Главная Новости Золотой Фонд Библиотека Тол-Эрессеа Таверна "7 Кубков" Портал Амбар Дайджест Личные страницы Общий каталог
Главная Продолжения Апокрифы Альтернативная история Поэзия Стеб Фэндом Грань Арды Публицистика Таверна "У Гарета" Гостевая книга Служебный вход Гостиная Написать письмо


Тайэре

Дочь призрака

1.

-Ма-ама-а!

Ребенок трех или четырех лет, которого буквально волоком волокла за шиворот пожилая женщина, одетая, как служанка, надрывался в крике и пытался укусить няньку за руку. Иногда у девочки это получалось. Тогда служанка приподнимала ее в воздухе за воротник и трясла, пока девчонка не разжимала острые зубки.

Молодая светловолосая женщина в черном платье с богатым шитьем вышла из дома и остановилась на ступеньках крыльца. Увидев ее, ребенок тут же замолчал и сделал самое достойное жалости личико. Черные, не по возрасту густые волосы крупными локонами падали на загорелую круглую мордашку, делая девочку похожей на лохматого щенка. Глаза, и без того пронзительно-черные, от слез блестели, как две бусины из шерла.

Светловолосая дама печально улыбнулась и протянула руки к дочери. Девочка вырвалась из рук няньки, подбежала к ней, повисла на шее.

- Мама! Я их всех побила.. они меня дразнили! А нянька меня пыталась побить! А я ее укусила!...

Женщина в черном платье незаметно для девочки подняла глаза к небу и посмотрела на него с глубокой тоской. Ее единственный ребенок был не только совсем не тем, что хотела бы от дочери любая женщина, но еще и вечным источником кошмара для всех матерей и нянек поселения. В неполные четыре года она разговаривала, как восьмилетняя, дралась и хулиганила как целая компания десятилетних мальчишек, и при этом умела врать, как взрослый человек. Не врала она только матери.

И при всем при том маленькая Морне была самым очаровательным ребенком во всех колониях. В этом соглашались даже мамаши поколоченных и покусанных ей мальчишек, которые боялись маленькую мучительницу, как огня. Но при этом позволяли ей верховодить во всех играх и готовы были таскать на руках. Потому что маленький кошмар по имени Морне умел не только колотить, но еще и строить глазки и кокетничать так, как умела не каждая взрослая девушка.

Госпожа Мирвен умыла дочку, которая пищала так, словно вода была самым страшным из того, что ей приходилось когда-нибудь видеть. Заставила ее съесть ломоть хлеба, выпить большую кружку молока и, получив клятвенное обещание больше до вечера никого не обижать, сдала на руки няньке. Если бы Морне выполнила свое обещание, день мог бы быть праздником. Но госпоже Мирвен в это не верилось. Она села в кресло у окна и задумалась.

Жить в колонии было трудно. Жить с ребенком – еще труднее. Но почти в каждом доме были дети – двое, трое. Здесь, в Эндорэ, все было совсем не так, как дома. Их было так мало – около сотни мужчин со своими семьями в этом поселении. Полторы сотни – в другом и столько же в третьем. И все. Не более четырехсот мужчин - тех, кто выбрал служение не королям Нуменора, а Темному Властелину. Их ждало блестящее будущее – наместники на землях юга и востока, правители дикарей. Владельцы огромных поместий. Но – не все сразу, а пока большая часть из тех, кто перешел на сторону Барад-Дур, жили в нескольких поселениях, расположенных в оазисах харадских пустынь. Пока их было немного. Пока.

Их было мало – но это не объединяло. Здесь собрались самые гордые, самые независимые. Самые смелые и непокорные. И – самые жестокие. Между ними не было общности - только интриги, расчет, хитрость. Жесткая иерархия. Положение в обществе определялось не только родовитостью твоих предков там, на Острове, но и расположением Темного Властелина. Размером того владения, которое он тебе выделял. И – характером. За оскорбление расплатой была смерть. Тот, кто не давал себя задеть, становился уважаем.

Госпожа Мирвен в этой иерархии стояла как бы в стороне. С одной стороны, все знали, кто отец ее ребенка, кто был в колониях отец самой Мирвен да и надменностью госпожа могла поделиться с любым из мужчин. С другой стороны – кое-кто знал и помнил, как именно она появилась среди Черных Нуменорцев. Ей было все равно. Все, что ей было нужно – достаточных размеров поместье, чтобы дочь не осталась без владений. И она знала, что о ней позаботятся. Позаботится тот неизвестный, что каждый год привозил ей тяжелую шкатулку золотых монет и осведомлялся о ее нуждах.

У нее был довольно приличный дом на окраине поселения, пятеро слуг-южан и огромное количество свободного времени. Мирвен воспитывала дочь, проводя с ней времени больше, чем любая другая из здешних женщин, много ездила верхом, превосходя в этом умении многих мужчин, читала книги и редко посещала какие-либо приемы. О ней знали очень немного – и судили о ней, как о надменной, мрачной, жестокой даже по здешним меркам к слугам. Лишенной женственности, добавляли те, кто безуспешно пытался стать ее поклонником. В общем – вполне типичной для этих мест леди из Черных Нуменорцев.

А ее дочь росла похожей на нее – не внешностью, общего между ними не было вовсе. Характером. Только все то, что в госпоже Мирвен было не столь явно, в девочке проявилось в полной мере. Она с пеленок усвоила, что она госпожа и хозяйка всего мира – начиная от своих игрушек, заканчивая слугами. Она умела приказывать с того самого момента, как сказала первое слово. Умела наказывать, как только поняла, что такое власть - а это она поняла еще у материнской груди. И в то же время она умела быть бесконечно доброй, беспечно снисходительной ко всем, кого считала ниже себя и ласковой к тем, кого считала себе ровней. Выше же себя она ставила только мать.

“Она рождена править”, говорила приятельница госпожи Мирвен. “Эта девчонка – настоящая королева”, говорил ее муж. А тот посланник Темного Властелина, который представлял его волю в этой колонии не говорил ничего, но Мирвен часто замечала его взгляд, устремленный на маленькую Морне – тяжелый, сумрачный, но все же полный восхищения и какого-то ожидания.

2.

Высокая стройная девочка стояла перед зеркалом, расчесывая длинные и густые волосы. Волны черных прядей плавно струились под размеренными движениями гребня. На ней было черное платье с низким вырезом – может быть, слишком уж дамское для ее возраста, но и в самой девочке чувствовалось что-то не по годам серьезное и взрослое. Она была красива – яркой, южной красотой. Черные глаза в тенях густых ресниц, яркие алые губы, тронутая золотистым загаром и нежным персиковым румянцем кожа. Правильное, строгое лицо. И что-то совсем уж странное – капризное, усталое, пресыщенное – в складках рта. Она тщательно причесала волосы, потом умело убрала их в высокий узел, украсила его ниткой жемчуга. Прическа получилась одновременно и торжественной, и неброской.

Морне подошла к матери, попутно вежливо, но довольно-таки небрежно раскланиваясь с гостями. На госпоже Мирвен было темно-лазоревое платье и тяжелая золотая диадема с сапфирами, спорившая оттенком с ее волосами. Рядом с дочерью она выглядела скорее ее подругой, чем матерью. Обе были тонкими, изящными, с точеными линиями фигур и надменной правильностью лиц. Сидевший рядом с Мирвен Посланник окинул девочку тяжелым и давящим взглядом, но она легко и надменно улыбнулась ему в ответ, как улыбалась всем гостям. Она привлекала его и чувствовала это, несмотря на то, что, глядя на Посланника – каменная маска лица, глубокое равнодушие ко всему – об этом казалось нелепым даже задумываться.

Потом был обычный бал.. просто прием в их замке в честь дня рождения ее матери. Морне не танцевала, почти не ела ничего из того, что было на столе. Большую часть времени она сидела в удобном кресле в углу залы, почти не прикасаясь к бокалу ледяного сока здешних ягод. И никому не казалось странным то, что Посланник сидит именно рядом с ней. Но никто не заметил, что они разговаривали. Когда тот говорил, он просто чуть опускал вниз голову, пряча подбородок в широком воротнике камзола, Морне же просто подносила к губам бокал. Ее кресло стояло перед креслом Посланника.

- Я видел, ты владеешь оружием лучше многих ровесников-юношей.

- Да.. – небрежно отвечала она. – Пока. Но они вырастут – а я уже нет. А вот верховая езда всегда останется моим преимуществом.

- Ты умна, девочка... Что ты будешь делать через десять лет, ты думала?

- Не знаю. Может быть, выйду замуж. Может быть, нет. У меня есть мои владения.

- У тебя их не будет, если ты не выйдешь замуж. Будет новый указ. Поместьями будут владеть только мужчины, состоящие на военной службе или имеющие таких сыновей. Или женщины, имеющие военных мужей или братьев.

- Да? Это неожиданно. Может быть, Посланник, вы с моей матерью подарите мне брата?

- Не дерзи, Морне. Тебе это невыгодно. Для некоторых Повелитель Мордора сделает исключения. Для тех, кто будет сам ему служить.

- Повелитель Мордора нуждается во мне? Так пусть пошлет за мной. Я покажу ему пару фехтовальных приемов и конных трюков.. дабы посмешить его, ибо это все, что я умею.

- Ты еще и очень красива. И умна.

- Ах, неужели я нужна ему как любовница? Ты не пьян, Посланник?

За спиной надолго воцарилось молчание. Морне небрежно покачивала ногой, обутой в изящную туфельку и молча ждала, когда тот подберет нужные слова. Разговор казался ей абсурдным и смешным. Но любопытство удерживало ее от того, чтобы просто оборвать его.

- Я не буду спрашивать тебя, откуда ребенок в твоем возрасте думает о таких вещах...

- Не надо, Посланник! Не притворяйся. Если бы ты считал меня ребенком, ты бы вообще со мной говорить не стал. Так что не стесняйся. Как не стеснялся вчера на балконе.

Тихое придушенное покашливание было ей желанной наградой.

- Так вот. Ты красива и умна. И самолюбива. Я могу предложить тебе службу. У тебя есть все качества для того. Кроме одного – ты еще слишком молода. Ты получишь многое и многого сможешь добиться. Земли, деньги, власть – что пожелаешь.

- Хорошо, Посланник. Приезжай за мной в год, когда вступит в силу указ.

3.

Она вошла в огромный и сумрачный тронный зал, пряча за врожденной аристократической манерой нигде не выдавать своего волнения страх и робость. Вошла гордо, с выпрямленной спиной и поднятой головой, лишь в том, как она держала руки, была какая-то деланная почтительность. Зал был темным, очертания дальних стен и потолка в полумраке терялись – так же, как и фигура в черном на высоком троне. Тот, кто ее сопровождал, опустился на одно колено и склонил голову. Морне неглубоко поклонилась – почти что кивок - и осталась стоять, вглядываясь в смутно различимый силуэт. Прошли долгие минуты, в течение которых сердце Морне билось, как набат, но догадаться об этом было бы сложно – она стояла неподвижно и прямо.

Она не вздрогнула, когда услышала голос, хотя его раскаты под сводами грохотали, словно гром и хлестали, словно бич.

- Подойди ближе, дочь Мирвен.

Она послушно подошла – не торопясь, но и не пытаясь вышагивать и красоваться. Морне дошла до того места, где ровный каменный пол переходил в ступени, остановилась у первой из них. Отсюда ей был хорошо виден тот, кого называли Повелителем Мордора. Темная одежда, довольно смуглое лицо – пугающе мрачное. Темные глаза, густая грива волос. Спокойно лежащие на подлокотниках руки в тонких черных перчатках – крупные, но изящные. На указательном пальце левой руки, поверх перчатки – странно яркий ободок золотого кольца. Она рассматривала, не стесняясь и не робея. Ей было интересно.

А потом его взгляд стал давить. Сначала Морне ощутила себя маленькой и беспомощной, неловкой и некрасивой. Она увидела себя как бы со стороны – красивая яркая женщина в платье изумрудного цвета, но впервые увиденное ей не понравилось. Она была жалкой. Морне вспыхнула до самых волос, и вдруг поняла – это не она такова, это он ее такой видит. И ей стало все равно – она заученным соблазнительным жестом подняла руки, поправляя волосы, ощущая свое сильное и стройное молодое тело, свои гибкие красивые руки, свои пышные волосы как самое приятное на свете. Ощущение презрения к себе схлынуло. Морне выпрямилась и снова взглянула в глаза сидящему на троне.

- Ты сильна, нуменорка. Будешь ли ты так же сильна, когда будешь служить мне? - раздался рокот грома под сводами зала.

- Я буду служить так, как сумею. Я не всесильный Творец. Но я сумею быть полезной.

- Время покажет. А пока иди. Я позову тебя, когда ты мне понадобишься.

Морне, неглубоко поклонившись, повернулась спиной, даже не задумавшись, насколько это противоречит или не противоречит этикету, принятому в Барад-Дур. Она знала всевозможные правила дворцовых этикетов, но тут большая часть из них не была принята. А потому она не хотела заискивать и соблюдать какие-то церемонии. А потому она просто повернулась и вышла. Сопровождающий шел за ней молча – но так же спиной к трону. Все верно, мельком подумала Морне.

4.

Когда слуга передал ей, что ее требует к себе Повелитель, она приготовилась вновь оказаться в тронном зале. Но нет – ее провели в небольшую комнату на верхнем этаже. Здесь было огромное окно во всю стену, даже не прикрытое ставнями от жары, стояло несколько деревянных скамей, украшенных кованой отделкой, тяжелый стол из дерева цвета меда. Лежали какие-то книги в отделанных металлом переплетах, свитки, просто обрывки бумаги, перья, несколько чернильниц. В углу валялся мужской черный плащ, рядом с ним – кинжал в ножнах. Ножны были украшены огромным сияющим изумрудом. Все это походило на пристанище нескольких безумных писцов. Воздух в комнате был удивительно сладким, словно бы медовое дерево стола разливало вокруг себя не только цвет, но и вкус и запах.

Морне подошла к окну, глядя вдаль. Во весь горизонт расстилалась только выжженная солнцем степь. Где-то вдалеке шла колонна войск, приглядевшись, она увидела, что это орки, возглавляемые всадником в черном плаще. Морне обернулась на звук шагов – торопливых и размеренных одновремено. В комнату стремительно ворвался мужчина в черном, скидывая на ходу плащ и небрежно швыряя его в угол, туда, где уже лежал один. Во всех движениях было что-то невыразимо прекрасное, гармоничное – единый свободный порыв. Она взглянула, недоуменно, не узнавая – и только когда он возвращал руку, отшвырнувшую плащ, по кольцу на затянутой в черное руке она узнала того, кого называли Повелителем Мордора.

Он бы красив. Он был ослепительно, невозможно красив – даже по меркам очень разборчивой Морне. Красив, притягателен и желанен. Он был невозможно, неправдоподобно рядом – близко, совсем равный ей самой, не отгороженный троном и титулом. Рядом – как родич, брат, жених. Молодой мужчина с надменным изгибом губ и насмешливым взглядом ослепительно зеленых глаз. Морне смотрела на него – и никак не могла стряхнуть этот морок. Ей хотелось прикоснуться к его руке, ощутить под пальцами эту уверенную силу мускулов, которая читалась под тонкой тканью рукава. Быть еще ближе – настолько, насколько возможно. Ее ноздри трепетали – она хотела узнать его запах. Голова кружилась, она забывала где и зачем находится. Забывала об опасности, которую он представлял собой всегда. Наваждение...

Он смотрел на нее насмешливо и понимающе. И – снисходительно. Этого Морне потерпеть не могла. Она отвела глаза, мысленно постаралась избавиться от всех чувств. Не очень-то это и помогло.. но зато она смогла, спокойно и ровно дыша, сказать:

- Приветствую Повелителя Мордора.

- И тебе привет, Морне, правительница Барад-Дур.

- Что-оо?..

Она едва не закричала от удивления и неожиданности. И тут же плотно зажала рот ладонью.

- Не сейчас, конечно. А когда вернешься из поездки в Пеларгир. Тогда ты будешь управлять всем хозяйством этого замка.

- В Пеларгир? Повелитель посылает меня туда?

Морне старалась говорить ровно и деловито, но удивление невольно проскальзывало в ее голосе.

- Да. Ты поедешь туда. Сумеешь – неважно как – приблизиться к кому-то из высокопоставленных начальников там. И будешь стараться узнать обо всем, что касается грузов, кораблей, войск и походов. Обо всем, что, как покажется тебе, важно для нас. Тебя найдет человек – ему будешь передавать все. Дай руку...

Морне покорно протянула левую руку. Откуда-то из складок одежды Повелитель извлек небольшого размера перстень с изображением змей. Выглядел он довольно обыденно – такие делали харадцы для своих женщин. С той разницей, что этот был из драгоценного лунного серебра. Взяв ее руку, он осторожно надел ей на палец перстень – Морне показалось, что он выкован из горячего пламени. Она едва не вскрикнула от боли и попыталась вырвать руку.

- Не бойся. Это просто заклинание. Теперь никто не сможет его у тебя отнять. Таких перстней только два. Того, у кого будет второй, ты будешь слушать, как меня. Поняла?

- Да, Повелитель.

- Не надо титулов. Моей будущей управительнице дозволено будет звать меня по имени.

- Я еше не управительница.. господин. Не стоит говорить об этом, как о чем-то решенном.

- Я не сомневаюсь, что у тебя получится.

Он положил руку Морне на плечо. От ладони исходил сильный жар – совсем не так, как от прикосновения обычного человека. И привлекательность его была нечеловеческой.. и Морне позволила себе думать только об этом, растворяясь в требовательных руках своего господина.

5.

- Тебе придется научиться говорить с акцентом Острова. Иначе сразу будет ясно, что ты с Юга. А всем известно, кто из твоего племени живет на Юге.

Смуглая немолодая уже женщина по одежде походила на обитательницу Харада. Но черты лица были иными.. да и кожа казалась загорелой дочерна под палящим солнцем Мордора, а не просто смуглой. И держалась она так, словно была здесь, в крепости Повелителя Мордора, хозяйкой всему и всем. Харадрим так держаться не умели. Да еще и в присутствии нуменорской плантаторши. Заметив изучающий взгляд Морне, женщина улвбнулась – покровительственно, почти по-матерински. И гордая Морне не почувствовала обычного надменного возмущения. Если ее считали королевой по крови, эта женщина была королевой-матерью. И девушка покорилась, приняла покровительство.

- Откуда ты, Ангаэль? Ты ведь не из Харада. Но ты и не из наших.. Тогда откуда же? Я вижу, ты из Трех Племен... Но кто из них служил..?

- Нет, девочка. Три Племени никогда не служили Северу... Но вастаки и харадрим – не единственные. Что говорят у вас об .. Ангбанде?

- Разное. Но я не слышала, чтоб там были люди. Орки, волколаки.. Валараукар.

Ангаэль насмешливо улыбнулась. Глаза у нее были зеленые, как морская волна.

- Нет. Орки и волки там никогда не жили. Рядом – да. Барлогов было к Последней войне только трое. Так что, сама понимаешь.. остаются люди. Люди там и жили.

- Так ты из тех.. из них?

- О, разумеется, я только потомок. Но мое племя помнит больше. Впрочем, это неудивительно - немногие из твоих предков участвовали в той войне. Но..

Ангаэль замялась.

- Но этого хватило, чтобы навлечь гнев Повелителя на всех. – твердо сказала Морне. – Не бойся, Ангэ, я вовсе не скорблю о том. Моя родина здесь, а лорд этих земель – мой Повелитель.

Она гордо тряхнула распущенными, по здешнему обычаю, волосами. Женщины Барад-Дур, и служанки, и высокородные, не носили ни кос, ни высоких причесок, зато носили яркие, сильно открытые платья с широкими юбками с высоким разрезом до середины бедра: удобно и пройти, гордо колыхая юбкой, и вспрыгнуть в седло. Для Морне такая мода была непривычной, а она не любила делать что-то против своего желания, потому и ходила в своих платьях, привезенных из колоний – женственных, подчеркивающих совершенство ее фигуры, но неудобных и сковывающих движения. Но Повелителю это было не по вкусу, и после того как он жестоко высмеял обычай, по которому женщин упаковывают так, чтобы они могли только сидеть и не мешать мужчинам, ей пришлось пересмотреть свой взгляд на одежду. А платье здешнего покроя, из ярко-алого харадского шелка, оказалось и удобным, и необыкновенно подчеркивающим ее красоту.. и Морне окончательно сдалась.

Ангаэль посмотрела на нее с пониманием, и, как ей показалось, с жалостью, и промолчала.

- В чем дело, Ангэ? Скажи мне!

- Ты сама все поймешь со временем, девочка. Я скажу тебе только одно: если уж ты выбрала его – иди по этому пути до конца. Закрой глаза на все, что будет казаться жестоким или страшным, несправедливым или постыдным. Будь слепа. Пусть твои глаза видят только Повелителя. Будь глуха. Пусть твои уши слышат только его приказы. Никогда не смей спорить с ним. Верь только одному – что он всегда прав. Всегда и во всем. И никогда не позволяй себе сомневаться...

Ангаэль резко отвернулась к окну, но Морне успела заметить, как та махнула широким рукавом по глазам. Через несколько минут она обернулась. Лицо было спокойным, выражение – твердым и внимательным. Морне заметила, что на самом-то деле Ангаэль намного старше, чем это может показаться. И была она очень усталой и очень многое повидавшей – но не радостные воспоминания прочертили резкие штрихи вокруг ее глаз и губ.

- Итак, продолжим. Этот звук на Острове произносят вот так...

6.

Морне проснулась, потянувшись изящным кошачьим движением, откинула пряди вьющихся волос с лица. Стояла глухая ночь новолуния. Морне тихонько перелезла через лежавшую рядом с ней грузную фигуру и вышла на невысокий балкон. Внизу раскинулся сад, который источал одуряющую смесь запахов. От него путались мысли и клонило в сон, а после такого сна у Морне часами болела голова. Но сад был любимой игрушкой наместника и приходилось с этим смиряться.

Как приходилось смиряться со всем вокруг. Уже пятый год подряд. С тем, что наместник колонии был глуп, хотя по всем прочим качествам мог считаться настоящим мужчиной – храбрый, твердый в своих решениях, щедрый и справедливый, галантный и изящный кавалер. Но он был глуп и был некрасив – Морне так и не смогла даже немного привязаться к нему. Она страстно мечтала о том, чтобы он умер.. все равно каким образом – в бою или на охоте, во славе или в позоре. Она мечтала о приказе Повелителя, который позволил бы ей самой вонзить ему кинжал между лопаток. Но приказа не было.

Она ненавидела своего любовника, свой дом в самом центре жаркого и суетливого портового города, общество, состоящее из наиболее рьяных последователей культа Манвэ. Необходимость быть в этом обществе, принимать участие во всем – в праздниках, турнирах, молитвах и жертвоприношениях из плодов, совершавшихся в храме. И ненависть заставляла ее еще лучше справляться со своей ролью агента Повелителя. Но именно поэтому ей все еще не разрешали вернуться, хотя просьбами об этом она заканчивала каждое письмо вот уже целый год.

Морне вдохнула сладко-пряный воздух. Окна дома выходили на восток. Там было темно.. но если очень постараться, можно было представить себе где-то там черный силуэт крепости, окруженной высокой стеной, горящие в ночи теплым желтым светом окна и среди них – одно темное окно ее комнаты. Комнаты, в которую она вернется во что бы то ни стало. И вернется – победительницей.

За спиной послышались шаги. Морне не обернулась – по звуку шагов она узнала своего любовника. Теплая широкая ладонь легла ей на плечо и Морне в который раз вознесла молитву Тому, кто во Тьме – чтобы он наконец-то услышал ее и покарал смертью этого ненавистного ей мужчину.

- Госпожа моя, что разбудило вас? Кто-то посмел шуметь и потревожил ваш сон?

- Ах, нет, ничего подобного.. Так, ерунда. Птица пела слишком громко.

- Какая птица, госпожа моя?

- Соловей. Птица любящих.

И она нежно обняла стоявшего перед ней высокого мужчину, потянулась к его губам... и как хорошо, что в темноте он не видел ее лица.

7.

Когда посланец Повелителя, второй обладатель особенного кольца, передал ей приказ вернуться, Морне приняла его за дурную шутку. Прошло уже десять лет с того момента, как она покинула Барад-Дур. Десять лет, в течение которых она, верой и правдой служа Повелителю, узнавала, выспрашивала, разведывала и подслушивала – чтобы передать все это этому мужчине в одежде харадского слуги, но с такими же яркими зелеными глазами и пепельными волосами, как у Ангаэль. Десять лет, последние три года из которых она убедила себя в том, что ее обманули и ей никогда не вернуться назад.

Но посланец в дорожной одежде ждал ее под окном, и вторая лошадь гарцевала рядом с ним.

- Но почему прямо сейчас? Не могу ли я уехать более пристойным образом? Будут слухи, сплетни.

Зеленоглазый улыбнулся, провел большим пальцем руки по горлу и кивнул в направлении комнаты, где спал Наместник. Морне вздрогнула от неожиданности.

- Это.. приказ?

- Да. Приказ Повелителя. Но если ты не можешь - я пойду. Тогда оденься и держи лошадей.

- Нет. Я сама.

Морне прошла в комнату, предназначавшуюся для служанки. Она давно настояла, чтобы слуги спали только на первом этаже. Достала из шкафа вещи, которые предназначались для охоты – удобный костюм, кинжал в кожаных ножнах, высокие сапоги. Быстро оделась, убрала волосы под берет. Прислушалась к звукам из спальни – доносилось только ровное дыхание спящего человека. Морне взглянула на себя в узкое зеркало. Да, если она была хороша тогда, десять лет назад – теперь она была прекрасна. Зрелая красота умной женщины, обладающей превосходным вкусом и гордым характером. Мягкие черты фигуры – округлость и стройность, сочетавшиеся в разумной мере. Яркие черные глаза, пухлые чувственные губы. И достоинство во всем облике. Она уже не выглядела девочкой, хотя ей исполнилось всего тридцать, а для несущей в своих жилах кровь Острова это было совсем немного, почти детский возраст. Таков был счастливый удел ушедших в земли Юга – они рано взрослели, но поздно старились.

Морне неохотно оторвалась от зеркала – ей хотелось любоваться на себя, глядя как в глазах загорается огонек предчувствия близкой свободы. Но для того, чтобы эта свобода не осталась только мечтой, нужно было еще постараться. Она тихо вошла в спальню, склонилась над спящим. В руке ее был кинжал, который дал ей посланник – кинжал работы Острова, с какой-то незнакомой монограммой. Она прицелилась, потом опустила руку, еще раз подняла, вспоминая полученный когда-то от Ангаэль урок. И одним точным безжалостным ударом вонзила его в правый бок, под ребра и вверх. Раздался тихий хрип – и все.. Морне прошла на балкон, легко спрыгнула – посланник поймал ее, как пушинку. Морне вспрыгнула в седло и они помчались по темной улице, разбивая ночную тишину звонкой дробью копыт.

На первой стоянке, которую они сделали, уже выехав далеко в степь, когда солнце близилось к зениту, Морне, превозмогла усталость и бросилась на шею к посланнику. Для него это было полной неожиданностью – Морне всегда была к нему надменна, как к прочим слугам. Но она обнимала его и прижималась, как к возлюбленному после долгой разлуки и, смеясь, повторяла:

- Свободна, я свободна, ты понимаешь? Дажангар, милый, ты понимаешь? Свободна!

- Меня на самом деле зовут Элнар..

- Ах, ну какая разница.. Я свободна, понимаешь? Теперь все будет хорошо...

8.

Неделя погони.. Лошади пали на третий день, не выдержав бешеной скачки, и они шли пешком. Под палящим солнцем мордорской степи днем можно было идти только несколько часов. Они шли всю ночь, потом все утро и вновь отправлялись в путь вечером. Всего в день они шли около восемнадцати-двадцати часов, пережидая только самую сильную жару. Элнар вел ее каким-то только ему одному известными тропами от одного полузасохшего колодца до другого. На второй день такой дороги Морне перестала отличать реальность от бреда, рожденного голодом и жаждой. Ей мерещились то полноводные реки, в которых можно было плавать часами, то тенистые сады ее детства, столы заставленные самыми разнообразными яствами, покои в Барад-Дур, ласковый взгляд и прикосновение руки Повелителя...

Идти было невозможно. Даже закаленному, прожаренному степью Элнару этот путь был труден. Но для избалованной женщины, самой большой тяжестью в жизни которой была слишком затянувшаяся охота, это было почти что смертельным испытанием. Ее лицо почернело от ожогов и жажды, ноги были сбиты в живое мясо. Глаза почти что ослепли от яркого света. Она спала на ходу – ноги несли ее сами. А где-то за спиной была погоня – как минимум два отряда всадников, здоровых, полных сил, со свежими лошадьми. Их спасало только то, что они не знали этих земель – жаркие степи были извечным оплотом для Мордора, но не для привыкших к морю нуменорцев.

Когда она падала, Элнар поднимал ее – как мог, когда уговорами, а когда и ударами. Она поднималась и шла, с монотонностью автомата. Ни разу она не пожаловалась на усталость или боль, голод или жажду – пила и ела ровно столько, сколько давал ей спутник, бинтовала стертые ноги теми полосами холста, которые он ей давал и ничего не просила. Она вообще ничего не говорила – только шла, иногда спотыкаясь и поднимаясь вновь.

Их нашли на восьмой день к вечеру – двое всадников в черных плащах. Первыми их увидела Морне, а так как они ехали не с востока, а с севера, потянула спутника за рукав, показывая на новых врагов. Но тот только засмеялся – только смех, вырвавшийся из измученной жаждой глотки более напоминал карканье ворона, а потом неожиданно закрыл руками лицо. Слез не было, но лицо его искривилось в беззвучном рыдании. Морне разобрала только короткое:

- Дошли...

Двое всадников были мужчинами, по виду чистокровными нуменорцами, но они были мало похожи на обычных людей вообще. Бледные смертельной бледностью лица, тщательно спрятанные от солнца под капюшонами плащей темные глаза, ледяные руки. Морне не успела рассмотреть второго - очень широкоплечего, довольно пожилого. Но ей хватило даже той части рассудка, что еще не была затуманена бредом, чтобы узнать второго, на венце которого вокруг лба сплелись две змеи – его лицо было ее собственным. И тогда она впервые за весь путь потеряла сознание, словно бы разрешив себе покинуть на время этот мир.

9.

Сколько дней тянулось беспамятство – она не знала. Но очнулась резко, словно бы волна бреда выплеснула ее на твердый и суровый берег реальности. Полутьма. В комнате тщательно занавешено окно. Густой запах трав и мазей. Руки – привязаны бинтами к кровати и на них лежат куски ткани, пропитанной ядовито-желтой мазью. Такие же лоскуты – на лице. Морне попыталась пошевелить губами – и резкая боль пронзила ее. Словно бы она пыталась сломать лед.. только этим льдом была ее собственная кожа. Морне рванула руки, разрывая бинты и поняла, что не одна в комнате – за спиной раздалось предостерегающее покашливание.

- Ты.. принеси мне.. зеркало!

Голос прозвучал грубее вороньего карканья. Руки сами срывали с лица повязки, ощупывали кожу – всю в рубцах, коростах болячек, мокнущих воспаленных ранах.

- Зеркало! - то ли простонала, то ли прорычала она. – Ты, кто ты там..

Тот, кто был в комнате, сделал несколько шагов вперед и Морне резко замолчала. Это был Повелитель. Но зеркало он ей подал, оборвав ее попытку произнести подобающее приветствие резким кивком и легкой отмашкой руки в неизменной перчатке. Морне взяла зеркало, превозмогая боль в пальцах – и тут же выронила его. То, что она увидела, было ужасно.

- Вылечи меня!

Она привстала на постели, не обращая внимания на слабость, кружившую голову дурманом. – Вылечи, я знаю, ты можешь. Прошу.

- С чего ты вообще взяла, что я это умею? - тихий, недобрый голос.

- Узнала.. от многих. Вылечи меня! Я не буду жить.. такой. Не буду..

- Тебя вылечат наши лекаря..

- Нет! Я знаю, что это безнадежно. Вылечи меня, Повелитель!

- Наконец-то ты вспомнила мой титул, девчонка..

Морне поднялась с постели, схватила его за руку. Потянула резко. В жару она мало понимала, что делает – или слишком хорошо понимала.

- Если ты хочешь, чтобы я служила тебе – вылечи меня. Иначе я покончу с собой! Чего тебе это стоит?!

- Хорошо. Ложись.

И то, что было после, Морне запомнила лишь частично – но и этого было довольно, чтобы понять всю мощь магии, которой владел Повелитель. Нестерпимый жар на коже.. искаженный голос, шепчущий странные слова.. фиолетовые сполохи на стенах.. ощущение того, что она проваливается куда-то в бездонный колодец... а потом она заснула, и когда проснулась, перед ней стояло зеркало. И в нем отражалось ее лицо – такое обычное... она сначала не поняла, что это за странная шутка. Но, вспомнив все, тихо заплакала – впервые со времен детства.

10.

Он ворвался в ее кабинет, хлопнув дверью о стену так, что она затрещала. Морне внутренне сжалась, но по ее виду об этом нельзя было догадаться. Она встала из-за стола, где писала письмо, почтительно поклонилась – более почтительно, чем обычно – и встала, спокойно опустив руки по телу.

- Кто приказал остановить погрузку?

- Я, милорд.

- Немедленно распорядись продолжать.

- Нет, милорд. Я не сделаю этого.

Он остановился напротив нее, опираясь руками на крышку орехового стола – и там, где лежали пальцы, оставались вмятины. Гнев и ярость - у кого угодно кровь застыла бы в жилах от ужаса. Если уж сам Повелитель Мордора беспокоится о каких-то возах, а нахальная девица ему смеет перечить – значит, в мире что-то сдвинулось с места.

- Почему, Морне? - тихий придушенный голос. Таким он отдавал распоряжения о казни. Лицо искажено гримасой ярости.

- Потому что я не позволю ни одному возу с запасами провизии покинуть крепость, милорд.

- Позволишь. И немедленно.

- Нет, милорд. Только при условии, что мой труп повезут на первом из них.

- Значит, повезут. Но приказ ты отдашь сама.

- Нет, милорд.

- Да!

- Нет!!

И изящные крепко сжатые кулаки ударили по столешнице. Чернильница подпрыгнула и опрокинулась, заливая бумаги. Но Морне не обращала на это внимания – она стояла в той позе, в которой опустила руки на стол – чуть наклонившись, опершись на стол, уставившись на стоявшего напротив. Бешеная кошка, защищающая свое гнездо с котятами выглядела бы уместно на ее месте. Морне защищала свою крепость. Это поединок взглядов длился, должно быть, часы...

- Ну, хорошо, Морне. Объясни, почему ты настаиваешь на своем?

- Все очень просто милорд. – Она взяла лист бумаги, не запачканный разлитыми чернилами, перо. – Вот что мы реально имеем на сегодня.. а вот что должны поставить нам с Юга.. а вот это число – то, сколько нам нужно на каждый день. Итого...

11.

Она была главной распорядительницей в крепости. Она была главной на Совете у Повелителя. Без ее слова нельзя было коснуться ничего, что имело бы касательство к процветанию Барад-Дур. Только в воинских делах она не имела – да и не желала иметь – участия. Пока крепость в основном укрепляла свои пределы и накапливала мощь, ее требованиям уделялось более внимания, чем любым другим.

Принимать гостей высоких рангов и ведать, чем накормить слуг. Знать наизусть все запасы, доходы, прибыль и убыль. Раньше самих плантаторов получать сведения о том, велик ли урожай на их землях и сколько стоит платить за тот или иной товар. Знать, что делает каждый в крепости. А это только часть ее забот... Она нужна Повелителю и для иных дел. Интриги. Заговоры. Коварные замыслы. Она была очень умна – и ум ее был особенным. Она могла рассуждать по-мужски – безупречная холодная логика, тонкий расчет; она могла быть умной по-женски – интуиция, предвидение, кажущаяся нелогичность. Она умела сочетать обе стороны своего ума. И была к тому же бесконечно коварна как.. Даже Повелитель не мог сказать, чего в этом коварстве больше – женской проницательности или мужской утонченности.

Ей не составляло труда раскусить большую часть планов и замыслов противника. Но ее замыслы часто были темны и для самого Повелителя Мордора - и они были успешны. Морне была безжалостна. Ее никогда не волновало, хорошо ли то, что она делает. Вопросы морали ее вообще не занимали – каждая ситуация была задачкой, которую нужно было решить, игрой, которую надо выиграть. Какой ценой – безразлично, лишь бы ценой минимальных потерь с ее стороны.

Она умела управлять. Ее слушались сразу, и не только потому, что боялись ее наказаний, а наказания были и были они болезненными и неожиданными. Просто она умела приказывать, должно быть, никогда не задумываясь об том, как это получается. Это было естественно.. это было в крови. Уметь отдать нужный приказ, нужным тоном, нужному человеку. Суметь его похвалить, если он выполнил верно. Она никогда не скупилась на награды – ее подчиненные никогда не знали нужды и бедности. Пусть даже на это уходила немалая часть ее собственного имущества – ей было не так уж и много надо.. а вот преданность гораздо большая ценность.

Она была единственной в своем роде за все те года, что стояла Барад-Дур. И знала об этом. Ангаэль, что уступила ей свое место, умела быть преданной, умела заботиться о хозяйстве – так, как заботилась бы она и о своем доме – но Морне была совсем из другого теста. Черный Цветок Барад-Дур, называли ее. И у этого цветка было прекрасное соцветие, дурманящий запах и очень ядовитый сок...

- Милорд.. Я думаю, нам не следует более быть столь близкими друзьями.

Прямой мягкий взгляд, уверенный спокойный голос. Лицо – как всегда, когда ничто ее не раздражает - спокойно-красивое, не выражающее никаких истинных мыслей.

- И почему же?

- Я должна управлять крепостью. Я должна доверять только своему взгляду. Мне трудно это делать, если мной движет не только преданность, но и привязанность.

- Так ты отказываешь мне, чтобы лучше служить мне?

- Да, милорд.

Он улыбнулся – той улыбкой, что предназначалась обычно для посторонних: обаяние, надменность и более ничего. Движение мышц лица, не более. Морне выдержала взгляд в упор, как выдерживала их с тех пор, как сказала ему свое первое “Нет!”... как давно же это было. Она чувствовала, как рвутся узы взаимной симпатии. Как навсегда уходит в прошлое тот образ, в котором она увидела его – молодого ярко-красивого мужчины, близкого и доступного. И теперь они будут – господин и служанка. Это было бесконечно печально для нее – и все же так было нужно. Пришло время отделять долг от желания.

И стало по слову ее. И отдав что-то во имя своего служения, она нашла большее – радость от своей нужности и преданности.

12.

- Прошу, господин. Подождите здесь. Таково желание Повелителя.

Она оставила его в небольшой комнате рядом с кабинетом. Уходя, оглянулась – очень высокий мужчина, даже в комнате не снявший длинный черный плащ из плотной ткани. Бледное лицо, черные волосы. Лицо – знакомое ей самой с детства. Лицо из зеркала. Ее отец. Отец.. а она уже выглядит старше, чем он. Сколько раз он приезжал в Барад-Дур, то один, то в компании своих собратьев. Пока их было только трое. Младший был сыном Ангаэль, второй – одним из когда-то прославленных нуменорских полководцев. Тот, кто был ее отцом, был Первым. Королем. Король-Призрак, как уже сказал кто-то – имя, которому суждено пройти сквозь эпохи.

Он и не знал о том, что у него есть дочь, о том, что та леди, что распоряжается всем и вся в этой крепости – и есть эта дочь. А Морне не спешила бросаться ему на шею с криками радости. Слишком поздно было – да и что за дело тому, кто бессмертной памятью пройдет в веках, до одной простой смертной. Смертной, и не желавшей изменить свою участь. Она была вполне довольна своей.

И все же ее как-то особенным образом привлекал этот человек. Он был очень красив. У него были благородные манеры. С ним можно было говорить часами – это было интересно. Он был Улаийри – Кольценосцем, а, значит, уже во многом не человеком. Он был магом огромной силы. Магия была не то, что особо интересовало Морне, но ей хотелось лучше знать, что это такое. Да и просто быть рядом с ним было приятно. Морне не знала, почему – голос крови ли или простая симпатия.

Ей приходилось несколько раз бывать в Кирит-Унгол, Сторожевой Башне. Мрачноватое это было место – обитель призраков, как кто-то назвал ее. Гарнизон орков под командованием Второго – странных орков, вышколенных и почти даже воспитанных.. насколько можно воспитать орка, конечно. Темная мрачная башня. Тишина в ее покоях – невозможная, неестественная. Оглушающая тишина – даже заунывный свист ветра в ней кажется прекрасной музыкой. Но та крепость, что предназначалась для всей Девятки, была еще мрачнее.

Часто Морне приходилось общаться со Вторым. Их объединяло то, что они занимались хозяйством – каждый в своей крепости. Тот был приятным, вежливым человеком.. и все же с ним она ссорилась чаще всего. Запасы маленькой крепости все время пытались поспорить с запасами огромной Барад-Дур, а Второй, наделенный огромными полномочиями Повелителем, полагал, что их надо увеличивать и далее. Впрочем, дальше Морне его полномочия обычно не шли. Они сражались за каждую телегу, за каждый мешок – и сами смеялись над собой.

Они были такими чужими.. и Морне опасалась их, хотя и понимая умом, что это – союзники. Она понимала, что присутствует при уникальном событии в этом мире – рождении новой силы, Девяти кольценосцев. Новой и невиданной доселе силы, которая должна была внести серьезный перевес в противостояние Востока и Запада. Она надеялась дожить до того дня, когда увидит их всех вместе. Морне видела, как становился Улаийри Гэлмор, сын Ангаэль и Повелителя. Из довольно обыкновенного, как казалось Морне, молодого мужчины с несколько необычным для Барад-Дур радостным и восторженным выражением лица он становился сначала искусным воином – она видела долгие часы его ежедневных тренировок, потом искусным магом – несколько раз он показывал ей причудливые фокусы, называя их детскими шалостями. А потом он стал иным – уже не человеком, и Морне отшатнулась, встретив его в коридоре, но уловила что-то похожее на обиду в его глазах, ставших из изумрудно-зеленых почти прозрачными и нашла в себе силы улыбнуться:

- Господин Гэлмор, я могу вас поздравить с успешно пройденным последним Испытанием?

Он поднес ее руку к губам.. пальцы были ледяными, дыхание тоже. Прозрачная синева когда-то смуглой кожи пугала. Впервые она подумала – какова же та цель, ради которой можно сделать такое с собственным ребенком?

- Госпожа Морне, вы всегда были так добры ко мне.. Благодарю.

Лед и в голосе. Интонация – добрая, вежливая.. но хруст льдинок в голосе не растопить ничему. А ведь еще недавно он был удивительно мягким для здешней публики и милым мужчиной... Вероятно, он прочел мысли Морне.

- Не стоит меня жалеть, госпожа моя. Что-то теряешь – что-то находишь.

И ушел. Морне думала об отце. И он прошел через это. Тоже, значит, когда-то был человеком. Но – каким? Впервые она жалела, что никогда не расспрашивала мать о нем. А теперь было уже поздно – мать умерла несколько лет назад.

13.

Она неловко помялась на пороге. Впервые в жизни Морне не знала, как начать разговор. А вернее, как его закончить – все, что ей следовало бы обсудить с госпожой Халет, она уже давно обсудила. Но ей хотелось говорить о том о чем ей не стоило знать и задумываться.

Гостья смотрела на нее своими бледно-голубыми глазами. Выражение лица у нее было обычным – сонным, задумчивым. Трудно было поверить, что за этими невыразительными глазами, тяжеловатой фигурой и неловкими движениями где-то прячется самый острый ум и самое великолепное чувство юмора из всех, что доводилось встречать Морне.

- Ты что-то хочешь спросить? - медленно произнесла женщина. – Так спроси.

Морне улыбнулась, но легкое движение бровей выдало ее недовольство. Они давно были на “ты”, но все их отношения были очень осторожными, недоверчивыми – так танцуют два акробата на канате, стараясь ненароком не задеть друг друга. И вдруг два шеста коснулись – неожиданно.. не вовремя.

- Слишком многое и слишком личное. – негромко сказала Морне. – Так может быть, лучше не спрашивать?

- Отчего же? Лучше спросить.

- Хорошо. Зачем тебе все это нужно?

- Что именно?

- Становиться Кольценосцем.

Халет чуть помедлила, глядя в пол, потом подняла голову, тряхнув золотыми вьющимися прядями на висках.

- Я делала то, что было моей жизнью. Долго. Это стало более чем образом жизни. Это стало моей сутью. Потом все рухнуло. А я уже слишком привыкла...

- К чему?

- Управлять. Командовать войском. Решать сложные загадки, которые не по зубам большинству мужчин. Чувствовать себя победительницей. То, что предложила мне родина после смерти мужа – моего щита, моего прикрытия, моих рук – не по мне. Я не могу просто жить мирной жизнью, выращивать цветы и фрукты и умереть, когда почувствую себя слишком немощной. Я привыкла быть полководцем...

- Но ведь раньше ты сражалась против.. нас.

- Ты хочешь спросить, каково предать свой народ? Я отвечу. Если ты не можешь быть тем, чем хочешь, если ты не нужна.. Если приходит кто-то и обещает тебе службу, которая созвучна всему, что ты желаешь в жизни – это возможно. Я служу не твоему Господину, я служу себе. Своим желаниям. Но ему это принесет пользу. А мне – бессмертие.

- Такое бессмертие – зачем оно тебе? Ты видела Гэлмора до того, как он стал этим?

- Нет. Но это ничего бы не изменило. Ты еще молода. Ты не знаешь, как годы струятся меж пальцев, как песок. Бегут столь быстро, что ты не в силах заткнуть все те прорехи, через которые они сочатся – не успеешь задуматься, а их уже нет. Ты еще не знаешь, каково, когда сначала тело изменяет разуму – становится неповоротливым, слабым.. а потом сдается и разум, оставляя твое фэа стучаться в наглухо закрытые стены собственной немощи и слабоумия... Но самое страшное – то, что твое фэа еще так молодо.. так молодо. Оно не смиряется с тем, что происходит. Оно хочет жить, как прежде.

- Я могу понять тебя. Понять, но не принять это. Лучше я пойду тем путем, что начертан мне от века. С надеждой на то, что то, что встретит меня за гранью Чертогов, будет лучше. Прости, мне пора идти.

И Морне быстро вышла.

Не было во всем мире силы, которая заставила бы ее принять по доброй воле такую судьбу. Пусть бы тысячу раз тело ее ослабло и истлело – но бессмертие, которое не прекратится никогда, хуже во сто крат. Словно неразрывные путы, которые будут вечно держать тебя в мире, который успеет тысячу раз измениться и опротиветь тебе. Нет. Никогда.

14.

Как часто теперь вспоминала она слова Халет, Халет, что давно уже была бессмертной тенью, бледным призраком с глазами человека. Ибо настал день, когда время потекло сквозь ее отчаянно сжатые ладони. Давно она уже не была молодой и даже в среднем возрасте. И хотя она выглядела совсем не старой – оболочка ее оставалась полной сил и здоровья, таков был дар судьбы ее племени – она чувствовала себя по временам бессильной. Словно бы руки не поднять – настолько нет сил. И память словно бы проваливается в какой-то омут. Давно ушли все те, с кем она начинала свой путь в этой крепости. Лишь она, словно наказанная кем-то, оставалась нести свою службу. Только Господин оставался все таким же молодым на вид - но теперь она лучше могла понять ту вековую усталость, седой холод, которым тускло отблескивали его глаза, когда никто на него не смотрел.

Старость. Морне давно смирилась с беспощадным ознобом, сквозившим в этом слове. Давно приняла то, что жизнь ее не вернется на прежний путь, где она покоряла всех и вся, была полна жизни и гордого, независимого нрава. Пора было уходить от дел. Пора.. иначе пришлось бы быть отстраненной от них насильно. А это было бы слишком большим позором. И однажды Он привел в ее кабинет девушку. Почти девчонку.

У той были темно-каштановые волосы, смуглая кожа и чуть раскосые карие глаза. Глаза эти смотрели с таким потрясающим вызовом всему миру, что Морне узнала в ней себя в те же годы. Узнала и грустно улыбнулась. Девушку звали Саэрханна. В ней смешалась самая разная кровь племен Востока и Юга. Она была красива, умна, сообразительна и полна самого горячего желания достичь невиданных никем еще высот на этой службе. Морне приняла ее настолько тепло, насколько могла. Только нужно было еще этого не показывать, ибо девчонка, словно камышовый кот, шарахалась прочь от любой попытки проявить к ней симпатию или покровительство.

Она обучала ее всему, что необходимо было знать Саэрханне, которой предстояло через год занять место Морне. Та училась легко и быстро – с ней было легко. Она была толковой ученицей. Наконец, настал день, когда ей предстояло сказать последнее напутствие и передать ей ключи. Морне мучительно думала о том, какие слова были бы верными. Она заново перелистала все страницы своей жизни, но все никак не могла сообразить, что же сказать. Было когда-то что-то такое, что она услышала, и что потом помогало ей долгие годы. И вдруг память, на миг перестав быть тягучим болотом, выплеснула когда-то услышанное от Ангаэль:

“Я скажу тебе только одно: если уж ты выбрала его – иди по этому пути до конца. Закрой глаза на все, что будет казаться жестоким или страшным, несправедливым или постыдным. Будь слепа. Пусть твои глаза видят только Повелителя. Будь глуха. Пусть твои уши слышат только его приказы. Никогда не смей спорить с ним. Верь только одному – что он всегда прав. Всегда и во всем. И никогда не позволяй себе сомневаться...”

Она умерла через полгода, сама призвав к себе смерть. И та чаша с ароматным вином, что прятало горечь яда, которую подал ей ее Господин, и его последние слова – “Ты была отличной слугой мне. Я запомню тебя”, стали для нее не проклятием, а благодеянием и надеждой.

Блаженны те, кто сумел прожить всю свою жизнь так, как мечтали... Блаженны те, кто сумел отказаться от нее в тот миг, когда из праздника она становится проклятием.

Говорят, если неожиданно взглянуть в мутноватое зеркало, что непонятно почему висит в одном из темных коридоров Барад-Дур, можно увидеть отражение высокой черноволосой женщины в алом платье с неизменными ключами на поясе...

Текст размещен с разрешения автора.



return_links(); //echo 15; ?> build_links(); ?>