Д. Бромберг, Н. Некрасова По мотивам ХИ-96 [Рудаур] Мать мою звали Кайренн Ломиан, а отца у меня не было. То есть у меня были настоящие мать и отец, только вот я их не помнила. Ту мать и меня, годовалого несмышленыша, нашел на охоте Ардан, нынешний ри Тораннах, Народа Холмов, старший брат Кайренн, которая удочерила меня после смерти Минэ рих-Нэхтал - таково имя моей настоящей матери. Минэ была из форомбарских вэстханэлет. В Форомбаре я никогда не бывала, все больше дома сидела, хотя, наверняка у Минэ там была родня. А отцом моим был эльф. Самый настоящий эльф, из Гверенна. Митлас по имени. Он и не знает обо мне - ему сказали, что Минэ умерла родами, и он, отчаявшись, ушел в Гавани Севера и отплыл на Заокраинный Запад. Поэтому у меня кроме имени - Танвика, - есть еще прозвище, Талум, что означает "Дитя эльфа". Все это мне поведала Кайренн, когда мне исполнилось десять лет. А Кайренн узнала об этом от самой Минэ перед тем, как та умерла - она была сильно простужена, ходила мужа искать, а как ей сказали, что он с горя уплыл, так она едва не сошла с ума. А мне тогда всего три года было, я и не помню ничего. В общем, я-то царской семье Тораннах никто, считай. Выкормыш. Ункаль Ардан последнее время вообще стал косо смотреть в мою сторону. Все поговаривал, что, мол, замуж мне пора и тому подобные слова. А я делала вид, что не понимаю. Весной принесло к нам мойха-бродягу. Венеле ван Кнахт его зовут. Ростом еле мне до плеча, на ногах шерсть растет, как у зверя, но говорит разумно. Любопытный - ужас! Говорил, что в Ахтаме - у него на родине, в общем, - его вне закона объявили за то, что он из-за межи убил соседского сына. Хвастался, что в курган лазал, лук оттуда добыл и меч дивной работы - только меч ему ни к чему, оставил хозяевам, на земле которых стоял курган. И все к девкам льнул, вот поганец. Ко мне тоже попробовал, да я ему сразу затрещину - р-раз! Мать Кайренн заметила - отчитала и его, и меня - мол, повод сама дала. Потом, ближе к осени, приехали нежданно послы из большой крепости Фарнак. Крепость эта далеко находится, там живут владетели здешних земель, дривы. Говорят, Тораннах жили здесь еще раньше дривов, но когда те приплыли из-за Великого Моря на огромных Кораблях и стали селиться вокруг, Тораннах встретили их дружелюбно. Дривы возвели свои крепости и назвались правителями этих мест. Тораннах, как говорят, вначале роптали. Но потом нашелся среди них один мудрейший, по имени Дерг Мак-Коннла, который сказал, что дривы, мол, пусть считают эту землю своей - земля сама разберется, кому она принадлежит. И предрек еще, что наступит время, когда дривы будут разобщены, и тогда наши женщины войдут в их дома и станут править вместо их мужчин, а народ Тораннах вновь будет признан равным среди прочих соседей. Наши женщины. Хм. Мне-то что - я им почитай никто. Так, полукровка, найденыш. Дривов я видела впервые. Они были высоки ростом и суровы лицом, носили короткие кожаные куртки под доспехами из блестящих пластин, а на голове - черные повязки. Они назвались, но я имен не запомнила и смотрела на них больше из любопытства - вот ведь, как далеко забрались. Старший из них выступил вперед и сказал, что будет говорить только с самим ри. - Я слушаю тебя, - ри Ардан нахмурился, видно, ожидал дерзостей от послов. - Ю Арантир велел передать тебе, - торжественно начал тот, - что истек срок клятвы, которую твой отец некогда принес его отцу. Ныне ее пора возобновить, да, кстати, выплатить кое-что в казну Фарнака. Быками и шкурами, разумеется. Я видела, что ункаль кипит от бешенства - не просто дерзости, а пренебрежительный тон. Мол, кто такие эти Тораннах? Дривы считают их Людьми Сумерек, изначально предавшимися злу. Вот ункаль и положил руку на рукоять меча - невзначай. - Передай ю Арантиру - кстати, с каких это пор он ю? Он ведь всего лишь наместник, насколько я знаю. В общем, передай ему, что мы приедем после сбора урожая, в осеннее равноденствие. По толпе Тораннах пробежал ропот. Осеннее равноденствие - великий праздник плодородия. Если ри не будет со своим народом в тот день, земля может разгневаться и перестанет плодоносить. Ри поднял руку. - Мы отпразднуем Эр-кеннат как положено, а после выступим в путь. - Я передам князю, - старший склонился перед ри, но в этом поклоне было больше презрения, чем почтения. Я припомнила рассказы матери Кайренн о пророчестве Дерга Мак-Коннлы, насчет женщин Тораннах в домах дривов во дни их разобщенности. В этот момент старший выпрямился и встретился со мной глазами. Мгновение - потом я отвернулась, краска смущения залила мое лицо. На меня никто еще так не смотрел. Венеле, который на беду стоял рядом, незаметно толкнул меня в бок и зашептал: - Вишь, как тебя-то разглядывает. Я-то вот себе такого не позволяю, даром что девки меня любят. А ты-то чего на него уставилась? Ты лучше на меня посмотри - они ведь только махать мечом умеют, а я в хозяйстве пригожусь. Я к вам примаком пойду, ежели что. Примак - это зять, которого приняли в семью и соответственно к нему относятся. Мол, коли мы тебе разрешили спать с нашей дочкой и делать ей детей, так уж изволь отработать это. До меня медленно дошел смысл слов мойха, и я молча ткнула ему локтем поддых. Как ункаль учил намедни. Мойх ойкнул и скрючился, а дрив расхохотался - он все еще глядел на меня. Я поспешила уйти. До меня донесся голос ри: -... сестрина дочь. Не знаю, спросите бан-рин, она распоряжается... У меня аж дух захватило. Венеле опять вывернулся откуда-то и завел прежние речи: - Ну чего ты косоротишься. Я ж красивый. Для мойха в смысле. У моего деда, если хочешь знать, жена была из эльфов не то из полуэльфов. В общем, в моих жилках эльфийская кровушка имеется. Да и в твоих, сказывали, тож есть. Так чего тут думать-то. Я ж серьезно говорю, ты слышишь, что ли? Или тебе эти верзилы больше по вкусу? Или чего тебе надо - не пойму. Венеле попытался обнять меня, снова схлопотал по морде и вздохнул: - Ну и строгая же ты. На празднике Осеннего равноденствия принято не просто наряжаться и водить хороводы вокруг разожженного огня. Ри сам обносит народ чашей хмельного напитка из солода и ржаных отрубей, чтобы все могли причаститься плодородной силы земли и удачи самого ри. Если в этот вечер парень предложит девушке лечь с ним, это не будет считаться позорным и ни к чему не обяжет ни парня, ни девушку. Более того, Тораннах верили, что девушка, которая провела с мужчиной ночь в Эр-кеннат, обязательно будет хорошей хозяйкой и матерью. Обычно, правда, такие дела оканчивались свадьбой. В ночь Эр-кеннат, когда сама земля слышит все людские слова, нельзя быть неискренним. Все должно быть честно. Мать Кайренн велела мне как следует принарядиться и заплести косы особым образом. Я только вздохнула - для чего, для кого? Воины наши на меня и не смотрели; а тут еще как-то я услыхала разговор Фейринна и Барра. Речь шла явно обо мне - вроде Барра свататься собирался, а Фейринн его отговаривал - мол, я-то им не ровня, отец у меня все же эльф, а приемная мать сама банрин. Да и где мне среди Тораннах мужа сыскать - того и гляди, в девках останусь. Я прошла мимо, нарочно чуть не задев Барра подолом льняного платья. Но слова Фейринна запомнились. - Что-то ты грустная стала, доченька, - проговорила Кайренн, - Ровно тебя подменили. Неужто на праздник неохота идти? - Неохота, - призналась я. - И венки плести неохота? - Кайренн прищурилась. - То ли тебя мойх околдовал, то ли дрив сглазил, все-то таращился, я уж хотела его одернуть. - Ладно, матушка, не берите в голову, - ответила я и накинула поверх своего обычного платья из крашеного зеленью льна праздничную накидку, черную с серебром. Кайренн заставила меня надеть тяжелую шейную гривну - другие девки с охотой носили такое по праздникам, и мать Кайренн вечно хмурилась, слушая мое нытье по поводу того, что гривна трет шею. Я-то больше любила светлый бисерный листик под цвет платья. Праздник был как праздник, только я чувствовала себя чужой и никчемной. Наверное, слишком хорошо запомнила жалостливые слова Фейринна. Дривы на праздник тоже пришли, но стояли в стороне, переминаясь с ноги на ногу. Старший из них долго наблюдал, как пляшут девки, потом подошел к матери Кайренн, что-то спросил. Кайренн кивнула, махнула широким рукавом. Дрив подошел ко мне, поклонился, отставляя руку в сторону - наши воины, наоборот, всегда прижимали руку к сердцу, и назвался: - Мори Авенна из рода Масу. Позволь, госпожа, пригласить тебя в круг. Я изумилась про себя, кивнула медленно и подала дриву руку. На что уж всегда почтительно обращались ко мне Тораннах, но госпожой еще никто не называл. - Как твое имя, госпожа? - дрив увлек меня, я послушно следовала его сильным рукам. - Танвика Талум. - У тебя не здешнее имя. Откуда такое? - Мой отец эльф. И моя родная мать дала мне имя на языке его сородичей. - Вот оно что. А разве твоя мать не банрин? - Я - ее приемыш. - Ах, так, так. Я сразу тебя заприметил - ты не похожа на прочих здешних женщин. А почему ты никогда не приезжала к нам в Фарнак? - Охоты не было, - бросила я, поворачиваясь в танце. Дрив двигался красиво и легко. Хороший танцор, ничего не скажешь, но если он решил, что сумеет взять меня одними танцами, то придется разочаровать его. Я повернулась в очередной раз. Ри наблюдал за нами, стоя у берез, и я в который раз ощутила - не терпится ему дождаться того дня, когда уйду в дом к мужу. - И зря. Я спрашивал твою мать - не хочет ли она выдать тебя замуж в Фарнак. Мне кажется, тебе больше пристало жить там, а не здесь. - Может быть. Прости, господин... - Нет-нет, не зови меня господином, - поспешно перебил он. - Ты выше меня, ведь ты наполовину эльф. Неужто, подумалось мне, они до сих пор хранят почтение к эльфам, считая их средоточием Мирового Света? - Прости, Мори - я правильно произношу твое имя? - я устала, мне хочется просто постоять у берез и побеседовать с матушкой. Отведи меня к ней, пожалуйста. Мори снова поклонился по-ихнему, потом взял меня под руку и учтиво подвел к матери Кайренн. Та улыбалась. - Сланн, доченька - удачи тебе. - Сланн, - ответила я пожеланием на пожелание. Мори не стал нам мешать и, еще раз поклонившись, теперь уже матери Кайренн, удалился к своим. - О чем говорил с тобой этот воин. - Так, о разных пустяках. Его зовут Мори Авенна. - Авенна, - повторила мать Кайренн. - Что-то я не приметила, чтобы он был хром. - А что такое Авенна? - Авенна - значит Хромой, - ответила Кайренн. - Матушка, вам ведом дриванейт? - Я же дочь ри. Детей ри учат всему. И дриванейту тоже. - И вы в самом деле думаете, что меня стоило бы выдать замуж в Фарнак? - А почему нет? - Кайренн шутливо дернула меня за косу, прижала к себе. - Поедет ри в Фарнак, и мы с тобой вместе с ним. Там, говорят, есть молодые воины, среди них много знатных. Может, что и выйдет. Я вздохнула. Что ж делать, в Фарнак, так в Фарнак, уж без меня все решили. После праздника начались сборы. Собирались, впрочем, не так уж долго, хоть путь предстоял большой, не менее полутора сотен лиг. Воинов с собой ри взял немного - всего десяток. Ну, и еще мы с матушкой Кайренн. Путь до Фарнака мне ничем особым не запомнился, разве что я все время дивилась огромным валунам, которые лежали по обочинам, а то и поперек дороги. Крепость Фарнак была куда больше нашего дуна - но тоже обнесена деревянным частоколом, а часть стен была выложена из камня. Внутри много домов - все больше каменные. Я бы растерялась среди всего этого. А ри держался так уверенно, и воины не робели при нем, на конях сидели прямо, смотрели открыто, но оружия попусту не обнажали, достоинство блюли. У ворот встретил нас караул, а начальником при нем был один из тех, посланцев князя. Кажется, его звали Висса. - Э, Тораннах решт боэр! - а к нам обратился по-нашему. - Мы вас давненько ждем, - он подмигнул мне, но я отвернулась. Мать Кайренн холодно ответила Виссе на дриванейте, тот изумленно застыл, потом что-то сказал и поклонился на их манер. Видно, прощения просил за несдержанность. Ри Ардан тоже заговорил на дриванейте - как я поняла, просил проводника до княжеского замка. Проводником поехал сам Висса. Ехали мы медленно, и я едва не уснула в седле. Привыкла к хорошему воздуху, к ветрам с холмов. А здесь, за каменными стенами да деревянным частоколом - не воздух, стоячее болото, дышать тяжело. Лошадь шагает медленно-медленно, в седле укачивает, как в колыбели. Мать Кайренн сердито пихнула меня, оглянулась - не заметил ли кто. Не заметили. Кому я нужна - еще смотреть на меня. Зря матушка так беспокоится. Я ж не Тораннах. Ну, положим, выдаст она меня за дрива какого-нибудь. Ну и что? - Вот Княжеский замок, - проговорил Висса, махнув рукой в сторону. Я глянула - и рот раскрыла. Огромное скопище валунов в человеческий рост, все таких неправильных, что диву даешься - как они держатся друг на друге? А дривы еще над Тораннах потешаются, что те живут, мол, в норах, вырытых в склонах холмов. На себя бы посмотрели... Внутри было сумрачно, горели на стенах факелы. Большой зал, где сидел сам князь Арантир, был и вовсе темным. Каменное кресло князя с высокой спинкой отгораживало угол, в котором висел огромный щит с непонятным гербом - семь звезд над расколотой короной. Лица князя я не сумела разглядеть - больно уж темно, и черная повязка с княжеским серебряным налобником пол-лица скрывает не хуже капюшона. О чем князь с ри беседовал - пересказывать не стану. Ри принес ему клятву на верность и обещал следующим летом принять на выпас особое княжеское стадо. Потом князь сошел с кресла, ри и Кайренн принялись о чем-то совещаться. На меня никто не обращал внимания, я решила поближе рассмотреть щит с гербом за княжеским креслом, да нечаянно рукой задела - он как загремит. Все обернулись на меня, Тораннах смотрели перепуганно, дривы насмешливо. Только сам Арантир не обернулся и через плечо сказал негромко: - Вот только любопытных девок мне тут и не хватало. Твоя что ли, бар? - Сестрина, - нехотя ответил ри. - Моя, - эхом откликнулась мать Кайренн. - Ну и присмотрите за ней. Иди к матери, - князь обернулся наконец. Я с любопытством глянула на него - молод, но не так чтобы красавец. Ростом немного выше меня, зато в плечах куда как широк. А говорили - Мори говорил тогда, в праздник Эр-кеннат - мол, князь у них и красавец, и удалец каких поискать. - Э, да она что-то не слишком на тебя похожа, бариэн, - донесся до меня голос князя. - Она не родная моя дочь, я лишь дала ей воспитание. - Кто же ее родители? - Мать из форомбарских вэстханэлет. Отец - эльф из Гверенна. - И где они? - Мать умерла давно. Отец уплыл на Заокраинный Запад. - Ишь ты, - теперь князь разглядывал меня откровенно. Мне это не пришлось по нраву, я не рабыня какая-нибудь. - Иди сюда, доченька, - мать Кайренн поспешила обнять меня. Я не далась. Распрямилась. Поглядела князю в глаза. И сказала, как отрезала: - Не пристало князю дерзить девкам, словно он и не князь, а простой воин. - На язык она у вас спорая. Муж строптивый попадется - она его живо урежет, - медленно сказал князь. - Это она сумеет, - откликнулся Мори Авенна. Я его и не заметила. Стоял, оказывается, у стены. Тогда на нем была пропыленная дорожная одежда, а нынче, приметила я, драгоценный плащ из темно-синего шелка скрывал сверкающий панцирь. Видать, набольшего своего прислал к нам тогда ардри Арантир. - Ладно, бариэн, забирай девку свою, чтобы она больше не шумела тут. А тебя, ри, приглашаю вместе со мной съездить к стоянке Иреледа, короля Меданойта. Это недалеко. Ирелед обещал, что у нас будет интересный разговор. Если уж приходит беда, и все валится из рук, то это надолго. Я и раньше отличалась неуклюжестью, даром что отец у меня гвереннский эльф. В тот день я умудрилась порвать подпругу, потеряла любимый бисерный листик, промочила по неловкости нарядные сапожки и разлила молоко, которое поднесла мне княжья служанка. У Тораннах нет худшей приметы, чем пролить или уронить поданное угощение. Хорошо, ри Ардана рядом не было, а мать Кайренн, хоть и хмурилась, ничего не сказала. Ри приехал позже, быстро отвел Кайренн в сторону и что-то сказал ей на дриванейте. Мать всплеснула руками, обернулась: - Быстрее переодевайся, доченька. Мы тоже едем в стоянку Иреледа вместе с ри и воинами. Мне оставалось только подчиниться, и я прикусила язык. Попробуй я что-нибудь сказать поперек - ри Ардан прогневается, запрет и на вольный воздух до самого отъезда не выпустит. Тут не Туата-де-Торанн. Ехали недолго, лиги две, может, две с половиной. Стоянка открылась за поворотом, у излучины реки: шатры, кони, воины в блестящих кольчугах, с хвостатыми копьями. Я присмирела, боялась рот раскрыть. У самого въезда в стоянку произошла заминка. Перед самыми воротами лагеря топтались двое пьяных оружных, по одежде - пришлые. На Тораннах не похожи. - Эй, пустите нас! - вопили они, а один угрожающе размахивал кистенем. Князь Арантир прищурился и вполголоса заметил, что он бы на месте тех, кто сидит в лагере, давно бы снял обоих из арбалета. - Кто вы? - крикнули из-за ворот. - Мы из Народа Холмов! Нам сказали, что здесь наши родичи, пустите нас! Ри Ардан громко крикнул, приподнявшись на стременах: - Это не мои люди! Они не из Тораннах! - Точно ли? Да кто ты сам? - Ардан сын Майль-Лоэга, ри Народа Холмов. Из крепости тотчас полетели стрелы, и оба непонятных воина свалились наземь мертвые. Тела оттащили в сторону, а нас пропустили внутрь. Король Ирелед сам вышел вперед и просил гостей не обидеть его, отведать угощения и целебного напитка дривов Меданойта, варить который их по слухам научили эльфы. Нас с матерью привечали особо. Подвели к кострищу чуть не под руки, указали на лавки, на которые тотчас набросили парчовые покрывала. Поднесли по чаше с напитком. Я все боялась снова расплескать напиток, как давеча молоко. Однако же не расплескала - бережно поднесла к губам, отпила, напиток оказался вкусным и душистым. Король Ирелед завел учтивые речи о всеобщем мире и благоденствии, блюсти которое нельзя в наших землях без всеобщего правителя. Для того и собрал он нынче людей, чтобы говорить о том. Пока Ирелед провозглашал высокие речи, я оглядывала собравшихся и примечала - приехади только мы и дривы из Фарнака, прочих - людей из Лонна, Велера и Донн-ит-сама - еще нет. Их ждали с минуты на минуту. Гости как раз принялись за сырный пирог, приготовленный Мерис, супругой высокого ю Иреледа, когда в воротах лагеря показался запыхавшийся разведчик. - Воины в гладких шлемах, числом пять сотен, скачут сюда! Лагерь мгновенно преобразился, нас с матушкой оттеснили в сторону, воины вскочили и похватали оружие - но было поздно. Подлетевший к воротам лагеря конный отряд с налету проломил ворота, и в лагере началась страшная суматоха. Женщин и детей теснили к небольшой деревянной башенке, мы с матушкой бросились было к коням, но нас чуть не сбили с ног воины Иреледа со щитами, которые пытались выстоять против конных. - Беги, дочка! - крикнула мать Кайренн, отталкивая меня, так что я упала на четвереньки и оказалась под опрокинутой телегой. Оттуда с ужасом увидела, как мать рухнула с разрубленным плечом и страшной раной на шее. Чтобы не крикнуть, зажала рот руками. Кто-то выволок меня из-под телеги, поволок, я отбивалась, потом только разглядела - тащил меня Мори Авенна, тащил к башенке, дотащил таки, впихнул меня туда и забрался сам. Я видела, как оставшиеся в живых ри Ардан с двумя воинами и Арантир - из его людей уцелело четверо, пробивались к башенке, их едва сумели впустить, одному из стоявших у самого входа враги угодили копьем в лицо, кому-то в плечо вонзилась вражья стрела, потом бой стих. Мы оказались в осаде. - Госпожа, уйдите наверх, - сказал мне кто-то из воинов Иреледа. - Не ровен час, попадут в вас стрелой или чем еще. Я не слушала, дергала ри: - Ункаль, ункаль Ардан. Ты видел? - Что? - свирепо набычившись, пробурчал ри. - Мать Кайренн... ее нет... больше... они... Из-за стен башни вдруг крикнули на всеобщем наречии: - Есть тут Тораннах? - Есть! - зарычал ри. - Кому нужны Тораннах? - Вы наши родичи. Мы отпускаем вас, ибо с вами нет у нас счетов. Ри мрачно соображал. Наши уцелевшие воины молча смотрели в землю. Арантир тихо тронул ри за плечо: - Иди с миром, брат, - при этих словах ри словно очнулся. - Как я могу... они убили мою сестру... твою мать, кайлин, - он впервые за долгое время назвал меня ласковым словом. - Иди, - повторил Арантир. - Так будет лучше. Ты сам сообразишь, как тебе должно поступать. Мы вышли из башенки. Воины в незнакомых доспехах и гладких шлемах окружили нас. Странно - они вправду говорили на нашем языке, они называли себя нашими родичами - и все же они были убийцами моей матери. Пусть и не родной. Меня Кайренн воспитывала, другой матери я не помню. Ярость вскипела во мне, но я заставила себя молчать. К ри подошел высокий человек в бараньей шапке и зелено-белом полосатом плаще. - Ты и есть ри Ардан? - негромко спросил он на всеобщем наречии. - Да, - ри выпрямился и положил руку на рукоять меча. - Откуда вы? - Из Форомбара. - Из Форомбара? - я подалась вперед. Так вот каковы сородичи моей настоящей матери. Может, среди них есть и мои прямые родственники, например, братья Минэ или дети ее сестер. Да были ли у Минэ братья и сестры? если и были, то поступили с ней жестоко, сказав, что ее возлюбленный бросил ее. А отцу сказали, что Минэ умерла родами, и он ушел так далеко, что она не смогла его разыскать. Я молча разглядывала лица под гладкими шлемами - чернобородые, скуластые, глаза темные, кожа смуглая. Тораннах, как правило, светловолосые или, в крайнем случае, темно-русые. Эльфы, говорят, тоже, хотя я ни одного не видела. А я черная, словно вороны Холмов... вот, значит, в кого. - На вас пролитая кровь. Если бы вы не допустили убийства наших людей у ворот лагеря, кровопролития можно было бы избежать. Ри молчал. Я напряглась, ожидая, что он скажет, но он молчал. Это было странно и непонятно. - Ты должен дать клятву, что не приведешь помощи и не ударишь нам в спину, коли мы отпустим тебя. Ри на мгновение обернулся на башенку, потом кивнул. - Хорошо, я клянусь. - Ты и твои люди свободны. Вы можете идти. Тут я не сдержалась: - По какому праву вы называетесь нашими родичами? Вы никогда не приходили к нам и не заявляли о своем родстве. Я не признаю вас. Вы - убийцы моей матери, и я не стану жить в мире с вами. Я думала, тут мне и конец: выпустят стрелу из арбалета или кинжалом пырнут,- но меня никто не тронул. Нам дали коней, и мы уехали, оставив за спиной разгромленный лагерь и осажденную башенку. С пол-лиги проехали молча, потом я не выдержала. - Ункаль, ты как хочешь, а я не могу так это оставить. - Я дал клятву, кайлин, и мы должны вернуться домой. - Это ты дал клятву, а я им ничего не говорила и не давала. Я сказала, что не смогу жить в мире с ними. Прости. Я еду в Фарнак. В лагере в осаде сидит их правитель. Я расскажу обо всем, пусть пришлют помощи. - Хорошо, кайлин. Только ... вернись, ладно? - Постараюсь, - я приподнялась в седле и обняла ри. - Прощай, ункаль. Я пришпорила коня и во весь опор помчалась к Фарнаку. В Фарнаке меня встретили настороженно, но выслушали до конца и начали готовиться к встрече врага. У дривов на такие случаи свои способы воевать. Мне, правда, было не очень понятно, зачем они решили оставить город и уйти в лес. Фарнак пустел на глазах - дривы, видимо, всегда были наготове собраться и уйти, оставив врагу лишь стены. Я пошла к воротам в надежде отыскать для себя свежую лошадь и вдруг услышала крики "Лекаря! Лекаря!" В раскрытых воротах стояла женщина в черном, поддерживая под локоть человека в изрубленном панцире. - Я Малх, советник короля Иреледа, - простонал он и рухнул в обморок. К нему тут же кинулся лекарь с мешочком снадобий. Через несколько минут раненый пришел в себя, открыл глаза и прерывистым слабым голосом стал рассказывать, что башенка долго держалась, что подходил отряд из Лонна, но их порубили всех до единого. А потом они запалили башню, но многие успели выпрыгнуть оттуда и под завесой дыма ушли от преследования. Ему самому чудом удалось ускользнуть, хорошо, вот эта добрая женщина по имени Эльрин ему помогла. Эльрин стояла в стороне и молчала. Ее стали спрашивать, кто она и откуда, она ответила, что гадает и бродит по дорогам, но дом у нее в Лонне. - Прошу вас, доберитесь до гномов, что живут в Каменных Зубах, это на юге. Скажите Видуру - так зовут их царя - что я прошу его вспомнить о нашей давней дружбе и прошу помощи, - еле слышно проговорил Малх. Лекарь снова принялся промывать его раны, но раненый впал в беспамятство. Подошел Висса - он, судя по всему, распоряжался среди всей этой суматохи. - Он говорит что-то о гномах из Каменных Зубов. - Он прав, - ответил Висса. Я обернулась к нему: - Я поеду туда. И приведу помощь. - Зачем тебе самой ехать, госпожа. Пошлем воинов, они доберутся, - начал было Висса. - Они убили мою мать. Я не могу сидеть сложа руки. Висса внимательно посмотрел на меня. - Хорошо. Я дам тебе провожатых, бариэн. Бариэн. Меня словно обожгло. Раньше так называли Кайренн. О, матушка моя милая! Слезы хлынули из глаз ручьем, и я повисла на руках Висса. - Ничего, держись, - твердо проговорил он, помогая мне прийти в себя. - Держись, Танвика из Народа Холмов. В какой стороне находятся Каменные Зубы, примерно знали все, но где именно вход в гномье царство? Мои спутники только качали головами - мол, никогда там бывать не приходилось. Поэтому мы долго плутали, хотя до Каменных Зубов было рукой подать - два конных перехода к югу, и Каменные Зубы поднялись перед нами, словно грозные неприступные башни. Где-то сейчас Ирелед? И где ардри Арантир, жив ли он еще? А ункаль? Добрался ли он до дому? На третий день пути нам встретился чужой лагерь. Лагерь был почти пустой - только трое женщин, старик в рваном синем плаще и куча немытых детишек. Гадалка из Лонна поехала с нами, она-то и вышла вперед и стала раскидывать карты, пока прочие молчали, не говоря ни слова о себе - кто их знает, что за люди нам попались, вдруг женщины лишь приманка, и рядом засада. Женщины наперебой расспрашивали Эльрин о своих мужьях, ушедших в большую битву. Эльрин, посмеиваясь, отвечала, и вскоре стало ясно, что лагерь действительно пуст, ибо мужья этих женщин были заняты осадой башенки Иреледа - а где они сейчас, одному Единому ведомо. - Что делать с ними, бариэн? Перебить? - шепнул мне один из воинов. Я покачала головой: - Невелика слава воевать с детьми и женщинами. Лучше попробуйте узнать у них, где проход к гномам. Женщины не знали. Однако удача сопуствовала нам. Не успели мы отъехать от лагеря на пол-лиги, как нам попался гном. Он очень спешил, но взялся провести нас к царю Видуру Старому. Меня поразило, насколько болтливы оказались дривы рядом с ним. Он за всю дорогу и двух слов не сказал, а довел нас удивительно быстро. Через два дня мы уже подошли к небольшой пещерке, скрывавшей каменную дверь. Без Оспака - так звали гнома - мы бы лет десять плутали среди Каменных Зубов и не сумели бы найти входа. Я нигде не бывала, кроме Холмов да Фарнака. Гномьи пещеры ошеломили меня, и потом, когда Тораннах расспрашивали меня, я и слова вымолвить не могла. Нет таких слов, чтобы описать великолепие, представшее нашим глазам. Вначале нас долго оглядывали и проверяли наше оружие. Потом велели все сложить горкой у стенки, кое-кому, правда, разрешили оставить кинжалы. Язык у гномов был отрывистый и звучный, они вполголоса говорили между собой, и наконец старший сказал нам на Всеобщем наречии: - Мы завяжем вам глаза. Тервинг, самый молодой из воинов, возмутился было: - Что мы, враги вам? - но его одернул Дарчи, сотник: - Прикуси язык, парень. Небось мы-то в своей крепости тоже у них оружие отобрали бы. Тервинг надулся в ответ. Гномы сноровисто повязали всем нам повязки на лица. В повязках мы шли недолго. Вскоре их сняли, и мы стали протирать глаза и ахать - как красиво кругом. Пещеры гномьи не зря славились на весь белый свет. Огромный зал, полный высоченных каменных колонн медного цвета с резными навершиями - молодежь таращилась, задрав головы вверх. Я невольно сравнила зал с княжьим местом в замке, в Фарнаке - куда там дривам, те только неотесанные валуны пригонять друг к другу умеют, а тут... Малахитовый и яшмовый орнамент на стенах, переливчатые опалы в дверных косяках, а светильники так искусно спрятаны - светло в зале как днем, и не поймешь, откуда свет идет. Двое гномов шли впереди, трое сзади бряцали кольчугами - кольчуги у гномов на диво прочные, мелкого плетения, а те, кто постарше, в наборных панцирях ходят, и куются те панцири из особого сплава - говорили нам гномы, как он называется, да я не запомнила, голова не тем занята была. Зал перешел в коридор, и пол под ногами пошел чуть в гору. В коридоре было темнее, но и здесь гномы аккуратно стесали стены и на расстоянии каждых десяти шагов прибили по светильнику в виде каменной чаши. Дарчи негромко спросил одного из гномов: - Почтенный, нам еще далеко? - Почти пришли, - ответил тот, не повернув головы. О гномьей надменности я тоже слыхала - мол, если гном удосужился ответить на вопрос с первого раза, считай, что тебе повезло. С нами, правда, пока говорили очень вежливо и не слишком-то задерживали. Коридор оканчивался огромной двустворчатой дверью, у которой сидели часовые. При виде нас они вскочили и перебросились несколькими словами с нашими провожатым. - Наверное, все, - шепнул нам Дарчи. - Слышь, как тебя, Танвика, ты давай, вперед выходи, говори что надо, а мы тебя поддержим, ежели чего. Я беспомощно оглянулась на Эльрин - та молчала непроницаемо. Тоже скажет что-нибудь? Ох, сказала бы. У нее-то, у гадалки, язык куда лучше моего подвешен, даром что я дочь эльфа из Гверенна. Часовые между тем неспешно растворили тяжелые створки, и мы вступили в Тронный Чертог - так назвал его нам один из провожатых. Мы так и застыли - Тронный Чертог воистину сиял великолепием. Мрамор на полу, на стенах, колонны украшены крупными самоцветами, а царский трон искрится золотой резьбой так, что глаз ломит. Глянешь вверх - а там, на черном мраморном потолке выложена алмазами картина звездного неба, словно мы и не спускались под землю. В зале, однако, было пусто. И на троне - никого. Гномы недоуменно переглянулись, потом просили прощения за задержку, и самый молодой из них быстро вышел в маленькую еле заметную дверцу за троном. Любопытный Тервинг не удержался, чтобы не кольнуть: - Ну вот, вели к царю, вели, глаза завязывали, а царя-то и нету. - Я тебе еще раз говорю - прикуси язык, парень, - сердито обернулся Дарчи. - Все дело нам испортишь, тогда пеняй на себя. - Мы вовсе не знали, что так выйдет, уважаемые, - хором вмешались гномы. - Просто царю захотелось еще раз перековать кинжал "Соколиный глаз" - царь недоволен его клинком, говорит, что узор на стали нехорош. Тут уж мы изумились, и тоже хором: - Что, у вас царь работает как простой кузнец? - А у вас что, нет? - в свою очередь удивились гномы. Я-то смолчала - у нас, у Тораннах, ри, конечно, не работает, но вот многие знатные люди заняты вполне обычным трудом вроде разведения коров или той же кузнечной работы. А сам ри иногда коров пасет - но то в особые дни, перед самым Эр-кеннат. Пока я все это обдумывала, вернулся гном и просил нас пожаловать в царскую кузню. Наши только рты открывали, а я смеялась про себя. Эльрин, как я заметила, тоже особо не удивлялась - то ли была хорошо знакома с обычаями гномов, то ли просто сдерживалась. Кузня царская оказалась довольно просторной комнатой, выложенной темно-красным гранитом. Наковальня побольше, наковальня поменьше, наковальня для тонких работ по серебру и золоту, какие-то щипцы, три молота, несметное количество гвоздей и еще разных штучек, названия которых я не знала. Царь Видур Старый, крепкий гном с темным от пламени кузнечного горна лицом, стоял у меньшей наковальни, придирчиво разглядывая клинок кинжала. - Вот, махтир, посланцы к тебе. От людей. Говорят, вести дурные. Дарчи незаметно толкнул меня в бок, я вышла вперед и прерывистым голосом стала, как умела, рассказывать, что случилось в стоянке Иреледа. Видур Старый выслушал меня вполне благосклонно, однако помощь давать не спешил. Предложил вначале отдохнуть, велел принести еды и питья, гномы бросились исполнять его приказание, а мы наперебой заговорили о том, что нам надо как можно быстрее возвращаться к своим, и я уже собралась было уйти ни с чем, но тут вперед выступил Дарчи. - Унижение наше велико, царь, - заговорил он. - Разгром произошел внезапно, и нам придется теперь долго собираться с силами. К тому же тебе была бы немалая слава, если бы гномы вышли на поверхность и немного побряцали оружием. Кто не знает крепости и прочности гномьих доспехов? Кому неведома мощь гномьих секир? Мы молим тебя на коленях. Если не ты, то кто еще нам поможет? Видур не сразу поддался на уговоры Дарчи. Долго отнекивался - мол, у него и дел полно, и сил маловато, и доспех не в порядке, и вообще... но Дарчи не сдавался, гнул свое, и в конце концов Видура проняло. Не умею я говорить красно, плохой из меня посол - хорошо, Дарчи вовремя пришли в голову нужные слова. Некоторое время Видур делал вид, что думает, и в конце концов ответил: - Ладно, будет вам помощь. Блаин! - оглушительно крикнул он. - Вели воинам чистить доспехи и готовиться к походу. Мы выступаем к Фарнаку. До Фарнака гномы добирались вдвое дольше, чем мы ехали к ним. И неудивительно - на них были тяжелые панцири. Дарчи ехал впереди отряда, мы с Эльрин да еще двое воинов - самыми последними. Гномы не часто выбирались из пещер секирами помахать, и потому дороги до Фарнака не знали. Впрочем, Дарчи и сам едва не запутался, и я даже стала втайне гордиться собой, когда несколько раз он обратился ко мне за помощью. Видур Старый лично пошел с отрядом очередной раз добыть славы гномьему оружию и пыхтел где-то впереди - его пластинчатый доспех был едва ли не самым тяжелым в гномьем войске. Фарнак был занят теми чужаками в гладких шлемах, но при одном виде гномов они разбежались кто куда (как говорил потом весельчак Висса, умные удрали, глупые там и легли, а потом гномы поодиночке догнали умных и... дальше сами догадывайтесь). Гномы стояли в Фарнаке три дня, пока не вернулись дривы и Ирелед с горсткой своих людей - у него осталось в живых всего тринадцать человек, остальные погибли, в том числе его прекрасная супруга Мерис и две дочери, сыновья, правда, по счастью уцелели. Арантир был жив, и Мори Авенна тоже - они приехали в Фарнак на второй день после того, как туда вошли гномы. Мори я увидела на княжьем подворье - он с увлечением рассказывал о ночной вылазке отряда дривов: -... ну вот, мы тогда догадались лица сажей измазать, чтоб нас не очень-то узнавали. Пошли к их предводителю и говорим: мы, мол, наемники, убивать народ из-за угла у нас очень даже хорошо получается, давай мы к тебе на службу наймемся. А они там замороченные все, предводитель зубы скалит и говорит: мне такие ребята, мол, нужны, но сначала присягу принесите. На верность. С кровопролитным обрядом - ужас. У меня аж шлем на голове заколыхался. Присяга! Это что же будет! А Ласти тут и возьми да и скажи: ну сам посуди, какая-такая присяга, мы ж наемники, мы только за денежки работаем, причем предпочитаем плату вперед. У этого ихнего вождя шары так на лоб и вылезли. Кругом засмеялись. Какого-то светловолосого парня хлопнули по плечу, так что он покачнулся. Видимо, это и был Ласти - ну да, вон и следы сажи на щеках. Мори, поощренный общим весельем, продолжал: - В общем, нам сначала серебра насыпали полные карманы, - в доказательство Мори хлопнул себя по бедру, и все услышали бряканье, - а потом говорят: мол, надо встать на той-то и той-то дороге и всех, кто попадется, резать без разбору. А мы встали там, где шла тропа к водопою. Ночью их ребята пошли коней поить, тут-то мы их и положили. Тридцать человек на месте уделали. Приходим обратно, докладываем - так и так. Те, которых мы положили, все равно шли на всю ночь, так что до утра их и не хватились. Ну, нас на остаток ночи до утра поставили нести стражу при лагере, а эти чудики спать позаваливались, с вождем вместе. Ну, мы все оружие собрали, в том числе личный меч вождя, очень он им хвастался перед тем, как спать лечь, собрали, значит, оружиее-то, на себя понавешали, коней какие были, похватали - и вперед, до дому. А эти дурачки даже не проснулись, вот потеха! - Мори говорил что-то еще, но в общем хохоте не разберешь. Другой воин, на вид помладше Мори, стал рассказывать, как дривы налетели на капище пришельцев и учинили там разгром. Его тоже выслушали с неменьшим интересом. Потом речи завел Висса - ему, с его же слов, привиделось такое, чего ни с кем никогда не бывало. Уезжая на совет королей, Арантир оставил его за старшего. Висса гордился доверием наместника, и в другое время на душе было бы тепло, как от летнего солнышка. Но тут было не до гордости. Прискакала девушка, та, что была с ри Тораннах. Глаза дикие, косы растрепаны. От вестей ее Виссе сделалось худо - а ну как погибнет и высокий ю Ирелед, и бар Арантир? Ведь тогда смута будет, а враги тут как тут. Ну да и на этот случай известно было, что делать. - Я ее с отрядом воинов в Каменные Зубы отправил, - донесся до меня голос Виссы. - Потом суматоха вроде улеглась, пошел я дозоры проверить и уж как обратно шел, услышал - едет кто-то по старой дороге с юго-востока, стучат копыта, и звенит серебром. Подождал, вижу - конь серый, на ногу легкий, на нем - молодая женщина, волосы светлые по плечам, плащ лиловый с серебром вьется крыльями, а в руке у нее копьецо. И сбруя конская позвякивает, вся в серебре. Приблизилась она, смотрю - не копьецо это, а так, посох, палка березовая. Меня аж озноб пробрал. По дороге этой не то что сто - четырежды сто лет никто не ездит, вспучилась вся, корни ее разворотили, валуны вздыбились, а у самого Фарнака дорога в болото ушла. Высунулся я из куста, а всадница мимо едет. Вышел, встал прямо на дороге. Конь-то головой мотнул, а всадница и головы не повернула. Меня досада взяла, схватил я ее коня под уздцы и говорю: "Кто ты и куда едешь?" Тут она коня-то остановила, голову склонила - подвески бело-золотые мотнулись - и отвечает: "Еду я в Фарнак, к правителю с вестями." "Странный ты путь выбрала", - отвечаю. "Древний, - она говорит, нараспев, как сказители, когда о славных временах расказывают. - Была дорога прямой, да заросла травой, ай-ой, много лет прошло..." Что за дела, думаю. Как старуха говорит, а по виду - так молода. Присмотрелся - лицо, точно, молодое, да глаза странные. "Ну, - говорю, - коли ты к правителю, так я его местоблюститель". Спешилась она, шагнула ко мне. Гляжу - ростом-то высока для женщины, тонка, платье черное, пояс серебряный. "Бар Арантир с князем Народа Холмов и королем Меданойта осаждены в башне. А осаждают их люди с севера, и числом их было пять сотен, когда они напали". "Откуда ты знаешь?" - "Андвэт, королева Лонна, шла на совет королей со своими людьми, но припозднилась, и ее остановили люди из Велера, сказали о нападении. Вот королева и просила меня пойти в Фарнак, чтобы сговориться". Я подумал. Потом спрашиваю: "А чего королева-то хочет?" Она ко мне шагнула и говорит немного тише: "Королева ждет вестей у большого Глаз-камня, коли ведомо тебе, о чем я говорю". Я ей: "Не знаю, о чем ты". - "Ничего, - отвечает. - Я тебе все скажу и покажу, и думаю, твой наместник не останется недоволен". Я пошел вперед, а она подобрала поводья своего конька и двинулась следом, а посохом по валунам - тук-тук-тук. Идет как-то странно. Я-то сам к скалам и камням привычный, иду ровно, но под ноги посматриваю. А она и головы не опускает, только палкой своей дорогу смотрит. Я ахнул про себя - слепая, значит. Вышли на просеку, она верхом поехала. Я спрашиваю: "Тебя как звать-то, красавица?" "Эльхи", - отвечает. Ну, я тоже назвался. Смотрю - мы к городу подходим, но не к главным воротам, а к боковым, что прямо на Гончарную улицу выходят, а улица эта почти в замковый двор упирается. Главное, сворачивает так уверенно, будто всегда здесь ездила. Я струхнул порядком, но вида не подаю. Подходим к Синей башне, а туда, между прочим, может ходить только сам наместник, башня-то сами знаете как выстроена - без окон, без дверей, непонятно для чего. Гляжу - она и дверь уж нащупала, и даже открыла. Вошли мы, дверь раз - и сама закрылась. Я еще больше струхнул, но вида не подаю. Поднимаемся наверх, ничего не пойму - что за чудо, откуда-то оконце взялось, и луч света из него прямо на такую круглую штуку светит, вроде подставки с большим шаром, а шар не то платком, не то просто тряпкой накрыт. Я только ахнул - это ж Глаз-камень. Вот, значит, есть они все же, только не всем дано в них глядеть. Она мне говорит: "Сними покров", - повелительно так, а я как дурак слушаюсь, а сам думаю - ох, что будет-то, что будет? А она подошла к камню, положила руки на дымчатый хрусталь и замерла. Руки у нее тонкие, белые, на правой - браслет витой из серебра, сплетенные змеи с яркими изумрудными глазами, на другой - кольцо из черного цельного камня с огненными прожилками. "Иди сюда, Висса-воин", - говорит мне. Я подошел. Сделал, как она сказала, - лицом повернулся в сторону Страж-башни Велера и стал смотреть в Глаз-камень. Поначалу был только туман, потом он стал рассеиваться, и я разглядел башню на скалистом холме. Обрадовался. Стал смотреть дальше. Видел, как воины на стены пошли, а кто-то на разведку побежал. Посмотреть бы, да не затем сюда пришел. Напрягся, как будто в туман вглядывался, и увидел. Стоит там женщина черноволосая, в одежде походной, но богатой, с мечом у пояса, на голове - венец серебряный, но уж уходить собирается. Тут стало меня словно бы тянуть к Глаз-камню, как в омут. И провалился бы я невесть куда, только мелькнула перед глазами тонкая рука, разорвала нить взгляда. Я от камня отошел, еле на ногах стою. Как в битве побывал. Сказал Эльхи, что видел. Она задумалась, и говорит: "Верно, королева отчаялась ждать подмоги. Когда гномы придут, скажи им. А теперь прощай". Развернулась и пошла себе. Я говорю: "Постой, я тебя провожу, выведу на дорогу, куда пожелаешь". Вышел с ней опять за ворота. Она на коня села, плащ поправила, посох поперек седельца положила, и конь рысью пошел по разбитым колеям к юго-востоку, не то к Форомбару, не то к Тораннах, не то к гномам. Так-то. Я потом долго думал - не приснилось ли мне все это? - Не приснилось, - ответил кто-то из воинов постарше. - Говорят, эта Эльхи из бессмертных, их еще эльфами называют, всегда появляется там, где труднее всего, и всего приносит помощь. Говоришь, слепая она? - Точно, слепая, - подтвердил Висса. - Ну, стало быть все правильно. Не бойся, бар Арантир на тебя сердиться не будет, когда узнает. Надо же, столько лет все думали, что Глаз-камни Унэ уж легендой стали, а они, оказывается, есть еще на белом свете. - Да уж легенда. Эльфы-то, выходит, знают об этих камнях больше нашего и пользоваться ими умеют, а мы уж все свои древние секреты позабыли. - Неправда, не позабыли. Просто у Унэ уже нет врагов, и Глаз-камни нам теперь ни к чему, - встрял кто-то из воинов помоложе, но старый Магел строго одернул не в меру языкатого: - А эти, из Форомбара, напасть этакая, - они, значит, не враги? Еще как враги. Обленились мы, вот что, порознь живем, надо бы снова Унэ собрать воедино, как встарь, да кому это под силу? Я чуть не сказала - женщинам Тораннах, да вовремя смолчала. Тут меня заметил Мори: - Эй, храбрая бариэн, иди сюда. Видали, она ведь к гномам ездила! Я смущенно пролепетала, что вообще-то мне бы лошадь свежая нужна, чтоб, значит, добраться в Холмы. Но Мори только расхохотался: - Нет уж, ты у нас теперь желанная гостья, мы тебя просто так не отпустим. Эльрин тоже просили остаться, но она, усмехнувшись, сказала, что ей давно пора бы посмотреть, что делается в Лонне. "А то бывало уже такое: опоздаешь на десять лет, вернешься - а дома твоего нет уже, - не очень понятно сказала она. - Ищи потом, где поселиться." Я на прощанье смущенно просила ее погадать - мол, никак мужа достойного себе не сыщу, а тут еще мойх, придурок шерстолапый на ум пришел, мне и вовсе тошно стало. - А чего гадать-то тебе, время терять, карты зря раскидывать, - Эльрин прищурилась, закинув на плечо полу широченного черного плаща. - И так видно - судьба твоя у самых ворот стоит, стучится. Смотри, не прогляди, не упусти, чтоб не жалеть потом. Чего упустить? О чем не жалеть? Впрочем, я не очень-то придавала значение словам Эльрин. Мало ли кто чего скажет. Гадалкам и мудрым людям тоже не все дела ведомы. Дривы учинили целое празднество по случаю освобождения Фарнака. Мори Авенна сам пришел приглашать меня. Я было заикнулась, что, мол, не готова и платья доброго нет, но Мори только посмеивался: - Ничего, бариэн, подберем тебе платье надлежащее в княжьих сундуках. Пойдем, пойдем, - он крепко взял меня за руку и едва ли не поволок за собой. Проворные служаночки быстро отчинили передо мной тяжелые крышки сундуков в одежной кладовой, и я невольно ахнула - экая красота. Я-то привыкла к простым платьям из крашеного, а то и вовсе небеленого льна, а тут - не просто одежа, сокровища настоящие, от шитья золотого и серебряного аж слепит. Я помедлила и выбрала все же что попроще - серое бархатное платье, расшитое серебряной ниткой, и к нему длинную зеленую, как трава, свиту с высоким воротом. Служаночки в два голоса уговаривали меня надеть что-нибудь поярче, но я отказалась, поблагодарила обеих и вышла за дверь - там ждал меня Мори Авенна. Мори с искренним восхищением оглядел меня, поклонился и подал руку: - Идем, госпожа, князь ждет тебя. Князь ждет меня? Сердце вдруг забилось так. что стало трудно дышать. Я все же взяла себя в руки, и рядом с Мори Авенна вошла в ту самую темную залу, где еще неделю назад чуть не уронила гербовый щит князей Фарнака. Князя я увидела не сразу - в зале было очень много народу. Я вначале скользнула глазами в сторону каменного кресла - в кресле никто не сидел. Князь стоял поодаль с Иреледом и его людьми. Улыбнулся мне навстречу - и у меня отлегло от сердца, я успокоилась. Мори Авенна поклонился князю, Иреледу. Больно уж много у них церемоний разных, подумалось мне. У нас все проще. И мне нестерпимо захотелось домой, но тут же обдало тоской - куда, глупая, рвешься, дома-то пусто, без матери ты нынче, дите неразумное, привыкай. Живи, где живется, носи дом в себе самой, а то пропадешь. - Мори, окажи мне услугу, - попросил Арантир. Мори снова молча поклонился. - Скажи ей, самому мне говорить не пристало. - Танвика Талум из Туата-де-Торанн, - торжественно обратился ко мне Мори. - Пришлось бы вам по душе житье в Фарнаке? - Не знаю, - выдавила я. - Здесь красиво, хотя мне больше нравятся наши Холмы. Но если бы мне пришлось остаться здесь, я не стала бы противиться. - Значит, если бы ты должна была остаться здесь ради кого-то, ты осталась бы? - Да, Мори. К чему этот разговор? - но я уже все поняла. Взглянула на Арантира - тот не мигая смотрел куда-то в стену. Неужто смутился? Женщины Тораннах должны войти в жилища дривов, чтобы править ими... А я не из Тораннах - но разве мать моя Кайренн, погибшая в лагере Иреледа, не считала меня родной дочерью? Да, ри Ардан хотел выдать меня замуж поскорее - но разве он не любил меня, не считал своей? - Князь просит твоей руки. Я не ожидала, что так разволнуюсь при этих словах - у меня вдруг все поплыло перед глазами, потянуло куда-то вниз, Мори подхватил меня... - Бариэн дурно, дайте воды, - но я уже справилась со слабостью и отстранилась от Мори. - Спасибо за честь, князь, - твердо сказала я. - Я буду вашей женой. Только... сообщите ункалю в Холмы. - А он не будет против? - встревожился Арантир. - Нет, он обрадуется. - Хорошо, мы завтра же отправим гонца. Прошло два года. Я уже ждала ребенка и решила навестить своих. Арантир тревожился, не хотел отпускать меня - он знал, что Минэ, моя родная мать, умерла, не вынеся долгих дорог и поисков мужа. Я настояла. Мне слишком хотелось увидеть родные места. - Обещай, что будешь беречься. - Обещаю, - я наклонилась с седла и поцеловала его. Он любил меня, я это знала. Сейчас уже любил. Вначале лишь уважал и считал ровней, а теперь он, сильный, большой человек, которого слушалось целое королевство, любил меня и боялся за меня и нашего ребенка. - Жди, к празднику середины Лета вернусь обратно, - поцеловала Арантира, выпрямилась в седле, тронула коня, и тот пошел неспешной рысью. Арантир отправил со мной восьмерых лучших воинов - мало ли что в дороге может случиться, хоть до Тораннах ехать было не так уж далеко. Воины в один голос заявили, что поедут медленно, шагом, чтобы меня не растрясло. Я не настаивала. Лошадь лениво потряхивала ушами, степь розовела от весеннего солнца. Пыльно - но в городе было хуже. Там я задыхалась в каменных мешках улиц. Арантир знал это - но что ему было делать? И я никогда не говорила ему, что мне хочется домой. Иногда я думала о пророчестве Дерга Мак-Коннлы - нет, я не из Тораннах, и оно не обо мне. Арантир сильнее меня, он продолжает править Фарнаком, а я не правлю им - потому что он правит и мной тоже. Без него я ... но тут мне вспомнился один недавний случай. Верэ, старший воин, заметил, что я пошла одна за крепостную стену. Он послал за мной одного из отроков - я только махнула рукой и собралась уйти еще дальше, но тут появился сам Верэ. Ни слова не говоря, он попытался скрутить меня - не тут-то было. Ункаль меня все же кое-чему научил, втайне от матушки Кайренн, которая считала, что девке такими делами интересоваться негоже. Я не только вывернулась из рук Верэ, но и сумела повалить его, огромного мужика - а я была уже на втором месяце. Верэ сидел, разбросав ноги в степной пыли и изумленно глядел, не понимая, как это жене князя удалось с ним справиться. Поднялся, отряхнулся и уважительно молвил: - Вот теперь знаю, коли, неровен час, останемся без князя, у нас княгиня есть, справится с нами, не скопом, так поодиночке. - Язык придержи, - я ожгла Верэ взглядом и как ни в чем не бывало пошла к воротам. Княгиня. Бариэн - так называли меня в Фарнаке. Арантира полагалось звать бар - князь, но его все чаще называли ю. Ю на дриванейте все равно, что ри на языке Тораннах. Арантир раньше спорил, если его так называли, но в последнее время перестал. Особенно после того, как съездил на Большой Совет Унэ в Лэйст, столицу Меданойта. Камеан, столицей которого был Фарнак, считался одним из младших королевств Унэ. Изначально Унэ был единой страной, с единым королем - но триста с лишним лет назад, когда умер король Доннду, не успев назначить себе наследника, сыновья его вначале долго враждовали, двадцать три года, потому и называли это время Двадцатилетним Немирьем, а потом Ирелед Миротворец, прапрапрадед нынешнего Иреледа, собрал впервые Большой Совет, правда, не в Лэйсте, а в Вольпене, одном из городов нынешнего Донн-ит-сама, что стоит на Пяти Границах. Сыновей у Доннду было девять законных и трое побочных, но ко времени Большого Совета в живых осталось всего пятеро. В Камеане и Донн-ит-саме, которые объявили младшими королевствами (считалось, что Камеан подчиняется Меданойту, а Донн-ит-сам - Велеру), правили потомки побочных сыновей Доннду. Камеанская ветвь, однако, прервалась уже на правнуке Доннду, и с тех пор на престоле Камеана сидели наместники. Так что муж у меня не королевского рода. Да мне-то что. Главное - любит, а не любит, так хоть уважает. Женщины Тораннах должны войти в дома дривов... нет, не обо мне это. Конь споткнулся, я подняла голову - мы приближались к Семи Ручьям. На деле ручей был один, но в этом месте разветвлялся не семь протоков. Место было топкое. Один из воинов спешился, взял моего коня под уздцы, и, щупая палкой тропу, пошел впереди. Я почти дремала в седле, с наслаждением думая, что через десять дней увижу родные Холмы и снова вдохну сосновый воздух, умоюсь настоящей родниковой водой - в Фарнаке-то водица с болота, ржавая, желтая, не то что у нас. Дома все было как прежде. Ри немного постарел. Жены у него так и не было, и я прямо спросила его, почему он не заботится о продолжении рода. Оказалось, он засылал сватов к одинокой королеве Лонна - но та погибла, когда напали люди из Форомбара. После этого ри стал бояться свататься к кому-либо еще, решил почему-то, что на нем не то проклятье, не то сглаз, не то наговор. В общем, мне пришлось молиться и устраивать для него обряд очищения. Потом я уговорила ри заслать сватов в Меданойт, к племяннице Иреледа - девка в самом соку, на выданье, говорят, очень собой хороша. Ри согласился, но гонцов отправлять не спешил. Пока мы собирались в дорогу, произошло еще одно событие: Венеле ван Кнахт, который так и жил у Тораннах, стал приставать не только к девушкам, а и к замужним женщинам. Обнял в сенях Эмрис-ключницу, жену Доннегана. Рука у Доннегана тяжелая, он долго женины слезы слушать не стал, пошел к обидчику, оглушил его средь бела дня при всех и у беспамятного обрил одну ногу наголо - Венеле уж больно гордился своей шерстью на ногах, "зимней шубкой", как он говорил. Придя в себя, Венеле обнаружил, что его опозорили на глазах у всех, и поднял крик. Мол, Эмрис сама к нему пристала, и вообще, все знают, что у нее четверо детей, а вот того никто не знает, что младшая ее дочурка, Айшлинг Дув по имени, даром что высокая, выше матери с отцом, и с гладкой кожей - рождена Эмрис не от Доннегана, а от него, Венеле ван Кнахта, и он хочет заявить свои права на дочь. Доннеган в растерянности дал оплеуху уже заливавшейся слезами Эмрис, которая клялась и божилась, что никогда в жизни этого волосатого придурка к себе не подпустила бы, хоть ее озолоти. Тораннах возмущались, Эмрис плакала и плакала, Доннеган ходил мрачнее тучи, и в конце концов ри велел собрать судебный сход, дабы вершить это дело по "Правде короля". Сход собрали через три дня, на подворье у ри, пришли туда все, кто только мог, чтобы послушать - дело было диковинное, прежде у Тораннах такого не случалось. Ри велел, чтобы нам с ним вынесли праздничные кресла с высокими спинками, сверху покрыли драгоценным бархатом, величественно сел в правое, мне указал на левое. Народ бурно приветствовал нас, по обычаю Тораннах: женщины пронзительно вопили, воины ударяли в щиты. Ри поднял руку - все стихло. - Доннеган, выйди на середину. Доннеган протиснулся откуда-то из задних рядов - большой, медлительный, сильный. Волосы его на летнем солнце отливали рыжим блеском, и достаточно было взглянуть на его детей, чтобы понять кто их отец. Всем пятерым головы как жаром опалило. В том числе и Айшлинг Дув, хорошенькой длинноногой резвушке - он она стоит рядом с матерью, грызет медовую палочку и улыбается сразу двум отрокам, а те, юнцы несмышленые, так и млеют от счастья. - Скажи, Доннеган, за что сотворил ты с пришлым мойхом Венеле ван Кнахт по имени то, что сотворил? - ри без запинки произнес формулу положенного вопроса. - Он говорил невместные речи о моей жене, бесчестил ее перед людьми. И пусть спасибо скажет, что я его только обрил, а не убил на месте. Тораннах загудели, словно растревоженные пчелы. - Значит, ты считаешь, что поступил с ним по справедливости? - Да, ри, да продлит Единый твои годы. - Хорошо, Доннеган, мы выслушали тебя. Теперь послушаем Венеле ван Кнахта. Венеле держался довольно бодро, отвесил два поклона - ри и мне отдельно, собравшимся отдельно. - Спрашивай, о ри, - голос Венеле не дрожал. - Можешь ли ты, Венеле, рассказать о том, отчего Доннеган сотворил с тобой то, что сотворил? - Доннеган говорит, что я обнял его жену, - твердо сказал Венеле, и я подумала с невольным уважением - вот ведь держится, прямо молодец, не то слово. - Да, то правда. Но ведь Эмрис сама говорила, что ей надоел ее муж, что я нравлюсь ей... - Это ложь, люди! Молчи, придурок волосатый, не позорь меня! - это крикнула Эмрис. - Ри, что же вы меня-то не спросите? Я женщина честная, а он говорит обо мне невесть что! Неужто никто на соблюдет, как положено, Правду короля? Ри поднял руку: - Успокой свою жену, Доннеган. Когда надо будет, я тебя спрошу, Эмрис, а теперь будь добра, помолчи немного. Чем ты можешь доказать, Венеле, что Эмрис сама склонила тебя к объятиям с ней? Дарила ли она тебе что-либо на память? - Да она дочь от меня родила, а муж и не знает! - Венеле вполне искренне разыгрывал возмущение. - Хорошо, Венеле, тогда скажи нам, как зовут твою дочь? - Айшлинг Дув, - не моргнув глазом ответил Венеле. - Можешь ли ты доказать каким-либо способом, что она твоя дочь? - Не знаю, высокий ри, она совсем на меня непохожа. При этих словах Венеле вся толпа народу разразилась хохотом, а бедняжка Айшлинг Дув покраснела. Ри только головой покачал: - Как же мне судить вас? А ты, Доннеган, считаешь ли девицу Айшлинг Дув своей дочерью? - Конечно, - Доннеган гулко ударил себя в грудь, - посмотрите на ее волосы, высокий ри. - При чем тут ее волосы! - яростно крикнул Венеле. - Она моя дочь и все тут. И я требую, чтобы мне ее отдали. - Ишь какой! - завопила Эмрис. - Дочь ему, как же! А и была бы она твоя, ни за что ты не получил бы ее от меня. Ри прищурился - я знала, что означает этот его прищур. Он принял решение. - Эй, очертите-ка круг, - велел он. Повеление тотчас было исполнено. - Айшлинг Дув, встань посередине круга. Теперь ты, Венеле, и ты, Доннеган, возьмите ее за руки и тяните каждый к себе. У Венеле на лице по-прежнему ни единый мускул не дрогнул. Но Доннеган не тронулся с места. - Не могу я, высокий ри. Я ведь кузнец, сам знаешь, какие ручищи-то у меня. Потяну - а у девочки косточки еще совсем хрупкие. Пусть уж лучше идет к этому... недотепе волосатому - только чтоб здорова была. Нет, как же ... чтоб я сам вырвал ей ручку из сустава? Не могу, хоть режьте меня. Нет. Тораннах зароптали, Эмрис так и окаменела, а Айшлинг Дув громко зарыдала. Ри снова поднял руку: - Скажи, Венеле, а ты бы так и тянул к себе? - Конечно, высокий ри, - быстро ответил Венеле. Ри молчал, оттягивая свой ответ, и все стихли, чтобы получше его расслышать. - Ты не ее отец. Доннеган настоящий отец Айшлинг Дув. Только отец может так бояться причинить боль собственному ребенку. Эмрис чиста перед мужем и людьми, а тебе Венеле ван Кнахт, я повелеваю уплатить виру Доннегану и Эмрис за то оскорбление и навет, который ты возвел на них. На Венеле жалко было смотреть - он точно сгорбленный выходил с подворья, а все смеялись, и дети уже затянули тут же сочиненную дразнилку: - Как обрили мойху лапу, Он теперь совсем босой! Венеле, Венеле, дурачок, Спрял из шерсти башмачок! Ри смеялся вместе со всеми - давно я его не видела таким веселым. - Ну что, ункаль, свататься-то поедем, а? - лукаво спросила я. - Поедем, милая, поедем, ха-ха-ха, - ри вытирал слезы от смеха, и я в ту же секунду с тоской подумала - матушка Кайренн не видит всего этого. И меня не видит. И как я рожать буду, не увидит. Я тихонько встала с кресла и пошла в терем - никто за мной вслед не шел, и была рада этому, до смерти хотелось остаться одной. Утром мы выехали в Меданойт. Ехали до Лэйста, столицы Меданойта, довольно медленно - из-за меня, конечно. Весь путь занял поэтому почти две недели. Лэйст, который когда-то был стольным городом Унэ, древнего королевства дривов, встретил нас шумом и гамом пестрой ярмарочной толпы. Дело шло к во, третьему месяцу года (прм. авт. - речь идет примерно о нашем мае), в Лэйсте намечалась большая ежегодная ярмарка, и народ уже стекался сюда со всего бывшего Унэ. Ирелед без слов согласился выдать за ри свою единственную племянницу - краснощекую кудрявую резвушку по имени Мерги. Девушка мне понравилась, на все вопросы отвечала без запинки, умно, улыбалась искренне, по-доброму, сама вся такая ладненькая, плотненькая, глядишь - сразу сынка ункалю родит, наследника, да еще сам Ирелед в родичах окажется, может, и имя внучатому племяннику наречь согласится. Я косилась на ри - тот вроде не был против, и даже смотрел как-то особенно, с этим своим хитрым прищуром. Отказываться от сватовства он, конечно, не стал, но почему-то настоял, чтобы свадьбу справили у нас, по нашему обычаю. Я думала, Ирелед разгневается в ответ на это - но он согласился, хотя тоже поставил условие - заручины должны произойти здесь, в Лэйсте. Ри кивнул - это, мол, само собой, и у меня отлегло от сердца. Слава Единому, сладили свадьбу. После заручин, когда мы уже собирались домой, в Холмы, меня неожиданно позвали к Иреледу. Одну, без провожатых. Я насторожилась. Ирелед принял меня в своих покоях. Было жарко, окна настежь распахнуты. - Меня беспокоят слухи, доходящие из Камеана, бариэн. Говорят, будто ваш муж внезапно решил сделать Камеан старшим из королевств Унэ. - А меня удивляет, высокий король, что вы верите подобным глупостям. Со мной Арантир никогда не вел таких речей. - Кроме того, милая Танвика, я хотел бы предостеречь вас. - От чего? - До нас доходили слухи, будто вы не сможете родить. Я была так поражена услышанным, что не сразу поняла, куда клонит Ирелед. - Вы ничего не путаете? - Нет, уверяю вас. Мой лекарь клянется, что тут нечисто и дело в лекарях из Фарнака, поэтому он сказал, что вам надо остаться у нас и родить ребенка здесь, чтобы ни с ним, ни с вами ничего не случилось. Я вспомнила тревожные глаза Арантира при прощании. Нет, нужно, чтобы это произошло при нем. Негоже мне рожать его сына здесь. Я резко поднялась с места. - Спасибо за ласку, король, мне пора, - вышла, метя по полу длинным подолом свиты. Меня трясло. Такого оскорбления мне еще не приходилось переживать. Завтра же ехать отсюда! Ри не стал удерживать меня. - Коли надо, езжай, конечно, только береги себя, - окинул меня взглядом - я уже порядочно раздалась в боках, и на лошади сидела с некоторым трудом. Я кивнула, улыбнулась ри, чтобы скрыть тревогу. Что если прав был Ирелед? Дорога кинулась мне под ноги - долгая, тряская, мучительная. Подъехав к Фарнаку, мы сразу поняли - в городе что-то не так. Ворота открыты настежь, никакой стражи. Мои спутники переглянулись между собой, один из них осторожно заметил: - Вам бы, госпожа, здесь остаться. Не ровен час, враги или бунт. Я кивнула - что тут скажешь против. Двое остались со мной, шестеро рванулись к городу. Ждать пришлось недолго. Один из посланных вскоре вернулся и тяжело дыша, проговорил: - Госпожа, дурные вести. - Говори как есть! - крикнула я, и сердце нехорошо подкатило куда-то к горлу. - Ваш муж... его изгнали из города. Он ускакал на юг. Но вам велено передать, что вас не тронут. Правитель города Мори Авенна хочет говорить с вами. Он ждет вас. Мори Авенна - сват и друг Арантира. Мори Авенна - правитель города. Мори Авенна... - Веди, - велела я. Посланец поскакал вперед, мы за ним. В городе царил беспорядок - видимо, все произошло день-другой назад. Одни открытые настежь ворота чего стоят. Попробовали бы при Арантире такое учинить. Мори ждал меня не в зале - в комнате рядом с той самой одежной кладовой, где когда-то мне подбирали выходной наряд, перед тем, как посватать меня за Арантира. - Здравствуй, госпожа. - Здравствуй, Мори. Что скажешь? - Садись, госпожа, - Мори указал на широкую лавку. Я села, подобрав длинные полы широкого платья. От меня не укрылось, как Мори оглядывал меня. И беспокойство в глазах не укрылось. Чего боится? Наследника? - Ты встревожена? - А ты как думал? - Не стоит, Танвика, - я вся напряглась, что он скажет дальше. - Арантир просто сделал вид, что бежал. На деле он... в общем, он задумал снова объединить королевство Унэ, как встарь. Ему просто нужно было скрыться, вот и все. Меня он оставил за себя. - Чем докажешь? - я не спешила верить ему вот так, на слово. - Вот, читай, - Мори протянул мне свиток, исписанный рунами. "Драгоценная моя, мне придется делать вид, что я изгнан. Прошу тебя, не тревожься, так нужно. Можешь во всем полагаться на Мори. Я люблю тебя. Арантир." Руны. Да, вот так он чертит палочку в руне "манназ" и вот так перечеркивает руну "тер". И печать его, он носит ее на груди. Если только его убили... - Я знаю, ты считаешь меня убийцей и предателем, - донесся до меня спокойный голос Мори. - Но это не так. - Да, наверное, - пробормотала я, выронив свиток и прижав обе руки к груди. Боль подступила изнутри, я задохнулась, привалилась к стене. - Э-э, Танвика, ты что? - Мори подхватил меня, я не сумела даже отстраниться, сил не было. - Лекаря! Скорее! - крикнул Мори, держа меня одной рукой, а другой с силой распахнув дверь. - Нет! Нет! - зашептала я в ужасе. - Ирелед говорил, что... вы убьете и меня и ребенка, негодяи, подлецы, о-о! - Танвика, о чем ты? В комнату вбежали лекари и служанки, у меня кружилась голова, все плыло, боль то накатывала, то отступала, и вдруг прекратилась совсем. То слышались чьи-то голоса, а тут стало тихо. И раздался тоненький плач. - Танвика, у тебя сын родился! Молодец! Сына я назвала Эстель, что значит "Опора". Мальчик рос на диво крепким и смышленым. От Арантира дважды приходили письма, в одном он благодарил меня за сына и просил доверять Мори, как ему самому, в другом сообщал, что мне надо уехать в Холмы, но без сына. Я не поверила, не подчинилась. Тогда ночью меня разбудили и сказали, что Арантир ждет меня у лаза за крепостной стеной. Я поспешно оделась и вышла. Он и вправду ждал меня там - но как изменили его дороги. И все же я узнала его. Он все подтвердил, просил меня уехать и говорил, что так нужно. Что мне было делать? Пришлось оставить моего мальчика с Мори. Могла ли я знать, что это надолго? На пятнадцать лет? Время от времени Мори присылал гонцов с вестями об Эстеле. Но что мне гонцы, вести? Мне хотелось видеть, как он растет, как взрослеет, мужает. Дома все шло по-прежнему. Мерги с ункалем жили душа в душу, но детьми обзаводиться что-то не очень спешили. Эмрис после того давнего разбирательства с Венеле как-то сразу забеременела и родила Доннегану дочь. И - ко мне: - Милая бан-рин, прошу вашего дозволения наречь девочке имя Кайренн Байван. Она у нас единственная во всей семье кудрявая и с темными волосиками. Матушка ваша ведь тоже кудрявая была. - Дозволяю, милая Эмрис, - ответила я, смеясь. - Покажи мне свою дочку. Эмрис с гордостью поднесла мне крепенького ребенка - глаз не нарадуется, здоровьем так и пышет. Я вспомнила Эстеля - и слезы закапали из глаз сами собой. - Что такое, бан-рин, - всполошилась Эмрис. - Уж вы меня простите, дуру, если что не так сказала. Что с вами? - Ничего, ничего, ты здесь ни при чем, - торопливо отмахнулась я. - Вы о сынке своем печалитесь, - вмиг догадалась Эмрис. - Что говорить - тяжело. А нельзя вам съездить туда? - Нельзя, Эмрис. Муж мой в изгнании, меня, конечно, не тронут, о том сам правитель Мори Авенна позаботится, но что это за жизнь? - Ишь, злодеи настоящие, ребенка у матери отнять. Ну, ладно, милая бан-рин, я гляжу, что лишнее болтаю - пойду, дел много. Одна беда - Кайренн оставить не с кем. - Хочешь, оставь ее со мной, - предложила я. - Ох, что вы, как можно... - засуетилась Эмрис, но я видела, что ей по душе пришлись мои слова. В общем, в конце концов я ее уговорила, и малышка осталась со мной. Скоро мы с Эмрис привыкли к порядку, который установился сам собой: утром Эмрис приводила девочку ко мне, сама шла по делам, а я не могла нарадоваться на Кайренн-младшую. Я с ней и играла, и учила всему, что знала сама, и купала, и кудри расчесывала, и гулять с ней ездила. Потом, когда она чуть подросла, она уже сама ко мне прибегала, я показывала ей руны и учила кроить красивые платья и плести бисерные украшения. Эмрис даже приревновала Кайренн ко мне, но Доннеган на жену прикрикнул - и та отступилась. И в самом деле - чего убиваться, когда сама бан-рин воспитывает девочку. Я и сама не заметила, как втайне стала считать Кайренн родной дочерью. Не то, чтобы я Эстеля забыла - как забыть дитя, которое сама родила, - а просто много я в нее вложила себя самой. Время летело как на крыльях, и не успели мы оглянуться, а уж пятнадцать зим прошло, и Кайренн превратилась в красивую крепкую девушку на выданье. Тут я вспомнила про ее родословную - Доннеган хоть и кузнечным делом занимался, по знатности рода только самому ри уступал, хоть чужим это и казалось странным. Если такой знатный, то чего в кузне молотом машет? Так или иначе, запала мне мысль - выдать ее аж в Меданойт. Лето стояло на дворе, и я радовалась лету, радовалась, глядя на Кайренн - та словно солнечным теплом наливалась и расцветала с каждым днем. Но беда и тревога всегда приходят вслед за радостью. Так случилось и на этот раз. В то утро Холмы прискакал отряд из Фарнака. Ко мне. Я видела их в окно - пятнадцать человек, кони крутятся, как бешеные, еще не остыли от скачки. Люди Мори Авенна. Я накинула свиту - лето уже подходило к концу, по утрам холодало до озноба, - и вышла к ним. - С вестями? - Да, госпожа, - обратился ко мне воин в темном доспехе помоложе прочих. - С худыми вестями. Мы приехали за тобой. - Эстель? - только и переспросила я. Он cпрыгнул с седла и так крепко обнял меня, что у меня дыхание прервалось. - Мама. Я... привез дурные новости. Отец убит. Пять дней назад его привезли в Фарнак с арбалетной стрелой в груди. Стрела с пятью полосами, такими пользуются иногда морские наемники. Я найду убийцу и отомщу. Мы чуть не загнали коней. Сейчас немного отдохнем и сегодня же вечером обратно. Мори сказал, сразу после похорон я должен буду занять престол наместника, - он торопился выложить мне все сразу. Сказал - и замолчал, как будто все слова разом истратил. Я еще ничего не понимала, но мыслями уже была в дороге. Чужой Фарнак вдруг показался мне родным домом, который осиротел, оставшись без хозяина. До сих пор во мне теплилась надежда, что Арантир вернется, что все будет по-прежнему, что его вновь назовут князем, ардри - старшим правителем, как говорят Тораннах. Его не было в Фарнаке - и все же он был где-то рядом. Но теперь ...словно оборвалось что-то очень для меня важное. Дорога успокаивала и завораживала. Я так давно не ездила по ней, что и не помнила, как красивы Холмы издали и как хороша камеанская степь по осени. Фарнак вырастал нам навстречу грозной темной громадой, я с трепетом следила, как приближаются его стены и башни и думала - вот заговорят со мной на дриванейте, а я и слова сказать не сумею, забыла все, поди. Эстель все время скакал рядом и чуть сзади - берег. Но больше молчал, только на мои вопросы отвечал, сам разговаривал мало. Это хорошо, подумала я. Правитель должен быть сдержанным. Мори Авенна ждал нас у самых ворот. - Ю Эстель и вы, бариэн - привет вам обоим, - в глаза не смотрел, отворачивался. - Привет, Мори, - выговорила я онемевшими губами. - Пойдем, я провожу тебя, матушка, - Эстель помог мне сойти с коня. Не могу рассказывать, что было дальше. Слишком это тяжко, слишком поздно я поняла истинный смысл пророчества Дерга Мак-Коннлы. И смысл этот заключался в том лишь, что я вправду не принадлежу к Тораннах - и я не стала править в этом доме, но хозяин его правил в своей воле даже в свое отсутствие этим домом, этим городом, этим королевством - и моим сердцем. Погребальный костер давно развеялся по ветру, а я все сидела рядом, глядела на шевелящиеся угли и серую золу - у меня не было сил двигаться. - Пойдем, Танвика, - кто-то взял меня под руку. Мори, кто ж еще. - Пойдем, Танвика, - повторил он. - Эстель остался один, - прошептала я, с трудом поднимаясь с земли и зябко кутаясь в черный вдовий плащ. - Эстель сильный, ему никто не нужен. Мальчик далеко пойдет. - Мори, кто ... его... - Не знаю, - Мори помолчал и словно нехотя выговорил: - Ты очень изменилась, Танвика. Но все такая же красивая. - О чем ты? Нашел время говорить о моей красоте. - Я говорю за него. Он непременно сказал бы именно это, если бы мог видеть тебя. Я вдруг вспомнила про старый обычай дривов - если у женщины умер муж, она может выйти замуж за его ближайшего друга или родственника немедленно после того, как остынет костер. Дривы верят, что дети от таких браков рождаются крепче, чем от первых. Я вспомнила все это - и отшатнулась от Мори. Что если у него на уме ... нет, сохрани Единый. Усталое лицо Мори не выражало никаких чувств. - Что с тобой, Танвика? - голос вроде бы даже равнодушный. - Чего ты испугалась? - Скажи Эстелю, что я жду его здесь, - я снова уселась наземь. - Я хочу, чтобы именно он отвел меня в покои князя, или где там мне теперь положено жить. - Слава Единому, ты не собираешься уезжать, - Мори просиял так искренне и простодушно, что я устыдилась собственных мыслей о нем. - Ты так приняла тех послов, что мы уже подумали - бариэн нам больше не видать. - Единый знает, что сердце мое всегда было в Фарнаке, с того самого дня, когда ты оказал услугу... Арантиру, - я наконец осмелилась произнести его имя. - Единый знает, - эхом откликнулся Мори и снова взял меня под руку. - Вставай, Танвика. Чего выдумала - Эстеля ей сюда. Эстель на тризне, с воинами, нельзя его оттуда звать, пойми. Пойдем, я тебя отведу в покои князя, положу на княжью постель, служанок кликну, чтобы оберегали твой сон. - Не засну я нынче, Мори. - Ничего, я служанкам велю тебе вина налить, какое покрепче да позабористей. Тебе сразу спать с него захочется, да и усталость свое возьмет. Пойдем, Танвика из Народа Холмов, Танвика Талум... После тризны Эстеля объявили наместником. Я день ото дня приглядывалась к нему и замечала - удался сам в себя, ни в мать, ни в отца. Горд и заносчив, головы ни перед кем ни клонит, ни с кем не советуется, но все его слушаются и почитают. Наместником он провозгласил себя сам, хотя Мори - только Мори он, кажется, и слушался - советовал ему не нарушать принятого порядка, сообщить в Меданойт, чтобы оттуда приехал посланник от Иреледа и возвел его в наместники. Но Эстель гордо ответил, что пора Меданойту перестать зазнаваться. А коли не по нраву Иреледу придется новый наместник, так в Фарнаке и во всем Камеане достаточно мечей, чтобы доказать Иреледу, кто на этой земле настоящий хозяин. Эстелю было в то время уже двадцать лет, лицом - вылитый Арантир, а вот ростом куда выше отца. Я иногда засматривалась на него, когда он в краткие минуты отдыха от дел государственных выходил с приятелями на задний двор княжьего дворца и там они упражнялись в искусстве метать камни и сражаться любым оружием. Жены он себе пока не брал, но к женщинам относился с почтением. Я боялась, что меня признавать не станет, что будет таиться от меня, прятаться. Но нет - он рад был тому, что я приехала, делился со мной своими намерениями, я силилась понять, но пока не очень вникала в то, что задумал Эстель. Да и никто не вникал, кроме разве вездесущего Мори Авенна. На годовщину тризны по отцу Эстель разослал по всем королевствам Унэ приглашения - мол, приезжайте помянуть великого воина и правителя Арантира из рода наместников Камеана. Благосклонный ответ пришел лишь из Велера и Донн-ит-сама, Меданойт и Лонн молчали. Эстель мрачнел и замыкался, а когда я пробовала спрашивать его - лишь отнекивался. Как-то ко мне зашел Мори Авенна, и я напрямик спросила его: - Что вы задумали, Мори? Мори лишь усмехнулся и ответил: - Не бери в голову, бариэн. Но я не отставала: - Скажи, Мори, что с Эстелем? Мори мрачно молчал, но наконец сдался. - Эстель хочет мстить. Он решил так - те, кто не ответил, получат свое. Мне стало страшно. Жестокость дремала в моем отпрыске - а был ли жесток Арантир, его отец? Этого я не знала. Со мной - нет, и со своими людьми - нет, а с другими? - Эстель хочет ... тайно умертвить их, если они все же приедут. - Как умертвить? - у меня перехватило голос. - Еще не знаю. Он думает. - Позови его сюда. Немедленно! - я вскочила с лавки, уронив цветное вышивание. - Погоди, Танвика. Сядь, - Мори рывком потянул меня обратно. - В этом нет ничего дурного. Ты ведь бывала в Меданойте, слышала, что они говорили об Арантире? - Да, знаю. Он... - Он хотел лишь положить конец нашей разобщенности. Форомбар несет нам угрозу с севера. В Донн-ит-саме это понимают, в Меданойте, Велере и Лонне - нет. Кстати, неплохо бы знать, на чьей стороне будут Тораннах, наши вассалы. - Они больше не вассалы, Мори. Ри Ардан приносил клятву верности Арантиру, а не Эстелю. - Значит, надо ее возобновить, - Мори пристукнул ладонью по рукояти кинжала. - Тебе не хочется посмотреть, что творится в Холмах? Навестить ри и свою воспитанницу - ты же вроде какую-то девчонку на воспитание брала, чуть ли не именем покойной бан-рин ее нарекла? Никогда он со мной не говорил таким тоном. - Ты... это придумал или тебя Эстель просил, сам сказать не решался? - Нет, это моя задумка. Эстель Тораннах вообще в расчет не берет, они ему не родичи, никто. И на землях Унэ они живут не так чтобы по собственной воле, скорее лишь потому, что мы им разрешили... - Да они жили здесь раньше, чем предки твоего отца, Мори Авенна, приплыли сюда на огромных кораблях! Никто из дривов этого и помнить не помнит, хотя, говорят, Тораннах могли их легко перебить - дривов было очень мало, - но не стали этого делать! - Ладно, Танвика, - сказал Мори недовольно. - Ты должна поехать к Тораннах и все разузнать. Кто еще может сделать это, кроме тебя? Отдыхай, - он поднялся с лавки, поднял вышиванье и положил его обратно мне на колени, - а завтра утром я пришлю к тебе воинов. Бариэн Камеана не годиться ездить одной, - он поклонился и вышел, а я растерянно подумала - нет, Дерг Мак-Коннла не мог предвидеть такого оборота, когда свое пророчество произносил. Или это и вправду не про меня. Тем временем пришли вести из Туата-де-Торанн. У ри наконец родился долгожданный сын - до сих пор Мерги производила на свет младенцев женского пола. Ри прислал своего гонца Эстелю, просил пожаловать на родины, Эстель лишь усмехнулся, а Мори, прищурившись, сказал: - Ну вот, Танвика, тебе ничего и придумывать не нужно. Езжай, как я тебе говорил, посмотри, что и как. Мне оставалось лишь кивнуть в знак согласия. В Тир-на Торранн все менялось быстрее, чем в Фарнаке. Дривы живут дольше Торраннах и говорят, что это благодарность богов за то, что их предки когда-то встали на их сторону в какой-то великой битве с каким-то другим богом. Потому они и живут дольше раза в полтора, да и стареют куда медленнее. А я вообще полукровка. Говорили, что я могу вообще не постареть и не умереть никогда. От этой мысли мне иногда становилось страшно - жить и видеть, как стареет и умирает твой муж, твой сын, его сыновья и внуки... Нет, лучше уж умереть в срок, как умирают люди. У нас в Холмах говорят - жалок тот, кто пережил свое время. Что верно, то верно. И все же иногда мне хотелось жить долго, очень долго, чтобы увидеть все-таки свершение пророчества Дерга Мак-Коннлы, Дерга Маэла. Я ехала с большой свитой, как и подобает бариэн. Да и ри будет больше почета. Мы везли богатые дары первенцу и счастливому отцу. Ри Ардан постарел, чего нельзя было сказать о его супруге - дриве, что поделаешь. Такая же румяная, живая и веселая, как двадцать лет назад. Было видно, что ри в ней души не чает и потакает ей во всем. Она сильно располнела, но ей это было к лицу. Статная, дородная, важная - истинная хозяйка дома. Теперь она была банрин. А моя мать давным давно лежала в Килл-на- Мартар... Влияние Мерги было видно повсюду. Даже в том, что наш дун теперь мало чем отличался от каменных крепостей дривов. Многие дривские обычаи здесь прижились, будто от веку были нашими. Когда я уезжала в Фарнак двадцать лет назад, мне казалось, что Торраннах отживают свое. Теперь мне казалось, что с новой кровью в них влились и новые силы. В дуне было много хорошо вооруженных воинов, по посаду бегала уйма детишек - в мое время столько не было. А стада наши, как сказал ри, чуть ли не удесятерились. Я сказала ему - это потому, что Камеан заслоняет нас от врагов. Ри нахмурился на миг, но ничего не сказал. Затем пробурчал - дескать, пришли на наши земли непрошенные, так пусть платят. Тут уже промолчала я. Не время для распрей. Вечером мы собрались в Длинном Доме для праздничного пира. Меня усадили на почетное место по правую руку от ри. Рядом со мной сидел молодой тэшох Кунед, напротив него его брат, кузнец Финн. Оба родичи ри, оба Фолломайнахта. Вот и наш род не угас, а умножился, с какой-то теплой грустью подумала я. Столько молодых, сильных, веселых... Мои сородичи. Пусть и не по крови - - а мои. Няньки внесли орущее чадо. Я приказала принести дары. Наследнику мы приготовили воинский наряд, который он наденет, когда пройдет воинское посвящение. Ри получил драгоценный кубок из серебра с каменьями, а Мерги - красивый убор, который носят замужние дривейн. Мерги чинно поблагодарила меня, но смотрела настороженно - как-никак, она была из Меданойта, а я - жена камеанского князя, с которым у Иреледа были отношения странные. Да пусть себе смотрит. Сейчас праздник. Потом я одаривала родню, гостей, сыпала сладости детишкам. Может, даже назло Мерги. Камеаннайн пусть и не столь богаты, как дривы Меданойта, но куда щедрее их. Я потому рассказываю об этом пире так подробно, что на нем я вновь увидела Кайренн Байванн, мою воспитанницу, дочку Эмрис и Доннегана. Меня удивило, что она сидела на лавке княжьей дружины, хотя и несколько наособицу. С таким нарочито надменным видом, что становилось смешно. Я толкнула ри в бок. - Ункаль, это что еще за новости? Чего это вы ее сюда пустили? Ри проследил мой взгляд и нахмурился. - А, чтоб ее... Ты про эту, из наших с тобой кол кахэр, про Кайренн, сестрицу тэшоха и Финна? - Ну да, про нее. - Тоже, понимаешь ли, риоганнахта, из королевской родни. Тут ей достойного жениха нет, в другие же края свататься не поедешь - тебе ведомо, кем нас там считают, - невесело вымолвил Ардан. - И ты знаешь, как мы блюдем свою честь. Оскорблений наглотаться никому не охота. Я потому так долго и не женился, - доверчиво сказал он мне на ухо. - Думал - на смех поднимут. Грязный Торраннах... Да ты вот помогла, кайлин. Спасибо тебе. - Он улыбнулся и чмокнул меня в щеку мокрыми от вина губами. И тут же погладил по руке Мерги. - Так вот. Кайренн, матушка твоя покойная, тоже потому в девках осталась. Да и эта, видать, ни с кем так и не ляжет даже в Эр-кеннат. Вот и дурит девка. Нет мне достойного мужа, говорит, так ни за кого и не пойду. Воевать буду. Ты-то уехала, а она в прошлый Эр-кеннат срезала волосы надо лбом да прилюдно в огонь и бросила. Отрекаюсь, говорит, от своего естества и буду воином. Братья за головы похватались. - Ты что, в дружину ее взял? - Еще чего! Воевать - пусть воюет, ежели дурь вступила. А у меня в дружине девок не будет. - А если убьют? - во мне прорвалось возмущение, похожее на материнское. - А что мне делать? Может, так даже лучше. Хоть слава хорошая останется. А барды песню сложат... Все лучше, чем от тоски помирать. - А родители? - Доннеган в одну ночь поседел, Эмрис прячется, дочернина позора видеть не может. Я только головой покачала. Кайренн Байван с мечом в руках. Чудные дела в мире творятся. Ункаль вздохнул и отхлебнул из кубка. А мне захотелось подойти к этой девушке, носившей имя моей матери. Когда-то я ее на руках качала, песни пела. А теперь она такая же чужая здесь, как и я когда- то. Только теперь я стала своей. Неужели ради этого надо было уехать так далеко... И тогда я достала еще один подарок, который сначала хотела отдать Мерги, но затем передумала. Еще не так поймет. А был это небольшой кинжал, который называли "змеиным" из-за формы лезвия. Змея по старым поверьям дривов была царицей вод и посылала на землю дожди. Такие кинжалы считались заговоренными и приносили женщинам плодовитость, а мужчинам удачу и богатую добычу на войне и охоте. Только в Меданойте не любили, когда вспоминали старые поверья. Там держались веры Заморья и гордились этим чрезвычайно. Считали себя потому чуть ли не самыми избранными, а все деянья свои - благословенными свыше. Нет, Мерги меня не поняла бы. Еще и оскорбилась бы, небось. И вот я взяла да и одарила им Кайренн. Как она воззрилась на меня! Казалось, на ее лице прямо-таки написано: "Да неужели это мне?" Потом весь вечер она вертела кинжал в руках и восторженно поглядывала на меня. Я не ошиблась, попросив ункаля дать мне ее в свиту. Тот обрадовался - и с глаз долой, да еще, может, в других краях девке повезет с мужем. Я собиралась возвращаться кружным путем, но безопасным - через Меданойт. И еще в двух вещах я не ошиблась - я сказала Кайренн, что она будет охранять меня, а не прислуживать мне. У нее моментально радостью вспыхнули глаза - значит, я ее не забыла, и она теперь ровня дружинным отрокам. И, во-вторых, я увидела, что девчонка страсть как хочет покрасоваться в красивом платье, но неловко нарушить свой же обет. Ее презрение к женскому наряду явно было из рода "и не больно-то хотелось". Ничего, доедем до Меданойта, заставлю платье надеть. Не отвертится. Последний свой день в Холмах я провела у Килл-на- Мартар. Посидела у кургана, вход в который был заложен большой каменной плитой с охранными рунами, принесла жертвы ушедшим вином и медом, поговорила с матушкой. Там всегда дует тихий печальный ветер. Люди верят, что это голоса мертвых. Я тоже верю. Когда я легла спать, Кайренн задвинула дверь лавкой и улеглась на нее, положив рядом с собой дареный кинжал. Теперь, если что нас будут добывать только тараном... Наутро снова разостлалось передо мной полотно дороги. Кайренн скакала рядом, я искоса поглядывала на нее - ах и девка, огонь, а не девка. Такую не тронь - обожжет, не обрадуешься. А Эстелю сейчас двадцать... хорошая была бы пара, подумала я и отмахнулась - кол кахэр, хотя Эстелю-то она никто, считай. Ирелед как-то осунулся с того дня, как я видела его последний раз. Не то постарел. Постарел? Ишь, виски совсем белые. Принял он нас крайне учтиво. Усадил, велел принести лакомств, справился о здоровье ри, моего мужа, всех родичей, осведомился, как нас разместили, нет ли в чем нужды. Я отвечала не торопясь, как и подобает бариэн Камеана. Кайренн дриванейт знала неважно, перед самым отъездом получила от меня несколько наставлений по этому поводу, но свои умения показывать не спешила. Сидела молча, опустив глаза. И правильно. Молодец девка. Конечно, я и не думала сосватать ее за сына Иреледа. Может, за кого из советников или военачальников - среди них, должно быть, было немало завидных женихов, но Ирелед сам завел речь о том, что он устал от этого мира и думает передать скипетр наследнику, а наследник, Эрален, до сих пор не женат, и ему, мол, тревожно от этого. Я ему не очень-то поверила насчет передачи скипетра, но выдать Кайренн-младшую замуж за наследника - это было выше моих ожиданий. Я оглянулась на Кайренн. Та, не поднимая глаз, спросила тоненько: - А он хоть красивый, наследник, а, бан-рин? Ирелед немного понимал по-нашему, и слова Кайренн разобрал, поэтому смеялись мы вместе. Девчонка есть девчонка. Ведь восемнадцать всего. Конечно, хочется, чтобы муж был не только знатный и видный, но и красивый. - Скажи ей, вечером Эрален приедет к вам в гости. Там и увидит, красив ли мой сын, - отсмеявшись, ответил Ирелед. Однако вечером Эрален не пришел, не пришел он и на следующий день, и Кайренн стала вдруг волноваться не на шутку. - Что если они решили отказать нам? Ведь это позор для меня, бан-рин, - твердила она и все прихорашивалась, причесываясь то так, то этак. Видно, ей не на шутку хотелось понравиться молодому ю-тару. На третий день мы поехали к Иреледу. Кайренн не дала мне и слова сказать, самам вышла вперед и заявила: - Значит, у меня не будет мужа, высокий ю? Ирелед растерянно молчал. - Стоит ли мне жить после такого позора? Ирелед поспешно схватил Кайренн за руку, я же даже не успела сообразить что происходит - девчонка сжимала тот самый "змеиный" кинжал. - Не надо, милая. Мой сын ... старшая в роду женщина попросила его съездить за водой к священному источнику Медб, и я сам теперь в великом беспокойстве - источник всего в одном конном переходе от города, а его нет вот уже четвертый день. Погоди немного. Кайренн выронила кинжал и беспомощно заплакала. Я обняла ее и увела домой. От еды она отказалась, легла и остаток дня пролежала лицом к стене. Ближе к ночи я попыталась заговорить с ней, но она тихо спросила: - Почему он не отказался ехать к этому самому источнику? Мог ведь? - Не мог, кайлин, - я погладила ее по голове. - Таков уж у них обычай. Пока я жила в Фарнаке, успела изучить нравы и обычаи дривов, и потому знала - если старшая женщина в роду просит что-либо совершить или добыть, отказаться нельзя. Отказавшемуся грозит бесчестье, которое не смывается ничем. Даже кровью - не будешь же ты сражаться с женщиной, да еще старшей в роду. На моей памяти подобного не случалось. Для потомков моего сына мое слово всегда будет непререкаемым. - Что еще за обычай? - Кайренн-младшая наконец глянула на меня блестящими глазами. Веки красные, от слез опухли - плакала от обиды на судьбу. Только что ей можно сказать на блюдечке преподнесли жениха, и вдруг он пропал неведомо куда. Я принялась гладить ее по голове и рассказывать про обычаи дривов. Вернется ю-тар, конечно, никуда не денется. Через два дня наконец прискакал Эрален и как был, пропыленный, бросился к нам. Красота и ум невесты совершенно очаровали его, и он немедленно начал разговор о свадьбе. Свадьбу откладывать не стали, три недели пировали в Лэйсте, потом свадебный поезд добрался до Холмов, и там празднество продолжилось. Я глядела, как дривы пьют и гуляют в обнимку с Тораннах и думала - может, теперь и начнут сбываться слова Дерга Мак-Коннлы? Мне пора было возвращаться в Фарнак. Приближалась годовщина смерти Арантира, и к тому же я тревожилась, зная, что на уме у Эстеля и Мори. Эстель, однако, пока ничего не предпринял. Даже как-то спокойнее стал. И я тоже успокоилась - может, передумал? Однако тризна на Арантирову годовщину готовилась богатая: курган обставили походными повозками, шатрами, настелили циновок и велерских ковров, а уж кушаний наготовили! Я приехала немного позже Эстеля и его воинов. Мне отвели отдельный шатер, зачем-то выставили вокруг охрану. Чудно, право слово. От кого меня тут охранять? Послала служанку за Эстелем - мне хотелось поговорить с ним хоть немного, с глазу на глаз, побыть просто его матерью, а не бариэн, госпожой всего Камеана. Эстель пришел с запозданием, отвечал как-то нехотя, невпопад, и я вдруг поняла - он не только не отступился от своих мыслей о мести, он постоянно думает только об этом. - Послушай, Эстель, - я решилась спросить напрямик. - Ты все еще хочешь мстить? Эстель вздрогнул, потом вроде облегченно вздохнул. - Ты знаешь? - Да. - Кто? - Мори. - Ладно, Мори так Мори, - Эстель говорил равнодушно, но я чувствовала, что он весь подобрался, словно почуял недоброе. - Ну и что? Это мои дела. Ты моя мать, я очень люблю тебя, он в этих делах я твоего совета спрашивать не стану. - Эстель, я не хочу позора. Кому ты собираешься мстить? У нас и в Меданойте родичи, и в Туата-де-Торанн, и в Донн-ит-саме - сам знаешь, о ком я, разве что с Лонном и Велером породниться не успели. - Да знаю, знаю, - недовольно протянул Эстель, но возражать не стал. Что тут возразишь? Про Меданойт и Тораннах и говорить нечего, а насчет Донн-ит-сама - так ведь брат Мори Авенна, Луири Медная Рука, недавно привез оттуда жену, внучатую племянницу тамошнего бара Келлатэна. - Родичи, - лицо Эстеля искривилось в усмешке. - Сами-то они об этом помнят? Я Лонн в расчет не беру, у них наместник все равно как мешок с рисовой мукой, но Меданойт... они должны быть наказаны. - Ты не посмеешь, Эстель! Кровь родичей ничем не смыть. Неужели ты хочешь навлечь на Унэ новое Большое Немирье? Эстель передернул плечами. - Ладно, ладно, ты права. Но я все равно оскорблен. Мой отец, наместник Камеана, для них всех никто, они не сочли нужным хоть как-то проявить сочувствие, хоть чем-то шевельнуть в сторону Фарнака. Клянусь, я бы всех их перетравил, как крыс, когда они появятся здесь. - Если вообще появятся, - я горько усмехнулась. Единый, отчего он такой? Это мой сын? Или Арантира? Чей? Может, он удался в моих форомбарских предков, которые носили точно такие же гладкие шлемы, как и убийцы Кайренн Ломиан? Эстель вдруг порывисто обнял меня. - Матушка, спасибо тебе! Мне вовсе нет необходимости проявлять излишнюю жестокость. Я лишь прикажу проверить их арбалеты. Если, конечно, при них будут арбалеты. Единый, ты велик и всесилен! Усмири гордыню моего сына! Сделай так, чтобы он отказался от своей кровожадной затеи! Тризна тянулась шесть дней. Первыми приехали люди из Донн-ит-сама, потом посланцы Ронга, ю Велера. И лишь не пятый день появился отряд из Лэйста, во главе которого приехал Эрален. Эстель неторопливо отдавал приказание проверить у всех приехавших арбалеты и, на беду, кто-то из молодых воинов Эралена отказался показать свой арбалет. Я с ужасом видела, что Эстель переменился в лице, желваки заиграли на его скулах, однако он велел оставить воина в покое, и у меня вроде бы отлегло от сердца. Между тем принесли поминальную чашу. Эстель должен был пить ее первым, но почему-то не спешил. Отпил, словно нехотя, передал чашу Мори Авенна, как ближнему, тот помедлил, тоже едва отпил, после того поднес чашу Эралену, тот сделал глоток, за ним и все его воины. Когда очередь дошла до меня, кравчий вдруг шепнул мне поднося чашу: - Госпожа, не пей, сделай лишь вид, что пьешь. До меня едва дошел смысл слов кравчего. Вино было отравлено. Лекарь Эстеля подмешал туда медленного яду, так что Эрален и его люди умрут на полдороге к Меданойту, а Эстель и Мори тем временем успеют принять противоядие. Теперь я поняла, зачем Эстель поставил мне охрану. Чтоб не сбежала, не предупредила. Тем же вечером я пришла к нему в шатер. Мы долго молчали. Наконец я сказала: - Ты оскорбил память отца. - Нет, - Эстель так и вскинулся. - Ты оскорбил память отца, - повторила я. - И меня ты тоже оскорбил. Не бойся, я тебя не выдам, будь ты трижды трусом и предателем, ведь я твоя мать. Хотя мне не хотелось бы думать, что я родила предателя или труса. Или оскорбителя отцовской памяти. - Замолчи! - он закричал и точно ребенок, который не хочет слушать, как его ругают взрослые, ругают за дело, зажал руками уши. - Я уже ничего не могу сделать. Они умирают. Месть ослепила меня. Мори тоже говорил - не надо, но когда дело дошло до дела, он сам помог мне довести все до конца. - Я не хочу тебя видеть, - я резуо поднялась. Эстель скорчился в углу шатра: - Матушка, не бросай меня! Я молча вышла из шатра... о, Эстель, отчего ты сделал это? Мне не сиделось на месте. Вдруг отчаянно захотелось вернуться в Туата-де-Торанн. Словно мать звала меня из Килл-на-Мартар - поговори со мной, доченька, засвети свечку, даров принеси. Я собралась и тихо уехала из Фарнака, увозя с собой в нагрудном кожаном мешочке немного пепла с погребального костра Арантира. Пепел я положила в Килл-на-Мартар. Рядом с курганом лежал большой приметный камень, нагретый солнцем, на него я и села. Вот и все. Теперь и твой дом здесь. Ты был мужем мне, ты был родичем Торраннах. Плакать не хотелось. Я просто сидела у кургана и молча смотрела на тревожно волнующуюся под ветром траву. Дыхание мертвых. Я не сразу услышала шаги. Обернулась. Передо мной стояла Кайренн. Она очень изменилась за этот год. Передо мной была повзрослевшая, суровая и волевая женщина. И взгляд ее был жестким, если не жестоким. Так мы встретились снова - две вдовы. Кайренн ничего не сказала мне. Она пришла сюда за тем же, что и я. Эрален был даже больше Торраннах, чем мой муж. Он проиграл Кайренн брачный поединок - нарочно проиграл - и был принят в ее род. Считалось, что она взяла его в мужья, а не он ее - в жены. Они и года не прожили вместе. Не сказав мне ни слова, она подошла к курган и вошла внутрь. В руках ее был маленький резной деревянный ларец. Я ждала. Я не понимала, почему я жду, хотя могла уйти и не было бы этого тяжелого разговора... Кайренн вышла из черного зева кургана. Подошла ко мне тяжелой походкой женщины на сносях. Долго стояла молча, пристально глядя мне в лицо. Затем сказала - скорее утверждая, чем спрашивая: - Ты знала. Что мне было ответить ? Я промолчала. - Ты допустила. Я поняла, что она будет мстить. Моему сыну. Он был не прав перед ней, но это был мой сын, которого я не видела пятнадцать лет и который пугал меня своей жестокостью, а ее я нянчила и растила словно собственную дочь. Она была только женщиной, но из тех, о чьей мести потом века поют барды. - Ты была мне как мать. Я послала мужа на тризну, хотя этого не желал мой свекор. Он был далеко от дома, но не раздумывая поехал в Фарнак. Я думала - посылаю его разделить скорбь с теми, кого я люблю и уважаю, а выходит - послала на смерть. Хорошо же поступили со мной те, кого я считала родичами! - Ты будешь мстить? - Я должна. - Если так - то пусть вина всех падет на меня. Я отвечу. Если ты хочешь мести - возьми мою жизнь. - Я не бью в спину, как твой сын. - Ты можешь вызвать меня на поединок за оскорбление, которое тебе нанес мой сын. - Чтобы потом твой сын стал мстить Торраннах? Он очень любит мстить, твой сын. Видно, решил, что он вправе судить всех и вся? Может, он считает себя богом? Нет, банрин. Ты была ко мне добра - я не стану убивать тебя. Это дело только мое и твоего сына. Мне стало страшно. Я чувствовала, что Кайренн может погубить Эстеля. И не только его. Я ничего больше не успела сказать ей. Кайренн ушла. Мне было непереносимо тяжело, я снова опустилась на камень, ощутив безмерную усталость. Все рушилось. Сначала я потеряла мужа. Теперь ту, которую когда-то любила, как дочь. И, может быть, вскоре я потеряю сына. И не останется у меня ничего, ради чего стоило бы жить... Потом до меня дошли вести из Лэйста, что Кайренн родила сына, и что рожала она его, держа в руках змеиный кинжал и лежа на щите, а вокруг воины звоном мечей отгоняли злых духов, и что мальчика принял сам Ирелед и нарек его именем его убитого отца. Кайренн же нарекла его Фирг - Гнев. Тораннах как-то сторонились меня, и я почему-то подумала - вот, снова нет у меня дома. Был один - его не стало, был другой - его разорили, а я вновь обрела первый и опять его теряю. С первым снегом я вернулась в Фарнак, к Эстелю. Эстель упорно избегал меня, так что мне с отчаяния пришлось даже обратиться к Мори Авенна. Мори холодно выслушал меня и обещал уговорить Эстеля встретиться со мной с глазу на глаз. После этого я неделю прождала напрасно. Наконец сын соизволил навестить меня. К этому времени я уже кипела от бешенства и сразу выложила ему все накипевшее на душе: - Ты сделал недоброе дело. Ты нажил себе врага там, где мог приобрести сильного друга. - Матушка, я знаю. Я сожалею, но что сделано - то сделано. - Кайренн будет мстить. Эстель усмехнулся. - Я не боюсь мести женщин. - Это не просто женщина. Она вдова наследника престола и меданойтские воины слушают ее больше, чем своего престарелого миролюбивого государя. За ней Меданойт и Торраннах. - Вот уж,- Эстель небрежно поигрывал кинжалом с темных кожаных ножнах, - кого я не боюсь вовсе. - Напрасно. Они стали сильны и многочисленны. А ты жестоко оскорбил их. Ты убил их родича. Ты нарушил Правду Короля, и теперь они никогда не принесут тебе присяги. Теперь они могут позволить себе мстить. Эстель, твой отец был великим воином и мудрым правителем. А ты молод и гневен. Гневной рукой не правят. Ты знаешь, что слава убийцы уже пошла о тебе? От тебя отвернутся и те, кто явился почтить память твоего отца. Ты - не отец, запомни это. - Я - это я. И я заставлю всех бояться меня! - А толку? Сколько раз Камеан, словно оса, жалил Меданойт - и что? Меданойт даже не смотрит в твою сторону. И по- прежнему могуч, как и был. Только теперь с ними Туата-де-Торанн. И под его крыло придут те, кто будет тебя бояться. Что ты сделаешь один против всех? Ты разрушил все, что сделал твой отец. Он собирал - ты разрушил. И теперь у Меданойта есть причина начать против тебя поход. Я уверена, что к нему присоединятся и другие. Сам знаешь, на падаль всегда слетаются вороны. - Ирелед? Поход? Матушка, это же смешно. - Не Ирелед. Кайренн и Мела, старший сын Эралена. Он будет доказывать свое право на престол, отомстив за отца. - Этот незаконнорожденный... - Голодный пес всегда злее. А Кайренн... Я видела ее, сын. И, боюсь, тебе именно ее следует опасаться больше всех. - Матушка, я повторяю, что мне смешна месть женщины. - Помни - только раб мстит сразу, а трус - никогда. А месть женщины - страшнее самой жестокой мести мужчины. И говорит это тебе твоя мать. Женщина. Тогда я даже и не думала о пророчестве Дерга Маэла, даже старая поговорка Торраннах - мужчина разрубит, женщина свяжет - не приходила мне в голову. Я ждала. Дурные предчувствия мучали меня и я не спала по ночам. А на шестую неделю после моего приезда к стенам Фарнака с небольшим отрядом примчалась Кайренн. День был холодным и ветренным. Да и весь год был как никогда плохим. Поговаривали, что это Единый на нас гневается. На что именно - не говорили. Но все и так знали. Кайренн оставила отряд и подъехала к воротам сама. Было утро, и мы трапезовали. Но Кайренн крикнула, что если Эстелю Мак-Арантиру угождение желудку дороже чести, то пусть себе ест. Эстель молча медленно поднялся и пошел к выходу из зала. Я видела, как играют желваки на его скулах. - Эстель, - попыталась я остановить его, но он только посмотрел на меня и, отбросив мою руку, вышел. Я осталась сидеть. Мне ничего не хотелось ни знать, ни слышать, ни видеть. Разве что умереть. И в душе я молила всех богов - пусть я умру. Пусть это станет искуплением всего. Только пусть не будет больше крови... Тогда я дала себе слово - если он убьет Кайренн, то я не стану жить. Должно быть воздаяние за совершенное зло. И пусть заплачу за все я. То, что было сказано между ними, знали только они. Потом мне не раз об этом рассказывали и Кайренн, и сын. Конечно, такое не забудешь. Эстель сам вышел к ней за ворота. Приказал никому за ним не ходить. Но Мори велел лучникам держать всех под прицелом - и Кайренн, и ее отряд. Там были и дривы из Меданойта, и Торраннах. Потом я узнала, что Кайренн позаботилась обо всем - передала всем военачальникам Меданойта и всем остальным государям, зачем она едет в Фарнак и прилюдно наложила гейс на Мелу - если она не вернется живой, то он должен вырезать в Камеане всех. Военачальники поддержали Мелу, хотя Ирелед пытался образумить их. Они встретились в виду города, один на один. И Кайренн сказала: - Ты убил моего мужа. Убил подло. Убил тогда, когда он пришел к тебе как друг. Я хочу знать, почему. - Ирелед не почтил память моего отца. - Эрален приехал сам, вопреки воле отца, по моей просьбе. Он уважал твоего отца. - Он приехал поздно. Это оскорбление. - Он приехал, как только узнал. - Незнание не оправдывает деяния. - Твой отец вообще не был на похоронах банрин Кайренн. Матери твоей матери. Это тоже оскорбление твоей матери, ри Ардану и Торраннах. Но мы не убили ни твоего отца, ни тебя. - Мой отец не знал о похоронах. - Незнание не оправдывает деяния, не так ли? Или судить можешь только ты? Ты не был на моей свадьбе, хотя приглашен был. Этим ты оскорбил меня и моего мужа, Меданойт и Торраннах. И все же мой муж пришел почтить твоего отца. А ты убил его. Если ты хотел его смерти, почему ты не убил его честно? Почему ты мстил как раб? Почему ты не объявил об убийстве? Или ты трусишь? - Женщина, ты оскорбляешь наместника Камеана! - А ты, Эстель Мак-Арантир, ты оскорбил меня! Ты оскорбил мать наследника престола Меданойта и кол кахэр ри Ардана! По твоей вине я послала мужа на смерть! И я пришла требовать эрик! Та маслэ орм! - Чем ты угрожаешь мне, женщина? Что ты можешь мне сделать? - Я сделаю то, чего ты больше всего боишься. Ты хочешь быть великим и могучим, наместник. Ты хочешь славы и величия и бошься презрения. Так вот - ты так и останешься только наместником. Местоблюстителем истинных правителей. Ты никогда не станешь чем-то большим. Презрение будет твоей судьбой. И не запомнят тебя потомки, а если и запомнят, то будут говорить о тебе - жалкий, как Эстель Мак-Арантир, опозоривший память отца и развеявший его славу. И благом будет для тебя, если у тебя не останется потомства, чтобы проклинать тебя. Не будет у тебя славы и удачи. А тот, у кого нет удачи и славы - не ри. И ты недолго им останешься. Таково мое проклятье. Ну? Что скажешь? Убьешь меня? Что же, я жду. Это лишь добавит тебе бесславия. Эстель усмехнулся. - Я не стану убивать тебя. Знай, женщина, я рад, что убил твоего мужа. Да, рад. Иначе я никогда не смог бы жениться на тебе. Если желаешь - это будет вира за твое бесчестье. Если пожелаешь - возьми жизнь за жизнь. Пожелаешь - смерть за смерть. Я знаю - в вашем народе женщина может сражаться с мужчиной. Говоришь, Единый донес весть Меданойту о смерти Эралена? Так пусть Он и рассудит нас, если пожелаешь биться. В первое мгновение Кайренн опешила и непонимающе уставилась на Эстеля. Видимо, она уже готовила себя к славной смерти. Но она не умела надолго впадать в растерянность. Она нахмурилась, немного поразмыслила о чем-то и сказала: - Я возьму жизнь за жизнь. Ты придешь свататься в Тир-на-Торранн и я возьму тебя в мужья по нашему обычаю. Затем ты устроишь пир на Пяти Границах и пригласишь туда всех государей Унэ. И ты введешь моих сыновей в твой род. И примиришься с Иреледом. - Тяжелы твои условия, женщина. Но я согласен. А согласится ли Ирелед? Кайренн усмехнулась. - Вы, мужчины, не видите очевидного. Согласится. А почему - поймешь потом. А теперь в знак уговора пусть нам подадут чашу. Надеюсь, в ней не будет отравы? Они выпили чашу на глазах у всех. Затем Кайренн уехала. А смотревший на все это Мори Авенна мрачно процедил сквозь зубы: - Будь моя воля, я убил бы ее. Эта женщина станет править твоим сыном. А через него - и нами. Когда Эстель приехал в Туата-де-Торранн для сватовства, Кайренн повела его к Килл-на-Мартар и сказала, что там покоится прах людей королевского рода, а так же прах его отца и Эралена. Получилось, что отдавая почести праху отца, он преклонил колена и перед убитым им Эраленом. После этого, по обычаю, я, как старшая женщина в роду, вручила им оружие. Кайренн умела обращаться с длинным мечом немногим хуже Эстеля, и, по-моему, она нарочно проиграла ему. Песню Воли, которую всегда поют невесты перед свадьбой, она пропела с воодушевлением, и Эстель даже подпел ей. Мори угрюмо смотрел в сторону, я тихо шепнула: - Что, не ожидал? Мори с досадой отвернулся. - Он сейчас уже ей подпевает. А что будет потом? Смотреть противно... На пиру он и крошки в рот не взял, и я, проходя мимо с блюдом свадебной каши с яблочными и грушевыми дольками, сваренными в меду, уколола его: - Отравиться боишься? Он только плечами передернул. Все было словно назло ему. И свадьба получилась не свадьба, а словно княжеский съезд - приехали все правители Унэ, Кайренн сама о том позаботилась, гонцов разослала. В доме врага он и яд бы не колеблясь выпил, только бы его не сочли трусом. Но здесь он не желал принимать пищи. Закон гостеприимства гласит - отведал пищи в доме, значит, не имеешь права поднять руку на хозяина, ты ему уже друг. Мори Авенна не желал становится другом Кайренн. Не желал становиться другом Туата-де-Торранн. Мне это не понравилось, но я промолчала, да и смотрела я больше на моих детей, чем на Хромого. Я искоса наблюдала за гостями со своего места по левую руку от ри Ардана - по правую сидела Мерги и то и дело ревниво в мою сторону поглядывала, точно я ункалю тайной зазнобой прихожусь. Правители пели и пили не хуже простых Тораннах - сидели за свадебным столом все вперемешку. Я медленно отпила вина из резного серебряного кубка, и тут почувствовала чей-то напряженный взгляд. Мори Авенна. Похоже, мои слова насчет отравы в свадебной каше вылетели у него из головы без следа, он смотрел на меня так, как смотрел в тот вечер Эр-кеннат, двадцать четыре года назад, когда мне было семнадцать, и моя мать жила со мной, а не лежала в кургане Килл-на-Мартар. Он любит меня, со страхом подумала я. Вспомнила Арантира, мысленно спросила его - но как он мог ответить мне? Он не стал бы осуждать меня, если бы я задумала исполнить тот самый обычай дривов, из-за которого я отшатнулась от крепкой руки Мори, стоя рядом с остывающим погребальным костром. Глянула на Эстеля - последнее время он все чаще напоминал мне своего отца. Эстель обнимал Кайренн, и на лице его было написано такое искреннее счастье, что у меня отлегло от сердца. Мори смотрел уже не на меня - уставился в непочатую чашу с вином, тогда я тихонько, чтоб никто не заметил, выскользнула из палат на двор, оседлала первого попавшегося коня, и стрелой помчалась к Килл-на-Мартар. Хоть мать спрошу, верно, она-то подаст мне какой-ни на есть знак... А может, и Арантир... Не отъехала я и четверти лиги от дуна, как за моей спиной послышался топот копыт чужого коня. Я в страхе оглянулась. Темно ведь уже, кто его знает, может, это призрак Уарки-нуша, страшного скакуна с головой льва, прилетел сюда с Мертвой горы, что на подступах к Морю, у самой оконечности Каменных Зубов. - Танвика, ты куда? - голос Мори. - Куда одна среди ночи поскакала? Я остановила коня, Мори догнал меня наконец и принялся укорять: - Ты же мать жениха, нехорошо все же, надо до конца быть на свадьбе, а ты убегаешь. - Мори, мне нужно к Килл-на-Мартар. - Тогда поедем вместе. - Мори, я должна одна... оставь, не езди за мной. - Обидел тебя? Прости, когда так. Я пожала плечами. Я действительно была немного обижена. - Не сердись. Я был не прав. Но, пойми - я очень привязан к Эстелю. Мы с Арантиром были побратимами, разве ты не знала? Так что Эстель мне как сын. - Так что же тебя не радует его счастье? - Да она же его не любит! Она же всю жизнь будет его ненавидеть! - Мори, я лучше тебя знаю Кайренн. - Да понимаю я... Ты любишь ее. Может, оно и к лучшему. Но Кайренн будет властвовать. А женщина не должна властвовать над мужчиной! Он ослабнет! - Мори, что ты говоришь! Ты нарочно хочешь оскорбить меня? Он замотал головой. - Вы с Арантиром были не такие как все... - Оставь, Мори. Просто ты хочешь, чтобы так было. Я ведь вижу - ты и Эстелю внушил, что он не такой как все. И что вышло? - Ты не понимаешь. Камеан есть Камеан. А теперь тут будут другие порядки. Все, чем мы гордились, что считали нашим и только нашим - все погибнет. Из-за этой женщины! - Ну, Авенна, ты слишком уж много вообразил! Почем ты знаешь, что будет? Провидец ты, что ли? Мне сейчас не до этого. Я думаю о моих детях... Мори, неужели ты не желаешь им счастья? Ты даже не пил в их честь. Он усмехнулся. - Из твоих рук - хоть отраву. Поедем назад. Прошу тебя. Я не знала, что ответить. Внутри все рвалось, хотелось убежать куда-нибудь ото всех, побыть одной. Я сама не понимала себя. - Я скоро вернусь. - Нет. Скоро или нет - никуда я тебя одну не пущу, - его кобыла нежно потерлась о шею моего жеребца, и я ощутила его колено своим. - Никуда не пущу, - повторил он, взяв меня за руку, и приблизившись ко мне. Я отпрянула. - Танвика, я так не могу больше. Прогони с глаз, вели не появляться, и я уйду с радостью, потому что видеть тебя мука для меня. - Почему, Мори? - прошептала я. Кобыла положила голову на плечо жеребца. Мори наклонился и обнял меня, я услышала, как гулко стучит его сердце. - Я сразу знал - ты не для меня. Но не мог перестать думать о тебе. Твой отец эльф, а я всего лишь смертный. Потом ты вышла за Арантира, которого я любил и почитал, который считал меня своим другом. Родился Эстель. Тебе пришлось уехать. Двадцать четыре года, Танвика, я больше не могу ждать. Скажи мне... - Погоди, - мне все еще было страшно, озноб бил меня при мысли о том, как сильно любит меня этот человек. - Чего ты ждешь? Ты прогонишь меня? - Нет, Мори. Он крепко прижал меня к себе, теперь я даже если бы и захотела, не вырвалась бы. И поцеловал в полуоткрытый рот. Не знаю, сколько мы так простояли. Я очнулась первой. - Нам надо ехать. - К Килл-на-Мартар? - Нет, обратно. - Слава Единому, - Мори развернул свою кобылу, и мой жеребец сам пошел за ней. - Возвращаемся. Ничего, проехались с ветерком. Уже перед самым частоколом дуна, когда мы спешились и привязали скакунов, Мори снова обнял меня. - Скажи только одно, - спросил он, близко нагнувшись, - да? - Да, Мори, - ответила я. - Только пока никому не говори. - Хорошо, - Мори улыбнулся и пропустил меня вперед. - Я буду звать тебя Векка - Огонек, ладно? - Ладно, - я тоже улыбнулась и вошла в свадебную горницу. Свадьба шла своим чередом, никто даже не заметил нашего отсутствия. А появились мы, что называется, в самый интересный момент, когда Кайренн с чашей вина вдруг поднялась из-за стола. Все зашумели: - Слово невесты, слово невесты! Кайренн медленнно встала и обвела взглядом гостей. Все пока держались обособленно - Меданойт и Лонн, Велер и Донн-ит-Сам, Камеан вообще был в одиночестве, только Торраннах были одинаково дружелюбны со всеми, как и подобает радушным хозяевам. - Я благодарю всех, кто почтил наше торжество, государи, воины, прекрасные жены и девы. И ныне вот что хочу сказать я - горе забывается, помнится хорошее. Таковы уж люди. Господин мой и отец, Ирелед Меданойтан! Ты был отцом погибшему супругу моему, ты и мне отец. Ты потерял сына - ныне да будет тебе сыном Эстель Мак-Арантир, который будет почитать тебя как родной сын. Ты, Эстель, потерял отца, ныне же да станет тебе отцом Ирелед! Может, кто-то и подумал, что это просто слова, но я прекрасно поняла замысел Кайренн. Она не хотела упускать власть в Меданойте. И, надеюсь, искренне желала примирить его с Камеаном. Увы, в таком родстве и союзе много смысла и пользы, но мало любви и приязни. Но пройдет время, раны перестанут болеть, а дети вообще не будут знать этой боли. И Камеан с Меданойтом станут одно. И соединит их женщина из народа Торраннах. А Эстель уже подошел к Иреледу и встал перед ним на колени. Может, разгадал замысел жены. А, может, хотел хоть как-то загладить свою вину. Ирелед медлил. Все молчали. И вот - словно через силу он положил руки на голову моего сына и сказал: - Встань, сын мой. Эстель Эрален. Я понимала, что многим это будет не по нраву. Я видела, как нахмурился Мела. Но Кайренн учла все. - Сыновья мои, вы остались без отца. Ныне станет отцом вам Эстель Эрален Мак-Арантир. Ты, Мела, старший, хотя и не ведома твоя мать, но ты рода королей и руки твои - руки целителя. - Мела кивнул. Кайренн посмотрела на моего сына. Тот подошел к Меле - они были вровень ростом, да к тому же Эстель старше своего приемного сына лет на пять, не больше. Они казались скорее братьями. Мела смотрел прямо в глаза Эстелю. Тот не отводил взгляда. Мела еле заметно усмехнулся, впрочем, без враждебности. Оруженосец по знаку моего сына подал меч - еще из Заморья привезенный - и подал его своему князю. Эстель неспешно взял драгоценное оружие и передал его Меле. У того глаза очарованно засверкали при виде такого королевского подарка. - Прими этот меч, один из славнейших мечей нашего рода и всего Камеана и владей им, как мой сын... "...и наследник", - продолжила было я, но этого сказано не было. Мела опустился на колени, взял меч из рук Эстеля и поцеловал клинок. - Я благодарю тебя, - он помедлил, - отец. Мне показалось, что им обоим немного неудобно и почти смешно. Молодых мы, по обычаю, уложили спать в амбаре, на зерне, чтобы было у них много детей и чтобы дом был полная чаша. Всю ночь пели и веселились, всю ночь в холмах горели костры и раздавался веселый смех. А ночь была такая спокойная и тихая, каких еще и не бывало этим летом. Все говорили - боги довольны. Я вышла за стены дуна. Сегодня ночь добрых духов и зло бежит прочь. Мне было хорошо. Кто бы знал, какой камень свалился у меня с души! Тогда я, глупая, думала, что все уже кончилось, что теперь у меня впереди только тихие, спокойные счастливые дни... Я села прямо на траву. Взошла молодая луна, стало светлее, травы засеребрились... Я уж и забыла, какие красивые травы у нас, в Холмах. А в степи тоже красиво, особенно, когда дует ветер. Дривы говорят, что тогда трава похожа на море. Я не видела моря никогда. Да и мало кто из дривов видел. Но они говорят, что кровь помнит. Ирелед говорил мне, что когда травы волнуются под ветром, ему хочется плакать, потому, что душа встает на крыло. Старый ю умеет хорошо подбирать слова... Я мало спала в ту ночь. И радостное возбуждение, и то, что произошло между нами с Мори - как тут уснешь? Я рано встала. Какие были туманы в то утро! Вершины холмов, поросшие лесом, торчали из них, как драконьи хребты, а небо совсем смешалось с землей. Вставало солнце, и все вокруг было золотисто-розовым. Я шла и смеялась. Долго ли я бродила в тумане - не помню. Когда я вернулась, утро уже было в самом разгаре. И первым, кого я встретила, был мой сын. Он шел, не замечая меня - медленно, задумчиво опустив голову. Я окликнула его. И впервые за последнее время я увидела на его лице хорошую добрую улыбку. Сейчас он до боли был похож на отца... - Матушка, - удивленно и как-то растерянно сказал он, - похоже, что я люблю эту женщину... Утром празднество продолжалось. На подворье ри вовсю шла потеха. Парни прыгали через костер, девушки плясали и пели песни, парни с хохотом увлекали их к реке. Венеле ван Кнахт всех насмешил. Он так и жил с Тораннах, даже после того суда с Доннеганом. Говорили, что приставать к женщинам он перестал после того, как в Тир-на-Торанн объявились еще двое пришлых - торговец-южанин Дууну и с ним хрупкая синеглазая красавица в мужской одежде, про которую он говорил "моя женщина". Красавицу звали Этне. Южанин всех поначалу поразил тем, что носил на руке огромные солнечные часы из чистого золота и никогда не снимал с себя безрукавную куртку из блестящей черной кожи. А Этне была бы всем хороша, да вот беда - кто только ее поманит, с тем и ложилась. И за деньги, и за просто так, от души. Она и Венеле пригрела, а он возьми да и влюбись по-настоящему. Отбил ее у Дууну, дом настоящий выстроил. Вдруг начал деньги копить. Спросили, зачем - он ответил, что женится на Этне. Люди над ним смеялись, смеялись, а потом и перестали. Дууну вроде и не расстроился особо - торговал себе, как и всегда. Венеле степенный сделался. Вправду на Этне женился, говорят, у них столько народу на свадьбе гуляло - Венеле таки успел добра-то прикопить. Этне платье праздничное по особому заказу в Лэйсте сшил. Сейчас Этне стояла у забора в этом самом платье, а рядом с ней, засунув в ротик сжатый кулачок, ползал по земле мальчик с такими же как у Венеле мохнатыми ножками. Венеле плясал в самой середке женского хоровода "Ферранбот", "Танец петуха и кур" - никто из Тораннах не умел плясать этот танец лучше него, пришлого мойха. Здорово плясал - аж сердце наружу из груди, так хотелось тоже закружиться рядом с ним. Венеле изображал петуха, делал вид, что пристает по очереди к каждой девушке, и все смеялись - очень у него потешно выходило, и Этне тоже смеялась и на Венеле смотрела с нежностью. Видно, с южанином ей несладко жилось. И то правду сказать - разве можно быть счастливой с тем, кто называет тебя не "моя жена", а "моя женщина", и кому все равно, с ним ли ты или с кем другим. Я вспомнила Арантира, тронула маленькую ароматницу на груди - там лежали его письма,- потом подумала о Мори. Оглянулась. Мори не было рядом - наверное, ушел проверять лошадей или куда еще. А может, просто сидит где-нибудь и думает, как я сейчас, суждено ли нам с ним изведать счастье? Я надеялась, что суждено. С Кайренн я увиделась позднее. Она показалась мне усталой и какой-то опустошенной. Радости в ее взгляде не было - одна тоска. Я не стала с ней заговаривать, просто села рядом. Она сама заговорила - ей нужно было с кем-то поговорить. - Ты, видно, хочешь знать, люблю ли я твоего сына. Нет, матушка. Я мало кого любила в жизни. Я люблю свою мать и братьев, хотя они и сторонятся меня. Я люблю тебя, потому, что ты была ко мне добра как родная мать. Я люблю Иреледа, потому, что он... не знаю. Трудно сказать. Он не любит войны. Он не хочет крови. Он готов прощать врагов. При нем меня охватывает благоговение. И еще одного человека я любила... Потому, что он пришел тогда, когда я ничего не ждала от жизни. А тут появился человек, который не просто стал мне мужем, а полюбил меня, поднял из отчаяния, сделал меня сильной... Я помню наш поединок. Он проиграл его, щадя мою гордость и показывая свое великодушие. Твой сын так не сделал бы. - Но он подчинился нашему обычаю. Не его вина, что он лучше владеет мечом. - Нет, матушка. Это я поддалась ему, поскольку видела, что задень его - и он сорвется, как стрела с тетивы. Он чересчур горд. А я не хотела упускать его. Нет, Эрален был другим... Он имел великодушие проигрывать... Потому и побеждал без крови, хотя и был великим воином. Потому все и любили его. Даже твой сын жалел о нем. Что, впрочем, не помешало ему убить его. Твой сын считает великодушие слабостью, матушка. Мне жаль его. - Кайренн. Зачем же ты тогда вышла за него? Лучше бы мстила... - Я не хочу крови, матушка. Ирелед многому научил меня. Хотя мне до него далеко... Да и сыну моему нужен отец. А Эстель - твой сын, - она особенно подчеркнула это "твой". У меня комок стоял в горле. А Кайренн продолжала: - Как ты думаешь, легко ли мне забыть убитого? Легко ли мне видеть твоего сына, убийцу его? По закону кровь оплачена, и я не буду мстить. Но разве я могу приказать сердцу не болеть? Матушка, ведь после смерти ард-ри ты не стала искать утешения в новом браке, хотя я вижу, что есть мужчина, который все за это бы отдал. Так что ты поймешь меня. Не страшись. Я не предам твоего сына. Но если любовь к Эралену заполняла мою душу и мне было довольно, то теперь моя душа пуста. И любовь твого сына - ежели он все же хоть немного любит меня - мала мне. И потому я делаю то, что хоть притупит мою боль. Я насыщаю свое честолюбие. Я возвышу твоего сына, ибо я не хочу быть лишь княгиней Камеана. Я возвышу его, чтобы не говорили - вот убийца, женившийся на вдове убитого, ибо это бесчестье и мне. Если он вознесется выше всех, никто не посмеет позорить его. Я возвышу его, потому, что он приемный отец моих сыновей, а теперь именно они мне дороже всего. Я бьюсь за их будущее. Так я поняла, что еще ничего не кончилось... После свадьбы мы вернулись в Фарнак. Мы - это Кайренн, Эстель, Мела и мы с Мори. Эрален Фирг остался в Меданойте - Ирелед объявил его наследником и ни в какую не соглашался отпустить его с матерью. Кайренн была очень расстроена, но подчинилась. Кроме того, с нами ехали дружина Эстеля и... личная охрана самой Кайренн, сплошь подобранная из Тораннах, "вороны", как их называли по нашему знамени. Эстель подивился, зачем жене охрана, но возражать не стал. Влюбился, что говорить. Я догадывалась - Кайренн слишком хорошо помнит , что произошло на той злосчастной тризне, она хочет обезопасить себя. Если бы она любила Эстеля, она бы верила ему... В Фарнаке потом поговаривали, что Эстель правит Камеаном, а Кайренн правит Эстелем. Это было правдой. Мори Авенна не любил Кайренн, и ничего я тут не могла поделать. Он не любил ее потому, что она не любила Эстеля. Потому, что Эстель ее любил и слушал не меньше, чем старого соратника, друга и советника своего отца. Кайренн была умной женщиной - своей властью не злоупотребляла и советовала только дельное. Это злило Мори Авенну еще больше. Женщина не должна править мужчиной. Женщина не должна говорить в совете. Так было у дривов, но не у Торраннах. Женщина Торраннах принесла в Камеан обычаи своего народа и привела своих воинов. Кому-то Кайренн была по душе, кому-то нет. Мори был среди последних и не скрывал этого ни от кого. От Кайренн в первую очередь. Мне кажется, если бы Кайренн была дурой, он и вполовину так не ненавидел бы ее. Но пока Эстель старался примирить их - оба были ему дороги. А тут еще и Мела... Ничего не скажешь, вел он себя достойно и многие зауважали его. Но Мори опасался, что Кайренн вынудит Эстеля назначить его наследником. Детей у них с Кайренн пока не было. - Да она вообще способна рожать-то, твоя Кайренн? - ворчал Мори. Может, он был бы даже и рад, будь она бесплодной - ведь тогда князь по праву сможет взять другую жену. Но на исходе первого года Кайренн понесла. Я видела, как радовался мой сын, но Кайренн была спокойна. Она просто выполняла свой долг супруги - больше ничего. Я так боялась, что она не будет любить ребенка... Девочка удалась в бабку со стороны матери - золотоволосая, как Эмрис. Эстель был счастлив как дурак и восторженно носился со своим чадом. Девочка действительно обещала стать красавицей - так ее и назвали потом - Айллин Нойкрутах, Девять раз прекрасная. Опасения мои, хвала Единому, не оправдались - Кайренн любила девочку, и, как мне казалось, стала чуть ласковее к моему сыну. А незадолго до того, как Айллин родилась, в Фарнаке побывала странная гостья. Я что-то припозднилась выйти в зал к вечерней трапезе, а войдя, сразу ее и увидала. Она сидела рядом с Кайренн и они беседовали. Что-то мне в гостье тогда показалось странным - допрежь я ее никогда не встречала, но воины вели себя почтительно, особенно старые. По облику не была она ни из дривов, ни из Тораннах, ни из восточных кочевников, - светловолосая, с бледным лицом и светлыми глазами, а одета была в черное с серебром платье, какие в прежние времена носили знатные женщины дривов. Уже было поздно, и все стали расходиться, когда встала и она, взяла резной посох и уверенно пошла прочь из зала, вниз во двор и к воротам, где ждал ее конь. Один из молодых воинов выхватил из скобы факел и поспешил за ней, но она отослала его обратно. Я смотрела ей вслед, удивляясь, и тут позади меня кто-то шепнул: - Вот чудеса! Обернулась я - Висса. Тоже смотрит вслед гостье. - Что так? - спрашиваю. - А вот не знаю я, что и думать, - признался Висса. - Не то память меня подводит, не то морок чудится. Видел я ее, в тот год, как ю Арантир к тебе посватался. Уж сколько лет прошло - а она все та же, ни на волос не переменилась. Тут я припомнила давнюю историю про Глаз-камень. Вот, выходит, какие они, эльфы. Я-то, хоть и наполовину эльф, а меняюсь с годами. А с нее года - как вода, стекают, не задевая. Эстеля тогда в Фарнаке не было, и к лучшему, я думаю - он не любил эльфов, ему бы не понравилось, что Кайренн принимает одну из них. Или того хуже - оскорбил бы ненароком эту светловолосую, а она, я видела, никому не привыкла спускать неучтивость. Да и не всякий решился бы еще сказать ей резкое слово - так она держалась. Я так не умела. После того Кайренн нам с Эстелем и сказала, что родится у нее девочка. Светловолосая. Эстель не поверил, но спорить не стал. И потом, когда Айллин имя давал, не вспомнил. Да и я позабыла. В тот же год Кайренн сосватала Меле завидную невесту - дочку велерского ю. Там еще сохранилась Старая кровь, но велерейн так ей гордились, что женились только в своем роду и потому много поколений рожали либо слабых детей, либо уродов. Так и вышло, что у старика Ронга уцелела одна только дочь. Впрочем, что я - старик Ронг? Был он чуть не в два раза моложе Иреледа, а выглядел в два раза старше - кровь хоть Старая, да дурная. Ронг охотно согласился выдать дочь за Мелу - тоже Старой крови да еще и решительный. Мела был очень хорош собой - высокий, плечистый, с буйными черными кудрями и густыми бровями, словом, парень хоть куда, недаром Эрален не устоял перед его матушкой. Я была рада, что они с Эстелем хоть как да помирились - Эстель тогда подарил ему свой меч, что по обычаям дривов Камеана значит принять в свой род. Мела смекнул, что ему это на руку, и меч принял. Теперь он становился наследником престола Велера. Лери хоть и была слабенькой да бледненькой, однако потом ему детишек нарожала - крепеньких сынков да дочек, всего числом пять. Мужа своего она прямо-таки обожала - да и как не любить такого красавца? Похоже, Мела был благодарен своей мачехе. Они вообще были почти друзьями, что довольно странно. Впрочем, оба были достаточно умны, чтобы понимать свою выгоду и взаимно уважать друг друга. Теперь Мела вряд ли станет соперником Эралену Фэйргу. Он свою кость получил. Вряд ли ему в Меданойте достался бы хороший удел. А теперь он был ю, на что прежде и надеяться не смел. Наверное, и то, что Мори отважился так открыто просить моей руки, было отчаянной попыткой удержать Эстеля на своей стороне. Он ведь тогда становился бы ему как бы отцом. Наверное, сын согласился бы, но Кайренн вмешалась. Помню, как она встала между мной и Мори и сказала: - Невместно вдове князя, матери князя и дочери банрин выходить замуж за вассала своего сына. Это урон чести твоей и князя. Урон чести Торраннах и Камеана. Я поняла. Это была та самая месть, которую Кайренн так пыталась заглушить в себе. Она уже знала, кто поднес Эралену отравленную чашу. И если Эстель заплатил свой эрик, то Мори - нет. И не собирался. Как тогда он принял на себя весь грех преступления, так и теперь принимал на себя гнев Кайренн, отводя его от Эстеля. Понимала это Кайренн или нет - не знаю. Но что они с Мори теперь враги до конца, это было ясно. Если бы он только сдерживался и не так откровенно осуждал дела княгини! Но Мори не умел притворяться. Именно тогда я окончательно решилась стать его женой. И сказала об этом Кайренн, думая, что моя решимость положит конец этой тайной вражде. Не тут-то было. - Значит, родич, да? - Кайренн смотрела на меня чуть ли не с отвращением. - Да, - с вызовом ответила я. - Он достоин меня. - Достоин тебя? - Он ждал двадцать четыре года! Для смертного это немалый срок. Я и его переживу, я увижу, как он уйдет, я закрою ему глаза и отправлю на погребальный костер! В чем же моя вина? В том лишь, что мне хочется немного счастья? - А мы, я и Эстель - мы не твое счастье? - Видишь ли, бариэн (от этого титула Кайренн передернулась, точно я ударила ее), от вас в этом смысле мало проку. А Мори любит меня больше себя самого, он на все готов ради меня. - Хорошо, поступай как знаешь. Но Эстеля я вам не отдам - ни тебе, ни тем более ему. - Ты говоришь так, словно Эстель неживая вещь, которую можно передать. Он мужчина, и он сделан из плоти и крови. И он любит тебя. Но он также любит и меня, свою родную мать, и Мори, который заменил ему отца-изгнанника. И ты не сможешь заставить его испытывать ко мне или к Мори иные чувства. Если хочешь, мы с Мори можем уехать после свадьбы. - Матушка, я не могу допустить этой свадьбы, - с вызовом ответила Кайренн. - Ты мать правителя Камеана, и ты выйдешь замуж только с разрешения Эстеля. А Эстель не даст своего разрешения на этот брак. - Не решай за Эстеля, Кайренн, - оборвала я. - У него своя голова на плечах. Я повторяю, он живой человек, а не вещь, он может поступать, как захочет сам, и вовсе не обязательно, что ваши желания совпадут. - Лучше скажи мне, почему ты так против нашей женитьбы. Никто нас не видит, нечего притворяться! Кайренн отвернулась к окну и долго молчала. - Я не хочу с ним родниться. - И почему же? - А ты не понимаешь? - взорвалась она. - С Эстелем мы примирились. Я его уважаю, я ему благодарна, а вот Мори твой мало того, что ускользнул от эрика, так еще и все делает мне назло! Чем я перед ним провинилась? Тем, что не такая покорная жена, как тутошние, камеанские? Что не дура бессловесная? - Значит, по-твоему, весь Камеан меня, Танвику Талум, считает дурой бессловесной? Значит, я покорная дура, по-твоему? Кайренн замолчала. - Тебя он любит. Тебе все простит. Наверное, как Эстель - мне. Но почему он тогда сует свой нос в чужие дела? Как он смеет осуждать меня? Разве я не верная жена? Разве я не родила Эстелю дочь? Равзе советы мои хоть раз были глупыми? Разве Кайренн не знает и не уважает весь Унэ? Эстель и я - это Эстель и я. Мори тут места нет. - Похоже, ты просто не можешь забыть... - Да! Да! Я хочу забыть, мне это почти удается, но потом я вижу его - его ухмылочку, его наглое лицо, и опять вспоминаю. Он не пожелал примириться со мной. - На твоих условиях. - А тебе не кажется, что я имею на это право? Не я заставила Эстеля совершить злодеяние. Не я подавала гостям отравленную чашу. И, если уж он так тебя любит, то должен был бы понять, что заставляя тебя тогда молчать, он и тебя марает! Где тогда-то его любовь была? "Где тогда была я сама? Неужели Кайренн права, и я - покорная дура, которая не посмела тогда открыто сказать - не позволю? Почему я тогда не встала перед гостями и не сказала - не пейте? Что тогда было бы? Почему я сама тогда не выпила..." - Кайренн, все что было - было. Ты сама говорила, что многому научилась у Иреледа. Так почему ты не хочешь простить? - Я говорила еще и то, что мне далеко до него. Я могу простить - если он будет просить прощения. При всех. И не будет больше противоречить мне. Вот так. - Мори? Просить прощения? Этого не будет, Кайренн. - Тогда и свадьбы вашей не будет. Я запрещаю. - Да? А ты кто такая, чтобы запрещать мне? - Я княгиня. - А я мать князя. А по законам дривов слово старшей женщины - главное. - Так говорит закон, но так не будет. Да и никогда не было. Что значило для него твое слово тогда, когда твой разлюбезный Мори отравил гостей на тризне? Разве твое слово тогда остановило Эстеля? Или твоего Мори? Но если тогда он нанес оскорбление просто Кайренн, то теперь он оскорбляет княгиню, а это уже дело князя, а не твое, матушка. - Не забывай, Эстель любит Мори - он друг его отца и воспитатель. - Хорош воспитатель - толкать воспитанника к позору! А насчет кто кого любит... Увидим. - Увидим. - Но запомни - я свое слово сказала. - Да говори, сколько угодно! Он будет тебе родичем, а законы и дривские, и наши родичам мстить запрещают. - Однако это не помешало тебе отомстить родичам твоей матери - Форомбар помнишь? Помнишь? "Не стану жить с вами в мире"? А почему я должна? Тебе не кажется, что я и так уж слишком многим поступилась для тебя, твоего сына и мира в Унэ? Кстати, и ты задолжала мне. Ты знала о том, что замышляется убийство. И не остановила. Тебе, видно, тогда было все равно, кто и как умрет и кто будет оскорблен, а кто - опозорен. Что же ты тогда-то свое слово матери не сказала? Имею я право теперь требовать от тебя хотя бы не связывать свою судьбу с тем, кто мне ненавистен? Хотя бы этим поступиться? - А я мало чем поступилась? Я-то разве не имею права на то, чтобы быть любимой? Или ты сама после смерти мужа не вышла за другого? Я-то по любви выхожу, не то, что ты! Я зря это сказала. Кайренн побледнела и стиснула зубы. - Больно бьешь, матушка. Подумай сама, что наговорила. А я свое сказала. Я все сделаю, чтобы он тебе мужем не стал. Хотя бы потому, что все-таки люблю тебя. Кайренн ушла. Я долго не хотела вообще никуда выходить и видеть никого не хотела - прямо как тогда, когда она примчалась под стены Фарнака требовать виру. Воистину - хочешь забыть, а не выходит... - Что с тобой? Эта ведьма... - Замолчи! Замолчи... Мори, я умоляю тебя, примирись с ней. Прошу, ради меня! Он не сразу ответил. - Скажи, разве ты будешь меня любить, если я стану унижаться? Я делаю то, что считаю верным, и лгать не стану. А невестка твоя... да пусть ее. - Она сказала, что не допустит нашего брака. - Ну и пусть. А мы без ее разрешения обойдемся. Мне важно, что ты скажешь, а до нее мне дела нет. Он сидел передо мной, уверенный, с горделивой осанкой. Не красавец, зато по всему видно - воин. В темных волосах серебряные нити, на лице шрам - Мори говорил, что еще в молодости его получил, во время одного набега кочевников из Форомбара. - Одно твое слово - и мы уедем туда, где шумит великое Море. В Ритону. Или в Гверенн. Тогда мне казалось, что это и есть единственный выход. И Мори сдержал слово. Он радовался как мальчишка, когда нам удалось под покровом ночи бежать из Фарнака. Да что толку. Далеко все равно не убежали. Княжья стража настигла нас уже не пятый день пути - наши кони притомились, а у тех были запасные. В общем, вернули нас, Кайренн, помню, суда наместника потребовала, но Эстель сердито сказал, что не допустит, чтобы об этом узнали все. Кайренн заплакала злыми слезами, но Эстель был тверд. Так же тверд был и Мори, который заявил, что за один мой взгляд взойдет на плаху, и что все равно считает себя моим мужем. Спросили меня. Я ответила, что тоже считаю себя женой Мори. Эстель не противился - не власть же Мори нужна, так что уж тут долго разговоры говорить. После этого Мори вроде как поутих, да и Кайренн тоже. Она ждала второго ребенка, и мы надеялись, что это будет сын. Сын и родился. Казалось, что и Мори разделяет нашу радость, но он опять все сам испортил, когда сказал мне: - Вот теперь у нас будет сидеть на престоле Торраннах, и придет конец Камеану. Да еще если у него нрав будет матушкин. Опять... Опять все сначала... Да будет ли когда-нибудь мир под этой крышей?! Как же я устала... Любимые мои, зачем же вы так мучаете меня... Зимой Ворон прилетел за Эмрис и увел ее в чертоги богов. Была она женщиной простой, и даже то, что ее дочь стала княгиней и матерью наследников престолов двух государств, не заставило ее возгордиться. Как была просто матушка Эмрис, так и осталась. Все ее уважали и любили, даже своенравная Мерги, что других хозяек в доме ри не терпела, и та относилась к ней почтительно. Доннеган замкнулся, дни и ночи просиживал на кургане, словно от этого Эмрис могла вернуться. Кайренн тосковала страшно. В те дни она так тянулась ко мне, словно искала у меня защиты. Суровая княгиня была просто беспомощной, растерянной девочкой, которую вдруг лишили материнской ласки и тепла. Как тогда, на пиру в честь рождения Элкмара. Только не было у меня больше змеиного кинжала. И подарить я могла ей только свою любовь. Конечно, не заменить мне родную мать, но в те дни мы с Кайренн были близки как никогда... И любовь ее ко мне и к сыну от Эстеля была какой-то исступленной, словно она старалась на эту любовь растратить все душевные силы, отпущенные ей Единым. Впрочем, мне это было знакомо. Я ведь тоже много лет не видела сына, он вырос без меня. Вот и Кайренн теперь разрывалась между Меданойтом и Камеаном, между Эраленом, Айллин и Элкмаром. Однако раз в году выпадали несколько недель, когда все ее дети бывали вместе - в Эр-кеннат, когда она уезжала в Туата-де-Торранн. Так было и в том году. Хороший был год, никто не ждал беды. А она словно время выжидала - возьми да и нагрянь. Кто знает, что погнало с севера эту орду? Может, враги выгнали их с родных земель или неурожай? Тогда времени разбираться не было. Они шли и грабили все, что могли, сжигая то, что не могли забрать с собой. Угоняли стада, а тот скот, что оставался, резали. Мужчин вырезали, а молодых женщин и детей уводили с собой. Не было похоже, чтобы это было переселение - женщин и детей среди них не было. Скорее, это был большой поход за добычей. Говорили эти люди на всеобщем плохо, и, видно, к дривам у них были какие-то древние счеты. И нашим Холмам досталось прежде всех, мы первыми им попались. Гонец из Дун Торран принес черные вести - дун в осаде, ри Ардан погиб в бою. Кайренн с детьми пока жива... Я помню только, как время повернулось почти на тридцать лет назад - я снова неслась верхом сквозь лес, плача от ужаса, ярости и отчаяния неведения, и опять в моих глазах была моя мать - или другая Кайренн? - в крови на земле... Еще до того, как мы спешно выступили, Эстель послал гонцов в Меданойт и Велер. - Вот и посмотрим, верен ли мне мой, - он коротко хмыкнул - сын Мела. Отряды из Меданойта и Велера присоединились к нам на рубеже Тир-на Торран - им было ближе. Мела не подвел моего сына. Мне трудно рассказывать о том, что потом было, ибо битва - дело мужей, но к Дун Торранн мы пробились лишь на шестой день, да и то потому, что наместник Лонна подоспел. У них в Лонне пришлые порезвились, взяли Лоннари, а военачальника Эдда и жену его убили и головы их выставили над воротами. Так что людям из Лонна было за что мстить. Я помню другое - Кайренн с совершенно безумным взглядом, с мечом в руке. Потом она увидела Эстеля. Закричала, бросилась к нему на грудь и отчаянно разрыдалась, цепляясь за него, как за единственную опору. А мой сын стоял, закрыв глаза и что-то шептал ей, обнимая ее за плечи. И я поняла, что стена дала трещину, а Мори проиграл. Висса, что сидел в осаде вместе с Кайренн - он возглавлял ее камеанскую охрану - рассказывал потом: - Мы тут сидим-сидим, а эти расхрабрились, видать, обнаглели, и давай орать - сдавайтесь, мол, женщин заберем да золото, а мужиков отпустим, если оружие отдадут. А ваша невестка, она им... кстати, что по-вашему значит "пог мо хойн?" Словом, послала их куда подальше. Они, видать поняли, да и полезли. Ну, штурмовать стены они не ахти, но много же их, мать твою! Так и лезут, как тараканы, прости Единый! Мы тут даже струхнули, а баба эта бешеная как схватит меч да и давай нас костерить и по-вашему, и по-нашему... Стыдно нам стало, мужики как-никак... Ну, и отбились. Так и отбивались до вашего прихода. Да, бариэн, невестка ваша похлеще многих мужчин будет. Мы за нее теперь кому хочешь горло перегрызем! Теперь за Кайренн пойдут и те, кто раньше не любил ее. Эстель же еще больше привязался к жене. Особенно после того, как она родила ему второго сына. Он был зачат в ту ночь, после битвы, и назвали его по имени погибшего ри - Ардан. А Мори свою битву проиграл. Может, оно и к лучшему. После того кровавого года Кайренн сильно изменилась. Мне показалось, что все время до того она просто не позволяла себе полюбить - как тогда, в юности, когда дала дурацкий обет, а потом стеснялась его нарушить. А теперь они любили друг друга. Я надеялась, что Кайренн и к Мори станет дружелюбнее относиться... После смерти ри в Холмах собрали совет. По обычаю, ри после Ардана мог стать любой из риоганахта. Ри мог стать Доннеган или Конед, Элкмар или любой другой из Фолломайнахта. Мог им стать и кто-то из сыновей Кайренн, Эрален или Элкмар - родство по женской линии тоже считалось. Мерги опасалась, что так и будет. Однако Кайренн поддержала Элкмара. Что же, во всех краях отцу наследует сын, так пусть этот закон приживется и в Тир-на-Торранн, чтобы больше не было, как в старину, свар после смерти ри. Однако Мерги решила совсем уж себя обезопасить и предложила Доннегану, как ближайщему родичу ри, жениться на ней. Вот тут Кайренн взвилась. Она просто запретила отцу этот брак. И тот смиренно повиновался... Годы летели - не успеешь оглянуться, а вот уже и внуки стали взрослыми. Только весной Эрален Фирг принял власть из рук своего престарелого деда, а осенью Айллен выдали замуж за молодого наместника Лонна. Тот был рад несказанно - и жена красавица, да и родство лестное. Как-никак, сестра самого меданойтского ю! Дочь камеанского князя! Свадьбу устроили - прямо пир на весь мир. Столько гостей я не видела с тех пор, как была та самая свадьба в Туата-де-Торранн. Только теперь все было куда веселее. Не было той настороженности, готовой в любой момент взорваться открытой ненавистью. Я смотрела на знакомые, дорогие лица и видела Время. Вот Ирелед - тихий, скромный, какой-то светящийся. Все смотрят на него почти с благоговейным почтением и уважительно прислушиваются к его тихим словам. Помню, как Мела принимал из его рук венец, когда старый ю Велера умер. Теперь даже не венец получить из его рук, а благословение простое - великая честь. Даже такой обычный для Старой крови дар, как лечение прикосновением, у Иреледа считают чуть ли не чудом. Говорят, правда, что он способен исцелить почти любую болезнь, чего не скажешь о прочих людях Старой крови. А вот два Элкмара - старший сын моих детей и старший сын ри Ардана, погибшего тогда в сражении с кочевниками. Теперь он тоже ри и держится на равных с князьями дривов. А как иначе? Ирелед и его увенчал княжеским венцом. А мой Элкмар лицом скорее тораннах, чем дрив. Да и росли оба Элкмара вместе, у нас в Камеане. Как же это получается - теперь почти во всем Унэ правят родичи Торраннах? В Меданойте - сын Кайренн, в Камеане тоже будет ее сын, единоутробный брат Эралена Фирга, в Лонне - Айллин, дочь ее от Эстеля, в Велере Мела, ее приемный сын... Один только Донн-ит-сам остался. Не ошибусь, если вскоре и оттуда приедут просить себе жен из Холмов или из Камеана. Неужто сбудется это старое, полузабытое, почти смешное предсказание? Время. Оно пока шло мимо меня, мимо моего сына, почти не касалось Иреледа. Но Кайренн уже вряд ли можно было назвать моей дочерью. Скорее, сестрой. Пройдет еще пять-десять лет, и она будет казаться старше своего мужа... Я не хотела об этом думать. Кайренн была слишком горда, чтобы терпеть от кого бы то ни было жалость. Да, она не сдавалась времени, но в ней не было Старой крови или эльфийской, как во мне. И мне было неприятно, когда Мори, усмехаясь, сказал, что он проиграл тогда Кайренн битву за сердце Эстеля, а теперь она проиграет Времени. А вот кого время не коснулось вообще, так это сестры Кайренн, Айшлинг Дув. Братья ее - Финн и Конед - давно уже женились. Финн взял жену из знатного камеанского рода, а Конед - дочку военачальника из Меданойта. Кто бы отказал братьям Кайренн! Это родство теперь считалось почетным. Никто теперь не скажет - грязный торраннах. Так-то. С Айшлинг Дув же произошла странная история. Она родилась в самое полнолуние, в Волчью ночь. Это ночь друидов. Если бы она была мальчиком, то ее отнесли бы под священный дуб и посвятили бы Огню. Но она была девочкой. Однако Холодный Огонь - Луна все же кое-чем одарила ее. Никто так не знал травы, не умел составлять таких снадобий и так лечить заговорами, как Айшлинг Дув. Красивая она была к тому же, и многие за нее сватались. Да вот в ту ночь, как умер старый друид Туахал, понесло ее на курган. Словно на веревке потянуло. Говорила старуха Койхенн - не ходи, нынче ночь злая, полнолуние, волки пляшут. Даже двери заперли - все равно пошла. А поутру она не вернулась. Там ее и нашли, на кургане. Глаза открыты, а ничего не слышит, не видит, словно мертвая, только вот дышит. Неделю знахарка наша ее в темной комнате продержала, а потом встала Айшлинг как ни в чем не бывало. А когда собрались мы у Огня под дубом, чтобы тот нам своего нового служителя выбрал, Огонь показал на Айшлинг. Так и стала она нашим друидом. Верно говорят - не умрет друид, пока не найдет того, кто его место займет и его душу в себя примет, как Айшлинг. Вот и Айшлинг Время до поры не трогает. На исходе лета Кайренн уехала в Холмы. Вернулась в середине осени, в самое время охоты. Последнее время она становилась все более мрачной и замкнутой, и Мори Авенна говорил, что это из-за того, что она стареет быстрее Эстеля. Не стоило ему говорить этого при ней, так, чтобы она слышала... Рассказывали потом, что Кайренн со своей старшей сестрой-друидом в Волчью ночь уходила петь Волчью песню. Я думала - слухи. Потом вспомнила, но уже поздно было. В тот год объявился огромный волк. Не то, чтобы он слишком разбойничал, но его жуткий вой мы слышали даже за крепкими стенами Фарнака, и страх от этого воя был такой, что беременные женщины выкидывали плод. Взгляд его, говорят, лишал человека способности говорить и двигаться. Но волк еще никого не убил. И стали поговаривать, что это не просто волк. Это волк-судьба. Он кого-то ищет. - Кого бы он там не искал, - заявил как-то раз окончательно потерявший терпение Эстель, - мы сами пойдем его искать и убьем, кем бы он там ни был. Это я стану его роком. Слова эти испугали меня, но Эстеля я отговорить не могла. Да и кому, как не князю, защитить своих людей от нечисти? Однако не Эстель оказался роком волка, и не его судьбой оказался волк. Они уезжали, и Мори нагнулся ко мне с седла со словами: - Волчью шкуру тебе привезем. У меня почему-то екнуло сердце, и я ответила: - Лишь бы целы вернулись. Весь день я с девками просидела за разбиранием шерстяной пряжи к зиме. Кайренн на эти женские посиделки не очень-то ходила. А мне нравилось слушать протяжные песни, которые поются в таких случаях. Но сегодня пряжа колола мне пальцы, и я прислушивалась к каждому стуку за дверью. Подошел вечер, и я отослала девок спать. Сама тоже легла и заснула сразу, как провалилась куда-то. И пришел Мори, и на плечах у него была окровавленная шкура волка. Он улыбался и не узнавал меня, и махал мне рукой, а потом сказал: - У меня был друг. Его звали Арантир. - Мори, ты помнишь кто я? - со страхом спрашивала я. - Помню. Ты Танвика Талум. Но мне скорей нужно к Арантиру, - Мори отвернулся и пошел прочь по залитой лунным светом дороге. - Мори! Погоди, куда ты! - отчаянно крикнула я... - ... бариэн Танвика, бариэн Танвика, - голос Инти, служанки. Я в испуге вскочила. - Что, что, что, что! Инти в одной рубахе с факелом у самых дверей. Что случилось? Сердце мгновенно бухнуло куда-то вниз, а потом тоскливо заныло. Я еще не верила, но уже почти знала, что она ответит, она скажет... - Там... там привезли... ох, идемте, идемте, - Инти потянула меня за рукав. Мы выбежали на двор. Там кружились разгоряченные от бешеной скачки кони. Там суетились люди в темных плащах. До меня донесся голос Эстеля: - Осторожнее, опускайте. Пропустите матушку. Люди расступились передо мной, и я упала на колени рядом с разостланным на земле плащом, на котором лежало чье-то недвижное тело. Не чье-то. О, Единый, смилуйся! Его рука была еще теплой. Я тихонько пожала ее, слезы лились ручьями, задыхаясь, я выговорила: - Мори, не бросай меня! - а потом закричала в голос: - Мори, не уходи! Не бросай меня! - я выкрикивала эти слова почти с наслаждением. Когда погиб Арантир, я словно окаменела. Я не плакала. А теперь меня прорвало, будто я надеялась остановить Хромого этим криком. - Я не могу жить без тебя! Мори, не-ет! Нет! Нет! - Танвика, милая моя, я тебе все-таки добыл эту шкуру. Ничего, - он дотянулся все же до моего лица и отер слезы с моей щеки, - я не жалею. Ты была со мной, и я ни о чем не жалею. Эстелю... скажи, что я его любил как сына. - Эстель, - я оглянулась, но Мори прошептал: - Не надо, не зови его. Пусть ... только ты... только ты и больше никого... - он откинулся на плаще и застыл, и моя грудь едва не разорвалась - так я кричала. Кайренн пришла ко мне поздно ночью, когда я одна сидела рядом с мертвым, и встала на колени передо мной. Взяла меня за руки. Я посмотрела ей в глаза и поняла. Кайренн только кивнула. - Я не могла иначе. Не могла уйти прежде, чем отомщу. За ту чашу с ядом, за то, что он пытался отнять у меня Эстеля, за то, что оскорблял меня. - Как это было? - только и смогла спросить я. - Я вызвала волка и Айшлинг закляла его. Я назвала ему имя. А потом я стояла и смотрела. Волк-судьба должен был погибнуть вместе с человеком. Она помолчала. - Я не оправдываюсь и прощения не прошу. - Она встала. - Мори Авенна был прав. Я старею. Я должна уйти сейчас, пока Эстель еще любит меня. Пусть он запомнит меня любимой. Завтра твой муж будет отомщен. Мы вместе предстанем перед судом богов, и пусть они либо рассудят, либо примирят нас. Кайренн ушла. Живой я ее больше не видела. Она взяла у сестры медленный яд и умерла во сне, лежа рядом с Эстелем. В Холмы снова пришла осень. Я каждый день хожу на курган Килл-на-Мартар и разговариваю с теми, кто лежит в кургане. Предсказание Дерга Маэла полностью сбылось, и я подумываю о том, чтобы уехать в Гверенн - там эльфы, говорят, еще отправляют из нашего дряхлого мира корабли на Заокраинный Запад, в Заморье. Там мой отец, которого я никогда не видела. Туда хотел увезти меня Мори Авенна. Когда-нибудь все слова и надежды сбываются. Но у меня их почти не осталось, и я не знаю, сколько еще пробуду в Туата-де-Торанн, хотя Элкмар не хочет, чтобы я уезжала. Но мне нечего делать здесь. Мать мою звали Кайренн Ломиан, и был еще ункаль Ардан, и другая Кайренн, и Арантир, и Мори Авенна. Были, а теперь их нет. Дороги, дороги, без конца и числа, но мне уже незачем торопиться - я стою и гляжу назад, в прошлое, а вокруг желтеет осенняя степь. Я смотрю с холма и вижу вдалеке черную точку. И почему-то я знаю, еще не видя, что там едет на сером коне светловолосая женщина в черном платье и лилово-серебряном плаще, уперев в стремя резной посох, как копье, и следом за ее серым конем... - Да, это она, - раздался смутно знакомый голос за моей спиной. Я обернулась. Сзади, держа в поводу черного коня, стояла Эльрин-гадалка. Такая же, какой была в тот далекий день, когда... - Ты... - от воспоминаний у меня перехватило дыхание, но я все-таки договорила. - Ты - как она? - Да. И нет, - ответила Эльрин. - Да - потому что я тоже эльфийской крови. Нет - потому что Эльхи говорит о прошлом, а я - о будущем. Мы знаем друг о друге, но никогда не встречаемся. Она несет Память, я - Пророчество. Она не видит, я - вижу слишком много. И временами я не знаю, кто же из нас слеп. - Гадалка бросила на траву свой черный плащ и раскинула на нем карты. - Мне не нужно твоего гадания, - равнодушно сказала я. - Мне нечего ждать от будущего. - Знаю. Теперь в жизни твоей властны не пророчества, но память. - Эльрин не глядела на карты, но говорила так, словно читала то, что выпало на них. - Была у тебя любовь, было страдание. Будет - покой. Она собрала карты, знакомым жестом закинула плащ на плечо. - А в предсказаниях нет покоя. Я не буду тебе гадать. Прощай, Танвика. Она вскочила на вороного коня и поехала вниз по склону. Я не глядела ей вслед. Я смотрела в другую сторону, на другую всадницу. ...а следом за ее серым конем бежит белый, позванивая серебряными удилами. И я знаю, что конь этот - для меня. Но пока и белый конь, и Эльхи-эльф еще далеко... Текст скопирован с Арды-на-Куличках