Главная Новости Золотой Фонд Библиотека Тол-Эрессеа Таверна "7 Кубков" Портал Амбар Дайджест Личные страницы Общий каталог
Главная Продолжения Апокрифы Альтернативная история Поэзия Стеб Фэндом Грань Арды Публицистика Таверна "У Гарета" Гостевая книга Служебный вход Гостиная Написать письмо


Эстера Эленриэль

Рябиновый город

Последняя рябиновая гроздь...
Подобен соку вечности...
Первый снег
Маргарита
Голем
Мистраль
Одержимая
Эстера (акростих)
Говорят, что в конце времен...
Шеол
Нас приручившие стремятся вдаль
Новая Магдалина
Элхэ
Айриэль (отрывки из венка сонетов)
Я Айриэль. Три слога - льдистый звон...
Иных миров морозное дыханье...
Последний стон больного мирозданья...
Memento mori, если ты живой!..
Последняя надежда на признанье...
Но пуст мой мир, бессмысленно страданье...
Бессильный отзвук скорби мировой...
Магистрал
Прощание с декадансом
Да будет так. И белая рука...
Тебе, заката хилое дитя...
Глотая слезы с привкусом румян...
Такой банально-мудрой и бесчестной...
Еще посвящение Диэр Ивэ Мореранте
Посвящение Любелии
Дневная мудрость - не срывать покров...
Осенью этой будет опять рябина...
Я скоро не буду отбрасывать тени...
Да - бездна... Пусть - бездна. Но страх все слабее...
Пусть мне тьма замкнет кольцо на горле...
Ярым пламенем оплавлен...
Депрессия Иванушки Бездомного в полнолуние
Фото дореволюционное, абстрактное
Над Серебряным веком...
Сколько лет назад: в пыль и запах роз...
Кладбище Сент-Женевьев-де-Буа...
Сны железного лорда...
"Погибнешь с нами!" Что в твоих глазах?...
Мне не с кем эту осень разделить...
Плащ и локон - золотом по синему...
Молитва святой Цецилии
Полынью от вермута в тонком бокале...
Минуты, как монеты, и слова...
Длинношерстые-девяностые...
Моя тонкая боль...
ветка черемухи между базальтовых глыб...
Верлибры Галадриэли
1
2
3
4
5
6
Верлибры винно-рассветные
1
2
3
4
Взгляд в сердцевину души...
попалась душа-птичка...
Ищите имя
До новой роли
Дремлющие в истоме оттрепетавшей плоти,
В горе немилосердном павшие на колени, -
Живы людской порукой, где на земле найдете
Вы красоту такую, чтобы не знала тленья?
Росалия де Кастро

* * *

Последняя рябиновая гроздь Краснеет тускло в снежной паутине, И ждет ноябрь, пока совсем застынет Бессильная рябиновая кровь. Уснувшие под ледяной корой, Не греют соки мертвый сон рубинов. Последней неопавшею рябиной Зачем и я себе кажусь порой?

* * *

(по мотивам книг Р.Джордана) Подобен соку вечности (точней, Вину, что ароматней год от года) Мой теплый мир из янтаря и меда И желтых веток в солнечном окне. Здесь звуки, словно кровь, текут по венам, И ноты ткут узорно-тонкий лен - Плетенье сна. Да будет светел сон, Янтарным ветром вечности овеян! А ты и не узнал меня, та'верен: Я Мир пряду на Колесе Времен.

Первый снег

Блекло-серые дни. Не ожить, не подняться с колен. Серебром не расплатится небо за мертвую осень. Просто падает снег, не даря даже песни взамен - Только тусклую память о том, чего не было вовсе. Молча плачет октябрь, огоньком запоздалых рябин Прожигая безветрие серых березовых кружев. Он глядится без трепета в синь запредельных глубин И торжественно, как в зеркала, - в незастывшие лужи. Пережить эту смерть - без могилы и траурных лент. Тяжко давит усталость - наследство тревоги осенней. Перелить свою память в мерцанье хрустальных легенд. Скоро кончится странное время стихов и видений.

Маргарита

Посвящается Диэр Ивэ Мореранте Вином заливает сердечные раны Марго, королева изгоев. К рассвету надежда прозрачней тумана, И поздно бежать (а все думала, рано), Хоть бал Сатаны, было б дело благое, И кажется, сдвинула б с места хоть горы... Махнула рукою: "Куда нам!" Хорал этой ночи мучительно-длинной Судьба пять столетья писала: На бархате тьмы - пять светящихся линий, На перстне узор из камелий и лилий, Одна в тишине опустевшего зала, Любовь промотала и нить не связала - А так ли давно - Саломеей плясала, И падала в пыль Магдалиной? ...А гаснущий взор - не надеждой ли полон? Просила за Фриду, но хмурится Воланд: "Хотел обмануть, ну да ладно, не буду!" И хоть не Сочельник - а все-таки чудо... ...Но час пробужденья стыдливо-непрошен: Прекрасная Дама, и это все - в прошлом.

Голем

Ты прости, малютка Саломея, Что хотел уйти я, не прощаясь. Не жалеть тебя? Я не умею. Для тебя смертельна эта жалость. Не словами - судорожным жестом Молишь взять с собой. Но как я смею? От печали - шаг до совершенства, Но до смерти - тоже, Саломея. Как взгляд твой дымчат и пуст! Ну для тебя ли - мой путь? Ты вырвешься ли из пут, Поднимешься ли с колен? Уводят во тьму следы, Из ночи, как из воды Глядит - вестовым беды - Мой темный двойник - Голем.

Мистраль

Памяти трубадуров Прованса 1 Канцона Я, конечно, останусь, милый. Обещала - куда же деться? Как из чаши разбитой мирра, Вытекает любовь из сердца. Что за песни тебе пою я! И, вплетаясь в тоску мистраля, Звуки плавятся в солнце юга, Что любовь у меня украло. Здесь рыжеет земля от зноя, И седеет листва оливы. А на севере мхи и хвоя, И черемухой пахнет ливень. В землю золото ржи посеют, Будет лето недолго, хрупко. Все дороги - в Париж, на север, А моя - как всегда, по кругу. Не откликнуться, не вглядеться - Север скудной росою плачет. Навсегда опустело сердце, Опустело - но долг заплачен... 2 Пастурель Дни за днями мистраль уносит. Взор синее и обреченней, И тихонько седеют косы, Вечно скрытые шелком черным. Всяк, кто ропщет напрасно - жалок. Как любой, по дороге торной Ты вернулся в свой старый замок И к жене, что тебя достойна. Но всегда открывай ворота Для заезжего менестреля, Может быть, и про нас споет он В незатейливой пастурели: О любви, что мистраль уносит - Как цветы обрывает властно, И о той, чьи седые косы Позабыли давно о ласке.

Одержимая

...И нет ответа. Тянется покой... С.Калугин Я много дней не открывала штор. Не видя света, оживают вещи. Не темноту, а сердце плавят свечи И в рыжих бликах видится укор. Но нет ответа. Тянется покой. Все тот же образ-луч бросает Вечность. И вновь за шторой акварельный вечер, Поет о вечно той же и не той. Я - маска на лице слепой стихии Лампаду жизни трепетно несу. Ладонь моя - не лучший ли сосуд, Чтоб пламя не похитили чужие? Наполнясь тьмой, хрустально треснут жилы, И вечный свет сожжет земную суть.

Эстера (акростих)

Эхо снов и мрак легенд - песня родилась: Cиний вечер, звездный свет да свирель в тиши. Тонкой нитью нежных нот вышиваю вязь, Еле трогая иглой белый шелк души. Роза, ирис и сирень - голубая мгла - Астрой бело-золотой песня расцвела.

* * *

Говорят, что в конце времен Даже время бежит быстрее: Не как раньше, а по прямой. Жить хотите? Держите время! Иль за ним - силы есть пока! - Судьбы и каблуки ломая. Только стала - кто видел, как? - Тангенсоидой та прямая. И летим по ней - в высоту Все быстрей по чуть видной нити... А когда перешли черту И не поняли, что - finita.

Шеол

Когда все ушли на небо и в рай, Они остались, встречая смерть... Рада&"Терновник", "Печальные ангелы" В этом грешном мире нет бессмертных - Всякой твари нужный час приходит, И проходят чередою души Под бессменно ледяные своды. Стены смерти вечны и хрустальны И черна вода в железных чашах - Серый лед безвременья не тает И вода отчаянья не стынет. У порога позабудь надежду - Навсегда оставь ее живущим, Хоть она немногого и стоит - Все пути приводят в царство мертвых. Кем ты был - царем, пророком, нищим, Грешным, или праведным - неважно: Всем одно - туман под серым сводом И усталый взгляд Владыки Мертвых. Он устал от власти над тенями, От людских страстей и преступлений, Повесть о которых бесконечно Пишет он на ледяной скрижали. В ангельской войне Начала мира Он один остался равнодушным, Не пришел на помощь Братьям Света: Он хотел, оставшись беспристрастным, Записать на солнечной скрижали Той войны великие свершенья. И за это Богом был наказан, Обречен вовек не видеть солнца. Лишь одна безумная надежда Даже здесь, во льду, не хочет гаснуть - Что придет когда-то избавленье Для него и для теней усталых: Дал ему когда-то обещанье Тот, чье имя вымолвить не смеют Здесь, в бессонном мире льда и смерти, А среди живых - давно забыли. Средь живых пройдет, никем не узнан, Словно раб, позорной смерти предан, Но сюда сойдет как власть имущий, Чтоб и мертвым принести надежду. Он придет и разобьются стены, Закипит вода в железных чашах, И в лицо повеет звездный ветер Позабывшим даже слово "звезды". Смоет он одним прикосновеньем Злые строки с ледяной скрижали, И они стекут потоком мутным С рук всевластных - и навек исчезнут. Но когда придет он, избавитель? Не известно... Все серее стены, Все черней вода в железных чашах, Все длиннее строки на скрижали...

* * *

Нас приручившие стремятся вдаль: В крови под солнцем бродит злое зелье. А мы... как можем их не оправдать, Слепые, терпеливые Гризельды! Глаза им режет наш лампадный свет И не к душе убогое веселье: Они уходят. Мы глядим вослед - Константинополь, Гарды, Средиземье...

Новая Магдалина.

...Я оказался сыном не того бога? Что с того?.. Н.Точильникова "Четвертое отречение" Погляжу еще раз... Неужели и вправду воскрес? Я-то верю, а Том, наш агностик... Смотри же, смотри! С возвращением, Равви. Как вытерпел - без сигарет? Дьявол пытку такую придумал - три дня не курить... Умерла я с тобою. Богов или бесов моля, Выла, мертвая, в голос, и знала что не дозовусь, Тоньше флейты, прозрачнее сна земляничных полян. А теперь ты вернулся сказать: "Побежден Вельзевул!" Нет, неправда?.. Молчи! я уже догадалась сама, Что ты сын не того из богов... только все же - мой бог. Прогони, позови - я приду... Разве можно сломать Хоть звено из хрустальной цепи между мной и тобой? Сколько дней нам осталось на Царстве? Небесный Палач Не торопит события: Он терпеливее нас. Но грознее, чем Ангел с мечом, и кротка, и светла С неба кротко глядит облеченная в солнце Жена...

Элхэ

Я вижу смерть во сне. Но скоро сны Ворвутся в явь, под солнцем не растаяв. Мне страшно. Я не видела весны Светлее, безнадежней и хрустальней. "Последняя весна? Не надо так, Не говори!" Закрыть лицо руками И не глядеть вперед - там пустота. И не глядеть назад - там пламя, пламя...

Айриэль

(из венка сонетов)

* * *

Я Айриэль. Три слога - льдистый звон, Кольцо на дне застывшего бокала В руке, что своевольно показала Непомнящим дорогу в Авалон. Дверь в лето - запыленное стекло, И теплый гомон городских кварталов. Для вас я знак дороги начертала - Идите! Ваша карта - белый лен, Исчерченный незримыми штрихами, Исколотый серебряной иглой, Цветущей правды проповедь сухая. Пусть белизна останется в залог, Что золото не сделает золой Иных миров морозное дыханье.

* * *

Иных миров морозное дыханье - Рассыпалась иллюзия любви, Руин последним хмелем не обвить, Аккорды Песни медленно стихают. Ve lassi yeni... Рву узор стиха я И разрушенья не остановить: Так, строя храм на радужной крови, Приходит Сила - светлая, глухая. Узри, пророк! Грядет из моря Тайна! В ней грех - не грех, а шаг из пустоты, И смерть - не смерть, а вечный лед всезнанья. Пергамент - небо и в огне кресты, И на губах распятого застыл Последний стон больного мирозданья.

* * *

Последний стон больного мирозданья Затих в ушах. А мир еще стоит! Возрадуйся, премудрый атеист, Что Бога нет и нет векам скончанья. И вечна Жизнь: горячее дыханье, И стук колес, и паровозный свист, И восхожденье это - только вниз В бессмысленно-веселом созерцанье. И вечно Зло. В природе есть едва ли Основы для возвышенной морали: "Ты - иль тебя!" - порядок вековой. И вечен Тлен. Шуршат века, как листья, Отчаяньем экзистенциалиста: "Memento mori, если ты живой!"

* * *

Memento mori, если ты живой! Текут столетья, ничего не знача. Какая все же легкая задача - О все ворота биться головой, Бессильно клясть порядок мировой, Тонуть в сонетах, заходясь от плача, Что главный труд совсем еще не начат И что заранее проигран бой. Безжалостны же у людей законы! Однако все простили электронной, Юродивой, нелепой, неживой. А если так, то - в посмеянье миру - Опять приду к униженным и сирым Я, Айриэль, тень чаши круговой.

* * *

Последняя надежда на признанье Ушла: горят последние листы. Я руки протяну - они пусты, Раскрою сердце - в нем лишь грезы навьи. Слова мои безумны и просты - Так пахнет сном и детством разнотравье, Так безмятежно-золотистой ранью Уходит боль - до новой темноты. Что будет ночью - помнить не хочу. Лишь, утешаясь, лгу, что этой болью Холодному и злому мирозданью За чье-то счастье в мире я плачу, И не бесплоден вечный спор с Судьбою. Но пуст мой мир, бессмысленно страданье.

* * *

Но пуст мой мир, бессмысленно страданье. Бесстыдно торжествует Вавилон. Мой милый спутник, как нам повезло, Что отпустили нас без возданья! Не на ковчег - на самый малый плот Поместится все наше достоянье, И - жизни вторит рифма - расстоянье Вернет душе покой, стихам - полет. Слепые, осуждаемые всеми, Остановив грохочущее время, Войдем в наш рай, кристально-неживой. Молчи, не стоит вспоминать о старом! Не слышен за аккордами гитары Бессильный отзвук скорби мировой.

* * *

Бессильный отзвук скорби мировой, Крик нерожденный - чувствую губами. От искушенья, Господи, избави - Из уст на волю выпустить его. За жизнь схватиться мертвыми руками. А в душу бьется погребальный звон, И я - своим бесплотным естеством - В него врастаю, словно корни в камень. Все тот же звук - снаружи, изнутри. Моя душа - ничтожная преграда, Чуть жарче пламя - и она сгорит, И рухнет мир, и ад сольется с адом... Зачем мне, неживой, скорбеть о том? Налиты вены жидким белым льдом...

Магистрал

Я - Айриэль. Три слога - льдистый звон, Иных миров морозное дыханье, Последний стон больного мирозданья: Memento mori, если ты живой! Я - Айриэль. Тень чаши круговой, Последняя надежда на признанье... Но пуст мой мир, бессмысленно страданье - Неслышный отзвук скорби мировой. Налиты вены жидким белым льдом, Глаза - тоской. Плыву, не зная цели. Не кровь течет по жилам проводов, И нет желаний в электронном теле. Привыкшие к покорной Айриэли, Возьмите все. Я - ваша от и до.

Прощание с декадансом

Посвящается Диэр Ивэ Мореранте

* * *

Говорит она: Да будет так. И белая рука Торжественно поднимет черный кубок - За счастье смерти, что свежо и грубо! За память, что ничтожна, как труха! Да будет так. И невеселый рай Растает, словно дымное колечко. И, души беззащитные калеча, Войдет Железо в царство Серебра. Да будет так. Не опуская век Хочу взглянуть на ярый новый век - Меня в нем не поймут, но хоть простят. Оплачут светом тусклых фонарей, Мол, не дал Бог спокойно умереть Тебе, заката хилое дитя!"

* * *

Отвечают ей: Тебе, заката хилое дитя, Последний дар из гибнущего мира: Да оживут, сто тысяч лет спустя, Прах розы да истлевшая порфира! Цветочный яд, бесценная труха. Железной хваткой - горло, кубок - оземь. "Да будет так!" Но белая рука Замрет без сил, не прикоснувшись к розе. Лишь захрустит стекло под каблуками - Прости того, кто первый бросил камень: Он виноват лишь тем, что светом пьян. Возьми, возьми бессильными руками Прах розы и порфиру - "боль и память" - Глотая слезы с привкусом румян.

* * *

Говорит она: Глотая слезы с привкусом румян, Отмахиваюсь от банальной лести. Пусть каждый шаг мой - поза, пусть - обман, Я одного не допущу - бесчестья. Достанет сил достойно догореть, Ваш мир тревожа декаденским раем. Я соткана из света фонарей, Средь ваших мертвых душ - одна живая. Как кровь на тусклом серебре перстней, Как капля яда в золотом вине - Капризна, элегантна, неуместна. Духи и бархат, сны и миражи - Глупы, но все же лучше вашей лжи, Такой банально-мудрой и бесчестной.

* * *

Отвечают ей: Такой банально-мудрой и бесчестной Перед тобою - жалкой, нежной, злой - Мне стыдно быть, дитя. Хотя число Моих - побед, твоих - провалов счесть ли? Пластмасса бутафорского венца. И голос рвется на высокой ноте, И не глагол, что должен жечь сердца, А - истерично: "Как вы не поймете?..." Но для тебя, великой и смешной, На этом свете ничего не ценно, И ноша непомерная легка. И долго будет отзываться ночь Назойливым, тревожащим рефреном: "Да будет так. И белая рука..."

Еще посвящение Диэр Ивэ Мореранте

Имя упало - последний листок. Ветер, хоть ты поиграй! Если слова обратились в песок - Молча шагнешь прямо рай. Огненной вязью на небе: "Пора! Рая ворота крепки! Есть и пребудет!" Но шепотом страх: "Рада бы в рай, да грехи..." Ах, как мешается все в голове - Нет ни дорог, ни примет. Тихо в молчании - слово, а свет Еле мерцает во тьме.

* * *

От кого мне этот странный подарок, В январе - печаль и нежность апреля? Тополя воздели ветви, как руки, В серебристое, бездонное небо. Я смирению учусь у деревьев Перед тем, чьей волей чудо свершилось: Как вода вином, стал талой водою Ледяной огонь январской метели. В том огне сгорели гроздья рябины, Что по осени с ветвей не опали, И казались мне горчайшей потерей. Эти тусклые, бессильные грозди. Не рябины жалко - страшно признаться: Я боялась точно так же замерзнуть, И в душе бесповоротно решила, Что дожить до лета вряд ли придется. Только оттепель вернула надежду, Безысходность сделав легкой печалью, Что лишь день зимы теплу был отпущен, А весна придет нескоро, нескоро...

Посвящение Любелии

Лето, лето - за терпение награда. Южный ветер пахнет дымом и травою - Больше ничего для счастья мне не надо, Если только буду вечно я с тобою. Лето, лето! Запылится зелень листьев И сгорит в пожарах солнечная хвоя... Я не знал, что наше счастье не продлится.

* * *

Дневная мудрость - не срывать покров С вечерних тайн, назвать наитье ложью, Не вглядываться, зорко и тревожно, В сирень и пыль июньских вечеров. Пресна земная мудрость и пуста, Когда пьянит и дразнит новолунье - Как сладко ветер я в уста целую, Раскрыв окно навстречу тайне тайн. И вижу, замерев в окне, как тень, я Как самые безумные виденья Выходят в явь, прорвав тенета сна, А душу рассекает все больнее Хрустальный серп на лиловатом небе - Новорожденная луна.

* * *

...Orofarne, lassemiste, carnimirie... JRRT, "The Two Towers" Осенью этой будет опять рябина Горькой, прохладной и терпкой - как наша память. Много чудесных миров, но один - любимый: Словно рубин в серебро, в наши песни впаян. Словно рубин в серебре эта гроздь меж листьев, (Зря ль говорят - lassemiste? Взгляни получше!) Эти рубины - живые. Сорви... Боишься? Как бы мы снова не упустили случай... Гроздью, звездою, тропинкой меж красных сосен, Путь открывается - тонкий, как запах дыма. Как распознать его, что нам укажет способ? Точно - любовь... может быть - тоска... никогда - гордыня. Гроздь - это путь. Открывается перед нами Много чудесных миров. Но один - любимый: Тот, где мы ныне. Как сразу-то не признали Мир тихой осени, сумерек и рябины?

* * *

Я скоро не буду отбрасывать тени: И в сны - наяву, и живая - сквозь стены Давно уже мороки да наважденья От яви дневной отличить не могу: Гляжу в зеркала - вижу лица чужие Рожденных, умерших, как будто не жили, Но род их, но кровь их! Сжигает мне жилы, И память проснулась в бессонном мозгу. Невесты на ложе и жертвы на тризне Воскресшая кровь на бумагу мне брызнет - Так ярки чужие далекие жизни, Своя же - мерцает, как в тусклом стекле. А что я хотела? Нужны ли вселенной Бумажные розы и томик Верлена? И эта тоска - что хоть бритвой по венам - На небе смешна и грешна на земле.

* * *

Да - бездна... Пусть - бездна. Но страх все слабее. Кто ныне тебе я? Кто ныне тебе я? Желанней, чем Свет, и, чем сор, бесполезней - Как пьяни портвейн, как стигматы Терезе. Безбольно, безвольно приму, как награду В ответ на "Позволь мне" твой окрик "Не надо!" Мир тает, как льдина на Божьей ладони, А глаз твоих синь - все бездомней, бездонней. Да - бездна. Пусть - бездна, но дух зачарован Смертельной победой, свободой в оковах.

* * *

Ох бабы... Как будто вас кто заставляет! Митрилиан Пусть мне тьма замкнет кольцо на горле, но И в гробу молчанье прокляну. Для того ль в руках сто четок порвано, Чтоб с небес услышать - тишину? Рисковать легко душой бессмертною, Торговаться с небом не впервой: Хоть кого прими пресветлой жертвою, Хоть меня, но только не его! Он боится - Господи, прости его: Он решил, что заслужил покой, Пусть - отрекшийся и обессиленный, Но живой, о Господи, живой! За него все бремя унесла бы я, Не один, а два прошла пути, Чтобы нечестивого и слабого От Господней милости спасти.

* * *

Ярым пламенем оплавлен За века скорбей, Знак с небес тебе оставлен - Одному тебе. "А на воле ветер, ветер!" Что ответить, как приветить, Если спросят путь? Вечный кубок пуст. Как измерить, чем исчислить Страх твой, скорбь твою? Где защита? Есть защита От бесовских вьюг! Что уносят - пусть уносят! Охраняет нас Серебристо-синий отсвет Чьих-то вечных глаз.

Депрессия Иванушки Бездомного в полнолуние.

Спят печальные болота... Н.Заболоцкий. Спят печальные болота, Не прорвет туманный плат Дух извечного полета - Маргаритина метла. Дверца в прошлое закрыта - Даже здесь, в тиши ночной, Но - о боги! - Маргарита, Что ты сделала со мной? Разве ты жила на свете? Явь, не навь, всегда права. Это ветер - просто ветер Мне напел твои слова: "Время - ветер, время - поезд: Жили или нет - Бог весть! Но, читая нашу повесть, Люди верят, что мы есть. Мы едва успели к сроку - Спи, Иван! Прощен Пилат, Спят болота - лишь осока Рубит в клочья белый плат..."

Фото дореволюционное, абстрактное

Виноватая ли, правая - Ныне пленница в стекле. На музейной фотографии Проступил, как иней, тлен. Лжет ли сказка бело-черная? С ней - Господь? А дьявол - с кем? Чем - виной иль обреченностью Блик свечи в шато д'икэм? Для чего вуаль отброшена? Как - ликуя иль скорбя - На потомков смотрит прошлое, Не постигшее себя. В пыльный холод глаз - не верю я: Помню я стихи - о ней, На портрете – пыльно-серые Были – моря зеленей! Сказку осудить - почетно ли? Так же пусть не судят - нас. Не виной, лишь обреченностью, Лишь - стеклянной обреченностью, Черно-белой обреченностью - Пламя свеч и зелень глаз.

Над Серебряным веком...

Нет покоя и в небе. Мгла. Месяц-лук напряженно выгнут. И поет, и дрожит стрела: Обреченный будет настигнут! Станет знаменем алый блик От пылающих душ и книг, И осыплется в кровь и глину Пудра с личика Коломбины, Обнажая иконный лик. А столетьям, не знавшим зла, Станет славой неизреченной, Предалтарной завесой чермной, На щите серебреном чернью Над серебряным веком мгла...

* * *

Раньше этот дом принадлежал известной меценатке Маргарите Морозовой, а теперь в нем располагается Импэксбанк. (из рассказа экскурсовода о доме, расположенном по адресу Смоленский б-р, 26/9) Сколько лет назад: в пыль и запах роз Падал дух, вином и луной томим!.. Помню: этот город не видел звезд. Что же он – Москва иль Ершалаим? Мы забыли все и зачем гадать? Десять лет молчанья - ночным плащом. Что мы говорили с тобой тогда? Недоговорили тогда - о чем? И спросить успела ль я: кто правей - Кто хозяин жизни иль тот, кто гость? И сказать: не сорной расти траве, Где небесный Сеятель бросил горсть? Но глаза в глаза - о гранит стекло! - Разбивалась вера, что будет - так. Искрой в небо - и на асфальт золой: --Особняк Морозовой... --Импэксбанк.

* * *

Кладбище Сент-Женевьев-де-Буа И на надгробье тоска ее взгляда Так же темна, как темнела вуаль, Скрывшая лик обреченного града. Питер. И не разглядеть через дождь, Как он в преддверии смерти - смеется. Пусту быть месту сему? Это ложь: Все исчезает, а он - остается.

* * *

Сны железного лорда Княженика и яблочный мед. Я в них ветер и лодка, Зелень тинистых, медленных вод, Истомленное небо - Лунный камень, сапфир, бирюза, Даром Гее от Гебы - Напитавшая корни слеза. Что ты видел, покинув Этот мир - теплый мед и янтарь? Что ты ищешь? Богиню ль? Я - богиня, да видно, не та. Будет путь твой бесцельным, Хоть на бой просто так не трубят. Мой моленый, бесценный, Как спасу я тебя - от тебя? ...Затонувшая лодка И осенний рассвет - Инь и џнь. Сны железного лорда Поглотила свинцовая явь.

* * *

Погибнешь с нами!.. Д.Стрехнина "Погибнешь с нами!" Что в твоих глазах? Восторг и страх? Я не хочу, ma donna! За рыжий свет в окне чужого дома Я расплачусь - бессмертием в мечтах. Не спирт, не кровь, а винная роса - Амброзия, достойная влюбленных, И алый клевер на лугах зеленых Желанней мне, чем твой увядший сад. О, как пьянит воды обычной вкус, Когда жених твой светел и влюблен, И ты в его руках - покорней воска! И это - ненадолго? Я смирюсь, Милее мне вдовство, милей сиротство, Чем страсть Лилит и нежность всех мадонн!

* * *

Мне не с кем эту осень разделить: Одной глядеть, как нежно и как немо Из выщербин асфальта смотрит небо, Что в сентябре нисходит до земли. По ветру "богородицына нить" И в лужах светлый лист (немного солнца) - Мои совсем, до капельки, до донца Серебряные, голубые дни.

* * *

Плащ и локон - золотом по синему, Чтоб узнать - достаточно примет. Это ты, подобный солнцу зимнему В заполярной тьме. Что мне имя? Миражи, мерцание, Пятна радуг на сетчатке глаз. Имена - возлюбленные самые Сказаны до нас. Через плоть суглинистую, косную До души проникнуть только мог Стали закаленной смертоноснее Синий взгляд-клинок. Оттого и нежно сердцу сирому - Чем больней и суше, тем нежней - Что сегодня золотом по синему Бог ответил мне.

Молитва святой Цецилии1

Во чреве глиняного кувшина Тоскуют глухо и бродят соки, Но тщетно - горло залито воском, И в раке глиняной спит святыня. Так я замкнула уста печатью: Вину любви моей - не излиться, Пока не сделалось слаще меда И крови агнчей Твоей алее. Вино томится под коркой глины, Слова томятся в плену гортани, Доколе звонче поющей бронзы Не прозвучит мне свирель пастушья, Чей звук вольется в трезвон кимвальный И в море меди их не потонет. Других - зовет, для меня - немая Свирель пастушья, печаль овечья, Лишь тонкий холод небесной арфы Когда замолкнут на миг кимвалы Поет мне в уши, стучится в сердце: "Не время песни! Не время жертвы!" И вот молчанье - сродни молитве, Из сердца - к Богу в покой надмирный: Храни меня, как кувшин старинный, На вид невзрачный с вином бесценным: Чтоб я смогла не разлить по капле Вина, пока оно не готово, Любви, пока она не созрела, И песен ангельских, не кимвальных, Пока не слышишь их Ты, о Боже!
1 "Когда Цецилию вели в дом ее суженого в день их свадьбы под звуки музыкальных инструментов, в сердце своем обращалась она лишь к Богу, моля Его сохранить ее душу и тело незапятнанными" (житие св. Цецилии).

* * *

Полынью от вермута в тонком бокале виденьями смутными – как от абсента – под сердцем – туман, что словами стекает змеистыми, будто атласная лента. Как тихо! Мгновенье творения близко! Что будет? Что выйдет? Что сердцу святее? Бесформенно тяжкий базальт обелиска? Мерцающий мрамор грудей Галатеи? Но снова рыбак возвратится без рыбы с обильной путины, с бесплодного лова: не выйдет Адама из каменной глыбы, погубят слова нерожденное Слово!

* * *

Минуты, как монеты, и слова - Ничтожные, когда по одному - Строкой единой - за главой глава - Ложатся - к оправданью моему. Пусть графоманский, тягостный роман Заснет и сгинет в глубине стола, Но он не лжет: была, была зима – Реальная - безвидна и светла! И есть одна надежда: vive le temps! Как благородно, что оно идет: На древнем фото красоту чертам Лишь пыль десятилетий придает. Ты будешь нужен, глупенький роман, Ведь я тебя писала от души, А смоль кудрей и кровь сердечных ран Столетний пыльный снег запорошит.

* * *

Длинношерстые-девяностые... Ох ты, Господи, как давно! Очень простенький, прямо родственный Гимназический выпускной. Но прически - из парикмахерской (Голливуд и галантный век), Взгляды из-под (ну что ж вы, мальчики!) В первый раз подведенных век. Что откуда взялось у девочек? Обжиманцы исподтишка. Ну а мы со скромняшкой Леночкой, Из невидного уголка Наблюдаем. Увы, насмешливо: В этой жизни нам все ха-ха! Принца Леночка ждет (нездешнего), Я - Небесного Жениха... Монорельсом летит "Миллениум", Десять лет - как в ботинке гвоздь. Не по нашему разумению - Все по-писаному сбылось. Пообабились девы-девочки, Все безденежье да мужья. Посмелела скромняшка Леночка, Попрактичнее стала я. Пообтерлись в приличном обществе Две дикарки - поди же ты! Ей в Монако уже не хочется, Мне - тем более - в монастырь, Но срывается, бьется, жалится Ностальгический слезный стих: В двадцать первом веке (вот жалость-то!) Нас не будет уже... таких.

* * *

Семинар по толкиенистике Зиланта-2002, кажется... Моя тонкая боль... Эхо Ламмот ли? Сполох ли Лосгар? Вязы Оссирианда? В этом мире мы были вместе. Или не были? Или будем? Кто ты? Шесть эпох уместились в одно мгновение - воспоминания. Шесть эпох я ждала тебя, а теперь ты здесь, но лица твоего не узнать. Моя тонкая боль, мне остались теперь Леденцами на языке Незнакомые имена. Не ищу. Пусть останется сном красота расплывчатых черт. Не исторгну из лона идей нерожденную сказку - Пусть останется нерожденной, И ты, ненайденный мой, Оставайся неузнанным: Бог с тобой, моя тонкая боль...

* * *

ветка черемухи между базальтовых глыб росная благоуханная в каменных черных тисках что это ответь мне мой князь я тебе загадала загадку только одну последнюю а потом замолчу навсегда до боли вжимая лицо в поверхность подушки а более ничего не будет только безблагодатная белизна простыни пропахшая валокордином ветка черемухи между базальтовых глыб и спросят ее тепло ль тебе веточка да покойно ли ответит она человеческим голосом тепло мне князюшка покойно батюшка неужели не понял мой князь это душа моя в объятьях твоей души

Верлибры Галадриэли

(с сыгровке к игре "Лэйтиан") На самой игре были написаны только три первых, а остальные... ну, просто в том же духе.

1

Навсегда ли покидают нас листья по осени? Нет. Они вернутся весною.

2

Нежным шорохом в сон вплетаясь, узкой стопой по пергаментным листьям уходит осень.

3

Приходит зима - прекрасная дама, лишенная возраста, в тускло-белом парчовом плаще и тунике цвета пергамента. Неслышная поступь - чуть колышутся влажные складки. ‡вонче поющей бронзы тишина возвещает приход ее...

4

На рассвете хлестко бьют по стеклу черные ветви-плети. А к вечеру вольно полощутся по ветру ветви - ветхие сети, в которых запуталось небо.

5

Полосою цвета шафрана закат в облаках: на серо-лиловый бархат небрежно отбросил кисть небесный художник.

6

Как мошку в янтарь, заключу мимолетное в строфы, паутиною строк опутаю солнечный зайчик - не вырвется.

Верлибры винно-рассветные.

Форум молодых писателей, последняя ночь, абсент (испанский, в количествах…)

1

Зимний рассвет - примороженным яблоком на аквамариновом блюде с каймой из гагата.

2

Предрассветные сумерки сочатся льдисто-молочными каплями, в запотевший бокал рассвета.

3

Половинка луны ледяным хрусталиком тает в белом вермуте предрассветного неба.

4

Серебристая, розоватая, светло-дымчатая, будто горный хрусталь, стекает с пальцев вода: она чиста, холодна, безвкусна - стекляшка на языке, а цвет ее - просто блик от заката, утонувший в ладонях.

* * *

Взгляд в сердцевину души - сквозь студенисто-слезную влагу и мутный опал роговицы - отблеск солнца и неба на лезвии скальпеля…

* * *

попалась душа-птичка запуталась - как ни бейся в частой сетке волос золотистых и - не уйти от сине-светлого взгляда-клинка

Ищите имя

Потерявшая имя девушка бродит по миру, по большому, пустому - слишком гулкому - миру. Шаги ее - шорох гальки под влажным осенним ветром, руки ее - паутинки, волосы - жухлый пергамент, глаза - переливчатый александрит, а речи - вечно некстати. С женами - (дщерями темных веков в двадцать пять лет постаревшими. А как иначе: один выкидыш, трое умерло, двое выжили, последним беременна...) говорит о любви, людскому суду не подсудной, темной и томной, снежной и нежной, винной и огненной. Слушают жены - песнь о Тристане с Изольдой томно им от таких речей, томно и сладостно, дымно и муторно (...под стать речам очи мерцают...) а мужья - ненавидят: -Распутница, ведьма! -Это не имя. (...глаза - влажней винограда...) Ищите имя! В "Бродячей собаке" (если не знаете так называлось когда-то кафэ поэтов) совсем иная она: очи скромные, речи строгие (в клубах табачного дыма, между глотками кислого кьянти, за застиранной скатертью) "о доблести, о подвигах, о славе" и о божественном даре, что сквозь бедные, бледные строчки (ибо "мысль изреченная есть ложь...") прорвется и просияет. Не верят поэты ибо знают доподлинно: кто так говорит, писать стихи не умеет, а как научится - перестанет говорить о высоком. -Сладкая, глупая кисонька! -Это не имя (...глаза холоднее стали...) Ищите имя. Ветры ноябрьские, ветры июльские, январские, жаркие, снежные, дождливые, суховейные, сколько ветров, и всем послушна она, не может не верить - ветру рыжее перекати-поле, и за дорогу свою - не в ответе. В зале "Националя" олигархам речи ведет - о Боге: о ночи безверия, об аде - еще при жизни, о трубах Суда - страшного, милосердного, как брачный пир, ожидаемого, ибо даже бездна (..."идеже плач и скрежет зубов"...) но по Божьему приговору, (о милосердный судья, как тверды твои руки, как меч остер, исходящий из уст твоих, как молнии глаз твоих беспощадны) с именем Божиим на устах - милей, чем вот это - по-сю-сто-рон-не-е, подвластное дьяволу. Высокопарное косноязычие (а можно ль - об этом - не косноязычно?) не вызовет смеха, ни - презрения, лишь - легко плечами: -Истеричка, актерка... -Это не имя. (...глаза - лиловее тучи...) Ищите имя! Глупая, светлая женщина! Не туда идет, не того зовет, а нужно - всего-то - найти того, кто солжет хоть раз, назовет не по чину, не по правде, не по заслугам: -Святая! Светлая! -И это не имя (...глаза - бирюзовы, как небо...) -А пусть будет - именем. Елена, Глэдис, Галадриэль - разве мало - "святых и светлых" - имен?

„о новой роли

Когда в бокале осенней ночи растает последний яблочный ломтик, блик сквозь занавески на освещенном окне - давай погуляем по городу! Долго, долго - сколько длится осенняя ночь, идти так легко только немного скользко на графитово-серой "лакэ" асфальта. Поиграем в сказку: здесь будет наше с тобою царство, без дворцов, без подданных, только нас двое. Посмотри, в нашем царстве нет ничего: даже камень многоэтажек растаял, распался, расползся куском промокашки в чернилах, и неба скоро не станет, исчезнет пространство - а останется лишь сухой осенний туман, как угольный дым, терпкий и сизый. Это будет наше с тобою царство, худое, бедное ли, но только наше. В нем нет пространства, но есть дорога, а раз дорога - то до заставы. К заставе выйдем - внезапно, выйдем и обомлеем: это же не застава - рампа, а мы - на сцене! Аквамариновым, бирюзовым, горчичным, шафранным, яблочным шелком расшитый занавес, и не пыльный, не ветхий и пестрый плащ Арлекина, как обычно бывает, а новый, яркий, падает перед нами и кончается сказка, потому что кончается ночь. До ночи, милый - до новой роли, пусть в эту сказку придут другие (на ночь, на одну только ночь), а мы - когда в бокале осенней ночи растает последний яблочный ломтик - придумаем новую.



return_links(); //echo 15; ?> build_links(); ?>