Главная Новости Золотой Фонд Библиотека Тол-Эрессеа Таверна "7 Кубков" Портал Амбар Дайджест Личные страницы Общий каталог
Главная Продолжения Апокрифы Альтернативная история Поэзия Стеб Фэндом Грань Арды Публицистика Таверна "У Гарета" Гостевая книга Служебный вход Гостиная Написать письмо


Лайхэ

Ибо сказано словом...

              Жюри литсекции ЗилантКона - посвящается.

- Крылья? - он усмехнулся. Грустно усмехнулся. Она еще успела подумать: какой банальный образ - "грустно усмехнулся". Наверное, гораздо пристойнее было бы - "пересохшие губы дрогнули надломленной усмешкой". Хотя нет - это тоже банально: пересохшие губы. В каждой книжке по десять раз встречаются. А что поделаешь, если и усмешка вправду грустная, и губы - бледные, в трещинку - росой бы умыть, кубок меда поднести...

...к черту сентиментальность.

- Крылья... на плечо ветру упасть, неба глотнуть - как молока матери... неба - и небыли... кто же знал, что крылья - это смерть... или нет: смерть - это крылья...

Про молоко матери - убрать, это неэстетично, быстренько сориентировался критик внутри нее. Остальное банально, конечно, но в общем и целом сойдет. Но рука - рука ее второй "я", на которую она привыкла почти не обращать внимания - уже протянулась, чтобы коснуться бережно коротко остриженной каштановой пряди. Каштановой в такой яркий золотой отлив, что волосы казались сполохом рассвета.

- Но ведь ты еще жив...

- Жив... - потускневшие было серебристые глаза блеснули последней, словно к смерти прибереженной, искоркой. - Хочешь - спаси... Знаешь ведь - никто и не догадается...

А скала теплая, теплая... Черт, ну почему тут такая теплая скала - ведь высоко же, ветер ледяной... А она - теплая. Кстати, неплохо, оживляется критик. Это обязательно нужно упомянуть - что скала была теплой при холодном ветре. Читатель любит парадоксы. Чем больше парадоксов - тем свежей стиль.

- А спасти... как? - это второе "я", девчоночкой растерянной. - Как? Ты же...

- По канону - уже мертвый? - подхватывает с полувздоха; засмеялся бы - да разбитая грудь сипит драной гармонью. - Так канон-то тоже кто-то писал...

Это уже слишком, хмурится критик. Противостояние канону - тоже канон. Мода. Вот меж двух канонов пройдешь - будет уже оригинальнее.

- А вправду что? - строго спрашивает критик.

Умирающий все-таки смеется - с присвистом, с всхлипом кровавым, ужасно неэстетично смеется умирающий.

- Да вот она - правда... перед тобой... ребра разбиты - только это не он разбил... это уже здесь, когда на скалу упал - неудачно... А хочешь полной правды - до него дойди... Крылья у него... Я его - мечом, на выдохе, на хрипе... а у него - крылья...

- Старо, - солидно говорит критик.

- Ты - видел? - вскрикивает девчонка.

И волосы - огонь рассветный. Кровью запачканы. Предельно банально - окровавленные волосы...

...слезами смыть чермь, гребнем дождя вычесать, ветром весенним осушить!..

...Слезами - тоже банально.

И где-то далеко - внизу и к северу - Черная Цитадель. Там тоже кому-то больно. Нужно туда, мечется девчонка. Нужно успеть - я придумаю так, и боли не станет, и кровь уймется... странная, темная, нечеловеческая кровь... я только придумаю, и не будет ран... Старо, кривится критик. Это все мы в юности романтической спасали кого попало - Спартака, Гамлета, Робин Гуда, Ульяну Громову... Старо. Читателю нужно что-то свежее.

А грудь разбитая, а сердце надорвавшееся, а глаза серебристые - все еще живут. Потому что растянулось бесконечною нитью вязкое мгновенье. Уйдет сейчас, утомившись, критик. Уйдет, заплачет, свернется клубочком второе "я".

И придут другие.

И где-то...

...стиснуты зубы - в скрип, в крошево. Алые пятна на белом - кровь на волосах; черные пятна на черном - кровь на одежде. Багровая ссадина - кровь под железным браслетом на веками измученном запястье... И глаза, глаза - стынь серебряного льда над черной полыньей, и крылья - изломанный переплет никому не нужной книги... И, пожав плечами, уйдет кто-то. И, стиснув зубы - в скрип, в крошево, - без голоса завоет в ночь кто-то - бессилием, тоской, любовью исступленной - и снова бессилием...

Вздохнул критик:

- Ничего нового.

Застонала девчонка:

- Я спасу...


Где-то ветер шевельнул золотисто-каштановые, под шлем остриженные, волосы. Горькой тенью улыбка-понимание в серебряных глазах... благодарность?..


Где-то седая прядь волос скользнула на светлые - нечеловеческие? - человеческие! - глаза, и по-человечески в кровь искусаны губы - а кровь кажется совсем черной, и - взгляд насквозь... память?...


...Левая кнопка мыши, заставка. "Пуск", "Завершить программу", "Выключить компьютер?" - "ОК".

Компьютер выключается тихо, даже не пискнув. Это он при включении пищит. Мы кричим при рождении и умираем молча, некстати думает девчонка. Господи, как банально, мысленно закатывает глаза критик.


И она сидит - молча - уткнувшись взглядом в слепой выключенный монитор. И на плечо ложится чья-то теплая ладонь. "Благодарю", - беззвучный шепот. Беззвучный. Безразличный. Ему уже давно все равно. Кто-то - спасает. Кто-то - убивает. Но сейчас - здесь и сейчас, - "Благодарю". Одной из многих. Живи, Финголфин. (Тоже - беззвучно.) У меня ты - жив.


И она сидит - молча... а вместо монитора впереди какой-то туман черно-серый, и в тумане не видно лица - только глаза... лед над черной полыньей... Кто-то - спасает. Кто-то - убивает. Но здесь и сейчас...

- Живи...

Имя не названо.

Вернее, названо. Не вслух.

У меня ты - жив.


Критик зевает, от усталости уже не в силах отслеживать банальности.

Девчонка залпом допивает остывший чай; на краешке полусонного мозга мелькает ленивая мысль - раскладывать постель или так упасть?

Оба "я" наконец соединились. Потому что сон примирит что угодно - на то и сон...


...А где-то - хрипит надорванным мехом гармони разбитая грудь, стынет боль в серебристых глазах...

...А где-то - вязко стекает алая струйка по белым - седым - волосам, и тяжелое железо свежими ссадинами метит изодранные шрамами запястья...


Но где-то, наверное, распрямляется во весь рост на теплой скале воин с волосами цвета рассвета, потому что кто-то придумал так, что он остался жить.

Но где-то, наверное, медленно стягивает ставшие ненужными перчатки и - не хромая - подходит к окну высокий седой человек - не-человек? - потому что кто-то придумал так, что не стало ни ожогов, ни ран, ни наручников...


...И где-то...

- Крылья?..

Март 2002г., Москва



Текст размещен с разрешения автора.



return_links(); //echo 15; ?> build_links(); ?>