Главная Новости Золотой Фонд Библиотека Тол-Эрессеа Таверна "7 Кубков" Портал Амбар Дайджест Личные страницы Общий каталог
Главная Продолжения Апокрифы Альтернативная история Поэзия Стеб Фэндом Грань Арды Публицистика Таверна "У Гарета" Гостевая книга Служебный вход Гостиная Написать письмо


Сабрина

Весенний дракон

Внимание! За случайное сходство между автором и героиней рассказа автор ответственности не несет!

1. Светка купила дракончика на Птичьем рынке. Собственно говоря, дракончик был Светке не нужен: ей хотелось щенка или котенка. После того, как одна за другой погибли Светкины собака и кошка, прожившие у нее в квартире много лет, Светка, не переставая, тосковала по зверью. Удивительно, но подрастающий ребенок не заменял общества четвероногих. Однако завести щенка или котенка Светка не могла - это означало бы повесить несчастную животину на плечи родителей (в основном матушки), которая и так-то вынуждена была безвылазно сидеть со Светкиным чадом, болезненным и избалованным. А отец так переживал гибель прежних животных, что категорически отказывался даже слышать о том, чтобы привести в дом новое четвероногое приобретение.

Поэтому Светка просто гуляла по Птичьему рынку, удовлетворяя собственные ностальгические чувства и умильно разглядывая разнокалиберную живность. Слюна у Светки капала, глаза увлажнялись, однако держалась она стойко. А тут эта немолодая пьяненькая тетка с дракончиком… Светка удивилась и смутно заинтересовалась: до сих пор она читала о драконах разве что в разнообразной литературе фэнтэзи. Но поселить такое чудо у себя дома? Зачем Светке дракончик? Он был маленький - сантиметров тридцать, не больше, грязный и ободранный. Шкура, которая теоретически должна была отливать золотом (так решила Светка, разглядывая это малопривлекательное с виду создание), была тускло-бежевого цвета, в пятнах засохшей грязи и каких-то неопрятных корках. Огромные, с поволокой, опалово-дымчатые глаза смотрели печально. Из раскрытой пасти с двумя рядами острых драконьих зубов вяло высовывался длинный раздвоенный язык - похоже, что дракон хотел пить. Крылья несчастному животному кто-то издевательски подрезал. Однако на дракончике был почти новый кожаный ошейник с неожиданно начищенными заклепками, и старая алкоголичка утверждала, что через полгода он вырастет в настоящего большого дракона. Светка, циник и скептик, в существование "настоящих больших драконов", не верила, - ну, разве что где-нибудь в Средиземье или Земноморье, но никак не в грязноватой и неустроенной Москве эпохи рыночного капитализма, - однако это было и к лучшему: зачем ей большой дракон в малогабаритной двухкомнатной городской квартире? "Ну кууупитеееее…. Всего двести рублей… - ныла бабка, пока Светка в нерешительности топталась вокруг, - ну, сто восемьдесят…. А то если никто не купит до вечера, то пойду и утоплююююю…." Последний аргумент оказался решающим: Светка мысленно ужаснулась участи, уготовленной несчастному животному и полезла за деньгами. Сговорились на ста пятидесяти рублях. Через пять минут она уносила свое новое живое приобретение за пазухой, - дракончик больно царапал шею острыми когтями, - так и не добившись от пьяницы хоть какой-нибудь информации о том, как нужно кормить зверя. Когда Светка, сделав несколько шагов, обернулась, странная тетка уже скрылась за спинами других продавцов.

Дракончик поселился на лоджии - это была маленькая Светкина тайна, о которой не знали ее домашние. За последующие полгода он так и остался безымянным просто Драконом - Светке было лень придумывать ему сколько-нибудь оригинальное имя (не Глаурунгом же, в самом-то деле, называть этого недомерка. Разве что Орлангуром…). Кормить его оказалось очень просто: он ел любые вареные овощи и запивал молоком. Светка пробовала давать ему мясо, но почему-то от такого лакомства дракон не приходил в восторг. Ребенку играть с драконом Светка запрещала. Светка понятия не имела о том, как нужно правильно ухаживать за драконами и не знала, хорошо ли живется ее подопечному на лоджии: дракон почти не рос, особенной склонности к ласке и привязанности к хозяйке явно не испытывал, однако же и агрессивным не был. Шкуру его Светка вычистила специальной щеткой, оставшейся в наследство еще от ее собаки, и зверюга вроде бы даже стала отливать тусклым золотом, но только если присматриваться на свет и под определенным углом. Летать дракон не пробовал, но один раз Светка видела, как он выдыхает пламя - робкий такой едва заметный язычок. В испуге она убрала с лоджии бумагу и все, что могло воспламениться, - однако пожароопасных ситуаций больше не повторялось.

В общем, Светка была разочарована. Дракон не приносил ей особенных дополнительных хлопот, но и особой радости от него тоже не было. Светка снова затосковала по щенку - с влажным носом, толстыми лапами и преданными собачьими глазами.

Однажды дракон захворал. Он лежал в углу лоджии неподвижно и тоскливо смотрел куда-то в стенку. И даже отказался пить молоко. Светка забеспокоилась и начала рыться в старой записной книжке в поисках телефонов ветеринаров. Ее обсмеяли и поинтересовались, все ли у нее дома. "Если вы приобрели на Птичьем рынке по дешевке какую-нибудь дикую ящерицу, то это ваши проблемы - такие животные в неволе в домашних городских условиях, у неспециалистов, долго не живут, и лечить их бесполезно". Сбивчивые объяснения Светки о том, что это, мол, настоящий дракон, повисли в воздухе, - посреди начатой фразы она услышала короткие гудки в трубке. Дракону же явно было плохо: он тосковал и даже едва ли не в первый раз за полгода ткнулся в хозяйку холодным носом и облизал ей руку острым красным языком. Поскольку животное тяжело дышало, то Светка решила открыть окно лоджии, чтобы облегчить доступ свежего воздуха, - настолько свежего, насколько это возможно посреди городского бульвара, - и решив, что она сделала для своего подопечного все, что могла, без особенных угрызений совести завалилась спать.

Утром дракон пропал. Светка перерыла всю лоджию, ожидая увидеть непонятно что - не то хладный труп, не то гнездо с отложенными яйцами, - но ничего не было. Окно лоджии было по- прежнему открыто, и оттуда тянуло ранним весенним сквозняком. Светка решила, что дракон вывалился в окно, и слегка хлюпнула носом: вряд ли животное выжило после падения с десятого этажа. Однако же настоящей привязанности к дракону Светка не испытывала, и поэтому долго переживать не стала, тем более, что и других дел навалилось по горло. Вечером, придя с работы, она еще поискала пропажу для порядка, мысленно помянула покойника и занялась домашними делами.

Светка думала, что ее ребенок практически не видел дракона, - во всяком случае, пока дракон был жив, сын никогда им особенно не интересовался. Однако исчезновение животного было ребенком неожиданно замечено, и Светке пришлось в некотором раздражении объяснять своему не в меру любознательному сыну, что маленький дракон вырос, стал большим, у него отросли крылья, и он улетел на волю. И теперь будет парить в небесах, а когда-нибудь прилетит нас навестить. Светка безбожно врала ребенку, но он верил и слушал с огромным неиссякающим интересом. И почти каждое утро повторял все тот же вопрос: "Когда же дракон прилетит нас навещать?" - "Когда ты будешь хорошо себя вести!" - парировала Светка в качестве универсальной отмазки, подразумевая мысленно, что такого чуда никогда не случится. И постепенно ребенок стал забывать про дракона и задавал свой вопрос все реже и реже…


2. Светка была не в настроении. В последнюю дни ей казалось, что у нее не ладится все на свете. Такого скверного дня рождения у нее еще не было за последние годы: и ребенок в больнице, и на работе отчет за год проделанной работы нужно сдавать аккурат на этой неделе. Отчет Светке писать не хотелось: за год ее успехи были в этот раз минимальны. Светка убеждала себя в том, что неудачи связаны прежде всего с бесчисленными таможенными кризисами, - откуда возьмется рост бизнеса, когда невозможно обеспечить постоянное наличие ассортимента и товара на складе? А откуда, в свою очередь, возьмется товар на складе, когда каждые три месяца налагают вето на импорт - то тотальные проверки на московских таможнях, то запрет российского ветнадзора в связи с эпидемией ящура в Европе. Можно подумать, - злилась Светка, - что тут в России все стерильно! 70% прибыли, а значит, и зарплаты, ей давал импорт, - но как объяснить это руководству? В глубине души Светка знала еще и то, что ей просто надоело работать. Сколько можно, в конце концов, тащить направление на одном голом энтузиазме, когда никому, кроме самой Светки, эта бодяга нафиг не нужна? Куда проще продавать сыр, чай и масло, - товары массового спроса, - чем возиться со специфическим, капризным, мелкотравчатым рынком детского питания! И все-таки до прошлого лета Светка со своим направлением занимала третье, а иногда и второе место по прибыльности среди ведущих менеджеров фирмы. А когда энтузиазм проходит, а каких-либо новых стимулов - хотя бы моральных, не говоря уже о материальных, - не появляется, наступают усталость и пресыщение. Увлечение фэндомскими делами было спасением от скуки и унижения на рабочем месте, но и оно даром не прошло. Светка порядком подзапустила работу, - делая только то, что было совершенно необходимо делать на автопилоте, вроде текущих ежедневных заказов и консигнационных отчетов, - и теперь необходимость выступать перед руководством повергала ее в совершеннейшую тоску. Ладно, пока еще можно не торопиться - ей по старой памяти хватит и двух дней, чтобы подготовиться и навешать почтеннейшему собранию лапшу на уши. Рисуя на компьютере красивые картинки и графики для своего доклада (новый директор любил форму, не всегда разбираясь в содержании), она хмыкала про себя: "Перспективы развития направления им, видите ли, подавай! А деньги в приоритетном порядке опять выделят этим занудам: чайникам-сырникам-кофейникам? А ты крутись на остаточном довольствии? Нет уж, надоело!"… Светка вяло подумала о том, что надо бы поискать другую работу, - однако и этого ей сейчас не хотелось. Какая бы скверная обстановка не была в офисе, однако Светка к ней привыкла и притерпелась, а привычная рутина оставляла ей даже в рабочее время некоторое количество свободы для всяких интернетско-фэндомских штучек. А на новой работе придется вкалывать по полной программе, завоевывая доверие руководства… А главное - на старой работе у Светки был отличный налаженный левак - дополнительный источник дохода, о котором пока никто не пронюхал. Рассчитывать на такую же роскошь на новом месте вряд ли приходилось, - поэтому Светка предпочитала тихо сидеть на одном месте.

В больнице ребенок поправлялся, - однако же Светка была готова сожрать врачей вместе с потрохами. Врачей, особенно детских, Светка не любила с тех самых пор, как ей сказали (сыну тогда было всего лишь два месяца), что ребенок у нее вырастет дебилом, который вряд ли будет даже сидеть, тем более - ходить и говорить. Именно тогда Светка и начала регулярно красить волосы. Теперь ребенку было уже три года и восемь месяцев, он носился как угорелый и трещал без умолку, однако Светка по-прежнему нервничала, а врачи по-прежнему норовили навешать на ребенка диагнозы пострашнее и позабористее. Светка была исключительно благодатным объектом для врачебного внимания - интеллигентная и уже не очень молодая мать-одиночка при деньгах, а главное - при исключительно дотошных, заботливых, суетливых и заполошных, истинно еврейских бабушке и дедушке - Светкиных родителях. Родители, главным образом, и таскали ребенка по разнокалиберным врачам, пока Светка вкалывала в поте лица своего, платили им немаленькие деньги, - и тайком от Светки пихали ребенку всевозможные лекарства, зачастую несовместимые друг с другом, и тоже, разумеется, недешевые. Светка злилась, но ничего поделать с этим не могла, - в доме она была кормилицей, но не хозяйкой. Теперь Светка грешила на то, что в том числе и благодаря усилиям ее любимых родителей, а также их протеже-педиатров, ее ребенок загремел в тяжелом состоянии в больницу. "Залечили!" - в сердцах бросила Светка и в очередной раз поцапалась со своей матерью, предложившей Светке сидеть с ребенком самой, "раз мои услуги тебя не устраивают". "А ты пойдешь работать и кормить семью? Куда ты пойдешь, на завод? За тысячу рублей в месяц?" - шипела Светка. При этом обе знали, что все останется неизменным.

Ребенок вроде бы внешне выздоровел, но за время обследования врачи успели наставить ему еще кучу диагнозов, причем взаимоисключающих, и ни один из этих диагнозов не давал ответ на вопрос, что же все-таки было с ребенком, и из-за чего он пролежал больше двух недель в стационаре. Заодно врачи в очередной раз радостно обрушили на Светку и ее родителей кучу предсказаний - Светка слушала, хватаясь за голову. Учиться, дескать, ваш ребенок не сможет, а уж о лицейском образовании можете забыть сразу, - дай бог, чтобы обычную школу потянул. Светка вступилась за своего ребенка, бабушка обвинила Светку в том, что та ребенком мало занимается, погруженная в свои дела и проблемы…

Вернувшись поздно вечером в пустую и душную квартиру, Светка всплакнула. Она не знала, что делать со страшными врачебными предсказаниями, она не знала, - с одной стороны, ребенок был действительно взвинчен и разболтан, и совершенно не умел рисовать ("А другие в его возрасте уже читать и писать умеют!" - сыпала соль на раны бабушка), - с другой же стороны, непутевое дите пело песни, аккомпанируя себе на игрушечной гитарке со сломанными струнами и рассказывало сказки собственного сочинения. Последним образцом своего творчества ребенок поделился с мамочкой аккурат в больнице, - сказка была про большого розового кита, который жил дома в ванной, но в один прекрасный день стал скучать и уплыл в море. Собственно, вся сказка состояла из трех или четырех предложений, но Светка смеялась. Однако врачи пугали, и они, по-видимому, знали свое дело, а столь экзотические способности ребенка, как самодеятельное пение и сочинительство сказок, явно не имели никакого практического применения. Вот если бы он умел считать до ста… или хотя бы до сорока - тогда Светка могла бы успокоиться, так нет же - в области арифметики они едва продвинулись до двенадцати, после которых у Светкиного сына неизменно следовало шестнадцать. Светка еще поплакала и немножко, самую малость, пожалела себя. Ей было очень обидно и непонятно за что - стыдно.

Она покрутилась возле телефона, - ей захотелось позвонить кому-либо из своих новых фэндомских приятельниц (почему-то ей попадались почти сплошь женщины), но она передумала. Во-первых, она стеснялась, - до сих пор, более полугода после знакомства. Во-вторых, опять ее будут загружать исповедями о чужой якобы бездарности. Каждый раз, заслышав эти жалобные вопли, Светка начинала нервничать и остро ощущать собственную никчемность. Светка стихов отродясь не писала, в прозе если и графоманила иногда тайком, то главным образом в стол или для узкого круга ближайших друзей, на гитаре не играла, песни пела исключительно дома на кухне, или опять же в узкой компании после не менее трех бокалов вина, ролевых игр не делала, прикидов не шила, двенадцать томов "Истории Средиземья" в оригинале не читала. А тут талантливые люди неизвестно почему дурью маются и не то сознательно нарываются на Светкины комплименты, не то ждут, чтобы Светка их обругала и тем дала стимул к дальнейшему творчеству. Светке надоело отжимать свою жилетку. "Зато у тебя талант коммуникатора" - сказали однажды Светке, но Светка и этому не поверила: она была замкнутым и интравертным человеком, и ее бесконфликтность на деле объяснялась не столько коммуникативными способностями, сколько глубоким погружением в себя и свой собственный внутренний мир. Последний раз раздраженная чужими жалобами Светка ("выступать на концерте боюсь, ничего не хочу, слова забыла, голоса нет, гитары нет, прикида нет, и вообще никому я не нужна-аааа", - стандартный набор, который едва ли не дословно излагали Светке по очереди как минимум три приятельницы) пообещала подарить жалобшице большую и крепкую веревку, дабы избавить ее разом от таких страшных мучений. Вроде на короткое время это отрезвило, но Светка смутно подозревала, что это не надолго, и в ее нынешнем состоянии выслушивать ту же самую исповедь по новой ей не хотелось.

Можно было, правда, позвонить Анке в Херсон - Анка была жизнерадостным созданием и подобными комплексами собственной неполноценности не страдала (или, во всяком случае, не показывала вида), - но у Светки по вечерам не работала междугородняя связь.

Светка включила компьютер, запустила Интернет и вылезла на доску. Поморщилась, прочитав на своей доске очередное скандальное сообщение известной Людмилы Ч. Светка не любила скандалов и вообще любых разборок на псевдоидейной, тем более - на национально-религиозной почве, считая любые подобные споры бессмысленными и в конечном итоге оскорбительными для всех собеседников. Светка же была тихая. Несмотря на свою склонность к иронии и скепсису, она любила людей и мало о ком действительно думала плохо. Светка пришла в фэндом менее года назад главным образом в поисках интеллектуального общения, - ей хотелось тихих бесед, свободного творчества и знакомств с интересными людьми, - всего этого она была лишена за последние семь лет своей деловой карьеры. Вместо этого Светка увидела свалку: "светлые" ненавидели "темных", эльфы свысока посматривали на людей, новички наезжали на ветеранов, москвичи презирали провинциалов, текстологи цеплялись к глюколовам, сетевики - к ролевикам; обиженная противоположная стороны, как правило, тоже не оставалась в долгу. В этом рассаднике склок и взаимных оскорблений Светка тихо увядала. Периодически она пыталась в меру своего собственного разумения и представлений о порядочности и справедливости заступиться то за одну, то за другую сторону, - за что и заработала презрительное прозвище "сидящей на двух стульях". Светка не была фотомоделью: женщина от природы крупная, а после родов еще больше располневшая, она отшучивалась тем, что, мол, ее обширная задница позволяет усидеть при необходимости на двух и более стульях без какого-либо ущерба для ее душевного и физического здоровья, - однако же втайне переживала свое неустойчивое положение, а еще больше то, что ее миротворческие усилия в большинстве случаев оказывались совершенно бессмысленными. Народ не желал жить в мире и согласии, - как раз этого Светка, измотанная проблемами дома и на работе, и желающая только покоя, никак не могла понять. И Светке было очень грустно.

Запихнув белье в стиральную машину и обреченно махнув рукой в сторону компьютера, Светка с тоски решила включить музыку. Она любила фэндомских менестрелей и пыталась коллекционировать записи. И сейчас ее тоскующая душа чего-то просила - а чего, она и сама толком не знала. Подумав, она включила Скади, но осталась недовольна. Это был не Светкин стиль - вроде бы красивая музыка скользила мимо ее сознания, не задевая. Однако Светка дослушала запись до конца (на заднем фоне урчала стиральная машина, бездумно накручивая свои обороты), и вновь уселась в раздумье. Светка вытащила из свалки кассету - эта была в обычной обстановке в числе особенно любимых, - и принялась близоруко водить пальцем по строчкам вкладыша - ей пришло в голову, что если ставить кассету не подряд, а специально отбирать подходящие номера, то можно создать нужное настроение.

Подумав так, Светка наконец снова включила проигрыватель и начала осторожно перематывать кассету то в одну, то в другую сторону, пытаясь найти необходимое. Ее усилия через некоторое время увенчались успехом, и Светка пристроилась в кресле, прикрывая глаза:

…Тростниковые стебли поют на ветру как свирель -
Кто придумал тебя, о щемящая боль обретенья?
Наши души смятеньем оплел можжевельник и хмель
За полшага до взлета, за четверть строки до паденья.
Повелитель Весенних Ветров,
подари нам крыла -
Мы уже танцевали стихи
над туманом агатовых снов;
Научи нас летать,
расскажи нам любовь,
Повелитель Весенних Ветров... *

Светка расслабилась в кресле, высунула от удовольствия язык, потом стала тихонько подпевать. Щелчок - перемотка, новый запуск: Светка доводила себя до нужной кондиции.

…Можжевельник и вереск - печаль ускользающих снов:
Эти слезы святы откровением соли и хлеба.
Нам владыка один - Повелитель Весенних Ветров,
Наши души несущий в ладонях, распахнутых небу.
Повелитель Весенних Ветров...

Светка сделала пять или шесть одинаковых циклов и воспряла - на крыльях светлой печали душа возносилась ввысь, обретая по пути радость и умиротворение…


3. Ночью Светке вдруг приснился ее пропавший дракончик, о котором она в суматохе последних дней уже давно успела позабыть. Только во сне он был почему-то больше, чем он запомнился Светке, намного больше, так, что даже не помещался на лоджии. И еще он был невероятно красив, - от этого зрелища у Светки начало сладко щемить в сердце. Во сне ее лицо было мокро от слез, - но это были слезы счастья. И когда она проснулась, то почувствовала себя воскрешенной.

Светка забрала своего ребенка из больницы и два дня старательно писала на работе годовой отчет. Заодно она готовилась к празднованию собственного дня рождения: гостей собиралось прийти много. Черновики своих отчетов Светка решилась прежде официального выступления продемонстрировать директору фирмы Ивану Старикову - "на погрыз" и, при необходимости, исправление. Иван Иванович, порядочный и добрейшей души дядька, - даром, что десять лет директор, - хорошо относился к Светке, и Светка в свою очередь его жалела - у сорокапятилетнего Старикова и его жены не было детей. Вместо ребенка Светка лет семь назад подарила Стариковым котенка - дочь своей кошки. Теперь уже и Светкиной красавицы Изабеллы давно не было в живых, а душка Стариков свою белоснежную Василису все еще холил и лелеял, точно малое дитя, и Светка каждый раз поражалась причудливости путей судьбы, давшей человеку деньги и власть, но обделившей продолжением рода.

Стариков Светкины отчеты одобрил.

Вечером Светка приехала домой умиротворенная, и ребенок встречал ее на улице, радостно бросившись матери в объятия. Так они стояли на улице, и было еще светло, - когда внезапно словно какая-то тень затмила небо между высотными домами микрорайона Жулебино. А затем так же неожиданно улица осветилась золотым сиянием. "Мама, ну мамочка же! - теребил Светку сын, дергая ее за руку и старательно показывая что-то наверху, - Мамочка, смотри, ДРАКОН!" На улице люди стали останавливаться и тоже смотреть вверх, туда, куда показывал ребенок. Закрывая своей огромной тушей узкое пространство бульвара между домами Болгарстроя, едва не задевая огромными крыльями крыши высоток, в небе парил золотой дракон; его холеная чешуя переливалась огненным блеском, из пасти вырывались язычки дымного пламени.

- Маммм-ммма! - неистово верещал Светкин сын. - Смотри скорее, это же НАШ дракон!

Светка смотрела растерянно - это никак не мог быть ее пропавший дракончик, ведь тот был не больше тридцати… ну, может быть, сорока сантиметров в длину, а размах крыльев этого дракона явно достигал нескольких метров. Но Светка узнала ошейник - тот самый, почти новый кожаный, с начищенными металлическими заклепками. Светка протерла лицо рукой, но сияющее видение не исчезло: дракон был изумительно красив и совершенно реален, от него веяло чистым сухим жаром, и Светке показалось, будто дракон с высоты приветственно махнул ей крыльями. Люди показывали пальцами. А затем… присмотревшись, Светка увидела еще одно чудо, - возле большого дракона летел крошечный дракончик. Примерно такой же, какой был у нее, - но только более ухоженный и шкура чуть более светлого оттенка, и на нем не было ошейника. "Мамочка, мамуленька, это, наверное, дочка НАШЕГО дракона", - радостно кричал сын, и Светка обняла прильнувшего к ней ребенка, в счастливом изумлении взирая на свершившееся у нее на глазах. Казалось, что этот момент озарения и обретения будет тянуться вечность, - хотя на самом деле прошло едва ли несколько минут; а затем драконы взмыли в воздух, описывая плавные круги над жулебинскими крышами, и пораженные люди приветствовали их радостными криками и махали руками вслед.

Совсем неважно, что на следующий день одни свидетели таинственного происшествия рассказывали о том, что все случившееся им приснилось, другие утверждали, что микрорайон Жулебино стал жертвой террористов, напустивших галлюциногенные газы, третьи же предполагали, что видели в небе не дракона, а всего лишь большой вертолет, выкрашенный в золотой цвет и стилизованный "под дракона" в рекламных целях.

Некоторые крутили пальцем у виска, показывая на Светку и ее ребенка.

Светка тоже сомневалась бы в происшедшем, - в том, что сын ее растет фантазером, она уже успела убедиться, - но ребенок плакал, топал ногами и спрашивал, когда драконы вернутся. Неожиданная горечь утраты обрушилась на Светку, и она снова начала плакать, обняв своего сына. Перед сном Светка старательно оглядела пустую лоджию, но никаких следов своего бывшего таинственного жильца не обнаружила.

Светка подумала и налила в блюдечко молоко. Открыла окно на лоджии, впуская в квартиру гул улицы, сквозняки и запах весенней распутицы. И легла спать.

И, едва она коснулась головой подушки, как ее окружило марево золотистого сияния, и в уши ворвался шум кожистых перепончатых крыльев. И на спине огромного золотого дракона тридцатитрехлетний менеджер внешнеторговой фирмы "Сонет" Светка взмыла в небеса; а рядом с ней на маленьком дракончике летел ее сын, радостно вереща и размахивая своей детской гитаркой. Драконы пролетели, кружась, над окраинным, почти элитным микрорайоном Жулебино, и сверху Светке были хорошо видны грязноватый подтаявший снег, лужицы, покрывшие растрескавшийся прежде времени асфальт, голые еще ветви деревьев, тянущихся к небу, и пробивающуюся сквозь обломки оставшегося льда первую робкую траву. А затем потоки весеннего воздуха подхватили их, и драконы устремились все дальше и дальше ввысь; и внезапно раскрывшийся перед ними Прямой путь принял их в свои объятия…

А Светка все вертела головой по сторонам, крепко держась за драконий ошейник с металлическими заклепками, и разглядела в туманном колышущемся мареве целую вереницу, поднимающуюся к горним высям. Неподалеку на большом драконе летели Светкины родители, а еще чуть подальше - Светкина совсем старенькая бабушка.

…И много еще новых Светкиных фэндомских друзей и знакомых летело там, а за ними старые студенческие и школьные друзья, и еще множество знакомых, полузнакомых и незнакомых людей. Вроде бы врачи из детской больницы во главе с заведующей отделением летели стайкой слегка на отшибе…

Замыкал летящую колонну директор процветающей коммерческой фирмы "Сонет" Иван Стариков - и преданная белоснежная Василиса летела вместе с ним. Стариков сидел боком, судорожно цепляясь за своего дракона, очки его слетели и унеслись в неизвестном направлении, глаза почтенного бизнесмена были зажмурены от ужаса, - но губы уже раздвигались в улыбке неземного блаженства. И, в тот момент, когда радость его оказалась сильнее страха, Стариков запел, оглашая небеса чуть фальшивым, но приятным хрипловатым баритоном, - и летящая колонна торжествующе подхватила его песнь во славу пришедшей на землю весны.

Записала Р.Д.
Апрель 2001 * Прим. 1 - стихи Н.Васильевой


Текст размещен с разрешения автора.



return_links(); //echo 15; ?> build_links(); ?>