Главная Новости Золотой Фонд Библиотека Тол-Эрессеа Таверна "7 Кубков" Портал Амбар Дайджест Личные страницы Общий каталог
Главная Продолжения Апокрифы Альтернативная история Поэзия Стеб Фэндом Грань Арды Публицистика Таверна "У Гарета" Гостевая книга Служебный вход Гостиная Написать письмо


Стихи Л. Бочаровой

XVII
Точеных скул оливковый загар...
Перед войной...
Романс времен 30-летней войны
Осеннее вино
Финал 30-летней войны
Уленшпигель
Шерлок Холмс
Нарцисс
Джон Ди
Моцарту видней
Иерусалим потерян
Тампль
Апостол Андрей
Псалом 1
Псалом 2
Псалом 3
Манифест
Простите мне невольный мой обман...
Эта тихая поступь извне...
Там, где ветер звенит от латыни былых песнопений...
Альбигойцы
Inquisition
Следственный рок-н-ролл
Лесной принц
Песнь о моем лорде
Эдрахил
Они
Мед Поэзии

XVII.

Шаг, шаг, шаг по мокрой мостовой - осанна грозам! Гром твердит о склонности небес к стрельбе... Шаг меж струй, туда, где кровоточат мантии и розы. Тот не жил, кто никогда не шел к тебе. Летний дождь, как занавес, раскроется в полнеба. Низкий дым окутает изножье стен. Тот не жил, кто никогда в твоих объятьях не был. Тот не жил, кто не был взят тобою в плен. Твои солдатские и царственные контуры И наслажденье, и мучение для глаз. Твое гасконское лицо парит над окнами В рассветный час. Твоя жестокость - это вид благословения. Блаженны те, кто не вступал с тобою в спор! В твоих белесых небесах - мое затмение, Мой приговор. Мой век... Мой дом застыл на стрелках стройной цифрою "17". В этот час он вылизан дождем и тих. Тот не жил, кто не мечтал в полях твоих остаться. Тот не жил, кто не мечтал воскреснуть в них. Летит меж дулами уверенная конница, Шуршат страницы под надушенной рукой. В твоих распахнутых ночах моя бессонница, Мой непокой. Твоя фортуна, легконогая и быстрая, Встает над мертвыми, ликуя и крича. Несу меж крыльев на спине, как след от выстрела, Твою печать. Твою печать, мой век, мой гений злой. Моя судьба тобой была хранима. Между карт вращался компас золотой. Ты, смеясь, ломаешь мне хребет неумолимо. Ты, смеясь, останешься всегда со мной. 09.2003

* * *

Точеных скул оливковый загар, Разлет бровей, как аспидные крылья, Уместного молчанья редкий дар - Не дай Господь, чтоб это стало былью. Волна украла цвет твоих зрачков, И потому ты в сговоре с волною, Ты возишь контрабанду с островов. Не дай Господь мне стать твоей женою! Змеится рот, привыкший к афоризмам, Висок белеет ранней сединой, Не дай Господь мне встретиться с тобой И оказаться пленницей харизмы. Твоим грехам нетрудно заблудиться В шеренге добродетелей твоих, Но вряд ли ты избавишься от них. Не дай Господь тебе на свет родиться. Под переплетом крышки гробовой, Побуквенно прикованный к страницам, Живи своей придуманной судьбой. Не дай мне Бог хоть раз тебе присниться.

* * *

Перед войной Розы пахнут сильнее, чем летом. Щедрость земли К грешникам нам неизвестна… Перед войной Приятно забыть о поэтах: Хуже проклятых вопросов проклятье ответов. Бедные дочери Евы! Все ваши песни - Плач о мужчине, которого вы потеряли: Не долюбили. Не дождались. Не до…..ли Глупый Адам сходит с тропы по нужде. Им не оправдана роль, что ему навязали. Плод недокушенный горек в финале. Красная глина ни в чем не была виновата, Видимо, правда: познанье приводит к вражде. Черные ангелы, стойкие, словно солдаты, Стражу несут и внимают нелепой божьбе. ...Черные ангелы с белыми лунами лиц - Ими отпущены всадники из-под Меггидо, Передан шифр и пароль. Переправа открыта. Черные знаки впечатаны в тело страниц. Свет и тревога. Плыву между труб и печатей, Между престолов, костей, похорон и зачатий, Между Марий, как меж скал, что столкнулись боками, Меж берегами Новой земли - и земли, что покрыта снегами. Небо черно, как седьмая глава откровенья. Черной субботе наследует воскресенье, Графика зимний пейзажей и шахматных досок. Красная глина, ступай, отдохни от работы. Мимо смолистых лафетов, огней и повозок Всадники едут на аспидно-белое знамя. Я раскрываюсь как книги и переплеты - Свет и покой. И рука, что не знает заботы, Правит финальной игрой без ферзя, но с конями. 2003

Романс времен 30-летней войны

Ружейный дым так сладок на заре. Отныне он - ваш спутник серебристый. Храни Господь стрелков и дуэлистов! Вы мне назначили свиданье в октябре. Сгорают клены в пурпурном костре. На наших землях монсеньор загнал оленя. Я в пятый раз читаю "Опыты" Монтеня, Вы обещали мне вернуться в октябре. Под мелкий дождь, во всеми проклятой дыре Вы пьете херес и копаете траншеи. Храни Господь и вашу честь и вашу шею! Вы дали слово не погибнуть в октябре. Чужая блажь не стоит ничего. Чужие опыты губительны для слуха. Теперь я знаю, глух Господь на оба уха: Молитвы любящих не трогают его. …Листва осыпалась к рождественской поре, А в декабре месье Монтень почти несносен. Вы навсегда остановили эту осень. Вы изменили мне со смертью в октябре. 09\2002

Осеннее вино

Под дождями плачет желтых лип конвой. Где же ты, удача, что стряслось с тобой? Вслед каким знаменам Ты летишь в зеленом С непокрытой головой? Желтые страницы, старый переплет. Быстрая куница в клетке не живет. Был бы козырь крести, Был бы кодекс честен - Даже смерть была б не в счет. Так пейте же, враги мои - триумф да будет прост! Последний мост Сожжен и возведен не мной. Я вам прощаю этот тост, Заздравный тост, И горький дым победы... Звонкие копыта не разбудят стен. В белом санбенито выйдешь в новый день. Грудь разрежет ветер, Что теперь ответит Неизменный твой Монтень? Так пейте же, друзья мои, вино - свидетель уз. Мой кубок пуст. Я больше не союзник вам. Случайных клятв тяжелый груз, Тяжелый груз Пора оставить в прошлом. Потемневший обод брачного кольца. Отпускает повод всадник без лица. Битвы и обеты - Битые валеты, Слишком хрупкие сердца. Мы выпьем этот кубок двое - я и брат-октябрь. Под шум дождя, По седине увядших трав Он мне вернет свой лучший дар, Свой лучший дар - Небьющееся сердце. 1998

Финал 30-летней войны

Не смотри, что за дверью листопад, И болит под шестым ребром. Наливается золотом закат, Как густой корабельный ром. Это осени поздней горький хмель Приближает январскую метель, Что так красит твои виски, Неприкаянный странник. Сколько продано смеха ни за грош, И проклятий слетело с губ?.. Сколько стоптано кожаных подошв, И расплавлено медных труб? Сохранила ли гордость прежний цвет На полотнищах Пирровых побед? Не черны ли они, как гнев? Не белы ли они, как правда? Пр. Вертится-крутится мельница, Стало быть, все перемелется, Ветер промчится над берегом, Дверь затворится за недругом, Сталь оперения ястреба вспыхнет в закатных лучах. Кровь смешается с порохом в пыли, Закричит капитан: Отбой! И потянутся клином журавли Над дорогой прошедших войн. А дорога сквозь мяту и полынь Убегает в безоблачную синь, За которой твой старый дом - Ты оставил его открытым... Пр. --- " --- Отобьют звонари девятый час, Разольется по кружкам эль, К толстой Берте вернется верный Ганс И согреет ее постель, Воротится корабль, что сел на мель, Будут окна распахнуты в апрель, А за окнами - белый дым Зацветающих вишен. Так зачем ты клянешься прежним днем И спасаешь пробитый флаг? Сыты до смерти сталью и свинцом, Спят союзник, и друг, и враг. Отгремели повозки в колеях, Горек вкус пораженья на губах. Горьким соком истек октябрь. Научись у него смиренью. Пр. --- " --- 1998

Уленшпигель

Ветром февраль стучит во флигель, Мокроволос и белокур. Ходит по свету Уленшпигель, Неисправимый балагур. Неистощимый, словно слякоть, Незаменимый, как слеза, Терпкий, как яблочная мякоть, Правый, как винная лоза. Короток плащ его дорожный, Крепок кулак, шаги легки. пеплом Фламандии безбожной Густо покрыты башмаки. Жарко чадят в тавернах свечи. Корчится нищий в колесе. ...Движется смерть ему навстречу С перьями горлицы в косе. Пенится пиво, сохнут слезы, Сносит плотину венный вал. Жгут корабли за дамбой гезы, Крутится мельничный штурвал. Лисьи следы читает егерь Там, где прошел бунтарь и шут. ...На корабельных досках Брейгель Запечатлел его маршрут. Катятся по снегу колеса, Чешет кобель холеный бок, Жжет свои опусы Спиноза, Спит в колыбели Сведенборг. Кто задремал в снегу, у плеса, У колеса, под крики птиц? Трижды крестом сошлись у оси В том колесе двенадцать спиц. Короток сон, как божья милость, На перекрестке всех дорог. Все, что во сне ему приснилось, Выписал красками Ван Гог. ...И если ночью, по поверью, Слышался легкий скрип шагов - Утром прочтешь в снегу за дверью След остроносых башмаков. 1999

Шерлок Холмс

Старый плющ, покров тумана, Тихий омут, водный глянец, Ход семейных неурядиц, Цепи долга и обмана. От изящных построений Мысли цепкой и тревожной Два шага неосторожных До состава преступленья. Ход часов не изменить рабам железных стрелок. Нить, спасительную нить ты держишь в пальцах, Шерлок! Компаньон твой еле дышит: Как делить с тобою крышу? Ты без сна, воды и пищи Утонул в дыму. У тебя в мозгу устройство Механического свойства: Там, безжалостный и жесткий, Есть ответ всему. В этом городе угрюмом Ты - хозяин положенья: Все, от сыщика до грума, Влюблены в твои решенья. Шах на черно-белых клетках, В свете лампы - четкий профиль. Наслажденье катастрофой - Составная интеллекта. Кто способен отменить смертельный поединок? Нить, погибельная нить все свяжет воедино. Над чернильною рекою Гонит смог холодный ветер. Не найти тебе покоя, Не ответив, не ответив. Кто забьется в паутине? Лучше гибель, чем ошибка. …Одиноко плачет скрипка под парами кокаина. Миг - и время полетит, как стая диких белок. Миг - где логика царит, где ты всесилен, Шерлок! Любопытство - добродетель До тех пор, пока на свете Незаметно в спину метят, Путая следы. Голубая кровь у лордов, Ярко-алая у прочих, У таких, как ты, она Прозрачнее воды. 2002

Нарцисс

Что за образ возник предо мною в полуденном зное? То ли это творенье небесное, то ли земное? Не его ли всегда различал я по снам и виденьям? Не его ли я сделал воистину собственной тенью? Были стрелы Амура верны, и не знали пощады, Перед ними бессильны железо и мрамор колонн. Лучше б грудь мне пробила копьем молодая Паллада, Лучше б в камень меня обратил золотой Аполлон! ...Сердце глупое рвется наружу от страха и счастья. Я обидел Киприду - и я в ее мстительной власти. Я сижу у ручья, я смотрю на свое отраженье, Я люблю этот лик - я не в силах прогнать наважденье! Только эхо смеется в горах, и не ведает горя, И несет мои слезы в залив голубая река. Оттого так вода солона у Эгейского моря, И печально вздыхает волна возле кромки песка. Я смотрелся в глаза двойника, и в стремительность жеста. Водной глади коснулась рука - мне не двинуться с места. Я хотел бы почувствовать плоть, а не холод озноба... Если ступит двойник мой за грань - то погибнем мы оба. Я в венке из полуденных роз пробужденья не чаю, Я корнями, как цепкий сорняк, в этот берег пророс. Легконогий Гермес не избавит меня от печали, И хмельной Дионис не одарит забвением лоз. ...А за лесом рыдала свирель о любви безответной. Ей внимали дриады, попарно усевшись на ветках, И раскрылась бутоном душа моя в стебле высоком, Белоснежным цветком с ароматом хмельным и жестоким. И разбитое сердце мое стало лиственным соком, И заплакал рассеянный Пан, наклонясь надо мной, Ему вторили боги морей, и ручьев, и потоков, И вздыхала вода, и играла прибрежной волной... Только эхо смялось в горах, и не ведало горя, Унесла мои слезы в залив голубая река. Оттого так вода солона у Эгейского моря, Оттого возле моря печаль неизменно легка. 10.2000

Джон Ди

Осень хриплой трубой гонит дожди. Спят до судного дня ангелы. Что случилось с тобой, бедный Джон Ди? Ты запретил себе Англию. Кормишь лондонской почтой свой атанор, А в дверь беда стучит молотом. Кто твоей колесницей правит с тех пор, Как ты из праха взял золото? Сердце стальное бьется уверенно, Время иное меряет, меряет. Дом в закатной крови красен и тих, В нем даже простыни алые. Кто читал приговор, бедный Джон Ди Когда ты жег мосты в Англию? Опьянели гонцы в долгом пути, Запивая нектар солодом. Кто был твой адвокат, бедный Джон Ди, Когда ты имя дал золоту? Ныне былого лестницы пройдены: Страшное слово - Родина, Родина… Вдоль сожженных мостов выставлен строй Оловянных солдат Англии. Что же, бедный Джон Ди, станет с тобой, Когда разбудит залп ангелов? …Над туманом плывет башенный звон. Мир застыл на краю холода. Принимай свою смерть, милорд Джон - Ты подчинил себе золото. Сердце стальное - неустрашимое. Время покоя - жди меня, жди меня… …С позолоченных век осыпается снег, Позолоченный свет, позолоченный век. 09.2001

Моцарту видней

О чем задумались, Маэстро, На середине нотной строчки? Известно: гений и злодейство Ходить не могут в одиночку. Цени весну беспечных дней! Но Моцарту видней. На что надеяться Маэстро? Вам рукоплещут ежегодно, Но год не плачено оркестру, А уголь кончился сегодня. Такая жизнь гори в огне! Но Моцарту видней. Ваш ужин скуден был и пресен, Сюртук давно не по плечу. Ведь скрипачу не надо песен - Подайте хлеба скрипачу! ...А он мурлыкает во сне, Ведь Моцарту видней. Фантазий нежная богиня Откуда вас таким извергла? Навзрыд рыдает герцогиня На коде вашего аллегро. Она кричит. Бегите к ней. Но Моцарту видней. ...Его соперникам по нраву Подсыпать яд ему в обиде. Он благодарно пьет отраву, Поскольку ангелы все видят. Как ни кричи ему: "Не пей!" Но Моцарту видней. Стучит ознобом час расплаты, Горят засушенные розы, Рассвет встречается с закатом На середине Лакримозы. Вы быть могли бы поумней... Но Моцарту видней. Хромает тощая кобыла, Черна кладбищенская роба, Заяет общая могила, Белеет известь вместо гроба. Опустим занавес над ней. А Моцатру видней. ...Прошли века дежурной лести. Смотрю назад - куда все делось? Ты безупречен в каждом жесте, Любимец бога, Амадеус! Таким иными быть грешно. А Моцарту смешно. 10.2000

Иерусалим потерян

- Я рыцаря ждала из дальних странствий В Иерусалим... Покинул он мой замок провансальский На семь долгих зим. Когда же с белой палубы Он ступил на брег, Я поняла: он не был мне верен. Он видел Гроб Господень - он потерян Для меня навек. - Я был оруженосцем у сеньора, Что принес обет. Когда же мы вернулись из-за моря После стольких лет, Он бросил щит на палубу, Он упал на снег, Он проклинал того, кому верил... Я понял: Иерусалим потерян Для него навек. - Певец, я проклинаю имя вора, Глядя на восток. А здесь поют беспечные труворы Про любовный ток, О том, как плачет соловей, Жаждою томим... Я не желаю слушать их трели! Вели им спеть о том, как был потерян Иерусалим. Мы все теперь труворы и скитальцы На своей земле, Наш вечный дом лишился постояльцев И исчез во мгле. - Зачем, - ты спросишь у небес, - Я не сгинул с ним? Господь тебе ответит едва ли: Он знает - мы навеки потеряли Иерусалим. 6.2000

Тампль

Из небесных ладоней января просыпается манна На оковы твои, На потерянный дом. Кто блуждал по пустыне сорок лет - оказался обманут, И остался рабом, И остался рабом... Зачарованным Каем на снегу бьюсь над проклятым словом. Расцветает ли роза, мой сеньор, нынче в вашем окне? Кто натаскивал гончих, мой сеньор, в ожидании лова? Кто останется бел Там, где праведных нет? Но были ранее мы с тобой одно - Я твоими руками бью хрусталь, Я твоими губами пью вино, Я твоими глазами вижу сталь Прополосканных ветром плащаниц, Кровь рассвета - как рана на груди, Припорошена пеплом Сизокрылых синиц. Коронованный пламенем, лети - стало белое алым, Медный колокол дня Докрасна разогрет. Проиграв королевство, мой сеньор, не торгуются в малом На последней заре, На последней заре. Это сладкое слово, мой сеньор, было вовсе не "вечность" - Смерть поставила парус, мой сеньор, на своем корабле. Вы же поняли тайну, мой сеньор, вы составили "верность", И дождетесь меня На библейской земле. Там, где были с тобою мы одним - Я твоей рукой сжимаю стяг, Твоим горлом кричу: "Иерусалим!" Я твоими глазами вижу знак На нагих и молчащих небесах, Где сияет, открытый всем ветрам, Опрокинутой чашей Наш нетронутый храм. 6.2000

Апостол Андрей

Желтых стен раскаленная гладь, Катакомб каменистая пасть. Я пришел сюда, чтобы пропасть. Не ищи меня - это напрасно. Город в мареве летних сиест. Тишина на три мили окрест. Лишь бродяга, сидевший в пыли, Подмигнул мне лукаво и ясно: - Когда танцует апостол Андрей, Он уверен, что смерти нет, И сияет фаворский свет Над его шальной головою, И те, кто ходит с ним под сенью олив, Белы как сон, и без вина во хмелю. Открой лицо свое, Иерусалим - Они взяли тебя без боя. Я стоял там, где высился крест, Я не понял ни гнева, ни слез. Над холмами встал радужный мост И крестил их потоками ливня, И с омытых водою небес Я услышал беспечный смех И слова: "Лишь двенадцать из всех Знают, что значит - быть со Мною. Смотри - танцует Апостол Андрей, Смотри - он знает, что смерти нет, И сияет фаворский свет Над его шальной головою, И те, что ходят с ним под сенью олив, Белы как сон, и без вина во хмелю. Открой лицо свое, Иерусалим: Они взяли тебя без боя!" Это то, что не знал Авраам. Это больше, чем смог Моисей. Храм Закона в нетленной красе - Что ты можешь теперь поделать? ...Пал на город полынный туман И накрыл собой пурпур и сталь. Я пропал, безнадежно пропал Возле стен, поседевших от мела... И мы танцуем среди копий и пик, Мы танцуем у жарких костров, И меж теми, чей лик суров, Наши лица светлы, как прежде. Нам рукоплещет цветной Колизей, Град камней гладит наши тела, Но я не знаю ни боли, ни зла - Кровь как роза цветет на одежде. Пока танцует апостол Андрей, Пока я знаю, что смерти нет, Полыхает фаворский свет Над его шальной головою. Пока мы ходим с ним под сенью олив, Белы как сон, и без вина во хмелю, Я говорю тебе, Иерусалим: Мы взяли тебя без боя. 1996

Псалом 1

Я не знаю любви - но я видел, как пламя дрожит на раскрытой руке. И закат и восход - это лишь отпечаток ремней на горячем песке. Одиночество голых смоковниц и грозы с дождем - Все будет после, А пока мы идем. Пряный запах полудня - как дым сигарет тех, кто может отбрасывать тень. Можно знать - но не думать об этом, пока не закончился длящийся день. А суды, и кресты, и расплата - все будет потом. Все будет после. А пока мы идем. Мы идем вдоль уюта и страха, что скрыты в пропорциях кровель и стен. Геометрия слова ломает симметрию плоскости рук и колен. А сомненья и смерть, и сутаны над дымным костром - Все будет после. А пока мы идем. Я не знаю любви, но я видел зрачок, где вода превращается в кровь. Только путнику может ударить в лицо пьяный ветер с восточных холмов. А распахнутый свод, и Иисус с поседевшим виском - Все будет после. А пока мы идем. 1989

Псалом 2

Не найти адвоката погибших сердец под холодной звездой волхвов. Где ты бродишь, рыбак, пока лисы едят твой улов? На груди мироздания ширится алый рубец. Возвращайся назад, если это еще не конец. Только тот, кто несет свое сердце в худую копилку чужих умов, Знает царственный голос Желанья НЕ БЫТЬ. Приходи подбирать незадачливых учеников, Что, не веря, надеялись так, как могли бы любить. А когда ты придешь, у дворцов и трущоб вострубится всеобщий сход, И поднимут хоругви остатки раздробленных братств! Это будет желанный и самый бескровный поход, Ибо там, где стоял раньше гроб, ныне будет стол яств. Где ты бродишь, рыбак, с сетью, полной сердец, Под холодной звездой волхвов? Этот мир будет твой - потому что тебе все равно. Приходи превращать эту воду в густое вино. Возвращайся назад, если это еще не конец. 1991

Псалом 3

Среди тысячи преданий про судьбу и про суму, Среди тысячи признаний место есть и моему. Я скажу о том, кто мил мне - остальным доверья грош. Расчерти весь на мили, а такого не найдешь. Легок шаг его навстречу, зелены его глаза. Он прекрасен, словно вечер, он опасен, как гроза. Он согрел бродягу-душу и зажег своим огнем. Он вода моя и суша, он мой воздух, он мой дом. Даже зависть и коварство отступают перед ним. Он не просится на царство - он обычный пилигрим. Но среди бродяг и нищих он как лилия в пыли... У него душа от неба, ну а тело от земли. Мой возлюбленный - работник, он без дела не сидит: Он умело правит лодкой, он возводит прочный скит, Он стада пасти умеет, он отлично сеет рожь. - Говорят, он был евреем, но, похоже, это ложь. Лик его горит на окнах в многоцветьи витражей. За него скрестили копья сотни преданных мужей, Сотни воинов суровых за него пошли на смерть. - Говорят, он бел, как лебедь, но он смуглый, точно медь. Мой любимый - словно ветер, что летает над песком. Он везде раскинул сети, но не ведает о том. И ему знакома слабость пред начертанной судьбой... Говорят, он дарит радость, но еще он дарит боль. Он сведет с ума поэтов, превращая вина в кровь... Но безжалостней стилета разделенная любовь. Горьким соком пьяно сердце - увернуться не посметь. Я люблю его и в смерти - но над ним бессильна смерть. Среди тысячи преданий про судьбу и про суму, Среди тысячи признаний место есть и моему: Я скажу о том, кто мил мне - остальным доверья грош, Расчерти весь свет на мили, а такого не найдешь. 1999

Манифест

Над обугленным рвом Между ночью и днем Переброшены сходни. Если б я был пророк, я сказал бы вам - будьте свободны! Хуже адовых врат называть свои цепи наградой. В этом страх виноват - но не стоит бояться, не надо. Этот мир состоит их любви между небом и твердью. Этот мир состоит из любви между жизнью и смертью. Пей вино ветров В мареве лугов И слушай сердца зов, Пока еще не поздно... На зеркальный мираж Вдаль, за облачный кряж, Все идут пилигримы. Если б я был пророк, я сказал бы вам - будьте любимы! Это так же легко, как смеяться, и кто бы ты не был - Жизнь похожа на фарс с эпилогом в безоблачном небе. Этот мир состоит из любви - боль придумали люди. Этот мир состоит из любви - и иначе не будет! Пей вино ветров В мареве лугов, И слушай сердца зов, Пока еще не поздно... Все отмерено впрок по веленью надежд В круговерти извечной. Если б я был пророк, я сказал бы вам - будьте беспечны! Не бывает потерь, не бывает путей без возврата: Ваша жизнь - это дар, А за дар невозможна расплата. Этот мир - словно свадебный пир между небом и твердью. Этот мир - словно свадебный пир между жизнью и смертью. пей вино ветров В мареве лугов И слушай сердца зов Сердца зов... 1995

* * *

Простите мне невольный мой обман: Я умер - и закрылась мышеловка. Теперь я продолжаю свой роман, Небытие поставив заголовком. Я знаю - смерть не терпит суеты И лихорадки дружеских обетов, Но весь комизм, друзья мои, не в этом: Блаженство - это символ Пустоты, А вовсе не симптом Другого света. ...И на могилу мне летят цветы Венками ненаписанных сонетов.

* * *

Эта тихая поступь извне - иль в моей голове - Приближенье судьбы сероглазой, изнанка фортуны. Я давно уже жду, как стрела зазвенит в тетиве, Обнимая гитару, как гриф астролябии - Бруно. Дверь сорвется с петель, и придут, и потащат меня По грязи мостовой, мимо спеси готических шпилей, Мимо шумных базаров, затопленных гомоном дня, Вдоль костров и костелов - туда, где не строят идиллий. Где зевающий лучник ладони подносит ко рту, И чета голубей за решеткой воркует по-свойски, А за ними - внизу - на обманном вечернем свету - И Париж, и Ситэ, и неконченный богословский... Там мансарда вернее служила началом Небес, Чем талмуд казуистов и ладан епископской славы. Я уверен лишь в том, что Париж стоит тысячи месс, Ну а месса не стоит и сточной парижской канавы. ...Полуобморок утра накроет меня с головой, И петлею на шее затянется плащ сновидений. И тяжелые мысли мои - мой железный конвой - Наконец-то позволят уйти из их цепких владений... Нет, не время облавы! Не время садиться на мель, Когда носится в воздухе призрак прованского лета! Может быть, я еще допою свой последний рондель, Если смерть за меня не захочет закончить куплета. Я еще оживу. И вернусь, как пройдут холода, По цветущему вереску, по луговому безбрежью. Я вернусь к вам живым, как всегда. Как бывало всегда. Как любой из певцов возвращается к ждущим с надеждой. 1991 г.

* * *

Там, где ветер звенит от латыни былых песнопений, Где на пыльных дорогах расплавился горный хрусталь, Доминик де Гусман в одеяньи из крестных знамений Гарью дымных костров осеняет закатную даль. Где алхимик из колбы извлек 5/8 андрогина, Трое нищих торгуют бездонною чашей Грааль, Продавая за тридцать монет основанье доктрины... Где студенческий гимн застревает в гортани, как сталь, Где хохочет бубенчик извечной господской забавы, Где на камни Тулузы ложится простреленный шут, Где ликует зверье в ожидании скорой облавы, Где монахи гадают на пальцах: сожгут - не сожгут, Где опальный барон разливает по бочкам селитру, Где худой тамплиер, заикаясь, твердит ритуал, Где горит фанатичная ярость в бойницах забрал, Где кричит оборванец, что Папа сложил с себя митру, Где купец из Венеции сбыл элексир воскресений, Где слепой архивариус комкает греческий текст - Доминик де Гусман в одеяньи из крестных знамений Начинает отсчет попадающим в лоно Небес. (1994)

Альбигойцы

Погребальных костров стелился сизый дым Мимо полых холмов, по дорогам пустым, по равнинам седым в ожиданьи снегов... Ответь мне: чем был твой кров? Чем была наша цель средь бурлящих котлов, Среди скованных тел, среди плотской тюрьмы? Мы ошиблись дверьми - я здесь быть не хотел! Очнись же - сорван покров: В небесах Плавят медь. Это смерть - Рыцарь в черных шелках, Проводник К раю - Где беспечен псалом, Где за Круглым столом, Как Артурово рыцарство, Свита Христова У чаши с вином... Тем, кто большего ждал, Господь направит гонцов. В их руках, как Грааль, горит смертельный фиал, но если это - финал, он так похож на любовь! Ты слышишь пенье ветров? Над сетью белых дорог, над дробным стуком подков Открыта дверь облаков - так труби же в свой рог над Вселенской зимой, что была нам землей. Над пеплом наших костров. Оглянись - Вестник ждет, Проводник До последних ворот, Где меня Встретят Все, кого я любил, Все, кого я любил, Все, кого, как и нас, в небеса уносил Ветер... 1993

Inquisition

Чувствую горлом холод перчатки латной. Список закрыт - и будет прочтен превратно. Правда ли, что на нем проступают пятна? Правда ли, что мы звали друг друга: брат мой? Было нашим оружием слово - мы его омочили во вражьей крови. Было тело адамовой глиной - мы его подарили раскисшим дорогам, Мы читали дорожные знаки О любви, О безбрежной любви, что является именем Бога. О чем ты молился, возлюбленный брат мой, шепча золотую латынь? Чему ты смеялся, возлюбленный брат мой, когда она шла к окончанью? Мы будем молчать, потому что слова разрывают небесную стынь. Мы будем молчать - и заштопаем небо молчаньем. Были демоны наши смешливы - они пощадили нас в наших грехах. Были ангелы наши суровы - они нам читали Фому Аквината, И тогда мы оставили волю В их руках - В белоснежных руках их, что были сильны и крылаты. О чем ты жалеешь, возлюбленный брат мой, когда расступается высь? Чего ты желаешь, возлюбленный брат мой, надев милосердье как латы? Мы будем молчать, потому что слова - это цепи. От них не спастись. Мы будем молчать - и, возможно, избегнем расплаты. И вино было кровью, и кровь опьяняла - таков был предложенный текст. Мы скользили по лезвию бритвы - оно веселило нам душу и зренье, Мы срывались с опасного края В бездну бездн, И узрели, что в лоне небес невозможно паденье. О чем ты не вспомнил, возлюбленный брат мой, сгорая в витражном огне? Чего ты боялся, возлюбленный брат мой, когда призывал к покаянью? Мы будем молчать, потому что слова - это средство побега во вне. Мы будем молчать. И Господь осенит нас познаньем. 27.08.2000

Следственный рок-н-ролл

Если дыба заржавела, если в кадке нет воды, А кругом такое дело - справить некогда нужды, Секретарь лежит на лавке, у него шестой допрос, И что ни пояс - то удавка, что ни слово - то донос, Я бреду к помойной куче у орешника И шепчу: Господь, помилуй душу грешника! А вот и грешник показался с выраженьем на лице, Пять сержантов трибунальских держат увальня в кольце, А он ворочает глазами, он поносит мой наряд, Он сидел в тюремной яме целых восемь раз подряд, Он так извел меня ужимками насмешника! Что за жизнь! Господь, помилуй душу грешника! Только с делом развязался, только к четкам я приник, Снова рядом оказался богомерзкий еретик, Он зовет себя мессией, он, похоже, скрытый псих, Он обвиняет в содомии всех приятелей моих! Он увидел в Папе адова приспешника. Что сказать? Господь, помилуй душу грешника! ...А он слюной в меня плевался, он испачкал мой подол, Он в крови своей топтался, он забрызгал протокол, Когда кругом такие люди - как не встанет рядом ад? Так что пусть меня осудит тот, кто не был виноват! А пока, в костер подбросивши валежника, Я кричу: Господь, помилуй душу грешника! Вот сгорю я на работе, получивши нервный стресс, Выйдет душенька из плоти и домчится до небес. А в дверях апостол Павел ей подскажет пару слов, Хвать за шиворот душонку - и ворота на засов! И, вертясь в руках апостола небрежного, Я скажу: Господь, помилуй душу грешника! 9.2000

Лесной принц

Ночь. Допил вино закат. Ночь. На сердце листопад. Ночь. Как лодка на плаву Скользит звезда, и падает в медвяную траву... Жду, - туманами согрет, - Жду, - сияет крестоцвет. Жду, когда отпустит лес На сонный луг Законного владыку этих мест. Жду, когда от родника Ступит легкая нога Хранителя границ. И в лунный луч из мрака Ступишь ты, мой принц, Чьи глаза, словно сталь, остры. Мой лесной принц, раздувающий флейтой костры. Мой лесной принц, осыпает твой трон листва, Мой лесной принц - пред тобою теряю слова... Днем орешник твой конвой. Днем ты скрыт от глаз листвой. Днем тростник - твоя свирель, И вереск застилает королевскую постель. Дом твой - вековечный лес, Клен от века был твой жезл, Речь твоя - как пенье птиц И по нему Сегодня различаю я в ночи тебя, Мой принц. В земляничной короне дня - Мой лесной принц, поверни своего коня! Тысячу лет сумрак леса касался лиц, Тысячу лет он - лишь тень от твоих ресниц. Мой лесной принц, я тебя не увижу вновь, Мой лесной принц, повелитель семи ветров. Скован клинок, переплавлено сердце в меч, С призрачных плеч мне не снять травяной венок... 8.2000

Песнь о моем лорде

Ветер Потревожил сонную листву. В тьме и в свете Я тебе по имени зову. Лес молчит, Словно полк, лишенный короля, Лишь в ночи Кровоточат ветви… Ветер, Полуночный ветер мне сказал: Чтобы верить, Не нужны ни разум, ни глаза. Здесь трава До сих пор хранит твои следы, Но в ночи кровоточат ветви. Над лесной дорогой клубится пыль, Тени глубоки у цветущих лип. Лорд мой переменчивый, где ты был В час когда сжигали мы корабли домой? Ты должен был остаться… Ветер, Это ветер стонет в темноте - Метит Прямо в грудь, открытую беде: Без тебя Этот мир, как дом, осиротел, Без тебя Кровоточит сердце. Видишь - Звезды бьют в древесный окоем. Видишь - Лес поет при имени твоем! Выйдешь - Ты из тени выйдешь, и вдвоем - Ты и ночь - мне излечат сердце. Встанет над дорогой прозрачный мост От твоей руки до кленовых звезд. Венчанный короной златых волос, Ты склоняешь голову в ответ на мой вопрос: Зачем ты не остался?.. Ветер По лесным прогалинам летит, Чтобы встретить Твой приветный возглас по пути. На земле Без тебя мне некуда идти, Кровь черна, словно двери ночи. Ветер, Подари мне сон или покой! На рассвете Я хочу смириться с пустотой, До зари Стать древесным соком и смолой И застыть в этой долгой ночи! Над лесной дорогой - седой туман, Ветви, словно руки, сплетают сеть, Лорд мой, неужели здесь все - обман? Лорд мой, неужели ты и вправду встретил смерть?.. Ты должен был вернуться… Ветер, Это только ветер, Это только ветер… 21.05.2002

Эдрахил

За краем белого плаща, за позолоченным венцом Я шел на битву, как на пир, и бриз ласкал мое лицо. Вскипела соль на берегу, когда я вам принес обет. Вас обступала темнота, но я в ней видел только свет. За краем белого плаща, судьбой Избранника гордясь. За краем белого плаща, что никогда не падал в грязь. За краем белого плаща, пока не пробил этот час. Благословляю темноту, что окружает ныне нас. Мой осенний Лорд, ваше сердце тверже, Чем речной гранит, чем седой базальт. На краю судьбы не прошу о большем: Отведите взгляд. Отведите взгляд. Алели капли на снегу, как погребальные цветы. Алели капли на снегу, где я не смог сказать вам - ты... Красны у гибели глаза, размерен шум ее шагов. Нас обступает темнота, и в ней я вижу только кровь. У края белого плаща, который ныне очернен, У края белого плаща, что мне дороже всех знамен, Я опрокидываюсь в боль, себя молчанием губя. Я опрокидываюсь я боль, но в ней я вижу лишь тебя. Мой осенний Лорд, не тревожь меня больше: С сердца сними золотую сеть. Тяжела любовь, но свобода - горше. Отведи глаза. Дай мне умереть.

Они

Отпускает ночь цветные сны, Обнажая полный лик луны, Отделились тени от стены - Это значит, в дом пришли Они. Их глаза светлы и голодны, Там горят болотные огни. Как боюсь я их невинных лиц, Я боюсь их вкрадчивых речей. Мне знакомы пальцы хищных птиц, Когда ноша сорвана с плечей. Под лопаткой холод острых спиц, Разум был моим, а стал - ничей, В нем отныне - прочим не видны - Безраздельно царствуют Они. Их придумал бессмертный профессор, Их тела - это музыка леса, Их слова - квинтэссенция слез, После них твоя жизнь полетит под откос. Опасайся пенья в темноте, Опасайся локонов льняных. Их лучи направлены на тех, Кто еще ребенком видел сны О прозрачных замках в высоте, О мостах над морем золотых. Ты забудешь свой родной язык, У чужого имени в плену, Ты забудешь все, к чему привык, Даже пол, гражданство и страну, Кто тебе отец и кто твой бог? Опадает вереск в синий мох… Это сделал бессмертный профессор. Три талмуда изрядного веса Он писал, не надеясь на спрос… С этих пор жизнь полетит под откос. Кровь течет меж пальцами в траву - Человечна, смертна и красна. Покидает сердце клеть свою, Чтобы им наелась Их весна. Их сиянье гибельно для глаз. Там, где есть Они - не будет вас. У причалов плещется вода, Зов ее властителен, но тих - Не вернется память никогда, Потому что ты - один из Них, Кто отмечен не был в должный час, Тот добыча каждого из Нас. Мы растопчем твой унылый мозг, То, что было камень, станет - воск. Нас придумал бессмертный профессор, Наша речь - это музыка леса, Наша тайна - ответ на вопрос. После нас твоя жизнь полетит под откос. Это сделал бессмертный профессор. Три талмуда изрядного веса Он писал, не надеясь на спрос… После них твоя жизнь полетит под откос. 2003

Мед Поэзии

Это вино. Это не яд и не кровь. Это вино. В нем нет ничего, кроме меда. Солнечный хмель - источник для терпких слов: Такова его природа. Пусть плачет о смерти тот, кто не смог одолеть немоту. Пусть тот закроет глаза, кто привык к полутьме, кто не может стоять в свету. Я знаю, что свет слепит, Я знаю, что боль поет, Я знаю - душа звенит, Когда оборван полет. Пусть тот клянет свой удел, кто слаб идти до конца. Пусть тот страшится судьбы, кто все рассчитал, кто не видит ее лица! Я знаю, что кроткий - чист, И радость - его причал. Я знаю - лишь тот смолчит, Кто от рожденья молчал… Это вино. Зачем ты выпил его? Выбрать свой путь - твое врожденное право. Но это вино - и поздно жалеть того, Кто открыт его составу. Я знаю - дрожит рука, когда отвергает сталь. Я знаю, что лучший щит - забвение и печаль: Они - броня Для слишком скупых сердец… Достанет ли нам огня, Что нам отмерил Отец? Я вижу пропасть меж криком и словом - она глубока. Пусть плачет о смерти тот, кто думал, что смерти нет, что она легка. Когда сожжены мосты, Моря переходят вброд. Но знал ли об этом ты, Ступая на тонкий лед? Из раны сочится мед, Пока твоя боль жива. Я знаю, что кровь пойдет, Когда иссякнут слова. 08\2002


Текст размещен с разрешения автора.



return_links(); //echo 15; ?> build_links(); ?>