант и комендант крепости. Комендант был ранен, но держался стойко, он собирался дорого продать свою жизнь. Элатан собирался уж было начать действовать, но тут комендант крикнул в копошащуюся груду за порогом комнаты:

- Эй, кто ваш командир? Я хочу видеть вашего командира!

На мгновение в дверном проеме все замерло, затем орки и северные наемники расступились и в комнату шагнул высокий человек в черном плаще и черной длинной кольчуге. Человек был молод, моложе Элатана, но держался так, как будто бы он - король могучего королевства, а не предводитель небольшого отряда. По узким скулам, длинному аристократическому носу, надменно поджатым губам и презрительному взгляду чуть прищуренных глаз в командире отряда безошибочно узнавался морадан - один из Черных нумэнорцев, служивших Саурону.

- Я командир этого отряда, - холодно заявил морадан на адунаике.

- Я Ларнах Калиондо, комендант этой крепости, и я вызываю тебя на поединок. Если, конечно, тебе хватит смелости биться со мной один на один, а не выпустить толпу рабов Саурона.

- Я Саргон, лейтенант армии Властелина Средиземья, - ответил морадан, чуть поморщившись: поединок не входил в его планы, а Саргон любил, чтобы все было заранее известно и расписано. Одновременно лейтенант сделал едва заметный знак Ульдору, адъютант коротко кивнул и наложил стрелу на свой короткий лук: если бы комендант крепости начал бы одолевать его господина, Ульдор бы не промахнулся. А Саргон продолжил:

- Вы доблестно сражались, но теперь вам ничто не поможет. Сложите оружие, и я сохраню вам жизнь.

- Воины Королевства не подчиняются рабам Саурона, - с ледяным спокойствием ответствовал комендант. - И ваш господин вовсе не властитель всего Средиземья. Разве эти земли принадлежат ему?

- Они скоро будут ему принадлежать. Я принимаю твой вызов, Ларнах Калиондо.

Лейтенант изящным движением достал из ножен длинный прямой меч. По лезвию меча бежали огненные руны, они то вспыхивали, то гасли, становясь почти незаметными на зеркальной плоскости клинка. Комендант поднял свой меч, такой же прямой и длинный. Только руны не бежали по лезвию, а вились по рукояти, серебристые, мерцающие светом далеких звезд. Поединок начался.

Сталкиваясь, мечи высекали снопы жарких искр, а руны на них вспыхивали с удвоенной силой. Может быть, в иных обстоятельствах комендант крепости и победил бы морадана. Но комендант был ранен и истомлен боем, а Саргон был свеж и очень ловок. Может, ему и не хватало мастерства, зато он был быстрее своего противника. Ульдору не пришлось стрелять: лейтенант отбил выпад коменданта крепости и его меч, скользнув по мечу коменданта, вошел в грудь Ларнаха Калиондо. Мгновение тот еще держался на ногах, потом рухнул на колени и упал на бок, уже мертвый, твердо глядя перед собой застывшими глазами. Его адъютант ахнул, и в это мгновение Элатан поразил его мечом. Саргон вскинул голову, не понимая, что произошло, а Элатан, быстро вынимая меч из рухнувшего на колени адъютанта, крикнул:

- Это я открыл ворота и впустил вас в крепость! И я дал ложные сведения коменданту о том, куда направляется ваш отряд.

- Ты... Предатель... Будь проклят... - прошептал молодой адъютант из последних сил, он стоял на коленях, прижимая к груди руки, и с обжигающей ненавистью смотрел на Элатана. Роквэн только усмехнулся, эта ненависть согрела его, как и страх и боль пленника.

- Хорошо. Сдай оружие пока. После допроса я верну его тебе. Если, конечно, твои ответы мне понравятся, - сказал Саргон, пряча свой меч в ножны.

Элатан молча отдал подскочившему Ульдору свой меч и кинжал. Молодой адъютант коменданта крепости уже лежал на полу, и Элатан не стал проверять, мертв ли он.

Завершив бойню, Саргон дал полчаса северным наемникам и оркам на грабеж, а затем приказал поджечь крепость. Обложенная деревьями из ближайшего леса, крепость вспыхнула гигантским костром, от подножия до вершины. Горели перекрытия, склады, жилые помещения, плоды многолетних усилий гибли во всепоглощающем пламени. Это был погребальный костер всем павшим, хоть ни Саргон и Элатан, ни канды и ни орки и не помышляли об этом. Остались только документы и карты, которые лейтенант взял с собой.

Допросив Элатана, Саргон решил вернуть ему оружие. «Ну, теперь Нимухор не станет ко мне придираться, - думал лейтенант, довольно поглядывая на Элатана и на сумку с документами разрушенной крепости. - Может, меня за эту операцию и к повышению представят...»

- Что теперь будет? - вопрос Элатана нарушил плавное течение мыслей Саргона, который как раз думал о том, как бы приписать весь успех операции себе лично.

- Довезу тебя до нашей крепости. Потом приедет человек из Башни, он будет задавать вопросы. Советую отвечать чистую правду, даже если она выглядит глупо. Эти люди очень хорошо отличают ложь от правды, а лгать им - смертельно опасно. Если ему понравятся твои ответы, он напишет кучу бумаг: и Командующему, и командиру того подразделения, куда тебя определят, и Самому, в Башню. И выдаст бумагу тебе, это будет твое удостоверение личности. Без него ты никто, а с ним и определят, куда надо, и на довольствие поставят. А уж куда тебя отправят, я не знаю, это зависит от твоих способностей. У нас все при деле, и самого распоследнего тупицу к делу приставим, а уж для умных людей теплое местечко всегда отыщется.

- А вы Самого видели? - с жадным любопытством спросил Элатан.

- Нет, - Саргон быстро огляделся вокруг, рядом никого не было. Все же он понизил голос и почти прошептал: - И тебе не советую.

- Я хотел бы увидеть Его... - задумчиво протянул Элатан. - Чем бы это ни грозило.

Саргон пробормотал нечто невразумительное и замолчал намертво. А Элатан, немного подумав, вновь заговорил, как ни в чем не бывало:

- Элатан - не слишком подходящее имя для меня теперь, как вы считаете?

- Можно взять что-то более соответствующее, - рассеянно откликнулся Саргон. - У нас имена дают на адунаике. Или на Черном наречии, но это редко.

- Путь будет адунаик. Например, Аганнало?

- Сойдет. Среди моих знакомых такого имени нет, так что тебя ни с кем не спутают, - заметил Саргон.


Мальчик сидел в лощине очень долго, целую вечность. Осторожно выглядывая из ветвей ежевики, он видел, как запылала огнем крепость, как вражеский отряд уходит к себе на восток. У мальчика было острое зрение, и он различил даже Элатана, ехавшего рядом с высоким человеком в черном. Мальчик вылез из лощины только тогда, когда вернулась та часть гарнизона, которую отправили на подмогу соседней крепости.

* * *

В тот день, папа, небо стало черным для нас с мамой. Мне было лет четырнадцать, и я ждал, что ты приедешь, как обычно, усталый и голодный. Сядешь у очага, и мы поговорим обо всем, что было за эти недели. А приехал не ты, а незнакомые люди. Они сначала долго говорили с мамой, а меня не пускали в комнату, и я сидел на улице, на пороге нашего дома. Я думал, эти люди пришли сказать, что тебя убили, и не понимал, зачем скрывать это от меня. Мне было больно, но эту боль я мог перенести, я мог быть сильным, ради мамы и ради памяти о тебе. Но вот дверь распахнулась, и один из приезжих позвал меня в дом. Мама не плакала, она сидела за столом, как-то окаменев, сжав губы и уставившись сухими глазами в одну точку. Потом она взглянула на меня взглядом слепца и проговорила:

- Вы собираетесь сказать мальчику все это? - в голосе ее было столько муки, что я чуть не заплакал от жалости.

- Нужно сказать ему правду, - пожилой мужчина задумчиво покрутил длинный седой ус. - В конце концов, он уже почти мужчина.

- Но говорить вы будете без меня, - решительно сказала мама, и, едва прикоснувшись ко мне холодной рукой, выбежала из дома.

Я недоуменно проводил ее взглядом, а потом решительно посмотрел в глаза седому человеку. Тот, несмотря на свои заявления, казалось, растерялся и не знал, как начать.

- Если мой отец убит, то так и скажите, - первым заговорил я.

- Нет, Орлин. Он жив, то есть его видели живым, - седой еще немного помолчал, а потом решился и заговорил, не отводя взгляда. Он рассказал все о твоем предательстве, папа. Это было в тысячи раз больнее, чем твоя смерть. Я захотел убежать далеко-далеко, закрыть глаза и уши, но вспомнил о маме и обо всем хорошем, чему ты меня учил. И я пересилил себя и, хоть глаза мои застилали слезы, сказал:

- Спасибо вам за то, что сказали правду.

Они ведь могли бы сказать мне, что мой отец умер. И мама хотела, чтобы они сказали так, и сама бы говорила бы мне всегда - ложь.

Потом мы уехали совсем в другое место, на юг. Отчасти потому, что маме стыдно было смотреть в глаза людям, которых предал ты, папа. Отчасти, и это я понял уже позже, из страха перед тобой. Она боялась, что ты будешь искать нас и заберешь меня к себе. Но ты не искал нас, никогда.

Когда боль чуть поутихла, я впервые задал себе этот вопрос: почему? И задаю до сих пор, и не нахожу ответа...

* * *

- Ну, Ломизир, что ты думаешь об этом перебежчике? - Манозагар задумчиво крутил перо в длинных тонких пальцах.

Ночь настала давным-давно, но «воины невидимой войны», как в шутку называли всезнающую Стражу Покоя (тот, кто придумал этим живодерам такое название, тоже обладал изрядным чувства юмора), и не собирались отправляться на покой. Настоящие военные называли Стражей «тыловыми крысами», однако именно Стражи определяли благонадежность того или иного человека, а также именно они умели развязывать языки самым неразговорчивым нумэнорцам и даже упрямым эльфам. Палачи, маги и знатоки человеческой души, несущие на плечах знаки своей службы - летучих мышей, они разъезжали по всем дорогам, их уши были в каждой крепости и в каждом отряде, они знали все и про всех. Манозагар и Ломизир были Стражами уже не один десяток лет, их волосы укрыло серебро, а кожа стала хрупкой, как пергамент, но глаза их по-прежнему отливали сталью, а движения были уверенны и сильны.

- Подходящий тип, - откликнулся Ломизир, потягиваясь. - Может, на первых порах наша жизнь и покажется ему странной, но он приживется, я уверен.

- Если не переусердствует, - лениво протянул Манозагар.

- Угу. Скрытая агрессивность весьма высока, - тоном специалиста отозвался его коллега.

- Куда бы нам его определить? - Манозагар снова задумался. Его некогда голубые глаза стали совсем бесцветными.

- В палачи? - с сомнением спросил предположил Ломизир.

- Нет. Слишком увлекается, он будет пытать ради удовольствия, а не ради информации. В палачи нужны люди с более холодным сердцем, - Манозагар вздохнул, взглянул на темное окно. Стоял самый глухой час ночи, темная решетка окна сливалась с черным небом, и казалось, что за окном разверзлась черная-черная бездна, глубже моря, черней подвалов Темной Башни.

- Может, поужинаем?

Ломизир согласно кивнул. Манозагар крикнул слуг, и через пять минут стол уже был накрыт.

- А ничего себе тут у них довольствие, - заметил Манозагар, разрезая какую-то мясистую птицу.

- Так они же тут и охотятся, - ответил Ломизир, потягивая вино из тонконогого золотого кубка. - Да, нынешний Комендант Башни прижимист весьма. Не то что предыдущий.

- Прижимист - мягко сказано, - процедил Манозагар, его бесцветные глаза даже слегка потемнели от злобы. - Комендант жаден, как дракон. Из-за медяка удавится.

- Или удавит, - подхватил Ломизир.

Они уже не первый раз обсуждали жадность Коменданта Темной Башни, да и не они одни. Провизия, одежда, не говоря уж о вине, - Комендант экономил на всем, кроме (к своему огорчению) оружия и доспехов. Он попробовал было, но все общество, начиная командирами небольших отрядов и кончая обитателями самой Башни, подняло шум, и шум этот дошел до ушей Самого. Коменданту намекнули, что экономить на оружии и доспехах - значит ослаблять армию, а этого потерпеть нельзя. Комендант намек понял, шум стих, осталось постоянное недовольное ворчание. Но Сам больше этим делом не интересовался, и обществу, состоящему в основном из морэдайн, приходилось только скрипеть зубами и искать случая отыграться на прижимистом Коменданте.

- Послушай, Манозагар, - Ломизир внезапно отставил кубок и наклонился к коллеге по работе. - Через пару дней мимо этой крепости проедет Главнокомандующий. Он направляется куда-то на северо-запад, заняться всерьез тамошними крепостями.

- И что нам с того? - несколько недоуменно вопросил Манозагар, возбужденно сверкнув глазами, он еще не понимал интриги, но оживление Ломизира заразило и его.

- Так когда он будет ехать мимо, мы и представим ему этого... Аганнало. Скажем, что, мол, ценный человек, куда пристроить, не придумали, так не будет ли любезен в мудрости своей...

- А ведь может получиться! Дым и пламя, мы так и сделаем! Если Командующий поговорит с ним, Комендант уже взбесится, он ведь присвоил себе право представлять людей не только Самому, но и его любимцам, Назгуулам.

- Да, а если Командующему Аганнало понравится, он ведь может дать рекомендацию Самому, и тогда мы точно объедем Коменданта!

И коллеги подняли кубки и выпили за успех интриги, потом выпили еще. Ужинать закончили на рассвете, как летучие мыши, удалившись спать с первыми проблесками зари.


- Отлично! Перебежчик ему понравился, - Ломизир игриво подмигнул Манозагару.

С памятного ужина прошло два дня, Аганнало был представлен Командующему. О чем говорили человек и Назгуул, не знали даже всеслышащие Стражи. Однако после разговора Командующий дал человеку рекомендацию на представление к Самому. И теперь воины невидимой войны, бойцы информационного фронта спешили с Аганнало в темную Башню, радуясь возможности насолить коменданту.

Ломизир и Манозагар говорили на Черном Наречии, Аганнало не понимал не слова, но видел, что два старых стервятника, распушив все перья, несутся вперед так быстро, как только позволяют их холеные лошади. «Небось, спешат гадость кому-нибудь сделать», - подумал Аганнало, поглядывая на хищно скрюченные пальцы Стражей, на их недвижные, далекие и холодные, как ледник, глаза, вслушиваясь в клекочущие голоса незнакомой речи. За несколько часов допроса Стражи, казалось, узнали о бывшем роквэне все до последней мелочи, все вплоть до снов и мечтаний. Аганнало до сих пор было неуютно от их колких взглядов и быстрых вопросов, он чувствовал, что и сами мысли Стражей, тонкие и сильные, как их пальцы, пробирались туда, куда Элатан пускать их не хотел, стараясь выудить оттуда как можно больше. Такую технику допроса Аганнало наблюдал впервые, но она, несмотря на свою эффективность, понравилась ему меньше, чем физические воздействия. «Если мне позволят, я бы хотел пытать железом, или огнем, или водой, - подумал Аганнало, - не по душе мне эти копания в мозгах».

Разговор с Командующим тоже произвел незабываемое впечатление: Аганнало впервые понял, что значит беседа с нечеловеком. Назгуул мало чем походил на друзей-стервятников, обжигающий ледяной ужас служил просто фоном разговора. Однако в чем-то главном и Назгуул, и Стражи Порядка были схожи: все они старательно забирались в самые потайные уголки души, пытаясь убедить открыться и подчинить разум и волю. «Как, однако, здесь любят лезть в чужие мысли!» Бывшему роквэну не пришло в голову, что Назгуул пощадил его, решив оставить игрушку своему Властелину.

Аганнало поотстал от Стражей, рассеянно глядя на дорогу. Дорога текла меж двух довольно высоких валов, а ширина ее была такова, что шесть всадников могли ехать в ряд, не задевая друг друга. Кругом простиралась унылая равнина, серая, каменистая, покрытая редкими пучками такой же серой, высохшей травы. Небо вверху тоже было серым. К вечеру довольно заметно похолодало, и Аганнало поплотнее завернулся в тяжелый шерстяной плащ.

- Отряд! Не растягиваться! Сомкнись! - взлетел над мордорской равниной чей-то звенящий голос. Навстречу Стражам и Аганнало выдвинулся из-за серого горизонта отряд людей. Судя по всему, это были южане: довольно рослые смуглые люди шли стройной колонной по четверо в ряд, слегка позванивая оружием. Командир отряда, обладатель звенящего голоса и луженой глотки, ехал сбоку на коне, придирчиво поправляя шаг южан, видимо, добиваясь совершенства. В результате отряд шел как на параде, ровно, четко печатая шаг, оттягивая носки и решительно взметая дорожную пыль. В Мордоре эта пыль, вернее, смесь пепла и песка, была всюду, вскоре ее пропитывалась одежда и волосы. Еда и питье тоже отдавали этой неистребимой пылью.

Командир отряда был довольно молодым мораданом, Аганнало решил, что ему лет семьдесят. Командовал морадан на адунаике, время от времени прибавляя какие-то слова на харадском диалекте. Голос его разносился далеко по равнине, перекатываясь, достигал самого горизонта.

- О, Дулгузагар! - Стражи приветливо заулыбались, если только эти кривые оскалы можно было назвать улыбками. - Ты откуда и куда?

- Приветствую Стражей, - чинно ответствовал Дулгузагар, по уставу отдав честь. - Передвижения моего отряда - военная тайна.

- Ишь ты! - стервятники засмеялись, как показалось Аганнадло, весьма зловеще. У него даже мелькнула мысль, не устроят ли Стражи командиру допрос прямо на дороге, но ничего подобного такого не случилось. Все происходящее, видимо, было обычным делом здесь, в Мордоре.

- Ладно, Дулгузагар. Мы знаем, куда ты направляешься, - сказал Ломизир.

- Да, дружок, мы все о тебе знаем. Всегда. Помни об этом, - Манозагар шутливо погрозил Дулгузагару пальцем, и Стражи поехали дальше, едва взглянув на Аганнало. Дулгузагар спокойно отдал честь Стражам и вернулся к своему отряду. Его голос вновь зазвенел над равниной, на этот раз командир был недоволен руками своих солдат.

- Что ж вы машете руками, как мельницы! Движения должны быть... - и еще долго Аганнало слышал голос Дулгузагара, добивающегося от харадрим невозможного. «Зря старается, - подумал бывший роквэн мимоходом. - Эти дикари никогда не научатся ходить строем».


Через несколько дней пути Стражи и Аганнало достигли, наконец, Черной Крепости. Барад-Дур угрюмо втыкал в серое небо черные иглы шпилей, самая высокая, центральная башня терялась в серой хмари, ее шпиль не был виден. Башня была настолько огромной, что становилось понятным, почему слуги Властелина называли Барад-Дур просто Башней: она просто подавляла размерами, казалась совершенно неправдоподобной и какой-то жутковато-живой. Казалось, что сама Башня обладает тысячами глаз, и глаза эти подозрительно ощупывают всех приезжающих и отъезжающих. В определенной мере так оно и было, ведь в Башне находилось множество соглядатаев, как обычных людей, так и странных магических приспособлений. На меньших башнях реяли черные знамена с Багровым Оком - своеобразным гербом Саурона.

Поначалу Башня напоминала далекую гору, обрывающуюся в пропасть отвесными краями скал. Она приближалась очень медленно, и целый день прошел, прежде чем путники достигли ее подножия. Вокруг царила суета: сновали отряды орков и дикарей с Востока и Юга, то и дело скакали мимо гонцы, поднимая за собой целые тучи серой мордорской пыли-пепла. Иногда попадались и морэдайн, они вели себя как господа среди всякого сброда. Аганнало, глядя на них, подумал, что, возможно, и сам он вскоре будет таким: надменно-неприступным, отдающим приказы, уверенным в себе. Стражи пользовались наибольшим уважением, орки и дикари покорно сгибали спину перед ними, а Манозагар и Ломизир ехали мимо них так, как будто бы знали какую-то важную тайну. И гордые морэдайн почтительно кланялись Стражам, и как знать, возможно, этой паре стервятников действительно были ведомы кое-какие тайны про всех, про каждого. Аганнало и не думал, что ему позволят быть Стражем, но ореол их тайны завораживал, он как будто бы тонким покрывалом обволакивал не только Манозагара и Ломизира, но и касался краешком самого Аганнало. Встречные провожали его удивленными взглядами: кто этот человек, зачем едет со Стражами - казалось, спрашивали они. Причастность к тайне была приятна, но еще более приятным была бы для Аганнало возможность действовать.

Двор Башни, открывавшийся за массивными железными воротами, напоминал муравейник: за видимым мельтешением и суетой стоял твердый порядок. Все, от Коменданта Башни до самого последнего орка-снаги знали, что им нужно делать, и делали это, беспрекословно выполняя приказы вышестоящих. Нигде не задерживаясь, Манозагер и Ломизир, а также и Аганнало, прошли вовнутрь Башни, забираясь в самую ее сердцевину по бесчисленным переходам и лестницам, погруженным в полумрак.


- Это великая честь, - говорил Комендант Башни (кстати, должность его называлась Голос Саурона), такой же высушенный морадан, как и Стражи. Его глаза с красными прожилками подозрительно ощупывали Аганнало, а в голосе сквозило немалое раздражение.

- Сам Командующий... - начал было кто-то из Стражей.

- Вот именно. Без слова Командующего Он бы не принял. Вы сами понимаете, какая ответственность лежит на тех, кто порекомендовал Ему личную встречу... Так, Аганнало, объясняю правила. Объясняю один раз, так что запоминай хорошенько. Надеюсь, ты знаешь правила этикета, не то, что какие-то дикари. Преклонить колено, не заговаривать первым и все такое. Теперь - главное. Не смотри Ему в глаза, ни в коем случае, разве что Он Сам прикажет это сделать. Вообще лучше поменьше смотреть на Него, смотри лучше в пол. Все ясно? Ну, иди, Он не любит ждать.

- Помни о правилах, - прошелестел сзади не то Манозагар, не то Ломизир перед тем, как Аганнало оказался в еще одном широком переходе.

Этот проход был погружен в полную темноту, мало было света и от факела, что нес впереди слуга. В переходе не было никого живого, кроме Аганнало и слуги, однако незримое присутствие некой чужой воли отчетливо чувствовалось, как будто бы в спину постоянно кто-то смотрел. Аганнало старательно подавил в себе желание поминутно оглядываться: здесь, куда бы ты ни повернулся, пристальный взгляд смотрел всегда в спину. Проход наконец закончился железными дверями, почти такими же, как и при входе в Башню, только поменьше. Багровое Око, сплетенное вязью затейливых узоров, светилось собственным светом, оно поворачивалось, чуть ли не мигало, пристально оглядывая коридор и проходящих по нему. Только подойдя вплотную к дверям, Аганнало заметил стражей. Их точную принадлежность к какому-либо народу Аганнало не определил, может быть, это были тролли, но походившие на людей более, чем другие их сородичи, а может, огромные люди или орки. Во всяком случае, они были большие, с круглыми, словно плошки, желтыми глазами, с устрашающего вида секирами в лапах-ручищах. Но все же пустота перехода и незримый взгляд в спину пугали больше, чем эти страшилища.

- Повелитель примет тебя, Аганнало, человек с Запада, - пророкотал один из стражей и открыл перед ним створку двери. Око недовольно сощурилось.

В зале горели факелы, но они были бессильны рассеять царивший здесь полумрак. В середине зала, после ряда массивных черных колонн, покрытых узором - извивающимися телами змей и драконов, - возвышался теряющийся во тьме трон со стрельчатой спинкой. Того, кто сидел на троне, видно не было, лишь края черных одежд выхватывал мерцающий блеск факела. Около трона копошились какие-то твари, похожие то ли на птиц с кожистыми крыльями, то ли на летучих мышей с длинными мордами. У каждой колонны тоже стояли стражи, но Аганнало даже не понял, люди ли это были или еще кто. Все его внимание было приковано к темной фигуре на троне.

- Приветствуем тебя, Аганнало, человек Запада, - ровный, глубокий голос Повелителя заполнил весь громадный зал.

Голос был лишен интонаций, точно так же мог бы говорить какой-нибудь механизм, обладай он речью. Но сила, заполнявшая весь зал, давящая, старающаяся поглотить, была иной. Та же механичность ощущалась и в ней, но было что-то глубоко личное и притягательное в ней, что-то хищное, как будто бы человек стоял на самом деле не в зале, а в пасти огромного чудовища, раздумывающего: съесть ли ему этого мелкого зверька прямо сейчас или сначала поиграть. Аганнало помнил правила, и, хотя ему смертельно захотелось нарушить их, он не мог этого сделать, стоя на колене и опустив голову. К тому же, напомнил он себе, Повелитель все равно скрыт во тьме, и при всем желании невозможно даже определить, где у него глаза. Давящее ощущение чужой силы исходило от всей фигуры, однако Аганнало даже и не подумал о том, что желание посмотреть в глаза умайа было вызвано этой самой силой.

- Зачем ты здесь, Аганнало? Мы можем дать тебе что-то такое, чего у тебя не было там, на Западе?

Внезапно Аганнало осознал, что чудовищная сила старается не только смять, но и проникнуть в самое его сердце, в самый разум. «Как они все здесь это любят! Но разве я хочу не того же самого?»...

- Владыка! - Аганнало старательно смотрел на края одежд Самого, пытаясь овладеть собственным голосом, который стал ломким и непослушным. - Единственное мое желание - служить такому могучему Правителю, как Вы.

- Неужели? - в голосе Повелителя прорезалась ледяная усмешка, Аганнало сразу стало очень холодно.

- Правитель сам награждает достойнейших, - как мог твердо ответил человек. Аганнало понял, что, кроме страха, чужая сила вызывает и желание открыться, отдаться ей. Два чувства: страх и желание боролись в сердце человека, и он пока не мог сделать выбор.

- Какой хороший ответ... Сам придумал или Стражи подсказали? Впрочем, это как раз неважно, - к неописуемому ужасу Аганнало, края одежд дрогнули, высокая фигура поднялась с трона и стала плавно спускаться к нему, Аганнало, маленькому человечку, скорчившемуся у подножия тронной лестницы.

С каждым шагом ужас нарастал, и Аганнало чуть было не бросился вон из зала, воя, как животное. Но он смог справиться с собой и остался маленьким дрожащим комочком перед надвигающимся гигантом. Владыка остановился прямо перед ним, на последней ступеньке лестницы. Края одежд почти касались лица замершего Аганнало. Ему казалось, что и одежды не сшиты из обычной ткани, а такие же живые и кожистые, как крылья летучих мышей, ползших по лестнице вслед за своим Хозяином. Владыка Нетопырей - он ведь не человек, сказал Аганнало сам себе.

- Чего же ты хочешь на самом деле? - задумчиво, как бы обращаясь к самому себе, произнес Повелитель.

Какой-то голос внутри Аганнало крикнул было: «Помогите!» Но тут же заговорил другой голос, который с рассудительной безжалостностью сказал, что помочь уже ничем нельзя и никто не в силах. Лучше покориться тому, кто стоит так близко, слишком близко, и возле кого слишком холодно...

- Я хотел бы признания, Повелитель. Признания моих заслуг, настоящей награды. Меня никогда не ценили там, на Западе, как должно. Я всегда делал самую грязную работу, а они, они, чистоплюи, еще и косились на меня за это... Этот охтар сам напросился, его глупые шуточки уже выходили за всякие рамки... Толику уважения - разве я многого хотел? - слова возникали без всякого участия самого Аганнало, и он только удивлялся, слушая свой сбивчивый голос как бы со стороны. - Тот человек из лесного племени открыл мне глаза, я понял, что люблю боль и хочу причинять ее другим...

- Все это нетрудно. Тебе нужно только лишь выполнять наши приказы, тогда у тебя будет и уважение, и любимое дело... Или развлечение? Неважно, - Аганнало вдруг почувствовал, что на его левом плече что-то есть.

Как будто против воли он слегка повернул голову и увидел, что рука Повелителя держит его за плечо, как летучая мышь цепляется за выступы в пещере или на чердаках домов. Рука была без перчатки, сильная рука воина и кузнеца, со слишком белой, прозрачной кожей. Казалось, что плоть так и не смогла завершиться в воплощении, рука оставляла неприятное ощущение какой-то незаконченности, призрачности. Зал с колоннами и факелами исчез, всюду воцарилась гулкая тьма. Не было ничего, кроме самого Аганнало и стоящего рядом Владыки. Позже Аганнало не мог с точностью вспомнить, как происходил дальнейший разговор - вслух или же мысленно, в разуме.

- Ты боишься нас? - спросил Владыка с безжалостной иронией.

- Да, Повелитель.

- Хорошо. Страх - самый верный признак преклонения перед силой, не так ли? Но можешь больше не бояться никого, кроме нас. Мы даем тебе это право. - Владыка наклонился над человеком, Аганнало почувствовал, как его дыхание касается волос ледяным ветром. И еще он почувствовал запах, такой бывает в пасти зверя, волка, например. «Ведь его недаром прозвали Сауроном» - выскочила непрошеная мыслишка.

- Да, эльфы назвали меня так, и еще Гортаур, у меня еще много имен, но эти два - самые известные, - в голосе Повелителя опять зазвучала усмешка, и Аганнало наконец понял, что тот просто развлекается, наслаждаясь страхом страхе маленького человека.

- Кроме страха, я также искренне восхищаюсь Вами, Повелитель. Вы такой сильный, что осмеливаетесь бросать вызов всему миру, и я хотел бы быть на вашей стороне, даже если бы и не было шансов на победу, - тихо сказал человек.

- Неужели? - шепнул умайа в самое ухо Аганнало, его рука уже не держала человека за плечо, а касалась волос, задумчиво перебирая пряди.

Что-то подобное берущим за душу звукам лютни или арфы коснулось сердца Аганнало. Это стонала и плакала жуткая пустота, вечный голод Владыки, его желание поглотить человека. И Аганнало решился. Преодолевая ужас, он медленно поднял голову, все еще, однако, не смея посмотреть на лицо Владыки.

- Я хотел бы служить Вам верно и преданно, Повелитель. Но я знаю: есть нечто такое, что может этому помешать. У меня там, на западе, остались жена и сын. Это беспокоит меня, Повелитель. Я хотел бы... Хотел бы, если возможно, исправить это. Я хочу забыть их, сделать их ничем, чтобы они ничего не значили для меня, чтобы их имена были для меня бессмысленными звуками.

С этими словами Аганнало распахнул полностью открыл дверь разума, не обращая внимания на визжащий от страха голос в собственном сердце. И еще он наконец нарушил правила, посмотрел Владыке прямо в лицо.

Жалкая преграда, разделяющая человека и умайа, исчезла. Аганнало увидел, что лицо Владыки тоже как бы недовоплощено, правая глазница пуста, однако вертикальный змеиный зрачок левого глаза с жадностью впился в новую добычу. Все существо Аганнало как будто бы пронизал ледяной ветер, Владыка наклонился к нему так близко, что их лица почти соприкоснулись. Человек почувствовал, что границы его разума раздвигаются, и это было мучительно больно, как будто бы его растягивали на бесконечном пыточном инструменте вроде дыбы. Как будто бы что-то живое и кричащее выдирали из самой глубины сердца Элатана, не Аганнало. На один-единственный миг лицо Саурона стало прекрасным, сияющим - дух-айну во всем великолепии. Но тут же все стерлось, смазалось, остался лишь безмолвный вопль вечного разочарования и боли. Аганнало закричал, но это был не его крик.

- Довольно, - Владыка закрыл рукой лицо Аганнало, не давая ему видеть, не давая сойти с ума от увиденного. - Довольно. Я не хочу убивать тебя сейчас. Иди.

Аганнало прикоснулся сухими губами к холодной коже руки Повелителя, человек тяжело дышал и знал, что Владыка дышит в том же ритме. Их сущности разделились, но незримая нить связывала раба и Владыку в единое целое.

- Иди, - еще раз шепнул Саурон в самое ухо, и в самое сердце Аганнало, оттолкнул его от себя и быстро поднялся на свое прежнее место - высокий трон, скрытый во тьме.

И Аганнало ушел. Внутри он чувствовал новую связь с Владыкой, и еще - пустоту, вечно голодную пустоту, которую теперь придется кормить, в основном - чужими мучениями. Его просьба была выполнена.

Непрошено явились слова одной старой песни, и Аганнало невольно стал напевать вслух, выйдя из зала:

В Дом под крылами летучих мышей,
По тропе из серых камней,
За порог из белых костей,
В тьме кромешной душных вечных ночей,
Где единственный свет - тот огонь,
Что тлеет пока в тебе...
Не ходи по призрачным лестницам в темноте.

Черный корабль на мертвой волне,
Чайка слепая на валуне,
Мох - как саван на скале,
Ветер воет по тебе.
Где единственный свет - тот огонь,
Что тлеет пока в тебе.
Не ходи на черный корабль на мертвой волне.

Больше мне тебя не спасти,
Кто по тропе не хочет идти,
Кто на корабль не хочет ступить,
Смерти последней ему не избыть.
Вода ледяная до сердца дошла,
Огонь затушила, явилась тьма...
[*]

* * *

На новом месте мы с мамой могли бы жить спокойно, если бы не твоя тень, отец. Когда меня спрашивали о тебе, я отвечал правду, и люди по большей части отворачивались от нас с мамой. Мама плакала, просила меня говорить людям, что ты погиб. Но это была бы неправда... Я не мог говорить неправду, не мог отречься от тебя, как ты - от нас, отец. Чему ты успел научить меня, так это верности. И еще - честности. Я всегда старался быть таким, каким ты учил меня, папа - смелым, верным в дружбе, честным, надежным. Мне казалось, так поступать правильно, достойно. У меня было немного друзей.

Когда мне исполнилось восемнадцать, я пошел к командиру ближайшей крепости и попросился в отряд следопытов. Командир долго думал, говорил со мной, говорил со мной и начальник следопытов. Они никак не могли решиться взять меня. Однажды меня опять позвали в крепость, поговорить. Я вошел в уже знакомый зал и не сразу заметил, что красивый статный воин, сидящий у дальнего конца стола, - не человек. Это был эльф! Мы долго говорили, о тебе, папа. Потом меня взяли в отряд следопытов, еще через год нескольких из нас отправили в Имладрис. Я жил рядом с эльфами, папа! Они удивительные. Странно, но я понимал их лучше, чем кто-либо из моих товарищей, и они, кажется, больше говорили со мной, чем с другими. Но они тоже не знали ответ, тоже опускали глаза на вопрос - почему?...

* * *

- Приветствую Коменданта, - Нилузир, начальник отдела юго-западной разведки, неслышно сел рядом с Голосом Саурона, повинуясь его жесту. Комендант расстарался: приказал накрыть стол, поставить хорошее вино. За несколько лет, прошедшие после появления Аганнало, Голос практически не изменился, только во взгляде прибавилось подозрительности.

- Что слышно о... о коменданте южной крепости? - Голос, кажется, решил приступить прямо к делу, минуя стадию обычного в таких случаях светского разговора.

Нилузир, наоборот, не торопился. Он не спеша отхлебнул из кубка терпкое вино, не спеша отломил кусок какой-то дичи. Наевшись, он закинул ногу на ногу и воззрился на Коменданта Башни, мрачнеющего на глазах.

- Аганнало? Я ездил к нему недавно, как вы, наверное, знаете, - Нилузир усмехнулся, отпил еще вина. - Там все в полном порядке. Орки его слушаются, дисциплина на уровне соответствующем.

- Быстро учится. Без году неделя... - проворчал недовольно Комендант, наливая себе вина. Выпив кубок одним духом (Нилузир удивленно приподнял бровь, но промолчал), Голос Саурона мрачно уставился на сидящего перед ним морадана. - Ладно, Нилузир, оставь свои игры. Ты прекрасно знаешь, зачем я тебя вызвал.

- Предполагаю, - осторожно ответил Нилузир, снимая ногу с ноги и делая серьезное лицо.

- Этот выскочка, Аганнало, стал Его любимчиком. Он сразу сделал этого перебежчика комендантом Крыла Ворона - довольно большой крепости, поговаривают, что Аганало метит на ... на более высокое место. Ты говорил с ним, Нилузир, скажи, какие у него настроения.

Нилузир на этот раз не усмехнулся, спрятал ухмылку внутри. Он понимал, о чем беспокоится Комендант: о том, как бы Аганнало не занял его собственное место.

- Аганнало заполнил всю крепость орками. Он не очень ладит с людьми, наш новый ...друг. Как вам наверняка известно, он добился милости Самого путем... э... почти полного растворения своей личности. То в чем-то он подобен Назгуулам. Однако у него нет их особых даров: бессмертия и неуязвимости. Аганнало - обычный человек, он точно так же подвержен страстям, поддается он и влиянию, в том числе и магическому. Он очень любит пытать, и если орки не приносят ему людей, то он начинает пытать орков, потому пленников ему доставляют ежедневно. Прямо скажу, что мы, морэдайн, не жаждем видеть Аганнало Комендантом Башни. Однако ваша личность...

- Ладно, я понял. Скажи нашим, что я впредь буду более щедр. Нилузир, ты хитрец... С Аганнало нельзя договориться, не один я это пробовал. Его дальнейшее существование не в интересах всех морэдайн. Мог бы ты убрать Аганалло так, чтобы Он не нашел повода вмешаться?

- Да, простое убийство тут не подходит. Дело сложное, хлопотное, чревато неприятностями.. А как Сам решит, что Аганнало Ему нужен, тогда и вовсе гиблое дело.

- Какова твоя цена за эту операцию, Нилузир? - Голос угрюмо сдвинул брови, справедливо полагая цену немаленькой.

- Ну, восстановление обычного процента вы уже гарантировали, это для всех морэдайн. Лично для себя я хотел бы должности начальника всей разведки, - Нилузир, в свою очередь, пристально уставился на Коменданта.

- Всей разведки? Не много ли чести за такую несложную услугу? - Комендант впервые за весь разговор усмехнулся, придав своему лицу какое-то звериное выражение.

- Как будет вам угодно, - спокойно ответил Нилузир, поднимая очередной кубок.

- Хорошо, - Комендант тяжело вздохнул. - Но всегда помни, кому ты обязан. Ступай.

- Благодарю вас, - произнес Нилузир, поднимаясь и сгибаясь в глубоком поклоне. - Я никогда этого не забуду.

«Да если бы и захотел, ты бы не дал», - подумал Нилузир, выходя от Коменданта. Разведчик был рад: наконец его заветная мечта близка к исполнению. Аганнало? Нет проблем. Нужно всего лишь подделать разведданные и подтолкнуть Аганнало на рискованную операцию на территории врага. С последним тоже не должно быть проблем: Аганнало и сам по себе желал отличиться, легкая магическая паутина, расставленная Нилузиром, тоже склоняла его к этому. Приуменьшить опасность там, надавить на желание успеха здесь - и Аганнало сам пойдет в расставленную ловушку. Его убьют не морэдайн, гондорцы, и Сам не сможет выяснить, кто виноват на самом деле. Придется отправить туда же и Дулгузагара с отрядом, но насчет Дулгузаргара Нилузир не волновался: он был уверен, что молодой командир вернется назад целым и невредимым.

Морадан рассчитал все точно, и его несложный план сработал почти так, как задумал Нилузир.


- Роквэн Эндор! - запыхавшийся охтар возник внезапно, словно выскочил из-под земли. - Харадрим вместе с их предводителем удалось уйти.

- Проклятье! - не удержался роквэн, нахмурившись. За последние двое суток он почти не спал, и усталость наложила отпечаток на его благородное лицо.

- Однако, мой господин, мы преследуем второго предводителя, того, что вел орков.

- Хорошо. Продолжайте преследование. И вышлите погоню за харадрим.

- Будет исполнено, мой командир! - охтар исчез так же внезапно, как и появился. Эндор устало покачал головой: он вдруг почувствовал себя очень старым, старше, чем на самом деле. Уж очень юн и резв был молодой охтар, за последние дни спавший не более самого Эндора, но сохранивший бодрость не только духа.

Подумав о положении дел, Эндор опять покачал головой. Несколько дней назад их отряд получил известия, что от южного отрога Закатных гор, с земель Мордора движется большой отряд (или маленькое войско, как посмотреть) орков и людей. Отряд двигался прямо к итилиэнской крепости, но его удалось без труда выследить и окружить, Эндор не мог понять, как вообще можно было допустить такую глупость - забираться на хорошо патрулируемую территорию меж двумя близко расположенными крепостями, Харотрондом и Серым фортом. Отряд Врага представлял собой по сути две части: орков и южан. Обоими частями, как выяснилось совсем недавно, командовали морэдайн. Одному морадану вместе с отрядом южан удалось прорвать окружение и уйти, другой, кажется, прочно завяз. Вспомнив тактику командира харадрим, Эндор решил, что вообще вряд ли удастся его догнать, а если и удастся, погоня будет очень долгой и утомительной. Потому он послал в погоню своего племянника - молодого Талиона, который впервые в жизни получил такое важное поручение и был несказанно горд выпавшей ему честью. Эндор незаметно улыбнулся: он не сомневался, что в любом случае Талион справиться с заданием, он был очень способным командиром и воином. Сам же Эндор отправился на поиски остатков орков, которые рассеялись по всей заросшей лесом и низким кустарником ложбине, и их командира.

Через несколько часов, когда день начал клониться к вечеру, а солнце, уже по-летнему горячее, склонилось к закату, все орки были перебиты. Осталась лишь их небольшая кучка, которая пряталась за группой серых валунов, торчащих из земли. Местность здесь шла в гору и была более открытая - так что валуны представляли единственное укрытие. Командир орков не подавал признаков жизни - неизвестно, либо он был серьезно ранен, либо уже убит. Справившись с десятком орков, дунэдайн выяснили это.

- Роквэн Эндор! - тот же самый юный охтар, ничуть не изменившийся за то время, что прошло с момента его последнего доклада роквэну, стоял перед Эндором, серьезно глядя ему в глаза и прижимая руку к сердцу в знак почтения. - Все орки убиты. Их командир, морадан, тяжело ранен, но еще жив.

- Что ж, пойду посмотрю... - Эндор, следивший за битвой и готовый вмешаться в любое мгновение, задержался взглядом на лице охтара и наконец улыбнулся ему, собирая морщинки в углах стальных глаз. - Благодарю за службу, охтар Галхир.

Молодой воин расплылся в улыбке и, чуть ли не подпрыгивая, поспешил к своему подразделению. Эндор проводил его взглядом и отправился допрашивать морадана, хотя и был уверен, что ничего не удастся узнать - морэдайн еще никогда не выдавали секретов своего Повелителя.

Морадан лежал среди трупов орков и сам не очень отличался от трупа. Эндору одного взгляда хватило, чтобы понять, что морадан вряд ли оправится от раны: повязка на его животе вся пропиталась темной, почти черной кровью. Эндор наклонился над неприятелем, в чертах морадана ему почудилось что-то знакомое. Недоуменно хмурясь, роквэн пристально вгляделся в лицо едва дышащего человека.

И внезапно отпрянул. Теперь Эндор смотрел на морадана по-новому: он узнал командира орков.

- Сделайте все возможное, чтобы он жил. И хотя бы на время пришел в себя. Мне нужно с ним поговорить... - в ответ на вопросительный взгляд главного следопыта Эндор пояснил: - Я знаю этого человека.

И, ничего не прибавив, круто развернулся и ушел в сторону лагеря.

* * *

Эльф пристально посмотрел на юго-восток и повернулся ко мне.

- Иди, - сказал он так, как будто бы только что услышал важное известие. - Иди домой. Меж двумя крепостями ты найдешь того, кого искал. Но я не знаю, сможешь ли ты получить ответы на свои вопросы.

И я пошел, вернее, поскакал. Как будто бы часть эльфийского предвиденья передалась и мне, я знал, что скачу за чем-то очень важным. Я понял, что одна из крепостей, про которые говорил эльф, - это Харотронд, где я служил перед тем, как отправиться в Имладрис.

В крепости я выяснил, что лорд Эндор второй день гоняет какой-то вражеский отряд, который затесался меж нами и Серым фортом, и сердце сказало мне ехать к нему.

* * *

Аганнало с трудом разлепил тяжелые, как свинцом налитые веки. Надо же, орки не добили его, когда он упал, пронзенный вражеским мечом. Правда, тот, кто его ранил, уже мертв... Орки боялись Аганнало, может быть, поэтому не добили? Или просто сочли его мертвым, или у них не хватило времени? Неважно. Это уже не имеет значения. Кроме пульсирующей боли, Аганнало чувствовал страшную жажду. Рядом с ним кто-то зашевелился, кто-то что-то сказал. Через некоторое время, какое точно, Аганнало не мог бы сказать и под пыткой, он увидел размытые контуры человеческого лица и услышал человеческую речь. Говорили на Всеобщем, Аганнало знал этот язык.

- Ты можешь говорить? Ты меня понимаешь?

Не дождавшись ответа, говорящий обратился к кому-то за своей спиной:

- Его можно напоить?

Невидимый Аганнало собеседник ответил:

- Вообще-то при таких ранениях не стоило бы... Но он все равно умирает, так что можно. Только немного.

Губ морадана коснулась восхитительная влага, он пил и пил, и когда вода кончилась, почти уже пришел в себя. Рана по-прежнему болела, но со зрением стало гораздо лучше. Аганнало быстро огляделся и понял, что лежит в походной палатке. Рядом с ним сидел пожилой дунадан, судя по всему, роквэн. Сзади него стоял дунадан чином пониже, он исполнял обязанности лекаря. Аганнало и без него знал, что не проживет долго, окружающее осознавалось слишком четко, почти болезненно. Морадан не знал, бояться ли ему смерти - ведь этого жнеца боялся и сам Повелитель.

- Ты меня понимаешь? - снова спросил роквэн, наклоняясь над Аганнало и пытливо глядя ему в глаза.

- Да, - голос морадана был слабым, но вполне твердым.

- Хорошо. Ты... ты помнишь меня, Элатан?

На мгновение Аганнало почудилось, что он знает этого человека, что имя, которое он произнес, имеет какой-то смысл. Но черная пелена застлала его разум.

- Нет. Ты путаешь, дунадан, и мое имя звучит по-другому.

- Возможно, оно звучит по-другому сейчас. Но раньше тебя звали Элатан. Роквэн Элатан Индор.

- И что? - Аганнало был совершенно равнодушен. Эндор приподнял брови: он не думал, что с человеком может произойти такое.

- Это случилось восемь лет назад. Ты был роквэном в одной крепости, далеко на север отсюда. Я там тоже служил. Однажды часть нашего гарнизона ушла на помощь соседней крепости, но враг пришел к нашей. Когда мы вернулись, все было уже кончено. В живых остался один мальчик, сын стражника. Он рассказал нам, что роквэн Элатан - предатель. Это ты дал неверные сведения о передвижениях вражеского отряда, это ты убил стражей и пустил врага в крепость. Ты уехал с отрядом, и больше тебя никто не видел. Ты помнишь это?

- Нет. Но я тебе верю. Возможно, так оно и было. Но какая теперь разница? Я служу Повелителю, разве важно, как начиналось мое служение? Мое прошлое могло быть таким, каким его помнишь ты, могло быть и иным - это неважно.

- Ты отказался от прошлого... От того, кем ты был раньше. А ведь у тебя есть жена и сын. Сын твой вырос и стал хорошим следопытом. И он все еще ждет тебя, Элатан. Несмотря ни на что, упорно считает тебя своим отцом.

- Ты зря стараешься меня разжалобить. Я знал, что когда-нибудь что-то из моего прошлого всплывет, чтобы помешать выполнению долга. Повелитель освободил меня от оков былого, навсегда.

- Повелитель освободил тебя от собственной личности. Кто ты теперь? Оболочка, послушно выполняющая приказы. Но почему, Элатан?

Аганнало так никогда и не узнал, что вопрос, заданный ему роквэном, был эхом вопроса, который его сын задал однажды самому Эндору.

- Путь ваш - поражение, - продолжал роквэн, - если Враг даже победит нас, он не сможет победить тех, кто живет на Заокраинном Западе и тем более Высшего.

- Ты так ничего и не понял. Я служу не ради того, чтобы Враг выиграл все битвы. Может, в конце и будет поражение, мне все равно. Я служу ради того, что мне дается сейчас. Возможность жить так, как хочу я, а не кто-то там на Западе, возможность делать все, что я хочу, и не платить слишком высокую цену сейчас.

- А кто ты, что хочешь?

На бледном лице Аганнало появилась призрачная усмешка. Он нащупал то, про что забыли дунэдайн. Впрочем, может быть, его и не стали тщательно обыскивать: что взять с умирающего. Что ж, они дорого заплатят за свою ошибку.

Аганнало что-то сказал, совсем тихо, и Эндор наклонился пониже, стараясь расслышать, быть может, последние слова бывшего Элатана.

- Умри и ты, - проговорил Аганнало уже более четко, вонзая в сердце роквэна небольшой, но смертельно острый нож. Эндор даже не успел вскрикнуть, только вскинул брови в прощальном недоумении. Лекарь успел выхватить свой кинжал, но было уже поздно: перед ним лежали два трупа. Аганнало умер, потратив последние силы на бессмысленное убийство бывшего сослуживца. Лекарь растерянно покачал головой, взглянул на морадана, как на орка - с омерзением.

* * *

...Я приехал слишком поздно. Ты был уже мертв, отец, и меня мало утешало то, что ты умер недавно. Но я увидел твое лицо, которое помнил всяким, но только не таким. Пустое лицо безжалостного убийцы, на нем навечно застыла усмешка. Но почему, отец? Ты забыл нас с мамой, ты убил лорда Эндора ради чего? Что дал тебе твой Владыка? Я не знаю ответа на этот вопрос и не знаю, смогу ли узнать. Но, как бы то ни было - я твой сын, папа. Даже Враг не сможет отменить этого. Я - твой сын, твоя плоть и кровь и, может быть, там, за гранью, смогу что-нибудь сделать для тебя, отец.

* * *

Орлин похоронил Элатана неподалеку от лагеря. Он хоронил его один. Молодой охтар, сильно опечаленный смертью лорда Эндора, хотел было что-то сказать, но более старый и опытный воин положил ему руку на плечо:

- Не надо. Оставь его в покое. В конце концов, дети не выбирают отцов.


* Автор стихотворения - Анариэль Ровэн (С.Таскаева)

Источник текста: Дом Изгнанников


Текст размещен с разрешения автора.



return_links(); //echo 15; ?> build_links(); ?>