Главная Новости Золотой Фонд Библиотека Тол-Эрессеа Таверна "7 Кубков" Портал Амбар Дайджест Личные страницы Общий каталог
Главная Продолжения Апокрифы Альтернативная история Поэзия Стеб Фэндом Грань Арды Публицистика Таверна "У Гарета" Гостевая книга Служебный вход Гостиная Написать письмо


Тилис (Сергей Филимонов)

Время ушельцев

роман в трех книгах


Книга первая

Странники Восходящей Луны

              В повестке дня - история странных людей:
              Они открывают двери - те, что больше нельзя закрыть...
              Б.Г.

Падение Эль-Кура

На длинных, ровных и прямых океанских волнах мерно покачивался плот. Крепко сбитый из тщательно оструганных брусьев, он с одного угла был скруглен на косую дугу, подобно створке ворот древнего замка.

Впрочем, это и была створка ворот - толстые сплоченные брусья лежали в несколько слоев крест-накрест, чтобы их нельзя было пробить одним ударом. Даже если это будет удар крепостного тарана.

Еще сутки назад ворота висели на своем месте, и над береговыми скалами мощно звучал голос Алекса:

- Мы десятеро присланы к вам от Братства Светлых Магов, дабы не исполнилось Великое Пророчество Ланха. Ибо ведомо всем, что он предрек при закладке этих стен:


"Когда падет Эль-Кур на юге, не устоять и Сулькаиру на севере. И четверо пойдут из Западных Земель в страну Востока, и с их походом окончится судьба того мира, который мы знаем."


Еще утром на башне маяка Эль-Кур стояло шестнадцать защитников.

Сейчас по океану плыла лишь створка башенных ворот, унося прочь от берега троих.

Один из них уже умирал, и в уголках его губ пузырилась кровавая пена, окрашивая бороду в ярко-алый цвет.

- Славно поработали...- шептал он склонившемуся над ним рослому воину. - Семь сотен их там осталось... не меньше. Понимаешь, Тилис? Семь сотен... И галеры... тоже сгорели. Они уже никогда не выйдут в море. В море... - прошептал умирающий, глядя на волны.- В Сулькаир. Поплывем в Сулькаир... Да, Тилис? Дивный город... И там много тюленей... У них глаза такие грустные... И в Карнен-Гул... и прямо за Эльгер... и туда. А там бросьте. Только осторожнее...

Сознание его мутилось, и слова можно было разобрать уже с трудом.

- За Эльгер? - спрашивал Тилис. - Ты хочешь идти в Двиморден? Да, Эйкинскьяльди? Со мной? Да?

Но Эйкинскьяльди уже не слышал его.

- Вот и все, - шептал он. - Нет... еще не все. Нет... все, государь. Я все сказал. Это очень важно... государь.

Глаза Эйкинскьяльди медленно закрылись. Его пальцы еще двигались в последней судороге, но Тилис уже чувствовал, что на плоту остались двое.

Алекс, не отрываясь, все это время глядел назад - туда, где вздымался к небу дымно-багровый столб пламени. Это было все, что осталось от маяка Эль-Кур - если, конечно, не считать плота, на котором, вытянувшись, лежал Эйкинскьяльди.

Тилис выпрямился. Алекс был ниже его на полголовы, однако Эйкинскьяльди, если бы он мог встать, едва доходил бы им обоим до пояса.

Но это был храбрый воин, доблестно павший в бою - и поступить с его телом надлежало так, как того требовал обычай.

Подняв лежавшую тут же тяжелую двулезвийую боевую секиру, Тилис аккуратно подцепил ею торчавший из плота гвоздь. Согнув его сильными пальцами в кольцо, он намертво соединил в подоле кольчугу погибшего. А затем положил топор на его изломанную страшным ударом грудь и некоторое время стоял неподвижно - насколько это позволял качающийся плот.

- Командир, повернись сюда, - попросил он.

Алекс повернулся медленно, как лунатик.

- О Эйкинскьяльди из рода Мотсогнира, последнего государя гномов! - произнес Тилис. - Ты не посрамил чести своего предка. Ты бился с врагами так же, как бился он, не щадя ни своих сил, ни крови, ни самой жизни. И, будь живо Эльгерское царство, ты стал бы его государем заслуженно. Прости же, что мы не можем похоронить тебя по обычаю твоего народа. Но просторной будет твоя могила, в ней же да упокоятся все погибшие в море. Да примет твою душу Владыка Морей и да передаст ее Создателю Гор, коему принадлежит она по праву. Прощай же, Эйкинскьяльди. Во имя Бога-Творца, Младших богов и покровителя всех гномов, коего именуют они Амадхалом - пребудь в мире!

Тилис опустился на одно колено и снял с груди гнома его оружие. А потом, подняв маленькое тело на руки, шагнул на край плота и запел пронзительно-скорбную погребальную песню.

Плеск воды слился с последней нотой, и зеленые прозрачные волны сомкнулись над мертвым лицом.

- Вот и все, командир, - вздохнул Тилис, не заметив, что повторил посление слова Эйкинскьяльди. - Постой! Что это?

Впереди, в той стороне, куда дул ветер, покачивался на волнах длинный плоский предмет. И на нем суетилось что-то живое.

Тилис некоторое время глядел туда.

- Командир, - обратился он к Алексу, - разреши воспользоваться твоим оружием.

- Возьми, - Алекс достал из-за спины тяжелый двуручный меч.

Тилис с размаху вогнал клинок острием в доски, сбросил с себя длинный и широкий плащ и привязал его к рукояти так, что получился треугольный выпуклый парус - спинакер. Парус быстро надулся, и ветер погнал плот к странному предмету.

Вскоре уже можно было различить длинный плоский ящик и бегавшего по его аляповато размалеванной крышке маленького черного щенка.

- Мясо, - бесцветным голосом произнес Алекс.

- Мясо?! - возмутился Тилис. - Это собака, а не мясо! Может, в нем тень Эйкинскьяльди воплотилась. Или кого-то из наших ребят.

- Вечно вы, фаэри, в благородство играете, - недовольно проворчал Алекс.

- Не знаю, - хладнокровно парировал Тилис. - По-моему, это вы, люди, все время простых вещей не понимаете.

С этими словами он подцепил ящик топором и левой рукой подхватил щенка за шиворот. Алекс, как будто очнувшись, взялся за противоположный конец ящика и помог Тилису втащить его на плот.

- Тяжелый, - произнес он. - Наверняка в нем что-то есть.

Щенок между тем отряхнулся и радостно забегал вокруг Тилиса.

- А он и правда как тень, - заметил тот. - Такой же черный. Ну что смотришь? Понимаешь, что про тебя говорю? Ну ладно, ладно. А хочешь, я буду звать тебя Тень - Морхайнт? Да? Хочешь?

- Помоги ящик открыть, - тем же бесцветным голосом внезапно произнес Алекс.

Тилис аккуратно всунул топор в щель, нажал, и замок, коротко скрежетнув, отлетел в сторону. Внутри лежал большой лист дрянного волосатого пергамента, покрытого толсто намалеванными рунами. Настолько толсто, что, казалось, автор за неимением пера писал пальцем, обмакивая его в чернила.

- "Высокопарное слово к воинам. Да воспламенится ваша храбрость..." - прочел Алекс. - Язык тархи.

- Иффарин, - полупрезрительно-полуутвердительно произнес Тилис. - Вот, значит, откуда...

Пылающей башни маяка уже не было видно, она рухнула, и только лиловый столб дыма, подсвеченный снизу алыми сполохами, продолжал подниматься вверх, все больше и больше склоняясь к северу.

- Ветер поднимается, - произнес Алекс.

- Тем лучше, - ответил Тилис. - Надеюсь, он поможет нам убраться отсюда подальше.

Он обнажил свой меч, длинный и тонкий, как шпага, и присел на корточки на краю плота. И если бы в тот час на берегу оказался случайный наблюдатель, то в последних лучах заката он увидел бы рослого и статного фаэрийского воина, вскинувшего свое оружие в жесте победы, и огромную рыбину, трепещущую на клинке у самой гарды.

Но на берегу не было никого.


"Морская дева"

Проходили дни, понемногу слагаясь в месяцы. Плот под спинакером продолжал нестись на север с завидной скоростью. Ветер дважды приносил бурю с дождем, и тогда Тилис отвязывал парус, расстилал его на плоту и вскоре осторожно наполнял пресной водой фляги - свою и Алекса. О пище тоже можно было особенно не беспокоиться - рыбы хватало на всех. Но с каждым днем Алекс становился все худее и худее, как высыхающая морковка.

Он то глядел в небо, словно искал там ответа на какой-то мучивший его вопрос, то вслушивался в жалобные крики чаек, подхватывающих на лету объедки от выловленной Тилисом рыбы, то, понурив голову, устремлял остановившийся взгляд в море. Однажды на востоке показалась темная полоса берега - и Алекс, будто очнувшись, изо всех сил принялся грести руками...

Тилис только безнадежно покачал головой. Но Алекс греб, греб, греб, пока не село солнце и темная полоса не растворилась в черноте ночного неба.

А наутро задремавшего было Тилиса разбудил крик безмерного отчаяния.

Солнце вставало из моря. Темная полоса на востоке исчезла бесследно.

- Брось, командир, не переживай, - попытался успокоить Алекса Тилис. - Ты знаешь, что это было? Горы. Вершины гор. До них сутки плыть, если не дольше. И то когда ветер переменится.

- Что значит "когда переменится"? - отчаянно вопил Алекс. - Нас же может вообще неизвестно куда занести!

- Ну почему же неизвестно? - миролюбиво произнес Тилис. - Там острова на севере. Чуть восточнее - Фаэрийские Гавани, как вы их называете. Там корабли часто ходят, может, нас и подберут. Давай лучше рыбы поедим, командир. Нельзя же так! Ты лучше на Морхайнта посмори: ест себе и ест, и ничего его особенно не волнует.

Щенок тем временем обрабатывал свою утреннюю порцию. Алекс некоторое время тупо смотрел на него, как будто впервые увидел собаку. Но рассудительный тон Тилиса успокоил его, и он заставил себя проглотить несколько кусочков сырой рыбы.

А дела складывались совсем не так радужно, как Тилис пытался изобразить. Да, действительно, близилось лето, и со дня на день южный ветер должен был смениться западным и пригнать плот к берегу. Но это могло произойти и через день, и через два, и через неделю. А за это время их и вправду могло унести в северные моря. Но даже если бы западный ветер пригнал их прямо к Гаваням - это не давало ничего.

Дело в том, что Гавани, как им и полагалось, находились в глубине огромной бухты. А вход в нее назывался Безумным проливом, и пройти через него на неуправляемом плоту нечего было и думать.

Оставалось надеяться на корабль. Но и корабли теперь ходили совсем не так часто, как хотелось бы...

Этот день прошел, не отличаясь ничем от всех предыдущих. И следующий - тоже. Но на третий день Тилис проснулся в тени паруса. За ночь ветер переменился, и теперь плот мчался к берегу. К берегу!

- Земля! Земля! - кричал Алекс.

- Не смей так говорить, командир! Мы еще в море! - одергивал его Тилис. Но Алекс, не слушая, продолжал вопить что-то несусветное.

- Знаешь, кого я сегодня видел во сне? - спросил Тилис, когда Алекс немного успокоился. - Женщину. Какие глаза, командир! Синие, как небо. А какая фигура! Пришла прямо по воде и села вот тут. - Тилис указал место рядом с собой.

- И что? Ты ей рассказал, откуда мы плывем? - хохотал Алекс.

- Ага! - радостно подтвердил Тилис. - А она мне отвечает: "Я тебя найду. Я тебя обязательно найду. Слышишь? Обязательно найду." Несколько раз повторила... - Он вдруг замолчал, напряженно вглядываясь в горизонт.

Темно-серые зубцы гор были видны уже совершенно ясно. И на их фоне четко виднелись крохотные белые треугольные пятнышки...

- Паруса! Это - паруса!

Корабль приближался. Его борта сверкали металлом. Грот-мачта, по фаэрийскому обычаю, была украшена хрустальным шаром - блестящая искорка была видна даже издали.

- "Морская дева" - прочел Тилис руническую надпись, когда корабль подошел почти вплотную.

- Эй, на плоту! Примите штормтрап! - из-за фальшборта высунулась голова с перехваченными лентой длинными пепельными волосами.

- Кэрьятан! Эге-гей! Кэрьятан! - радостно закричал Алекс, маша рукой.

- Все, командир. Возьми свой меч, - кивнул Тилис, беря на руки щенка. - На борту! Ловите!

Щенок коротко взвизгнул, взлетая в воздух, и, оказавшись на палубе "Морской девы", уныло заскулил, не видя хозяина.

Тилис быстро поднялся наверх и перевалился через фальшборт. Морхайнт тут же с радостным визгом бросился ему под ноги.

Но Тилис не смотрел на щенка. Прямо перед ним стояла... ну да, та самая синеглазая фаэрийская дева из сегодняшнего сна, и западный ветер трепал ее белоснежные волосы.

- Это я, - сказала она. - Я нашла тебя, как обещала.

- Меня зовут Тилис, - улыбнулся он.

- А меня - Нельда.

- Привет тебе, Кэрьятан, - поздоровался Алекс, поднявшись следом. - Что это ты на чужом корабле в море вышел?

- Это все она! - моряк указал на девушку.

А она все смотрела и смотрела в синие глаза Тилиса, в которых отражалось ясное небо начала лета...

- Ох уж эта мне ваша фаэрийская магия! - шутливо проворчал Алекс.

Спустя несколько часов Тилис сидел у камина, рассматривая на свет пламени стеклянную чашу с вином. Морхайнт, обсохнув и пригревшись, мирно посапывал у его ног. За стеной с шумом бились о берег волны. Но это было уже там, за стеной...

Алекс возбужденно ходил взад-вперед.

- Понимаешь, Тилис... - говорил он. - Я, конечно, понимаю, поход окончен, я тебе больше не командир. Но "Морская дева" ночью в Сулькаир уходит. Я понимаю, я тебе больше не командир, поход окончен. Но я тебя прошу: давай пойдем вместе в Сулькаир? А? На "Морской деве"?

- И почему это вы, люди, всегда так торопитесь жить? - усмехнулся Тилис. Еще позавчера ты мечтал только о том, чтобы добраться до берега. А сейчас обсохнуть не успел, и уже в Сулькаир собираешься. Куда вы все время торопитесь?

- Вам-то спешить некуда, у вас в распоряжении вечность, - огрызнулся Алекс. - Так пойдем?

- Мы тоже умираем, мы только не знаем старости, - возразил Тилис. - Уйти во цвете лет - как вам, смертные, это понравится? А? Но ты прав, Алекс: спешить мне и вправду некуда. Я ведь, кажется, тоже нашел то, что искал... А, кроме того, - внезапно спохватился он, - надо же в Карнен-Гул гонца послать, рассказать, как все было...

- Уже послали. Так ты остаешься?

- Остаюсь,- кивнул Тилис. - Не навсегда - на время. Прощай, Алекс.

- Прощай, Тилис, - Алекс махнул рукой и выбежал, хлопнув дверью.

Обряд Меча и Чаши

Аграхиндор, младший брат Кэрьятана, придирчиво наблюдал за работой кузнецов, мерно бивших тяжелыми молотами по раскаленному якорю, наваривая лапу. Отковать якорь целиком невозможно - он слишком велик. Приходится сваривать из отдельных частей. А дело это ответственное и непростое.

Тилис в противоположном углу был занят делом не менее важным. Обернув плотной тканью клинок нового меча, так, что оставался открытым лишь небольшой участок, он аккуратно затачивал грани на большом плоском камне.

Меч, который шлифовал Тилис, был выкован им из боевого топора погибшего Эйкинскьяльди, и деревянные накладки на рукоять были сделаны из его же топорища.

Отковать клинок, особенно прямой, не так уж сложно. Гораздо сложнее его закалить. Перекаленная сталь сломается при первом же сильном ударе. Недокаленная - покроется зазубринами. Слишком велик отпуск - меч будет гнуться. Переделывать несколько раз тоже опасно: пережженный металл годен только в переплавку.

Но важнее всего для оружия именно шлифовка. Достаточно чуть-чуть поторопиться - и все. Грань завалена, клинок будет тупым. А кому нужно такое оружие?

- Тупо сковано. Не наточишь, - громко сказал кто-то над самым ухом Тилиса.

Тилис поднял голову и пристально посмотрел на незваного советчика. Он был невысок и щупл - среди моряков, а тем более кузнецов такие встречаются редко. Да и одежда на нем была совсем не из тех, в чем ходят в мастерскую по делу.

- А, по-моему, грань нормальная, - возразил Тилис, поворачивая клинок к свету.

- Ты думаешь, никто не знает, кому ты хочешь этот меч подарить? - продолжал тот. - Вы же с ней каждый вечер у пристаней встречаетесь с тех пор, как "Морская дева" из Сулькаира вернулась! Это всему городу известно!

- А тебе что за дело? - довольно невежливо оборвал его Тилис. - Я не женат, Нельда тоже не замужем.

- Ты хоть понимаешь, кто она и кто ты? Она - посвященная Братства Светлых Магов, да будет тебе это ведомо! А ты кто? Странник? Ну и где вы жить будете?

- Возьми да сам ей меч подари, если она его у тебя примет, - предложил Тилис.

Стук молотков внезапно прекратился, сменившись громовым хохотом.

- Ну что ты к нему пристал, Дароэльмирэ? - давясь от смеха, спросил Аграхиндор. - Не видишь, он делом занят.

Дароэльмирэ обидно выругался и выбежал из мастерской.

- Над ней тяготеет Малое Пророчество Ланха! - крикнул он уже с порога и хлопнул дверью.

- Ах-ха-ха! - продолжал хохотать Аграхиндор. - Слушай, Тилис, откуда ты знаешь, что она ему отказала?

- Сам догадался, - хмыкнул Тилис, продолжая дошлифовывать грань. - А что это за Малое Пророчество Ланха?

Аграхиндор мгновенно посерьезнел.

- В тот самый день, когда она родилась, близ звезды Моргиль появилась звезда-гостья, - начал он. - За две ночи она разгорелась так, что и сам Моргиль светил слабее. Весь город был в тревоге. Послали гонца к главе Совета Братства.

- К Ланху?

- Да, к нему. Ланх думал чуть ли не год, затем прислал ответ, - Аграхиндор умолк, видимо, не зная, как говорить дальше.

- Ну? Так что же было в Малом Пророчестве? - нарушил молчание Тилис.

- Ей суждено стать женой государя Иффарина, - нехотя произнес Аграхиндор.

Тилис медленно вытер уже готовый меч тряпкой и убрал его в ножны.

- Но в таком случае... - начал он и осекся, потому что дверь мастерской, открываясь, скрипнула.

На пороге стояла Нельда - в короткой, чуть выше колен, перехваченной ремнем белой рубахе и с сумкой через плечо.

Тилис шагнул к ней, обнажив клинок до половины.

- Прими этот меч, - сказал он. - Я выковал его сам из секиры, принадлежавшей некогда гному Эйкинскьяльди. Он был храбрым воином и верным другом. Будь же верным другом и мне.

- Я принимаю его, - просто, без малейшей напыщенности, сказала Нельда, протягивая ладони.

- Погодите, - остановил их Аграхиндор. - С ее стороны тоже свидетельницу надо. Сольдариль! - крикнул он, высовываясь из незакрытой двери. - Эге-гей! Сольдариль! Иди сюда, тут твоя подруга замуж выходит.

- Итак, я принимаю твой меч, - вновь сказала Нельда, когда Сольдариль заняла положенное ей место свидетельницы. - Прими и ты мою чашу. Мне ее подарила моя мать, когда я из ребенка стала девушкой, а ей подарила ее мать. Говорят, что чаша эта некогда принадлежала самой Кэрвен...

С этими словами она достала из сумки небольшой серебряный кубок и наполнила его вином.

- "Делай, что должно, и будь, что будет - вот что заповедано Страннику", - прочел Тилис глубоко врезанную в серебро руническую надпись. - Я принимаю твою чашу. Но пусть в ней останется вино и для тебя, - сказал он, отпив половину.

- Здесь и сейчас, отныне и навеки, в этом мире или ином, в этом обличье или ином, под этими именами или под иными - путь ваш один на двоих, меч один на двоих и чаша одна на двоих! - торжественно произнес Аграхиндор.


- Да, Малое Пророчество не сбылось, в этом ты прав, - говорил Кэрьятан сидевшему напротив него Тилису. - Нельда стала твоей женой по обряду Меча и Чаши, а этот брак нерасторжим никем и ничем. И женой одного из самых злейших наших врагов она уже не станет.

Наверное, и с Большим Пророчеством тоже можно кое-что сделать. Вот та дверь, на которой вы приплыли - это же частица Эль-Кура! Так вот, мы эту частицу разберем на доски и заложим новый корабль. Знаешь, как он будет называться? А? "Звезда надежды"! И пока он жив - до тех пор вместе с ним не падет и Эль-Кур.

Может быть, это поможет. И все-таки в то, что Сулькаир устоит, я не верю, - неожиданно закончил Кэрьятан.

- Значит, поход Четверых на Восток неизбежен? - спросил Тилис.

- Скорее всего, да. Как и конец нынешней эпохи. Но кроме нас есть еще другие народы, другие страны и другие времена. Жизнь не умрет вместе с нами, чем бы поход Четверых ни закончился - в это я не просто верю, я это знаю. Поэтому...

Кэрьятан помолчал несколько мгновений и неожиданно произнес:

- Поэтому прежде тех Четверых на Восток пойдете вы двое. Ты - от Странников и Нельда - от Братства. Формально вам надо прийти в Карнен-Гул и рассказать Совету Братства о том, как пал Эль-Кур и что я об этом думаю. А на самом деле ваша задача совсем другая. Если вы выйдете на рассвете, то к вечеру пройдете через ущелье и доберетесь до Лунной башни...

- А в Лунной башне канал прямо на Карнен-Гул, - вставила молчавшая до того Нельда.

- Э, нет, никаких каналов, - улыбнулся Кэрьятан. - От Лунной башни начинается дорога на Восток. Постарайтесь пройти по ней так, чтобы никому не попадаться на глаза, особенно сначала. Идите по ночам, днем прячьтесь. За Гривой - есть такая людская деревня - можно уже не скрываться, там землм пустые. Как доберетесь до Карнен-Гула, скажите, что вас прислал я, и что Тилис участвовал в обороне Эль-Кура. И еще скажите вот что.

Кэрьятан немного подумал и продолжал:

- Мы не знаем, откуда и куда пойдут Четверо и кто они такие. Поэтому все дороги с Запада на Восток надо тщательно разведать. И прилегающие к ним земли - тоже. Если в Карнен-Гуле не решат иначе, я бы хотел, чтобы вы некоторое время странствовали в землях между дорогой и развалинами Громовой башни...

- Это в Эттенские болота, что ли? - спросил Тилис. - Там же полно троллей!

- А ты на них по ночам не натыкайся, вот и все. Ты Эттена не бойся, ты Эсткора бойся! - сказал Кэрьятан, глядя прямо в глаза Тилису. - А как узнаете что-то про Четверых, возвращайтесь обратно в Карнен-Гул. Ветра и счастья вам!

Они уходили на рассвете. Нельда, повернувшись спиной в ту сторону, где за горами восходило невидимое пока солнце, бросала последний взгляд на землю, в которой она родилась и выросла.

- Вот и я когда-то так уходил, - произнес Тилис. - Я сам родом из Двимордена, это за Эльгером, да ты, наверное, знаешь. Уходил я оттуда странствовать через перевал Серкэнна. И вот точно так же остановился на перевале и смотрел вниз. Представь себе: красные скалы, дорога, а внизу - зеленый лес, где мой дом и где ждет меня моя мама.

Он долго молчал. А потом прибавил через силу:

- Ее убили в Галадоре, будь проклято это имя.

Нельда, не сказав ничего, взяла его под руку и пошла рядом с ним навстречу течению реки, несущей воды свои через горы в море. Морхайнт, опустив нос к земле, побежал за ними.

Одним мужем и одной женой больше стало на свете, и, что бы ни случилось с ними, Путь их был один на двоих, Меч один на двоих и Чаша одна на двоих.

Так продолжалось полтора года. А потом началось такое, чего не мог предвидеть ни Кэрьятан, ни Тилис, ни тем более Ланх.

Немало поведано в карнен-гульских летописях о Тилисе и Нельде, о Хириэли и Эленнаре, о четырнадцати ушельцах, спасших мир от гибели, и еще о многом другом. Но все они ссылаются на Книгу Хранителей, а та, в свою очередь, на Книгу Хириэли, ею же самой написанную. И подобно тому, как, идя по ручью, приходят к реке, а по реке - к морю, так и повествование об ушельцах должно начаться с повести о Хириэли, пришедшей из Верланда.


27 декабря 1991 года (пятница), 17:32.

Начальник отделения уголовного розыска был настроен не особенно добродушно:

- Ну что, лейтенант? Не надоело еще ориентировки читать?

- Ага, надоело, - неожиданно не по-уставному ответил лейтенант Матвеев, незаметно пытаясь одернуть стоявший колом новенький китель.

- Ну, это поправимо... - тоном, не предвещающим ничего хорошего, протянул подполковник и подвинул через стол бумагу. Да вы садитесь, Андрей Михайлович...

              В Курчатовский РОВД
              г. Тьмутаракани
              от гр-ки Семеновой А.В.,
              проживающей по адресу
              ул. акад.Берга, д.30, кв. 23

Заявление

Прошу Вас разыскать мою дочь Семенову Алису Николаевну 1974 г.р. Сегодня утром, вернувшись с мужем раньше срока окончания путевки из д/о "Сенеж", мы не застали ее дома, вечером позвонили нескольким ее школьным подругам, одна из них сказала, что в школе ее сегодня не было...


- Ну что? - прервал его размышления начальник. - У новоиспеченного Шерлока Холмса уже появилась версия?

- Так точно, товарищ подполковник. Появилась.

Набрав полную грудь воздуха, Андрей зачастил:

- Согласно сегодняшней сводке происшествий в парке Дружбы Народов возле памятника героям Афганистана в брошенной цистерне из-под кваса обнаружен труп девушки 16-18 лет, скончавшейся предположительно от отравления парами ацетона. Приметы частично совпадают с указанными в заявлении.

- Понятно... - медленно произнес подполковник. - Только знаешь что, Андрей, ты не говори пока матери. Возьми лучше фотографию и съезди в морг. Если это действительно она, тогда, конечно, надо проводить опознание и все, что полагается в таких случаях. А если нет...

- Товарищ подполковник! Да разве я не понимаю!

- Двадцать с лишним лет назад я тоже понял, да уже поздно было, - невесело усмехнулся подполковник.


27 декабря 1991 года (пятница), 18:40.

По случаю недавней отмены декретного времени в городе воцарилась полярная ночь. Лампочка над входом в морг была, как водится, разбита, и Андрей долго искал на ощупь кнопку звонка. Наконец ему это удалось, но на звонок никто не отозвался. Он нажал еще, потом еще раз...

- Сейчас, сейчас! Успеете... - послышалось из глубины мрачного заведения.

Дверь отворилась. На пороге стоял длинноволосый парень, одетый в некогда белый халат и джинсы.

- Чего надо? - рявкнул он, но, разглядев милицейскую фуражку, сменил гнев на милость. - Ох, извините, пожалуйста. Я думал, опять поминальщики пришли потусоваться.

Про "поминальщиков" Андрей слышал. Последователи этой новой молодежной моды, влекомые странной тягой к могилам, крестам и надгробиям, тусовались на городских кладбищах, сельских погостах и даже в морге. Наибольшей популярностью пользовалось почему-то Минаевское кладбище - наверное, потому, что на соседнем рынке можно было сравнительно недорого приобрести "косячок" и тихо побалдеть среди могил, заодно прихлебывая из стакана водку. А поскольку за питье водки на кладбище еще никого и никогда не задерживали, то обломы кайфа случались крайне редко.

- В общем, новое поколение выбирает могилы, - произнес вслух Андрей.

- Это точно, - подтвердил лохматый. - Вот я в прошлое дежурство задремал, ночью просыпаюсь, слышу - в морозильной камере голоса. Иду посмотреть, в чем дело. Смотрю - на одном столе голый покойник лежит, на другом, на третьем, а на четвертом двое живых, тоже голые.

- Тьфу! - сплюнул Андрей, передернувшись от отвращения.

- Ну ладно. Где тут ваш труп? - мрачно сострил парень, роясь в толстой тетради. - Ага, вот. Неизвестная, доставлена из парка Дружбы Народов. Номер... ага. Подождите, сейчас привезу. А то там уж очень воняет.

Стараясь не дышать носом, Андрей подошел к каталке и посмотрел на покойную токсикоманку.

- А это точно та?

- Обижаешь, начальник. Человек, он может и обознаться, а вот номер - никогда.

Для верности еще раз поглядев на покойную и сравнив ее уже слегка пожелтевшее лицо с фотографией, Андрей спросил:

- А где тут у вас телефон?

- А вон, в комнате.

На том конце провода трубку подняли мгновенно.

- Товарищ подполковник? Это Матвеев.

- Ты откуда?

- Из морга.

- Ну, как?

- Да никак, товарищ подполковник, это вообще не та девушка.

- Понятно. А где же та?

- В постели, наверное... - ляпнул Андрей первое, что пришло ему в голову.

- Очень возможно. Разберитесь и доложите, в чьей.


28 декабря 1991 года (суббота), 8:14.

- Ищи, Маузер, ищи!

Большой черный пес, обнюхав косынку, стрелой помчался вниз по лестнице. Выбежав из подъезда, он пересек двор по диагонали, таща за собой пытающегося не отстать кинолога, пробежал мимо аптеки, затем по газону, по тротуару, наискосок через улицу ("В неположенном месте" - отметил про себя Андрей), снова по тротуару, вдоль квартала, спроектированного неведомым архитектором в стиле средневекового замка, с башнями, воротами и оградой из стальных прутьев толщиной в два пальца...

Маузер проскочил через дырку в ограде, затем остановился, покружился на одном месте, вылез через ту же дыру обратно, сел и жалобно заскулил.

- Ищи, Маузер! - повторил кинолог.

Маузер понюхал решетку, снова просунул морду через прутья и коротко взвыл.

- След потерян, - сообщил кинолог. - Ну и сукин же ты сын, Маузер!


28 декабря 1991 года (суббота), 9:35.

Город спал утренним сном человека, знающего, что сегодня выходной. Пассажиров в троллейбусе почти не было, и Андрей мог спокойно читать протоколы. Впрочем, надолго его не хватило.

"Итак, она, очевидно, уехала" - думал он. - "Но на чем? Общественный транспорт отпадает: на Рокоссовского до самого угла ни одной остановки. Такси тоже вряд ли бы подъехало к самой ограде. Значит... Гм, а это значит, что ее кто-то ждал на машине, причем на легковой, грузовики так просто пассажиров не берут. Первый же автоинспектор остановит. Если только грузовик не приспособлен специально для перевозки людей, но это, кстати, большая редкость. Нет, это, скорее всего, была легковушка.

Ч-черт... В городе их до хрена. И, разумеется, никто из соседей легковушку не видел. Да нет, видел, конечно, просто не обратил внимания. Так, не обратил, а что из этого следует?

А следует из этого то, что в машину она села добровольно. Запишем...

Версия первая: Алиса Семенова на время отсутствия родителей уехала к своему любовнику.

Версия вторая: пользуясь, опять же, отсутствием родителей, встречает Новый год в дружеской компании, вероятно, на чьей-либо даче. Кстати, в пользу этой версии говорит прихваченная из дому телогрейка. Стоп, а откуда тогда машина? Или это был мотоцикл? Кстати, вторая версия отнюдь не исключает первую. Тут возможны любые комбинации, и перебирать их можно очень долго.

И, наконец, версия третья. Самая неприятная. Хотя и самая маловероятная. Какой-то ублюдок уговорил ее покататься, завез подальше в лес, изнасиловал и убил. Именно убил, иначе бы она уже вернулась домой. И именно в лесу, иначе труп уже попал бы в сводки.

Минуточку! А как же пропавшая телогрейка? Нет, за город ее точно кто-то уговорил поехать. Но этот кто-то ей очень хорошо знаком, и договаривались они заранее.

Итак: дача за городом. У кого-то из знакомых. Плюс машина или мотоцикл. Это уже кое-что.

Второе: Алиса жива, находится сейчас там, но рассчитывает вернуться домой раньше родителей. А вернуться они собирались тридцать первого. Значит, именно этого числа она и вернется. Или, по крайней мере, даст о себе знать. Логично? Логично.

А коли логично, то из этого вытекает третье: надо сейчас же возвращаться обратно. К заявительнице гражданке Семеновой А.В."


28 декабря 1991 года (суббота), 15:40.

Беседы сначала с Алисиной матерью, потом с завучем школы, потом опять с Алисиной матерью заняли у Андрея около полудня. Результат был удручающий. Из тридцати двух Алисиных одноклассников и одноклассниц в ее квартире периодически бывали четырнадцать. После разговора с Алисиной матерью к списку прибавился пятнадцатый: художник по фамилии "не то Седых, не то Седов". Впрочем, фамилию известного своими экстравагантными выходками художника Седунова лейтенант Матвеев знал доподлинно. Последний раз фамилия эта фигурировала в милицейском протоколе всего неделю назад, когда некое товарищество художников, скромно именующее себя "Ярило", организовало так называемую акцию "Середина зимы". Акция состояла в том, что ее участники запалили на территории городского парка огромный костер. Естественно, без всякого на то разрешения, да им бы никто его и не дал. Как только к костру собрался гонимый декабрьским холодом народ, художники публично зарезали черного петуха, громогласно объявив, что "отселе возврат солнцу с зимы на лето, нощь умаляется, а день прибавляется". Засим последовала распродажа картин столь же абстрактно-космической тематики. А как же сейчас без распродажи-то? Ну и, естественно, кончилось все в отделении.

Так вот: Константин Михайлович Седунов, 1960 года рождения, уроженец города Красноармейска, как оказалось, проживает в том же самом подъезде, только не на четвертом этаже, а на первом. Причем машина у него точно была. В марках Алисина мать не разбиралась, зато отец сказал уверенно:

- У него "Москвич-412".

Спустившись по лестнице вниз, Андрей обнаружил на дверях квартиры художника записку:

"Уехал на этюды. Буду 31-го. Седунов."

"Москвич-412" во дворе, разумеется, отсутствовал.


28 декабря 1991 года (суббота), 19:45.

Круг поиска сужался. Из четырнадцати фамилий после звонка в ГАИ осталось пять. Андрей взял лист бумаги и написал:

Алабина Анна. У отца а/м "Нива".
Лисовская Виолетта. У матери а/м "Москвич".
Иноземцева Галина. У брата мотоцикл "Ковровец".
Огарков Василий. У отца а/м "Запорожец".
Яковлева Ирина. У отца а/м "Запорожец".

Потом немного подумал и приписал внизу:

Седунов К.М. А/м "Москвич", свой. Уехал на этюды!!

- А теперь займемся личным сыском! - сказал Андрей и придвинул к себе телефон.


- Алло... Анюту, будьте любезны. Что? Будет через полчаса? Извините.


- Алло... Виолетту, пожалуйста.

- Васька, черт чудной, ты что, не узнаешь? - внезапно раздалось в трубке.

- Да нет, это не Васька. Ты случайно не знаешь, куда Алиска пропала? - Андрей попытался перехватить инициативу и, по возможности, не представляться.

- Слушай, она вообще с концами пропала, сегодня утром милиция приезжала, с собакой...

- Ой! Ну дела! - воскликнул в притворном удивлении Андрей и бросил трубку.

Так... Лисовская тоже никуда не уезжала.


У Иноземцевых дома не было никого.

Ладно, пойдем дальше. По крайней мере первые две фамилии из списка можно смело вычеркнуть.


- Алло, Васька, ты? Слушай, я сейчас звонил Виолетте...

- Это Лисе, что ли?

- Ага. Так она говорит, Алиску сегодня милиция с собаками искала...

- Фофан ты тряпочный! Это ж еще утром было!

- Сам такой! - огрызнулся Андрей и бросил трубку.


- Алло... Иру попросите, пожалуйста. Ира? Здравствуй, это я, Андрей.

- Какой еще Андрей?

- Это 1-94-09? - назвал Андрей номер своего собственного телефона.

- Нет, это совсем другой номер.

- Тьфу! Так чего же вы говорите, что вы Ира?

- Я в самом деле Ира!

- Ой! Извините, я не туда попал!


Так. Четыре фамилии долой. Остались две.

- Ну что ж! - громко произнес Андрей, обращаясь больше к самому себе. - Умело проведенные розыскные мероприятия позволили сократить число подозреваемых до двух. А теперь займемся вещественным доказательством номер раз.

Он еще не знал, что люди, действительно раскрывающие преступления, такими выражениями, как правило, не пользуются.

"Вещественное доказательство номер раз" было пухлой клеенчатой тетрадью, вроде тех, в которых студенты записывают лекции. Сегодня утром ее нашли под Алисиным матрацем, и Андрей резонно предположил, что столь тщательно скрываемые записки могут дать хоть какую-нибудь зацепку.

Он прошел на кухню, зажег газ, поставил на огонь кастрюлю с водой и, открыв тетрадь, принялся за чтение.


Из дневника Алисы Семеновой I

Я, наверное, никогда не решусь рассказать вслух о том, что мне пришлось пережить 25 марта 1991 года. Но все же я доверю свой рассказ бумаге, ибо я снова ухожу в Мидгард путями Странников Восходящей Луны, и лишь одному Богу ведомо, вернусь ли вообще. Если нет - пусть мои записки прочтет любой, кто этого захочет. Мне безразлично, воспримет ли он их, как пустые литературные упражнения скучающей графоманки, ударившейся в фантастику, или поверит в то, что Мидгард существует и ждет странников из Верланда - так называют в Мидгарде наш мир.

Конечно, наверняка кто-то скажет, что не бывает так, чтобы все говорили одним и тем же языком. Скажут еще, что и вообще в семнадцать лет никто так не говорит и не пишет. Ну что я могу ответить на это? Ведь все разговоры записывались через несколько месяцев. Конечно же, они будут отличаться от магнитофонной записи - тем более, что в Мидгарде все равно не найти ни одного магнитофона. И, честное слово, за эти месяцы я стала старше не на одно десятилетие.

И еще одно предупреждение читателям. Не ищите собратьев по разуму и духу в космосе - их там нет. Ищите их рядом с собой. Они здесь, и я видела их.

Итак, все началось с того, что 25 марта я решила сократить путь до книжного магазина и воспользовалась дыркой в изгороди у "старого замка" на улице Маршала Рокоссовского.

Этому можно верить или не верить, но я оказалась во дворе самого настоящего замка.

Он был необитаем. Серые лучи восходящего солнца грустно скользили по решеткам узких окон и створкам тяжелых дверей. Одна из них была гостеприимно распахнута, и я решила войти.

Нет, замок был не совсем необитаем. Комната, куда я вошла, была аккуратно прибрана, на полу лежало нечто означающее ковер, на круглом столе лежали хлеб и сыр (свежие!) и даже бутылка вина странноватой формы. Ближе к стене стояло несколько кроватей. Здесь мог бы, пожалуй, переночевать небольшой отряд - и утром снова уйти в свой путь... Ну да, внезапно поняла я, уйти и оставить хлеб и вино для тех, кто придет вечером...

"Хоть бы одним глазком глянуть на них," - подумала я.

Но тут же мелькнула и другая мысль: а что, если попытаться исследовать замок? Или даже попробовать выйти наружу?

Я критически оглядела себя. Вид не вполне подходящий для походов и исследований.

"Сбегаю домой и переоденусь," - решила я.

Странно, но в тот миг я уже нисколько не сомневалась в том, что, пройдя через ту же дырку в обратную сторону, я окажусь в одном квартале от своего дома. Собственно, так оно и произошло.

Дома никого не было. Я надела старые джинсы и взяла с вешалки брезентовую штормовку. потом заглянула в ящик стола и достала оттуда финку, с которой мой отец одно время ездил на рыбалку. Нацепив ее на ремень и надев штормовку сверху, я поглядела в зеркало. Не ахти что, но финка из-под полы не выглядывала.

... В замке все оставалось на своих местах. Рядом с комнатой, где я уже была, находилась небольшая, но очень чистая кухня с массивной печью посередине. Рядом лежало несколько охапок дров.

Я снова вышла во двор. Двери главной башни были заколочены, но до окна можно было дотянуться. Решетка, и без того державшаяся на честном слове, вылетела после первого же рывка.

В башне повсюду лежал толстый слой пыли. Я свернула в сторону и пошла по столь же грязному коридору, освещенному тусклым светом, падавшим из узких бойниц. Смерзшийся снег лежал под ними небольшими кучками.

Вскоре бойницы исчезли, а в дальнем конце коридора тускло засветился выход. Что-то похожее на легкую завесу коснулось моего лица. Я смахнула ее рукой, как назойливую муху, и, оглянувшись назад, увидела...

Это было невероятно. Коридор за моей спиной оканчивался тупиком. В отчаянии я метнулась назад... и оказалась в том же самом коридоре под башней.

Ого! А если еще раз?

Снова та же пещера с тускло светящимся выходом.

У меня мелькнула было мысль, что не стоит так вот сразу выходить из пещеры средь бела дня, но сегодня мне так невероятно везло, что я решила попытаться... и лицом к лицу столкнулась с тварью, которая может привидеться разве что в кошмарном сне.

Раскосые глаза злобно сверкали из-под низкого лба. Из широкого рта торчали острые клыки. Приплюснутый нос, заостренные уши и грязные волосы делали его облик еще более отвратительным.

- Йя-хоо! - завопила тварь.

Откуда-то немедленно выскочило еще с полдесятка таких же... Я выхватила нож. Последнее, что я отчетливо помню: он вошел во что-то мягкое. В тело... Но в этот момент кто-то ударил меня по голове. Я потеряла сознание.

Очнулась я уже в камере тюрьмы. Голова болела и кружилась. За стеной кто-то противно хныкал. Мне было совсем не страшно, но уж очень тоскливо. Нож у меня, естественно, отобрали.

Н-да, положеньице... Пальцами стальную решетку, конечно, не выломать. Да к тому же дверь камеры в любую минуту может открыть палач.

Дверь распахнулась. Ну, все...

- Вот это да! - воскликнул палач.

Он прекрасно говорил по-русски, только голос его как бы отдавался у меня в голове.

- Что? - поинтересовалась я. - Слишком красивая, чтобы просто так умереть?

Палач откинул капюшон. Длинные пепельные волосы обрамляли его честное, открытое лицо, на котором удивленно и весело сверкали синие глаза.

Нет, подумала я. Человек с такими глазами не может быть врагом.

- Ну дела... - изумленно повторил он, глядя на меня. - А такого маленького, черненького здесь не было?

- Н-нет... - теперь уже удивилась я.

- Ага, вон он где! - воскликнул незнакомец, прислушиваясь.

Он скрылся за дверью, но тут же вернулся, держа в руках такую же длинную черную хламиду, как та, что была на нем.

- Чего сидишь! Одевайся, пошли!

Надев плащ, я вышла в коридор. Голова закружилась еще сильнее. Чтобы не упасть, я схватилась за стену.

- Тьфу ты! Тебя что, по голове били?

Незнакомец вытащил из-под плаща флягу и влил мне в рот порядочную порцию вина.

Вроде бы стало легче.

Я приоткрыла глаза. Двое стражников из той же породы тварей, что схватили меня, лежали на полу, и головы их были повернуты под странным углом. На столе лежали карты, деньги... и мой нож, покрытый уже подсохшей кровью.

- Это твой? - спросил незнакомец, продолжая возиться с замком соседней камеры. - Ну так бери, только вытри. И деньги бери, могут понадобиться.

Замок, наконец, поддался.

- Злые, злые, жестокие! - донеслось из камеры.

- А ну заткнись! Кончай хныкать, или я тебе кляп вставлю! Пошли, нам еще через ворота надо пройти.

Незнакомец вытолкнул из камеры мохнатое и невероятно (даже по сравнению со стражниками) грязное существо, чем-то похожее на метровую бесхвостую крысу, стоящую на задних лапах.

- Честь имею представить - Чиликун... - иронически поклонился мой освободитель. - Кстати, я забыл представиться сам. Меня зовут Артур.

- Алиса, - назвала я свое имя.

Поднявшись по лестнице, мы вышли во двор замка. У ворот, как и следовало ожидать, стоял часовой.

- Капюшон опусти... - прошептал Артур и толкнул Чиликуна к воротам.

- Куда пленника ведете? - равнодушно поинтересовался стражник.

- А ты что, не знаешь, куда таких водят? - столь же равнодушно поинтересовался Артур.

- Пропуск!

- Какой тебе пропуск? Пол пачкать неохота, потом еще убирать заставят.

Артур выразительно положил руку на рукоять меча.

- Командир, он нам, кажется, не верит? Дозволь и его в ту же яму! - неожиданно для самой себя вмешалась я.

- Проходите, проходите... - испуганно забормотал часовой, прячась в будке.

Замок стоял на скале. Узкая тропинка, вырубленная в ней, зигзагами вела к подножию. Каждую минуту мы ждали, что нас вот-вот окликнут сверху, но все, слава Богу, обошлось.

- Ну нет, еще не совсем обошлось, - возразил Артур, отвязывая от столба двух черных коней.

Я никогда не пробовала ездить верхом, но выбирать не приходилось.

Мы проехали через железный мост над дымящейся расселиной и были уже на той стороне, когда в замке раздался страшный громовой удар.

- Теперь ходу! - крикнул Артур. - Это тревога!

Еще один удар... Ослепительная вспышка... В мост, кажется, ударила молния. Но мы были уже далеко.

- Ходу! - снова крикнул Артур. - Сейчас за нами вышлют погоню!

Дальнейшее я помню смутно. Кажется, дорога шла от моста к подножию дымящегося вулкана, поднялась на его склон, залитый ярким полуденным солнцем, пошла вверх, повернула направо...

- Прямо! Езжай прямо! - скомандовал Артур. - Вон к тому озеру, там они нас преследовать не будут!

Дальше мы скакали уже без дороги, мимо громадных округлых камней, лежавших там и сям беспорядочными грудами, мимо трещин, из которых вился едкий дым, мимо горячих источников, плюющихся кипятком... Вот уже и озеро виднеется в ложбине, да не одно - несколько... А на противоположной стороне вырос грязно-серый замок.

Ну, точно! А вон там, в стороне от замка, та самая пещера, из которой я попала сюда.

- Стой! - скомандовал Артур. - Привал!

С лошади я буквально сползла. Голова кружилась, ноги отказывались служить, внутренности скручивались в тугой узел... Артур подхватил меня на руки и положил лицом вверх на берегу озера.

- Ну-ка, умойся! - сказал он. - Слушай, откуда ты вообще такая взялась? Даже верхом ездить не умеешь.

- Из Красноармейска... то есть, тьфу, из Тьмутаракани, - ответила я, вспомнив, что на днях моему родному городу "вернули его историческое наименование".

- Гм... А где это?

Короче, я рассказала ему все.

- Ладно, посмотрим, - подытожил Артур. - Так говоришь, вон та пещера? Сейчас поглядим.

Наскоро перекусив и запив необыкновенно вкусной озерной водой разделенную пополам лепешку, мы тронулись в путь. Доехав до противоположного края долины, мы спешились, расседлали лошадей (причем у меня на это ушло втрое больше времени, чем у Артура), потом оставили их у озера и пошли дальше пешком.

- Ничего! - ободряюще улыбнулся Артур. - Травка им тут есть, вода есть, а иркуны в эту долину не заходят. Про Озеро Пробуждения доводилось слышать? Ах да, откуда ж тебе. Ну ладно, после расскажу. Или Славомир расскажет.

Таща за собой особенно не сопротивлявшегося пленника, мы поднялись по гранитной лестнице, которая вела от озера прямо к замку, и, обогнув его, оказались у входа в пещеру.

- Алиса! - тихо позвал меня Артур. - Посмотри, пожалуйста: пещера та самая?

- Точно, та, - ответила я.

- Ну, тогда пошли...

Коридор с бойницами не произвел на Артура никакого впечатления. Зато, когда мы выглянули из окна, в котором я только сегодня утром выломала решетку, он ахнул.

- Ух ты! Это же Замок Семи Дорог!

- А это, между прочим, Запретная Башня, - добавил он, выбравшись из окна. - Слушай, тебе кто-нибудь говорил, что если дверь заперта на замок, то это значит, что вход туда запрещен? Хорошо еще, все обошлось. Да ладно уж... Через какую, говоришь, дырку ты сюда забралась?

Он подошел к изгороди, пролез на ту сторону и исчез.

- Верланд! - сообщил он мне, вылезая обратно - Я так и думал. Выходит, к нам снова пришел странник из Верланда?

Я недоуменно смотрела на него, пытаясь понять, о чем он говорит.

- Верланд - Людская Земля, так мы ваш мир называем, - пояснил он. - В общем, мир как мир, я видывал и похуже.

Такая характеристика меня сильно покоробила, но я решила молчать.

- Ну надо же, как тебе везет! - продолжал восхищаться Артур. - Хлоп - и прямо из Верланда в Мидгард.

- А Мидгард - это что? Этот вот мир, да?

- Ну да. Ладно, пойдем, вон в том доме для нас даже еда найдется.

Он привел меня в уже хорошо знакомую мне комнату. Хлеб, сыр и вино лежали на прежних местах.

- Смотри-ка, даже вино осталось!

Артур налил себе в кружку и чуть-чуть плеснул мне. Наш пленник тем временем обрабатывал хлеб с сыром. Зрелище было еще то. Чиликун жрал, не ел, а именно жрал, не давая себе труда отрезать кусок, периодически давясь и смачно почавкивая.

- Ладно, пускай лопает, - махнул рукой Артур. - Ты лучше скажи, что теперь делать будешь? Пойдешь к себе в Верланд или заглянем к нам в Карнен-Гул? Здесь недалеко, если каналом, то прямо сейчас там будем. Пешком, правда, с неделю идти.

- А...туда? Ну... в ту страну, где ты меня подобрал?

- В Иффарин? Месяца полтора, не меньше. И то если по дороге иркуны не схватят, как вот тебя схватили.

"Иркуны? А, это, скорее всего, те мохнорылые твари" - подумала я.

- Нам, кстати, повезло просто невероятно, - продолжал Артур. Если б не ты и твоя пещера, я бы только в середине мая до Карнен-Гула добрался. Хотя, впрочем, если идти на Двиморден и Эльгер... Так как ты, пойдешь с нами? Пара часов до вечера у тебя есть.

Я очень устала, и выпитое вино слегка зашумело у меня в голове, но, похоже, исследовательский дух во мне был все еще силен. Я кивнула.

- Тогда смотри, - Он подвел меня к стене. - Вот видишь три пальца? запоминай, как сложены. Теперь видишь? Я к ним приставляю четвертый. Направляешь на стену вот с таким рисунком - и проходишь. Понятно?

- Понятно...

- Ну-ка сама! Правильно. Теперь направь. Ага!

Вот это да! В стене неизвестно откуда появился широкий коридор.

- Вот и все. Чего стоишь? Пошли!

...Открывшаяся картина была поистине изумительной. По узкому горному ущелью шумел пенистый ручей, впадающий за мостом в неширокую реку. По берегу ручья шла дорога, поднимаясь к невидимому отсюда перевалу. А по обе стороны вздымались почти отвесные стены. И вот здесь-то, чуть выше моста, стоял самый красивый замок, какой я когда-либо видела.

То была словно душа "старого замка" на улице Рокоссовского. Да он и в самом деле был бы таким, если бы его строили не на тьмутараканских улицах, а здесь, в этих сияющих дивным светом горах, у единственного в окрестностях прохода. Ну да. Конечно. Потому-то он здесь и стоит, подумала я.

- Вот он, Карнен-Гул... - тихо произнес Артур. - Сколько раз я уже возвращался сюда, и каждый раз смотрю на него, как на чудо. Да он и есть чудо...

Мы спустились к замку. Невдалеке от ворот, у самого моста, стоял небольшой, но крепко выстроенный каменный дом. Из трубы шел дым, и пахло чем-то очень вкусным. Дверь была распахнута настежь, и оттуда слышались возбужденные голоса.

- С животными в трактир не дозволяецца! - крикнул бородатый хозяин, как только Артур, таща за собой Чиликуна, ступил на порог.

- Дядя Лем, не шуми, я сейчас отведу его в Карнен-Гул и сразу же вернусь. А ты дай ей поесть чего-нибудь.

- А платить кто будет?! - еще громче зашумел дядя Лем.

- Такие возьмешь? - спросила я, подавая ему одну монету из тех, что прихватила с собой при побеге из тюрьмы.

- Эй, а где ты их достала? Это же иффаринская монета!

- Вот там она их и достала, - грустно усмехнулся Артур. - Ладно, дядя Лем, накорми ее, а я сведу в Карнен-Гул эту дрянь. А то от него и в самом деле воняет.

Я расстегнула штормовку. Хозяин, заметив финку на моем поясе, моментально переменился.

- А что будете пить, уважаемая нэрвен? Пиво, вино...

- Вино, - сказала я, вспомнив откуда-то слышанное: пиво с вином мешать нельзя ни в коем случае. - И поесть что-нибудь поплотнее.

Овощное рагу оказалось выше всяких похвал. Вино, похоже, было той же самой марки, что мы пять минут назад пили с Артуром. Насытившись, я огляделась по сторонам. За стойкой на высоком табурете сидел пьяный гном (примерно в половину моего роста) и умильным голосом объяснял трактирщику, как надлежит крепить шахту. Кто-то у окна курил трубку. Кто-то мирно беседовал.

Я уже перестала чему-либо удивляться и только отметила про себя, что, хотя все вокруг меня говорят на разных языках, но тем не менее я все понимаю.

- А забивная крепь - она ж только для разборки завалов, потом все равно надо ставить постоянную...

- Так накурился трын-травы, что не смог найти вход в башню, там, на ступенях, и разлегся...

- А интересно, кольцо ему еще не жмет?

- А больше тебе ничего не надо? Может, тебе еще подать трезубец Нептуна?

- Долго не мог понять: почему у этих, в Верланде, всегда новые башмаки? А оказывается, они не новые, просто там их каждый день красят...

- А что король? Он не виноват. Он же не приказывал его кастрировать, он только сказал: "Поймать насильника, и чтоб он впредь этого не делал"...

- Нет, ты мне скажи, где предел? Нет его, предела, нету, нету! Костер только есть, большой такой...

Это было сказано настолько громко, что я обернулась ко входу. Парень лет двадцати пяти с навсегда испуганными глазами, бурно жестикулируя, пытался что-то втолковать своему спутнику - синеглазому юноше с длинными светло-рыжими волосами.

- Привет тебе, дядя Лем! - крикнул синеглазый.

Голос у него был необыкновенно чистый и звонкий.

Хозяин мгновенно подскочил к нему, держа в руках поднос с едой и еще одной бутылкой вина.

- Почтение дорогим гостям! Что слышно нового в Карнен-Гуле? Да, кстати, слыхали новость: Артур вернулся!

- Как? Когда? - неподдельно обрадовался синеглазый.

- Да вот только что. Притащил с собой какую-то вонючую тварь и поволок ее в Карнен-Гул. Говорил, сейчас вернется.

- А, ну тогда мы его подождем.

- Пожалста, как вам угодно. Тогда присаживайтесь вот сюда, нэрвен тоже его ждет.

- Нет, Славомир, ты мне вот что скажи: что такое магия? - продолжал испуганный собеседник, возвращаясь, по-видимому, к прежней теме. - А я тебе скажу. Это игра с миром, в которой объектом игры являются сами правила. Игра в правила игры, понимаешь?

Славомир поморщился, сделал странный жест, как бы ставя невидимую стену между собой и своим собеседником, но промолчал.

- Вот в Иффарине как? - продолжал между тем собеседник. - Они попросту навязывают нам свои правила, и все. Мы пытались их разбить в открытом бою - Изначальный Враг, да не будет названо его имя, наплодил иркунов. Они, конечно, туповатые, нечистоплотные, но зато быстро плодятся. Мы их бьем - они размножаются, мы бьем - они размножаются... Из вас, между прочим, их делали.

Иркунов? Из таких, как Славомир? Неужели это правда?

Но по гримасе боли, исказившей прекрасное лицо Славомира, я поняла: правда.

- А мы? Что мы можем им противопоставить? - распинался между тем его собеседник. - Ах-ах, мы, видите ли, Светлые, мы не должны касаться Темных Плетений...

Дверь распахнулась. На пороге стоял Артур.

- Здравствуй, Славомир! Ха, Алекс, привет? Ну, что у нас еще плохого?

- Что плохого? Сам знаешь! Как только из Иффарина потянуло серным дымом, куда подевалось все Светлое Братство? По замкам попряталось! А самый наш главный заперся в башне из цельного обсидиана и курит там трын-траву...

- Ланх? Неправда! - воскликнул Славомир.

- Увы, это правда, - мрачно усмехнулся Артур.

- А маяк Эль-Кур? Десятерых наших ребят мы туда послали, а сколько вернулось?

- А вот здесь бы ты лучше молчал! - звонкий голос Славомира неожиданно перекрыл весь трактирный гомон. - Кто из этих десятерых - единственный! - был посвященным Братства? Уж не ты ли? Кто эти отрядом командовал? Опять ты! Под чьим мудрым командованием из десяти ребят погибло восемь? А? Нет, ты мне скажи! А почему...

- Собакам нельзя! С собаками не дозволяецца! - крикнул трактирщик.

- Морхайнт, охраняй!

Об землю тяжело брякнулось что-то железное, и в трактир вошел высокий темноволосый воин. Серый плащ не скрывал разноперые, но отлично пригнанные доспехи. На простой кожаной перевязи висел длинный узкий меч в богато изукрашенных ножнах. Шлема на нем не было, похоже, именно его и охраняла не допущенная в трактир собака.

Вслед за ним вошла девушка. Белые волосы, выбиваясь из-под серебристо блестящего шлема, красиво обрамляли ее скуластое лицо. Серебристым блеском отливала ее кольчуга, а тяжелый клинок на левом боку, шириной по меньшей мере в ладонь, сильно оттягивал ее пояс.

- Привет, Тилис! Здравствуй, Нельда! А мы тут как раз про Эль-Кур говорили...

- Слушайте, а может, хватит? - не совсем вежливо поинтересовался Тилис, садясь рядом со мной. На правом его запястье краснел плохо заживший порез.

- Знаете, я, пожалуй, лучше пойду... - заторопился Алекс.

Но не успел он подняться со своего места, как за дверью раздался противный гнусавый голос:

- Пода-айте на полкружки герою обороны Сулькаира...

- Во, Кимон идет, ща опять будет трепаться про свои подвиги... - проворчал пьяный гном, не вполне уверенно сползая с высокого табурета.

- Только Кимона здесь еще и не хватало! - Тилис встал из-за стола.

- Слушайте, а пойдем лучше в Карнен-Гул! - предложил Славомир.

- Пошли! - согласился Артур.

Левая рука Кимона была отрублена выше локтя, так что, принимая от Алекса подаяние "на полкружки" (Алекс отвалил ему столько, что хватило бы, наверное, и на полведра), он повернулся к нам спиной, и мы быстро проскользнули в двери, оставив в трактире их обоих. Огромный черный пес, охранявший шлем Тилиса, при виде хозяина радостно гавкнул и побежал рядом с ним.

Дорога до Карнен-Гула заняла не более пяти минут. В ворота нас пустили без пререканий - сюда, очевидно, с собаками дозволялось. Обойдя главное здание слева, мы подошли к небольшому флигелю. Славомир отпер дверь, и мы оказались внутри.

- Существует же... - продолжал возмущаться Тилис. - Плащ сохранил, а совесть потерял! Какого иркуна вы его вообще подкармливаете?!

- Слушай, а ты "вообще" представляешь, какой это для нас будет позор, если он помрет с голоду под карнен-гульскими воротами? - вполне резонно, на мой взгляд, возразил Славомир.

Тилис пристыженно умолк.

- Ребята... - вдруг попросила я, чтобы разрядить повисшее в воздухе тягостное молчание. - Расскажите мне о вашем мире. Что он такое?

Четыре пары глаз, одна из которых принадлежала собаке, удивленно уставились на меня.

- Она из Верланда, - объяснил Артур. - Кстати, нам ее надо еще назад отправить. А то ее дома хватятся.

- Как из Верланда? - еще больше удивился Славомир. - Ты что, ее оттуда сюда приволок?

- Да нет, что ты! Она в Мидгард случайно попала. Собственно, это моя главная новость: из Верланда начали открываться Пути.

- Вот это да... - прошептал Славомир. - Слушай, об этом надо сообщить Мерлину!

- Он уже знает.

- Постойте! - внезапно подняла руку до того молчавшая Нельда. На ее пальце блеснуло кольцо. - Дело выглядит достаточно серьезно. Если из Верланда начали самопроизвольно открываться Пути, то это чревато переисполнением Мирового Древа. В любом случае это надо обсуждать не здесь и не сейчас. А ты, - обратилась она ко мне, - отправляйся-ка домой. А насчет того, что такое наш мир... Ну, если говорить совсем просто, то это мир ваших сказок и легенд. Понимаешь?

- Только не говори, пожалуйста, что он - выдуманный, - улыбнулся Славомир. - Это ваши писаки из него тащат все, что видят. И вдобавок так перевирают, что мы порой и сами себя не узнаем.

- А сейчас, - продолжала Нельда, - попробуй представить себе место, откуда ты попала в Мидгард.

Я повиновалась.

- Имэдрант илиэ тиэр! - нараспев произнес Славомир.

Я открыла глаза. Стены Славомировой комнаты чуть-чуть поблекли, стали прозрачными, сквозь них проступили деревья, те самые, на углу улицы Рокоссовского... Я еще успела различить, как Тилис, прощаясь, помахал мне рукой... Потом все исчезло.

Я стояла на тротуаре в одном квартале от своего дома.

28 декабря 1991 года (суббота), 20:45.

Андрей оторвался от тетради. Вода в большой кастрюле уже давно кипела. Он вывалил туда полную пачку пельменей, положил соль, перец, лавровый лист и стал ждать. Через несколько минут ужин был готов. Андрей съел его без всякого аппетита и снова взялся за тетрадь.

На следующей странице было нарисовано дерево, неизвестно почему увешанное елочными шариками. Оставшаяся половина страницы представляла собой почти сплошную чернильную кляксу. Беспощадная рука по десять раз правила и перечеркивала каждое слово, пока, наконец, не вывела в правом нижнем углу восемь пощаженных строк:

Мерцает дальняя звезда,
И мне сегодня не до сна.
Я поднимусь в тот час, когда
Восходит полная луна.

Лучом серебряным уйти
По тропам тем, где нет следа...
Так открываются Пути -
Пути во Всюду и Всегда.

- Н-да... - произнес вслух Андрей. - Здорово, но непонятно.

Он вдруг почувствовал, что очень устал.

- "Я поднимусь в тот час, когда восходит полная луна", - произнес он вслух. - А я вот возьму и лягу спать. Мир всех сказок! Ни хрена себе, придумала!

Спал он очень плохо. Кентавры пинали его копытами, драконы дышали яростным пламенем, русалки злорадно хихикали, выглядывая из ванной...

- А не надо, милай, перед сном пельмени кушать пачками, - флегматично комментировала события Баба-Яга.

- Кто объелся перед сном, у того мозги вверх дном! - радостно вопили чертенята.

- Изыдите вон, отродья Тьмы! - прикрикнул на них неизвестно откуда появившийся Гэндальф.

- Гэндальф! - крикнул Андрей.

Но тут все смешалось. Андрей бежал неизвестно куда, не разбирая дороги, под холодными и ясными звездами, отражавшимися в зеркальном льду... Или это было стекло?

Он поскользнулся, упал, но не почувствовал удара. Он летел, летел, летел, и звезды обступали его со всех сторон. Он падал в них - и не мог упасть...


29 декабря 1991 года (воскресенье), 9:00.

- Ч-черт... Приснится же такое...

Андрей, сидя на развороченной постели, тщетно пытался прийти в себя.

В конце концов ему это удалось, и, скудно позавтракав, он вновь взялся за тетрадь.

Перевернув страницу, он увидел нарисованное пером лицо улыбающегося длинноволосого юноши. Под рисунком стояла подпись: "Славомир".

- Гм... - произнес Андрей. - Интересно, с кого она этот портретик рисовала?

Из дневника Алисы Семеновой II

На Первое Мая мне снова удалось заглянуть в Карнен-Гул. Тилис и Славомир встретили меня необыкновенно приветливо. Артур, правда, опять был в отлучке, и никто не знал даже примерно, когда он вернется.

- Дело такое... - философски заметил Тилис. - Пути Странников Восходящей Луны не всегда проходят по мощеным дорогам.

Кто такие Странники Восходящей Луны, я уже знала. Это странное сообщество странных на первый взгляд людей изначально посвятило себя Путям - именно так, с большой буквы.

Пути бывают в пределах одного мира. В этом случае их называют каналами. Именно в такой канал в прошлый раз я и угодила, даже не подозревая, куда он ведет - и угодила прямо в обитель Изначального Врага...

Бывают и пути между мирами. Тут посложнее. Во-первых, откуда берутся разные миры?

Часть из них - просто вариации на тему некоего изначального. Наверное, многим приходилось видеть во сне странные города, где все как будто то же самое, что и в твоем, родном - и в то же время все не такое.

А бывают миры принципиально разные. Как Мидгард и наш Верланд - людская Земля.

Здесь наиболее уместна аналогия с деревом. Есть разные ярусы ветвей, есть ветви, принадлежащие к одному ярусу. А круг, или ярус, Верланда - он самый нижний. Ниже его только Кумэттир - преддверие безликого изначального Хаоса.

А выше...

Свет этих миров доходит до нас лишь в сказках и легендах, сложенных теми, кому некогда открывались Пути.

Есть свои легенды и в Мидгарде, есть, соответственно, и более высокие миры. Пути Странников могут вести и туда.

Но сейчас их основной обязанностью была разведка.

И потому совсем не удивительно, что после теплой встречи началась суровая учеба.

С тяжелым двуручным мечом мне никак не удавалось справиться, и, по мнению Тилиса, на это даже не стоило тратить время. Зато с двумя клинками полегче дело пошло гораздо быстрее.

- Признаться, не люблю заниматься чепухой... - угрюмо проворчал Тилис, в очередной раз задев меня специально затупленным оружием по бедру.

Меч он держал, как винтовку, почти горизонтально, и, казалось, лишь слегка поворачивался на одном месте, но все мои удары неизменно натыкались на его длинное узкое лезвие. Я шагнула вперед. Тилис сделал резкий выпад, но, отведя его меч одним из своих клинков в сторону, я сделала еще один шаг и достала его вторым.

- Ого! - воскликнул Тилис и, к немалому моему удивлению, широко и открыто улыбнулся. - А вот это уже не чепуха.

Его клинок резко описал полукруг, и я еле успела закрыться.

- Ну что же ты! - крикнул Тилис. - Атакуй! Видишь же, у меня меч длиннее!

Я снова попыталась достать его свободной рукой, но он увернулся и тут же ударил снизу вверх. И снова ему не удалось меня достать, как, впрочем, и мне - его.

- Ладно, на сегодня хватит, - внезапно произнес Тилис. - Оружие ты почувствовала, а большего от тебя и не требуется. Привет, Фаланд! - вдруг улыбнулся он, глядя куда-то мимо меня.

Я обернулась и радостно воскликнула:

- Дядя Мефодий!

Потому что в дверях, глядя на меня, стоял давнишний папин приятель.

Как они с папой познакомились - это долгая история. Собственно, я ее не очень-то и помню. Кстати, сколько мне лет тогда было? Кажется, семь. Ну да, все правильно, я еще той осенью в школу пошла.

В общем, моим родителям дали, наконец, квартиру. Но только мы собрались в нее переезжать, как объявилась еще одна семья, и тоже с ордером. На ту же самую жилплощадь. Короче говоря, дело дошло до суда. И неизвестно еще, чем бы оно кончилось, если бы маме с папой не пришла в голову счастливая мысль: обратиться к адвокату.

Дело сразу же приняло совсем другой оборот. Шумному скандалисту, "качавшему права", теперь противостоял грамотный профессионал. И тут же начала вырисовываться настолько неприглядная картина, что нашего злосчастного ответчика в конце концов взяли под стражу прямо в зале суда. Ордер-то он, как выяснилось, за взятку получил... А дядя Мефодий, тот самый адвокат, стал одним из лучших папиных друзей.

Вот он-то сейчас и стоял в дверях.

- Здравствуй, Алиса... Я так и думал, что это ты.

- А вы, дядя Мефодий, тоже сюда... прошли?

- Что значит "прошел"? Я вообще-то сюда не "прохожу", я сюда возвращаюсь.

- Вы... отсюда? Из Мидгарда? Дядя Мефодий!

- Ну да, отсюда. Только Мефодий я в Верланде, а здесь мое имя - Фаланд.

Что-то смутно знакомое почудилось мне в этом имени, но я промолчала.

- Собственно, я вот по какому делу, - дядя Мефодий обернулся к Тилису. - Ее очень хотел видеть Мерлин.

- Да мы уже закончили.

- Ну и хорошо. Пойдем, Алиса. Привет, Тилис.

Знаменитый Мерлин оказался симпатичным старичком небольшого роста, седым, как лунь, но с необыкновенно живыми зелеными глазами, придававшими ему неуловимое сходство с Тилисом.

Его интересовали решительно все подробности моей вылазки в Иффарин - и почему мне вдруг захотелось исследовать именно Запретную Башню, и что я слышала и видела, сидя в замке, и как мы с Артуром скакали обратно, и с каким звуком в железный мост за нашими спинами ударила молния... А его зеленые глаза, казалось, проницали мою память до самых глубоких ее тайников.

- Похоже, здесь схлестнулись такие силы, о которых у вас в Верланде не имеют ни малейшего понятия, - сказал он наконец. - И хотя алхимики, астрологи и маги древности немало говорили о них, но глас их и тогда уже был подобен гласу вопиющего в пустыне! Ведь это же смешно - у вас, в Верланде, считается верхом экстравагантности говорить, что "и у них есть немало разумного"! Как будто суть постижима разумом!

- У них везде так, - подал голос дядя Мефодий, или, вернее, Фаланд. - Кто хочет познать или описать что-либо живое, старается сперва изгнать из него дух, а потом расчленить на части и подержать их в руках1. Это у них называется аналитическим методом исследования.

Мерлин весело рассмеялся.

- Это бы еще полбеды, если бы они делали только это, - сказал он. - Хуже другое. Они же только и делают, что переисполняют свой мир на свой дурацкий вкус. Ну, да ты же видел их города. Желающий жить в ихнем городе подлежит заточению в каменный мешок, ха-ха!

Фаланд внезапно посерьезнел.

- А если бы не фаэри, то здешние люди были бы ничуть не лучше, - медленно произнес он. - И если Проклятые Короли добьются-таки своего, и фаэри уйдут - то так будет и здесь! Причем здесь все пойдет даже быстрее. Эпоха, ты сам знаешь, близится к концу, сейчас возможно все.

Мерлин долго молчал.

- Да-а... - произнес он наконец. - Невеселую ты нарисовал картину.

- Зато реальную. Ты знаешь, что в Верланде тоже были свои фаэри? - обратился ко мне Фаланд.

- Феи? - догадалась я.

- Феи, эльфы, дриады, наяды, да мало ли! Кстати, ты же знаешь Славомира и Тилиса, оба они - фаэри, причем одного племени. И Нельда, жена Тилиса, тоже фаэри, только он - из племени Огня, а она - из племени Воды. Есть еще племя Земли и племя Воздуха, но они живут очень далеко отсюда.

- А Артур? А дядя Лем?

- Они - люди. Вот только мало найдется во всем Верланде людей, подобных Артуру.

- А... вы?

- А мы - из племени Древних Мастеров.

Легенда о сотворении Мидгарда, рассказанная Фаландом

Было это во дни Атлантиды, о коих в Верланде известно лишь из преданий. Велик и славен был народ этой страны, но пал, сраженный не руками врагов, а собственной своей гордыней.

Жили тогда в Атлантиде смертные люди и бессмертные фаэри. Люди сотворены короткоживущими, но по смерти покидают сей мир и уходят, чтобы вновь воплотиться в ином бытии. Фаэри же не знают старости, но навек привязаны к этому миру, ибо созданы они для того, чтобы его хранить и беречь.

Но случилось так, что люди Атлантиды в непомерной своей гордыне возжаждали еще и бессмертия.

- Поймите! - говорили им фаэри. - Наше бессмертие - не дар, а суть наша: ее нельзя ни переисполнить, ни отдать другому. И мы тоже смертны, мы только не знаем старости, но нам ведомы болезни, и нас можно убить. Вам же Всеединый даровал иное: дар забвения, избавления от тяжелой и порой непосильной ноши, именуемой жизнью - нам, бессмертным, ее не сбросить! Вы странники в этом мире, но главный ваш путь - это путь от себя к себе, так будьте же сами собой!

- Что ж! - ответил король людей. - Пусть так и будет. И благословен будь Всеединый за то, что не создал он нас бессмертными.

- Благословен будь господь наш за то, что мы не такие, как эти фаэри, - загнусавили жрецы. - Люди, будьте людьми! Будьте сами собой! Любите сами себя! Упивайтесь сами собой!

Собственные свои изображения воздвигали во храмах люди Атлантиды, и в честь себя совершали они богослужения. И Пустота поселилась в их сердцах, и так проникла она в Верланд.

Зло, по крайности, порождает зло. Пустота же и того не порождает, ибо она способна только разрушать. И Атлантида была разрушена, и едва устоял тогда Верланд. А если бы не устоял он тогда - не устояло бы и Мировое Древо.

Вот тогда-то Младшие боги, повинуясь воле Всеединого, создали Мидгард. А Древние Мастера были его первыми строителями, их создали боги, чтобы они обустраивали этот еще юный мир.

А потом были созданы фаэри, чтобы хранить мир сотворенный, и помещены были четыре племени фаэри в Иффарине, на берегах Озера Пробуждения, у подножия Пламенной Горы.

Но, видимо, и на богов действуют людские глупости. Один из них, чье имя с тех пор неназываемо, решил переисполнить все Древо и стать единственным творцом, потеснив и самого Всеединого с его престола. Боги не дали, правда, ему это сделать, но с тех пор в Мидгарде возник Изначальный Враг. А начал он с того, что забрался в Иффарин и из фаэри начал делать, как он полагал, свирепых воинов - то были иркуны. Боги изгнали его оттуда, но и фаэри пришлось уходить. И тогда пустующую обитель Изначального Врага занял его ученик и ближайший соратник - Клингзор из племени Древних Мастеров. Некогда он был его тенью, теперь же - стал его местоблюстителем.

И Проклятые короли людей Верланда составили его свиту. Это - духи, черные демоны великодержавия гнуснейших государств вашего мира!


- А мне говорили, что ваш мир - это мир наших сказок... - пробормотала я, потрясенная рассказом.

- А что, руководители ваших государств не вешают лапшу на уши своим подданным и не рассказывают им сказочки про светлое будущее? - зло произнес Фаланд. - Вот от таких сказочек Проклятые Короли и заводятся!

Мы еще немного поговорили, и, поужинав в трактире дяди Лема, я вернулась домой часов в восемь вечера. Естественно, никто ничего не заметил и никто ничего не сказал.

Ничего, в каникулы удирать в Мидгард станет намного проще!


29 декабря 1991 года (воскресенье), 9:48.

- Н-да... - усмехнулся Андрей. - Ведь это ж надо так закрутить!

"Да, кстати, - подумал он. - Вообще-то одна хорошая зацепка у меня уже есть. Адвокат по имени Мефодий. В городской коллегии адвокатов его непременно знают. Ах ты черт, сегодня же все закрыто...

Ну ладно. Что у нас еще есть? Портрет Славомира. Тоже, кстати, крайне редкое имя. Если оно настоящее, а не выдуманное, то это еще одна зацепка. А, кстати, интересно: может, он тоже из какой легенды?"

Андрей снял с полки не читанные им Бог весть с каких пор "Русские народные сказки" и по укоренившейся с детства привычке начал читать с конца.

"Стр. 9. Славомир - мифический предок славян..." - прочел он в комментариях.

- Ух ты!

Все ясно, искать его по портрету бессмысленно.

Он полистал еще немного.

"Потерял Чиликун свое колечко, и подобрал его злой Морок. Ходит с тех пор Чиликун по свету и хнычет, все кольцо свое отыскать не может."

Та-ак. Чиликун, оказывается, из той же книги. Если это что-то доказывает, то только одно: эту книгу Алиса Семенова читала.

А ну-ка, ради хохмы: что она еще читала?

Легенды о короле Артуре - безусловно, это слишком заметно.

А Тилис откуда?

Минуточку. Его жену зовут Нельда. А жену Тиля Уленшпигеля, между прочим, звали Неле. Хм, а куда тогда девался его приятель Ламме? Ба, да это же дядя Лем, трактирщик!

А Фаланд - уж не булгаковский ли Воланд? И куда подевалась вся его шутовская свита?

Нет. Стоп. Фаланд - это же адвокат по имени Мефодий. По крайней мере, прототипом для Фаланда послужил именно он.

Кстати, об адвокате: а не попытаться ли разыскать его прямо сейчас?

Гм. Попытаться-то можно, а что дальше? Показать ему избранные места из Алисиного дневника и спросить, что здесь правда, а что - выдумка? Это и так ясно.

Нет, сейчас куда более перспективными представляются совсем другие направления. Иноземцевы с их "Ковровцем" и художник с его "Москвичом".

Ну что ж, поиграем опять в Шерлока Холмса.


29 декабря 1991 года (воскресенье), 12:45.

В квартире Иноземцевых по-прежнему не было никого. Андрей в третий раз (больше для очистки совести) нажал на кнопку звонка и, безнадежно махнув рукой, направился вниз. Собственно говоря, ни на что иное он и не рассчитывал. Зато еще во дворе отметил про себя сногсшибательную новость: Иноземцевы-то, оказывается, живут в том самом "старом замке", только не на улице Рокоссовского, а на параллельной - Берзиня. Подогнать "Ковровец" к дырке в заборе и уехать - пара пустяков. Никто даже и внимания не обратит.

Андрей спустился вниз и вежливо поздоровался с дородной старухой, восседавшей на лавочке у подъезда с видом вахтера:

- Здравствуйте, бабушка. А вы, случайно, не в курсе, Сережа Иноземцев куда пропал?

- Здоров, касатик. А Сережка-то с Галей, сестрой то есть евонной, еще в пятницу утром в деревню уехамши.

- Тьфу, блин... - непритворно ругнулся Андрей.

В пятницу утром! А вечером той же самой пятницы Алисины родители ее хватились!

- Так что ж он, дубина стоеросовая, просил меня под Новый год к нему заехать и посмотреть его "Ковровец"? А сам, значит, в деревню уехал!

- Мотоциклет просил посмотреть? Так он ведь на мотоциклете-то и уехал! - конфиденциальным тоном заговорщика сообщила старуха.

- Ну, ясное дело, на мотоцикле, туда иначе, небось, и не доберешься...

- И-и, сынок, какое там доберешься! Да ты ему послезавтра позвони, они как раз все на Новый год дома будут. Родители-то его, Сережкины то есть, на Урал уехамши, у него мать оттуда родом, а Сережка-то - шмыг! - и в деревню.

- А далеко деревня-то? - с деланным безразличием поинтересовался Андрей.

- Деревня-то? Ох, далеко. Не упомню даже, в которой области-то. Сережка мне чегой-то говорил, да я уж и не упомню. Дак они ж послезавтра все приедут, Новый год жа...


29 декабря 1991 г. (воскресенье), 13:55.

Андрей бухнулся на кровать, не раздеваясь.

- Картина происшедшего абсолютно ясна! - произнес он вслух.

Алиса, значит, умотала в деревню встречать Новый год в компании своей одноклассницы Гали и ее братца-мотоциклиста. И послезавтра они приедут. Будут встречать Новый год по новой, уже с родителями.

А мне, стало быть, до послезавтра надо имитировать бурную розыскную деятельность. Кстати, для этого придется просить о продлении: мои законные трое суток кончаются сегодня.

Стоп, а если я опять тяну пустышку?

Тогда остается только один вариант: она уехала с художником "на этюды". В качестве обнаженной натуры, или как это у них там называется. Только навряд ли Константин Михайлович Седунов собрался в конце декабря писать идиллическое лесное озеро с симпатичной семнадцатилетней купальщицей. Или, скажем, с хорошенькой голенькой русалочкой, это ему по стилю ближе.

Впрочем, в любом случае позирование завершается в постели, это ясно. Интересно, был ли хоть один случай, когда модель художника не становилась его любовницей? Если только художник не в возрасте Тициана. А Константину Михайловичу, кстати, тридцать один год.

А ей, между прочим, семнадцать. Так что предъявить Седунову обвинение в растлении малолетней будет практически невозможно. Равно как и в вовлечении в разврат. Тем более - неизвестно еще, от кого исходила идея этой, с позволения сказать, "поездки на этюды".

Андрей потряс головой, стараясь отогнать возникшую в его воображении соблазнительную картину.

"Да, кстати" - подумал он. "А ведь Седунов написал на дверях, что будет тридцать первого. То есть послезавтра. Так что и в этом случае Алиса вернется домой именно тридцать первого. А пока..."

Он снял телефонную трубку и набрал номер домашнего телефона своего начальника.

- Ну что, - подытожил знакомый голос, - положенные тебе по закону трое суток практически истекли. Девушку ты не нашел. Хотя, судя по всему, ты прав в одном: в связи с отсутствием события преступления в отношении гражданки Семеновой А Эн... и так далее. Так что, будешь писать отказник?

- Прошу продлить до послезавтра...- выдавил из себя Андрей и прибавил уже чуть увереннее: - в порядке статьи девяностой.

- Статья девяностая УПК Российской Федерации, - произнес голос в трубке. - Как же, припоминаю. Там как раз идет речь об исключительных случаях. А в чем вы, лейтенант, изволите усматривать исключительность данного конкретного случая?

- Так ведь заявительница обратилась под самый Новый год, никого на месте застать невозможно, Седунов на этюды уехал, поди его теперь сыщи, Иноземцев тоже неизвестно где...

- Сергей Иноземцев? - переспросил подполковник.

- Так точно, Сергей Иноземцев.

- Знаешь что... - голос в трубке задумчиво смолк. - Знаешь что, Андрей, пиши бумагу.

- Об отказе? - переспросил Матвеев.

- Да нет, о продлении. В порядке статьи девяностой. Темная личность этот Сергей Иноземцев.

- Темная личность? - недоуменно переспросил Андрей.

- Еще какая. Ты про него хоть что-нибудь выяснил? Кроме мотоцикла, естественно.

- Н-нет...

- Ну так слушай. Этот Иноземцев - бывший кадровый военный. Участник афганской войны. В восемьдесят шестом ранен в голову и комиссован по инвалидности подчистую.

- Ну и что же тут темного?

- Ты слушай, слушай. Некоторое время работал военруком в школе. В той самой, где училась Алиса. Потом уволился и в настоящее время вообще нигде не работает, живет на пенсию. Вскоре после увольнения - это откуда я его знаю-то - он встречался со мной и просил содействия в организации клуба.

- Ну да. Воинов-интернационалистов, - поддакнул Андрей.

- А вот нет - любителей фантастики! - торжествующе произнес подполковник. - Понимаешь? С такими же, как он, ветеранами встречаться не хочет. Я, говорит, вспоминать про это лишний раз не желаю. Ладно, не хочет вспоминать про войну, я это могу понять, хотя и с трудом. Ладно, из школы его уволили за то, что обозвал весь класс душманским отродьем. После того, как ему под стул подложили петарду. Это я тоже могу понять. Но вот после этого он основывает клуб любителей фантастики. И знаете, лейтенант, чем они там занимаются? Разыгрывают средневековые войны.

- И он у них президентом? - ахнул Андрей.

- Нет. От президентства, кстати, он всеми правдами и неправдами отбрехался. Формально главным у них считается некто Бобков.

- Зицпредседатель?!

- Очень возможно. Ну так вот: он не может ничего слышать о войне - и при его самом деятельном участии создается общество любителей играть в войну. У меня тут даже адрес где-то записан...- Лебедев помолчал с минуту, потом произнес:

- Вот. Клуб "Иггдрасиль". Партизанская, 16. В подвале, вход с торца здания. Между прочим, они этим летом на всесоюзные игры ездили. Куда-то под Казань.

- Даже и такие бывают?... - пробормотал Матвеев.

- А самое интересное, знаете, что? - спросил подполковник. - То, что половина этого клуба - ученики или выпускники той самой школы. Да-да, то самое "душманское отродье", из-за которого его уволили. Понятно? Вот так-то!

Андрей молча повесил трубку и задумался.

- Понятно, что ничего не понятно, - медленно произнес он. - Ну ладно. До послезавтра время у меня теперь есть. Так что займемся вещественным доказательством номер раз, которое, кстати, ничего не доказывает.


Из дневника Алисы Семеновой III

Я долго ничего не записывала, потому что ничего особенного и не было. Меня учили владеть оружием, ездить верхом, ходить по каналам - в общем, всему, что должен уметь Странник Восходящей Луны.

Но все чаще и чаще Верланд, несмотря на его сходство с Мидгардом, казался мне отвратительным, как прекрасная картина, срисованная негодным пачкуном, выдающим себя за живописца. Рев и вонь автомобилей, мертвенно-желтый свет уличных фонарей, торчащие там и сям фабричные трубы - все это вызывало у меня приступы глухого раздражения, особенно сильные в первые несколько часов после возвращения. В такие минуты мне не хотелось даже идти домой. Я садилась на лавочку у подъезда и тупо смотрела куда-то между пыльных кустов, долженствующих украшать фасад дома, пока не приходила в себя настолько, что могла воспринимать этот искаженный мир, не ругаясь при этом нецензурными словами.

Вот в таком состоянии и застал меня однажды Константин Михайлович, художник с первого этажа. Настроение у меня и без того было паршивое, а тут еще какие-то здешние иркунообразные подожгли мусорный бак, и он весело горел, распространяя зловоние на всю округу.

Поначалу я даже не обратила внимание на то, что художник пытается нарисовать меня. Но, когда я захотела распрямить затекшую спину, он довольно-таки резко потребовал:

- Не двигайся!

И после секундной паузы прибавил уже гораздо мягче:

- Пожалуйста...

Два дня спустя, когда я снова собиралась идти в Мидгард, Константин Михайлович окликнул меня из окна:

- Алиса! Доброе утро. Хочешь на себя посмотреть?

Устоять перед таким приглашением было невозможно, и я зашла в его квартиру.

- Ой, сколько картин! - воскликнула я.

- Ага! - саркастически произнес хозяин. - Вот на днях ко мне приперлась целая делегация из налоговой инспекции. Тоже восхищались: "Ой, сколько картин!". - "А что это вы, - говорю, - в блокнотики записываете?" - "А это мы с ваших картин налог исчисляем". - "Позвольте, - говорю я, - так это вы что же, облагаете налогом то, что еще не продано?" Какое там! Такой налог мне влупили, что я до сих пор в себя прийти не могу. Хорошо живем, черт возьми! Незамысловато.

- Костя! - донеслось из соседней комнаты. - Ты че, натурщицу привел?

- Да нет, соседка. Я с нее на днях "Воительницу" писал.

- А, ну пусть посмотрит.

...Рыжеволосая девушка в кольчуге сидела на обломке разрушенной стены, держа свой шлем на коленях. Меч, с которого стекала черная кровь, лежал возле ее правой руки. И все залито раскаленным светом горящего города, во всем боль и усталость...

- Что, нравится? - из-за мольберта выглянула желтоволосая дама лет двадцати пяти с насквозь прокуренными зубами. - Костя, он еще и не такое может!

Я посмотрела на нее и изумленно ахнула.

В пейзаже, висевшем над ее головой, мне с самого начала почудилось что-то очень знакомое. Но вот теперь не узнать его было нельзя. Потому что это было Озеро Пробуждения.

Тонкий пар поднимался с его незамерзающих вод, и, казалось, белые призрачные фигуры медленно кружились в танце...

"И помещены были четыре племени фаэри в Иффарине, на берегах Озера Пробуждения, у подножия Пламенной Горы," - вспомнилось мне.

- Что, "Озеро Призраков" понравилось? - спросил меня Константин Михайлович.

Да. Теперь это Озеро Призраков. Лишь тени фаэри кружатся в безветренном воздухе...

Радио между тем продолжало в черт-те который раз пиликать "Лебединое озеро".

- Да что у них там, помер кто! - Константин Михайлович включил магнитофон.

- Внимание, слушайте важное сообщение, - вдруг произнесло радио.

- Стоя по стойке "смирно",
Танцуя в душе "брейк-дэнс"... - издевался магнитофонный Гребенщиков.

- Товарищи! Наше отечество в опасности. Продолжается массированное наступление на права трудящихся...

- А их и не было. На что наступать-то? - горько усмехнулся Константин Михайлович.

- Условия жизни людей становятся все тяжелее...

- Козлы-ы!

- Советский человек чувствует себя за границей иностранцем второго сорта...

- Ишь ты, какая смелая мысль! - не на шутку рассердилась желтоволосая.

- Мы выступаем... мы призываем...

- Слова мои не слишком добры,
Но и не слишком злы.
Мне просто печально, могли бы быть люди...
Козлы-ы!

А радио между тем продолжало бормотать о введении комендантского часа в районах чрезвычайного положения, о запрете выходить на улицу без документов...

- А ну их всех! - сказал Константин Михайлович и в раздражении выдернул шнур из радиорозетки.

- Костя, ты бы все-таки пока поносил с собой документы...

- Еще чего! Чтоб мне потом припаяли подрасстрельную статью за исполнение приказов этого самозваного комитета?2 С них станется!

- Гармония мира не знает границ.
Садись: сейчас мы будем пить чай. - пропел Гребенщиков.

- А в самом деле, давайте лучше пить чай, - предложила я.

Чаепитие затянулось на несколько часов. Затем, распрощавшись с гостеприимными хозяевами, я поднялась к себе и столкнулась на лестнице с соседкой.

- Алиса! Тебя тут чей-то дедушка искал.

- Ага... - отозвалась я, совершенно не представляя себе, чей это дедушка может меня разыскивать.

Однако, едва коснувшись дверного замка, я почувствовала связанное с ним плетение заклятий. Замок, правда, открылся на удивление легко, и плетение распалось мгновенно.

Но, едва я вошла в свою комнату, как в раскрытую форточку с радостным криком влетел сокол и, ударившись об пол, превратился в Мерлина.

- Ну, наконец-то... - облегченно вздохнул он. - А я тебя уже с утра ищу.

Он устало опустился в кресло.

- Тебе лучше всего пока не ходить в Мидгард, - начал он без всяких предисловий. - Когда ты будешь нужна, тебя обязательно позовут. Проклятые Короли перешли через Ахеронт. Это война!

- А здесь... - прошептала я.

- Знаю. Уже знаю. Но это еще не все. Славомир ранен. Попал под машину.

- Как?!

- Он вчера вечером шел к тебе, но, очевидно, запутался и повернул не в ту сторону. Его, похоже, выследили и сбили машиной. Он жив, Странники из больницы его выкрали, он сейчас уже в Карнен-Гуле, все, что ему нужно - это отлежаться, но тебе надо быть как можно осторожнее. Понимаешь, мы еще не знаем, где его выследили. Если на Путях, то ты сама понимаешь, что это значит.

- Это значит, что Пути уже контролируются, - медленно произнесла я.

- Вот именно. Причем контролируются очень тонко. Настолько тонко, что даже Славомир ничего не заметил. А ведь он - фаэри, они не пользуются магией, как люди, они в ней живут.

- Постой, Мерлин! - воскликнула я, потрясенная пришедшей мне в голову мыслью. - Где и когда это произошло?

- Вчера вечером. По ту сторону вон той гробницы. - Мерлин махнул рукой в сторону видневшегося за окном мрачного здания Института ядерных исследований.

- Он заметил. Понимаешь, Мерлин? Он заметил. И нарочно пошел туда, чтобы не привести их ко мне. Понимаешь?

- Понимаю. Тем более сиди здесь и не высовывайся.

- А как же ты, Мерлин?

- А я сам открыл себе Пути. На один раз. А чтоб на таком Пути кого-то засечь, надо весь Изначальный Хаос под контролем держать. Так что тут мне бояться нечего, хуже другое. Меня могут засечь уже здесь. Правда, тут у меня тоже есть кое-какие преимущества. Я ведь Merlin, кречет - ты же видела? Пусть только попробуют задавить машиной. Но все равно долго оставаться здесь мне нельзя. Так что извини, мне пора.

Мерлин поднялся с кресла, собираясь вновь превратиться в кречета, но, внезапно опустив руку, сказал:

- Да, и вот еще что: очень возможно, что нас кто-то предает. Ясно? Так что к тебе, скорее всего придет Славомир. Когда отлежится. Или Тилис. Ему я верю. А с остальными даже не разговаривай!

- А Артур?

- Он не придет. Он ушел совсем в другую сторону. Может прийти Нельда. Тилис ее очень любит, он ей верит и будет верить вопреки всему. Так что если она придет одна, без Тилиса - осторожнее! А остальных ты вообще не знаешь.

- Как не знаю? А Алекс? А Кимон?

- Тьфу ты, ну и знакомства же у тебя! Нет, эти тоже не придут. Кимон уже давно никуда не ходит, а Алекс... Ты, наверное, знаешь, он все-таки мой ученик, мне очень тяжело его подозревать, но дело в том, что он исчез еще в начале лета. А до того, как мне рассказывал Славомир, он вел в трактире совершенно недопустимые разговоры. Мы-де боимся запачкать белые мантии и потому не касаемся Темных Плетений, кроме как для того, чтобы их уничтожить.

- Это что же, надо воевать на вражеской технике? - мрачно усмехнулась я.

- Примерно так. И мне это не нравится. В лучшем случае он сам не знает, что ему нужно. В худшем - ему нужна Сила. Без различения сторон. А это страшно.

Он снова поднял руки - и опять опустил.

- Да, и вот еще что: в самом крайнем случае за тобой придет Фаланд. Но это - уже в самом крайнем случае.

Мерлин взмахнул руками и вылетел в форточку. И мне показалось, что кречет свистнул мне на прощание:

- Жди-и!


29 декабря 1991 года (воскресенье), 14:30.

- А вот это можно проверить уже сейчас! - усмехнулся Андрей.

Путч был 19 августа. Значит, Славомира сбили вечером 18-го. Место известно, хотя и не так точно, как хотелось бы.

А впрочем... Андрей взял лист бумаги и начал чертить.

Так. Вот улица Берзиня. Маршала Рокоссовского - параллельно ей. Вот и "старый замок". Улица академика Берга подходит слева наискосок. Вот в этом доме живет Алиса, ее окно выходит прямо на Институт ядерных исследований.

А институт, кстати, очень большой.

Та-ак.. Улица Берзиня кончается вот здесь, упираясь в кинотеатр "Рассвет", там налево - проходная института, которую спутать ни с чем невозможно. А Славомира сбили "по ту сторону вон той гробницы". То есть он еще прошел вперед и свернул налево, на улицу Флерова.

А не заметить проходной Института ядерных исследований он не мог. Да и вообще ему ни к чему было выходить на улицу Берга, там к Алисиному подъезду дворами пройти в десять раз удобнее и быстрее.

Выходит, Алиса права: его сбили нарочно. Сбили, потому что поняли: он их уводит.

А ведь это уже называется не наездом, а покушением на убийство...

Андрей быстро оделся, сунул тетрадь в пластиковый пакет, и, перепрыгивая через три ступеньки, помчался в ГАИ.


29 декабря 1991 года (воскресенье), 15:10.

Сводки дорожно-транспортных происшествий были не столь объемистыми, как ожидал Андрей.

Он быстро нашел интересующую его дату и принялся читать.

Столкновение... опять столкновение... ага, наезд! Тьфу, черт, на торговую палатку. Стекла выбиты, пострадавших нет.

Опять наезд... и еще! Господи, да сколько можно! Ага, вот оно: на улице Флерова обнаружен неизвестный мужчина в бессознательном состоянии, предположительно сбитый автомобилем... тормозной след отсутствует, так я и думал... протокол осмотра №... понятно.

Протокол осмотра места происшествия, в общем-то, повторял то же самое, только с прибавлением множества несущественных для Андрея подробностей. Впрочем, одна подробность для него была очень даже важной: осмотр проводил старший лейтенант Агафонов.


29 декабря 1991 года (воскресенье), 15:40.

- Он! Точно он!

Старший лейтенант Агафонов смотрел на портрет Славомира с таким видом, словно ему удалось повстречать давно исчезнувшего родственника.

- Славомир... Вот, значит, как его звали...

- Почему "звали"?

- Так ведь он же потом с концами пропал!

И Агафонов, набрав в грудь побольше воздуха, начал рассказывать...

Началась история с того, что 18 августа в 18 часов 06 минут на пульте дежурного по городу раздался звонок. Звонили, как удалось впоследствии выяснить по номеру, зарегистрированному АОНом, с территории Института ядерных исследований (а восемнадцатого, кстати, было воскресенье). Однако звонивший, не назвав себя, сказал буквально следующее: "Только что на улице Флерова серый "жигуленок" сбил молодого парня и уехал".

Старший лейтенант Агафонов, выехав на улицу Флерова, действительно обнаружил там лежавшего без сознания Славомира. Отправив его на "скорой" в больницу, Агафонов составил протокол и, доложив о происшедшем начальству, сменился с дежурства и отправился спать.

Когда он проснулся, в его комнате стоял следователь прокуратуры и трогал его за плечо. Агафонов долго не мог сообразить, что от него хотят. А когда понял, схватился за голову и потрясенно пробормотал:

- Слушай, парень, ты что, серьезно?!!

Начать с того, что в больнице, выражаясь языком протоколов, "при пострадавшем было обнаружено 12 (двенадцать) монет из желтого металла общим весом 227,5 г с надписями на иностранном языке".

Далее. Вся одежда пострадавшего, включая сапоги, была кустарного производства.

И, наконец, самое непонятное. Утром, во время врачебного обхода, заведующий реанимационным отделением с изумлением обнаружил, что пострадавший попросту исчез, как будто его там никогда и не было.

Можно было бы понять, если бы он ночью пришел в сознание и сбежал. Но не с переломанными же ногами...

Славомира выкрали из больницы Странники Восходящей Луны.

"Вещественное доказательство, которое ничего не доказывает" обернулось странной и страшной правдой.


Из дневника Алисы Семеновой IV

В один из солнечных дней конца сентября я совершенно неожиданно столкнулась на улице с Тилисом.

- Завтра в половине девятого утра приходи в Замок Семи Дорог, - сказал он.

Я была настолько поражена его появлением, что задала совершенно дурацкий вопрос:

- Зачем?

- Картошку копать! - сыронизировал Тилис.


На следующее утро, засунув в школьный портфель джинсы и свитер, я прошла через хорошо мне известную "дырку в заборе" и оказалась в Замке.

Тилис был уже там.

- Что это на тебе надето? - весело поинтересовался он.

- Подожди, я сейчас... - отозвалась я и юркнула в комнатушку, присмотренную мною еще пару месяцев назад. Там, сняв с себя школьную форму и капроновые колготки (синтетика в Мидгарде почему-то жгла кожу), я натянула джинсы, влезла в шерстяной свитер, поставила портфель в угол и вышла во двор - как раз вовремя.

- Отлично! - одобрил Тилис. - А теперь надень еще вот это, - и он протянул мне кольчугу.

Облачившись в нее и опоясавшись парой мечей, я с видом бывалого путешественника поинтересовалась:

- А куда идем?

- Между прочим, за такой вопрос иногда можно и по шее схлопотать, - заметил Тилис. - Я ведь тебе уже как-то говорил, что наши Пути не всегда проходят по мощеным дорогам.

Впрочем, выйдя из замка, мы около часа шли именно по мощеной дороге, неуклонно приближаясь к отрогам громадного ледяного пика.

- Это центральная вершина Эльгера, - говорил мне Тилис. - Под нею - пещеры. Там одно время гномы жили, так они весь Эльгер насквозь прокопали. Потом их оттуда повыгоняли иркуны, потом иркунов - кто-то еще, так что сейчас там никто не живет. Погоди-ка... ага, здесь.

Тилис резко свернул с дороги в сторону, явно собираясь лезть вверх.

- Там, дальше, мост развалился, - объяснил он. - Надо идти в обход.

- Далеко? - поинтересовалась я.

- Если идти, как все, то часа три ходу, а я знаю еще одну дорожку, покороче.

"Дорожка покороче" оказалась невероятно крутой горной тропой. Зато у входа мы были минут через двадцать.

- Ну, теперь слушай, - сказал Тилис, присаживаясь на камень и жестом приглашая меня сделать то же. - Сейчас мы пойдем в пещеры. Они проходят через горы насквозь. На той стороне - лес Двиморден, там фаэри живут. Вот туда-то нам и надо. Кстати, пещеры очень запутанные, советую следить за стрелками на стенах. Так что, если что случится со мной. Иди сначала по стрелкам с короной, попадешь в Тронный зал. Оттуда надо идти к выходу. Петь, свистеть, ронять камни решительно не рекомендую: тут могут быть иркуны. Вопросы есть?

- Есть! - осмелела я. - А разве туда нет другой дороги?

- Дорога-то есть... - задумчиво произнес Тилис. - Через перевал Серкэнна. Да только на той дороге Странники вчера отряд иркунов чуть не повстречали.

- И ушли?!

- Ушли. А что, по-твоему, надо было делать? Обнаружить себя, да? Вот если бы их заметили, тогда дело другое. Нет, у нас сейчас иная задача: разведать дорогу, которую не стерегли бы иркуны. И знаешь куда? В Иффарин.

- А разве нельзя каналом? В Запретной башне же есть канал в Иффарин!

- Даже и не думай об этом! - прервал меня Тилис. - В этом канале ребята наверняка попадутся. Ты знаешь, что у них с собой? И не надо тебе знать, спать спокойнее будешь. Они, кстати, в Лунной башне уже попытались открыть канал в Иффарин. И чуть их на этом не зацапали.

Тилис немного помолчал, потом встал и как-то совершенно по-будничному произнес:

- Ну ладно, пошли.

В пещерах было темно. Не просто темно, а совсем темно. Наши свечи с трудом выхватывали из глухого мрака гранитные стены, на которых время от времени виднелась нарисованная мелом стрелка с короной. Мы шли, судя по всему, правильно.

- Стой! - вдруг прошептал Тилис и втолкнул меня в какой-то боковой коридор.

Теперь и я услышала шаги.

Тилис задул свечу.

- Прячься за угол! - шепнул он мне.

За углом шел параллельный коридор. Я свернула туда, оперлась рукой о стену - и рука провалилась в пустоту...

Моя рука прошла сквозь гранитный блок, как будто его и не было.

Заинтригованная, я просунула туда руку со свечой и голову - история с Запретной Башней, похоже, ничему меня так и не научила.

Странно! Маленькая пещера, в которую я заглянула, была явно обитаема. Посередине ее стоял грубо сколоченный стол, на котором лежало несколько книг, к нему была придвинута табуретка, в углу на специальной стойке висела кольчуга, а на стене - пара мечей. И повсюду чувствовались следы черных заклятий...

- Тролль! - сообщил мне вернувшийся Тилис. - Прошел мимо, не заметил... Постой, а что это ты тут делаешь?

Увидев мою находку, он сразу посерьезнел.

- Та-ак... Это будет похуже пещерного тролля. Ну-ка, давай здесь как следует все обыщем.

Он подошел к столу, взял одну из книг - и расхохотался.

- Когда Алекс вернется, надо будет показать ему и сказать, что он осел. Это ж его книга. Интересно, где он ее посеял? Ага, это, кажется, рабочие записи.

Он сунул книгу в заплечный мешок и взялся за другую, потоньше. В углу, в котором висела кольчуга, что-то блеснуло. Я посмотрела туда - и увидела странной формы кольцо.

Тихим светом горели по окружности четыре разноцветных камня. Оно было теплым, как живое, и, казалось, почти ничего не весило... У кого же я видела точно такое? У Нельды? Или у Славомира?

- Ну и гадость! - с отвращением произнес Тилис. - Ты только послушай: "Магия - это игра с миром, в которой объектом игры являются сами правила, то есть игра в правила игры".

Игра в правила игры... Какое-то смутное воспоминание шевельнулось во мне - и пропало.

- Смотри, Тилис, что я нашла! - сказала я протягивая ему кольцо.

- Ах! - сдавленно вскрикнул Тилис, словно в грудь ему попала стрела.

- Ты что? Это кольцо Нельды, да?

- Нет. Это кольцо Братства!

- Какого братства?

- Братства Светлых Магов.

Тилис немного помолчал.

- Видишь ли. - сказал он, слегка успокоившись, - такие кольца носят все посвященные Братства. Волшебства в нем немного, но оно предостерегает носящего его от Тьмы и Пустоты. Если коснуться Темных Плетений - кольцо сжимает руку. Понимаешь?

- Понимаю. А если заняться черной магией вплотную, то кольцо носить просто невозможно.

Тилис безнадежно махнул рукой: мол, чего уж там...

- Надо будет забрать его книгу с записями, - сказал он. - Проклятие! Из-за этого теперь придется перетряхивать все Братство, заниматься проницанием, сличать почерки...

- Не надо ничего сличать! - воскликнула я, осененная внезапной догадкой. - Я знаю, кто это был. Алекс!

- Алекс? Вот как? - Тилис, казалось, даже не слишком удивился. - Между прочим, это очень серьезное обвинение.

- Я знаю. Фразу про игру в правила игры я уже слышала. От Алекса. В трактире. Славомир может подтвердить.

- Понятно... Рассказать об этом на Совете ты, я думаю, сможешь. А теперь давай-ка разграбим его логово. А то он заметит отсутствие книг и сразу заподозрит неладное. Кстати, его оружие ты можешь взять себе. Не век же тебе в Карнен-Гуле одалживаться.

Кольчуга Алекса была мне почти впору, и, кстати, была гораздо легче.

- Ты не смотри, что она легкая, она гораздо прочнее той, - усмехнулся Тилис.

Сложив свою добычу в заплечные мешки, мы вернулись на прежнюю дорогу и снова двинулись в путь. Вскоре запутанную систему коридоров сменила бесконечная анфилада залов и колонн - одни залы сменялись другими, и среди них не было двух одинаковых.

Особенно странное впечатление производила огромная, метров десять в диаметре, шарообразная камера, вся в паутине тонких металлических лесенок и изящных висячих мостиков. Кто мог создать такое? И для чего? Я до сих пор не знаю ответа...

Но вот, наконец, мы вышли в Тронный зал.

Ободранный иркунами догола, он все еще сохранял былое величие. Руки грабителей не покусились на мощные гранитные колонны с капителями в виде невиданных деревьев, и они, изваянные некогда гномьими праотцами, стояли так же, как тысячелетия назад - и стоять им еще столько же...

- Ну что ж! - нарушил молчание Тилис. - Мы уже почти пришли. Теперь нам надо разделиться.

- Как разделиться? - испугалась я.

- Обыкновенно. Дальше пойдем поодиночке. Есть у меня одно подозрение, я хочу его проверить. Ну-ка, сними мешок с правого плеча, пусть на одной лямке висит. Ага, вот так. Если встретишь иркунов - прячься. Если они тебя заметят - сразу же бросай барахло и выхватывай мечи.

Мне все это не слишком понравилось, но, изображая из себя бывалого странника, я деловито поинтересовалась:

- Направление прежнее?

- Прежнее. Эй, не смей прощаться! Мы же с тобой не надолго расстаемся.

Он шагнул в какой-то из боковых проходов - и исчез.

Подождав пару минут, я двинулась в ту же сторону, куда, как мне казалось, мы шли раньше. Залы сменялись новыми залами, и их калейдоскопическое мелькание вызывало желание идти все дальше и дальше...

"А туда ли я иду?!" - вдруг подумалось мне.

Я бросила взгляд на стену. Стрелки, указывающей путь к выходу, не было.

Я метнулась назад. Но и в предыдущем зале не было ничего, что могло бы хоть как-то указать путь.

Еще назад!

Ура, развилка! Здесь обязательно должен быть знак!

Знака не было.

Снова и снова я оглядывала стены - и вдруг, в простенке между двумя арками, с ужасом заметила размазанные следы мела...

Кто-то постирал все стрелки.

В отчаянии я бросилась наугад в первый попавшийся коридор - и оказалась опять в Тронном зале.

Так, это уже лучше. В крайнем случае можно вернуться назад.

Нет. Нельзя. Странники начнут искать меня по всем коридорам, переходам, кого-нибудь непременно заметят, и тогда об этой дороге можно будет забыть. Так что надо выбираться наружу.

Я снова двинулась наудачу - и через десять минут опять оказалась в Тронном зале.

Нет. Так дело не пойдет. Надо по-другому.

"Да как же по-другому-то?!" - мелькнула трусливая мыслишка.

Цыц, идиотка! Не хватало еще в панику удариться. Ну-ка, успокойся! Раз...два...три...

Я досчитала до десяти и, кажется, слегка пришла в себя.

Итак, все выходящие из Тронного зала коридоры выглядят одинаковыми, или, по крайней мере, равноценными. Обшаривать их все подряд - это, гм-гм, в сжатые сроки трудновыполнимо. И никакая логическая стратегия тут не поможет.

"Логика вообще бессильна, - вспомнились мне слова Славомира, сказанные им в одно из моих появлений в Мидгарде. - Суть вещей не просто глубже любого разума, но вне его возможности. Проницание бесконечно сильнее любой логики, потому-то его и нельзя объяснить логически."

Проницание?

Да какого черта! У меня же здесь нет ни карт, ни кофейной гущи, ни стеклянного шара, ни камина, в который тогда глядел Славомир...

Стоп. Камин. Огонь. А свеча?

А что, можно попробовать...

Я села по-турецки прямо на пол и, положа руки на колени, минут десять, по обычаю проницающих, размышляла о возвышенном. Потом я обратила свою мысль к пламени свечи - и, к немалому моему удивлению, огонек стал подрагивать, отклоняясь все больше и больше в сторону уж совершенно явно не того коридора...

"Что за ерунда!" - подумала я, но, поднявшись на ноги, двинулась в ту сторону.

И, едва войдя в коридор, я почувствовала легкое движение воздуха.

Здесь? В пещерах?

Но с каждым шагом оно становилось все сильнее, и, наконец, из-под боковой двери совершенно явственно потянуло сквозняком.

Я рванула дверь - и мои глаза, привыкшие к пещерной темноте, едва не ослепли от яркого света. Он буквально хлестал из широких окон в верхней части купола, освещая огромный каменный стол в самой середине зала. взобравшись на него, я дотянулась до нижнего края окна и...

Вот тут-то и ждало меня разочарование. Подтянуться и вылезти наружу я не могла, как ни старалась. Даже после того, как я выбросила за окно заплечный мешок, кольчугу и шлем.

А что, если... Зря, что ли, я в школе физкультурой занималась?

Я выбросила за окно тот меч, который был покороче. Затем, просунув в проем окна более длинный и ухватившись за скрытый в ножнах клинок обеими руками, попыталась зацепиться за него ногой.

Получилось? Отлично!

Теперь я висела вниз головой, как летучая мышь. Зато подтягиваться сразу стало намного легче, и через несколько секунд я уже сидела на склоне горы. Уф-ф...

Я собрала свои манатки и осмотрелась. Вокруг не было никого. Солнце садилось за горы, и в их тени уже успел скрыться синевший невдалеке лес.

Насвистывая песенку, я двинулась в ту сторону, благо дорога туда и вела.

Пройдя по ней примерно с полкилометра, я остановилась. Поперек пролегала другая дорога, мощеная каменными плитами, между которыми росла трава - и эта дорога шла из леса прямо в черный зев пещеры...

А в нескольких шагах на камне сидел Тилис, и он был мрачнее тучи.

- А я уже и не знал, ждать тебя дальше или поднимать Странников на поиски, - сказал он. - Что случилось-то?

- Да что, - ответила я, - кто-то постирал все стрелки, я заблудилась, вышла в какой-то зал с окнами и вылезла наружу.

- В зал с окнами? - Тилис явно был заинтересован. - А такого большого каменного стола ты там не видела? А иркунов там нет?

- Постой, Тилис, давай по порядку. Стол я видела. Там еще много всякого пыльного мусора валяется. А иркунов там даже и близко нет, пыль совершенно нетронутая.

- Понятно... - задумчиво произнес Тилис. - Ну и везет же нам сегодня! Ладно, хватит рассиживаться, пошли в Двиморден.

До Двимордена оказалось несколько дальше, чем я думала. Тилис, изрядно повеселевший, рассказывал:

- Иду я себе к воротам. Смотрю - в Привратном зале иркуны сидят. И много, рыл тридцать. А я иду себе спокойно к воротам. А иркуны, как меня увидели, сразу - шмыг-шмыг-шмыг, как мыши. И попрятались. Ага, думаю, им тут велено ждать отряд. Я потому и пошел один, что подозревал что-то в этом роде. Им, значит, велено ждать отряд. А я один, я отряда не составляю, вот они и попрятались, да я их вовремя заметил. Ну, ничего, мы в твое окно просочимся. Так, говоришь, их там и близко нет?

- Нет. И не было, иначе бы следы остались.

- Ладно, будем надеяться, что они в эту комнату не заглянут. Знаешь, что там было? Там гномы книги переписывали. Ну и, естественно, для такой работы нужен свет, вот они и прорубили окна в куполе.

- Послушай, Тилис! - воскликнула я, пораженная внезапной мыслью. - А почему иркуны у всех выходов стражу не выставили?

- А кто ж все выходы знает? Ты уже знаешь три, ну, хорошо, два. Я знаю пять. Эйкинскьяльди, потомок последнего государя гномов, как-то обмолвился, что знает двенадцать. В хрониках Мотсогнира, первого из государей, говорится о "восьмидесятичетырехвратном гномьем царстве". А сколько их на самом деле - навряд ли ведомо и самому Сатурну, создавшему горы и их обитателей.

Тилис почему-то печально вздохнул.

- Он гномов сотворил, да? - спросила я, чтобы отвлечь его от каких-то грустных воспоминаний.

- Ага. Глины накопал и сотворил. И что-то они ему не понравились: какие-то, понимаешь, приземистые, бородатые, носатые... Плюнул Сатурн на это дело, сгреб всех праматерей и праотцов гномов в одну кучу, свалил их в старую шахту и забыл про них. Потом глядь - а под землей кто-то копается...

- Ха-ха-ха! - весело рассмеялась я, представив себе эту картину.

- Ха-ха-ха! - расхохотался и Тилис, не в силах более сохранять серьезный вид.

Так, веселя друг друга, мы и добрались до Двимордена.

Там было здорово. Весело трещал костер, звенели струны, пели флейты, кто-то пел, кто-то пил, кто-то мирно беседовал... Но мое внимание приковала женщина в белом платье и короне из литого серебра. Рыжие волосы ее, казалось, горели огнем, и таким же чистым пламенем мерцали огромные синие глаза.

- Привет вам, мои сородичи! - воскликнул Тилис. - Особливо же тебе, моя владычица Тариэль!

"Так он, оказывается, отсюда родом?" - подумала я.

- Мы прошли, - сказал Тилис, отвечая на невысказанный вопрос владычицы. - Через окно в зале для переписки книг. А в ворота идти нельзя, там стража.

Рассказ о моих похождениях занял не так уж много времени, но, закончив его, я заметила, что уже почти совсем стемнело.

- Ой! - спохватилась я. - Мне же пора домой! Меня же, небось, мать там обыскалась!

И вдруг приступ знакомого глухого раздражения настолько сильно овладел мною, что я изо всех сил стиснула зубы, чтобы не выругаться.

- Постой... - сказала Тариэль, внимательно всматриваясь в мое лицо. - Что с тобой? Страшно идти в Верланд?

- Да нет, противно... - призналась я. - И, главное, ничего не могу с собой поделать.

- А тут ничего и не сделаешь, - печально вздохнула она. Голос у нее был такой же чистый и звонкий, как и у всех фаэри. - Просто ты сейчас стоишь перед очень неприятным выбором, и, каков бы он ни был, тебе будет очень больно. Либо ты будешь ходить в Мидгард все чаще и чаще, пока, наконец, не останешься в нем навсегда - и еще долго будешь переживать, у тебя ведь там родные... А здесь - война. Тяжкая. Нескончаемая. Либо ты предпочтешь забыть о нас - и никогда не сможешь, никогда не простишь себе этого, ты же странник по духу, я это вижу. А жить одновременно здесь и в искаженном мире ты не сможешь. Да и никто не сможет. Я ведь пыталась... - грустно улыбнулась она.

Я стояла, потрясенная ее словами, пытаясь переварить услышанное.

- Ладно. иди домой. Или нет, тебе же надо сначала в Замок Семи Дорог, переодеться, - нарушил молчание Тилис.

- В Замок Семи Дорог? - спросила владычица и, когда Тилис согласно кивнул, махнула рукой.

Я шагнула в открывшийся канал и оказалась на том самом месте, где ждал меня Тилис в половине девятого утра.

Переодевшись, я помчалась домой. Меня, правда, назвали "полуночницей", но, в общем, все обошлось без последствий. Правда, мне пришлось на ночь глядя чистить свои сапоги. А то наутро не избежать бы мне расспросов, почему это они у меня все в глине и закапаны свечкой. А так, слава Богу, все опять кончилось ничем.


29 декабря 1991 года (воскресенье), 22:45.

"...страшный лязг скрестившихся клинков, крик боли и богохульное ругательство..."

По меньшей мере один лист был вырван.

Андрей придвинул настольную лампу так, чтобы свет падал на бумагу по возможности косо. Вдавленности от написанного на соседней странице должны давать резкую тень, особенно, если писали твердым карандашом или шариковой ручкой...

"Crystalus, Хрустал... астрологов др... - разбирал Андрей с помощью лупы отдельные обрывки фраз. - Я зн... инное имя, но не буду называть его здесь!"

Эта фраза была выписана с таким нажимом, что Андрей мог бы разобрать ее и без лупы.

"Бог не хоч... погиб, это несо... - продолжал разбирать Андрей. - ...ться его переисп... и это... люди Вер..."

Внезапно голова его отяжелела, и строчки мягко поплыли перед глазами. Андрей непроизвольно клюнул носом, а когда поднял голову, перед ним в кресле сидел... Гэндальф.

Его синяя шляпа лежала на коленях. В правой руке он держал трубку, и, казалось, был готов выпустить очередное колечко дыма - и оно полетит туда, куда Гэндальф ему прикажет.

Но Гэндальф укоризненно покачивал головой.

- Бросьте вы это дело, Нэрдан, - сказал он Андрею.

- Не раньше, чем вернется Алиса, - ответил тот, словно бы и не заметив, что Гэндальф назвал его чужим именем.

- Она вернется послезавтра. И, кстати, читать чужой дневник неэтично.

- А из дома сбегать этично?! - неожиданно для себя взорвался Андрей. - Ошиваться черт-те где - это этично?! Она, видите ли, свободна, она, стало быть, выше всех, а ее мать, значит, может глотать валидол горстями! Вся кухня валидолом пропахла!

- А Мидгард пропах кровью.

- Тем более! Она же одна у матери!

- Мы знаем.

- Ах, вы знаете? А что вы еще знаете? Да будь на то моя воля, я бы всем этим путешественникам поставил психдиагноз! И аминазин им колоть, аминазин! - окончательно разозлился Андрей.

- Угу, понятно, - неожиданно миролюбиво произнес Гэндальф. - По деревьям лазают, к эльфам в гости бегают, к чужим берегам, гады, плавают...

- А... - Андрей так и застыл с разинутым ртом. До него только сейчас начало доходить, что он беседует с литературным персонажем.

- Значит, борьба с ушельчеством? - тоном, не предвещающим ничего хорошего, продолжал между тем Гэндальф. - Понятно, только должен вас огорчить. Многие ставили перед собой такую задачу. Во все времена. Только ничего из этого не вышло. И не выйдет. Вот вы в детстве скворечники делали? - неожиданно обратился он к Андрею.

Андрей, у которого язык уже давно прилип к небу, только молча кивнул.

- Вот там птицы поселяются, птенцов выводят, они подрастают, учатся летать, а потом что?

- Улетают совсем, - неожиданно для себя ответил Андрей.

- Вот видите! И птичьи родители нисколько по этому поводу не переживают.

- Так то птицы! А мы же люди, мы обязаны думать о будущем своих детей!

- То, что вы - люди, не избавляет вас от законов этого мира, - резко возразил Гэндальф. - Думать о будущем вы все мастера. А что вы для него делаете? Вон, видели ту гробницу, рядом с Алисиным домом? Здешние некроманты куют в ней силы, способные превратить весь ваш мир в черное стекло - вы хоть это знаете? Вот этакое будущее вы готовите своим детям? Или об этом вы как раз стараетесь не думать? А они жить хотят. Сейчас, а не в будущем. Потому и уходят.

- А вам-то что за дело до угрозы термоядерной войны? - огрызнулся Андрей.

- Да ведь вы и нас этим погубите!

Глаза Гэндальфа возмущенно сверкнули.

- Вы что же, не понимаете этого? Ведь если вы взорвете свой мир, погибнут и все остальные - они же на него опираются!

- А может, и не взорвем, - глупо улыбаясь, пробормотал Андрей. - По крайней мере, эту опасность наша цивилизация...

- Ваша поганая цивилизация, - неожиданно жестко произнес Гэндальф, - вообще не способна жить в мире. Даже с тем миром, который ей дан. Она желает его изнасиловать для удовлетворения своих противоестественных потребностей. Да, собственно, она и заключается в извращении потребностей. И вы еще смеете осуждать ушельцев? А где это написано - "не судите, да не судимы будете"?

Гэндальф замолчал, затягиваясь своей знаменитой трубкой. Молчал и Андрей.

- Что ж, так было всегда, - нарушил молчание Гэндальф. - Одни в своем стремительном марше отважно топчутся на месте, а другие с этого места уходят. Куда угодно. Пока ваша цивилизация их еще не совсем изуродовала и не сделала тем самым "сложившимися для общества". И потом, ушельцы ведь возвращаются. Пока. Почем вам знать - может быть, на ваших глазах зарождается новая, как это у вас называется, цивилизация?

- Уж больно неприглядно она зарождается, - усмехнулся Андрей.

- Согласен, неприглядно. Как все дети. Но она обречена расти, а ваша - обречена погибнуть. Сейчас, собственно, вопрос только в одном: прихватите ли вы с собой и их, и нас, и еще многих других - или уйдете одни. Собственно, это все, что я хотел сказать.

Он встал, шагнул к стене и уже вошел в нее наполовину, но вдруг обернулся и, пристально посмотрев в лицо Андрея пронзительными зелеными глазами, повелительным тоном произнес:

- Спать!

...


30 декабря 1991 года (понедельник), 7:15.

Андрей проснулся от резкого звонка будильника. Минут пять он протирал глаза, тщетно пытаясь понять, на каком он свете - еще на этом или уже на том. Спал он, оказывается, на стуле, полностью одетый, уронив голову на Алисин дневник, и, кроме давешней беседы с Гэндальфом. ровно ничего во сне не видел.

- Что-то уж слишком часто мне начинают сниться кошмары, - пробормотал он.

Впрочем, после стакана добротно заваренного кофе он перестал думать о событиях минувшей ночи и обратился к планам на сегодня.

Прокуратура - раз. Коллегия адвокатов - два. Ну вот, как будто и все.

А что, если?..

"Я поднимусь в тот час, когда восходит полная луна..."

- Не дури! - одернул он себя. Но его рука уже тянулась к стоявшему тут же перекидному календарю.

Так. Первый раз она попала в Мидгард двадцать пятого марта. А полнолуние было... ага, тридцатого. На пять дней позднее. И восход Луны был в тот день ближе к вечеру. Нет, не то...

А вот следующее полнолуние было двадцать восьмого апреля. И первого мая Алиса опять смоталась в Мидгард. Правда, опять не на восходе Луны, он был ночью.

А последний раз? Двадцать седьмое декабря. Луна уже убывала. А сейчас она и вовсе приближается к новолунию. Которое, кстати, будет четвертого января.

Ну и что из этого проистекает?

А проистекает вот что: двадцать пятого марта и первого мая Пути открывались самопроизвольно. А потом Алиса научилась открывать их сама. Даже не в полнолуние.

- Ладно, посмотрим! - сказал он вслух и, упрятав Алисин дневник в дипломат, бодро вышел из дома.


30 декабря 1991 года (понедельник), 9:05.

Понедельник, как известно, день тяжелый, и неудивительно, что разочарования посыпались на Андрея прямо с утра. В прокуратуре, оказывается, сразу же постарались избавиться от явно "висячего" дела.

Нет, сначала все было очень даже здорово. При повторном осмотре места происшествия под забором Института ядерных исследований был обнаружен ушедший в землю по самую рукоять кинжал из той драгоценной голубоватой стали, которую некогда выплавляли оружейники древнего Ирана - и унесли ее тайну с собой. Монеты, обнаруженные при пострадавшем, действительно оказались золотыми, причем, согласно заключению экспертизы, отчеканены они были самое позднее несколько лет назад. А вот надписи на них были сделаны неизвестным науке алфавитом, похожим, правда, на грузинский.

Отыскали следователя, знающего по-грузински. Но и он не смог сказать ничего определенного.

Короче, дело безнадежно "повисло". И тут кому-то в голову пришла счастливая мысль: поскольку в деле замешаны валютные ценности в виде золотых монет, постольку... в общем, дело о вульгарном наезде благополучно спихнули "в контору Галины Борисовны", как неуважительно выразился беседовавший с Андреем сотрудник прокуратуры.

- Дознание, называется... - продолжал ворчать Андрей, покидая негостеприимное учреждение.


30 декабря 1991 года (понедельник), 10:12.

В городской коллегии адвокатов Андрею повезло куда больше. Адвокат по имени Мефодий в городе был, как и следовало ожидать, всего один.

Тоффель Мефодий Исакович, 1940 года рождения, уроженец города Витебска, да, еврей, нет, не состоял, всех родных и близких порастерял в войну, даже могил не осталось, в 1962-м окончил юрфак МГУ и с тех пор и по настоящее время работает адвокатом. Его домашний адрес и телефон Андрей узнал всего через несколько минут.

К телефону, впрочем, никто не подходил.

Поездка на квартиру тоже не дала никаких результатов. Там просто никого не было дома. Зато по возвращении в РОВД Андрея ожидал сюрприз: оказывается, его начальник успел уже созвониться с управлением КГБ, и на следующий день в 12.00 Андрея ожидал там для беседы некий подполковник Коптев.

Честно сказать, Андрей не очень-то четко представлял, о чем он с ним будет беседовать. Но не ехать было нельзя.


31 декабря 1991 года (вторник), 11:45.

Трясясь в троллейбусе, медленно ползущем к центру города, Андрей читал дневник Алисы, с которым последние дни уже и не расставался.

Из дневника Алисы Семеновой V

...страшный лязг скрестившихся клинков, крик боли и богохульное ругательство перекрыли неистовый топот копыт. Белый конь и вцепившийся в его гриву маленький всадник выскочили на берег и молнией пролетели мимо меня.

Тилис отскочил назад. Вода бурлила вокруг его сапог, руки бессильно свисали, и от клинка, погрузившегося в реку почти до половины, поднимался пар, как будто он был раскален.

А на противоположном берегу медленно оседал на землю Проклятый Король.

Славомир, спешившись, подхватил Тилиса на руки и буквально выволок его из воды.

Глаза Тилиса были закрыты, из-под пробитого шлема вытекала струйка крови, но правая рука все еще крепко сжимала рукоять меча.

Тилис пришел в себя только к вечеру.

- Алиса, ты? - внезапно спросил он, открыв глаза и приподняв перевязанную голову. И, вновь откинувшись на подушку, сообщил почти радостно:

- И дурак же был этот Денна!

Да, Денна был убит, и кольцо его царства было уничтожено в Карнен-Гуле. Какому же государству Верланда оно соответствовало? Греция? Италия? Где-то в Средиземноморье.

(Между строк другими чернилами) Обломись - Югославия.

А Тилис-то живехонек!!! И Поход Четверых на Восток все-таки начался!!! Ур-ра!!!


31 декабря 1991 года (вторник), 12:15.

- Значит, уходят? - задумчиво произнес подполковник Коптев. - А причины?

- Мы-де готовим для них конец света, - невесело усмехнулся Андрей.

- "Мы не хотим быть безмозглыми винтиками научного эксперимента - и это рождает Великий Отказ", - с выражением процитировал Коптев. - "Мы хотим гармонии с природой, а не изнасилования ее ради удовлетворения противоестественных потребностей. Современная цивилизация именно и заключается в извращении потребностей, именно им порождено и социальное, и экономическое неравенство. Общество, в котором мы живем, заражает своими болезнями с молоком матери, извращает своими уродствами с колыбели. Непрестанная разрушительная работа идет в семье, в школе, и, когда человек болен уже неизлечимо, он сложился для общества." Так, что ли, лейтенант?

- Откуда это? - пробормотал потрясенный Андрей, моментально вспомнив свой вчерашний разговор с Гэндальфом.

- Это? Из "Манифеста Мефодия"3.

- Тоффеля?!

- Ах, вы уже и его знаете? Да, это он написал.

- Как? Когда?

- В восьмидесятом году. В Риге. Кстати, цитаты оттуда два года назад взяли на вооружение тамошние народофронтовцы. А летом девяностого он на их митинге выступал. Так они его аплодисментами встречали. А он возьми и скажи: "Я считаю, что расчленение СССР создаст больше проблем, чем решит. Мало нам всем одного Карабаха? Так и нечего раскалывать страну, пока не научимся решать межнациональные проблемы. А их еще никто не научился решать. Да вы сами посудите - кому это нужно? Оглянитесь вокруг себя, посмотрите - кто больше всех шумит в вашем городе? Всевозможные вторые в Риме, которым не терпится стать первыми в суверенной деревне, и их подпевалы, которым хочется почесать кулаки и не хочется получить за это пятнадцать суток." Тут поднялся всеобщий возмущенный крик, толпа ринулась к тому балкону, с которого выступали, и вдруг на всей площади гаснет свет. И больше Тоффеля в Риге никто и никогда не видел. Правда, через три дня к нам на него пришла ориентировка: в Латвии он объявлен в розыске.

- Как в розыске? - пробормотал уже совершенно одуревший Андрей. - И даже не задержан?

- А основания? - грустно усмехнулся Коптев. - Понимаете ли, лейтенант, тут возникает серьезная проблема: либо Латвия является суверенным государством, либо не является. В первом случае Тоффель - не латвийский подданный и латвийскому суду не подсуден, а во втором - он вообще преступления не совершал, он агитировал не за расчленение СССР, а против. Уж кто-кто, а Тоффель это прекрасно понимает.

- Минуточку! - воскликнул Андрей. - Так что же получается: "Иггдрасиль" - это организация ушельцев?

- Как вы сказали?

- Ушельцев. Они так себя называют.

- Вот как... - задумчиво протянул Коптев. - Организация ушельцев во главе с Тоффелем? Это серьезно. Но это пока бездоказательно. Если мы заявимся в прокуратуру с такой версией и подкрепим ее такими аргументами - нам в лучшем случае только откажут в возбуждении уголовного дела. А в худшем - направят обоих на психэкспертизу. А вот если вам удастся добыть хоть какие-то доказательства, то можно спокойно объединять два дела в одно. Ясно?

- Ясно. Разрешите идти?

- Идите. Желаю удачи!

Из дневника Алисы Семеновой VI

Мне почему-то кажется, что эту запись я должна сделать не после похода в Мидгард, как делала это всегда, а прямо сейчас.

Дело в том, что сегодня, 26 декабря, примерно два часа назад неожиданно позвонил Фаланд. Как только я сказала ему, что мои родители уехали в дом отдыха, он невесело усмехнулся:

- Посреди зимы? Это было бы смешно, когда бы не было так удачно. Ты нам сейчас очень нужна. Можешь быть через полчаса в Пушкинском сквере?

- Конечно. А что случилось?

- Не телефонный разговор. Приезжай, жду - отрезал он и повесил трубку, едва я успела пробормотать что-то насчет "сейчас приеду".

Он действительно ждал меня там, расслабленно откинувшись на спинку гранитной скамьи.

- Прежде всего можешь меня поздравить, - сказал Фаланд, едва я успела поздороваться с ним. - Ланх умер. С самого начала войны о нем не было ни слуху ни духу. В конце концов было решено войти в его башню. Бассос - он Мастер Путей, хотя ты его, наверное, не знаешь - открыл туда канал, и другой Мастер - Соронвэ - туда просочился. А Ланх сидит за столом мертвый, и трубка с трын-травой в пальцах зажата. Что самое забавное, труп не разложился, а высох. Скорее всего, он в последнее время и не ел ничего, только наркоманил. Да, так с чем поздравить-то: главой Совета Братства вместо него избран я. Предлагали Мерлину, но он отказался. Причины объяснять не стал, сказал, скоро сами все узнаете. Так что выбрали меня. И, скорее всего, это наша последняя встреча здесь. В ближайшие несколько дней я уйду.

- И ты только из-за этого хотел меня видеть? - изумилась я.

- Нет, не только, - ответил он. - И не столько. Дело скверное, предупреждаю об этом сразу. Ты помнишь, как угодила в Иффарин?

- Еще бы!

- Так вот: нам нужен проводник для небольшого отряда.

- Артур же знает дорогу.

- Ему нельзя.

- Ну, нельзя так нельзя. Ладно, проведу.

- Подожди, это еще не все. Нам нужен проводник, который мог бы ориентироваться в подземельях Клингзора.

- Что?! - у меня даже потемнело в глазах. - Туда?

- Туда... Понимаешь, какое дело: вчера ночью иффаринские партизаны совершили налет на замок. Повредить они его повредили, но не разрушили. Да это и невозможно, пока не уничтожено средоточие Силы Врага.

- "А смерть Кощея в игле, а игла в яйце, а яйцо в утке, а утка в море плавает" - невесело процитировала я.

- Примерно так. Только смерть Клингзора уже не в яйце, а в руках у нас. И вряд ли он догадывается, что мы хотим сделать с этим... э-э... предметом Силы.

- Ясно что: уничтожить.

- Для него это не так ясно. Но не это главное. Во время налета удалось сбежать одному из пленных, партизаны его подобрали. Так вот, по его словам, в подземельях сейчас около пятидесяти заключенных.

- Наших пленных?

- Да. И их надо освободить, пока, как ты выражаешься, "Кощеева смерть" все еще на конце иглы. Только там не смерть Клингзора, а вся его мощь. Плетения заклятий, воздвигших замок, замкнуты на этот предмет. Если его уничтожить, Враг будет лишен Силы и погибнет. Но при этом рухнет и замок. Вместе с несчетным количеством иркунов и пятью десятками наших пленных, которых там держат в заложниках.

Наверное, я долго молчала, потому что Фаланд неожиданно прибавил:

- Понимаешь, Алиса... Ты вправе отказаться, тебя за это никто не осудит.

- Я пойду. А кто со мной?

- Трое. Тилис, Нельда и тот пленный, что сбежал.

- Где они будут меня ждать?

- В Замке Семи Дорог завтра утром.

Мне осталось совсем немного времени. Утром я ухожу в Мидгард, и очень вероятно, что не вернусь вообще.

Да, конечно, я могла бы и отказаться. Но слишком уж крепко ввязалась я в дела этого мира, оторвать уже невозможно. Владычица Двимордена была права: если я уйду из Мидгарда, я никогда не смогу себе этого простить.

И потому я не буду писать здесь "до свидания". Правильнее будет написать "прощайте".


31 декабря 1991 года (вторник), 13:50.

На этом Алисин дневник оканчивался.

Дальше не было ничего. Андрей захлопнул тетрадь, распахнул ящик письменного стола и выхватил оттуда табельный ПМ. Сунув его в карман, он быстро сбежал вниз по лестнице и помчался в сторону улицы Рокоссовского.


31 декабря 1991 года (вторник), 13:58.

Андрей шагнул в дыру. Он ожидал всего: удара мечом, пули в лоб, рукопашной схватки с неведомыми тварями... Но вместо этого он услышал за своей спиной иронический голос:

- Вы, кажется, собираетесь попасть в Мидгард с этой железкой?

Андрей резко обернулся. Он стоял во дворе "старого замка" на улице Рокоссовского. А через решетку на него насмешливо смотрел худой горбоносый мужчина лет пятидесяти.

- Кто вы такой? - спросил у него Андрей. - И что вам за дело до того, куда я собираюсь?

- Дело очень простое: с запрещенным оружием вы туда не попадете. Да и с вашим складом ума, скорее всего, тоже. Хотя вы еще не вполне безнадежны, мне про вас кое-что рассказывали.

- Гэндальф?

- Да, это имя он тоже носил. Послушайте, а что это мы с вами через решетку разговариваем?

Андрей пролез через дырку в обратном направлении.

- И все-таки: кто вы такой? - резонно повторил он свой вопрос.

- Ну хорошо, моя фамилия Тоффель, но вряд ли она вам о чем-либо говорит.

- Документы! - властно потребовал Андрей. - Так... Вы - гражданин Тоффель Мефодий Исакович?

- Совершенно верно.

Взгляд Андрея случайно упал на подпись под фотографией. Он не поверил своим глазам. Чуть пониже сухой печати специальными черными чернилами было четко выведено:

МефИсТоффель.

- Вы...вы...Мефистофель? - пробормотал совершенно ошеломленный Андрей. - Вы...Сатана?!

- Тьфу! Ну сколько можно выслушивать эту клевету! Да будь я Сатаной, разве помешал бы я Фаусту отравиться? Пусть бы он себе помер без покаяния, если уж ему так приспичило. А я вместо того вытряс из него клятву, что он и не помыслит о смерти, пока не скажет: "Остановись, мгновенье, ты прекрасно". Да еще потом показывал все чудеса Живого Мира, чтоб бедняжка не переживал, был доволен жизнью и, упаси Всеединый, не помер бы в отчаянии. И ведь добился я таки своего! - темные глаза Фаланда засветились радостью. - Да, он умер, но умер в миг наивысшего подъема духа - и потому был спасен.

Знаю, знаю, что вы сейчас скажете! - воскликнул Фаланд, хотя Андрей не собирался ничего говорить. - Если бы Фауст отравился, не было бы и драмы. Так? Да нет, не так. Во-первых, Гете написал "Вертера". Чем не сюжет для драмы? И тут же параллельная сюжетная линия: как Сатана потихоньку-полегоньку овладевает душой Фауста и не дает ему взамен ничего. Нет, до чего все-таки дошло искажение этого мира! Нас уже и в дьяволы записывают.

Ну, разумеется, так было не всегда, - кивнул головой Фаланд в ответ на невысказанный вопрос Андрея. - Помню, один итальянец придумал кривую, которая проходит через все точки квадрата.

- Что-что?!

- Кривая Пеано. Вот смотрите: я рисую квадрат, делю его на четыре части и провожу ломаную линию через середины отрезков. Вот так, - Фаланд поднял с земли осколок бутылки и провел на побеленной стене несколько линий.

- Но...

- Погодите. Каждый маленький квадрат делю еще на четыре части. Ну, чтоб не перетирать, сделаю в другом масштабе, - Фаланд пририсовал еще три квадрата и провел кривую.

- Ого! А в пределе...

- Ну да. А в пределе мы получаем бесконечно большое число бесконечно малых квадратиков, они стягиваются в точки, и кривая проходит через все. Так вот, было время, когда каждый знал, что есть Добро и что есть Зло. И что есть граница между ними. Это была кривая граница, но это была нормальная кривая. Фауст знал, в чем и где он согрешил - и потому отверг ради Высшего Мига все и всяческие формальные условности этого мира - как прежде ради своего личного удовлетворения он отверг... ну, скажем, то, что люди называют условностями много чаще. Но Фауст знал, где нарушил границу. А вон та бабушка знает? - Фаланд жестом заговорщика указал на уже знакомую Андрею старуху, с видом вахтера восседавшую на скамейке. - Нет, не знает! Потому что здесь это уже не просто кривая, а кривая Пеано! Она через каждую точку проходит, понимаете вы или нет? Одна ваша писательница знаете до чего договорилась? "Нет ни добра, ни зла, а есть доброизло."4 Именно так, в одно слово. Понимаете, чем... - Фаланд осекся на полуслове.

... Гром прокатился по небу, и птицы с испуганными криками полетели куда-то на северо-восток. И в шестнадцать рядов встали Странники Восходящей Луны, и, обнажив мечи, двинулись на полчища иркунов.

И шли рядом с ними маги Братства, и не брали их черные стрелы. А если и брали, то незаметной была красная кровь на красных одеждах.

Шли гномы в сверкающих кольчугах с тяжелыми двуручными секирами.

Шли фаэри с длинными узкими мечами.

Мчались всадники с копьями наперевес.

И дрогнула земля, и столб черного дыма взметнулся над Иффарином, и отступили назад иркуны. Ибо даже для них стало ясным: час настал...

- Ну что ж, - нарушил молчание Фаланд, - мне пора.

- А Алиса? - пробормотал Андрей.

- Приходите через два часа точно на это место. Только без оружия. Понятно?

- П-понятно...

Андрею как раз было понятно очень немногое, но он решил не перечить.

А Фаланд шагнул в ту самую дыру в заборе и... исчез. Исчез, как будто его и не было.


31 декабря 1991 года (вторник), 16:00.

Андрей подошел к "старому замку" как раз вовремя, чтобы увидеть, как предмет его раздумий въезжает во двор в коляске мотоцикла марки "Ковровец".

Выпрыгнув из нее, она отдала шлем сидевшему за рулем парню, обыкновенным женским движением поправила огненно-рыжие волосы и, помахав рукой мотоциклисту и его сестре, быстро зашагала к арке. Хотя, отметил про себя Андрей, пролезть в дырку ей было бы удобнее, да и короче.


31 декабря 1991 года (вторник), 16:38.

"Ввиду отсутствия события преступления в отношении гр. Семеновой А.Н. в возбуждении уголовного дела по заявлению гр. Семеновой А.В. отказать."

Ф-фу... Все.

Допечатав эту сакраментальную фразу, Андрей некоторое время сидел без движения.

Надо будет на днях вернуть Алисе ее дневник. Да, кстати, интересно бы узнать у Тоффеля, что же там было на самом деле?

Шариковая ручка внезапно поднялась в воздух и, замерев над стопкой чистой бумаги, вывела в верхней части листа мелким почерком, совершенно незнакомым Андрею:


А на самом деле было вот что...

В Замке Семи Дорог Алиса появилась утром двадцать седьмого декабря.

Там кипела жизнь. Кто-то варил в огромном котле кашу, кто-то правил клинок, кто-то, отодрав доски, которыми был заколочен вход в Запретную Башню, выметал оттуда пыль и мусор.

Тилис в вороненой кирасе сидел на камне посреди двора. Нельда нежно гладила его длинные темные волосы.

- Ба! Кимон идет! - неожиданно воскликнул Тилис.

Кимон в обнимку с Кимоном торжественно ввалились в ворота. Нет, он был один, но ему явно казалось, что их двое.

Вот он остановился и, сняв руку с плеча воображаемого собеседника, долго всматривался в свою единственную ладонь. Одному Богу известно, что он там увидел, но, похоже, это его не слишком обрадовало. Некоторое время он стоял посреди замкового двора с необыкновенно унылым видом. Затем, очевидно, в его мозгу что-то сработало, и он затянул свое извечное:

- Пода-а-айте на полкружки герою обороны Сулькаира...

Не хочу издеваться над больным человеком, но известие о всеобщем призыве он воспринял весьма своеобразно.

- Эй, кто там! А ну, живо привести его в боеспособный вид! - рявкнул на весь двор Мерлин.

Кимона тут же уволокли куда-то в сторону колодца. Алиса, не желая присутствовать при этом зрелище, удалилась в комнату, где она хранила свое оружие и амуницию.

- Молодчина! - похвалил ее Тилис, когда несколько минут спустя она вновь вышла во двор. - Только прикрой, пожалуйста, свои доспехи, а то в них ты слишком похожа на фаэрийскую воительницу. Надень вот это. Да, и шлем тоже замени.

Бурая меховая куртка и угольно-черный плащ надежно прикрыли блестящую кольчугу. Со шлемом было хуже. Шишак с грубо намалеванным красной краской знаком Солнца не мог скрыть ни длинных рыжих волос Алисы, ни правильных черт ее лица.

- Н-да... - разочарованно пробормотал Тилис. - Иркуна из тебя так просто не сделаешь. Ладно, закроешь лицо капюшоном. Авось не заметят.

Он взял с колен великолепный глухой шлем, завернутый в черный плащ с золотисто-узорчатой каймой, поднялся и надел все это на себя.

Никогда еще Алисе не доводилось видеть столь разительного перевоплощения. Перед ней стоял... Проклятый Король! Проклятый Король собственной персоной!

- Что, здорово? - поинтересовался он голосом Тилиса из-под стального вороненого забрала. - Мой личный трофей. С Денны сняли. Ну, почистили, конечно...

На черной груди его кирасы резко выделялось наведенное золотом кольцо.

- Конечно, у Проклятых Королей доспехи разные, - усмехнулся Тилис, заметив взгляд Алисы, - но не настолько, чтобы это было уж очень заметно. А то ведь сейчас же возникнет естественный вопрос: если Денна убит, то кто это расхаживает в его доспехах?

- Ну как, переоделись? - к ним подошел Мерлин, натягивая на ходу кольчужные рукавицы. Знак Братства Магов последний раз блеснул на его руке и скрылся. - В общих чертах замысел наш таков. Сейчас мы пройдем в Запретную Башню. Алиса, ты проведешь нас всех в тот самый коридор. Надеюсь, ты его помнишь?

- Еще бы...

- Дальше придется действовать по обстановке. Если место выхода канала мы определили точно, то в результате мы все оказываемся у замка Сильвандир. Сейчас он, правда, называется Обуз. Если это так - а я надеюсь, что это так - тогда ты, Нельда, Тилис и вот он седлаете коней и едете... ну, туда. Кстати, знакомьтесь. Его зовут Эленнар.

Худой сумрачный парень коротко кивнул и характерным фаэрийским жестом протянул обе ладони. Лицо его было изможденным и изжелта-бледным, как будто он несколько лет не видел солнечного света. Но голубые, как само небо, глаза смотрели холодно и строго. Тюрьма обессилила его, но сломить так и не смогла.

- Ну а я, - почти весело закончил Мерлин, - со всеми остальными пойду в Железную Пасть. Слыхала? Хотя откуда ж тебе...

Железная Пасть на самом деле была заброшенной за ненадобностью крепостью, прикрывавшей некогда южный вход в Киммерийское ущелье - один из немногих проходов в Иффарин. Точнее, из Иффарина, ибо воздвигнута она была в свое время как раз для того, чтобы не выпускать оттуда иркунов.

Но Киммерийское ущелье было захвачено ими давным-давно, и грозные Двухбашенные Врата возвышались ныне у северного входа в него. Громадные силы схлестывались сейчас у этих ворот. Тридцать пять полков привел Клингзор в Киммерийское ущелье. Не меньшие силы собрались к северу от Врат - люди, гномы, фаэри... Был там и немалый отряд Странников.

И все же этого было недостаточно для штурма. Но вот если бы удалось запереть Киммерийское ущелье с юга... Именно это и решил сделать Мерлин.

Триста человек против тридцати пяти тысяч. Один против ста! Возможно ли это? Мерлин считал, что да...


Дым. Клубы черного дыма, почти закрывающие низкое багрово-алое солнце. Медленно выдыхаемые Пламенной Горой, они поднимались вертикально вверх и, словно сдерживаемые небесным сводом, растекались по нему грязью.

- Полдела сделано: мы в Иффарине, - тихо произнес Тилис.

Алиса понимала, что это еще не полдела и даже не четверть. Тилис тоже это понимал. И Алиса понимала, что он понимает - потому и не ответила ничего. Да Тилис и не ждал ответа.

- В походную колонну становись! - скомандовал он. - Конники, в охранение! Шагом... марш!

Вот он, Сильвандир. с его грязно-серыми стенами и кирпичной дозорной башней, так похожей на пожарную каланчу. Пока все идет, как предусмотрено...

...А вот этого предусмотреть было невозможно. У юго-восточной башни, на верхней площадке гранитной лестницы, сбегавшей к озеру Пробуждения, стояли иркуны. Десятка два, не меньше. Перекрыли дорогу, сволочи!

- Стой! Кто такие и куда шлендраете? - нагло вылез вперед самый грязный, мохнатый и клыкастый из всех.

Тилис слегка тронул коня.

- Команда, подчиненная лично владетелю Черного Замка! - четко доложил он. - А вы кто такие? Почему здесь? Чей гарнизон? Обузский?

- Д-да... - пробормотал иркун.

- Так вы еще вчера должны были быть в Киммерийском ущелье! Что, приказ не дошел? Или отсидеться захотелось? Мы под Монсальватом кровь проливали, а они тут штанами лестницы полируют! Сволочи! Изменники! Эй, сотник! - палец Тилиса уперся в грудь Мерлина. - Арестовать все это кодло, и немедленно!

Растерявшиеся иркуны дали себя обезоружить без звука. А Тилис между тем подъезжал к воротам Сильвандира.

- Коменданта ко мне! - потребовал он.

Комендант появился через полторы минуты. Рыжий, громадный, остроухий, с огромными челюстями, он производил невероятно отталкивающее впечатление.

- Ваш меч, комендант: вы арестованы, - сказал Тилис.

А в ворота замка уже входили Странники Восходящей Луны...


31 декабря 1991 года (вторник), 16:52.

Еще, и еще, и еще листы! Строки появлялись на этой колдовской бумаге уже сами собой. Шариковая ручка откатилась на край стола. Андрей машинально потянулся за ней... и неловким движением свалил на пол всю стопу. Глухо вскрикнув, он бросился ее поднимать. Но листы уже разлетелись по всему кабинету и безнадежно перепутались.

Ч-черт... Что за дурацкая привычка не нумеровать страницы?!

Ага, вот: Обуз, вечер двадцать седьмого...

Обуз, вечер двадцать седьмого

- Властью, данной мне, я объявляю коменданта замка Обуз и вверенный ему гарнизон изменниками и дезертирами и приговариваю всех к смертной казни! - объявил Тилис.

Свист клинков... Покорно склоненные головы иркунов мохнатыми комьями покатились с плеч. Ручейки крови растекались по мощеному двору, складываясь в запутанные руны Плетений Смерти.

И ни одного голоса, ни одного жеста в свою защиту!

Алиса понимала: свидетелей оставлять нельзя. И все равно лишь огромным усилием воли она заставила себя смотреть на это...

Когда все было кончено, ее стошнило.

- Что, не нравится? - ехидно поинтересовался Тилис. - А ты думала, мы тут в кости играем? Или по красивым местам прогуливаемся? Иркун есть иркун - либо ты его, либо он тебя!

- У него иркуны мать убили. Убили и съели, - нарочито буднично пояснила Нельда, вытирая клинок какой-то тряпкой.

- Прости, Тилис... - пробормотала Алиса. И, чтобы перевести разговор на другое, спросила:

- А откуда ты знал про приказ?

- Какой приказ?

- Приказ Обузскому гарнизону сняться и идти в Киммерийское ущелье.

- А что, такой приказ и вправду был? Первый раз слышу!

- Как?! И никто...

- Никто об этом даже не заикнулся, ты хочешь сказать? Вот это и есть иркунский дух: терпеть над собой все, что угодно, ради права измываться над другими!

Это было сказано резко, но правильно: именно таков дух их цивилизации. А, собственно, в Верланде разве по-другому? Вы ведь тоже, если вдуматься, сражаетесь за свое право насиловать Живой Мир и играть с ним в правила игры. И так ли уж важно, как называется эта игра - черной магией или позитивистской наукой?

И чем больше вы придумываете правил, тем больше в них запутываетесь - помните, я вам начал было рассказывать про кривую Пеано?

И настанет день, когда не будет более для людей Верланда ни добра, ни зла, но будет доброизло, имя же ему - Пустота.

Как для иркунов.

Зло, по крайности, порождает зло. Пустота же вообще ничего не порождает, ибо она есть Ничто, не воплотимое в Нечто. Ex nihilo nihil fit...

Но это уже разговор особый и здесь неуместный. Да и кому у вас интересны мои взгляды на происходящее?

Черные зубчатые тени гор медленно тянулись к подножию дымящегося вулкана. Солнце клонилось к закату. Тела убитых иркунов уже убрали. Кровь, мочу и блевотину аккуратно присыпали песком.

- Отряд! - крикнул Мерлин. - Слушай мою команду! Мы остаемся в Сильвандире на ночь. Кимон за появление в пьяном виде назначается до утра часовым. Всем остальным - отдыхать!

Тилис, сняв шлем, растянулся на какой-то скамье и почти сразу заснул. Нельда свернулась в комочек у его изголовья и тоже заснула. Алисе не спалось.

Картина, виденная ею всего несколько часов назад, все еще стояла перед ее глазами - а тут еще пронизывающий холод, отвратительный смешанный запах крови и серы и вдобавок еще эта милая перспективочка - опять в Черный Замок...

- Что, не спится? - подошел к ней Мерлин. - Да, положение у нас, прямо скажем, поганое. Но ты знаешь, что-то такое впереди мерещится. Эпоха Рыб кончилась - туда ей и дорога. А вот какой будет эпоха Водолея? Слушай, это же зверски интересно! Вот они, - Мерлин кивнул в сторону невидимого отсюда Черного Замка, - сейчас готовы пойти на все, что угодно, только бы их любимая Кали-Юга никогда не кончалась. А она все равно на исходе, хотим мы этого или нет. И кончится она либо переисполнением Мирового Древа, либо его гибелью. В любом случае это конец того мира, который мы...

Выстрел!

- Тревога! - закричал кто-то.

... Кимон лежал на правом боку, подтянув колени к подбородку. Лицо его посерело и исказилось от боли. Пуля ударила ему в живот, но крови почти не было.

- Алекс... это был Алекс... - невнятно бормотал он. - У него руна... и письмо... и оружие... Запрещенное. Он меня узнал. У него руна... Проклятого Короля. И письмо...

- Что?! Алекс?!

Мерлин, выскочив из ворот, взлетел в седло.

- Стой! - крикнул Тилис. - Мерлин, не смей!

Но белый жеребец уже скрылся из виду.

- Он меня узнал... - бормотал Кимон. - И... и убил.

Боль, казалось, отпустила его. Он повернулся на спину и улыбнулся.

- Так лучше, - произнес он уже довольно спокойно. - На войне... лучше. Всегда хотел... Жил, как скотина... Хоть помер, как воин. Похороните здесь...

Глаза Кимона широко раскрылись и остановились.

- Все. Он умер.

Нельда подняла лежавший рядом меч и положила его на уже мертвое тело - рукоятью на грудь, острием к коленям. Так полагается поступать с воином, доблестно павшим в бою.

- Ну вот и все. Что теперь делать? - медленно произнесла она.

- Догонять, - твердо ответил Тилис. - Если Алекс везет письмо в Черный Замок, надо его догнать и перехватить. Письмо привезу я, вот и все. А ты...ты поведешь отряд в Железную Пасть.

- Я?

- Больше некому. Там потребуется Сила. Ты - посвященная Братства. А я - всего лишь достойный. Так что принимай командование. А мы пойдем. Алиса! Эленнар! Нам пора.


31 декабря 1991 года (вторник), 17:12.

Андрей оделся и вышел наружу. Ноги сами понесли его на улицу академика Берга.

Если бы не весело светящиеся огни, город казался бы вымершим. Единственный попавшийся по дороге прохожий посмотрел на милицейскую шинель Андрея скорее с сочувствием: эх, дескать, бедолага, люди Новый год празднуют, а ты, значит, при исполнении...

Впрочем, у Алисиного подъезда стояла толпа. Приехавший с этюдов художник Седунов (изрядно пьяный, отметил про себя Андрей) сидел с гитарой прямо на капоте "Москвича-412" и пел песню. Мелодия была знакомая, хотя и несколько вышедшая из моды, но вот слова...


Мой небосвод хрустально ясен
И полон радужных картин
Не потому, что мир прекрасен,
Не потому, что мир прекра-а-сен,
А потому, что я-а - крретин!5

   Звенит высокая тоска,
   Необъяснимая слова-а-ми.
   Я не один, пока я с ва-ами,
   Деревья, птицы, облака!

И я держу рассудок ясным,
Смотря житейское кино:
Дерьмо бывает первоклассным,
Дерьмо бывает первокла-а-ссным,
Но э-это все-о-таки - г...!

- Тоже, поэт! Пьянь... горчайшая! - ругнулась какая-то престарелая блюстительница нравов. - Во, милиционер пришел, ща он тебя заберет!

Однако "забрать" художника Андрей не хотел и не мог. И не потому, что гражданина Седунова задерживали уже черт-те сколько раз. А всего-навсего потому, что за руль он не садился, а только сидел на капоте и орал песню. И задевать никого не задевал. А что он пьяный, так много ли в эту ночь в городе трезвых?

- Дядя Костя! - попросила Алиса, высунувшись из окна. - Спой "Темноту", пожалуйста!

Седунов кивнул. Несколько секунд он отрешенно перебирал струны, а потом выкрикнул:

Темнота впереди! Подожди!
Там стеною закаты багровые,
Встречный ветер, косые дожди
И дороги неровные.
   Там чужие слова, там дурная молва,
   Там ненужные встречи случаются,
   Там сгорела, пожухла трава
   И следы не читаются
   В темноте.

Андрей молча слушал.

Он уже видел и то, о чем пелось во второй строфе:

Там проверка на прочность - бои,
Там туманы и ветры с прибоями,
Сердце путает ритмы свои
И стучит с перебоями...

"Интересно, Высоцкий тоже бывал там?" - подумалось ему.

Озеро Пробуждения. Ночь на двадцать восьмое

Не помню, кто это сказал: для преследуемого открыты все пути, а для преследователя - только один. Тем более, что это в данном случае было неверно.

В Сильвандире места для всех не хватило, и большая часть отряда расположилась лагерем у озера Пробуждения. Так что, направившись на восток, то есть напрямик в Черный Замок, Алекс угодил бы прямо в руки Странникам.

На север дорога просматривалась достаточно далеко, и, вздумай Алекс поскакать туда, лучники сразу же ссадили бы его с коня.

Зато на юге она почти сразу сворачивала за выступающую скалу. И Алекс это отлично знал...

Тилис, задыхаясь, подбежал к отверстию пещеры и почти упал не землю. Эленнар опустился рядом с ним. Алиса прижалась ухом к скале.

Цок-цок, цок-цок - отзывался камень.

- Эленнар, помоги-ка мне подняться, - голос Тилиса прозвучал необыкновенно четко. - Ну, что там? Алиса, что ты слышала?

- Два всадника уходят на юг.

- Эленнар?

- Все правильно, двое. В канал они не входили.

- Вот и я слышал то же самое, - заключил Тилис. - Ну что ж, на юг так на юг. А мы попробуем их перехватить.

Они вернулись, отвязали трех коней и, спустившись по достаточно пологой для этого лестнице, поскакали берегом озера.

Странники, сворачивая лагерь, гасили редкие и тусклые костры. Внезапно в их неверном свете что-то блеснуло.

- Стойте! Что это?

"Это" было похоже на серебряную монету, оброненную кем-то на песок. Но, когда Алиса, спешившись, попыталась ее поднять, "это" проскользнуло между ее пальцев и вновь обратило к Алисе выбитый на аверсе профиль улыбающегося мужчины с длинными, до плеч, волосами, подвязанными лентой по фаэрийскому обычаю.

- Интересно... - Тилис слез с коня и, встав на одно колено, попытался ухватить монету. Его рука исказилась, как если бы он засунул ее в ящик из толстого стекла, но монета осталась на ладони. Сжав кулак, Тилис выпрямился и, поднеся руку к глазам, разжал ее.

- Обыкновенная монета... - несколько разочарованно произнесла Алиса.

- Не такая уж и обыкновенная... После покажу в Карнен-Гуле. Ладно, поехали, не будем задерживаться.

Трое всадников мчались на восток, понемногу отклоняясь к югу. Настало утро, но багрово-алое солнце почти не могло пробиться сквозь дым. Пламенная Гора вздымалась уже совсем близко. Вот она, та самая дорога, по которой Алиса весной удирала из Черного Замка. Вот и россыпи странных округлых камней - вулканических бомб, столетия назад выброшенных кратером. Но... где же горячие источники?

Белые султанчики пара исчезли начисто. Кипящая кровь земли не вытекала более наружу - она скапливалась в недрах вулкана.

- Живее! Не останавливаться! - крикнул Тилис.

Медленно передвигался по небу багрово-алый диск. Медленно отодвигалась назад Пламенная Гора. А копыта коней все били и били в мерзлую землю - час, другой, третий...

Наступил вечер, и снежные шапки гор далеко на юге вспыхнули малиновым огнем, а всадники все мчались и мчались по бесплодной, выжженной холодом и подземным пламенем пустыне.

Внезапно Тилис и Эленнар, не сговариваясь, резко повернули направо и въехали в небольшой овражек, начинавшийся у самых их ног. Поначалу он был неглубоким, но быстро превратился в ущелье - и с такими крутыми склонами, что выбраться по ним наверх нечего было даже и думать.

- Все, приехали, - устало вздохнул Тилис, слезая с коня.

- Заблудились? - испугалась Алиса.

- Нет. Просто дальше вслепую ехать опасно. А заблудиться здесь невозможно. Слышишь, ручей шумит? Вода течет вниз, ведь правда? Ну так и нам туда же.

- А если ущелье непроходимо?

- Оно проходимо, - ответил молчавший до того Эленнар. - Только дальше спуск будет довольно крутой. Но при свете спуститься можно.

- Ты что, знаешь это ущелье?

- Да, немножко знаю. Кстати, если нам сегодня очень повезет, мы здесь даже друзей можем встретить.

- Считайте, что уже встретили! - раздался незнакомый голос.

От стены ущелья отделилась легкая тень. Потом еще одна... и еще, и еще! Да их тут не меньше десятка!

- Кто это? - спросила Алиса, хотя сама уже догадывалась об этом.

И Эленнар ответил ей одним-единственным, понятным без всякого перевода словом:

- Partisani!

Партизанский лагерь. Ночь на двадцать девятое

В лагере было уютно и тихо, только каменные стены ущелья порой вздрагивали от ярости недалекой отсюда Пламенной Горы. Полыхал костер, в котле над ним что-то вкусно побулькивало, и в глиняных чашках искрилось где-то добытое ради гостей вино.

- Они - из племени Земли, - тихо объяснял Алисе Эленнар. - Тебе ведь нашу историю рассказывали? Так вот, когда в Иффарин проник Изначальный Враг, нам отсюда пришлось уходить. Выбор-то был невелик: если бы мы не ушли, нас бы иркуны сожрали. Они ведь каннибалы, ты же это знаешь... А не то еще хуже: нас бы самих в иркунов превратили. Ну вот мы и ушли. А они - остались. Мы все связаны со своей землей, но они - особенно. Они, если уйдут отсюда, то умрут. Вот с тех пор они так и живут, некоторым даже нравится. Тут есть места, куда ни один иркун войти не сможет. Ты озеро Пробуждения видела, так вот мы перед уходом на нем все собрались - все четыре племени и еще Древние Мастера - и объявили его местом священным и вовеки неисказимым. С тех пор ни один иркун туда и близко не подходил.

- Нет, почему же? - усмехнулся сидевший рядом смуглый фаэри с веселыми черными глазами. - Пару раз я их черепа на берегу подбирал. Может, заблудился кто...

- Постой, Лаурин! - внезапно прервал его Тилис. - А вот таких вещей ты там не находил?

В руке его блестела уже знакомая Алисе монета.

Лаурин повернулся... и даже в свете костра было заметно, как расширились его глаза. Он медленно встал, долго и пристально глядел на серебряный кружок, как будто вновь узнавая давно потерянную вещь, а потом церемонно поклонился Тилису в пояс.

- Государь! - сказал он. - Когда ты воссядешь на трон Иффарина, не забудь и о тех, кто тысячелетиями сражался ради этого часа!

Тилис, казалось, совсем не удивился.

- Вот, значит, как надо было это понимать... - медленно произнес он. - Государь Иффарина и вождь племени Земли. Ее, значит, Киритар оставил?

- Да, государь. Это амулет нашего последнего вождя. Он его сокрыл и сказал так: "Когда настанет час, явится истинный наследник и явит вам вобравшее мою суть. В тот день свободной станет моя душа, и свободной станет земля Иффарина." Час настал, государь. Приказывай!

- Командир ты?

- Я, - кивнул Лаурин.

- Тогда вот тебе мой первый приказ. Там, в пустыне, - Тилис махнул рукой в сторону юга, - двое всадников. Один из них везет письмо в Черный Замок. Второй его преследует. Ваша задача: устроить засаду и перехватить письмо. Сможете?

- Смогу, государь.

И сейчас же погас костер, торопливо забулькали допиваемые чаши...

- Везет же тебе, Тилис! - тихонько, чтоб никто не услышал, прошептала Алиса. - Ты будешь королем у них!

Но Тилис уже вновь седлал коня, и Алисе не осталось ничего другого, как последовать его примеру.

Рассветные горы. Двадцать девятое декабря

Они успели выскочить на дорогу раньше Алекса. Но то ли он почувствовал засаду, то ли еще что - только на север, к Черному Замку Алекс не повернул.

Два всадника мчались по пустыне на восток, в сторону Рассветных гор. С крутого склона их было отлично видно.

- Оставайтесь здесь! - крикнул Тилис партизанам. - Алиса! Эленнар! За ними!

Равнина мало-помалу переходила в каменное предгорье. Алиса медленно, но верно нагоняла Алекса и Мерлина. Тилис держался позади нее. Эленнар сильно отставал.

Дорога между тем круто поднималась вверх. Теперь начал отставать и Тилис - он был гораздо тяжелее Алисы, и к тому же на нем была стальная кираса. Зато от Мерлина ее отделяло едва ли не сто метром, и было уже совершенно ясно, что Алексу не уйти.

- Стой! - голос Мерлина раскатился над горами, подобно грому идущей лавины. - Бери меч и защищайся, или я тебя зарублю, как поганого иркуна!

Лязгнули скрестившиеся клинки - раз, другой, третий... И один-единственный раскатившийся эхом пистолетный выстрел...

Мерлин лежал на спине, широко раскинув руки. Алекс стоял над ним, сжимая в левой руке пистолет, а в правой, окровавленной и бессильно повисшей - широкую саблю или, скорее, кривой меч, из тех, что обычно носят иркуны.

Алиса, держа поводья левой рукой, правой выхватила из ножен свой. Он был слишком короток, чтобы рубить с коня на скаку, но другого у Алисы не было.

- Ах, так вот кто украл мою пару! - хохотнул Алекс.

Занесенный меч переломился надвое.

Алиса резко рванула повод. Лошадь взвилась на дыбы, и в ту же секунду Алекс снова выстрелил. Но Алиса, успев уже соскочить, бросилась на землю и, перекатившись в сторону, схватила меч Мерлина.

Этому приему ее не обучали - он пришел сам.

Еще выстрел!

Пуля бессильно высекла искру из камня, за которым укрылась Алиса. Меч Мерлина был у нее в руках, и, если бы Алекс вздумал подойти к ней ближе, чем на длину клинка, он был бы убит.

Впрочем, он это понимал.

- Ну, пес с тобой, сиди там, - сказал он, отступая назад и пытаясь поймать раненой рукой поводья своего коня. Кривой меч он бросил, но пистолет по-прежнему держал в левой.

Лошадь Алисы, последним движением заслонившая ее от пули, хрипела и билась на земле.

- Стой! - Тилис в доспехах Проклятого Короля резко осадил коня. - кто такой?

- Мне нет нужды называть свое имя! - гордо ответил Алекс, показывая какую-то золотую пластину. - Назови свое!

- Мое имя - Хелькар!

- Врешь!

Пистолет в руке Алекса снова грохнул. Тилис вздрогнул и откинулся назад. Узкий длинный меч, как живой, вылетел из ножен и, описав в воздухе сверкающую восьмерку, обрушился на шею Алекса, прежде чем он успел выстрелить еще раз. Обезглавленный труп тяжело рухнул на камни.

Тилис спешился и, не обращая больше внимания ни на что, опустился на одно колено рядом с тем, что еще несколько минут назад было Мерлином.

Вот и все. Его больше нет. Живые зеленые глаза закрылись навсегда. Но лицо его было спокойным и отрешенным, как у путника, прилегшего отдохнуть. И лишь опаленные и пропитанные кровью волосы на правом виске говорили яснее ясного: он мертв...

Белый жеребец Мерлина стоял рядом, низко опустив голову. Внезапно он встрепенулся и коротко заржал.

Цок-цок, цок-цок - доносилось снизу.

- Эленнар, ты? - спросил Тилис, хотя, наверное, мог бы и не спрашивать.

Эленнар не сказал ни слова. Спешившись, он некоторое время постоял рядом с Тилисом.

А тишина над Рассветными горами стояла необыкновенная...

- Тилис, - нарушил молчание Эленнар, - я пойду поищу письмо, ладно?

Тилис кивнул и, стянув с мертвых рук Мерлина кольчужные рукавицы, снял с правой кольцо Братства Магов. Четыре разноцветных камня - знаки четырех стихий - ярко вспыхнули в лучах полуденного солнца. Отвязав от пояса кошелек, Тилис положил кольцо туда.

Эленнар между тем занимался странным делом: положив пистолет Алекса на камни, он отошел в сторону и протянул к нему руки - одну над другой, ладонями книзу. Пистолет задымился, дернулся, загрохотали рвущиеся в клочья патроны - и запрещенное оружие превратилось в бесполезный кусок оплавленного металла. Вложив в руку обезглавленного трупа сломанный меч, Эленнар забрал свои трофеи - кривую саблю, золотую пластину, некогда висевшую на шее Алекса, и найденный у него за пазухой коричневый запечатанный конверт.

- Руна Хелькара... - бесцветным голосом произнес Тилис, разглядывая золотую пластину с наведенными черной эмалью злыми, лиходейскими письменами. - Значит, Хелькар убит. И письмо, скорее всего, о том же. Проклятие! Ну кто меня потянул за язык назваться этим именем?!

- А это что? - внезапно спросила Алиса.

Конверт, вынутый ею из седельной сумки Мерлина, не был ни запечатан, ни подписан.

Письмо без адреса адресовано всем. Тилис достал из конверта лист бумаги и ахнул:

- Да это же его завещание!

- Читай! - потребовал Эленнар.


"Во имя Бога-Творца, Младших богов и Прозерпины-Целительницы, к кругу которой я принадлежу, я, Мерлин Мечтатель, советник Братства Магов, сим объявляю свою последнюю волю," - громко и четко, чтобы слышали все, прочел Тилис.

"Бессмертную сущность мою предаю в руки Единого. Душу - Младшим богам, дабы воплощена она была заново. Тело же мое прошу передать фаэри, и пусть они совершат погребение по обычаю их народа. Ибо я не хочу, чтобы над моим телом надругались лиходейские твари.

Кольцо Братства Магов я прошу отдать Фаланду, дабы он передал его достойнейшему из достойных. Таковым перед лицом посвященных Братства я объявляю Тилиса из Двимордена - моего сына."

- Что?! - воскликнули одновременно Алиса и Эленнар.

"...Ему же, Тилису, моему сыну, - продолжал читать Тилис, сын Мерлина, - мое благословение на жизнь. Меч мой прошу передать его ученице Алисе из Верланда. Ибо, хотя она и дитя человеческое, в теле ее живет дух фаэри. Коня - Артуру, ибо лишь такой конь подобает будущему королю людей.

Иного имущества и иных наследников у меня нет."


- Подписано руной Истинного Пламени, - закончил Тилис. - Он всегда подписывался так.

Завернув тело Мерлина в плащ и приторочив его к спине белого жеребца, Тилис, Алиса и Эленнар тронулись в обратный путь - со слезами на глазах и болью в сердце.

А туда, где они только что были, с радостными криками слетались стервятники...

Материалисты уверяют, что смерть равняет всех. Но так ли это?

Партизанский лагерь. Ночь на тридцатое

Зеленый цвет - для тех, кто чтит Живой Мир. Синий - для тех, кто ищет знаний. Красный - цвет крови и огня, его любят маги воинствующие. Черный цвет приличен разве только отпавшему. И мало кто достоин белого...

Тело Мерлина, облаченное в не бывшую в употреблении белую ткань, покоилось на ложе из тяжелых бревен, и меч лежал на его груди - рукоятью к подбородку, острием к коленям.

Фаэри пели пронзительно и скорбно. Солнце, выглянув у самого горизонта из-под пелены серного дыма, полыхнуло в последний раз и скрылось. И, неяркий в лучах заката, полыхнул факел в правой руке Тилиса...

- Возьми меч, - шепнул Эленнар Алисе.

Алиса стиснула рукоять обеими руками, тщетно пытаясь не глядеть в мертвое лицо. И в неверном колеблющемся свете факелов ей показалось, что Мерлин ободряюще улыбнулся...

Пламя долго блуждало между бревен, как бы отыскивая в них слабое место, а потом вдруг с торжествующим гулом взметнулось ввысь, унося в беззвездное небо душу Мерлина и обращая в пепел его телесную оболочку.

А фаэри все пели, и не было больше скорби в их песне, но лишь надежда на то, что разлука не будет долгой.

Нет смерти. Есть лишь Всебытие.
Ибо кто любит - не покидает,
Кто уходит - тот возвращается,
Кто умирает - тот возрождается в новой жизни.

Нет смерти - есть лишь Воссоединение.
Ибо частица Истинного Пламени,
Коим Всеотец создал миры,
Возвращается ныне к своему Источнику.

Нет смерти - есть лишь Конец Судьбы,
Ибо властна она лишь над тем,
Что принадлежит сему миру и никакому другому.
Да не будет!

Тридцатое декабря. Черный Замок

- Пора! - сказал Тилис. - И так времени в обрез.

Алиса открыла глаза. Тилис уже седлал коня - вороного коня Алекса.

- Остальных лошадей - партизанам, - сказал он. - Вы пойдете пешком рядом со мной. Кольчуги, мечи прикрыть. Все ненужное - бросить.

Тилис ехал шагом, так что идти рядом с ним по ровной дороге было несложно. Вскоре после восхода солнца их обогнал отряд иркунов - большой, не меньше сотни. Маленькие поросячьи глаза смотрели из-под нависающих бровей с ужасом - на Тилиса и с вожделением - на коня.

"Интересно, - подумала Алиса, - а они вообще верхом ездят?"

Но выражение невымытых харь было совершенно недвусмысленным: зачем ездить на лошади, когда ее можно съесть...

Тилис даже и не глядел на них. Высокий и стройный, в черных доспехах, он прямо и гордо возвышался в седле: не пристало-де мне смотреть на всякую чернь. Из-под плаща с желтой каймой чуть-чуть выглядывала рукоять меча - ровно настолько, чтобы он был виден, но ни в коем случае не весь.

Зато кривой меч Алекса открыто висел на левом боку Эленнара.

А там, вдали, уже виднелся Черный Замок - огромный, грозный, с тонкими угловыми башенками, закованными в стальную броню, узкими щелями амбразур и колоссальным черным куполом, вздымавшемся над стенами подобно башне тяжелого танка.

Добраться до него им удалось только на закате. Коновязь, по-прежнему никем не охраняемая, оставалась на том же месте - у нижних ступеней узкой вьющейся лестницы, круто взбегавшей вверх по груди замковой скалы.

Лошади не умеют лазить по лестницам. Тилис спешился и повел коня в поводу - осторожно, чтобы не напугать стоявшего там вороного жеребца. Но, вопреки ожиданиям, конь приветливо заржал, словно узнал старого друга.

- Вот как?! - недобро хохотнул Тилис. - Так вы, стало быть, из одной конюшни! Вот, значит, до чего вы докатились в своих играх... господин Игрок Пустоты.

Подняться по лестнице, ведущей к воротам, было не так-то просто. Сказывались усталость, недосыпание, крутизна подъема - а, главное, сам облик этого мрачного места. Алисе вдруг почему-то подумалось, что здесь, в Мидгарде, ей еще ни разу не попадалось ни одного столь безобразного сооружения, хотя, пожалуй, по отдельности даже очень взыскательный архитектор не смог бы найти в его частях ничего уродливого. Но, собранные вместе, они смотрелись более чем гнусно. Самый захудалый придорожный трактир по сравнению с Черным Замком казался образцом художественного вкуса.

"А у них, в Верланде, - подумала Алиса, - если и сохранится случайно хоть один не безобразный дом, так он выглядит, как живой зуб во вставной челюсти."

И тут же поправилась: "Не у них, а у нас. Или... все-таки у них?" - мелькнуло в ее мозгу.

- Отпирай! - оглушительно закричал Тилис, молотя по воротам кулаком в латной рукавице. И вполголоса прибавил:

- Было бы чего отпирать...

Ворота с явными следами взлома держались на одной петле.

- Про... - высунувшийся охранник замолк на полуслове, заметив Проклятого Короля.

- Здорово, Бич! - голос Тилиса прозвучал неожиданно весело. - Когда же дождь-то будет?

- Будет гроза, будет и дождь, - произнес охранник. - Вот уж не думал...

Последняя фраза, естественно, относилась не к паролю, а к Тилису.

- Я тоже не думал, что застану тебя на посту. Извини за опоздание, так получилось. Бумага у тебя?

- У меня.

- Давай сюда.

Бич скрылся в караульной будке и через несколько секунд появился вновь, держа в руках толстую тетрадь. Тилис незаметно взял бумагу, лежавшую между страницами.

- Нормальная? - спросил он.

- Что ты! Лучше настоящей! - ответил Бич.

Смешно, но факт: наиболее правдоподобно выглядит документ, который подделан. Это я вам как бывший юрист говорю. Сам видел, и неоднократно.

- Письмо отменяется, - шептал Тилис своим спутникам, пересекая внутренний двор. - Идем прямо в тюрьму. И чтоб держаться с подобострастием!

Доспехи Проклятого Короля произвели на охранника у входа в цитадель прямо-таки магическое действие. а уж бумага, которую Тилис ткнул ему буквально в нос - и подавно. Хотя, чтобы прочесть ее с такого расстояния, он должен был быть очень близорук.

Они прошли внутрь и спустились по хорошо памятной Алисе тускло освещенной каменной лестнице. Двери им открыли без звука, не спросив даже пропуска.

- Мною получено распоряжение, - Тилис помахал в воздухе бумагой, - забрать отсюда всех пленных и вывести из замка для уничтожения.

Тюремщик кивнул и, сняв с пояса ключи, отпер две большие камеры, похожие скорее на клетки в зверинце.

- Выметайтесь, падлы! - скомандовал он.

- Одиночки... - шепнула Алиса.

Но тюремщик уже отпирал двери одиночных камер, выволакивая оттуда заключенных.

- А это? - Тилис указал на решетку в полу.

- Осмелюсь доложить, там блохи, - предупредил тюремщик.

- Приказано вывести всех, - Тилис был непреклонен.

Там, на грязной соломе, кишащей насекомыми, лежали люди. Или уже трупы? Впрочем, некоторые из них, как собаки, сидели на цепи, ввинченной в стену.

- Сорок шесть... сорок семь... сорок восемь, - считал пленных Эленнар, сверяясь с бумагой. - Так что одного не хватает, господин начальник.

- Ну?! - Тилис выжидательно посмотрел на тюремщика.

- Позвольте доложить, тут еще один по категории особого содержания, ключ у владетеля замка (да живет он вечно!), я без него отпереть не могу... - залепетал испуганный иркун.

- Давай сюда ключи и показывай, где он. Если хоть один ключ подойдет, я тебя там запру вместо него.

Довольный, что так легко отделался, тюремщик протянул всю связку Тилису и указал на небольшую дверь в самом углу.

Первый не подошел... другой тоже... третий... Алиса ковырялась в замке, как ей казалось, целую вечность. Тилис стоял рядом и хладнокровно наблюдал за ней. Как и следовало ожидать, все ключи оказались не те.

- Ну что ж! - сказал Тилис. - Тогда мы поступим вот так...

И, прежде, чем кто-то успел ему помешать, он выхватил меч.

Бело-голубая молния, пробежав по лезвию, сверкнула в полутьме и впилась в засов. Железо толщиной в полпальца лязгнуло и распалось.

Но расширившиеся от ужаса глаза тюремщика смотрели не на взломанную дверь - они смотрели на клинок. Длинный, узкий, из сверкающей звездным светом голубоватой стали...

Алиса остолбенела. Сейчас поднимется тревога... Но Тилис, резко развернувшись, ударил иркуна мечом в грудь - колющим шпажным ударом, прямо в сердце.

Тот без звука рухнул на пол.

Пленные, видя эту сцену, возбужденно зашумели.

- Тихо, вы! - рявкнул Эленнар, и его голос раскатился под сводами тюрьмы не хуже, чем у покойного. - Кто будет галдеть, зарублю на месте!

И тихо прибавил:

- Мы сейчас все пойдем на волю!

Тилис тем временем распахнул дверь. Это была даже не камера, а скорее каменный мешок размером два метра на полтора, с низким потолком и дырой в полу вместо туалета. То, что лежало возле этой дыры, в первую минуту показалось Алисе мертвым. Но, увидев свет, оно приподнялось на локтях и харкнуло - слюной и кровью - на дымно-черный плащ Проклятого Короля.

- Забирайте его, - кивнул Тилис. - И завяжите ему глаза, иначе ослепнет.

Сняв с тюремщика оружие и амуницию, они быстро переодели труп в арестантское и сбросили на дно зарешеченной ямы. Бумагу с распоряжением уничтожить всех пленных положили на стол. Пока разберутся, что она поддельная, да пока хватятся тюремщика, времени пройдет немало.

Только не бежать, спокойно, соблюдая хотя бы видимость строя, и обязательно конвойный сзади...

Бич стоял на прежнем месте у ворот замка.

- Незаметно присоединяйся к нам и уходи! - шепнул ему Тилис.

Бич кивнул. Алиса даже не успела заметить его исчезновения. Да вот же он - закрывает ворота снаружи!

Ну да, конечно. То, что охранник выходил за ворота, не вспомнит никто. И то, что кто-то их прикрыл - тоже. И что конвоиров стало на одного больше, тоже никто не вспомнит, даже когда Бича хватятся во время смены караула.

Сразу за железным мостом Тилис остановил коня.

- Веди их всех к озеру, - сказал он Алисе. - Дорогу ты знаешь, сбиться здесь невозможно. А я постараюсь успеть в Железную Пасть.

И, отпустив поводья, он растаял в ночной темноте.

Когда они добрались до берега, уже светало. Склоны Пламенной Горы мерно подрагивали, как будто там, под землей, неслись один за другим тяжело нагруженные поезда. Но Алисе уже не было до этого дела. Утомленная, она растянулась прямо на песке, завернулась в плащ и почти мгновенно уснула.

А над водой клубился тонкий пар, и, казалось, откуда-то со дна озера поднимался тихий, ласковый свет...

Озеро Пробуждения. Около полудня тридцать первого декабря

Алиса проснулась, когда солнце поднялось уже высоко. Мерная дрожь вулкана поутихла, и зеркальная вода безжалостно отразила ее грязноватое лицо и спутанные волосы.

Некоторое время Алиса боролась с искушением причесаться пятерней, но, вспомнив, что сегодня к вечеру она непременно должна быть дома, все-таки достала из кожаного кошелька на поясе металлическую расческу.

Приведя волосы в относительный порядок, она зачерпнула ладонями воды и умылась.

Вода была неожиданно теплой, почти горячей. А что, если...

Алиса поднялась и отошла в сторону. Выбрав место, откуда ее не было видно, она быстро разделась донага и вошла в воду.

Здесь, видимо, бил со дна горячий источник - вода почти обжигала. Но Алиса, не ночевавшая под крышей с самой пятницы, даже застонала от удовольствия. Согревшись и распарившись, она зачерпнула со дна горсть песка и с наслаждением принялась тереть им ноги, отмывая въевшуюся грязь, запах лошадей, дыма и еще Бог весть чего.

Примерно полчаса спустя за этим занятием ее случайно застал Эленнар.

- Ну чего уставился? - спросила она его. - Отойди, дай одеться.

Но Эленнар пристально смотрел ей в глаза, проницая, казалось, самую ее бессмертную сущность.

- Ну чего уставился, я спрашиваю? - переспросила Алиса. - У меня что, лицо грязное?

И, зачерпнув ладонями воды, она несколько раз с силой провела ими ото лба к шее.

- Хириэль! - прошептал Эленнар.

Что-то похожее на воспоминание шевельнулось в ней. Ее, кажется, когда-то так звали?

...Яркое южное солнце... берег моря... и полчища врагов, да не иркунов - порченых людей. Крутящаяся в руках сталь, змеящиеся по клинку молнии... но их было много, слишком много. Эленнар был рядом, до самого конца... Эленнар?!

Да вот же он - стоит на берегу и бесцеремонно разглядывает ее обнаженное тело!

Алиса выпрямилась, не обращая внимания на то, что вода не доходила ей даже до колен.


- Ты все еще меня любишь?.. - прошептала она, не замечая, что сказала это на языке фаэри...


31 декабря 1991 года (вторник), 23:58.

"Вот так все и кончилось, - подумал Андрей, переворачивая последний лист. - Вот этим все и закончилось, и к сказанному больше добавить нечего."

- Стой тихо: ты слышишь шаги внизу? - пел за стеной магнитофонный Гребенщиков. - Кто-то движется, но я бы не стал называть имен. В повестке дня - история странных людей: они открывают двери - те, что больше нельзя закрыть...

Они открывают двери и идут своими Путями, о которых мы лишь читаем да иногда, в детстве, размышляем. А они там живут...

Не о них ли молятся Николаю Угоднику, покровителю всех плавающих и путешествующих? Впрочем, там он, наверное, зовется по-другому... Но все равно: за них - молитва.

А у неверующих - тост.

- Бамм! Бамм! Бамм! - мерно загудели куранты, возвещая первую минуту Нового года.

- За тех, кто в пути! - громко произнес Андрей и поднес к губам небольшую стопку.

Книга вторая

Охота на Буджума

              Жить - это значит начать
              Свой путь в небо.
              Здесь.

              Стейн Мерен, норвежский поэт.

Интеллигентнейшая тусовка девяностых

Гэндальф Поломатый, верховный маг тьмутараканского клуба любителей фантастики "Иггдрасиль", постучал об стол своей магической тростью и потребовал тишины.

Тростью этой он обзавелся где-то с полгода назад, после того, как, гоняя на машине с недозволенной скоростью, попал в аварию.

- Я собрал вас, господа, - начал Поломатый, когда тишина более или менее установилась, - чтобы сообщить вам пренеприятнейшие известия.

- К нам едет ревизор? - иронически поинтересовалась худющая девица с длинным острым носом и угольно-черными курчавыми волосами.

Поломатый с минуту созерцал ее, видимо, размышляя о том, не предложить ли ей на выбор заткнуться или выйти вон, но, не решившись на порчу отношений, сказал:

- Нет, Мунин. Гораздо хуже. Сегодня утром я получил письмо из Приозерска. Клуб "Радуга" официально прекратил свое существование. Предлагаю почтить его память вставанием.

Все встали, откидывая с голов капюшоны длинных и широких плащей, стилизованных под средневековые.

- Прошу садиться, - подытожил Гэндальф через несколько секунд унылого молчания. - Собственно, в связи с этим я хотел бы поговорить вот о чем. Казалось бы, сегодняшняя ситуация, когда отменена статья о клевете на строй и вроде бы разрешено читать все, что угодно, должна способствовать расширению наших рядов. Однако на деле происходит как раз обратное: наши лучшие люди стали уходить от нас.

- Не "от нас". Просто: уходить, - уточнил мужчина лет тридцати, такой же черноволосый и остроносый, как Мунин, но, в отличие от нее, приземистый и плотный.

- Нет, Хугин, ты не прав, - возразил Поломатый. - Конечно, часть народу, извините, сторчалась и сдринчилась, но я же не об этих!

- А о ком? - поинтересовалась Мунин. - Об Алисе? Так по мне, если человек за границу уехал, он все равно, что умер. Из-за араба! Тьфу!

Сидевший в углу парень в серебристо-белом мотоциклетном шлеме, казалось, хотел что-то возразить, но, удержавшись, пробормотал почему-то по-немецки:

- Ich schweige...schweige!

- А чего тебе молчать, Митрандир? - поинтересовалась Мунин. - Ты ведь вроде как недавно оттуда, ну? Расскажи-ка нам о благодати тамошней жизни. А?

- Ну что я могу сказать? - устало отмахнулся Митрандир. - Раньше я в Казань ездил, а теперь надоело. Да и делать там теперь практически нечего. Скучно. Вот и решил за бугор махнуть на пару недель, посмотреть, что там к чему. Где монет набрал? Съездил на мотоцикле в деревню, нарвал полную коляску подберезовиков, их там до черта, потом засушил на кухне и распродал бабушкам по дешевке. Ну тем, знаете, которые на базаре по ниточке продают. Съездил в Болгарию. Только деньги зря выкинул. Правду говорят: курица - не птица, Болгария - не заграница.

- Значит, не оттянулся? - поинтересовался Хугин. В его глазах попрыгивали смешливые чертики.

- Не оттянулся,- отозвался Митрандир в тон Хугину. - На Совок больно похоже. Теперь опять торгую. А что делать? Милостыню, что ли, просить? Меня ж нигде на работу не берут. Вот и торгую грибами да ягодами. Квартиру вот тоже сдаю. На днях какие-то цивилы предложили травы лекарственные в деревне выращивать. Попробую, может, что получится. Деньги будут - в Англию съезжу.

- На могилку Профессора цветочки положить? - тряхнув черными волосами, издевательски бросила Мунин.

- А что, и положу, - хладнокровно ответил Митрандир.

- Хугин! Мунин! Одина на вас нет! - рявкнул во всю глотку Поломатый.

Все испуганно замолчали. И в наступившей тишине робко прозвучал голос симпатичной девушки в зеленом плаще, до того мирно перелистывавшей небольшую книжку с надписью "Антология современной норвежской поэзии" на суперобложке:

- Ребята, а, может, лучше что-нибудь споем?

- О-ох! - простонал Гэндальф. - Галадриэль! Ну хоть ты-то дай до конца высказаться! Я, собственно, что хочу сказать: наше движение более-менее держалось, пока многие писатели были фактически под запретом. Иногда открыто, как Оруэлл, иногда - негласно, как Толкиен. А мы в то время, если уж называть вещи своими именами, играли роль интеллектуального Сопротивления. Кто постарше, помнит: не Стругацких здесь тогда читали. И не "Туманность Андромеды". А сейчас все можно - и сопротивляться больше нечему. Значит, хотим мы того или не хотим, но игру в интеллектуальное подполье придется заканчивать.

- И начинать играть в другую? - хмыкнул Хугин. - А зачем? Что изменилось-то? Ах, ну да, Толкиена издали. Нортон издали. Ле Гуин издали. А у нас-то рты все равно заткнуты. И на вышках те же. Я ведь печатался уже пару раз в "Уральском следопыте", так что эту кухню я знаю.

- Ну да, конечно, здесь нужно иметь имя, - рассудительно произнесла блондинка, сидевшая рядом с Митрандиром.

- Нет, здесь нужно иметь банду! Попробуйте принести в издательство - любое! - "Белериандские баллады" того же Толкиена! А? Не желаете?

- "А что это вы нам принесли? Гм, стишки..." - зажав нос двумя пальцами, прогнусавил Митрандир.

- Нет, Сергей, я, конечно, не отрицаю, что стихи сейчас опубликовать трудно, но ведь и так нельзя! - возмутилась блондинка.

- Подожди, сестренка! - остановил ее Митрандир. - Дозволь обратиться к Поломатому. Как я понял, ты хочешь предложить основать свою издательскую фирму. Так?

- Нет. Я хочу предложить организовать поиски Кольца Всевластия.

- Ты что, сдурел? - поинтересовался Митрандир после краткой немой сцены.

- Не совсем. Я убежден, что оно существует и находится в нашей стране. Вы вот включите радио и послушайте: дайте нам всю власть, нет, не им, а нам, а мы уж ей распорядимся...

- Ну да, как же, они распорядятся, - хмыкнул Хугин.

- А на деле эта страна всегда управлялась волей и властью одного-единственного человека.

- Не всегда. С семнадцатого года. А до того...

- Поднимай выше: с тысяча пятьсот сорок седьмого!

- Чего-чего-чего-чего?

- Именно в этом году Иван Грозный объявил себя царем! - торжествующе заключил Гэндальф. - Понимаете? Он принял Всевластие!

- Ну хорошо, даже если это так, - не сдавался Митрандир, - то возникает вопрос: где искать? В Москве, в Оружейной палате? В Питере?

- Питер отпадает: он основан полтора века спустя.

- Хорошо, Питер отпадает. А Казань? Астрахань? Псков? Новгород? Тьмутаракань, наконец? Все же знают, что Иван Грозный брал Тьмутаракань штурмом!

- В 1547 году! - с видом торжествующей свиньи добавил Поломатый.

- Что-о? В том самом?

- Да. Он взял Тьмутаракань и вместе с ней принял Всевластие.

- Бред какой-то... - пробормотал Митрандир.

- А чтобы не быть голословным, - продолжал Гэндальф, - я процитирую небольшой отрывок из сегодняшнего письма.

Он достал из кармана сложенный лист бумаги и, развернув его, принялся читать откуда-то с середины:

- "И, кстати, напоследок еще одна история, не имеющая отношения к делам "Радуги". На днях мне пришлось разбираться в книгах, которые завещал городской библиотеке недавно померший отставной генерал. Так вот, одна из книг называется "Искусство волшебства", если я правильно понимаю по-немецки. Очень старая, как минимум семнадцатый век. Там есть один абзац о каком-то тьмутараканском идоле, якобы дающем абсолютную власть над миром. Если хотите, я могу сделать для вас фотокопию или ксерокс."

- Ну что я могу сказать? - снова спросил Митрандир. - Ксерокопия - это, конечно, здорово, но хотелось бы взглянуть на эту книгу живьем. Кстати, я слыхал, что в Приозерске рыба дешевая, можно закупить партию. А ты, Поломатый, дай телеграмму в Приозерск, что я приеду.

Свадьба по-арабски, или... Для цивилов - сойдет

Митрандир свернул с шоссе и, отъехав на сотню метров в лес, заглушил мотор старого "Ковровца". Вынув из коляски вместительную сумку, он достал из нее веревочный гамак и быстро натянул его между двумя деревьями. Приготовившись таким образом к ночлегу, он разжег бензиновый туристский примус, разогрел на нем нехитрый ужин и, съев его, попытался уснуть.

После целого дня за рулем заснуть почему-то никак не удавалось. Перед закрытыми глазами мелькали все те же столбы и деревья, деревья и столбы - а посередине бесконечная темно-серая лента дороги, убегающая вдаль...

На рукав его куртки упал пожелтевший осиновый лист.

"Марсианская монета", - подумалось ему.

Простучав в никуда, разбрелись поезда,
Темно-серым становится небо.
Трав осенних ковер освещает костер
В том краю, где ни разу я не был.
И, окрашены в цвет марсианских монет,
Листья падают так осторожно,
И средь этих красот дождь танцует фокстрот,
Позабытый давно и надежно.
Листья падают вниз, искры падают ввысь,
И трепещет, вздувается пламя...
Это есть Красота, это было всегда,
Это будет, когда нас не станет.

Стихи эти он написал прошлой осенью. А через несколько дней он узнал, что Алиса Семенова собирается замуж за некоего "Эль-Аннара из Саудовской Аравии" и приглашает в свидетельницы его сестру Галю Иноземцеву (в тусовке известную как Луинирильда).

- В гарем, значит, пойдешь? - пошутил он тогда.

- Что ты! - ответила Алиса. - Он же - суфий. Им по закону только одна жена положена. Они, даже если овдовеют, во второй брак не вступают.

Митрандиру это еще тогда показалось странным, но он промолчал.

... Свадьба была необыкновенно пестрая. Тиллис-ибн-Расуль, свидетель со стороны жениха, был так же черноволос и голубоглаз, как и сам Эль- Аннар.

- У арабов, кстати, голубые глаза считаются колдовскими, - говорила жена Тиллиса Неля, круглолицая блондинка со вздернутым носиком. - Обычно арабы людей с такими глазами побаиваются.

По-русски она говорила великолепно, чувствовалось, что это едва ли не родной ее язык.

- А вы откуда родом? - поинтересовался Митрандир.

- Я-то? Ой, смотрите, невесту выводят!

Невеста (в белом платье до пят) прикрывала лицо краем фаты.

- Ла! - замотал головой Эль-Аннар.

- Ла! Ла! - закричали Тиллис, Неля и все родственники и знакомые жениха.

- "Ла" - значит "нет", - пояснила Неля Митрандиру. - Сейчас на нее другое платье наденут и опять выведут. Таков уж у мусульман обычай, - добавила она, как бы извиняясь.

Митрандир хмыкнул, сообразив, что весь этот театр является не чем иным, как демонстрацией приданого.

- Ла! - забраковал Эль-Аннар еще один наряд.

- Ла! - вместе со всеми закричал и Митрандир.

Невеста скрылась, чтобы через несколько минут появиться в новом обличье. Но и оно было отвергнуто, и Алиса вновь исчезла за дверью.

- Ты что еще придумала? - послышалось оттуда. - Ты еще в купальнике покажись!

Но Алиса уже вновь появилась в дверях - в заношенных джинсах, с финкой на ремне и в брезентовой штормовке с опущенным на лицо капюшоном.

- На'ам! - вынес окончательный вердикт Эль-Аннар.

Митрандир без подсказки понял, что это означает "да".

Алиса откинула капюшон. Длинные рыжие волосы красиво обрамляли ее лицо, спускаясь на грудь. Синие глаза лучились радостью и счастьем. И Митрандиру показалось, что никогда еще она не была такой красивой.

Впрочем, для поездки в загс ее все-таки уговорили надеть платье, так что сама церемония прошла вполне благопристойно. Арабы, вопреки опасениям, стекол не били, в воздух не стреляли и "Аллах акбар" не кричали. Лишь в тот момент, когда Эль-Аннар и Алиса расписывались в большой красивой книге с невероятно скучным названием, Тиллис громко и нараспев начал декламировать какие-то стихи.

- Что это он читает? - шепотом спросил Митрандир у Нели.

- "Клянусь одним и двумя, клянусь мечом и чашею..." Ну, там еще много в том же духе, - прошептала она в ответ. - В общем, клянусь, "что все, здесь написанное, истинно, а тот, кто этому не верит, пусть сложит равные по красоте строки".

"Гармония строк как доказательство истинности? Хм, а в этом что-то есть" - подумалось ему тогда.

Но Тиллис уже закончил и вывел в положенном для свидетеля месте какую-то арабскую закорючку. Вслед за ним расписалась и Луинирильда. Толстая регистраторша произнесла несколько напутственных фраз, и новобрачные вступили в совместную жизнь.

Совместная жизнь, как водится, началась застольем. Магомет некогда запретил мусульманам пить вино. Но, по словам мусульманина и суфия Омара Хайяма,

Запрет вина - закон, считающийся с тем,
Кто пьет, помногу ль пьет, где, что, когда и с кем.
Когда соблюдены все эти оговорки,
Пить - признак мудрости, а не порок совсем.

И потому молодоженам была прежде всего поднесена чаша вина.

Алиса взяла ее за одну ручку, Эль-Аннар - за другую. Сняв левой рукой крышку, он отпил половину. Допив остальное, Алиса протянула левую руку с салфеткой и вытерла губы сначала ему, а потом - себе. Затем, поставив чашу на стол, Эль-Аннар взял поданный кем-то широкий и кривой меч и, держа его обеими руками, протянул Алисе. Та, положа свои ладони на клинок, произнесла какую-то фразу на странном певучем языке, и Эль-Аннар ответил ей. Никто из Алисиных родных и знакомых этого языка не знал, но смысл был ясен без перевода. Отныне они будут вместе всегда - или, по крайней мере, до того дня, когда их разлучит смерть. Но и эта разлука не будет вечной - в это верят все, кто верит в Бога, каким бы именем Он ни назывался.

А потому - будем жить и радоваться жизни!

...Бокалы звенели, ложки побрякивали, спиртное лилось рекою, в углу уже кто-то пел матерные частушки - в общем, было все, как всегда. И, как всегда, невеста была грустна - ей предстояло покинуть родной дом навсегда.

Выбрав момент, когда на нее никто не смотрел, Алиса вышла из комнаты и через минуту вернулась с пухлой тетрадью.

- Возьми это, - сказала она, протягивая тетрадь Луинирильде. - Почитай. У тебя должно получиться. Ты же знаешь, я, скорее всего, уже не вернусь. А здесь кто-то должен остаться. Ну, ты поймешь, когда прочитаешь.

- Ученика вместо себя оставляешь? - спросила бесшумно подошедшая Неля. - Правильно, так и надо.

...Смысл всего этого разговора Митрандир понял только несколько дней спустя, уже после отъезда Алисы, когда прочитал ту самую тетрадь.

Со всеми мыслимыми подробностями Алиса описывала в ней свои походы... через дырку в соседней изгороди, которая на самом деле была воротами в иной мир по имени Мидгард.

И не было никакого Эль-Аннара из Саудовской Аравии. Был Эленнар, сын народа фаэри, бессмертного племени, живущего в вечном единстве с породиешим их миром - да, да, тем самым. Там Алиса и сама принадлежала к этому племени - но здесь, в мире людей, это не проявилось бы никак. Вне своего мира, лишенные связи с ним, фаэри так же старятся и умирают, как все люди. Ну, разве что немного медленнее.

Так вот, значит, куда ушла жить Алиса...

На Русском Севере - хорошая погода...

Наверное, нет на Русском Севере более благодатной поры, чем последние числа сентября. Полыхают факелами березы, раскаленным металлом мерцают рябины, и только вековые ели по-прежнему стоят в своих темно-зеленых платьях, да редкие здесь сосны гордо возносят к облакам свои кудрявые головы. А облака медленно плывут по кристально-синему небу, отражаясь в голубых озерах - от крошечных, безымянных, которые ни на одной карте не сыщешь, до огромных Онеги и Ладоги.

Треск мотоцикла казался богохульством в этом голубом храме с колоннами из живых деревьев. Хотелось остановиться, заглушить мотор и благоговейно молчать, размышляя о возвышенном.

Но солнце уже клонилось к закату, и надо было спешить.

Город открылся внезапно, разом весь, на противоположном берегу широкой реки. Промелькнула бетонная стела с гербовым щитом: горящая крепость и под ней стоящая на одной ноге цапля, в нарушение всех канонов геральдики повернутая в левую сторону. Над щитом красовалась выложенная битым кафелем надпись:

ПРИОЗЕРСК

"Ладожская набережная" - было написано на стене соседнего кирпичного дома.

Митрандир затормозил, достал из кармана бумагу и, сверившись с ней, свернул налево, на Кексгольмскую.

Нужный дом он отыскал быстро. Да и трудно было бы его не отыскать: он единственный стоял торцом к улице. Остановившись у третьего подъезда, Митрандир слез с мотоцикла и забрал из коляски сумку с барахлом.

"Ох, влепит мне ГАИ за это дело", - подумал он, глядя на забрызганный грязью до полной нечитаемости номер мотоцикла. Но, справедливо рассудив, что дело терпит, махнул рукой и вошел в подъезд.

Из-за дверей квартиры № 52 слышался нестройный гул пьяных голосов.

"Надо же, как я не вовремя", - подумал Митрандир, нажимая на кнопку звонка.

Дверь отворилась. На пороге стояла женщина в черном платье. Митрандир мысленно помянул черта, сообразив, что угодил прямо на поминки.

- Извините, а Мишу Скачкова видеть можно? - спросил он как можно миролюбивее. - Я из Тьмутаракани приехал насчет одной книги, он должен был телеграмму получить.

- Ты... ты...ты... - Женщина, казалось, была готова его ударить.

- Успокойся. Успокойся, прошу тебя. Он же к живому ехал, а не к мертвому, - сказал немного заплетающимся языком стоявший позади нее мужчина.

- Как... к мертвому?! - вытаращил глаза Митрандир.

- Убили Мишу. И квартиру вверх дном перевернули. Да ты проходи, садись за стол, раз уж приехал...

"Убили. Библиотекаря убили. И перевернули всю квартиру, наверное, что-то искали. Ясно что: ту самую книгу. Книга семнадцатого века - это же огромная ценность..." - размышлял Митрандир, поглощая подряд все, что стояло возле него. Пить водку он наотрез отказался ("я за рулем"), и для него налили в рюмку какой-то сок.

- И грабить-то было нечего, - пьяно бормотал сосед по столу. - Он же был это... как его? бессребренник. Ты знаешь, сколько библиотекарям платят? Да? Знаешь? А он работал. И клуб организовал, понимаешь? И значок тоже он придумал.

- Какой значок? - равнодушно поинтересовался Митрандир.

- А в-вон... на ленте приколот у книжной полки.

Митрандир обернулся. Над книжной полкой, под которой стояла его сумка, висела матерчатая лента с приколотым к ней небольшим значком: стрела, обвитая плющом, на фоне радуги.

- Н-на, возьми на память, - сосед снял значок с ленты и приколол его Митрандиру на куртку. - Сим нарекаю тебя... это... рыцарем Радуги. Во! Эт' надо обмыть.

- Не могу, я же за рулем, - запротестовал Митрандир.

- Да н-ну тебя... - парень махнул рукой и, пьяно пошатываясь, двинулся куда-то в направлении туалета.

Митрандир, чтобы скрыть смущение, принялся разглядывать корешки книг.

Шеститомник Грина. "Мастер и Маргарита" Михаила Булгакова. "Сильмариллион" Толкиена - ого-го, на английском языке. "Съедобные и ядовитые грибы" в роскошной суперобложке.

"Интересное издание", - подумал Митрандир. У него дома была такая книга, но эта была гораздо толще. Он потянул книгу на себя и раскрыл.

Das Buch namens
DIE ZAUBERKUNST
oder
die gro?te und wunderschonste Kunst
der uralten und erhabenen Magie

- стояло на титульном листе.

Die Zauberkunst... Искусство волшебства!

Это была та самая книга. Митрандир понял это мгновенно, хотя никогда специально не изучал немецкого. Книга, из-за которой убивают...

Он полистал ее с деланным безразличием, потом сел на стул, снова полистал, закрыл и небрежно, как наскучивший детектив, бросил ее во чрево своей необъятной сумки.

Гости уже начали расходиться, и Митрандир, расправившись с остатками закусок и распрощавшись, подхватил свое барахло и ушел - как ему казалось, не привлекая ничьего внимания.

Мотор "Ковровца" заработал с первого же нажима. Митрандир включил дальний свет и резко рванул с места...

Видимо, только это его и спасло. Из кустов у подъезда грохнул пистолетный выстрел, и пуля рванула воздух у самого уха Митрандира. Ослепленный светом фары, убийца не смог прицелиться. Зато Митрандир прекрасно разглядел его квадратное лицо с горбатым носом и коротким ежиком полуседых волос.

Мотор взвыл на недопустимых оборотах. Колеса взвизгнули, скользя по асфальту. Коляска "Ковровца" приподнялась и оторвалась от земли. Медленно - чертовски медленно! - мотоцикл выезжал на Кексгольмскую улицу, но рука с пистолетом поднималась еще медленнее...

Снова выстрел!

Но Митрандир был уже за углом здания.

Только бы успеть выехать на Ладожскую набережную... Ч-черт, там правый поворот, надо сбросить скорость...

А что, если...

Митрандир, не убавляя газа, резко выкрутил руль влево. Мотоцикл занесло, он вылетел на противоположную сторону и, едва не свалившись в воду, пулей помчался сквозь ночной город - не в ту сторону, откуда приехал несколько часов назад, а прямо в противоположную.

Встречный ветер ревел в ушах. Мелкие песчинки секли по лицу. С левой стороны уже замелькали покосившиеся деревенские избы. Двигатель уже не выл, а надсадно стонал. Митрандир почти физически чувствовал: еще несколько минут такой гонки, и перегретый мотор заклинит. А сзади уже виднелся зловещий отсвет автомобильных фар...

Дома кончились. Промелькнул дорожный указатель с надписью "ПРИОЗЕРСК", перечеркнутой красной полосой - конец населенного пункта.

Просека! Слева - просека!!

Митрандир сбросил газ и свернул в лес. Сто метров... двести... триста... Ку-ку, ребята, здесь вы на машине уже не проедете.

С просеки на тропу он свернул как раз вовремя. Каждая травинка внезапно высветилась, как на ладони...

Мотоцикл с выключенным двигателем катился уже по инерции. Оглушительный треск выхлопов смолк, и теперь уже ничто не выдавало Митрандира, кроме бензиновой вони. Но автомобиль воняет не меньше...

Спрыгнув с сиденья, он откатился в сторону и некоторое время лежал, прислушиваясь к тишине.

Фары автомобиля горели, заливая просеку слепящим электрическим светом. Черная тень убийцы была видна великолепно. Не отрывая от нее глаз, Митрандир нашарил в сумке книгу, засунул ее под куртку и, о чем-то подумав, вытащил острый, как бритва, складной нож.

Горбоносый тип продолжал бродить по просеке, вглядываясь в лес. В его руке по-прежнему был пистолет - армейский, системы Макарова.

Ну иди, иди сюда... Я же тебя вижу, а ты меня - нет. Ну иди, дурачок... Нет, не идет. Боится сойти с освещенного места. Осторожный, гад. Ладно, черт с тобой, живи пока. А мы на всякий случай запишем номер твоей "восьмерки". Эй, а номер-то у тебя тьмутараканский! Ни хрена себе...Хорошо, что я свой от грязи не оттер!

Серый "жигуленок" медленно, задним ходом, выкарабкался на асфальт и, сверкнув последний раз фарами, исчез.

Уехал. В Приозерск уехал. Ф-фу...

А, собственно, чего вы от него ожидали? Он ведь тоже не без опыта, это ж видно. Он только не знает, с кем на сей раз имел дело. Ладно, отставить вечер воспоминаний...

Лучше подумаем, что делать дальше, это полезно. Как на моем месте поступили бы девяносто девять из ста? Он уехал в Приозерск, значит, я поеду в противоположную сторону, обогну Ладогу с севера, затем - на Вологду или Череповец... Угу, вот именно этого он от меня и ждет. Потому-то и убрался в Приозерск так демонстративно. А на самом деле он чуть-чуть отъехал, развернулся - и назад... Или еще хуже: сидит на окраине города и слушает. И услышит, как только я заведу мотор.

Ну ладно, пусть слушает...

Митрандир, упираясь руками в руль, медленно покатил мотоцикл по просеке прочь от шоссе. Он знал, что где-то рядом должна быть железная дорога - и минут через двадцать уперся в насыпь. Вдоль нее тянулась грунтовка - не ахти какая, но проехать на мотоцикле было можно. Теперь - ждать...

Через полчаса где-то в стороне финской границы сверкнул огонь. Еще через пару минут показался тепловоз, с грохотом и лязгом волокущий в сторону Приозерска тяжелый товарняк. Еще чуть-чуть - и голова поезда поравнялась с Митрандиром. Пора!

Грохот железных колес, бьющих в стальные рельсы, заглушил треск мотоцикла. Стараясь не отставать от поезда, Митрандир неслышно проехал через весь город и, выехав на Ладожскую набережную с противоположной стороны, рванул на полной скорости к Петербургу.

Человек, сидевший в засаде на северной окраине Приозерска, слышал только железный грохот удаляющегося товарняка.

Мертвые срама не имут

- Да нет же, это не та Земля, откуда ты пришла, - говорил Эленнар Алисе. - Такой она могла бы стать лет через сто пятьдесят, да и то вряд ли. Видишь ли, любое событие, меняющее Пути Мира, порождает на соответствующей ветви Мирового Древа развилку. Одна ветка соответствует одному развитию событий, а другая - другому. Так вот, между этим миром и тем развилок более чем достаточно. А потому и вероятность, что тот мир придет именно к этому состоянию, очень мала. Да что я тебе говорю, тебе же это Тилис должен был объяснить еще два года назад!

За левым плечом Эленнара трехметровый человек цвета охры покровительственно положил левую руку на шею оленя, простирая правую к переливающейся над далеким белым городом семицветной радуге. Тут же - выведенные чем-то бурым письмена, соседствующие с красиво выписанными буквами неведомого Эленнару алфавита. Впрочем, если бы он умел читать по-русски, то сообразил бы, что на жестяном щите под гордым лозунгом "ЧЕЛОВЕК - ЦАРЬ ПРИРОДЫ" криво нацарапано ржавым гвоздем:

"ДОЛОЙ САМОДЕРЖАВИЕ!!!"

Жена Эленнара Хириэль, некогда Алиса Семенова из Тьмутаракани, по-русски читать умела и нацарапанную надпись видела. Собственно, только поэтому она и задала вопрос, ответ на который ей был и без того известен: ради нескольких минут, чтобы поразмышлять над этой надписью.

"Долой человека" или "долой власть"?

Знак неизлечимости или признак выздоровления?

Если "долой человека", тогда все. Сама возможность возникновения такой мысли означает, что здешний разум хочет покончить жизнь самоубийством. Это бывает. И если это начинают писать на стенах, то дело уже зашло достаточно далеко.

Тогда надо идти на контакт. Не на контакт даже, а на Контакт, который так любят живописать бумагомаратели из Земного Круга. Они даже не подозревают, что при обычном людском отношении к Контакту - пришельцы-де будут такие все из себя развитые, просветят нас, отсталых, устроят нам рай земной, а мы еще будем воротить нос от названия, - при таком чисто потребительском отношении к Контакту быть его не должно ни в коем случае.

Но если у здешних людей больше нет сил, чтобы жить...

Порой человеку достаточно знать, что он не одинок - и он раздумает умирать.

"И потому никогда не спрашивай, по ком звонит колокол: он звонит по тебе", - вспомнилось Хириэли где-то слышанное.

Стоп. А если "долой власть"?

Тогда это значит: не желаем быть царями природы. Не хотим в ней никакого особого или почетного места. Хотим быть равными среди равных. И эта мысль воспринимается как полукрамола: нацарапано-то гвоздем, чисто по-хулигански.

В таком случае надо искать этого писателя. Или писателей. И идти на контакт с ними.

- Ладно. Пойдем, - подытожила она свои размышления и, поправив висящую за плечом на ремне гитару, свернула в переулок.

Позавчера из этого мира пришел сигнал бедствия, или, как выражаются Странники Восходящей Луны, "весть беды". Молодой парень, отправленный туда с обычным заданием типа "посмотреть, что где, ни во что не встревать и тихо вернуться", примчался назад в состоянии, близком к безумию. По его словам, в том мире люди вдруг сами по себе начали превращаться в скелеты. И не в переносном смысле, а в прямом - буквально за несколько часов плоть превращалась в отвратительную студенистую массу и клочьями отваливалась от костей. А самое страшное, что скелеты жили - ну не то чтобы жили, это он со страху ляпнул, но двигались, ходили. И вдобавок вели себя весьма агрессивно.

Конечно, парень был "козел", то есть новичок. Но даже если четверть его рассказа была правдой, то и это выглядело чрезвычайно серьезно.

И потому Хириэль и Эленнар шли сейчас по узкому переулку в центре незнакомого города. Возможно, уже мертвого или почти мертвого - ни одно окно не было освещено, ни один фонарь не горел.

Впрочем, из подвального окна впереди пробивался тусклый свет.

Хириэль спустилась по лестнице вниз, дернула дверь на себя и вошла.

Их встретили восторженным ревом, в котором уже не было ничего человеческого. Ярко горящие декоративные свечи и старинные керосиновые лампы почти слепили глаза. Но Хириэль зажмурилась не от этого. Безжалостный свет обнаженного пламени не оставлял никаких сомнений: живых за столом - только один. Вон тот мальчишка лет семнадцати с грустными глазами, в которых отражается огонь. А остальные - просто пустые движущиеся оболочки. И много, не меньше десяти... Порченые люди, чтоб их!

- Учат, что есть Бог и есть Дьявол, - говорил между тем сидевший во главе стола опрятно одетый мужчина лет тридцати восьми. - Один из них предлагает вечные мучения, другой - вечную жизнь, то есть, по сути, то же самое. Ибо мертвым не больно, не страшно, не холодно, не голодно, и срама они, опять же, не имут. И потому я предлагаю выпить за смерть абсолютную и окончательную - да избавит она нас от власти богодьявола!

Гориллоподобный тип рядом с оратором налил себе водки, понюхал, передернулся от отвращения, зачем-то налил сверху в тот же стакан подсолнечное масло и залпом выпил. Оратор запрокинул голову и тоже чего-то такого отхлебнул.

- Однако наш подвал посетили бродячие артисты, - продолжал он, указывая глазами на Эленнара и Хириэль. - Просим, господа! Просим, просим!

Послышались жидкие равнодушные хлопки, но почти тут же смолкли. Хириэль расчехлила гитару и проверила настройку. Некоторое время она перебирала струны, как бы не зная, с чего начать, а потом почти прошептала:

Под небом голубым есть город золотой
С прозрачными воротами и яркою звездой...

Голос ее ширился и креп. Струны вторили ему светлыми аккордами. И дивный город вырастал уже перед мысленным взором Хириэли - быть может, тот самый, о котором некогда писал Франческо ди Милано:

А в городе том сад - все травы да цветы,
Гуляют там животные невиданной красы.
Одно - как желтый огнегривый лев...

- На кой они сюда вообще приперлись? - возмутилась какая-то сильно накрашенная девица.

Там, откуда они пришли, прерывать менестреля - вещь неслыханная и непростительная. Хириэль резко оборвала песню и раскрыла рот для гневной отповеди...

- Да, действительно, золотые города всем уж полтораста лет как осточертели, - подлил масла в огонь председательствующий. - Тебя... э... как зовут?

- Алиса. Алиса Семенова.

- Итак, прошу внимания! - он постучал вилкой по фужеру. - Сейчас восходящая звезда нашего подвала Алиса Семенова совершит показательный половой акт с моим лучшим другом Васей. Вась, помоги девушке раздеться!

- И бутылку, бутылку ей воткнуть! - захихикала накрашенная.

Гориллоподобный с усилием встал, повернулся к Алисе... и вдруг его голова со страшным грохотом разлетелась на куски.

Никто не заметил, как грустный мальчишка пробрался к двери и вынул из-под широкой рубахи пистолет.

Председательствующий с отвисшей челюстью и вытаращенными глазами, как будто в неимоверном удивлении, сделал шаг назад, нелепо взмахнул руками и упал, опрокинув стул. В горле у него торчал обоюдоострый метательный нож.

- Так, значит, мертвым не стыдно? - тоном, не предвещающим ничего доброго, медленно произнес Эленнар. - Да, вы правы: стыдно бывает только живым. Те, кому стыдно, еще не совсем безнадежны. А вы... вы носите имена, будто живые, но вы - мертвые. И ужасно боитесь превратиться в скелеты... боитесь сменить одну пустую форму на другую! Пошли, нам здесь делать нечего.

Хириэль шагнула в дверь, толкнув ее спиной. Эленнар вышел за ней. Парнишка, держа тяжелый пистолет двумя руками, довольно-таки грамотно прикрывал отход.

Внезапно он нажал на спуск, отпрянул за порог и задвинул засов. Хириэль успела еще увидеть, что пуля попала в керосиновую лампу. Резервуар почему-то разлетелся вдребезги, и разбрызгавшийся керосин мгновенно вспыхнул...

- Больно много чести для них - огонь осквернять, - хладнокровно заметил Эленнар. - Ты откуда?

- Из Старого Метро.

- И много вас там?

- Порядочно.

- Понятно. Веди к своим.


- А мне стыдиться нечего, - говорил в этот момент Тилис, не догадываясь даже, как странно перекликаются его слова с прозвучавшими только что совсем в другом мире. - Ну да, нас в свое время искажали. Делали из нас всякую мерзость. Но ведь не исказили же! Да и тебя тоже, даром что драконов тогда перепортили почти всех.

- Ох! - раскатилось под сводами пещеры. - И за что я тебя так люблю? Наверное, за то, что ты на меня совсем не похож. Только душа такая же. Пламенная.

Тилис смутился и, чтобы скрыть это, склонился к чешуйчатой шее зверя и осторожно сковырнул отставшую золотистую чешуйку.

- Не порть красоту, - шутливо проворчал дракон.

- Да разве это называется "портить"? - Тилис откинул длинные темные волосы с правой стороны, показывая глубокий и узкий шрам - след от давнего удара мечом.

- Вот что называется "портить" - мрачно прокомментировал он. - Знаешь, как больно было? До вечера без сознания пролежал. И до сих пор иногда болеть начинает. Да так, что в глазах темнеет.

- Я чувствую, - ответил дракон. - От твоей головы холод исходит. Так это рана?

- Мне стыдиться нечего, - повторил Тилис. - Я сражался с Искаженным.

- Что поделаешь, - добавил он немного погодя. - Это всегда бывает с теми, кто принял Истинное.

Дракон не возразил, хотя Тилис был не совсем прав. Демонстративное неучастие в зле - это тоже форма сопротивления. Иногда очень эффективная.

- Ладно, - нарушил затянувшееся молчание Тилис. - В конце концов, все мы враги одного Врага.

- Только что об этом скахут твои сородичи? - усмехнулся дракон.

- Да, наверное, то же самое, что и твои. А пусть говорят!

Друг Ордена

- Привет тебе, Путник!

Митрандир мгновенно проснулся и, выпрыгнув из своего гамака, схватился за нож.

- Ф-фу... - пробормотал он, разглядев как следует своего "вероятного противника". Мальчишке, сидевшему на пеньке, было самое большее лет одиннадцать.

- Слушай, парень, нельзя ж так пугать! Заикой сделаешь.

- А что? Тебя уже кто-то напугал? - спросил мальчишка, вытаскивая из-под белого комбинезона (это в лесу-то!) небольшую металлическую пластинку на цепочке.

Митрандир подошел поближе. На пластинке сияла эмалевая радуга - точно такая же, как на значке, приколотом до сих пор к его куртке. Но вместо стрелы, обвитой плющом, под радугой были изображены две руки, встретившиеся в рукопожатии.

- Ты из "Радуги"?

- Ну да. Друг Ордена. Так кто же тебя так напугал?

Митрандир безнадежно махнул рукой и сел на землю. Напряжение последних дней прорвалось все разом.

- Получили мы на днях письмо из Приозерска... - начал он.

Мальчишка внимательно слушал, изредка выспрашивая подробности.

- Покажи книгу! - потребовал он, когда Митрандир кончил свой рассказ.

Книга по-прежнему лежала в сумке, аккуратно завернутая поверх суперобложки в полиэтиленовый пакет.

- Сними... И это тоже...

Митрандир, твердо решив ничему не удивляться, развернул полиэтилен и снял суперобложку.

Глаза мальчишки расширились.

- Вот это да... - прошептал он, трогая ладонью переплет. - Такое сокровище...

- Еще бы! Семнадцатый век.

- Да я не об этом! Ты хоть чувствуешь, какая от нее силища исходит? Ты представляешь, сколько в ней знаний сокрыто?

- Пока не представляю, - честно признался Митрандир,- я по-немецки довольно слабо понимаю. Постой, а ты где научился в таких вещах разбираться? Ты что, из этих... из Странников Восходящей Луны? - спросил он, вспомнив Алисину рукопись.

- Да нет. Я же сказал, я - Друг Ордена. Ордена Радуги.

- "Сим нарекаю тебя Рыцарем Радуги!" - вспомнил вдруг Митрандир.

- Ну да. Это у них формула посвящения. А у тебя знак Путника. "Путник открывает Звездные Пути, и хранит их, и начинает свой путь в небо там, где он стоит", - процитировал Друг Ордена какую-то древнюю книгу. - Только сейчас они говорят проще. Так, значит, того Путника убили?

- Убили. И квартиру обыскали. Ты знаешь, кто?

- Надо подумать. Дай, пожалуйста, свой знак.

Митрандир отстегнул значок. Мальчишка осторожно взял его двумя руками, сполз с пенька и сел на пятки. Лицо его заострилось, полуприкрытые глаза ушли куда-то внутрь, а голос, казалось, звучал из другого мира:

- Вижу носящего сей знак... Вижу носящего сей зная... Он был худой и узколицый, да?

- Не знаю, - ответил изрядно заинтригованный Митрандир. - Я его ни разу в жизни не видел.

- Спроси... Спроси про него что-нибудь.

- Он убит?

- Да!

- Кто его убил?

- Рыцарь... Рыцарь Радуги.

- Кто приказал?

- Черный Командор.

- Цель?

- Закрытие всех Путей, кроме своих.

- Зачем ему это нужно, я спрашиваю?

- Власть.

- Над Орденом?

- Не только.

- Он хочет власти над миром?

- Над всеми мирами.

- Что?!

- Над всеми мирами. За ним стоят... - Митрандиру показалось, что он сказал что-то вроде "награ".

- Награ? Кто такие награ?

- Не могу сказать... не могу. Нельзя об этом говорить. Нельзя... нельзя... - Друг Ордена говорил все тише и тише.

Митрандир схватил его за плечи и резко встряхнул.

- Спасибо... - пробормотал мальчишка, мало-помалу освобождаясь от своего состояния.

- Кто такой Черный Командор? - спросил Митрандир.

- В Ордене поначалу была группа, следящая за соблюдением орденского Устава.

- Внутренняя служба безопасности? Ха-ха!

- А потом гроссмейстер этого отряда основал свою провинцию и самочинно провозгласил себя командором.

- А сейчас решил заграбастать всю власть в Ордене? Ну и сволочь!

- Ага. А Великий Магистр скрылся, и меч с собой унес.

- И Орден бросил?

- Не бросил. Я же говорю, он унес с собой меч Магистра.

- А, понял. Чтобы в его отсутствие не выбрали нового.

- Чтобы власть не принадлежала никому. На, возьми свой знак. Кстати, как тебя зовут?

- Когда как. По документам - Сергеем. А в тусовке Митрандиром кличут. А тебя?

- Энноэдель.

Мальчишка поднялся с земли и выпрямился, словно собираясь отдать боевой приказ. Митрандир рефлекторно встал по стойке "смирно".

- Слушай, о Путник, носящий имя, прославленное в веках! - сказал Энноэдель. - По закону Ордена ты должен идти в ближайшую крепость и рассказать там обо всем, что слышал и видел. Но ты не знаешь Путей. Поэтому пойду я. А ты... когда ты разберешься в книге, мы с тобой встретимся на Путях. И да будет осиян звездами час нашей встречи!

Он отсалютовал Митрандиру неизвестно откуда появившейся в его руке шпагой, повернулся и исчез в лесу.

- До встречи, Энноэдель! - крикнул Митрандир.

- До встречи, Митрандир! - эхом донеслось из самой глубины леса.

Хижина рыжей ведьмы

Есть много способов для того, чтобы из одного мира попасть в другой. Это можно сделать во сне, или в глубокой медитации, или через смерть - умерший в одном мире практически всегда продолжает жить в другом, если только он не стал еще при жизни пустой оболочкой. А Странники Восходящей Луны владеют магией Путей.

Различны цели, ведущие Странников. Одни ищут свою родину - не земную, а другую, ту, где человек закончит свои странствования и будет жить всегда. Те же, кто нашел (таковы фаэри), уходят странствовать по чужим мирам, чтобы лучше познать свой.

И все они уходят на Пути, когда опасность угрожает Древу Миров, имя коему - Иггдрасиль.

...В Старом Метро к Хириэли и Эленнару присоединились еще трое: девушка небольшого роста по прозвищу Тинрис, маленький плотный парнишка, назвавшийся Хоббитом, и угрюмый Чернокнижник в кожаной куртке. Что же до мальчишки с пистолетом, вступившегося за них в подвале, то его звали Сталкером. Пистолет, кстати, ему пришлось оставить, и теперь его ремень оттягивала "сталкерка" - длинный узкий тесак, сделанный из большой пилы, с зубьями по тупому краю.

Первый же день принес сногсшибательное открытие: скелеты откуда-то приходили и куда-то уходили. Начинаясь в городском парке, Путь уходил прямо вверх, в круг Мидгарда - то есть туда, откуда вчера пришли Хириэль и Эленнар...

Положение из серьезного становилось отчаянным. Идти в Мидгард прямо сейчас значило притащить эту дрянь за собой. Но и ждать, пока они расползутся по всем окрестным мирам, тоже было нельзя. Оставалось одно: разведать, откуда и куда идут скелеты.

И потому шестеро Странников шли сейчас через сухостойный лес. Хвала Всеединому, не в Мидгарде. Но близко, слишком близко к нему...

- Хижина! - внезапно крикнул Сталкер.

Это была даже скорее не хижина, а некое приземистое сооружение из жердей и соломы. Но сквозь дыру в крыше вился легкий дымок - там кто-то жил.

- Эй, хозяин! - позвал Эленнар, подойдя к занавешенной одеялом дыре, заменяющей дверь.

Из-за одеяла выглянула голова, обрамленная длинными рыжими космами, а вслед за нею - и ее обладательница. Рваный полушубок, надетый, похоже, на голое тело, мужские холщовые штаны, деревянная резная палка в левой руке и кольцо с рубином на правой указывали род ее занятий с полной определенностью.

- Ох! И тут нет покоя бедной старой Даэре! - притворно возмутилась ведьма.

- Старая? Не такая еще и старая. Уж никак не больше тридцати. Верно ведь, хозяюшка? - улыбнулся Эленнар.

- Тебе-то самому сколько?- рассмеялась Даэра. - Я же вижу, кто ты. Люди постольку вообще не живут. Так с чем пожаловали?

- Нашествие Пустоты, - Эленнар сказал это таким тоном, каким говорят о скверной погоде.

Даэра, казалось, ничуть не удивилась. Кивнув, она скрылась за занавеской и через несколько секунд вернулась, держа в руке горящую лучину. Эленнар поднес ладонь к самому пламени и несколько секунд стоял так. Тонкие его пальцы светились подобно язычкам огня, будто становясь его частью. Ведьма тоже протянула руку - и, казалось, пламена слились в одно, неяркое в свете дня, но живое и горячее. Ни Тьма, ни Пустота не способны противостоять ему. Эленнар это знал - и видел, что знает это и Даэра.

- Откуда? - спросила она, погасив лучину.

- Из Земного Круга. Движется сюда и, возможно, выше. Куда - не знаю.

- Пойдем. Ты и ты, - ведьма указала пальцем на Эленнара и Хириэль.

В хижине, вопреки ожиданиям, было чисто. Даэра зажгла свечу и поставила ее так, чтобы свет отражался в чаше с водой.

- Смотри так, чтобы видеть одновременно огонь и его отражение, - сказала она. - Постарайся ни о чем не думать, ответ сам должен прийти.

- Да знаю я... - пробормотала Хириэль.

- Ты садись напротив и слушай, что скажет она.

Эленнар сел.

- А я - между вами. Есть? Начинаем. Откуда и куда идут твари Пустоты?

Хириэли вдруг почудилось, что свеча распускается, превращаясь в крошечное деревце с пылающей над его вершиной яркой звездой. "Поближе!" - скомандовала она себе. Ага, так и есть: вот они, скелеты. Идут с самого низа, прямо к звездочке...

- Вижу их, - сказала она. - Движутся от Нижних Путей к Источнику.

- Вижу как плющ, обвивающий Древо, - отозвался Эленнар.

- Плющ... паразиты Древа... - бормотала Даэра. - Ага, вижу их. А, да это старые знакомые! Кто их вызвал?

- Крепость. Черная крепость.

- Две крепости. Две крепости и один хозяин.

- Две крепости и один хозяин. Две черные крепости... Это Черный Командор! - воскликнула Даэра. - Он что, хочет гибели всех миров?

- Он хочет власти, - отозвалась Хириэль. - Власти любой ценой.

- Не он. Нет, это не он. За ним стоят другие. Настоящие паразиты... - голос Эленнара звучал все глуше и глуше.

- Он хочет власти, но за его спиной стоят другие. Они используют его как инструмент. Кто они?

Молчание.

- Кто они? - переспросила Даэра. - Вот две крепости. вот их хозяин. Кто стоит за ним?

Из-за спины Черного Командора медленно выглянул... безобразный, крылатый, с пылающими адской злобой красными глазами...

- Дьявол! - пронзительно крикнула Хириэль.

- Награ! Демоны Пня! - отозвался Эленнар.

"Умоляю не щадить!"

- Здорово, Мунин!

- Ой, Митрандир! Приехал?

- Как видишь. И книгу с собой привез. Поломатый у тебя?

- Нет, он еще не пришел. Да ты заходи, там такое показывают...

- Да в чем дело-то? Почему у тебя на квартире? Почему не в клубе, как всегда?

Но Мунин уже тащила Митрандира в комнату. Перед телевизором восседало человек десять иггдрасильцев. А на экране...

- Смотри, смотри. Во кино - московские друг друга выносят! - хохотала Мунин.

- Доигрались! - хмыкнул Митрандир.

В черном московском небе факелом пылал Белый Дом, и в его сторону неслись огненные пунктиры автоматных очередей. И тут же, на тротуаре - толпа пресненских обывателей. Казалось, все это происходит не в их стране, а где-нибудь в системе Тау Кита, никак не ближе.

- "Там таукитайская братия свихну-улась, по нашим поня-а-тиям", - издевательски пропел кто-то.

- Я вас умоляю! Только не щадите их! - хорошо поставленным голосом воскликнула во весь телеэкран Галина Вишневская.

Хохот и подначки мгновенно прекратились.

- Ну и ну! - потрясенно пробормотала Луинирильда. - Умолять не щадить! И это - интеллигенция?

- Да, - спокойно ответил Митрандир. - А что ты, сестренка, хочешь? Что есть, то есть. У нас, значицца, интеллигенция народная. И разделяет, стал-быть, идеалы нашего раззамечательного народа. А они были и есть хуже даже коммунистических. "Ибо сей народ - богоносец", - загнусавил он, зажав нос двумя пальцами, - "грядущий обновить и спасти мир именем нового бога, и ему единому даны ключи жизни и нового слова". Да чепуха все это на постном масле! Нет никакого народа-богоносца и быть не может! Нельзя быть святым по праву рождения, понимаете вы это или нет? Богоносцами становятся, а не рождаются!

- Понимаю, - спокойно произнес Хугин. - А зачем же так волноваться?

- Да затем, что у девяносто девяти процентов мозги сделались набекрень, они поверили в эту чушь и понесли своего нового бога обновлять мир. В Польшу, в Прибалтику, в Чехословакию, Венгрию...

- И в Афганистан? - насмешливо бросил кто-то.

- Да. И в Афганистан. А что? Я не отпираюсь. Я тоже тогда верил. А потом понял, какого бога нес.

- Ну и какого же?

- А того самого, что с рогами и с хвостом рисуют! - зло ответил Митрандир. - Нет никакого нового бога, Бог один - старый!

- За что кровь проливали, братишечки? - продожал вещать все тот же стебщик.

Митрандир стиснул зубы так, что, казалось, он сейчас выплюнет их на пол. Но, огромным усилием воли справившись с собой, он произнес почти спокойно:

- Проливали-то в основном чужую. Ладно, к черту. Оставим этот спор славян между собою.

Он протянул руку и выключил телевизор.

- Лучше посмотрите, что я привез из Приозерска.

- Ту самую книгу? - ахнула Мунин. - С абзацем про тьмутараканского идола?

- Ту самую. Только насчет абзаца не знаю, я по-немецки плохо читаю.

Об убийстве библиотекаря Митрандир твердо решил молчать. Серая "восьмерка" приехала в Приозерск из Тьмутаракани - это было слишком очевидно.

- Послушайте! - восторженно завопила Мунин. - У меня потрясная идея! Давайте разыграем Поломатого!

- Можно. А как? - поинтересовался Митрандир.

- Он хочет найти то самое Кольцо. Так? В книге есть абзац о тьмутараканском идоле, который дает абсолютную власть над миром. Мы переводим этот абзац и вставляем туда намек на зарытое под идолом кольцо. То самое. Насколько мне известно, Поломатый по-немецки знает только "хальт" и "хенде хох". Понимаете?

- Не совсем. Кольца же там не будет?

- Не будет, так сами сделаем. Латунное. И руны вытравим. Мерлин, ты вроде химик? Сумеешь?

- Сумею, - кивнул бородатый мужчина.

- Он же заметит, что кольцо латунное.

- Не успеет. Как только он начнет копаться, за ним сразу же придут все девять назгулов.

- Ха-ха-ха! - расхохотался Митрандир. - А их кто сыграет? Мы, конечно?

- Ну да. Черных плащей я понаделаю. Только закутаться надо будет поплотнее, чтобы лица не были видны.

- Тогда уж и маски надо.

- Точно! - обрадовалась Мунин.

- Ладно, - сдался Митрандир, - одного назгула я беру на себя. Ты, Мунин, тоже. Мерлин, ты? Берешь? Отлично. Кто еще? Хугин, не хочешь принять участие?

- Нет. Я вообще не собираюсь потакать ничьим дурацким выдумкам, - сердито ответил Хугин. - Митрандир, ты же вроде кое-что понимаешь, так чего ты в это дело ввязался? Ты знаешь, чем это может кончиться?

- Хугин, я тебя умоляю! Тебе что, этого дурака жалко? - возмутилась Мунин.

В этот момент в прихожей раздался звонок. Мунин босиком сбегал к входной двери, заглянула в глазок и, вернувшись, шепотом распорядилась:

- Тихо! Мы сидим и смотрим книгу! Это Поломатый!

Хромой с "Антареса"

Иггдрасильцы были бы немало удивлены, если бы знали, что через несколько часов в недрах местного управления КГБ будет составлена бумага, в которой их назовут "гражданами, личность которых по делу не проходит и не устанавливалась". Но это было предопределено в тот самый момент, когда Гэндальф Поломатый нажал кнопку дверного звонка.

Началось все с того, что первого октября сего 1993 года в номере гостиницы "Пошехонье" была задержана гражданка Цепляева Л.А., занимавшаяся любовью сразу с двумя гражданами одной самопровозглашенной кавказской республики, некими Кавтарадзе А.Р. и Гогишвили Г.В.

Никогда в жизни это дело не легло бы на стол полковника Коптева. Но, во-первых, партнеры гражданки Цепляевой по группенсексу официально были иностранцами. А во-вторых, и в главных, она это делала не за деньги, а за полиэтиленовый пакет, содержащий нечто. И это нечто вполне тянуло этак на полторы сотни долларов.

Да нет же, это были не наркотики - этой гадостью Коптев не занимался даже по долгу службы. В пакетике были небольшие проволочки. Платиновые. И таких пакетиков у тех иностранцев было ровным счетом восемнадцать. Девятнадцатый они, очевидно, не поделили и решили совместно прокутить с вышепоименованной гражданкой Цепляевой.

Кутеж кончился скверно. Очень скоро они признались, что приобрели платину с целью последующей перепродажи, а продал им ее некий "хромой сантарец".

Кто такой "сантарец" - это удалось выяснить почти сразу. Экспертиза установила, что платиновые проволочки являются частями термопар, предназначенных для измерения высоких температур. А остальное было уже делом техники: во всем городе такие термопары применялись только на заводе "Антарес". Хромых на этом заводе, согласно данным тамошней амбулатории, было пятеро. И отношение к термопарам имел только один из них - инженер метрологического отдела Геннадий Николаевич Бобков, известный среди иггдрасильцев как Гэндальф Поломатый.

Установленная за ним слежка пока ни к каким результатам не привела. Термопары он за проходную не выносил, крупных покупок не делал, коммерческий банк не посещал - короче, вел себя как нормальный и законопослушный обыватель.

Коптев же тем временем знакомился с заводом. "Антарес", как и все подобные ему предприятия, был обнесен мощным бетонным забором с колючей проволокой по верху, сторожевыми собаками по периметру и вооруженными охранниками в проходной. Продукция вывозилась на железнодорожных платформах, тщательно укрытая брезентом. И если бы из-под него, как шилья из мешков, не выглядывали стволы танковых орудий, если бы из-за забора не раздавалось урчание дизелей, если бы, наконец, на заводе не работало несколько тысяч местных жителей, после второго стакана начинавших ныть и хныкать о своем нежелании трудиться на третью мировую - то, разумеется, никто и никогда не узнал бы, что делают на заводе "Антарес".

- Секретинизм! - горько вздохнул Коптев, провожая взглядом готовый к отправке танк.

- Прошу прощения? - переспросил сопровождающий его директор.

- Я говорю, что это вон у тех ворот часовой без оружия стоит?

- А-а, понял. Там заводская свалка.

- Свалка? И что, туда тоже по спецпропускам?

- А как же!

Коптев понимающе кивнул. Казалось, свалка его больше не интересовала. Однако через полчаса, выйдя из проходной, он обошел вокруг заводской территории и оказался в узком, донельзя загаженном переулке. Железные ворота в бетонном заборе были заперты на замок, но между створками оставалась щель, куда вполне можно было пролезть, даже не запачкав пальто. Коптев не ошибся: это действительно была заводская свалка. Никакой охраны у наружных ворот не было. Да и на самой свалке - тоже. Термопары валялись повсюду. Правда, лишь немногие из них содержали платину, но зато корпуса этих немногих имели специальную маркировку. Таким образом, задача потенциального расхитителя драгметаллов упрощалась до предела.

А, кстати, интересно было бы выяснить: на какую помойку выбрасывают золото?

Эх, да то ли еще иногда выбрасывают...

"Горе тебе, Бьорнингард!"

Давным-давно Младшие боги, сотворенные волею Творца, воспели Мир Сущий, и в Начале Времен обрел он форму и плоть, и стал обиталищем миллионов существ, живых в Живом Мире. Тем из них, кто был сотворен последними, Господь даровал малую частицу Его Духа - и потому зовутся они Детьми Божьими.

Шли годы, росло и ветвилось Мировое Древо, и беспечальной была юная жизнь.

Но случилось так, что один из Младших богов, чье имя с тех пор неназываемо, возжелал власти над всеми мирами Древа. Всеотец хотел до Конца Времен восседать в своем хрустальном чертоге в окружении миллионов и миллионов любящих и любимых детей - этому же нужны были лишь послушные рабы, слепо исполняющие его волю. И он провозгласил себя Владыкою Судеб.

На стенах глубочайших подземелий нарисовал он могучих воинов и, вдохнув в них некое ублюдочное подобие жизни, повел их на Источник - средоточие Истинного Пламени, тайной сути всего живого.

И тогда были откованы Хрустальные Мечи, предназначенные сокрушать лишенные сущности пустые формы. Ибо лишь пустыми формами были воины Врага - и они были сокрушены.

Но нельзя уничтожить несуществующее. И потому, победив, самой победой своей Младшие боги признали, что в мире могут быть воплощены формы без сущности - может существовать Пустота.

Горько оплакивали они оскверненный и искаженный мир, не в силах более взирать на свои хрустальные клинки. И Младшие боги отдали их Детям Творца, дабы хранили они Древо от новых искажений.

Один из таких мечей с незапамятных времен хранился в фамильной сокровищнице герцогов Бьорнингардских...


Колокол на башне возвестил о закрытии ворот, когда Странники были уже ввиду города. Четверо из Старого Метро глядели на его зубцы во все глаза - они никогда еще не видели города, полностью окруженного стенами. Трое остальных, впрочем, были удивлены не меньше - подъемный мост через городской ров был по-прежнему опущен, и охраны не было видно. А вот для нагнавшего их светловолосого гиганта, опоясанного широким мечом, это зрелище, похоже, было уже привычным. Дружески кивнув ведьме, он подошел ближе и спросил:

- Что, опоздали?

- Опоздали! - Эленнар безнадежно махнул рукой.

Но светловолосый глядел не на Эленнара, а куда-то мимо него - на быстро движущиеся пальцы Даэры.

- Пойдемте. Я вас проведу, - сказал он странно изменившимся голосом.

До самых ворот не было произнесено ни слова.

"Край непуганых идиотов! - мрачно размышляла Хириэль. - Мост не подняли, охрану на стены не выставили... Ох, сейчас мы их всех напугаем!"

Стук тяжелого кулака в ворота прервал ее мысли.

- Пач-чему в неурочный час? - рявкнул изрядно пьяный стражник. - А, это вы, господин советник. А эти с вами?

- Со мной, - ответил советник.

Ворота открылись чуть пошире.

- А вы в гости к господину советнику или по делу?

- По делу! - отрезал светловолосый.

- Тогда с вас семь тинко деловой пошлины, да еще пять на благоустройство города. Итого двенадцать.

- Что?! - советник почти не повысил голоса, но стражник даже присел со страху. - Сколько, ты сказал?

- С-семь тинко деловой пошлины...

- С герцога получишь, когда протрезвеешь.

- В-вы... к его светлости?

- А что, он до утра не принимает?! Разбудить! Гонца к нему послать! Драть вас, мерзавцев, некому!

- С-соблаговолите подождать в кордегардии... - пролепетал испуганный стражник.

- Это в караулке, что ли? Где это вы еще таких слов нахватались... Ладно, пшел!

Проводив убегающего взглядом, они вошли в боковую дверь возле ворот.

Под потолком плавали густые облака сизого дыма, вонь от портянок и сивушного перегара стояла такая, что хоть алебарду вешай, а стены были густо изукрашены надписями - половина из них ругательски ругала службу, его светлость герцога и чудесный город Бьорнингард впридачу.

- Вот ежели примем по одной, то будем друг друга это... уважать, - невнятно поучал кого-то в углу седой стражник. - А ежели по окончании смены еще, тогда можно и жену повоспитывать по толстой роже.

"Угу, - подумала про себя Хириэль. - Жаловаться некому и бессмысленно."

- А ежели ты с утра встать не можешь, то, опять же, это... лечись, - продолжал пьяный. - Подлечишься - и сюда. Пришел - значит, пришел, а прочее никого не это... не волнует. Хошь - валяйся тут, хошь - заступай. Пропустишь кого - тоже не беда. Коль выпил - простят. Скажешь, пьяный был, ничего не помню.

- А ну как не простят?

- Кто? - искренне удивился пьяный. - Герцог, что ль? Дак его светлость сами не просыхают. Недавно каким-то из Цельзиана хрустальный меч пропил, теперь гуляет. Пондравилось им. Светится. Ну, светится и светится, а что с того толку? Так что не бойсь, н-наливай! Во шкалики шкаликов - оп-прокинь!

Даэра незаметно тронула руку советника. Тот кивнул головой, показывая, что слышал, и вновь углубился в созерцание нарисованных на стене женских частей, пока грохот сапог не оторвал его от этого занятия.

- Господин советник! - доложил примчавшийся. - Его светлость герцог просили передать, что никого не принимают, у них приступ.

- Приступ этой болезни называется "запой". Доложи, как положено.

- Так что у его светлости запой, он никого не принимает.

- Понятно. Ступай и отопри ворота, мы пойдем дальше.

- Подождите, я сейчас, - сказала Даэра и, шагнув к седому стражнику в углу, обратилась к его собеседнику. - Ну-ка, подойди поближе!

- Ведьма? - молодой парень мгновенно протрезвел.

- Смотри сюда! - Даэра устремила магический жезл прямо на него.

- Не буду! Не хочу! Не боюсь! - выкрикивал парень, но его глаза были уже намертво прикованы к полированному бронзовому набалдашнику. - Я знаю, ты посвящена в эту чепуху! Я не верю! Не верю! А... что тебе угодно, владычица?

- Мне угодно, чтобы ты завтра утром проспался, пошел на базар и кричал там до вечера: "Горе тебе, Бьорнингард, ибо Пустота поселилась в твоем сердце!" Когда солнце зайдет, поступай, как знаешь. Пошли, я все сделала, - сказала ведьма, пряча жезл. - И подумать только, что я когда-то жила среди них!

Идущие

Прекрасны ледяные пики, вздымающие к синему небу свои холодные грани. И чем ближе подходит к ним путник, тем учащеннее бьется его сердце, а если это сердце молодо, то с губ срывается песня. Но там, за кромкой снегов, кровь стучит в ушах молотом, и серая муть застилает глаза. Хочется сесть, уронить голову на колени и замереть в неподвижности. Но этого делать нельзя, надо заставлять себя двигаться. Это помогает. Потом привыкаешь и уже обходишься без этого. Но первые день-два - самые мучительные...


Маленькие следы то и дело начинали петлять из стороны в сторону, но неизменно возвращались на тропу, ведущую к Цельзиану.

- Надо догнать, - сказал советник. - Он уже не выдерживает.

Никто ничего не ответил. Все берегли дыхание. Чернокнижник прижимал к лицу горсть снега, тщетно пытаясь остановить идущую носом кровь. Даэра, стиснув зубы, мучительно боролась с приступами тошноты. Они были старше всех - им приходилось тяжелее. Но если не нагнать того, кто шел впереди, выбиваясь уже из последних сил - он упадет на снег и умрет. Сразу, если первым не выдержит сердце. И чуть попозже, если раньше сломится воля. Значит - вперед. Только не бегом...

- Вот он! - прохрипел Эленнар, указываю рукой на что-то, видное только ему.

- Где?

- Он в белом. Смотри вон на ту скалу.

На черном фоне белая фигура была видна великолепно. Но, как только он опять ступит на снег...

- Бегом! - крикнул советник.

Мальчишка лет одиннадцати уже шатался, как пьяный. Эленнар догнал его, схватил за плечи и грубо встряхнул. Голова, обвязанная белым платком, откачнулась назад и бессильно мотнулась за плечами.

- Вы уже пришли? - слабо пробормотал он. - Именем Источника заклинаю вас: дайте дойти до Цельзиана!

- Дойдешь, - ответил советник. - Мы тебя понесем. Эй, кто там отстает! Подтянись!

В ворота крепости они стучались уже на рассвете. Стражник в синей форме пропустил их без звука, едва лишь советник расстегнул куртку и достал из-под нее какую-то круглую металлическую бляху.

- Привет тебе, Гроссмейстер Ордена! - внезапно сказал мальчишка.

На груди советника открыто сверкал знак: полукружье радуги и под ним - меч с возлежащими на рукояти четырьмя ладонями.

- Я - Друг Ордена, - он достал свой, со встретившимися руками. - К какой провинции ты принадлежишь? К Синей?

- Нет. Я из Серой.

Пройдя через небольшой чисто выметенный двор, они вошли в замок. Внутри было тепло, но не душно, и сложенные из тесаных камней стены не оскорбляли глаза ни одной посторонней надписью. Вдали по коридору раздавался чей-то звучный голос:

- Щит рыцаря есть прибежище слабого и угнетенного, и мужество рыцаря должно поддерживать всегда и во всем правое дело того, кто к нему обратится.

Да не обидит напрасно рыцарь никогда и никого, более же всего да убоится он оскорбить злословием честь отсутствующего, скорбящего и бедного.

Жажда прибыли или благодарности, любовь к почестям, гордость или мщение да не руководят его поступками, но да будет он везде и во всем вдохновляем честью и правдою.

Да не вступит рыцарь в неравный бой иначе как на стороне слабейшего...

- Что привело вас в Цельзиан? - осведомился внутренний часовой, когда Серый Гроссмейстер предъявил свой знак и ему.

- Люди Черного Командора уже убивают Путников, - сказал Энноэдель, ибо это был он. - Я шел сюда именно с этим.

- Мы принесли еще худшую весть: Черный Командор развязал Нашествие Пустоты, - сказала Даэра.

- И третья новость, которую вы уже, конечно, знаете, - добавил Гроссмейстер. - Бьорнингардский герцог допился до того, что пропил Хрустальный Меч.

- Знаем, - кивнул стражник. - Наш командор его и купил. Пройдите прямо к нему, он у себя.


- Новости, что и говорить, хуже не придумаешь, - подытожил командор спустя несколько часов. - Приняв Хрустальный Меч, мы обязаны защитить живые миры от Пустоты. А это означает войну. Пока я вижу только один способ ее избежать. Мы должны пойти в Эстхель, созвать в Круглый Зал командоров всех провинций и потребовать от Черного объяснить свое поведение. Если он не придумает ничего лучше войны Ордена с Орденом - вина за это ляжет на него полностью.

- В Эстхель так в Эстхель, - вздохнул гроссмейстер. - Хотя не думаю, что это кончится добром.

- Я только хотела бы отослать письмо, - попросила Хириэль. - Это возможно?

- Возможно. Вот перо, бумага и чернильница. Только не очень много.

Хириэль немного подумала, подбирая нужные слова, а затем вывела на листе бумаги самыми мелкими фаэрийскими рунами, которые знала:

"Мидгард, Иффарин, замок Сильвандир.

Тилису, посвященному Братства, от Хириэли привет. Странник, посланный к тебе перед нашим уходом, должен был рассказать, что случилось. На самом деле это не болезнь, а Нашествие Пустоты. Начинается оно с того, что вырастает поколение, не умеющее верить в сказки, магию, Источник, вообще все, что не принадлежит этому и только этому миру. Оно кажется трезвым, прагматичным - и это так. Оно кажется добрым, мудрым, человечным - но это уже неправда. Оно не злое и не доброе, оно не знает и не желает знать добра и зла. Вот тебе одна из их главных примет: они перемещаются по своему миру лишь в поисках, где дешевле. Им безразлична радость путешествий, наслаждение не пробованными до того плодами, счастье беседы с тем, кто другой. А потом они вообще перестают радоваться, ибо в них умирает сущность. И тогда приходят твари Пустоты. Люди, которым я верю, говорят, что их можно уничтожить только огнем. Может быть, Братству это пригодится.

Хириэль."

А за дверью продолжал звучать голос:

- Гибнущего спаси; голого одень; потерявшему коня отдай своего; проезжему не мешай; идущему не перечь; старшего почитай; младшего береги; сироту воспитай; павшего с честью - помни. Делай, что должно, и будь что будет - вот заповедь Рыцаря Радуги!


Несколько часов спустя Тилис вошел в пещеру дракона, с удовольствием втянув ноздрями запах накаленного металла. Вместо обычной белой рубахи и сандалий на нем были тяжелые сапоги и плотный кожаный подкольчужник, непроницаемый даже для самого сильного ветра.

Он достал из-за пазухи письмо Хириэли и прочел его вслух.

- Видишь, чем дело обернулось?

Дракон молчал.

- Никто теперь не сможет упрекнуть, что я сюда ходил.

- Залезай на мою спину, - неожиданно откликнулся дракон.

Не одно столетие прожил на свете Тилис, но даже не подозревал, как это здорово - летать. Чешуйчатое тело мягко покачивалось в такт взмахам могучих крыльев. Встречный ветер трепал и рвал длинные волосы. А внизу медленно проплывали горные хребты, пустыни, реки, озера...

"Надо будет еще веревку или ремень, чтоб держаться", - подумал он.

Оранжево-золотистый змей медленно и плавно снижался. Впереди уже вырастали пещеристые скалы и порхающие вокруг них птицы...

Нет! Это были не птицы. Это был Город Драконов - тот самый, о котором слышали многие, но никто и никогда еще не видел!

Кроме самих драконов, конечно.

Безупречный воин делает в штаны

В "Иггдрасиле" в ту ночь кипела жизнь. Горели черные свечи, распространяя скипидарный запах гуталина, два зеркала отражались одно в другом, и бесконечный коридор огней сходился вдали. Мерлин помешивал в чаше какую-то дрянь.

- Round about the cauldron go,
In a poison'd entrails throw...6 - пели самозваные маги на мотив хора ведьм из "Макбета".

- Misce, misce aqua7 тухлус,
Прибавляя винный уксус,
Radix ipecacuanae8
И еще траву дурмана, - начала Мунин.

- Double, double, toil and trouble,
Fire burn and cauldron bubble9, - грянул хор.

- Зловонючий, ядовитый
Гриб из рода Amanita10,
И хмельной болиголов,
И отвар лесных клопов, - подхватил Митрандир.

- Double, double, toil and trouble,
Fire burn and cauldron bubble...

- Psilocybe mexicana11
По рецепту дон Хуана,
Едкий натр и едкий кал,
Как Хенаро завещал, - пропела Луинирильда.

- Double, double, toil and trouble,
Fire burn and cauldron bubble...

- Хвост иблиса, глаз лягушки,
Три пера из-под подушки,
Семь червей и девять мух;
Да приидет грозный дух! - закончил Мерлин.

Чаша пошла по кругу. Если бы Поломатый не был до такой степени напуган, он бы заметил, что и Мерлин, и Митрандир, и Луинирильда, и Мунин из нее не пьют, а только касаются губами. Так что ему пришлось выпить всю чашу до капли. Во рту у него остался тошнотворный привкус собачьего дерьма. Но он твердо решил держаться до конца.

- Вызываю дух дона Хуана Матуса! - провозгласил Мерлин. - Дух человека по имени Хуан Матус! Дух дона Хуана Матуса, приди! Пришел ли ты?

Молчание.

- Попробуем духоловку, - решил Мерлин и взял со стола пионерский горн. Раздался неприличный звук.

- Дух, приди! - возгласил Мерлин.

Сатанинский хохот раскатился под потолком. Поломатый сжался, словно пытаясь пройти сквозь пол. Но пол был цементный, и Гэндальфу пришлось волей-неволей взять себя в руки.

- Назови свое имя!

- Анухидий! - произнес загробный голос.

Достаточно было немного поиграть буквами в этом "имени", чтобы понять, что на самом деле это - нецензурное ругательство. Поломатому, впрочем, было не до этого.

- Дух по имени Анухидий, твоим собственным именем заклинаю тебя: ответь нам, где искать Кольцо Всевластия?

- Под хвостом лошади Отца-Основателя, - произнес голос.

- Благодарю тебя, великий дух, за то, что ты посетил нас. Ныне я разрешаю тебе расстаться с нами. Все. Расходимся по одному, - подытожил Мерлин после небольшой паузы.

Поломатый затравленно повел головой, потом вскочил, опрокинув табурет, и ринулся к выходу, свалив по дороге транспарант с девизом клуба: "Те, кто верует слепо - Пути не найдут".

- Что это тебе вздумалось вызывать какого-то Анухидия? - поинтересовалась Мунин. - Мы же как будто договаривались про Бафомета!

- А если бы он и в самом деле пришел? Об этом вы подумали? Ладно, что вышло, то вышло. Давайте теперь обзванивать остальных.

Тьмутараканский болван

Бронзовый князь Владимир Святославич, тысячу лет назад основавший Тьмутаракань, сидел на коне и указывал рукой на недалекую отсюда крепость. В одиннадцатом веке ее брали половцы, потом - татары, потом, уже в шестнадцатом, ее отбил у черниговских князей Иван Грозный... А уж про двадцатый век и говорить нечего - мальчишки до сих пор таскали из окрестных лесов ржавые гранаты.

Словом, старая крепость повидала на своем веку многое.

Но такое...

Поломатый был облачен в белую простыню. На левом его плече в такт шагам покачивалась лопата, а в правой руке горела церковная свеча. Вдобавок от него разило ладаном, как от свежеотпетого покойника.

- Карр! Карр! - крикнула ворона.

"Збися дивъ, кличет връху древа, велитъ послушати земли незнаемЂ: ВлъзЂ, и Поморию, и Посулию, и Сурожу, и Корсуню, и тебЂ, Тьмутороканьскый блъван!"12 - проступила надпись на постаменте.

Поломатый прилепил свечу сзади памятника и, помолившись, начал копать.

Ворона каркнула еще дважды.

Поломатый продолжал копать, внимательно разглядывая землю. Вдруг он выпрямился и поднес что-то к самым глазам...

- Аааоооууу! - раздался над сонным городом истошный вой назгулов.

И в тот же самый момент вспыхнул прожектор, заливая площадь ярким светом. Засверкали фотовспышки, запечатлевая Поломатого с каким-то черепком в руках и девятерых иггдрасильцев, с ног до головы закутанных в черное. Внезапно один из них бросился вперед, вырвал из рук Поломатого его добычу, расшвырял, как кегли, тех, кто пытался его удержать, и скрылся в проходном дворе. Через секунду оттуда послышался треск мотоцикла.

- Прошляпили, ротозеи! - выругался Коптев.


- Вы, разумеется, уже догадываетесь, - говорил он пятнадцать минут спустя восьмерым оставшимся, - что сюда вас привезли не просто так. За рытье ямы под памятником и дикие вопли в половине первого ночи с вас хватило бы и отделения. Рассказывайте, куда дели платину.

- К-какую платину? - изумленно переспросил кто-то.

- Платиновые проволочки из термопар, которые вам должен был передать гражданин Бобков.

- Ах, так он еще и в это влез? - возмутилась Мунин. - Нет, он нам ничего не передавал, это мы ему Кольцо подсунули.

- Кольцо? Платиновое?

- Да нет же, латунное! Он вбил себе в голову, что оно существует, ну, мы ему это кольцо и подсунули.

- Ничего не понимаю.

- Дело вот в чем, - Мунин достала из сумочки изрядно потрепанных "Хранителей" Толкиена. - Один английский писатель в свое время написал книжку для детей, в ней героям попадает в руки магическое кольцо, дающее абсолютную власть над миром.

- Но это же художественное произведение!

- Ну да. А Поломатый, то есть Гена Бобков, забрал себе в голову, что такое кольцо существует и находится в нашей стране. Мало того - в Тьмутаракани.

- Постойте-постойте! Так это был розыгрыш?

- Ну конечно! Мы специально латунное кольцо сделали, спиритический сеанс устроили, духов вызывали...

- И духи приходили? - улыбнулся Коптев.

- Да нет же, мы за них сами говорили.

- Как чревовещатели?

- Ага. И указали ему это место.

- Понятно. Чем можете это подтвердить?

- Пошлите людей, пусть там поищут латунное кольцо. Оно должно быть там.

- Хорошо. А про это что можете сказать? - Коптев указал на еще мокрую фотографию, лежащую на столе.

- Обыкновенный черепок от глиняного горшка, - выразила общее мнение Луинирильда.

- Может быть, ему тысяча лет, но вероятность этого ничтожно мала, - добавил Мерлин.

- Ладно, - сдался Коптев. - Оснований задерживать вас больше нет. Вы свободны.

Поединок

- Проклятье! Веревка обрезана!

Колокол по-прежнему висел на своем месте под потолком Круглого Зала крепости Эстхель - традиционного места сбора всех командоров Ордена. Но от веревки оставалось едва ли полметра - и метра четыре до пола.

- Обрезана? - усомнился Хоббит. - А, может, она сама оборвалась?

- Да какая разница! - махнул рукой Сталкер.

- Огромная, - отозвался Синий Командор. - Если веревка обрезана, это значит, что кто-то очень не хочет сбора всех командоров. А если оборвалась случайно, то это не значит ничего.

- А давайте сделаем вот как, - предложил Чернокнижник. - Эленнар, Сталкер и я стоим на полу. Гроссмейстер и Командор становятся нам на плечи. Тинрис забирается на самый верх и звонит в колокол. Попробуем?

Но, как Тинрис ни старалась, дотянуться до обрезанной веревки не выходило никак. И не хватало всего чуть-чуть - не больше ширины ладони...

- Пройти через такое и напороться на это! - Хоббит с яростью плюнул на пол.

- Эврика! - крикнул Сталкер. - А что, если на самый верх заберется Гроссмейстер? Он самый высокий, значит, у него и руки длиннее!

Пирамиду построили снова. Обрезок веревки лег в руку Гроссмейстера.

Только осторожно, без рывков... Вперед... назад... вперед... назад...

Бамм! Бамм! Бамм!

Колокол набрал ход, и купол Круглого Зала отозвался на его медный звон.

Бамм! Бамм! Бамм!

Знаки провинций на стенах мерцали в такт ударам.

Бамм! Бамм! Бамм!

- Кто смеет бить в колокол? - раздался чей-то голос.

Гроссмейстер спрыгнул по всем правилам, приземлившись сначала на четвереньки, потом на бок. Через полсекунды он был уже на ногах, и в его руке сверкал протянутый Синим Командором Хрустальный Меч.

- Может быть, вам неизвестно, что командор Черной провинции по наущению Демонов Пня развязал Нашествие Пустоты? - спросил он, хотя и понимал всю бесполезность такого вопроса. Ибо у того единственного, кто откликнулся на зов колокола, черным был даже клинок меча. И даже радуга на его гроссмейстерском знаке...

- За оскорбление Черной провинции и ее командора я предлагаю вам пройти на Площадь Чести! - ответил он.

Гроссмейстер церемонно поклонился.

- Этот юноша, - сказал он, указывая на Энноэделя, - Друг Ордена и, как таковой, может участвовать в поединках. Согласны ли вы, Энноэдель, быть моим секундантом?

- Согласен, - ответил Энноэдель.

- А вы, господин командор? Согласны ли вы быть секундантом этого человека?

- Честь Синего Командора слишком испытана, чтобы ей могло что-либо повредить, - ответил командор. - Я согласен.

- Тогда пойдемте, - сказал вошедший, толкая какую-то дверь.

Они вышли во двор. Из-за крепостной стены уже выглядывали головы черных драконов.

- Урилонгури! - пробормотал Эленнар. - Шестеро. И со всадниками.

- Кто звал вас на Площадь Чести? - резко спросил Синий Командор.

- А какое вам дело? - грубо поинтересовался один из всадников.

Но тут в небе над Эстхелем мелькнула золотистая искорка. Еще одна! И еще! И еще! Тридцать драконов - желтых, бронзовых, синих, зеленых - снижались на крепость. А на их спинах сидели Тилис, Нельда, Лаурин - весь отряд из Сильвандира!

- Ур-ра! - закричала Хириэль. - Тилис! Ты получил письмо?

- Получил, как видишь! - крикнул Тилис.

Хириэль поняла: Тилис обратился за помощью к драконам - древнему и мудрому народу, обитающему в самых глухих и неискаженных уголках мира. И драконы откликнулись...

- Я повторяю свой вопрос, - мгновенно оценил обстановку Синий Командор. - Что вам здесь нужно?

- Н-ничего, - ответил черный всадник. Ему явно не хотелось сражаться вшестером против тридцати.

- Проклятье! - раздалось на лестнице. - Здесь уже поединок! Норанн, что же ты медлишь?

На шее смуглого и черноволосого атлета болталась цепь с командорским знаком. Его спутник, низкорослый и седобородый, никаких знаков не носил - перстень с рубином на левой руке красноречиво говорил сам за себя.

Они опоздали. Магический круг уже сомкнулся, и внутри него замелькали белые и лиловые вспышки - отблески мечей. Вспышки становились все ярче, ярче и вдруг слились в одну, настолько ослепительную, что она казалась черной на фоне пламенеющих стен.

Черный Гроссмейстер вышел из круга, не размыкая его. Один.

- Твой противник жив, - внезапно произнес Синий Командор. - Мы признаем твою победу, но требуем оказать ему помощь.

- Это уже мусор, - ответил Черный. Куртка его быстро намокала.

- Если ты этого не сделаешь, я войду туда сам.

- Это нарушение. Пойдешь под суд. А оказывать акты милосердия я никому не обязан.

- Хорошо. Энноэдель, бери меч, - командор взмахнул рукой, размыкая круг.

- Арестуйте его, - распорядился Черный Гроссмейстер.

- Берите раненого и живо везите в Сильвандир! - крикнул Тилис. - Нельда! Лаурин! Калмакиль! Сильмарион! И мальчишку с мечом - тоже!

Командора уже волокли. Хириэль прыгнула на спину одного из драконов. Эленнар занял место рядом с ней. Мрак и ледяная тьма охватили их на мгновение. И вдруг - ярко-синее небо, низкое предвечернее солнце, охваченные малиновым огнем зубцы гор - и так хорошо знакомый Хириэли замок Сильвандир. Полтора года назад Тилис, приняв титул государя Иффарина, избрал его себе для жилья.

Раненого внесли в замок.

- Боюсь, мне здесь не справиться, - сказала Нельда, разглядывая дыру с почерневшими краями в правом боку Гроссмейстера. - Надо звать Майхеля.

- Да вот он! - крикнул кто-то.

Майхель ощупал рану. Его движения безошибочно выдавали опытного хирурга.

- Еще четверть часа, и было бы поздно, - сказал он. - Попрошу посторонних удалиться.

...Тилис вернулся только к ночи, и Синий Командор был с ним.

- Подлетели, отбили и ушли, - усмехнулся он в ответ на невысказанный вопрос. - И еще на прощанье подожгли крепость. Ну что ж, давайте знакомиться...

За что боролись...

Латунное кольцо наливалось жаром, мелко подрагивая над голубым газовым пламенем. Оранжевое каление... потом желтое... и почти белое. Хватит.

Коптев поднес кольцо почти к самым глазам, держа его пинцетом. Но... что это такое?!

От металла, раскаленного добела, не исходил жар. Оно холодное! Холодное?!

Да, холодное! Оно лежало на ладони, не обжигая кожу. И на пламенеющем фоне темнели, медленно угасая, злобные руны.

Коптев не умел их читать. Но он и так знал, что там написано.

Это было то самое кольцо. Кольцо Всевластия, коему покорны все остальные...

Он держал его на ладони до утра, пока в окне кухни не забрезжил рассвет.

- Но как же так? - медленно произнес он. - Почему оно настоящее? Почему именно мне?

И тут же услужливая память подсказала: то же самое, или почти то же самое, говорил Фродо.

Коптев протянул руку к телефону и набрал номер.

- Алло... Не разбудил? Это полковник Коптев. Не могли бы вы сегодня собрать всех своих в "Иггдрасиле"?

- Да. А что случилось? - спросил голос в трубке.

- Не телефонный разговор. Вы мне очень нужны!


В клубе, как говорится, яблоку негде было упасть. Вынув кольцо из кармана, Коптев поднял его вверх, так, чтобы всем было видно.

- Вот ваше кольцо, - сказал он. - В детали того дурацкого розыгрыша вы, очевидно, посвящены все. Я только хочу добавить две подробности. Совсем пустяковые подробности, - горько усмехнулся Коптев. - Первая: гражданин Бобков, над которым вы так весело подшутили, сейчас сидит в углу камеры и поет "А Эльберет Гильтониэль".

Кто-то громко заржал, но тут же смолк. Ему, по-видимому, объяснили, что это не смешно.

- А вторая подробность вот какая, - продолжал Коптев. - Сегодня ночью я нагрел это кольцо на огне.

- Что?! - ахнула Мунин. - И оно...

- Да. Это оно. Что теперь делать?

- Нести, - ответил чей-то мрачный голос.

- Да это ясно! Куда?

Ответом было унылое молчание. Сказать "к Ородруину" было немыслимо, это понимали все.

- Я, кажется, знаю, куда, - внезапно раздался за спиной Коптева торопливый шепот. - Только тихо!

Коптев оглянулся. За его спиной сидел парень в мотоциклетном шлеме.

- Мне непонятно вот что, - громко сказал мотоциклист. - Ведь это кольцо сделал Мерлин, так? Тогда почему оно вдруг оказалось тем же самым?

- Да ведь все же ясно, Митрандир! - крикнул кто-то. - Мы же назвали его Кольцом Всевластия! Вот мы его и получили!

- Ну, это для меня слишком сложно, отозвался Митрандир. - Меня интересуют чисто практические следствия. Что еще может это кольцо? Нужно что-нибудь такое, что мы могли бы сейчас же проверить.

- Оно делает невидимым, - сказал тот же приземистый и черноволосый парень.

- Хугин, ты гений! Давай сейчас же и попробуем!

- Это опасно, - ответил Хугин. - Помнишь? "Не надевай ЕГО, ни в коем случае не надевай!"

Митрандир немного помолчал.

- Да, ты прав, - сказал он. - Рисковать не стоит. Давайте лучше поступим вот как. Сейчас мы все разойдемся и подумаем, как его можно уничтожить. А на выходные соберемся опять и будем обсуждать все идеи. Кроме Ородруина, естественно. Лады? Да, кстати, Галадриэль! Ты вроде как по-немецки читаешь? Поможешь мне на днях кое в чем разобраться? И ты, Хугин, тоже, хорошо?

- Что ты там еще затеял? - проворчал Хугин.

- Ничего особенного, - ответил Митрандир, едва они вышли на улицу. - Я не хочу, чтобы все знали, что мы прямо сейчас идем ко мне домой. Хватит, поохотились уже на Снарка.

- На кого? - переспросила Галадриэль.

- А это у Льюиса Кэролла была такая веселая поэма. Ее герои охотились на некоего Снарка, уж не знаю, для чего он им потребовался. Однако их предупреждали, что Снарк может и Буджумом обернуться, и кто с ним встретится, тот погибнет. Так вот, боюсь, что мы вместо Снарка идем уже по следу Буджума.

- В общем, за что боролись, на то самое и напоролись, - вздохнул Хугин.

Два совета

- Так это вы вчера ночью схватили этот обломок горшка и удрали? - спросил Коптев.

- Да, я, - ответил Митрандир. - Просто испугался. Я же не знал, кто вы и откуда.

- Ладно, - кивнул Коптев. - Замнем это. Меня в данном случае интересует другое. Этот черепок сейчас здесь?

- Да. Вот он, - Митрандир вынул из ящика письменного стола обломок, уже знакомый Коптеву по фотографии.

Черные и красные фигуры переплетались в странном танце. Изгибаясь и выкидывая ящероподобные лапы, они шли по кругу, окаймляя существовавшую когда-то чашу - но два хоровода кружились в противоположные стороны. И пути их, когда чаша была цела, смыкались в роковое кольцо, где стремящийся вперед неизбежно приходит назад - в ту же самую точку, откуда он вышел.

- Интересно... - Хугин протянул руку. - Брр! Ну и орнамент! Это же демоны!

- Демоны? Вот как? - Митрандир, казалось, не очень удивился. - Слушай, Хугин, ты ведь как будто историк? Можешь определить, когда эта чаша была сделана?

- Я даже не могу определить, какая это культура. А техника, безусловно, античная. Берется глиняный сосуд и расписывается черным лаком. При этом получаются черные фигуры на красном фоне. Или, если прописывать фон, то красные на черном. Древние греки делали и так и этак. Но никто и никогда не соединял обе техники в одну!

- Понятно. А если этому черепку лет несколько?

- Исключено. Со времен античности эта техника не применялась. Форма сосуда для современности не характерна. И, наконец, единственное место на территории бывшего СССР, где еще производится глиняная посуда - это Опошня на Украине. Но там от веку применялась роспись ангобами, то есть цветными глинами, окрашенными чаще всего искусственно.

- Понятно, - повторил Митрандир. - Ну и, конечно, подделка тоже исключена. Кроме нас, никто не знал, что в этом месте кто-то будет копаться. Тогда остается единственный вариант: этот горшок не с Земли. Погодите смеяться, сейчас объясню. В двух шагах отсюда существует проход в совершенно иной мир. Я туда лазил, Луинирильда лазила, а еще раньше там бывала Алиса. Ну, вы ее помните. Кстати, в конце концов она ушла именно туда.

- Она же за какого-то араба замуж вышла, и даже фотографию родителям прислала... - недоуменно произнесла Галадриэль.

- Ну да, официально. А на самом деле это был ее парень оттуда. Фотографию, кстати, я тоже видел, она и сестренке одну отправила. Они там еще стоят на каком-то балконе, и вдали виднеются горы. Да?

Галадриэль кивнула.

- Вот, дескать, как мы тут в Саудовской Аравии живем. Кстати, гор такой высоты и крутизны там и близко нигде нет, я специально смотрел по карте. Да еще и с лесом вдобавок. Лично мне непонятно только одно: как они фотоаппарат туда протащили?

- Мне кажется, мы немного отвлеклись от темы, - сказал Коптев.

- Я как раз подхожу к сути дела, - ответил Митрандир. - Короче, существует проход в другой мир. Он, кстати, очень похож на толкиеновское Средиземье. Настолько похож, что я подозреваю, что Толкиен сам бывал там же. Или где-то рядом.

- И эльфы там есть? - улыбнулась Галадриэль.

- Есть. Правда, на языке тамошних людей они называются "фаэри". Но это неважно. Важно другое. Там существует Братство Светлых Магов. Как туда добраться, я знаю. Так вот, мы отнесем кольцо туда, и пусть там решают, как с ним поступить. Это дело, в общем-то, уже не наше, товарищ полковник сам все выяснил. Меня гораздо больше волнует вот эта посудина. И вот эта книга, - Митрандир протянул руку к полке и положил книгу на стол. - Вот, собственно, для чего я пригласил сюда Галадриэль.

- "Книга, называемая "Искусство волшебства", - прочла она. - "Или о величайшем и наиудивительнейшем искусстве древней и возвышенной магии, которая на немецкий язык Якобом Целлариусом из Виттенбергского университета переведена была."

Перевернув страницу, она продолжала:

- "Не читай эту книгу открыто и не демонстрируй ее многим людям. Всякий человек, раскрывающий ее не со страхом Божиим, чтобы для блага души ее прочитать, но в поисках слов, чтобы других людей переспорить, пусть ничего полезного здесь не найдет."

- Постой, Галадриэль, что ты читаешь все подряд? - вмешался Хугин. - Читай пока только названия глав.

- Вот первая глава: "Об Источнике, Нирве, Форме, Сущности и Воплощении".

- Нирве? - переспросил Коптев.

- Так здесь написано. Пропускаем?

- Пропускаем пока, - решил Митрандир.

- Вторая, - продолжала Галадриэль. - "О соли, ртути, сере, философском камне и кальцинации неба."

- Мимо.

- "О большом числе населенных миров, о Дереве Миров, в Саду Эдемском растущем, и о Великом Садовнике."

- Дальше.

- Четвертая глава: "О магии, магических предметах и о местах Силы".

- Ага, вот это, кажется, то, что нужно. Читай с самого начала.

- "Итак, существует большое число обитаемых миров, и обращение к ним есть магия. Магия имеет три цвета, а именно: красный цвет существует для воинствующих людей, синий цвет - для познающих (или изучающих?), зеленый цвет - для поклоняющихся. Эти трое могут подниматься к белому цвету возвышенного богопочитания... нет, Божьего смирения... или же вплоть до ... Fronung... потакания, что ли?.. своим черным страстям опускаться. Избери же свой путь, и тебе будет явлен тот, кто поведет тебя по нему."

- Гм, - пробормотал Митрандир. - Здорово, но непонятно. Пропусти, пожалуйста, немного и почитай про магические предметы.

Галадриэль молча перевернула несколько страниц.

- "Есть только четыре подлинно магических предмета", - прочла она, - "а именно Меч, Жезл, Чаша и Камень. Знай, что Меч есть Огонь, Жезл есть Воздух, Чаша есть Вода и Камень есть Земля. И пятый элемент, именуемый Жизнь - это ты, этими четырьмя обладающий, ибо ты один можешь их ко благу или злу направить."

- Постой-постой! А про книгу там ничего нету?

- Нет. Похоже, автор вообще не считает книгу магическим предметом.

- А кольцо? - внезапно поинтересовался Коптев.

- Сейчас... Ага, вот: "Ein Ring ohne Steine..." - "Кольцо без камня означает Судьбу".

- Судьбу? - ахнула Луинирильда. - Ein Ring - ведь это же Одно Кольцо! Выходит, Толкиен об этом знал? А мы, как дураки, вляпались...

- Постойте! - крикнул Митрандир. - Я, кажется, начинаю догадываться. Ищи абзац о тьмутараканском идоле, он должен быть здесь!

Несколько минут был слышен только шорох перелистываемых страниц.

- Вот оно, - произнесла Галадриэль. - "...И там же, в России, в трех сотнях шагов к западу от северной башни города Тьмутаракани, есть место силы вывиха... Verdrehungsstarke... нет, скорее силы разрушения или даже осквернения. Рассказывают, что здесь прежде было святилище последователей лжепророка Мани, мерзкому тьмутараканскому идолу поклоняющихся. Надлежащее обращение дает здесь абсолютную власть над миром. Но да хранит тебя Всевышний от мысли это сделать!"

- Вот так, - мрачно произнес Митрандир. - Лично для меня все предельно ясно. Сколько там шагов от северной башни? Триста? Так мы там и копались. Докопались, блин! - зло выругался он. - Вы знаете, что из-за этой книги по меньшей мере одного человека уже убили? Того самого библиотекаря. И меня пытались, да не вышло. Я вам потом расскажу, если кому интересно.

- И чаша, конечно, из того самого капища. Орнамент на ней откровенно манихейский, - прибавил Хугин.

- Манихейский? Ладно, это тоже после, - махнул рукой Митрандир. - А сейчас давайте сделаем вот что.

Он вышел из комнаты и через минуту вернулся, держа в руках кривую восточную саблю с кристаллом горного хрусталя в рукояти.

- Значит, Меч есть Огонь, а Чаша есть Вода? - саркастически усмехнулся он. - Так вот: я клянусь на этом мече сражаться до последней капли крови со всеми самозваными властелинами колец и чаш за свое право быть живым в Живом Мире!

Галадриэль встала и прикоснулась к клинку.

- Я тоже клянусь, - сказала она.

- Мы все клянемся, - протянул руку Хугин.

- Да! - кивнула Луинирильда.

- Все пятеро,- подытожил Коптев.


... А в это же самое время под сводами замка Сильвандир звучал голос Норанна:

- Командоры Синей провинции и провинции Соль, гроссмейстер из Серой, Даэра, верховный маг Синей провинции, и я, Норанн, верховный маг Золотой, здесь и сейчас, вновь и вовеки, клянемся на Хрустальном Мече защитить Живой Мир!

Оскал Равновесия

- Все прошли? - спросил Митрандир. - Осторожно, тут ступеньки. Луинирильда, зажги свечку. Докладываю: мы сейчас находимся в мире под названием Мидгард, в Замке Семи Дорог. Замок этот фактически нежилой...

- Неправда! - от стены главной башни отделилась серая фигура.

- Ба! - приглядевшись, воскликнул Митрандир. - Тиллис-ибн-Расуль собственной персоной!

- Здесь и сейчас я зовусь Тилис.

- А ты, оказывается, по-русски говоришь?

- Нет, это ты меня понимаешь, - ответил Тилис не вполне ясной для непосвященных фразой.

- Как жизнь, делишки? Как здоровье жены? Алиса как там поживает?

- Нельда? Она в Сильвандире осталась. А Хириэль... да вон она!

- Привет, Алиса! - крикнула Луинирильда.

- Ой, Галя! Привет! - обрадовалась Хириэль. - Вы куда? В Карнен-Гул? Слушай, так ведь и мы туда же!

- И наверняка по тому же самому делу, - мрачно прибавил незаметно подошедший вместе с Эленнаром Норанн. - Не верю я в случайные совпадения.

- Ладно. Пойдемте, - подытожил Тилис. - Каналы открывать умеете? Нет? Тогда идите вперед, я закрою.

Звезды над Карнен-Гулом были просто потрясающими. Таких звезд над задымленными городами Земли просто не бывает. Тысячи огней горели в небе - красные, белые, голубые... И на их фоне на верхней площадке башни смутно вырисовывалась задрапированная плащом неподвижная фигура.

Люди лгут. Люди лгут и себе, и другим. Им свойственно лгать, как волку свойственно есть мясо. Но Бог даровал им глаза, чтобы видеть, и голову, чтобы изредка ее запрокидывать и смотреть на звезды. Звезды - не лгут. Им незачем лгать. Но немногие понимают их язык...

- Ого-го-го! Силанион! - крикнул Тилис. - Мы к тебе! С бедою!

- Это хозяин замка, - прибавил он вполголоса, - и советник Братства Магов. Мастер Звездного Купола. Так что если он созерцает небо, то кончится это нескоро. Хотя нет, он идет вниз.

Фигура Силаниона исчезла с верхней площадки, и через минуту он вышел во двор.

- Привет вам, Странники, - сказал он совершенно бесцветным голосом. - Особливо же тебе, Тилис.

- Страшные знаки видны сегодня в небе Мидгарда, - прибавил он немного погодя. - Неудивительно, что и вы пришли с бедою. Но пойдемте в Зал Совета. Фаланд уже там, все ждут только меня.

Во главе стола сидел худой и остролицый мужчина с горбатым носом.

- Начинаем, Силанион? - спросил он. - А странники откуда? Из Верланда?

- Они с бедою, Фаланд. Уверен, что с тою же самой.

- Ладно. Пусть они и начинают.

Рассказ Митрандира о кольце, книге и чаше слушали очень внимательно, порой задавая самые неожиданные вопросы.

- Хугин говорит, что орнамент на чаше манихейский, но что это значит, я не знаю, - закончил он.

- В глубокой древности на Востоке жил проповедник по имени Мани... - начал Хугин.

- То есть не на нашем Востоке, а на вашем, верландском, - уточнил Фаланд.

- Да, на нашем, - кивнул Хугин. Что Землю здесь называют Верландом, он уже знал. - Так вот этот Мани проповедовал учение, согласно которому все сущее есть побочный результат борьбы между добрым и злым божествами, и когда один из них победит, наступит конец света. Чтобы поддержать равновесие между Добром и Злом, они не гнушались никакими средствами, вплоть до ритуальных убийств и самоубийств. Это когда им казалось, что в мире что-то уж слишком много хорошего, - саркастически добавил он. - А не то просто грабили зажравшихся богатеев и раздавали награбленное нищим. Парой тысячелетий позже это называлось "экспроприация экспроприаторов".

- А у нас это называется "учение Равновесия", - добавила молодая женщина редкостной красоты, сидевшая напротив Хугина.

- Угу, - кивнул Тилис. - Примерно то же самое проповедуют эсткорские серые маги. Только они говорят немного иначе. Мы-де не стремимся к добру или злу, мы ищем только знаний, а к чему они будут направлены - не наше дело. Когда-то они хотели меня повесить, как не желающего отречься от Света, да я сбежал.

Темные глаза Фаланда весело блеснули.

- А по-моему, тебя как раз нежелание и спасло, - сказал он. - Но об этом потом. Сейчас пусть рассказывает Хириэль.

С точки зрения Митрандира, Хириэль обильно уснащала свой рассказ ненужными подробностями. Но, похоже, они-то как раз и были нужными - ей не задали ни одного вопроса.

После нее говорил Норанн, рассказавший об Ордене Радуги, о Черной провинции, Хрустальном Мече и о клятве тех последних, кто еще остался верен своему долгу.

- Дело не в том, что война уже неизбежна, - сказал он. - Дело в том, что это будет война за Живой Мир - будет он живым или нет. Ибо если Древо будет искажено полностью - оно умрет. А вместе с ним умрем и мы, и вы, и птицы, и звери, и деревья, и даже звезды. Свое Древо награ уже убили. Они могли стать богами, но предпочли ради своего удовольствия искажать и уродовать все, что только можно исказить. Точно так же и люди Земного круга разрушают естественную природу и заменяют ее искусственной, не замечая, что она разрушает их самих. Но, по счастью, у них нет силы богов. А награ ее некогда имели - и их Древо погибло, и вместе с ним погибла и сотворившая его Старшая Богиня.

- Богиня? - переспросил кто-то.

- Да. Наш Бог-Творец зовется Всеотцом. А она для своего Древа была Всематерью. Того Древа больше нет. То, что от него осталось, мы называем Пнем, а награ стали Демонами Пня. И те, кто были их подручными в их гнусных делах - тоже.

Я не знаю и не желаю знать, что они обещали Черному Командору и как намерены свое обещание выполнять. Скорее всего, не намерены вообще. Черный Командор для них такой же мусор, как и мы. Если ему очень повезет, то он будет мелким бесенком, воображающим себя властелином мира - игрушкой, сделанной из некогда живого человека. Но это, повторяю, меня не волнует. Демоны Пня враждебны всему живому, и я от имени Ордена прошу вашей помощи и союза для борьбы против них.

- Это мы обсудим обязательно, и сегодня же, - пообещал Фаланд. - Но сначала мы должны выслушать тех, кто потребовал созыва Совета.

- Позавчера в Верхнее Море вышли черные галеры, - начал седой, как лунь, старик, чем-то похожий на Николая Угодника, - и на них было полно не только порченых людей, но и демонов. Галеры шли на Мидгард, однако внезапно остановились, легли в дрейф, а потом повернули обратно. Больше я их не видел, но, по-моему, это само по себе очень серьезно. А в сочетании с тем, что мы только что...

- Так это было позавчера? - воскликнул рослый сутуловатый мужчина с крупными длиннопалыми руками рабочего и орлиным взором моряка.

- Кэрьятан, не перебивай! Пусть говорит Мастер Путей!

- Я уже сказал все, что хотел сказать, - кивнул старик. - А что тебя интересует, Кэрьятан?

- Это было в полдень?

- Да.

- Позавчера в полдень, - медленно произнес Кэрьятан, - на берегу Полуночной бухты какие-то порченые люди вызывали демонов. Я повел "Звезду Надежды" к берегу, но они махали нам руками и кричали, как победители. Когда они заметили, что корабль не тот, было уже поздно. Мы высадились на берег. Часть этих порченых разбежалась, остальных мы перебили. И вот что я потом подобрал на берегу.

Это была разбитая глиняная чаша с росписью: черная длань, окруженная багровым сиянием. По бокам горели мрачным огнем два глаза, и один из них был без зрачка. А по краю...

- Не складывайте их вместе! Ради всего святого, не складывайте их вместе! - отчаянно закричал Хугин.

- Восстановить целостность Чаши Осквернения? Ну уж нет, на такую глупость я не способен, - усмехнулся Фаланд.

- Н-ну дела...- пробормотал Митрандир. - Ну и влипли же мы все с этим черепком...

Древняя и возвышенная магия

- Так это и есть Иффарин? - спросила Галадриэль, кутаясь в зеленый плащ. - Брр! Холодно!

- Пустынный климат. Резко континентальный,- извиняющимся тоном произнес Митрандир.

Почему-то принято думать, что в пустыне невообразимо жарко. Летом - да. Беспощадное солнце, раскаленный песок, мучительная жажда - все это так, и все это многократно описывалось. Но в тысячу раз страшнее пустыня зимой, когда огненный ад сменяется ледяным.

Плюс пятьдесят летом, минус пятьдесят зимой - вот что такое резко континентальный климат.

Но, на счастье иггдрасильцев, в октябре морозы все-таки еще не начинаются. Да и замок Сильвандир был совсем недалеко.

- Есть такое поверье, что магические кольца разрушаются в драконовом пламени, - говорил Фаланд, продолжая начатый сразу по уходе из Карнен-Гула разговор. - А предметы Пустоты вообще огня не выдерживают. Вот мы сейчас и попробуем.

- Вон на той горе, - Тилис указал рукой в сторону.

- А не слишком ли близко к озеру?

- Далеко тоже нельзя. Если Темное Пламя освободится и разбушуется, гасить его будет нечем.

- Хорошо. А что до кольца, - Фаланд вновь повернулся к Коптеву, - то оно, конечно, очень опасное, но все же это только копия. Кстати, довольно-таки неумело исполненная. Огонь она держит, это так. А чем этот ваш Мерлин руны вытравил?

- Не знаю. Кажется, азотной кислотой, - пожал плечами Митрандир.

- Так вот ее это кольцо и не выдержит. Иначе он бы не смог сделать надпись. Но это неважно, оно все равно сгорит. А вот что мы будем делать, если не расплавится чаша?

- Вот тогда и будем об этом думать! - резко прервал его Тилис.

Они уже поднимались на холм - скорее даже не холм, а базальтовую глыбу, выжатую в незапамятные времена на поверхность чудовищной силой подземного пламени. Тилис что-то крикнул и махнул рукой. Через мгновение над их головами парил гигантский оранжево-золотистый дракон.

- Дракон есть, - кивнул Фаланд. - А теперь давайте договоримся, кто куда встанет. Ты, Тилис, со своим зверем можешь только на Источник. Кто на Нирву? Ты, Хириэль?

Галадриэль вздрогнула, услышав слово, знакомое по книге, но спросить не решилась.

- Учти: тебе придется противостоять Тилису, - продолжал Фаланд. - Если не сможешь удержать выпущенные им силы, то от нас даже и пыли не останется. Я, пожалуй, возьму на себя Воплощение. Кто возьмет Сущность? Эленнар, ты? Имей в виду, дряни полезет много. А тебе, Норанн, остается только Форма.

Латунное кольцо и два обломка глиняной чаши уже лежали на черной базальтовой плите. Белое пламя вырвалось из пасти дракона, на мгновение окрасившись в зеленый цвет испаряющейся меди, но, охватив разбитую чашу, метнулось к звездам ало-оранжевыми сплетающимися струями. Как будто сам Плутон, огненноглазый бог смерти и разрушения, Завершающий Пути и Пресекающий Судьбу, сошел на землю Иффарина во всей славе и мощи своей. И сквозь рев огня Галадриэли почудился громовой голос:

- Да не будет!

Пламя медленно угасало. Стал виден раскаленный спекшийся ком - все, что осталось от чаши и кольца. Сверкнула и тут же исчезла последняя несильная вспышка.

- Кончено, - прохрипел Тилис. - Пусть остынет. А утром я на всякий случай слетаю на юг и выброшу все это в море. Пойдемте ко мне, нам здесь больше делать нечего.

- А теперь давайте посмотрим на книгу, - сказал Фаланд примерно спустя час, допивая необыкновенно вкусный и ароматный чай с какими-то местными травами. - Ба! Да это же старая знакомая! Я же ее еще латинской рукописью помню! - довольно засмеялся он, листая страницы. - А на латынь ее перевели, если не ошибаюсь, с арабского. Правда, арабского оригинала я не видел. А потом, значит, ее этот Целлариус перевел на немецкий. Кстати, вы знаете, что cellarius по-латыни - келарь, то есть хранитель монастырских запасов? Хранитель древней мудрости в данном случае.

Ну разумеется, переводить на русский я ее вам не стану, - улыбнулся он, глядя в упор на Галадриэль, - но кое-какие неясности разъяснить могу.

- Прежде всего я хочу узнать: что такое "die Nirwa"? - спросила она.

- Нирва? Вопрос, что и говорить, о самой сути. Ursprung, Источник - это творческая, зиждительная сила мира. Ее еще называют Логосом или Словом. "В Начале бе Слово, и Слово бе к Богу, и Бог бе Слово", помните?- процитировал он. - А Нирва - это сила консервативная, сохраняющая в неизменности. Она противостоит Источнику. Взаимодействие этих сил порождает Творение. Источник воплощает сущность, и она обретает форму. Нирва ее хранит, но это не может длиться вечно. Форма, разрушаясь, освобождает сущность, и она уходит к Источнику для нового воплощения.

Итак: сущность вечна и устойчива всегда. Форма устойчива временно. А то, что скрепляет их вместе, зовется душой. Говорят, душа бессмертна, но это не так, она испаряется вскоре после смерти тела, как испаряется ртуть. Соль, по мысли алхимиков, символизирует тело, а сера - сущность, дух.

Далее. Ртуть можно сделать неиспаряющейся, заморозив ее или связав химически. Ну, хотя бы с той же серой. Соответственно, и душа может стать бессмертной через фаталистическое безразличие ко всему - нирвану - или через ее одухотворение, слияние с Духом, с Божеством. Средство для этого алхимики называли философским камнем. То есть он служит не для того, чтобы превращать свинец в золото, но для того, чтобы превращать одни состояния души в другие, желательные.

- Там еще говорилось о кальцинации неба, - напомнила Галадриэль.

- Ах да. Оба пути - путь богосотворчества и путь отречения, путь Источника и путь Нирвы - предполагают наличие связи с каждой частицей окружающего мира. Если такая связь нарушается, то это и есть кальцинация. В переводе с латыни - окаменение, обызвествление. Человек в состоянии кальцинации живет, расходуя свою сущность. В конце концов он ее лишается и становится пустой оболочкой.

В Земном Круге это явление уже давно приняло массовый характер. Еще Тихо Браге писал, что звезды исчезают с небосклона. Нет, конечно, они не гаснут, но люди не смотрят больше на них. Мир не желает знать ничего, кроме себя. И это и есть кальцинация неба. Чем это грозит - Хириэль уже видела и рассказывала.

И, кстати, я хочу добавить кое-что специально для странников из Тьмутаракани. Вероятно, не всем ведомо, что я много лет прожил в этом городе под именем адвоката Тоффеля. Суть последнего дела, которым я там занимался, вкратце такова.

В феврале 1989 года в лесу близ города был найден повешенный на ремне труп подростка. Потом еще, и еще, и еще... До определенного момента все эти факты списывались как самоубийства.

Однако настораживало единство метода. А самое главное - через месяц-другой после каждого найденного трупа где-нибудь вспыхивала кровавая резня. И, что характерно, ни одного уголовного дела возбуждено не было.

Я тогда написал письмо в одну бульварную газетенку, весьма падкую до сенсаций. И подписался закорючкой. А что мне еще оставалось делать?

Убийства вроде бы прекратились. Но в ноябре девяностого года начались вновь. Догадываясь о том, что это предвещает, я опять написал в ту же газету. В результате поднялся такой шум, что не реагировать на него было невозможно. Прошло немного времени, органы раскопали кое-какие обстоятельства из жизни одного из убитых, и... возбудили уголовное дело против его отца по статье сто седьмой.

- Что это за статья? - поинтересовался Коптев.

- Доведение лица, находящегося в зависимости, до самоубийства путем систематического унижения его личного достоинства. Наказывается лишением свободы на срок до пяти лет.

Так вот, его защитником на суде был я. Дело было шито белыми нитками - это я сразу понял. Но главное не это. Отец убитого парнишки передал мне его дневник и кое-какие письма. Там встречались весьма знаменательные фразы. Чего стоит, скажем, вот эта: "Два бога требуют жертвенного агнца. Юноша, не мальчик, своею волею идет навстречу их зову".

Понимаешь, Тилис? Если бы ты тогда, в Эсткоре, не уперся, с тобой было бы то же самое. А делали они это вот как: подвешивали на ремне и вращали, пока он не скручивался в спираль и не отрывал "жертвенного агнца" от земли. После смерти тело отпускали, и спираль раскручивалась обратно.

И еще. На рисунках погибшего тайная власть изображалась в виде левой ладони, окруженной сиянием. По бокам - два глаза, вписанные в треугольники. Один из них - без зрачка. Остальное вам, надеюсь, понятно?

Тогда мне это не потребовалось, дело я и так развалил. Вообще, сто седьмая - одна из самых труднодоказуемых статей, фабрикаторы должны были бы это учесть. Но это неважно. Я только хочу, чтобы вы помнили: вы ввязались не просто в очень опасное дело. Оно гораздо опаснее, чем вы думаете. Я буду не я, если вам не начнут подбрасывать записки: "Верните чашу на прежнее место, иначе - смерть". Так что о сегодняшней ночи никому не рассказывайте. Понятно? Ни-ко-му!

- Понятно, - вздохнул Хугин.

- А теперь расходимся по домам. До Семи Дорог я вас провожу. И чтоб ни гугу! А если будут спрашивать про кольцо - вы его растворили в азотной кислоте.

...Коптев не слишком удивился, когда на следующее утро, едва войдя в свой кабинет, он обнаружил в пишущей машинке фотографию того самого осколка. На ее обороте было напечатано:

"Положите это туда, откуда взяли. В противном случае у вас будут большие неприятности."

Огонь сжигает не все

Бледнеющее на востоке небо отражалось в черных неосвещенных окнах. Город спал необыкновенно крепким и сладким сном - в субботу на рассвете города спят именно так.

Но из подвала дома № 16 по Партизанской улице вырывался яркий ало-оранжевый свет.

"Опять эти иггдрасильцы по ночам колдуют", - подумал сержант патрульно-постовой службы Климов.

Вдруг он заметил, что свет пульсирует...

Пожар удалось погасить только в полдень. Струи воды под напором в несколько атмосфер били и ломали все на своем пути, но бледное трепещущее пламя вспыхивало снова и снова. Огонь погас только после того, как все тлеющие очаги залили пеной.

- Вот и конец пришел нашему подвалу... - горько вздохнул Мерлин, созерцая картину всеобщего разорения.

- А я только вчера кончила кассету записывать, - всхлипнула Галадриэль.

- Теперь уж все, - махнул рукой Мерлин. - Что не сгорело, то эти вот переломали.

Он повернулся к отъезжающей пожарной машине с явным намерением плюнуть ей вслед, но сдержался.

- Ладно. Хоть стены не рухнули.

- Да что им сделается, они ж бетонные, - равнодушно заметил Митрандир, принюхиваясь к дыму. - Вот магнитофона и правда жалко. Слушайте, а давайте его поищем? Чем черт не шутит, вдруг хоть кассета уцелела.

Место, где стоял магнитофон, Галадриэль помнила. Но как раз там огонь бушевал сильнее всего...

- Брось ты это дело, - махнул рукой Хугин, - тут же все сгорело дотла. Вон, одна вилка осталась.

И он указал на вилку с обрывком оплавленного провода, торчащую из обгорелой розетки.

- Я же все повыдергивала! - ахнула Галадриэль. - И вообще эта вилка не от него.

- А откуда? - заинтересовался Митрандир.

- Не знаю. Может, от кипятильника?

Обгорелый кипятильник нашли довольно быстро. А вот от магнитофона не уцелело ни одной детали.

- Ладно. Будем считать, что не нашли, - подытожил Митрандир, зачем-то протирая шваброй потолок возле окна. - А пока переберемся-ка лучше отсюда в коридор. А то здесь уж очень воняет. Кстати, Мерлин! Ты случайно здесь никаких огнеопасных опытов не проводил? С фейерверками, с бензином, с фосфором, с растворителями какими-нибудь? - поинтересовался он, выходя вслед за остальными.

- Да что ж я - с дуба рухнул? - искренне удивился тот.

- Ты же вроде химик.

- Именно потому, что я химик, я таких вещей делать не буду! - не на шутку рассердился Мерлин. - Я же знаю, насколько это опасно, да еще в закрытом помещении и без вытяжки. И вообще я лучше пойду домой, а то вы тут на меня всех собак понавешаете.

- Погоди, сейчас все пойдем, - сказал Митрандир, все еще державший в руках швабру. - Хугин, прикрой-ка дверь! А теперь все посмотрели на свои руки. И еще вот на это.

Ладони у всех светились бледно-голубоватым пламенем, а половая тряпка буквально полыхала. Капля холодного огня сорвалась с нее, растеклась по полу и погасла, растертая чей-то подошвой.

- Боже мой! Фосфор! - ахнул Мерлин.

- Да. И скорее всего, раствор в сероуглероде, - спокойно произнес Митрандир. - Применяется в военном деле в качестве зажигательного спецсредства. Когда придете домой, не забудьте вымыть руки с мылом, а то эта штука очень ядовитая. А ты, Галадриэль, сообщи в милицию о краже магнитофона.

- Но...

- Никаких "но". Это поджог.

- Но с какой целью? Скрыть следы кражи старой "Электроники"?

- И это тоже, - кивнул Митрандир. - Пойдем, я тебя провожу немного.

- А теперь слушай сюда! - резко сказал он, как только они отошли достаточно далеко. - Магнитофон твой сгореть полностью не мог. Хотя бы детали лентопротяжного механизма должны были остаться. Попросту его сперли. И сделал это тот самый человек, который поджег "Иггдрасиль". Это раз. Фосфора в клубе не было, значит, он его принес с собой. Иными словами, поджог был подготовлен заранее. И именно для того, чтобы скрыть следы кражи. Но ни в коем случае не магнитофона, а чего-то другого. Чего-то такого, что может сгореть полностью. Без следов. Понимаешь?

- Кажется, понимаю. Книга?

- Естественно. Она сейчас у тебя?

- Нет. Я ее отдала Аннариэли и попросила спрятать.

- Разумно. Только, наверное, лучше было бы отнести ее сразу в Карнен-Гул.

- Придется, скорее всего. Если нас не оставят в покое.

- Ох, вряд ли оставят! - вздохнул Митрандир. - Так что пиши заявление как можно скорее. Наверное, лучше всего тебе было бы пойти прямо в Курчатовский райотдел и спросить там лейтенанта Матвеева...

- Нэрдана?

- А, так ты его знаешь?

- Конечно, он же в "Иггдрасиль" уже года полтора ходит. Правда, нерегулярно. И в последнее время его тоже что-то не видно.

- Ну да. Скорее всего, его куда-нибудь послали. Но это не важно. Не найдешь Нэрдана - подашь бумагу кому придется. Обещаешь?

- Обещаю, - кивнула Галадриэль.

Придя домой примерно через полчаса, Митрандир сразу же снял телефонную трубку и набрал номер домашнего телефона полковника Коптева.

- Дмитрий Федорович? Иноземцев беспокоит.

- Сергей? Добрый день. Насчет номера я узнал...

- Прошу прощения, разрешите сначала рассказать последние новости. Сегодня ночью подожгли "Иггдрасиль".

- Что?

- Подожгли с применением спецсредств на основе белого фосфора. У меня до сих пор ладони светятся.

- Даже так... - Коптев некоторое время молчал. - У меня тоже есть новости. Удалось выяснить, кому принадлежит номер серых "жигулей".

- "Восьмерки"?

- Так точно. Гражданин Бобков Геннадий Нико...

- Что?! Поломатый?

- Но тут есть одна маленькая подробность, - усмехнулся Коптев. - Машину эту, по данным ГАИ, он разбил вдребезги еще зимой. Сто десять по обледеневшему шоссе. Разбил, подчеркиваю, вдребезги, восстановлению она не подлежала. И вообще у него был вишневый "Москвич".

- Н-да... И никаких следов. Профессионал.

- Отсутствие следов - это тоже след, - произнес Коптев. - Профессионалов на свете не так уж много.

Дядя Слива, его любовь и смерть

Владимир Николайчук был слесарем шестого, то есть наивысшего, разряда. На "Антаресе" он трудился уже двадцать два года, по работе характеризовался только положительно, к уголовной ответственности не привлекался - в общем, идеальный герой для производственного романа.

Но в жизни идеальных героев не бывает. Не был им и Николайчук, фамилию которого, кстати, немногие помнили. Да и эти немногие знали его в основном как дядю Сливу.

С каких пор его нос начал приобретать характерный пурпурно-фиолетовый цвет, на "Антаресе" давно уже все позабыли. Времена, когда дядя Слива не закусывал, а обедал, отошли в область преданий лет пятнадцать тому назад. Короче говоря, человек по имени Владимир давным-давно умер, утонул, растворился в бездне алкоголя. Остался слесарь шестого разряда дядя Слива.

Руки его по-прежнему были руками мастера - только за это его, скорее всего, и терпели.

Но всему на свете рано или поздно наступает конец. В понедельник, первого ноября, мучимый страшным похмельем гражданин Николайчук во время обеденного перерыва вышел из проходной, проник на заводскую свалку, разыскал там две платиносодержащие термопары и при попытке их выноса был задержан.

Как явствовало из его показаний, с пятницы по понедельник включительно он ничего не ел, а только пил водку, вино, клей БФ-2 и жидкость для мытья окон. Коптева уже начинало мутить, и лишь огромным усилием воли он мог заставить себя слушать.

- Да, значить, встал я с утра, поблевал и пошел. А башка трещить, и денег, значить, даже на пиво нету. Прихожу на завод. Где Борис Федорович? А мне говорят: "Дядь Слива, ты что, забыл? Ты ж его еще в пятницу употребил". Ну что делать? Отработал кой-как полдня. А башка опять же трещить. И с деньгами - беда.

- С деньгами - это еще ничего, - поддакнул Коптев. - Без денег хуже.

- Вот и я говорю, значить, - продолжал дядя Слива, закуривая уже третью папиросу подряд. - Надоть хоть на пиво. А того мужика, которому я платы носил, уж который месяц не видать.

- Какие платы? - равнодушно поинтересовался Коптев.

- Да эти... електронные, с транзистерами. Их на свалке до хрена, дак ко мне один мужик прицепился: достань и достань. Ему, видишь ли, транзистеры зачем-то нужны были. Дак я ему полсвалки вынес. А что? Они ж выброшенные. Тогда как раз в цехе радиооборудования был большой заказ на эту, как ее, на модернизацию, платы эти то бишь на новые меняли, а старые, значить, на помойку. Транзистеры, говорят, ерманиевые, устарели, значить, их применять нельзя. А ему зачем-то они понадобились. Ну, я ему и носил, они ж выброшенные.

- А потом? - Коптев уже не скрывал своего интереса.

- А что потом? Потом он сказал: "Все, хорош". Больше, грит, меня не ищи, будешь нужен - сам найду. И отвалил прям по-царски. Поди ж ты, думаю, сколько платят за барахло со свалки. А ведь там много чего, ежели порыться. Вот хоть та же платина, она ить дороже золота...

Короче говоря, дядя Слива решил заняться личным бизнесом. Покупателей он нашел довольно быстро, да это было и несложно - на площади между железнодорожным вокзалом и гостиницей "Пошехонье" можно было продать и купить все, что угодно. Имени своего гражданин Николайчук потенциальным покупателям не называл - на это у него ума еще хватило. Зато он допустил непростительную оплошность в другом: назначил им встречу возле завода сразу после смены. Неудивительно, что граждане Кавтарадзе А.Р. и Гогишвили Г.В. знали его исключительно как "хромого с "Антареса". Хромать он, кстати, начал после того, как несколько лет назад приложился спиной об лед и повредил позвоночник.

Фотографии вышепоименованных граждан дядя Слива опознал безошибочно. На этом Коптев посчитал свою миссию законченной и велел отправить подследственного в камеру.

"Довольно-таки странная картина вырисовывается, - размышлял полковник по дороге домой. - Покупатель негодных плат. Зачем они ему в таких количествах? Хотя ясно зачем: германий является стратегическим материалом, он больших денег стоит. Так что, скорее всего, имела место контрабанда.

Далее. Со слов гражданина Николайчука, оный покупатель - мужчина лет 40-45 с квадратным лицом, короткой стрижкой и горбатым носом. Те же приметы неофициально указывал Сергей Иноземцев по кличке Митрандир.

Та-ак... Тогда за этим человеком еще и убийство. По меньшей мере одно. И покушение на второе, которое сорвалось по независящим от него обстоятельствам. Попросту потому, что инвалид афганский войны Сергей Иноземцев был прежде офицером воздушно-десантных войск. И не просто офицером, а, подчеркиваю, с опытом боевых действий.

Ну хорошо. Если я прав и речь идет об одном и том же человеке, тогда появляется еще одна примета. Серые "жигули" восьмой модели с липовым тьмутараканским номером. Кстати, тут наш горбоносый приятель допустил маленькую ошибку. В Тьмутаракани на такую машину никто даже и внимания не обратит. Чего ни в коем случае нельзя сказать о городе Приозерске Ленинградской области близ финской границы.

Серый "жигуленок". "Жигуль-убийца". Самый страшный цвет, между прочим. Люди со слабым зрением это очень хорошо знают: на мокром асфальте серая машина практически сливается с фоном. А если она еще и едет быстро... Ехал "жигуль" и сбил человека. Был человек - и нет человека. Серый такой "жигуль", восьмой модели. Сбил и уехал, даже не затормозил.

Что?!

Ну, точно. Два с небольшим года назад на улице Флерова серый автомобиль марки "жигули" сбил молодого парня, личность которого так и не удалось установить: на следующий день он исчез из реанимации, и больше его в городе никто не видел. И, кстати, у него для этого были очень серьезные основания. Двести с лишним граммов золота в виде монет неизвестной нумизматической науке чеканки, спрятанные в поясе.

Опять контрабанда. И опять серая "восьмерка".

Завтра же с утра надо будет встретиться с Иноземцевым и получить от него письменные показания. Возможно, удастся составить фоторобот. Если Николайчук его опознает, то все сразу упрощается.

Да нет, усложняется. Контрабанда драгоценных металлов - это одно дело. А охота за книгой - совсем другое. Кому нужен трактат по средневековой магии?

Демонам Пня - безусловно. В ней написано, где искать обломок Чаши Осквернения, и они за нее ничего не пожалеют. Ну, а транзисторы-то им зачем? Или наш горбоносый пострел везде поспел? Решил и с демонов деньги сорвать? Тем паче, что уж это-то обвинение к делу не подошьешь. А их ставленник здесь есть, это точно. "Положите это туда, откуда взяли". И, боюсь, с ним еще придется иметь дело.

Хотя, с другой стороны, книга семнадцатого века - это само по себе огромная ценность. Все равно какая, хоть латинская грамматика. Вполне возможно, что за границей нашелся покупатель. А убивают порой и за меньшие суммы. Иногда даже и просто так."

Коптев достал ключ и отпер дверь. В этот момент в прихожей задребезжал телефон.

- Да, я, - сказал Коптев, сняв трубку. - Да, только что пришел. Что?! То есть... как?!

Пять минут назад арестованный Николайчук повесился в камере.

Клыки Буджума

С моря дул холодный и влажный ветер. Соленые волны с тяжелым грохотом обрушивались на каменную глыбу острова Эттир, и, разбившись вдребезги, бессильные, смешивались с пресной водой в дельте Ахеронта.

Здесь, в том самом месте, где река встречается с морем, стояла с незапамятных времен высокая и гордая башня - фаэрийская цитадель Альквэармин, Привал Морских Птиц.

Тилис напряженно вглядывался куда-то вдаль.

- Что, не видать? - спросил его Норанн.

- Не видать пока, - кивнул Тилис.

Рядом на причальном камне сидел Лаурин, увлеченно болтая со своим другом Калмакилем.

- Идут черные галеры, - рассказывал он. - Я говорю: "Государь, а не поджечь ли нам их?" А Тилис мне: "Сидеть! Не высовываться!" Смотрю, галеры уже разворачиваются в линию. "Государь, - говорю, - дозволь хоть вон на ту напасть, она же к нам бортом стоит." А он опять: "Не дозволяю! Сидеть и не шевелиться!". Ладно, приказано сидеть - значит, сидим. Галеры тоже ложатся в дрейф. Но мы-то их видим, а они нас - нет. Сидим час, другой, третий, вдруг смотрю - галеры снимаются и уходят. Даже близко к Мидгарду подойти не решились.

- Двое моих самых лучших всадников, - шепнул Тилис Норанну.

- Вот как? - улыбнулся Норанн. - А это тоже твои летят?

И он указал взглядом на целый отряд драконов, стремительно вынырнувший из-под низких облаков.

- Нет, мои все здесь, - удивленно произнес Тилис.

Предводитель всадников спрыгнул на землю и подошел к Тилису.

- Я - Фаликано, сын Айлиндира и брат Киритара, государей Иффарина и вождей племени Земли, - представился он. - Произнося их имена, я требую вернуть мне венец иффаринских государей, принадлежащий мне по праву, ибо ты завладел им незаконно.

- Долго же ты собирался заявить о своих правах, - хладнокровно заметил Тилис. - Со смерти Киритара уж три тысячи лет минуло. И потом, насколько я знаю эту историю, ты еще по смерти Айлиндира покинул Иффарин и обосновался в Паландоре, так что государем стал твой младший брат. И, похоже, он на тебя за это был в немалой обиде, если при живом брате завещал венец тому, кто найдет его амулет, сокрытый им на берегу вовеки неисказимых вод силою Живого Мира. Если бы ты его там нашел - то был бы государем по праву. А нашел его я, хоть и не искал. Ибо так решили Младшие боги и сам Всеотец. Нам ли противиться их выбору?

- Вот пусть они нас и рассудят! - воскликнул Фаликано и выхватил меч.

Тилис мгновенно отпрыгнул назад и обнажил свой. Калмакиль и Лаурин поднялись с причального камня, и их руки потянулись к поясам.

- Тилис, не смей! - крикнула Нельда.

- Не беспокойся, - усмехнулся Тилис. - Он хочет поединка, так пусть он его и получит. А потом его труп будет предан огню, и вопрос о престолонаследии решится раз и навсегда.

- Не смей! - повторила Нельда. - Не смей этого делать, вспомни Толлэ-Норэн!

- Что это вы еще задумали? Гражданскую войну? - Норанн встал между Фаликано и Тилисом. - Ну что ж, валяйте! Рубитесь! А потом, кто бы ни победил, он впридачу к своей победе получит войну иффаринских фаэри с паландорскими! Вот радости-то будет для Черного!

Тилис медленно убрал меч в ножны. Только сейчас он понял, что Норанн прав.

- Фаликано, неужели ты хочешь, чтобы племя Земли было расколото братоубийственной войной? - спросил Тилис. - Я принадлежу к племени Огня, но я не хочу этого.

- Не хочу и я, - ответил Фаликано. - Но и твоих прав признать не могу.

- А мы не можем признать твоих! - выкрикнул Лаурин.

- Послушай, Фаликано, - миролюбиво спросил Тилис. - А, может быть, мы решим дело поединком до первой крови?

- Плохо! - ответила Нельда. - Если один из вас будет ранен серьезно, то будет то же самое.

- Послушайте! - внезапно воскликнул Норанн. - В Ордене в старину делали так: дрались, пока оба противника не будут ранены. Но тот, кто нанесет более серьезную рану, будет считаться проигравшим.

- Ты согласен, Фаликано? - Тилис был уже совершенно спокоен.

- Да, согласен, - ответил тот.

Тилис вновь обнажил меч и, держа его острием вверх, церемонно склонил голову - знак уважения к противнику. Фаликано несколько неуклюже повторил его жест. Вдруг он отпрыгнул назад и сделал резкий выпад. Тилис едва заметным движением клинка хладнокровно парировал удар.

Для того, чтобы нанести боевым мечом маленькую царапину, нужно не просто предельное мастерство. Нужен хороший клинок, верный глаз, твердая рука, отважное сердце, холодная голова и самое главное - опыт, дающий то неизъяснимое чувство оружия, которое знакомо только старым бойцам. Фаликано был старше. Но Тилис - опытнее...

...Казалось, что удар пришелся в пустоту. Но на левой щеке Фаликано вспыхнула темно-вишневая полоса. Тилис отскочил назад и вскинул меч.

- Кровь! - воскликнул он. - Все видели?

Теперь Тилис только защищался. Фаликано работал клинком, как обезумевший лесоруб, с каждым ударом открывая половину тела. Будь это в бою, он дорого поплатился бы за свою ярость. Но его кровь уже пролилась...

- Оох! - внезапно воскликнул Тилис. - Да возьмут тебя тролли! Прямо по старой ране!

Его черные волосы быстро намокали, и по правой щеке стекала струйка крови.

- Отлично, Тилис! - похвалил Норанн, осматривая дуэлянтов. - Всего лишь маленькая царапина. А ты, Фаликано... Еще чуть-чуть, и война была бы неизбежной. До самой кости рубанул. Разве так можно? Итак, - громогласно объявил он, - есть ли здесь кто-либо, сомневающийся в том, что Фаликано из Паландора ранен менее серьезно? Никого? - переспросил он после краткой паузы. - Тогда я провозглашаю победителем Тилиса из Иффарина.

- Согласен ли ты, Фаликано, признать мое право на иффаринский венец? - спросил Тилис. - Ты хотел, чтобы нас рассудили Младшие боги. Так не противься же их выбору.

- Да, я признаю тебя государем Иффарина и вождем племени Земли, - ответил Фаликано и протянул свой меч Тилису рукоятью вперед. - Сим я присягаю тебе в моей верности и верности Паландора!

Тилис коснулся рукояти меча и тут же опустил руку.

- Я принимаю твою присягу! - сказал он. - Отныне я твой вождь и соратник. Но я не хочу быть твоим владыкою - оставайся государем Паландора!

- Корабли! - крикнул кто-то.

Парусные громады медленно и плавно выходили по одному из-за каменного плеча Эттира.

- "Небесный алмаз", "Край света", "Звезда надежды", - перечисляла Нельда. - А эти откуда?

-"Вега" и "Сириус" из Синей провинции, - ответил Норанн. - Идут в одном строю с вашими!

- А вот еще! "Янтарь" Аграхиндора! А за ним "Блистающий" и "Морская дева"!

Корабли медленно подходили к Альквэармину.

- Ну вот и все, - устало вздохнул Норанн. - Теперь только остается решить, кто примет на себя должность Верховного Главнокомандующего.

- Кто же, если не ты? - улыбнулся Тилис.

Обещанные неприятности

Заявление о краже магнитофона гражданка Кира Сергеевна Прудникова (сиречь Галадриэль), несмотря на данное ею Митрандиру обещание, отнесла в милицию только в понедельник, то есть первого ноября.

В среду, третьего ноября, ей было официально объявлено, что пожар в клубе "Иггдрасиль" произошел из-за небрежности в обращении с электроприборами, в силу чего в возбуждении уголовного дела по факту кражи магнитофона "Электроника-302" отказано.

Четвертого ноября иггдрасильцам велели очистить помещение клуба и впредь в нем не появляться.

Пятого ноября Митрандир после длительного перерыва приехал на базар у гостиницы "Пошехонье".

- Привет, Аннариэль, - кивнул он круглолицей девушке, ожидавшей его у ворот. - Книга у тебя с собой?

- Да, с собой.

- Отлично. Подожди минут пятнадцать, у меня тут дело одно есть. Или хочешь, пойдем со мной.

"Дело" заключалось в передаче очередной партии сушеных грибов симпатичной старушке в самом конце базара.

- Двести? Обижаете, теть Вера. Совести у вас нет - на инвалиде наживаетесь. Что-что? Совесть есть, но денег за нее не дают, а жить надо? Так и мне надо, я такой же пенсионер. Триста и ни рублем меньше. Двести пятьдесят? Ну елы-палы, вы хоть посмотрите, какой товар. Честно, хотите двести семьдесят? Ей-Богу, мне просто некогда торговаться, а то бы и больше запросил. Ну, как? По рукам?

Митрандир аккуратно пересчитал деньги, сунул их в карман, повесил на одно плечо опустевший рюкзак и, взяв Аннариэль под руку, направился к выходу.

- В общем, так, - сказал он. - Книгу надо спрятать как можно надежнее. Охота за ней пошла очень крупномасштабная. Я знаю одно место, где...

- Аааа! - истошно закричала какая-то женщина.

Митрандир резко обернулся. Через привокзальную площадь прямо на них мчался серый "жигуленок".

Еще полсекунды - и машина, прижав их бортом к бетонному забору, превратит обоих в кучу тряпья, вымазанного красной краской...

Оттолкнув Аннариэль в сторону, Митрандир сорвал с плеча пустой рюкзак и с силой швырнул его в лобовое стекло.

Даже очень неопытный водитель при виде летящего предмета рефлекторно жмет на тормоз. "Восьмерку" занесло, закрутило, она с размаху ударилась багажником о бетон, и в страшном скрежете раздираемого металла прозвучало характерное зловещее "ф-фух!" вспыхнувшего бензина.

На счастье водителя, двери при ударе не заклинило. Выпрыгнув из горящей машины, он опрометью бросился к вокзалу...

- Аннариэль, беги!- крикнул Митрандир. - Позвони Галадриэли, пусть через полчаса приезжает на Артиллерийскую Горку!

- Электропоезд Тьмутаракань-Корчев отправляется со второго пути, - громко объявило на всю площадь вокзальное радио.

Все. Поздно. Теперь его уже не догнать.

А к месту происшествия, надрывно свистя, бежал гаишник.

Митрандир подхватил рюкзак, валявшийся на асфальте, и юркнул в щель под забором.

И смех, и грех: прямо перед ним возвышался кирпичный домик с заветными литерами "М" и "Ж" на дверях. С озабоченным видом человека, мающегося животом, Митрандир быстро добежал до кабинки и закрылся на шпингалет.

Так. Пара минут есть. Теперь надо изменить внешность.

Сняв с себя куртку, шлем и перчатки, Митрандир запихнул все это в рюкзак.

Отлично. Ноша готова. Теперь он был справным хозяйственным мужиком, волокущим с базара домой мешок картошки.

Сгибаясь в три погибели под несуществующей тяжестью, он вышел за ворота.

Стоять там было почти невозможно - пламя с торжествующим ревом поднималось выше забора. И, как всегда бывает при любом несчастном случае, в почтительном отдалении уже собиралась толпа зевак. Впереди всех стояла толстая бабища и вдохновенно рассказывала гаишнику, что произошло.

- А он как закричит: "Марина, беги!" - и за ним. А тот бегом на вокзал, вскочил в электричку и уехал. А Марина-то, значит, схватила свою сумку - и в другую сторону.

- Марина, значит? Так и сказал? - переспросил гаишник. - А сам он как выглядел? Блондин, брюнет?

- Блондин. Рослый такой. И куртка серая.

Митрандир сбросил рюкзак в коляску мотоцикла, пригладил рукой темные волосы, одернул зеленый свитер, завел мотор и рванул с места. Никто даже не посмотрел в его сторону.

Проехав три квартала, он остановился у телефонной будки.

- Коптева, будьте любезны... Нету? Прошу прощения.

Митрандир нажал на рычаг. Ч-черт... А, может, он дома?

- Дмитрий Федорович? Это Сергей. Тот, с "восьмеркой", только что пытался меня задавить. Прямо на привокзальной площади. Я не пострадал, он тоже. А "восьмерка" разбилась вдребезги и сгорела. Сегодня. Только что. На вокзальной площади.

- Сергей, успокойся.

- Успокоился!

- Не вижу. Успокойся и доложи, как полагается.

- Товарищ полковник, докладывает капитан Иноземцев. Десять минут назад у выхода с рынка возле гостиницы "Пошехонье" меня пытался прижать к бетонному забору серый автомобиль ВАЗ-2108. Однако водитель не справился с управлением, машина ударилась о бетон и загорелась. С места происшествия водитель скрылся. Я не пострадал.

- Ясно, товарищ капитан. Ты что, на капот прыгнул?

- Никак нет. Швырнул в стекло пустым рюкзаком.

- Тоже неплохо. Теперь слушай, что творится со мной: против меня выдвинуто обвинение в незаконных методах ведения следствия. Ведется служебное расследование.

- Даже так... - растерянно произнес Митрандир.

- Даже так. Арестованный повесился в камере сразу по окончании допроса. Якобы я из него выбивал признание. И, главное, доказать ничего не докажешь. Отрицательные факты вообще недоказуемы.

- Отрицательные факты? Это как?

- А вот докажи, что ты в прошлую субботу не был в Москве.

- Бред какой-то. Постойте, это когда пожар был? Да? Ну, точно. Не был я в Москве. Я был здесь, на пожаре. Куча народу может подтвердить.

- Все правильно. Это называется алиби. Только этим доказывается не то, что ты не был в Москве, а то, что ты был в Тьмутаракани.

- Хм, а ведь верно.

- Понял? Что того арестованного кололи кулаком, не докажет никто, потому что этого не было. Но и того, что этого не было, тоже не докажешь. А там - то ли Коптев украл, то ли у Коптева украли, в общем, замешан в краже.

- Гм-да... протянул Митрандир. Только теперь до него начало доходить, к какую гнусную историю влип полковник Коптев.

- Да, брат Серега. Скверное дело.

- Послушайте, Дмитрий Федорович, - выпалил Митрандир, осененный какой-то смутной идеей, - а вы не можете минут через двадцать подойти в Пушкинский сквер? Встретимся у музея. Хорошо?

- Хорошо, приду.

- Жду! - крикнул Митрандир и повесил трубку.

По дороге он на несколько минут заскочил к себе домой.

- Галя! - крикнул он прямо с порога. - Быстрее собирайся! Пойдем!

Артиллерийская Горка

Здание тьмутараканского краеведческого музея, выстроенное еще при свихнувшемся на оккультно-мистической почве императоре Павле, считалось подлинным украшением города. Экспонаты там, правду сказать, были в большинстве своем самые обычные: два десятка битых горшков, несколько ржавых мечей и сломанных сабель, витрина со старинными монетами, долженствующая отражать торговые связи древней Тьмутаракани, один манекен в вышитой рубахе, и еще один - в сарафане. Зато как величайшая реликвия в музее хранился обломок стальной пластины из корсета какой-то благородной девицы, которую сломал прямо на балу великий русский поэт Александр Сергеевич Пушкин.

То ли в память об этом событии, то ли (как уверяли местные острословы) из-за двух бронзовых пушек петровских времен, якобы призванных украшать вход в музей, окружающий здание сквер назывался Пушкинским.

"Артиллерийской Горкой" этот сквер прозвал кто-то из злоязычных иггдрасильцев - очевидно, тоже в связи с подозрительной фамилией вышепоименованного поэта.

Сидеть на составляющих ее огневую мощь старинных пушках запрещалось категорически. Однако, невзирая на все усилия сначала полиции, а затем - милиции, отполированная штанами артиллерия Горки всегда сияла, как новенькая. По утрам на орудийные стволы залезали маленькие дети, после обеда появлялись ребята постарше (эти, правда, все больше целились в здание горсовета и говорили: "бабах!"), а с заходом солнца сквер оккупировали взрослые мужчины, яростно и безуспешно сражавшиеся с алкоголем. После их ухода пушки почему-то всегда оказывались заряжены пустыми бутылками.

Сейчас на одном из стволов сидели Хугин и Аннариэль. Галадриэль и Коптев стояли рядом. Никто не произносил ни слова. Да это было и ни к чему.

- Добрый всем день, - кивнул подошедший вместе с Луинирильдой Митрандир. - Про сегодняшнюю историю, надеюсь, все уже знают? Ну так вот: на мой взгляд, нам сейчас надо временно исчезнуть. И, главное, надо спрятать книгу. Лично я предлагаю прямо сейчас идти в Карнен-Гул и отнести книгу туда. Может быть, тамошние маги помогут нам советом или еще как-нибудь. Но это, в конце концов... Эй, а это что такое?

На заложенной кирпичами арке слева от входа в музей четко выделялся знак - тот самый, который Митрандир когда-то видел в Алисиной рукописи.

- Вот это да...

Взгляды всех иггдрасильцев устремились на стену.

- Опять здесь сидят! Сколько раз можно говорить! - раздался позади них голос внезапно подошедшего милиционера. - Давайте, граждане, пройдем в отделение.

Этого Митрандир допустить никак не мог. В его руках, аккуратно завернутая в тряпку, была кривая восточная сабля.

"Запоминай, как сложены пальцы, - вспомнилось ему. - Направишь их на камень или стену с таким же рисунком - и проходи."

Р-раз! Арка словно распахнулась, и в ней стал виден длинный, уходящий вдаль коридор.

- За мной! - крикнул Митрандир и, повинуясь мгновенному импульсу, бросился туда.

Пятеро остальных кинулись за ним. Милиционер, потратив полсекунды на то, чтобы обогнуть постамент с бронзовой пушкой, с размаху ударился головой о внезапно возникшую на его пути кирпичную стену. Ноги его подломились, сознание окуталось непроницаемым серым облаком, и в дальнейшие события он более не вмешивался.

- А, чтоб тебя, - пробормотал через пятнадцать минут врач "Скорой помощи". - Опять сотрясение мозга.

- Поскользнулся - и об угол. Бывает, - равнодушно заметил водитель.

- Вот как подморозит, так вообще косяком пойдут. Ладно, клади его побыстрее, а то еще и простудится вдобавок.

По ту сторону

Тусклый неживой свет чужого солнца, больше похожего на матовый стеклянный шар с электрической лампочкой. Тускло-серое небо. Серый лес вокруг. И за спиной - серая стена здания с надписью по фронтону:

РЕСТОРАН ИСТОЧНИК

"Ныне стою по ту сторону, где границы Света и Тьмы нет, ибо нет границы" - вспомнились Галадриэли читанные ею когда-то стихи норвежской поэтессы Гюнвор Хофму.

Митрандир развернул тряпку, достал саблю и, прицепив ее к поясу, обмотал тряпкой голову.

- Ты что? Хочешь туда? - спросила Галадриэль.

- Зайдем. Хоть спросим, куда попали.

- Не знаю. Наверное, не стоит.

- Не бойся, - ухмыльнулся Митрандир.

Посетителей в заведении, невзирая на довольно-таки поздний час, почти что не было. Лишь у самой стойки прихлебывал пиво за столиком какой-то бородатый дед.

- Хэ! - саркастически хмыкнул он при виде Митрандира. - С кем это вы сюда пришли воевать? И хрусталь в рукоятке, гы! Нацепил селедку и думает, что это хрустальный меч! Ты что, с ним пойдешь за живые миры сражаться?

- А что, и пойду.

- Да ну! - искренне удивился дед. - А на хрена тебе это надо?

- Жалко, - примирительно произнес Митрандир. - Все-таки живые.

- Хэ! Нашел о чем жалеть! Ну, отвалится сотня-другая, так еще настругаем. Эй, хозяюшка! Повторить!

Толстомордая шинкарка в багрово-алой хламиде томно повела подкрашенными глазами и налила еще кружку. Опорожнив ее, дед отстегнул ширинку и отлил прямо на пол. Выскочивший откуда-то поломойка обернулся жуком-скарабеем и, торопливо суча задними лапками, скатал из грязи, мочи и опилок большой катыш. На его поверхности явственно выделялись очертания континентов.

- Ну вот. Все, - произнес Митрандир странно изменившимся голосом.

- Стой, ты куда? Пиво пить будешь?

- Проклято будь все существующее! - яростно выкрикнул Митрандир и, выхватив саблю из ножен, шагнул за дверь.

Галадриэль метнулась за ним.

- Ты что задумал? Стой!

- Послушай, не могу же я перерезать себе горло в этом вонючем кабаке!

- Ты что? Не пущу!

- Нет уж, хватит. Один раз я уже вообразил, что защищаю наши южные границы. А оказалось - зарабатываю мундирному ворью новые побрякушки. А мне - травма черепа и пожизненная инвалидность. Так нет, мало мне еще, кретину! Вообразил, ...! Живой Мир! ...! - Митрандир произнес с десяток таких слов, что, наверное, пьяный солдат смутился бы. - Ты хоть понимаешь, что это такое? Это Источник! Суть жизни мира! Грязный кабак на шесть миллиардов пустых мест - вот что такое этот мир со всей его жизнью! А эти? Знаешь, кто это? Святая троица, вот кто! Бог-ханыга, богиня-простигосподи и бог-скарабей!

- Вот он! - пробормотал Хугин. - Постойте! Да ведь это же...

Бог-скарабей выполз на порог, вытолкнул катыш за дверь и начал стремительно расти. Развернулись черные жесткие крылья, злобно сверкнули узкие змеиные глазки, вытянулась длинная гибкая шея...

- Дракон! "Древний змий, который есть диавол и сатана!"13

- Угадал, каналья! - мрачно расхохотался дракон. - Страсть как люблю догадливых, я от них даже толстею.

- Хугин, назад! - крикнул Митрандир, все еще державший в руке обнаженную саблю. - В лес! Там он нас не догонит!

Сверкающий огнем клинок явно пугал дракона. Он метнулся в одну сторону, потом в другую, но Митрандир, приплясывая на полусогнутых ногах, неизменно загораживал ему путь. И всякий раз дракон отдергивал голову, оберегая глаза от кривого лезвия.

Вдруг он отскочил и разинул пасть. Сейчас оттуда вырвется пламя... Но Митрандир отпрыгнул за дерево и упал на землю.

Уухх!

Струя коптящего огня пронеслась над самой его головой. Сверху посыпались горящие сучья. Но Митрандира не задело. Сорвав с головы задымившуюся тряпку, он бросил ее в сторону и, все еще сжимая саблю в руке, побежал вслед за остальными.

Дракон, застрявший между двумя толстыми деревьями, оглушительно ревел. Добыча ускользнула безнадежно.

Игрушки Повелителя Форм

"... Алхимикам ведомы подобные лжесады, где деревья разрывают труп на много частей, дабы оставить скелет Повелителю Форм. Потому и видны на ветвях гроздья глаз, на стволах - подобные мху пряди волос, сучья же - как высохшие руки, хватающие неосторожного путника. Мудрые советуют держать в ладони крест янтарный или же украшенный не бриллиантами, но горным хрусталем."

Митрандир сжимал в кулаке хрустальную рукоять сабли. Корявые пальцы ветвей слепо шарили по воздуху, но, приближаясь к иггдрасильцам, испуганно отдергивались.

- Бетонные. Деревья - бетонные! - в ужасе пробормотала Луинирильда.

- И листья стеклянные, - хладнокровно добавил Коптев.

Деревья были мертвыми, как фонарные столбы, и лишь сучья - останки тех, кто попал сюда прежде - сохранили некоторое ублюдочное подобие жизни. Да еще порой мелькал среди стеклянных листьев когда-то живой глаз, или розовая шишка из человеческих ногтей.

- Смотрите! - крикнула Аннариэль. - Лес кончается!

Кусты на опушке разбежались от сабли Митрандира, как от огня. А дальше, сколько видел глаз, простиралась голая земля, лишенная даже травы, более безжизненная, чем пустыня в конце июля. И в сером каменном небе парил огромный оранжево-золотистый дракон.

- Хм, а ведь у Тилиса точно такой, - задумчиво произнес Хугин. - Помнишь, Аннариэль, я тебе рассказывал?

- А вдруг... - испуганно прошептала Аннариэль.

- Вряд ли. Тот был черный. А этот - золотистый.

- Эге-гей! Мы здесь! - закричал Митрандир.

Дракон медленно снижался по спирали. Пролетев метрах в пятидесяти от опушки, он пошел на новый круг. Всадник на его спине приветливо помахал рукой.

- Это же... - Митрандир буквально задохнулся от радости. - Эгей! Эге-ге-гей! Эленнар! Мы здесь!

А с неба уже спускался второй дракон - снежно-белый. И за спиной его маленького всадника развевались по ветру длинные рыжие волосы...

- Драть вас, козлов, некому, - устало произнесла Хириэль через несколько минут. - Нашли себе место для прогулок. Вы хоть знаете, куда вас черт занес? Ах, не зна-аете? - издевательски протянула она. - Ладно, потом расскажу. А теперь давайте поскорее убираться отсюда. Еще неизвестно, сможем ли мы вырваться с такой компанией. Ладно, залезайте сюда...

Белый дракон коротко разбежался и взлетел. Сверху уже повеяло ледяным холодом... Но внезапно бетонный лес встал на дыбы, закружился винтом, резко приблизился...

Дракон вышел из штопора у самой земли.

- Эленнар! - крикнула Хириэль.

- Я здесь!

Золотистый дракон парил чуть правее и выше.

- Еще раз!- скомандовала Хириэль. - Думайте о лесе! О настоящем лесе, а не об этом безобразии!

- Ур-ра! Получилось!

Внизу мелькали верхушки сосен.

- Карнен-Гул!

Перетянув через шумящий ручей, драконы приземлились возле замка.

- Вот и все, - подытожил Митрандир. - Приехали.

- Да нет, еще не совсем все, - возразила Хириэль. - Видите? Ворота-то заперты! Средь бела дня! Ни разу еще на моей памяти такого не было.

- Проходи, не велено! - высунулся на стук инвалид с рассеченным лицом.

- Э-эй! А где Силанион?

- Иди в кабак, там расскажут!

Изуродованное лицо скрылось.

- Может, перелетим через стену? - предложил Эленнар.

- А зачем? И так видно, что все ушли. Одна инвалидная команда для охраны осталась.

- А куда ушли? И почему?

- Тебе же ясно сказали: иди в кабак.

Близлежащий трактир, вопреки ожиданиям, закрыт не был. Но и посетителей не было тоже. Хозяин, облокотившись на стойку, что-то такое прихлебывал из глиняной кружки с видом полной покорности судьбе.

- Привет тебе, дядя Лем! - крикнула с порога Хириэль. - Всем по кружке вина! И, если можно, горячего.

Трактирщик немедленно развил бурную деятельность. В очаге взревело пламя, над огнем закачался медный котел, и вскоре в нем запузырилось девять кружек рубиново-красного вина.

- Ежели вы не против, так и я с вами посижу, - сказал дядя Лем, придвигая к себе девятую. - Никого с утра не было, вы первые. Еще две недели такой торговли, и трактир можно закрывать.

- А куда все подевались? - поинтересовалась Хириэль.

- Да кто куда. Вон три недели назад в Карнен-Гуле маги заседали, так наутро целый отряд Странников в Эсткор ушел.

- А, ну это я знаю, я сама на том Совете была.

- С Кэрьятаном тоже много народу уехало. А вчера из Альквэармина Тилис прилетел со своими драконами. Во дурной! - трактирщик внезапно хлопнул себя по лбу. - Совсем уже память дырявая! Ведь он же, Тилис-то, просил передать, чтоб вы, когда вернетесь, летели прямо туда!

- В Альквэармин?

- Ну да. И все маги, которые в замке были, тоже с ним улетели.

- И Фаланд тоже? И Силанион?

- Все. Все улетели. Там, говорят, Тилисовы всадники два орденских корабля подбили, так их теперь будут разбирать на части и смотреть, что там к чему.

- Ах, так вот в чем дело! - воскликнула Хириэль.

- Ага. А вы-то сами откуда, коль не секрет?

- Только что из Бездны вырвались, - небрежно ответила Хириэль.

- Да хранят нас Младшие боги и сам Всеотец! - испуганно забормотал трактирщик. - Это что ж происходит, а? Это ж мне рядом с вами сидеть нельзя, чтоб дряни какой не набраться! - он торопливо, обжигаясь при каждом глотке, допивал горячее вино.

- Так это в самом деле был не Источник? - спросил все еще бледный от пережитого ужаса Митрандир.

- Нет. Это была Бездна. Антиисточник, пожирающий жизнь всего живого, дабы оставить Повелителю Форм его любимые игрушки. Кстати, те скелетики, с которых все начиналось, шли именно туда. И это означает, что твари Бездны поднимают головы. Ладно, давайте допивать вино, пока оно горячее. Тем более, что время уже позднее, а нам еще лететь в Альквэармин.

Магия плюс технология...

Солнце клонилось к закату, и башня Альквэармина уже светилась изнутри. А чуть в стороне мерцали желто-оранжевые пятна костров. И в их неверном колеблющемся свете четко проступали тени двух сталебетонных коробок - орденских боевых кораблей, выброшенных на берег не морем, но неведомыми подавляющему большинству людей силами древней и высокой магии.

Драконы медленно снижались по спирали. Хириэль никак не могла найти подходящее место для посадки. Наконец, ей это удалось, и через несколько минут иггдрасильцы уже подходили к самому большому из огней.

- Итак, построено три рубежа обороны, три щита, - громко говорил Норанн. - Мидгардский щит - в центре, щит Синей провинции - на правом фланге и провинции Соль - на левом. В районе щитов в настоящее время сосредотачиваются крупные вражеские силы, а именно группа флотов "Центр" под командованием адмирала Вордена. Этот Ворден является одним из наиболее активных сторонников концепции так называемой технологической магии. То есть, если называть вещи своими именами, это сращение черной магии с передовой, как они выражаются, технологией.

- А почему именно черной магии? - спросил кто-то. - Ведь технология скорее ближе к серой!

- Хороший вопрос. Магия, как вы все, надеюсь, знаете, есть не что иное, как прямое обращение к миру, всеединому, всесвязному и живому. Технология в этом смысле прямо противоположна магии - она обращается к миру не прямо, а опосредованно, через вещи. И в конечном итоге технологическая цивилизация создает город. Причем город совершенно особый. Фаэрийские города - это мастерские Сил, перекрестки Путей, словом, живые нервные узлы Живого Мира. А эти, наоборот, мертвыми вещами отгораживают мир от человека. Люди таких городов заливают землю бетоном, убивают ночь светом электрических ламп, закачивают воду, отравленную ядовитым газом, в гнилые трубы водопровода. Короче говоря, они разрушают Живой Мир и взамен создают себе другой, искусственный, не замечая того, что он разрушает их самих. И если рассматривать технологию как извращенную форму магии, то это уже именно черная магия - магия искажения и разрушения, объявляющая единственной добродетелью удовлетворение всевозрастающих потребностей человека любой ценой и немедленно.

Это страшная цель. И, пока она не декларирована, технология действительно во многом схожа с серой магией, вообще не различающей Сторон Силы. Но и те, и другие, и третьи идут в Пустоту. Что ж, пусть идут, куда идут, и да будет с ними их судьба. А мы сейчас пройдем внутрь и посмотрим на последние достижения технологической магии. Только ничего без разрешения не трогать!

Слушатели этой импровизированной лекции поднялись с земли и двинулись вслед за Норанном. Иггдрасильцы, Хириэль и Эленнар присоединились к ним.

Аннариэль передернулась от отвращения. Помещение, куда они попали через огромную пробоину с рваными краями, служило прежде для отдыха команды. Искореженные койки и изувеченные тела, очевидно, уже убрали. Но пятна крови, почерневшей от огня, виднелись не только на стенах, но и на потолке.

Норанн свернул в боковую дверь. Она вела в коридор, заканчивавшийся в большом многоэтажном зале. И посреди него, оплетенный трубами самых разных диаметров, лежал громадный, почти до потолка, черный кристалл. Второй, чуть поменьше и надтреснутый, дымился в отдалении серой мутью.

- Мы находимся в энергетическом отсеке небесной цитадели класса "молот", - продолжал Норанн. - Перед вами - Сердце Силы. Вот оно. Это кристалл, в котором воплощена Пустота. С его помощью вблизи корабля уничтожается пространство и время, благодаря чему он может двигаться в любом направлении и с любой скоростью, в том числе между мирами. Второе Сердце Силы снято с поврежденной цитадели...

- Прошу прощения, - внезапно перебил Митрандир, - а если такой камень вздумает... э... расколоться?

- В периферийном мире это, скорее всего, вызвало бы конец света.

- Тогда почему его держат здесь, в Мидгарде? Почему его нельзя отбуксировать вон из мира?

- Очень хорошо, - кивнул Норанн. - На это я отвечу через полчаса. А, кстати, где мы с вами встречались? А! В Сильвандире! Путник из Земного Круга! И весь ваш отряд здесь? Отлично! Тогда у меня к вам одна просьба. Тут есть одна вещь, в которой мы так и не сумели разобраться, поняли только, что она земного происхождения. Попробуете?

- О чем речь! Конечно, попробуем!

Вещь, о которой говорил Норанн, была прямоугольной коробкой с торчащими из нее кабельными выводами. Митрандир быстро отвернул крепежные винты чьим-то ножом, поднял крышку и недоверчиво хмыкнул.

- Похоже на бортовой компьютер, только он странный какой-то.

- Компьютер? Вот как? - Коптев протянул руку и с ловкостью, свидетельствовавшей о близком знакомстве с подобного рода техникой, вытащил одну из плат. Поднеся ее почти к самым глазам, он присвистнул от удивления:

- Фью! А платы-то с "Антареса"! Так вот, значит, куда... Митрандир, кончайте размышлять: это действительно компьютер, только не простой, а баллистический. Собран из плат, украденных со свалки танкоремонтного завода.

- Баллистический? Вот как? - Митрандир подумал еще несколько секунд. - Послушайте, Норанн, а не найдется ли у вас несколько штук ломиков, проследить кабели?

- Можно. Только очень осторожно, и ни в коем случае не трогать незнакомых вещей!

Когда ломики были розданы, Митрандир выстроил свой маленький отряд в одну шеренгу и, чертыхнувшись, скомандовал:

- Внимание, слушай боевой приказ! Ч-черт, ну и команда: ни следа выправки... За исключением товарища полковника, - поправился он. - Наша задача: проследить, где кончаются кабели от баллистического компьютера. Если они уходят под обшивку - вскрывайте обшивку. Если в переборку - ломайте переборку. Для этого вам даны ломики. Если кабель уходит под броню - действовать по обстановке. Сбор через полчаса на этом месте.

- Отставить! - лихо скомандовал Норанн. - Собираемся в боевой рубке. Это вон по тому коридору до конца. Пойдемте, я вам покажу...

... в сумме дают Ничто

Дверь боевой рубки распахнулась. На пороге стоял Хугин, держа ломик наизготовку.

- Ага... - произнес он, разглядывая потолок. - Вот сюда... и сюда. Ясно.

Тот кабель, что достался ему, оканчивался под громадным сферическим экраном, против которого стояло большое кресло, похожее на трон.

- В кресло не садиться! - предупредил сидевший на полу Норанн.

Следующим появился Коптев.

- Бортсеть, - произнес он, ни к кому в особенности не обращаясь. - Проследил до распределительного щита, дальше не стал.

Кабель, доставшийся Аннариэли, привел ее к радару. Ошибки быть не могло: локаторную антенну не спутаешь ни с чем.

Зато Галадриэли удалось найти нечто куда более интересное. Ее кабель кончался у пусковой ракетной установки.

- Правда, ракета на ней сделана из бетона и украшена битым кафелем, - добавила она. - Наверное, это макет, но трогать я ничего не трогала.

- Из бетона? А вот такого знака на ней не было? - Норанн нарисовал на стене рубки странный иероглиф и тут же стер его ладонью.

- Был. Выложен мозаикой.

- Ну так это не макет. Это - Жезл Пустоты. Одно попадание этого жезла способно натворить такого, на что не всякая ракета способна.

- Ничего себе! Хорошо, что я его не трогала!

Хириэль и Эленнар нашли, как они выразились, "стальные ящики с дырками". Луинирильда отыскала еще один Жезл Пустоты. А Митрандир что-то задерживался.

Он появился ровно через тридцать минут по часам Коптева.

- Контейнер! - сказал он. - Большой стальной контейнер, и одна торцевая стенка вся в дырах. Ну, я уже начал кое о чем догадываться, так что одну боковину я отвинтил ножом. Смотрю - там стволы. Много. Ну так вот, к одному стволу я подобраться все-таки успел, - продолжал он, не обращая внимания на потемневшие глаза Норанна. - В каждом стволе сбоку по семнадцать штук маленьких отверстий, и в каждом отверстии торчит электрозапал. Под запалом - порох. Как горошины в стручке: порох - пуля, порох - пуля. А провода от запалов выходят на электронный блок. Достаточно замкнуть контакт, и вся эта хреновина будет выплевывать пулю за пулей с дикой скорострельностью. Я даже боюсь думать, с какой. Где-то миллион выстрелов в минуту, не меньше.

- Понятно, - пробормотал фиолетовый от гнева Норанн. - Только рекомендую в следующий раз подобных опытов не проводить. Там могло оказаться все, что угодно. Ну ладно, что сделано, то сделано, - смягчился он. - Послушайте, мне сейчас надо идти в Альквэаармин на совет, но, по-моему, после таких находок его надо собирать здесь.

- Сейчас слетаю, - вызвалась Хириэль.

Совет начался с большим опозданием, но никто не обратил на это внимания. Наоборот, все с увлечением обсуждали достоинства и недостатки орденского вооружения.

- Мне непонятно вот что, - говорила Даэра. - Как я понимаю, этот... э... баллистический компьютер служит именно для того, чтобы соединенное с ним оружие при любом положении корпуса корабля было направлено точно в цель. Так? Тогда я не понимаю, каким способом Тилису удалось подойти так близко.

- Да я и сам не понимаю, - признался Тилис. - Они сначала попытались закрыться магическим зеркалом, а я его разбил.

- Чем? - поинтересовался Митрандир.

- Струей пламени. Зеркало разлетелось на кусочки, я развернулся, оказался возле борта и второй струей ударил в него.

Митрандир скорчился от хохота, представив себе, что в этот момент было видно на экране радара.

- Теперь понятно, почему они два раза промахнулись, - сказал Тилис, когда Митрандир, отсмеявшись, объяснил ему, в чем дело. - Сами себя перехитрили.

- Ну да. Осколков много, они все зеркальные, все отражают, да еще струя пламени...

- Ну хорошо, а как быть с контейнерами? - поинтересовалась Хириэль. - Из них, если Митрандир прав, промазать почти невозможно.

- Да точно так же: зеркалом, - усмехнулся Тилис. - Первый залп его, конечно, разобьет, но ведь второго-то не будет!

- Ну что ж, с этим все более или менее ясно, - произнес Норанн. - Теперь несколько слов для тех, кто еще не знает, что мы затеяли. Все вы видели, что Сердце Силы со второго подбитого корабля перенесено на первый. Чего нам это стоило - рассказ отдельный. Но мы это сделали. Пробоину гномы обещали к полуночи залатать. После этого, пока ветер дует от берега, мы выведем захваченную цитадель в Верхнее Море и изобразим погоню. А на самом деле мы ее просто направим во вражеский строй.

- Понятно, - усмехнулся Митрандир. - Как только эта железная дура окажется в расположении своих, она взорвется.

- Совершенно верно. А в образовавшийся пролом двинутся наши корабли.

Митрандир немного помолчал.

- Позвольте и мне участвовать в прорыве! - неожиданно для самого себя попросил он.

- Там будет скверно, - предупредил Норанн.

- Я был на войне, - просто ответил Митрандир.

- Знаешь, Сергей... Это, конечно, сумасбродство, но это - замечательное сумасбродство. Я тоже пойду, - вызвалась Луинирильда.

- А вам случайно не нужен врач? - поинтересовалась Галадриэль. - Я три года назад медицинский закончила, сейчас работаю в травматологии, так что в ранах немного разбираюсь.

- Аннариэль, ты как? - поинтересовался Хугин. - Тоже? Тогда и я пойду.

- А знаете, чего больше всего не хватает вашей сумасбродной компании?- улыбнулся Коптев. - Одного здравомыслящего человека. Так что я тоже присоединяюсь к вам. Кстати, у меня для этого больше всего поводов. Платы с "Антареса" ставились на компьютеры цитаделей, это ясно. И навряд ли наш горбоносый приятель действовал в одиночку. Может быть, я сумею разоблачить и тех, кто за ним стоит. И ради этого я сейчас готов пойти на любой риск.

"Всадники, на взлет!"

Ветер дул в сторону моря, и корабли медленно выходили из устья Ахеронта. Оружие иггдрасильцы себе подобрали. Книгу отдали на хранение в альквэарминскую библиотеку. И теперь, ожидая команды на взлет, они стояли вместе со всадниками на каменном лбу острова Эттир.

Митрандир смотрел на звезды. Кое-какие он знал. Вон там, наискосок - Орион. Чуть повыше - Альдебаран и крохотный ковшик Плеяд. А в стороне от него горит мрачным огнем неведомая звезда...

- Не смотри! внезапно произнес Хугин. - Не годится на нее долго смотреть. Это Алголь. Голова Медузы Горгоны.

- Что, тянет? - озабоченно спросила Хириэль. - Послушай, если тебя после Бездны тянет глядеть на что не надо, то лучше скажи сразу.

- Да нет, вроде ничего. А ты, оказывается, звезды знаешь? - спросил Митрандир у Хугина.

- Да, немного знаю. Я в свое время даже астрологию изучал. Вон та, яркая - это Сириус. Эта, возле Луны - Процион.

- А эта, красная? Марс?

- Фомальгаут. Интересно, чего ждет Норанн? Чтобы Сатурн встал на самый горизонт?

Но тут на невысокой эттирской башне полыхнули три яркие вспышки.

- Всадники-и! На взлет! - крикнул Тилис.

Свое место за его спиной Митрандир занял мгновенно - сказался давнишний опыт. Оглядевшись, он еще успел заметить, как бурый дракон с зеленой полосой на крыльях прянул с башни вниз, заложил крутой вираж над палубой корабля, и по его крылу соскользнула маленькая фигурка.

И сейчас же сталебетонная громада небесной цитадели рванулась вперед с невероятной скоростью. Тилис и его всадники отставали. Или не спешили?

А с неба уже исчезли звезды, и внизу закипела темно-свинцовая вода Верхнего Моря.

Трофейная цитадель все мчалась и мчалась - вперед, к своим. И еще три таких же громады вырвались из вражьего строя - отсечь погоню.

- Ну! - простонал Митрандир.

И прямо впереди полыхнуло ослепительное угольно-черное солнце. И, полыхнув, окуталось непроницаемым вспухающим облаком белесоватой мути.

Все в этом облаке было Пустотой. Митрандир успел еще заметить, что в его толщу, прямо к центру взрыва, летели какие-то черные обломки. Он никогда не страдал излишней сентиментальностью, но ему почудилось, что это души пустотников идут искать свое Великое Ничто...

Облако продолжало расти. Но, вспухая, оно распадалось на клочья, просвечивало, и сквозь его толщу стал виден небольшой островок.

- Вперед! - скомандовал Тилис.

Клочья серой мути были везде. Промелькнула черная галера - оплывшая, теряющая форму, превращающаяся в морскую пену. Но островок светился крохотным пузырьком уже совсем рядом.

Вниз! - и на фоне беспредельной черноты вспыхнули голубые огоньки звезд.

- Земля! - радостно завопил кто-то.

А навстречу драконам уже мчался прибрежный песок...


- Своим вероломным нападением противник вынудил нас перейти от наступления к обороне, - говорил адмирал Ворден в рубке флагманской цитадели "Сокрушитель звезд". - Ценой огромных потерь нам удалось предотвратить массовый прорыв, и в тыл проникло всего около шестидесяти драконов. Никакой опасности они не представляют, и их уничтожение фактически является только вопросом времени.


- В то, что они погибли, я не верю, - говорил в то же самое время Норанну Фаланд. - Тилис и раньше исчезал бесследно.

- Но? - улыбнулся Норанн.

- Но я помню только один случай, когда он не вернулся к обеду!

Вернуться несложно

Это был не остров, а целый мир. Вернее даже, обломок мира - у песчаного берега бурлила непроглядная тьма.

Драконы и их всадники отдыхали, растянувшись на берегу. Тилис, Фаликано, Митрандир и Коптев сидели чуть в стороне на небольшом пригорке. Хириэль и Эленнар пристроились чуть сзади.

- Давайте все-таки разберемся, где мы, - говорил Митрандир. - Вот это пусть будет Мидгард.

Он шлепнул ладонью по большому камню.

- Вот его рубеж обороны, - Митрандир вынул саблю из ножен и положил ее на песок возле камня. - Вот тут находятся орденские цитадели.

Цепочка маленьких камушков обозначила группу флотов "Центр".

- Нижняя крепость Черной провинции находится здесь, - подал голос Эленнар. Крупный базальтовый осколок лег на песок. - А мы вот здесь.

Он подобрал маленький камушек и положил его между двумя большими.

- Фью-ю!- присвистнул Митрандир. - Ничего себе!

- А вот здесь проходит Путь из нижней крепости к Мидгардскому щиту, - Эленнар, изогнувшись, чтобы не оставлять следов на песке, провел мечом длинную прямую черту.

- Как я понимаю, возвращение по той же дороге к своим достаточно проблематично, - подытожил Коптев. - Может быть, попытаться прорваться в одну из соседних провинций?

- Выйти к своим как раз нетрудно, - задумчиво произнес Тилис. - Но для того ли затевался прорыв? Давайте лучше подумаем, чем мы можем навредить врагу.

- Исполнить перехлест Путей! - предложил Фаликано. - Тогда, если даже нас обнаружат и бросятся в погоню, переисполненный Путь выведет их...

- В Нирву? - перебил Тилис. - Неплохая мысль. Только куда пойдем мы сами?

- Прошу прощения, я не совсем понимаю, - привстал со своего места Митрандир. - Что такое "перехлест Путей"?

- Смотри, - Тилис показал Митрандиру на Путь, прочерченный Эленнаром. - Вообрази, что Ворден возвращается в крепость. А ты поперек его Пути открываешь свой собственный и идешь по нему. В той точке, где оба Пути скрещиваются, ты исполняешь особое магическое плетение - у вас это назвали бы чтением заклинаний - и тогда ты идешь туда, куда шел Ворден, а Ворден - куда шел ты.

- Рельсовая война? Понимаю, - глаза Митрандира хитро засветились. - Перевести, значит, стрелку в тупик - и привет машинисту. А мы в результате оказываемся вот тут, - Митрандир указал на осколок базальта. - Прямо у вражеской базы. То есть там, где нас ждут меньше всего. Прекрасно. Далее, используя фактор внезапности, мы нападаем на крепость, выбрасываем десант, громим все, что сможем, поджигаем и смываемся. И пусть они потом возвращаются, куда хотят.

Тилис немного подумал.

- Фаликано, сколько у тебя сейчас драконов? - спросил он.

- Тридцать восемь.

- А воинов?

- Вместе со мною - сто два, - гордо ответил Фаликано.

- По трое всадников на одного дракона? Да? А ведь я тебе говорил: не больше, чем двое! А почему тридцать восемь? Где еще два?

- Один всадник позавчера был ранен и остался в Паландоре, а второй...

- А второго ты потерял при прорыве, - жестко подытожил Тилис. - И не вздумай отпираться, я это почувствовал. Пойми, я не хочу нанести тебе обиду, но государь, который не бережет свой народ - это не государь, а погонщик рабов, и место его в чертогах Плутона.

Фаликано пристыженно молчал.

- Да минует! - произнес Тилис после небольшой паузы ритуальное отвращающее заклятие. - Собирай своих. Пойдем на крепость.

Фактор внезапности

Что такое "фактор внезапности"?

Три секунды.

В течение первой из них ошеломленный враг пытается понять, на каком он свете: еще на этом или уже на том.

Вторая уходит на то, чтобы ощупать свои руки, ноги и ребра.

Третья - нашарить рядом с собой оружие.

Четвертая... Все, фактор внезапности упущен безнадежно. Враг вооружен и готов к бою.

Но во всех случаях бой уже предрешен. И будет он яростен и скоротечен, и немногие уцелевшие его участники так и не смогут потом рассказать, как же все было на самом деле.

"Танки идут, самолеты летят, пушки бьют, солдаты "ура" кричат"... Да, рассказывают чаще всего именно так. Но будьте уверены: рассказчик при этом не присутствовал.

На войне бывает все. Но подлинные участники боев не любят вспоминать о них. А тем более - рассказывать...

Передовой форт взлетел в небо, как живой, и рухнул на землю, распавшись горящими обломками.

Митрандир по-прежнему сидел за спиной Тилиса. Фаликано летел чуть впереди и ниже. Крепостная стена быстро приближалась.

Залп!

Стена разлетелась вдребезги. И прямо перед Фаликано взметнулась к небу волна ослепительно-черного пламени. Отвернуть он уже не успевал.

Волна опадала, рассыпаясь клочьями тумана. Но Фаликано исчез...

- Паландорцы! - отчаянно крикнул Тилис. - Отомстите за государя!

Что было дальше, Митрандир помнил смутно. Скатившись со спины дракона, он рубанул саблей какого-то истерически визжащего типа, перепрыгнул через кучу битого кирпича - из нее торчала скрюченная рука - через пролом в коридор, вглубь, наугад, с криком "За мной!"...

Коридор заканчивался дверью. Митрандир рывком распахнул ее и остановился.

Посреди большого двухсветного зала, на невысоком постаменте, окруженный черными свечами, лежал иссохший труп.

- Черный Гроссмейстер, - спокойно сказал Эленнар. - Значит, Серый все-таки победил.

Митрандир прислушался. Шум боя стихал. Крепость была взята.

Бах! Бах! Бах!

Три пистолетных выстрела и страшный предсмертный крик!

- За мной!

Беловолосому мальчишке помочь нельзя было уже ничем - это Митрандир понял с первого взгляда.

Еще выстрел! Пуля пробила насквозь двустворчатую дверь.

Плечом в нее... р-раз!

Прыжком к дубовому столу... два!

За кисть руки с пистолетом...

- Митрандир, отставить! - крикнул Коптев. - Взять живым!

- Есть взять живым! - отозвался Митрандир, отступая на шаг назад. - Ваше приказание выполнено, товарищ полковник.

Пистолет был уже у него в левой руке.

- Ба, ба, ба! Какая встреча! Подполковник Морозов! - голос Коптева внезапно стал невероятно медоточивым. - Узнаете ли вы задержанного, гражданин Иноземцев?

- Еще бы! Это же он в меня в Приозерске стрелял!

- А с машиной? Тоже он?

- Тоже. Он.

- Моя "Электроника"! - ахнула Галадриэль, протягивая руку к полке.

- Та-ак, гражданка Прудникова! Точно ваш магнитофон?

- Да я его из тысячи узнаю! Вот же и кассета моя! - Галадриэль щелкнула клавишей. Раздался короткий гитарный перебор.

- Время Луны. Это время Луны.

У нас есть шанс, в котором нет правил, - пел магнитофон голосом Галадриэли песню Гребенщикова.

- Та-ак... - повторил Коптев прежним медоточивым тоном. - Он еще и поджог совершил. А Николайчука тоже ты повесил? - голос Коптева внезапно стал резким. - Тем же способом, что и ребятишек, да? Только не на ремне, а на скрученной тряпке. Знаешь, как это называется? Единство метода преступления, вот как!

Морозов молчал.

- Николайчук сам удавился, - вдруг сказал он.

- Та-ак. А откуда тебе это известно? А? Молчишь? К твоему сведению: во всех случаях самоубийства через повешение ворс веревки в силу натяжения поднимается вверх! Понял? Так что не надейся, на сей раз под самоубийство сработать не удастся. Подвели тебя два бога, жертвенный агнец невкусный оказался. Или он не своею волею пошел навстречу их зову?

- В-вы и это знаете?! - в ужасе пробормотал Морозов, не понимая, что это уже звучит как признание. И вдруг, сообразив, отчаянно завопил:

- Не имеете права! Не имеете! Здесь не российская территория!

- Совершенно верно, российские законы здесь не действуют, - усмехнулся Коптев. - Да это, пожалуй, и к лучшему: они много чего запрещают. Помнишь, что ты про меня в той кляузе написал?

- Не имеете права! Я требую адвоката!

- Замолчи! - рявкнул Коптев. - Даю тебе последний шанс: что нужно Демонам Пня на Земле?

- Они... мы... их задача... состоит в том, чтобы просвещать народы... стоящие... это... ниже них по уровню цивилизации, - сбивчиво затараторил Морозов.

- Они настолько выше нас? - участливо поинтересовался Коптев.

Морозов как будто немного успокоился.

- Созданное ими содружество миров вообще не имеет аналогов на Земле, - все еще несколько торопливо произнес он. - Их оружие, их армия, их наука и техника, их государственный строй - все это не идет ни в какое сравнение с тем, что достигнуто нами. Население нагрской державы достигло уже одного квинтиллиона существ различных рас, и... это...

- Не выучил урока! - хихикнула Аннариэль на ухо Хугину.

- И никаких межнациональных конфликтов? - подсказал Коптев.

- И это. И еще... бескризисное развитие экономики. Словом... - мозг Морозова подвигался вперед рывками, как машина с неисправным зажиганием, - словом, любой народ только выиграет, присоединившись к содружеству. Кстати, туда открыт путь всем желающим, - добавил он уже более или менее спокойно.

- Что ж награ у себя в своем Мировом Древе порядок не навели? - уже совсем миролюбиво поинтересовался Коптев. - Я слышал, оно теперь Пнем называется.

- Вастен-Нагр есть колыбель нагрского рыцарства и его неукротимого духа, - четко, с выражением, как лозунг, продекламировал Морозов. - Но никто не может вечно жить в колыбели. Уже много десятков тысячелетий назад были основаны первые колонии, а сейчас, по угасании Вастен-Награ, оставшееся население удалилось от него к другим деревьям, к ранее улетевшим собратьям...

- Что он бормочет? - тихо спросил Тилис у Хириэли. - Я сначала понимал, а сейчас почему-то вдруг перестал.

- Ничего особенного, - отозвалась Хириэль по-фаэрийски. - Он говорит... м-м... не могу перевести, в нашем языке нет таких слов. Примерно это можно передать так: мы... э-э... иркунообразно размножились, свое Древо все объели и осквернили, а когда оно засохло, пошли портить соседние.

- Это как раз понятно, - кивнул Тилис. - Но к чему столько слов?

Коптев выразительно поглядел на Митрандира.

- Все. Делай свое дело, - произнес он.

Митрандир, бросив пистолет, схватил Морозова за воловы и рывком пригнул его к столу.

- Попа! - оглушительно завопил Морозов. - Испове...

Клинок отвратительно скрежетнул по позвонкам.

- Ниче, и так сойдет! - хмыкнул Митрандир, держа левой рукой отрубленную голову. - Была б душа, подумали бы и о спасении.

- Ойй... ойй... - Аннарнэль в ужасе глядела на хлещущую кровь. - Это же... на самом деле!

- А ты что думала, мы тут кетчуп разлили? Или видак смотрим? Ну-ка прекрати истерику! А теперь пойдем, заберем того мальчишку из коридора. Не стоит его здесь бросать.

- Правильно, - кивнул Тилис. - Отнесите во двор и положите рядом с остальными погибшими. Отвезем в Альквэармин. Не здесь же, в самом деле...

- Снарк обернулся Буджумом, - произнес Хугин. - Как и должно было случиться.

Огонь! Огонь! Агония!

- Идиоты! Кретины! Бездельники! - вопил адмирал Ворден, потрясая только что полученной шифровкой. - Где вы были, я вас спрашиваю?! Они громят крепость! Живо за ними, или мы останемся без базы!


Сталебетонные громады медленно разворачивались на месте.

- Они уходят! - ахнул Фаланд.

- Вижу! - отозвался Норанн.

И после небольшой паузы скомандовал:

- Вперед! За ними!

Хрустальные шары на мачтах полыхали светом неведомых миров. Черная вода кипела у самого фальшборта. Паруса трещали под ветрами Сил. Вперед!

- А ведь это они за Тилисом гонятся! - вдруг сказал Фаланд. - Не стали бы они так просто сниматься. Интересно, что он там натворил?


Орденские цитадели, пожалуй, были быстроходнее. Но даже самый быстрый корабль, разворачиваясь, теряет скорость.

Ворден даже не успел испугаться, когда Верхнее Море внезапно расступилось перед ним. Внизу холодно блеснули льдистые скалы Нирвы и зловещие черные кляксы на них - все, что осталось от передовых цитаделей.

"Сокрушитель звезд" чудом успел избежать, казалось, неминуемой гибели. А на обзорный экран медленно выплывали облачные силуэты кораблей Мидгардского щита.

Но строй был уже разрушен. Идти на прорыв поодиночке означало верную смерть. Оставалось последнее, самое крайнее средство.

- Галеры, вперед! - скомандовал Ворден. - Цитаделям к повороту приготовиться!

Ценой потери галер Вордену удалось выиграть несколько минут. Но маневр этот был совершенно бесполезен: драконы Тилиса уже покинули подожженную крепость. И, когда остатки группы флотов "Центр" примчались туда, она уже полыхала со всех концов, заволакиваясь дымом, оплывая вниз и теряя форму.

А там, наверху, в быстро чернеющем небе одна за другой гасли звезды.

То ли страшный взрыв, разрушивший половину крепости и убивший Фаликано, повредил самое Сердце Мира, то ли еще что - но этот мир умирал.

И - сто тысяч проклятий! - мидгардский флот был уже тут как тут.

Вордену удалось вырваться из рушащегося мира. Но путь к другой, верхней крепости был уже безнадежно отрезан.

Залп!

"Сокрушитель" вздрогнул от чудовищной отдачи, когда Жезлы Пустоты помчались в цель. Но навстречу им взметнулась волна пламени - и проглотила их.

"Сокрушитель звезд" отчаянно палил из всего своего оружия. Один из кораблей во вражеском строю уже разворачивался, выходя из боя, и огонь охватывал его надстройки. Но второй, рядом с ним, стремительно приближался...


- "Ворон" горит! - крикнул впередсмотрящий.

- Вижу! - отозвался командир "Янтаря" Аграхиндор. - Вперед!

И, полуобернувшись к стоявшей рядом Даэре:

- Так ты уверена?

- Уверена. Это - цитадель Вордена.


Маленький кораблик на обзорном экране продолжал расти.

- Неучи! Сосунки! - злорадно посмеивался Ворден. - Вот сейчас они подойдут поближе, вот сейчас...

Удар! Защитное зеркало разлетелось на тысячи осколков, и каждый из них сверкал в луче внезапно ослепшего локатора маленьким солнцем. Кораблик исчез с экрана, но Ворден знал: он здесь, рядом. И никаких шансов справиться с ним у незрячего "Сокрушителя" уже нет.

- Огонь! Огонь! Огонь! - кричал Ворден. - Полный огонь! Ураганный! Вы слышите? Огонь!

Но в его отчаянном крике ему самому слышалось совсем другое слово:

- Агония!


"Янтарь" резко вильнул в сторону.

- Эй, на руле! Ты что, струсил? - и, внезапно поняв, в чем дело, Аграхиндор метнулся на корму, выправил курс... и, закашлявшись кровью, медленно опустился на палубу, заклинив румпель своим телом.

- Вот и все, - прошептала Даэра. - Теперь моя очередь...

И, опирая свой магический жезл, как винтовку, о фальшборт, она выкрикнула заклятие, к которому прибегают лишь очень немногие маги, и только в самом крайнем случае:

- Ойо эрувэ эа теннойо! Вечно сущее да пребудет вовеки!


Боль была страшной, но Ворден ее почти не чувствовал. Как будто в кресле перед разбитым вдребезги экраном сидел кто-то другой, и это его растерзанное тело пожирало пламя. С треском рушились переборки. Скрежетали расходящиеся швы. И, казалось, корабль громко и печально стонет, прощаясь навсегда со своим боевым командиром.

Всю свою жизнь Ворден смеялся над сказками о бессмертии души. И только сейчас он понял с неотвратимой ясностью: это не сказки.

Тело его умирало. Душа оставалась жить, и исправить уже ничего было нельзя.

Через мгновение он был мертв.

Глава пятая и последняя

"Они полагают, что в этом и состоит суть и смысл жизни - делать все по собственной своей воле, ни от кого не завися, нижe от всякой мысли о Вечносущем (да пребудет оно вовеки!), от вечного и докучного соотнесения своих поступков с Его волею. Благо тому, кто может понять, что сие против естества, и обращает душу свою к Источнику всякого света, и созерцание Его столь сладостно, что все утраты обращаются в ничто. Стократ же благо тому, кто внимает Вечносущему ежечасно. Ибо он навеки записан в книге жизни, и его жизнь делает мир живым. И посему...

- Und darum er der Behuter heibt,- прочел вслух Митрандир, с трудом разбирая готический шрифт.

- И посему зовется он Хранителем,- произнес вошедший в комнату альквэарминской башни Фаланд. - "Искусство волшебства" в переводе Целлариуса. Глава пятая и последняя, повествующая о Хранителях и Осквернителях.

Черный плащ, расшитый ало-оранжевыми языками пламени - цвета круга Плутона - ниспадал до самых щиколоток главы Братства Светлых Магов. Из-под левой полы выглядывала крестообразная рукоять длинного меча. И лишь в полуприкрытых глазах таились боль и усталость. И дымящиеся груды серого пепла на обугленных альквэарминских камнях.

- Да. Горькое это слово - "победа" - вздохнул Митрандир.

- Ну нет, пока еще не совсем победа. До настоящей победы ох как далеко. Сколько ран нам еще перевязывать, сколько костров погребальных возжигать! А победить мы все равно победим. Теперь уж точно.

Снизу доносилась яростная ругань. Судя по голосу, бранилась Галадриэль:

- Это что? Это госпиталь? Это кабак, а не госпиталь! Где сортировка? Где сортировка, я вас спрашиваю? Почему ожоговые лежат рядом с гнойными? А это что? Пневмоторакс?! Живо на стол!

- Уже взялась за дело, - улыбнулся Фаланд. - Так ты решил почитать последнюю главу? И как?

- Здорово, но непонятно, - признался Митрандир. - То есть сердцем я понимаю, что так оно и есть, а почему - объяснить не смогу.

- Если понимаешь, то и это уже стоит многого, - серьезно ответил Фаланд. - А что касается доводов разума... Про второй закон термодинамики слышать доводилось?

- Н-нет...

- Ну вот, сколько раз, по-твоему, эту башню ремонтировали?

- Небось, уже и счет потеряли! - улыбнулся Митрандир.

- Не без этого, - кивнул Фаланд. - А если бы не ремонтировали, от нее давно бы и следа не осталось. В этом и заключается второй закон термодинамики: чтобы сохранять нечто в неизменности, надо прилагать внешние усилия. Иначе это нечто утрачивает свою структуру, разрушается и гибнет. Это для физических объектов. А для объектов мысленных, то есть для высказываний, существует аналогичная теорема в математической логике. Ее доказал в 1931 году австрийский математик Курт Гёдель. Согласно ей, любая система высказываний должна в обязательном порядке содержать аксиомы, то есть положения, внутри этой системы недоказуемые и доказыванию не подлежащие. Опять-таки необходимы внешние усилия.

А мы, маги, говорим проще: мир есть Творение Всеединого и в силу этого всеедин. Любая самозамкнутая система любых объектов, потерявшая связь с ним - от башни из детских кубиков до цивилизации включительно - может существовать только временно. Ибо, когда в мир перестает изливаться Каладроссэ - Первоэнергия Творения - в нем воцаряются Пустота, Тьма и Гибель. Тогда действие бессильно, любовь бесплодна, творчество подменяется халтурой, а вера - пустой догмой.

Есть только один способ избежать этого: расширяться, хапать, хапать, хапать, хватать все, до чего можно дотянуться, пожирать чужую жизнь, чтобы наполнить свою пустую оболочку. И тогда...

- Ага, - горько усмехнулся Митрандир. - Как в некоторых семьях: две курицы в кастрюле, две машины в гараже, две кровати в разных комнатах, и чтоб никаких детей.

- Вот-вот. Фраза, если не ошибаюсь, принадлежит американскому президенту Рузвельту. Кстати, ты знаешь, какую часть населения Земли составляют американцы? - неожиданно спросил Фаланд и сам же себе ответил: - Одну двадцатую. А потребляют пятнадцать процентов мировых ресурсов. Казалось бы, что плохого в том, что люди живут хорошо?

Митрандир молчал. В его мозгу вертелась какая-то мысль, но он не мог ее пока сформулировать.

- А ты подумай-ка, что будет, если по тому же пути захотят пойти не пять процентов, а тридцать пять, - предложил Фаланд. - И при том же уровне потребления. Пятнадцать умножить на семь - сколько будет? Сто пять, верно ведь?

- Ого!

- Ну да. Два с небольшим миллиарда устроятся, а остальные четыре останутся ни с чем. Но это опять-таки проблема решаемая. Чтоб всем было хорошо, надо где-то откопать еще две Земли. Ну, скажем, провести рекламную кампанию на Марсе и Венере. Кто его знает, - хитро усмехнулся маг, - вдруг марсианам тоже захочется поучаствовать в пирамиде потребления?

- Как награ... - медленно произнес Митрандир.

- Да, как награ. Разница только количественная: те хапают вещи, а эти- миры.

Но есть и другие - живые и чистые родники, источающие Каладроссэ. Я знал монаха. У него не было никакого имущества, одна ряса, да и та заплатанная, но он поступал везде и всюду так, как поступил бы Христос - и он был Хранителем.

Я знал женщину. Она была неверующей. Просто никогда не задумывалась над этим. Но она любила, была любима и подарила миру четверых детей - и она была Хранителем.

Я знал... Да, я знал многих. Имена одних известны всему вашему миру, другие и жили, и умерли в безвестности. Но пока жив хоть один из них - мир живет и жить будет. На этом он стоит, и иначе невозможно. Аминь.

- Помнишь, Митрандир, как мы улетали из крепости, и за твоей спиной сидел человек оттуда? - раздался от двери голос неслышно вошедшего Тилиса. - Так вот: тот мир начал разрушаться сразу же, как только мы вышли за его пределы, потому что это был последний Хранитель...

Возвращение

Они шли рука об руку по тьмутараканским улицам. Галадриэль прижимала к груди толстую книгу, а с правого предплечья Митрандира, прикрывая кисть, свисал длинный, подаренный в Альквэармине плащ.

Прохожие равнодушно скользили по ним взглядами. Для них картина была достаточно ясной: мужик ради праздника выволок на прогулку подружку-студенточку.

Вот только книга была не из тех, что можно встретить в институтской библиотеке. Да и разговор, если бы кто-то вздумал к нему прислушаться, шел далеко не студенческий.

- Вот уж не думал, что мне доведется попасть в добровольцы, - мрачно усмехался Митрандир. - Да еще без автомата.

Галадриэль непроизвольно глянула на свисающий с его правой руки плащ, под которым - она знала - скрывалась сабля. Та самая и все-таки немного другая: сутки назад этим клинком был убит враг.

- Когда я кончала институт, у нас многие в горячие точки набивались, - сказала она. И немного погодя задумчиво добавила:

- Ну вот. Сбылась дурацкая мечта. А что мы теперь делать будем?

- В смысле? - поинтересовался Митрандир.

- Как нам жить-то теперь дальше? Так и болтаться между там и тут?

- А, вот ты о чем,- понял Митрандир. - Да нет, почему же. Перевороты, они жизни не отменяют. Понимаешь? Я ведь об этом думал еще тогда, когда по госпиталям да санаториям валялся. Сначала - в Ташкенте, потом - в Москве, потом тут, неподалеку, долечивался. Ну и долечился. В двадцать шесть лет вторая группа пожизненно. Перегреваться нельзя, переохлаждаться нельзя, больше пяти килограммов поднимать нельзя, а пить можно только витамины. И еще это... на бульваре с пенсионерами в домино играть! - саркастически добавил он. - Ну скажи на милость: на хрена мне такая жизнь?

Митрандир горько усмехнулся.

- А тут мне еще квартиру дали, как инвалиду войны, - продолжил он. - Чего я там с друзьями да с подругами устраивал, это никаким пером описать невозможно. Только мелом и только на заборе. И вот году в восемьдесят восьмом забыл у меня кто-то книжку. "Хранителей" Толкиена. От не фига делать начал читать: как Фродо отца своего приемного провожал, как он потом с тем Кольцом сам уехал, как его назгул ранил... И вот, когда его раненого в Раздол несли, я все думал: откуда? Откуда Профессор это все знал? Ведь этого же нигде не вычитаешь, это только мы, военные, про себя знаем! Понимаешь?

Некоторое время Митрандир молчал, потом немного смущенно продолжил:

- Предисловие я, конечно, прочитал в самую последнюю очередь, там же написано, что он тоже на войне был. Нет, я еще выкарабкивался довольно долго, но тогда Профессор помог мне дышать. Начал я читать все подряд, лишь бы по теме. Как увижу что-нибудь про средневековье, так у меня сразу же и ушки топориком. И вот как-то на лотке купил я одну милую вещицу. Автора не помню. Называлось это безобразие так: "Мартин Хайдеггер и философская мысль древности".

- Что, даже и до этого дошло? - прыснула в кулак Галадриэль.

- Угу, - признался Митрандир. - Тягомотина редкостная. По жанру - мысли какого-то Рассякого о том, что думал Хайдеггер про то, что думал Платон, Протагор и еще Диоген его знает кто по поводу философии. Да, так вот этот Хайдеггер учил, что-де самое главное, что происходит в современности - это распространение не техники даже, а постава.

- То есть? - недоуменно произнесла Галадриэль.

- То есть сейчас никакая вещь не может быть просто так. Все должно быть поставлено. Ну, то есть, описано, изображено, приведено в систему, представлено, предоставлено...

- Кому предоставлено-то?

- А вот это и есть главный вопрос. Вообще он, Хайдеггер то есть, обожает безличные обороты, но, судя по намекам, все должно быть поставлено на службу человеку. Как в том анекдоте: и мы, товарищи, этого человека знаем.

Галадриэль заразительно расхохоталась.

- Только ерунда это все на постном масле, - усмехнулся Митрандир. - Я это понял вот только вчера, когда мы с Фаландом в Альквэармине беседовали. Человеку, да? - его глаза торжествующе сверкнули синим пламенем. - А хрен-то! Человек, ради которого как будто бы все, на самом деле тоже должен себя поставить! Чтобы успевать все больше, все полнее без остатка и себя, и вещи через себя предоставлять! А кому? Нет, ты посмотри вокруг себя!

Галадриэль непроизвольно оглянулась через плечо. Темнело, и за окнами квартир уже зажигались радужные экраны телевизоров. РТР, ОРТ, ТВ-6, местная телепрограмма, дециметры, спутниковые тарелки, кабельное телевидение... Все быстрее, все совершеннее, все полнее. Словно какой-то абсолютный бесконечно впитывающий взор, перед которым... да, перед которым все должно быть поставлено. Черная разверстая пасть. Вселенский Мальстрем, в чудовищную воронку которого падают люди, материки, планеты, звезды, галактики, миры...

- Тихо. Без паники, - Митрандир плотно стиснул ее руку у плеча. - Одна шайка потребителей свое уже получила. И с остальными то же самое будет, если вовремя не одумаются.

- Тот Хайдеггер в конце концов, знаешь, до чего договорился? - добавил он немного погодя. - "Бытие определяется ничто, ничто - бытием. Точно так же истина в своей бытийной сущности есть не-истина, то есть истина всегда соотносится со своей противоположностью - не-истиной - и предполагает ее". Как тебе этот пассаж? Совсем как в той хохме про двух богов: один - истинный, а другой - неистинный. И оба требуют жертвы. Ничего, да? А, кстати, мы вроде как уже пришли.

Он остановился перед подъездом и высвободил левую руку.

- Мне так страшно,- призналась Галадриэль. И немного спустя добавила:

- Я все боюсь, что ты уйдешь. Так не хочется тебя отпускать...

- Торопиться хорошо изредка,- медленно произнес Митрандир, глядя прямо в ее темные глаза. - А хочешь, мы с тобой поженимся? Ты знаешь, я ведь об этом думал еще тогда. Под крепостью...

"...чтобы быть там, где мы хотим!"

- Горько! Горько! Горько! - отчаянно вопили гости.

Митрандир обнял Галадриэль и поцеловал ее - раз, другой, третий...

- Пропивай, пропивай своего братика, - злорадно приговаривал Хугин, подливая вино Луинирильде.

- А будешь приставать, мы вас с Аннариэлью поженим, - посмеивалась Луинирильда.

- А не пойти ли нам покурить? - громко предложил кто-то из гостей.

Воспользовавшись общим столпотворением, Митрандир быстро допил свой бокал и выскользнул в коридор.

- Дмитрий Федорович, добрый день! - кивнул он Коптеву. - А то мы с вами даже и поздороваться не успели. Как там на службе-то? Сняли с вас обвинение?

- Сняли. Все теперь на Морозова валят. И мальчишек, и платы с "Антареса", и Чашу Осквернения.

- А я, кстати, так и не понял: откуда он вообще взялся?

- Кто? Морозов? Оттуда же, откуда и я.

- Да нет, это как раз ясно. Мне непонятно другое: где он ухитрился с награ-то спутаться?

- Ну, здесь мы уже вступаем в область догадок. Вообще-то в центральной конторе - той, что в Москве - существовала в свое время группа, изучавшая обряды черной магии. Это общеизвестно, об этом даже в газетах писали. Потом, опять-таки по газетным сообщениям, эту группу расформировали. Якобы там кто-то умер, кто-то сошел с ума, кто-то еще что-то...

Митрандир вздрогнул от внезапно осенившей его мысли.

- И Морозов был в ней, да? - спросил он. - А потом, значит, эту группу официально расформировали? А на самом деле...

- Ну зачем так грубо? Ты же понимаешь, что на некоторые вопросы я отвечать не могу и не стану. Тем более, что доказать все равно ничего не докажешь. А вот догадываться можно о чем угодно, это твое законнейшее право. Знаешь, - прибавил Коптев после непродолжительной паузы, - по-моему, это как раз та самая ситуация, когда во имя покоя живых не надо трогать тайны мертвых.

- Пожалуй, да, - кивнул Митрандир.

- Тем более, что я все равно ухожу в отставку. В связи с достижением предельного возраста пребывания на военной службе. Сиречь пятьдесят стукнуло, - улыбнулся Коптев. - Куплю себе в деревне домик и буду кур разводить. Леггорн!

Коптев с невероятно важным видом воздел указательный палец к потолку.

- А, кстати, как там поживает Гэндальф Поломатый? - поинтересовался он.

- Лежит в дурдоме и воображает, что попал в Валинор.

- В Валинор? А, это все из той же книжки.

- Ага. Эльфийская страна вечного счастья. Я у него был недавно. "Митрандир! - говорит. - "Ты тоже в Валиноре? Вот здорово!"

- По данным Толкиена, в Валинор уходят навсегда, - задумчиво произнес Коптев.

- Похоже на то, - кивнул Митрандир. - Да, кстати, Дмитрий Федорович! Вы говорили, что хотите домик себе купить? Я знаю одну глухую деревню, у меня там у самого хозяйство, так вот в ней есть дома на продажу. Недорого. Это, если ехать корчевской электричкой, двенадцать километров от платформы Захолустово. Деревня Воскресенское. Пятнадцать соток миллиона за полтора.

- Гм, недурно. Но, я полагаю, такие вещи с ходу не решаются. Давай-ка на днях встретимся и обговорим все, как есть. Хорошо? А теперь пойдем-ка лучше в комнату, там тебя жена заждалась. Небось, уже говорит: "Хорош муж, в первый же день куда-то удрал". Вон, слышишь? Там уже комментируют.

- В первый же день совместной жизни Сергей оставил молодую жену на попечение друзей,- с фальшивой слезой в голосе вещал за дверью Хугин. - Так давайте же выпьем за...

- За то, чтобы всегда быть там, где мы хотим! - закончил Митрандир, входя в комнату.

Книга третья

Живущие в ночи

              Мы спасаем идею человека
              на краю катастрофы разума
              и извлекаем из этого
              неутомимое мужество возрождений.

              Альбер Камю.
              "Письма к немецкому другу".
              1943 год.

"Морская дева" выходит в море

Дракон мягко спланировал на дорогу. Тилис слез с его спины, благодарно погладил по чешуйчатой шее и устало побрел к воротам замка Сильвандир. Оттуда с радостным визгом выбежал гигантский черный пес.

- Эх, Морхайнт! Хорошо тебе! - вздохнул Тилис, входя в ворота.

Пес, повизгивая от счастья, прыгал вокруг хозяина, норовя лизнуть его в лицо.

- Ну привет, привет! Все, все, обряд исполнен, не надо больше целоваться.

Настроение Тилиса улучшилось, но ненадолго. Поднявшись к себе, он с силой швырнул в стену тяжелыми сапогами и скверно выругался.

- Тише, малютку разбудишь! - прошептала Нельда, бесшумно выйдя из соседней комнаты.- Что случилось? Опять Бездна?

- Опять.

- Кто теперь?

- Кэрьятан.

Нельда медленно опустилась на скамью.

- Кэрьятан погиб...- прошептала она.

- Жив. Пока жив. Я его оттуда вывел. Но Бездна выпила из него почти все.

Нельда нежно погладила Тилиса по руке.

- Он хотел выяснить форму плетений Бездны, - после недолгого молчания сказал Тилис.

Нельда рассеянно кивнула. Казалось, это ее не слишком интересовало.

- Пойдем, - сказала она.

Тепло и свет после ледяной тьмы, чаша вина, поданная заботливой рукой жены, и крохотная дочка, мирно посапывающая в корзине, заменяющей колыбель... Тилис сам не заметил, как уснул.

А когда он проснулся, рядом с ним лежала записка:

"Ты взял в жены Мастера Форм. По крайней мере, так меня называют в Братстве Светлых Магов. Прости и береги малютку."

- Нет, Нельда, корабль я тебе не дам. Не могу, - говорил Кэрьятан за несколько часов до этого. - Я бы сам пошел, да ты же видишь, я болен. А мои мореходы без меня совсем образа фаэрийского лишились. На "Морской деве" даже паруса поленились убрать, только поставили ее носом к ветру и швартов закрепили. А ведь как только подует из бухты, так сразу же будет бакштаг.

"А ночью подует обязательно" - подумала про себя Нельда.

- Понимаешь, что может случиться? - продолжал между тем Кэрьятан. - Если швартов лопнет, то "Морская дева" к утру будет либо в открытом море, либо, скорее всего, на камнях. Знаешь, какой тут выход из бухты? Да что я тебе говорю, ты же здесь выросла.

- Не совсем здесь. На северном берегу. Да, я еще из Иффарина привезла травы. Это тебе для поднятия сил, - Нельда протянула Кэрьятану небольшой полотняный мешочек. - Раздели на двенадцать частей. Кладешь в чашу, заливаешь кипятком, настаиваешь и пьешь. Только не больше трех раз в день, а то может стать хуже. И ешь побольше.

- Жалко, что сейчас зима, я бы на солнышке погрелся, - вздохнул Кэрьятан.

- Будет еще и весна, и лето. Только выздоравливай!

- Постараюсь. Ветра и счастья! А ветер-то уже поднимается, чувствуешь?

- Чувствую. Ветра и счастья!


Фаэри, в отличие от людей, едины с миром, в котором они живут, и, если они не хотят, чтобы их видели - их не увидит никто. Воинов и разведчиков специально обучают передвигаться скрытно и бесшумно. А женщинам это искусство дано по праву рождения - они могут ходить по комнате так тихо, что и самый чуткий ребенок не проснется.

Нельда была женщиной, она была фаэри, ходить бесшумно она в свое время училась - и потому не стоит удивляться, что на палубу "Морской девы" она поднялась беспрепятственно.

Все было точно так, как говорил Кэрьятан, и в туго натянутые паруса уже дул восточный ветер.

А вот этого Кэрьятан, похоже, не предполагал и сам - трое мореходов, воровато оглядываясь при каждом движении, торопливо отвязывали швартов.

- Что же это вы, а? - поинтересовалась Нельда. - Занимаетесь таким делом, а дозорных не выставили. В Бездну собираетесь?

- А...- изумленно произнес один из троих и, как бы растерявшись, выпустил канат. "Морская дева" беззвучно отошла от причала.

- Лево руля! Живо, или мы врежемся в скалы! - скомандовала Нельда. - Грот к ветру! Поворот фордевинд!

Увлекаемый стакселем корабль плавно развернулся к ветру кормой, нацеливаясь форштевнем на выход из залива. Грозные скалы, окутанные белой пеной, проплыли по меньшей мере в полумиле от борта.

- Грот на правый! Руль прямо! Так держать!

- Есть так держать!

"Морская дева" уже качалась на длинных и ровных океанских волнах.

- Все, кроме рулевого, ко мне! Сколько вас? Пятеро? Понятно. Так куда вы собирались угнать корабль? В Бездну?

Четверо пристыженно молчали. Все и так было слишком ясно.

- Хотели сделать то, что не удалось Кэрьятану? Да? - продолжала Нельда. - Ну что ж, - внезапно улыбнулась она, - значит, мне не придется никого уговаривать. Ну! Все по местам! Выходим в Верхнее Море!

Низвержение в Бездну

- Паруса долой!

Блестяще-черный, цвета вулканического стекла, водоворот грохотал прямо перед форштевнем "Морской девы", и течение неумолимо несло ее туда, к самому краю воронки. Корабль качнулся, накренился на левый борт и, перевалив через гребень, бешено помчался по роковому замкнутому кругу, окутанный полосой сверкающей пены.

- Руль на правый!

А оттуда, снизу, где сталкивались волны, исходил мертвенный, зеленовато-серый свет. Он был везде. Он рождался перед кораблем, позади, вокруг и угасал в новом, еще более сером и неживом.

"Морская дева" мчалась все быстрее и быстрее, лишенная парусов, влекомая лишь одной силой притяжения, низвергаясь вниз, в Бездну. Самый легкие стрелы не могли бы лететь с такой скоростью. Да и о какой скорости можно говорить здесь, где искажены и время, и пространство?

Матово-белый круг чуть-чуть в стороне...

- Лево руля!

- Есть лево руля!

- Смотрите внимательно!

Если бы Нельда не была готова к тому, что она увидела, она бы обмерла от изумления. Корабль плыл по зеркально-гладкому серому небу. Оно было везде и нигде. А наверху - дома, деревья, скалы - вся карта этого тысячу раз проклятого мира. И черная воронка пропасти, мгновение назад выплюнувшая "Морскую деву".

Воронка? И здесь воронка?

Да ведь это же...

Так вот почему Кэрьятан смог вырваться только после шестой попытки - воронка замкнута сама на себя!

Но если это так, то должно быть отверстие...

Да вот же оно!

- Еще левее! - скомандовала Нельда. - Так держать!

- Урилонгури! - крикнул вахтенный.

А, проклятие! Так и есть: снизу, из пропасти, поднимается по спирали гигантский черный дракон.

- Паруса поднять! Луки к бою! Что? Только три? А ну, признавайтесь, кто не умеет стрелять? Все умеют? Тогда ты... ты... и ты. Живо на корму!

Трое лучников выстроились у фальшборта с луками наготове. Свежий ветер надувал паруса. Туго натянутые снасти звенели от напряжения. Только бы успеть...

А дракон держится вне выстрела. Боится, что ли?

Еще чуть-чуть довернуть, и...

- Вырвались!

Расщепление

- Слещ танцы мгмпово ,- объявил бронхитный динамик.

Поезд дернулся и пополз по рельсам, медленно набирая скорость.

Пассажиров в этот достаточно поздний час было немного - четверо мужчин, расстреливающих время за водкой и преферансом, две оживленно беседующие бабульки явно деревенской внешности и седовласый старец, от которого так и веяло спокойствием и мудростью.

- А слышала, что в вечернем "Рассвете" пишут? - говорила одна из старушонок. - Мичурин-то, оказывается, на своем участке в Козлове выполнял задание иностранных агентур! То-то у нас теперь и не растет ничего!

Митрандир хмыкнул. Ну да, конечно. Когда комар не доится, завсегда враги виноваты.

Дверь в конце вагона коротко скрежетнула, пропуская двоих смуглых мужчин в черных куртках, что-то громко и взбудораженно обсуждавших на гортанном восточном языке. Пройдя мимо, они скрылись в противоположном тамбуре. Старец что-то невнятно буркнул.

- Мм, - поднял голову Митрандир.

- Я говорю, давить их надо, нехристей, - отчетливо произнес старик. Глаза его полыхали, как раскаленные угли. С такой бешеной и непримиримой ненавистью Митрандир не встречался со времен афганской войны. Полупьяные картежники в противоположном конце вагона тоже выкрикивали что-то явно угрожающее. И даже бабулька на соседней скамейке процедила сквозь зубы:

- Уу... черномазые!

Митрандир отвернулся к окну. На освещенном фонарями глухом бетонном заборе завода "Антарес" мелькали сделанные краской надписи.

"Россия, пробудись!" - призывала одна. "Смерть россиянам, аллаху акбар!" - провозглашала другая. "Цой с нами - х.. с ними" - констатировала третья. "Public enemy"14 - рекламировала сама себя четвертая. И поверх всего этого красовалась пятая, самая смешная и нелепая из всех: "Где твое Я? Приди и возьми его!"

Поезд остановился у платформы, сиротливо прилепившейся к забору в самом углу. Чуть в стороне возвышалась куча пустых бутылок и жестянок - стихийно возникшая на ничейной земле несанкционированная помойка.

В свете фонаря что-то поблескивало. Митрандир пригляделся. На платформе валялся разбитый медицинский шприц. Гм-да...

Когда Сережа Иноземцев был маленький, новые дома возле "Антареса" казались ему такими большими и красивыми... Сорок лет назад город строился. "Сейчас его уже и не подметают", - думал он, глядя на проплывающие за окном вагона замызганные и исписанные стены зданий.

- Тьмутаракань-Главная. Конечная остановка электропоезда, - прохрипело над головой Митрандира.

И где-то вдалеке отозвался другой голос:

- Электропоезд из Корчева прибывает на второй путь.

- Ну вот, я и дома, - громко зевнул Митрандир.

Дома, впрочем, он оказался только минут через пятнадцать.

- Сергей, ты? - крикнула с кухни его жена.

- Я, Кира, я.

- Как съездил?

- Коптев обеими руками "за".

Под спрятанным флагом

- Ситуация, надеюсь, известна всем, - начал Митрандир, открывая общее собрание клуба любителей фантастики "Братство магов".

- Кому неизвестна, могу рассказать, - продолжил он. - Ситуация не просто плохая. Просто плохой она была уже давно, еще в "Иггдрасиле". Вот Галадриэль соврать не даст, - кивнул он в сторону Киры. - Заполучить это помещение нам удалось только после того, как мы зарегистрировали клуб по новой, под другим названием и с другим верховным магом, сиречь по цивильному - президентом. Сначала все было относительно нормально, а потом начались дурацкие проверки. Правда, до поры до времени нас отмазывал Нэрдан из клубного совета - он, если кто не знает, был офицером милиции. Но его убили. Вряд ли, конечно, за это, но убили.

- За что ж Андрюшку-то Матвеева? Ведь он ни в чем не виноват...- дурашливо пропел худой и лохматый парень.

- Торонгиль, не стебайся, - оборвал его Митрандир. - Старший лейтенант Матвеев был мужик правильный. Ты его просто уже не застал. Так вот, после его смерти дурацкие проверки опять возобновились. Искали то притон, то наркотики, то нарушения пожарной безопасности, то еще что-то. Все предложения зайти и посмотреть, что мы тут делаем, наталкивались на "посмотрим". Все это делалось в непозволительном тоне и в том же тоне неделю назад было продолжено. А именно: сюда заявилось трое мужчин, отрекомендовавшихся представителями епархии, и в ультимативной форме потребовали, чтобы мы поискали себе другое помещение. Де, в этом доме будет православный лицей при храме святого Сергия Радонежского - вон он, за окном - а мы тут воскуряем что-то не то и воняем этому лицею в нос. Когда я возразил, что в этом доме уже клуб, а лицей когда еще будет, мне было заявлено, что магия есть бесовское наваждение и с христианскою верою несовместима. Кулаки у добродетельных христиан были внушительные и в меру татуированные.

- Ничего себе! - присвистнул остроносый мужчина лет тридцати восьми с угольно-черными волосами, в которых уже пробивалась седина. - И ты не спустил их с лестницы?

- Нет, Хугин, не спустил. Хотя мог бы и спустить, и искалечить, и что угодно. Они, скорее всего, даже и не подозревали, чему и где я обучен,- хмыкнул Митрандир.

- Ага, - саркастически хохотнула Кира-Галадриэль. - И повод для разгона клуба был бы просто идеальный.

- Во-во-во. А так жаловаться могу я. Тем более, что помещение закреплено за клубом официально, и на этот счет имеются соответствующие документы. Так вот, как выяснилось, нынешнему мэру города Тьмутаракани глубоко плевать на то, что подписывалось при прежнем, а этот дом со всеми помещениями официально же передан храму Сергия Радонежского. И вообще не надо мешать духовному возрождению России.

Митрандир горько усмехнулся.

- Ну, естественно, в епархии мне выдали слово в слово ту же самую фразу, - продолжал он. - Да еще прибавили, что православная вера самая лучшая, а все остальные - неправильные, и последователи их есть синагога Сатаны. Ладно. Когда свободному гражданину свободной страны больше некуда обращаться, он обращается в милицию. Угадайте с трех раз, что мне там ответили.

- "Не мешайте духовному возрождению России", - хмыкнул Хугин.

- Совершенно верно, именно это. И, кстати, что характерно: расположенное в этом же доме, только с другой стороны, акционерное общество "Импульс" никто не трогает. Оно конечно, "Импульс" может взять свое помещение в аренду, а мы не можем, но, боюсь, дело не только в этом. Но даже если в этом, то и в таком случае рассчитывать нам не на что. С любой организацией можно спорить и отстаивать свои права. А с церковью - нет. Служители Божии. Кто не с ними, тот от лукавого. Общий аминь.

- Короче, Митрандир! Что ты предлагаешь? Флаг спускать, что ли? - задиристо выкрикнул рыжий парень лет девятнадцати.

- Зачем спускать? Свернуть и спрятать. Кстати, Азазелло! Это ведь ты полгода назад предлагал организовать в дальней деревне эльфийскую колонию? Так вот, деревня есть. Там сейчас осталось два жилых дома, остальные заколочены. Один из них принадлежит мне, другой - отставному полковнику Коптеву. Я за него готов головой поручиться. Позавчера мы с ним об этой идее беседовали. Он - за. Я - тоже. А что касается ликвидации клуба, то, насколько мне известен устав, такое решение правомочно вынести только общее собрание или суд. Разумеется, колония в любом случае будет организовываться не через клуб, а как бы стихийно.

Митрандир немного помолчал.

- Кто еще хочет высказаться? - спросил он. - Хугин, ты вроде хотел?

- Да. Я хотел добавить одну подробность. Вот эту статью все читали? - он вынул из бокового кармана номер газеты "Рассвет".

- "Вот что пишет в журнале "Наш край" Игорь Тяжельников:

"Не могу забыть старую кинохронику о том, как был взорван храм Христа Спасителя. Чуда-то не произошло, никто не вмешался в этот чисто технологический процесс разрушения. А почему?

Всего-навсего потому, что это был храм в уже богооставленном мире, и теперь путь к Богу мы должны искать сами. И никто за нас его не пройдет".

Да, все так: разделение с Богом на земле приводит к вечному разделению с ним по смерти. Христос как раз и пришел уничтожить это разделение. поэтому берегитесь всех тех, кто учит вас любому иному пути. Экуменизм - самая страшная и опасная ересь наших дней. Разные расы могут и будут иметь свои религии. Но борьба между ними есть суть мировой истории. Православие - душа России, и речь идет о его чистоте."

- Вот так, - подытожил Хугин. - Те же самые люди, которые нас выживают отсюда, в подтверждение своей правоты ссылаются на мою статью в "Нашем краю". Пустячок, а приятно. Только я писал ее в защиту мистиков и эзотериков, а не против них. И вот пожалуйста: мне же разъясняют, как надо понимать меня же. Знаешь, Митрандир, по-моему, дело совсем не в деньгах. Это кто-то срочно ищет врагов, чтоб на них все свалить. И всякий инакомыслящий, инакочувствующий - не пьющий водки, наконец! - становится прямым кандидатом во враги. Полгода назад я был против колонии, а сейчас - за. Как хотите, но, по-моему, так, как мы тут живем, жить нельзя. Не говоря уже о том, что жить нам попросту не дадут.

- Ты не прав, Хугин! - почти выкрикнула худая женщина в черном.

- Ну, естественно, - снова с нескрываемым сарказмом хохотнула Галадриэль.- Если Хугин - за, то Мунин - против.

- Нет, то есть, что так жить нельзя, ты прав, - продолжала Мунин. - Это, по-моему, каждый здравомыслящий человек понимает. Но это же не повод, чтобы запереться в глухой деревне и провести остаток жизни в пьянках, ничегонеделании и размышлениях о судьбах России! Это наша страна, и нам в ней еще долго жить!

- Увы, это уже их страна, - хладнокровно произнес Митрандир. - И нечего взывать к патриотизму: я присягал красному знамени, а не трехцветному.

- Тебе-то что, Митрандир: ты инвалид, - возразила Мунин. - А ты, Хугин? Ты же учитель! И не просто учитель, а историк! Ты же не просто работаешь с детьми, ты строишь будущее нации!

- Работал, - усмехнулся Хугин. - После ноябрьских праздников уволили. Кстати, рассказать, за что? На праздники по случаю каникул у нас была дискотека. Меня поставили дежурить. Поначалу было все, как всегда. А где-то уже ближе к ночи из туалета доносится крик: "Помогите!". Я бегом туда, распахиваю дверь - и тут же мне на шею вешается девица. Совершенно, заметьте себе, голая. И продолжает вопить: "Насилуют!".

- Динамо второй степени, - прокомментировала Галадриэль.- Или даже скорее ближе к третьей.

- Ага, вам смешно, - огрызнулся Хугин. - А мне - не очень. Допросы, отпечатки пальцев, показания свидетелей, и все такое прочее. Уголовное дело, правда, закрыли, но из школы на всякий случай уволили. Нет, я и раньше догадывался, что дети готовы на все, чтобы ничему не учиться, но чтобы вот так... Между прочим, в том туалете милиция знаете что обнаружила? Использованный презерватив, два окурка дешевых сигарет и бутылку из-под "Сэма". Хорош натюрморт, а?

- "Сэма"? - удивился Митрандир.

- Самогона, - пояснил Азазелло.

- Ну да, самогона, - кивнул Хугин. - Пятнадцать рублей поллитровка. Бабушки-пенсионерки детишкам продают. И приговаривают: "На здоровье, милок". На лекарства зарабатывают. А что поделаешь, пенсия-то сами знаете какая, да и ту платят не всегда. Зато как рады детки! Нахрюкаются до поросячьего визга и считают себя героями! Ты, Мунин, что-то толкуешь про строительство будущего нации? Ты извини, но я не хочу, чтобы этакое вот будущее стало настоящим. Нам нечего больше сказать глухой стене, только и всего.

- Н-да, - протянул Митрандир. - Вот и я так же думаю. Мы с Кирой из-за этого даже своих заводить не стали. Чего доброго, как раз к очередной войне и подросли бы. Ну да ладно. Ставлю на голосование. Кто за официальный - подчеркиваю, официальный! - самороспуск клуба? Галадриэль, считай! Я и так вижу, что большинство, но мне для протокола нужна точная цифра.

Пути ушельцев

"Пусть живут, как хотят, ну а мы с вами - тропкою тесной:
Самовар, философия, колба и чаша вина.
Так в безлунную ночь нам откроется суть Поднебесной.
Мы запомним ее..."- Галадриэль, аккомпанируя себе на гитаре, пела своего любимого Гребенщикова.

Отчаянный гудок, заглушив песню, оборвался страшным ударом, лязгом буферов и звоном сыплющихся стекол.

- Кажись, приехали, - флегматично подытожил Митрандир.

Вагонные двери с шипением распахнулись.

- Граждане пассажиры, поезд дальше не пойдет, головной вагон сошел с рельсов, - донеслось откуда-то сверху. - Повторяю, головной вагон сошел с рельсов.

Хугин выглянул в окно и присвистнул:

- Ничего себе!

Первый вагон, ощетинившись выбитыми стеклами, боком стоял на шпалах. А рядом лежал сплющенный в лепешку автобус - по счастью, пустой.

То ли шофер понадеялся проскочить по переезду под самым носом поезда, то ли у него прямо на рельсах заглох мотор - но машинист не успел затормозить, и поезд всей своей массой долбанул по "Лиазу", смяв его, как детскую алюминиевую игрушку.

- Ладно. Вылезаем...

Митрандир помог Галадриэли выбраться из вагона, перекинулся несколькими словами с толстой бабищей в оранжевой безрукавке, выстроил на дороге свой отряд и с убитым видом сообщил:

- Поездов в ту сторону сегодня, очевидно, уже не будет. Единственный автобус на Захолустово - вон он, на нем мы тоже никуда не уедем. Ловить попутку бесполезно. В кабину такую ораву просто не втиснешь, а в кузов нас не возьмут, это запрещено. Выход один: идти в Воскресенское пешком. Плестись нам туда часов восемь. Поэтому проверьте одежду, обувь, рюкзаки, чтоб ничего не мешало и не натирало.

- Все в порядке? - полуутвердительно спросил он минут через пять.- Тогда... ты... ты... и ты - в хвост колонны. Будете следить, чтоб никто не отставал. А ты расчехляй гитару.

И, набрав в грудь побольше воздуха, он рявкнул так громко, что бабка в оранжевой безрукавке присела от испуга:

- В походную колонну! Напра-во! Шагом... арш!

Разномастные башмаки нестройно загрохотали по грязному льду.

- Песню... запе-вай!

И над одетым в снежную пелену лесом зазвенела никогда здесь до того не звучавшая песня:

А Эльберет Гильтониэль
Силиврен пенна мириэль...

- Гы-ы! Смотри, туристы! - заржал какой-то тип в кожаной куртке.

- Не смейся, дурак! - оборвала его бабка. - Была б у нас армия такая...

До Захолустова добрались еще засветло. Сделали небольшой привал и, наскоро перекусив сухим пайком, вновь тронулись в путь - теперь уже не по шоссе, а по лесной дороге, уже слегка присыпанной рыхлым снегом.

- Послушай-ка, Азазелло! - спросил Хугин, указывая на дерматиновый тубус, торчащий из рюкзака рыжего парня. - Ты что это за чертежи с собой повез?

- Какие чертежи? А-а, это. Там не чертежи, там эльфийский замок.

Хугин понимающе кивнул. Эльфийский замок, нарисованный гуашью на ватмане, занимал в клубе почти всю глухую стену. Может быть, это звучит странно, но от него исходила не то чтобы магия, но какая-то совершенно особая, воистину эльфийская энергетика. Пить крепкое или петь матерное у его подножия казалось кощунством.

Таких мест всегда было мало. Сейчас их уже почти не осталось.

"А скоро не останется вообще", - подумал Хугин.

В лесу уже совсем стемнело, и красные стволы сосен казались черными.

- Подтянись! Не растягиваться! - периодически покрикивал Митрандир.

Казалось, лес никогда не кончится. Но внезапно он оборвался. Дольше было ровное заснеженное поле. А за полем, на фоне бесконечной черноты, мерцал одинокий живой огонек.

- Вот оно, Воскресенское... - тихо произнесла Галадриэль.

Но огонек был дальше, чем казался. Он становился то ярче, то слабее, то вовсе угасал, заслоненный каким-то не то столбом, не то деревом, пока, наконец, не стал освещенным окном, отбрасывавшим на снег темную тень латинского креста.

- Что ж вы так поздно-то? - участливо спросил Коптев.

- Да что, - махнул рукой Митрандир, - попали в аварию у Черногрязского переезда и двадцать пять камэ топали пешим порядком.

- Понятно. Только вот что: пустить такую ораву к себе ночевать я не могу просто физически.

- Федорыч, о чем речь! Половина у меня в доме переночует запросто.

- А, ну тогда все в порядке. Половину твоих ушельцев я у себя как-нибудь пристрою.

- Ушельцев, говоришь? - рассмеялся Митрандир.- А что, это неплохо.

"Quod est inferius..."

Жизнь колонии ушельцев потихоньку налаживалась. Городские квартиры были проданы, деревенские дома куплены, и теперь колонисты целыми днями пропадали в окрестных селах, заготавливая продукты на предстоящую зиму и семена для будущей весны.

- Денег не жалейте, - снова и снова повторял Коптев. - Зимой вы отсюда не выберетесь, а урожая нам до следующей осени не видать, как своих ушей. Не хватит продуктов - что тогда? Газету читать будем? Так здесь и газет не бывает, только радио.

Радионовости между тем становились все менее аппетитными. В мятежной Биарме вновь полыхала война. Лилась кровь, горели танки, гибли под бомбами города и деревни. А радио во всю мочь вопило об охране Конституции и территориальной целостности государства Российского.

- А интересно, - ехидно улыбнулся Коптев, - почему это вдруг именно Биарму отпускать нельзя? Вон в девяносто первом все республики поуходили, даром что они имели на это законное право - и те же люди били в ладоши! Киев, мать городов русских, оказался за границей - и ничего! На Крым, на Донбасс тоже рукой махнули, будто сроду их не было! А теперь вдруг нате вам, подавай им целостность России, хотя какое отношение к ней имеет Биарма - совершенно непонятно. В конце концов, там тоже был референдум о независимости, и его итогов тоже никто не отменял.

- Зато очень даже понятно другое, - мрачно произнес Хугин. Помните ту старинную книгу? Кстати, Митрандир ее сюда привез, можно будет зимой почитать. "То, что внизу, подобно тому, что наверху, и то, что наверху, подобно тому, что внизу, дабы проницать чудеса единой вещи", помните? Мир един, этим все сказано. Союз не уберегли - и с Россией будет то же самое.

- Ребят только зазря погубят, - добавил Митрандир. - Чтоб регулярная армия могла победить партизан? Да не смешите! Вы мне лучше скажите вот что, как нам быть с Азазелло и Торонгилем? Их же призвать могут!

- Хрена! - осклабился Азазелло. - Я белобилетник, и Торон тоже, у него порок сердца.

- А ты?

- А я откосил, - гордо заявил Азазелло, закатывая левый рукав. Вся его рука от запястья до локтя была покрыта сетью грубых шрамов. - Изрезал, перевязал и в таком виде пошел в военкомат. Меня спрашивают: "Что с рукой?" - "Да вот ,- отвечаю, - новый ножик вчера себе купил". - "И что?" - "Да ничего, проверял, насколько он острый". Ну, прямо из военкомата меня и увезли в дурдом.

- Знавал и я одного такого гарнизонокосильщика, - произнес Митрандир, когда общий смех немного поутих. - Было это в восемьдесят втором году. Я тогда как раз окончил Рязанское училище, получил свои звездочки и был направлен к месту службы в Туркестанский военный округ. Прибываю в часть - под Ташкентом она тогда стояла - и получаю на свою голову два десятка здоровенных лбов. В первый же день один из них не выходит на поверку. А, если кто не знает, в армии за все в ответе командир. Я живо бегу смотреть, что случилось. Оказывается, парня избили до полусмерти ребята из моего же взвода. Избили хорошо, в десантники с разбором берут. "Мать вашу! - говорю. - Вы что же делаете?" А мне отвечают: "Да он уже неделю подряд в четыре утра начинает орать "Кукареку!" Сколько ж можно терпеть, товарищ лейтенант?" Ну, отправил я его на казенной машине в Ташкент, в окружной госпиталь. Через неделю смотрю - он оттуда возвращается за своими манатками. "Все, - говорит, - я откукарекался. А вы тут кукуйте хоть до конца войны".

Митрандир горько вздохнул.

- Через четыре года откукарекался и я. Комиссовали по чистой, - он провел ладонью по правому виску, где когда-то было тяжелейшее проникающее ранение. - И до сих пор не знаю, кто из нас поступил правильно: я или он? И какого дьявола мы должны себя ломать во имя выбора между злом и злом?

- А что, здешняя поганая цивилизация представляет какой-то иной выбор? - с нескрываемым сарказмом поинтересовался Хугин. - А Орденскую войну ты не забыл еще?

- Послушайте...- произнесла вдруг сидевшая рядом с Митрандиром синеглазая блондинка. - Меня уже давно преследует одна идея. Вы, наверное, будете смеяться, но, по-моему, это возможно. По крайней мере, в той немецкой книге, что Хугин цитировал, мне попадалась примерно такая фраза: "Пятеро магов, собравшись вместе, способны изменить мир, девять изгонят из него зло, двенадцать же превратят мир в земной рай". Так вот, нас здесь двенадцать. Не знаю, как насчет рая, но попробовать мы можем.

- Луинирильда! Сестренка моя любимая! - восторженно завопил Митрандир. - Да ты хоть понимаешь, насколько это здорово? Ты хоть представляешь, что мы можем сделать?

- Э, нет, так не пойдет, - возразил Коптев. - Раз такое дело, надо сначала как следует разобраться, что в той книге написано.

- О чем речь? Мы и перевод с собой захватили!

- А, ну тогда сегодня же и начнем.

Но древние книги имеют свою особенность: каждый читатель понимает их по-своему...

"... est sicut id quod est superius..."

- А я говорю, что Небесный Город здесь ничем не поможет, - спокойно возразила Нельда. - Нужно, самое малое, два корабля. Один снаружи, другой на буксире внутри. А один корабль ничего не сделает. Эти плетения нельзя переисполнить, их можно только разомкнуть, и только с двух сторон одновременно.

- Это значит уничтожить мир, - возразил кто-то.

- Нет. Это значит похоронить его. Сжечь мертвого - это уже не убийство, это отдание последнего долга. Правильно я говорю, Фаланд?

Фаланд, глава Братства Магов, поднял руки, требуя внимания.

- Круг Плутона, к коему я принадлежу, не властен над пустыми формами, - сказал он. - В отношении них я несведущ. Поэтому да позволит мне Братство вопросить его о двух угрозах.

Фраза эта была традиционной - никому бы и в голову не пришло не позволять. Более того, традиционными были и сами вопросы, ибо каждый, решившийся обратиться к магии, должен задавать их себе постоянно.

- Первое: чем грозит несвершение?

- Бездна постоянно растет, - ответила Нельда. - Если мы этого не сделаем, она рано или поздно втянет в себя и Гэро, и Аркон. А их падение закроет для нас оба Пути на Источник. Чем это грозит для Мидгарда - я даже и говорить не хочу. Скажу только, что тогда мы окажемся перед очень неприятным выбором. Либо мы поднимаем весь флот, поднимаем Небесный Город и уходим из Мидгарда за Море - да не за это, а за Верхнее! - искать мир, который согласится принять нас в себя. Или мы перестаем быть сами собой и становимся никем.

Все молчали. У смертных людей была еще надежда не дожить до гибели Мидгарда. Но фаэри не знают старости, и бессмертные их сущности неразрывно связаны с породившим их миром...

- Неужели настолько плохо? - спросил кто-то из присутствовавших.

- Ты не был там, Дароэльмирэ, - ответил ему Тилис. А я был. Там самое солнце лишено пламени, это я как Мастер Огня говорю. Даже думать не хочу об этом лишенном образа, - Тилис, не мигая, смотрел в окно, за которым полыхал закат.

- С этим понятно, - нарушил вновь воцарившееся молчание Фаланд. - Теперь второе: чем грозит исполнение?

- Если мы разрушим Бездну, ее осколки могут поразить и другие миры, сказал Дароэльмирэ. - А те миры, где колдуны открывали Пути в нее, будут поражены непременно.

- И тогда..? - прозвучал полувопрос-полуутверждение Фаланда.

- Сначала все происходит примерно так же, как и при Нашествии Пустоты, только резче, - ответила Нельда. - Затем возникает беспричинная и непримиримая ненависть всех ко всем. Потом начинают искажаться все пути, все обряды приводят к любым результатам, кроме ожидаемых, и в конце концов сердца обитателей мира поражаются Пустотой.

- Строго говоря, при Нашествии Пустоты все происходит как раз наоборот, - уточнил Фаланд. - Сначала Пустота воцаряется в сердцах, и уже потом - в мире. Но это неважно, исход все равно один. Ибо "То, что внизу, подобно тому, что наверху, и то, что наверху, подобно тому, что внизу", - процитировал он. - и действовать мы должны, как я понимаю, одинаково. Я думаю, что это и должно быть решением сегодняшнего совета: будем действовать. А что до гармонии мировых плетений - ты ведь это хотел сказать, Дароэльмирэ? - то если мы в угоду гармонии отдаем живые миры на погубление Бездне, так мне в этой гармонии делать нечего, и для меня это не гармония. Вот так, и никак иначе. А теперь давайте подумаем, как мы можем это исполнить. Кэрьятан, сколько кораблей мы можем послать туда? И какие?

- Я бы послал "Морскую деву" и "Блистающего", - откликнулся Кэрьятан. - У них броня самая крепкая. А снаружи... пожалуй, лучше всего "Пламя" и "Звездный свет".

- Я полагаю, вести "Морскую деву" придется мне? - спросила Нельда и, не дожидаясь ответа, твердо заявила:

- Тогда к румпелю "Блистающего" встанешь ты, Тилис. Кроме тебя, я не могу это поручить никому. Ты знаешь почему.

- Тилис?! - возмутился Дароэльмирэ. - Да ты что! Он же не моряк! Он же только один раз в море выходил, да и то...

- Неправда, - неожиданно отозвался Кэрьятан. - Тилис как раз и есть самый настоящий моряк. Во всяком случае, более настоящий, чем некоторые из племени Воды.

"...ad penetranda miracula rei unius."

- Торонгиль! Алхимик чертов! Отвечай сейчас же, из чего ты выдул свою реторту и куда пропал мой градусник!

- Тихо... Сейчас он пожрет свой хвост... - зачарованно произнес Торонгиль.

Капельки ртути, покрывающие реторту изнутри, быстро превращались в маленькие красные комочки.

- И ртуть, конечно, тоже их моего градусника, - продолжила Галадриэль.

- Все. Смотри, пожрал. Теперь его можно опять вознести.

- Да зачем тебе это нужно-то? Вечный двигатель, что ли захотел построить?

- Ага. Вот, - Торонгиль протянул Галадриэли исписанный лист бумаги. "Помести в реторту малое количество ртути и осторожно нагревай, пока не превратится в красного дракона", - прочла она вслух. - "Нагрей реторту яростным пламенем, и дракон отдаст свою ртуть и вознесется. Засим, по умалении огня, киммерийские тени покроют реторту своим покрывалом и вновь обратятся в красного дракона. Так красный дракон пожрет свой хвост, и ты узришь вечно движущееся". Все правильно, я же сама это место и переводила. Постой, да тут еще и уравнение: "2Hg+O2"2HgO". А почему вопросительный знак? Что непонятно-то? Вечный двигатель не получился?

- Да, - признался Торонгиль. - Я думал, там будет что-то вращаться...

- Ясно. Без воды, без ветра, без огня, без электричества, вообще без всякого постороннего вмешательства. Ну, так этого и не будет. Думаешь, в древности этого не понимали? Понимали прекрасно. Здесь речь идет совсем о другом. Тело "красного дракона" разлагается, образует ртуть - в алхимии она символизирует душу - и кислород. Нагреешь посильнее - ртуть испарится. Уберешь огонь - она снова осядет на стенках. Помнишь, "киммерийские тени"? Затем при соответствующей температуре ртуть окисляется, и "красный дракон" воплощается вновь. Понял? На самом деле, если уж на то пошло, никакой мистики в алхимии нет, а есть очень и очень глубокая символика. Как в математике. И точно так же она работает.

- Символика, да? - задумчиво произнес Торонгиль. - Это значит, вот тут у меня в реторте модель мира получилась? А если на нее попытаться как-то воздействовать, то это что же, будет воздействие на мир?

- Навряд ли, уж очень модель упрощенная.

- Упрощенная? А если ее усложнить?

- А как?

- А вот смотри: к концу декабря захолустовскую дорогу занесет, и всякое сообщение с внешним миром прервется. Да оно и так почти что прервано.

- Ну и?

- И Воскресенское вместе с нами становится маленькой моделью мира. Достаточно маленькой и не слишком упрощенной. Понимаешь? А поскольку мы можем более или менее ею управлять...

- Гм. Понимаю. Что-то вроде игры в мир, не искаженный цивилизацией.

- А то! - обрадовался Торонгиль. - Будто бы люди только что появились.

- Тогда уж не люди, а эльфы. У нас же колония вроде как бы эльфийская, - улыбнулась Галадриэль.

- 0! Слушай, точно! Это мысль! "На берегах озера Пробуждения", а? Звучит? Кстати, ты не подскажешь, как это будет по-эльфийски?

- Фалиэлло Куйвиэнэни.

Фалиэлло Куйвиэнэни

- Говорят тебе, это должна быть корона, а не шапка! - шипел Хугин на ухо Митрандиру, торжественно несшему на блюде полковничью папаху Коптева. Папаха была украшена венком из осенних листьев, искусно выполненных самим Митрандиром из медной проволоки, старых пятаков и неведомо как попавшей сюда бериллиевой бронзы.

- Не по игре будь сказано: русские цари короновались шапкой Мономаха, - тихо ответил Митрандир. - До Петра включительно, не хуже меня ведь знаешь. А после Петра уже были не цари, а императоры.

Хугин буркнул что-то невнятное и замолчал.

Коптев стоял на берегу озера в надетой внакидку шинели со споротыми погонами и с непокрытой головой. Из-под левой полы его выглядывала рукоять кинжала.

- О Ингвэ! - обратился к нему Митрандир. - Народы сей земли избрали тебя, как достойнейшего из достойных, дабы наречь своим государем. Прими же всеэльфийский венец и носи его с честью. Будь мудр и справедлив, и не позволяй никому из своих подданных притеснять других. А если на нашу землю ступят враги, будь отважен и стоек, не щади своей крови и даже самой жизни ради жизни своей земли!

- Благодарю тебя, мой дивный народ! - ответил Коптев, или, вернее, Ингвэ. - Я принимаю эту землю, и да будут жить на ней я и мои наследники отныне и до конца времен!

Приняв блюдо из рук Митрандира, Ингвэ церемонно поклонился на все четыре стороны и опустился на одно колено.

Говорят, что тот, кто видел одну коронацию - видел и все остальные. Но здесь все свершилось очень просто, благопристойно, без всякой пышности и мишурных обрядов. Митрандир взял с блюда украшенную венцом папаху и возложил ее на голову коленопреклоненного Ингвэ.

Государь выпрямился, и низкое зимнее солнце, выглянувшее на мгновение в разрыв облаков, озарило его статную фигуру и обветренное лицо. Кругом негасимого пламени полыхнул всеэльфийский венец. Серые глаза смотрели ясно и строго, проницая до самого дна бессмертную сущность каждого.

И не было более отставного полковника Коптева. Был Ингвэ, эльф и король всех эльфов.

Оставалось еще произнести тронную речь. И она прозвучала.

- Узрите Музыку Творения! - воскликнул Ингвэ. - Вы видите, как играют на солнце снежинки, искрясь и переливаясь всеми цветами радуги? Самая малейшая часть живого мира творит Музыку перед своим Творцом, ибо она сотворена. Насколько же большего Он ждет от нас! Вот, вы избрали меня, чтобы был я хранителем нашей земли и нашего народа, чтобы я делил с вами все наши радости и горести, я чтобы я говорил от имени всех нас и каждого из нас. И потому я говорю:

О Всеединый! Отче наш! Удостой меня и мой народ быть хранителями Творения Твоего, дабы мы, отвергшие Искаженное, берегли и приумножали Истинное. И да будет земля сия местом священным и вовеки неисказимым! Эа теннойо - да будет так во веки веков!

Солнце, словно только и ждало этой фразы, скрылось за облаками. Зато на севере их серые громады внезапно расступились, и прямо над головой Ингвэ возник гигантский голубой силуэт летящего орла - символ Вечности.

Луинирильда запела, выводя голосом странную мелодию без слов. Митрандир поддержал ее хрипловатым басом. А там уже пели Галадриэль, Торонгиль, еще кто-то...

Мелодия ширилась, крепла, распадалась на отдельные искристые ручейки и вновь сливалась в один общий поток. И где-то уже слышались голоса птиц, зверей, шум рек, грохот прибоя, свист ветра, рев пламени...

Солнце, вновь выглянув из-за туч, полыхнуло золотистым огнем, слепя глаза.

"И вот, на небе великое знамение: жена, облаченная в солнце; под ногами ее луна; на голове ее - венец из двенадцати звезд.

Она имела в чреве и кричала от мук рождения."15

Это - грех, говорят христиане. Рождение - грех. Все телесное - грех. Но почему тогда в книге, чтимой ими самими - и не просто чтимой, ею завершается вся Библия! - рождение названо в одном ряду с солнцем, луной и звездами? Почему?

- О государь! - обратилась к Ингвэ Галадриэль.- Еще не все сделано. Негоже быть королю без королевы!

- Уж не ты ли хочешь ею быть? - улыбнулся он.

- О нет, государь! Я уже дала клятву, и муж мой - не король. Выбери из тех, кто еще не связан обетом!

Аннариэль демонстративно встала рядом с Хугином. Вперед вышли четверо девушек, облаченных поверх одежды в белые простыни. И каждая из них держала в руке кружку с вином.

Рыженькая игриво подмигнула. Но Ингвэ смотрел не на нее, а на ту, черноволосую, что стояла с ней рядом. Вся она, с головы до ног, как-то сразу ударила его по сердцу. Не задумываясь над тем, что он делает, Ингвэ шагнул к ней, взял из ее рук кружку и, отпив, протянул ей свой кинжал.

- Черт бы побрал Коптева! Это ж Люська-хоббитша! - прошептал Митрандир. И вдруг, внезапно поняв, что нужно делать, он громко произнес:

- Ведомо нам из предсказаний, что роду Лусиэн, избранной в жены нашим государем, не дано иссякнуть до конца времени. Да будет также ее род родом всеэльфийских королей!

Лусиэн и Ингвэ смотрели в глаза друг другу, и в них отражались солнце и светила. Их ладони соприкасались на клинке кинжала, и в самой глубине их сердец медленно закипала мощь древних сил.

А там, за лесом, в большом и ненастоящем мире люди в строгих костюмах говорили умные слова, такие красивые и такие бессмысленные.

Но эти двое не пойдут за ними. Зачем? Они лучше останутся здесь и будут стоять, касаясь друг друга. Ибо нет Бога не-Творца, и нет Творца без любви к Творению.

И если миром правит не Любовь - то кто же?

Тот, ненастоящий, мир проходил, а они стояли. И, когда он пройдет совсем, они все равно будут стоять. Рядом. Вместе. Всегда.

И над их головами звучали древние слова, простые и крепкие, как любовь и смерть:

- Здесь и сейчас, отныне и навсегда, в этом мире или ином, в этом обличье или ином, под этими именами или иными - путь ваш один на двоих, меч один на двоих и чаша одна на двоих!

Смерть Бездны

Бездна распадалась на глазах. Невообразимо огромные глыбы отрывались и падали внутрь. "Пламя" и "Звездный свет" из последних сил волокли за собой "Морскую деву" и "Блистающего". Два каната из шести уже лопнули. Четыре оставшихся пока еще держались.

Но, даже умирая, эта дьявольская воронка продолжала высасывать силы и душу. То и дело моряки сменяли друг друга и уходили в трюм, под защиту бортов, но все меньше оставалось тех, кто еще был способен держаться на палубе. Сил вырваться уже не было. Оставалось одно - идти до конца...

А за кормой, в рушащуюся Бездну медленно и плавно входила гигантская ступенчатая пирамида, с окованным искрящимся алмазным льдом подножием, увенчанная ярко пылающим на ее вершине огнем, с грозными башнями на каждом ярусе - Небесный Город, непревосходимое чудо древней и высокой магии. А за ним - "Край света", "Звезда надежды", "Небесный алмаз" - весь флот Мидгарда. И драконы с их всадниками, парящие над корабельными мачтами.

"Морскую деву", как и в прошлый раз, вела Нельда. Тилис вел "Блистающего", повторяя каждое ее движение. Нет, он совсем не был опытным мореходом, но он слишком хорошо знал Нельду, и никто лучше него не смог бы предугадать, куда "Морская дева" двинется мгновение спустя.

И, если бы кому-то вздумалось натянуть между их бортами тончайшую нить - она осталась бы целой, несмотря на то, что схлестнувшиеся силы то и дело сотрясали оба корабля от киля до верхушки мачты.

А впереди уже виднелось отверстие - то самое, через которое тогда вышла Нельда и с которого час назад четыре корабля начали размыкать плетения. Еще немного, и...

Серо-тусклое солнце моргнуло в последний раз и погасло, как гаснет электрическая лампочка, если оборвать провод.

- Уходим!

Четыре оставшихся каната продержались ровно столько, сколько было нужно.

- Буксирные отдать! - скомандовал Тилис. И, не обращаясь ни к кому, вполголоса произнес:

- Вот и все. А теперь можно спокойно жить...

Крик непередаваемого ужаса полоснул по самому сердцу.

- Лево на борт! - крикнул Тилис, еще не успев понять, что произошло. И боковым зрением отметил про себя: "Морская дева" начала точно такой же поворот в тот же самый миг.

А! Вот оно! Вырвавшаяся из Бездны гигантская глыба, набирая ход, летит... О Всеотец, она же сейчас попадет в ствол Мирового Древа!

- Руль прямо! Вперед! Заклясть ветер!

- Что? - удивленно переспросил кто-то из мореходов. Заклятие ветра фаэрийские моряки применяют только в самых крайних случаях.

- Сильный! Самый сильный! До предела! - отчаянно выкрикивал Тилис.

Такого урагана "Блистающему" давно уже не приходилось выдерживать. Ванты звенели, как перетянутые струны. Левая скула почти зарывалась в черные пенистые гребни. И каждый раз при встрече с волной корабль вздрагивал от киля до клотика, и, принимая удар, глухо стонал.

Но если "Блистающий" не успеет - беречь его будет уже незачем. Теперь был уже виден маленький белый дракон с крохотным рыжеволосым всадником, отчаянно пытавшийся догнать осколок. Хириэль?

Да, это была она! Тилис мог узнать ее с любого расстояния: когда-то он сам же учил ее ходить по Путям. Тогда он еще не был ни государем Иффарина, ни вождем племени Земли. А Хириэль стала одним из лучших странников. Невыполнимого, казалось, не существовало для нее вообще. Но сейчас...

Дракону было далеко. А осколку - ближе. Гораздо ближе...

- Выдержит ли корабль? - озабоченно спросил стоявший рядом Дароэльмирэ.

- Может, и выдержит, - произнес сквозь напряженно стиснутые зубы Тилис. - Дотянешься отсюда?

- Попытаюсь.

Звезды брызнули в разные стороны, как искры - это осколок вонзился в мировые плетения. Что-то мягкое и тяжелое ударило по лицу Тилиса, и палуба поплыла перед глазами. Но, из последних сил вцепившись в ванты, Тилис еще успел увидеть, как перед осколком возник еще один... как они беззвучно впились друг в друга... как поставленное Дароэльмирэ магическое зеркало разлетается вдребезги...

Но свое дело оно сделало - осколок замер неподвижно.

Белый дракон немыслимым поворотом избежал, казалось бы, неминуемой гибели. Несколько мгновений он камнем летел в черную воду, но потом стало видно, что он выравнивается.

- Отваливаем! - прохрипел Тилис. Рот его был полон чем-то солоноватым, глаза застилало мутью, и, проводя по ним ладонью, он равнодушно увидел кровь.

Но уйти с палубы он не мог. Развязанный фаэрийской магией ураган продолжал бешено выть в снастях. И, если бы даже его удалось погасить - унять поднятые им волны было бы неизмеримо труднее. А поворот в такую волну опасен до крайности. Если хотя бы одна из этих водяных гор ударит в борт - "Блистающему" конец. Но это если ударит. А не поворачивать - это смерть.

Не верьте, никогда не верьте, что корабли в такие минуты вспоминают неприступные скалы родного берега! Берег - не спасение от гибели. Как раз наоборот.

Корабли вспоминают необозримую ревущую ширь открытого моря. И лишь когда уже больше нет сил держаться на плаву - только тогда корабль умирает на прибрежных скалах, чтобы моряки могли радостно закричать: "Земля!"...

Но это будет не земля. Это - Бездна!

Кровь по-прежнему заливала глаза. Тилис снова протер их ладонью и взялся за румпель.

Палуба резко вздыбилась - это "Блистающий" встретился с очередной волной. Пора!

Корабль на мгновение замер у самого гребня волны и медленно, словно нехотя, соскользнул к ее подножию. Впереди вырастал еще один - предыдущий - гребень... Но он был уже неопасен. "Блистающий" встретил его форштевнем.

- Все. Уходим домой, - устало произнес Тилис и, уступив кому-то румпель, медленно сошел по трапу вниз.

Он знал уже: там, внизу, его ждет такое зрелище, от которого содрогаются и самые закаленные души.

Цена победы

- Похоже на то, что мы спрятались от иркунов в логове тролля, - подытожил Фаланд. - Аркон и Гэро мы спасли, зато чуть не погубили Верланд. А вместе с ним погибло бы все Древо. Если бы не Дароэльмирэ...

- Я бы ничего не смог сделать, если бы не Тилис, - честно признался Дароэльмирэ. - Слишком уж далеко было.

- Ладно, не перехваливай, - махнул рукой Тилис. - Что смогли, то и сделали. Если б кто мог - сделал бы лучше, да его рядом не было.

- Вот только чего тебе это стоило! - Дароэльмирэ указал на перевязанную голову Тилиса.

То ли от страшного напряжения сумасшедшей гонки, то ли от чего-то еще - но у него открылись сразу две старые раны: та, что нанес ему когда-то гнуснейший из порченых людей, и другая, легшая поверх первой два года спустя на вздорной дуэли.

- Ты лучше спроси, чего это стоило ребятам! - возмутился Тилис. - Семерых на руках из трюма вынесли! И это с одного "Блистающего"!

- Двое сегодня ночью умерли, - добавил Кэрьятан. - Остальным к утру вроде бы стало немного легче.

- Давайте лучше подумаем, чем это грозит Древу, - попытался перейти к делу Фаланд.- Осколок засел в мировых плетениях Верланда. А если Верланд погибнет - нам конец. Мидгард на него опирается, мы все это знаем. Но по крайней мере мы не умрем рабами Бездны. И то неразрушимое, что делает нас нами - уйдет все-таки не в Бездну, а в Сад. По-моему... Фаланд немного помолчал, собираясь с мыслями, - по-моему, это не самое страшное, что могло бы быть. Но еще одна такая победа - и нам останется только Битва Битв. Дароэльмирэ, ты, кажется, прошлый раз говорил, что те миры, где колдуны открывали Пути в Бездну, будут непременно поражены осколками?

- Оо! - простонала Хириэль. - Ну конечно! Ведь по такому Пути в год Орденской войны Митрандир из Верланда ходил!

- А тархили ирхивэ! - крепко выругался Фаланд. - Силанион! Что же ты ничего не сказал? Ты же глава всех Странников, ты обязан был знать!

- Забыл! Забыл, как распоследний новичок! - Силанион в отчаянии закрыл руками лицо.

- Подождите. Как я понимаю, все произошло из-за того Пути, который мы не закрыли, - произнес старик с длинной седой бородой. - А если его переисполнить в другое место и освободить осколок?

- Нет, Бассос, это не годится,- возразила Хириэль.- Переисполнить его мы, наверное, сможем, тебе виднее, ты же Мастер Путей. Вот только куда? В Нирву? Знаешь, по-моему, Стражам Нирвы такой подарок тоже ни к чему. Если уж браться за этот Путь, то его надо не переисполнить, а закрыть. А осколок разбить на куски и убрать.

- Замусорить Верланд? - Фаланд с сомнением покачал головой.

- Я же говорю: разбить на части и убрать.

- Да, но для этого потребуется не одна сотня лет. А есть ли она у нас?

- Не знаю пока,- честно призналась Хириэль.- В Верланд сейчас пошел Ридден. Он должен это выяснить. Но в лучшем случае он вернется только завтра.

- Хорошо,- согласился Фаланд.- А если все-таки он выяснит, что этих нескольких столетий у нас нет?

Входная дверь с шумом распахнулась. На пороге стоял мужчина, настолько широкий в плечах, что, казалось, эта дверь слишком мала для него. Но лицо его было бледным, огромные мускулистые руки не находили себе места, а в темных расширенных глазах метался пережитый кошмар.

- Ридден! - ахнула Хириэль.- Что случилось?

- Все. Поздно,- медленно произнес Ридден. - Верланд уничтожен Темным Пламенем.

Темное Пламя, или крестовый поход идиотов

- Блестящая победа доблестной российской ар... хр...- фраза оборвалась на полуслове.

Ингвэ покрутил настройку, но не смог поймать ничего, кроме треска и шума.

- Да плюнь ты, государь, на этот приемник, он нашей эпохе несозвучен,- иронически предложил Митрандир.- И вообще, ну их всех вместе с их липовыми победами!

- Почему липовыми? - удивленно спросила Лусиэн.

- А потому, что после блестящих побед не меняют министра обороны четыре раза за полтора года. Это во-первых. Во-вторых, мне что-то не верится, что один десантный полк может взять такой город за полчаса. Я же сам был десантником, в конце концов. Я же знаю, сколько потребовалось сил и крови, чтобы взять Кабул. А если кто-то врет в одном - значит, он врет во всем. И вообще, победа создается не в бою, а в мирное время. А мы в мирное время пустили свою страну в распыл, и если что сделали качественно, так вот именно это. Ну и откуда при таком раскладе возьмется блестящая победа? Из гнилого воздуха, что ли?

Митрандир саркастически хмыкнул.

- А, кстати, что это мы обсуждаем здесь всякую дребедень? - неожиданно спросил он.- А не выпить ли нам за здоровье государя и его... это... августейшей супруги? А то, может, и покрепче чего-нибудь найдется? Черт с ним, с приемником, сломался так сломался!

Митрандир не знал и не мог знать, что всего несколько минут назад в московское метро торопливо вбежал мужчина лет сорока без особых примет, только что забывший в троллейбусе свой чемоданчик - небольшой, но очень тяжелый.

Троллейбус проехал еще метров двести. Потом в "забытом" чемоданчике сработала какая-то механика, замкнулись два посеребренных контакта, и центр Москвы мгновенно исчез в пламени и грохоте ядерного взрыва.

Две минуты спустя начальник Генерального Штаба, успев понять только одно - биармийские террористы нанесли ядерный удар по Москве - открыл другой чемоданчик, тот самый, о котором многие слышали, но никто и никогда не видел в действии.

Через тридцать четыре минуты после взрыва стратегические бомбардировщики, сбросив свой груз на биармийскую столицу, круто развернулись и пошли на снижение, набирая скорость.

Через сорок одну минуту в старинном особняке на противоположной стороне земного шара пожилой человек в строгом костюме с усилием произнес:

- Люди, способные сбрасывать атомные бомбы на свои же города, тем более способны сделать это и с чужими. Мне тяжело было принять это решение, но все же я поступаю так, как мне подсказывает моя совесть и мои понятия о добре и справедливости. Россия должна быть стерта с политической карты мира!

И по обе стороны океана - сначала по одну, а несколько минут спустя по другую - из глубоких бронированных шахт вынырнули тупорылые тела баллистических ракет.

Города вспыхивали, как свечи. Горело все, что могло гореть - дерево, пластик, асфальт, арматура. Тысячи исполинских костров сливались в один, и колонны пламени с торжествующим ревом устремлялись вверх, замазывая черной сажей небо и солнце. А вокруг порхали ночными мотыльками столбы, крыши, автомобили, вагоны - и тут же истаивали во всепожирающем пламени. В реках бурлили струи кипятка. Земля раскалывалась под чудовищными ударами, хороня заживо тех немногих, кто пытался пересидеть катастрофу в ее толще.

Пожрав все, что могло служить ему пищей, огонь умирал, и воцарялась Великая Тьма. И это было кощунственно похоже на гайдновскую "Прощальную симфонию", ту самую, где музыканты, доиграв свои партии, один за другим гасят свечи и уходят...

Свечи гасли. На Земле становилось все просторнее. Россия была стерта с политической карты мира.

И все остальные государства - тоже. Даже те, на которые не упало ни одной бомбы, все равно были обречены.

Токио и Шанхай, Мадрас и Бомбей, Рио-де-Жанейро, Гавана, Кейптаун - все, все они будут сметены невиданными доселе ураганами. Тяжкие удары землетрясений уничтожат тех, кто далек от моря. Лютые морозы убьют тропические леса. А те, кого не погубят ни холод, ни голод, ни жажда, ни радиация - умрут от страха и отчаяния.


Храм Сергия Радонежского корчился в пламени. Раскачиваемый огненными смерчами, мерно гудел бронзовый колокол.

Бамм! Бамм! Бамм!

Не на молебен он созывал. Ибо много служили молебнов, но это не помогло.

Бамм. Бамм. Бамм.

И не было под колокол венчания Агнца и Невесты Его. Ибо не в храме сочетались он, но в Духе и Истине. А те, другие, торопливо приготовившие себя - Агнец даже и не взглянул на них. Ибо те, кто называл себя апостолами, были лжецы, и церкви их суть собрания нечестивых.

Бам... Бам... Бам...

Раскаленный колокол звучал все глуше и глуше. Все, что он еще мог - это отпеть себя. И он пел, пел, пел, все более и более накаляемый адским огнем, пока, наконец, не разбился вдребезги, упав наземь с двенадцатиметровой высоты.

Все горело, рушилось, гибло. Все проваливалось в пустоту форм, давно уже лишившихся бессмертной своей сущности.

Да не будет!


- Смотрите! Падающая звезда! - радостно засмеялась Луинирильда, глядя в окно.

- Загадай желание! - толкнул ее в бок Митрандир.- Ого! Еще одна! И еще! Да какие яркие!

- Метеорный дождь? Сегодня? Да ведь этого не может быть! - Хугин, поперхнувшись чаем, торопливо схватил ватник и выбежал на крыльцо.

- Побежал звездочет звезды пересчитывать, - усмехнулся Митрандир. - Вот ему зимой тут будет раздолье! Таких звезд, как тут, над городом никогда... Эй! Кто там стол трясет? А...

Из-за горизонта быстро и плавно поднималось гигантское облако, полыхающее нестерпимо ярким огнем.

- Это же...- Митрандир, задохнувшись от ужаса, метнулся к противоположному окну, несколько секунд оцепенело смотрел в него, затем, будто очнувшись, схватил шапку и помчался на улицу, забыв закрыть дверь.

Когда-то, еще в детстве, он обломал головки у целой коробки спичек и засунул их в жестяной калейдоскоп вместо стекляшек. То, что он тогда увидел, запомнилось ему на всю жизнь. Костры, факелы, протуберанцы, кометы чертили свои причудливые пути, сходясь и вновь распадаясь в феерическом танце Огня.

Вон там, на востоке, полыхнул Корчев. Чуть дальше и ближе к северу - Пошехонск. А вон еще, и еще, и еще! В огненном калейдоскопе вспыхивали все новые и новые спички. Длинные тени перекрестили снег во всех направлениях. И каждый незатененный клочок полыхал так, что смотреть на него было невозможно.

А там, на западе, высоко в черном небе вырастал еще один ярко-огненный гриб - погребальный костер Тьмутаракани...

Женщины плакали в голос. Митрандир, не мигая смотрел в адское пламя, и по его щекам текли слезы. Больно видеть, даже издали, как горит дом, где ты провел много дней и ночей - пусть даже он и не принадлежит более тебе...

Облака, медленно угасая, становились черными. Зловещее багрово-алое зарево, охватившее добрых две трети неба, освещало их снизу. Земля все еще продолжала подрагивать, и из-за горизонта доносились далекие громовые раскаты.

- Если ветер переменится, нам конец, - почти спокойно произнес Ингвэ.

Митрандир вскинул голову. Ветер дул с юга, относя радиоактивные облака прочь от Воскресенского.

"А если не переменится, значит. еще поживем?" - мелькнуло в его голове.- "Да нет же, это... А, собственно, почему?"

- А я... так мечтала... ребеночка... хоть на руках подержать... - продолжала всхлипывать Лусиэн.

Митрандир огляделся. Да, все правильно: шесть мужчин и шесть женщин. Самая старшая - Галадриэль, ей тридцать четыре. Черт возьми, это возможно! Но... Нет. Нельзя. Надо продолжать игру. Не знаю почему, но надо. А тогда... тогда... это должен сказать Ингвэ!

А Ингвэ... вот он, обнимает Лусиэн, стараясь ее успокоить. И венец при нем, это так и надо. Все правильно.

- Государь! - обратился Митрандир к Ингвэ.- Мы, шестеро мужчин и шестеро женщин, пришли на эту землю, чтобы жить на ней своей жизнью. Да вот видишь, как получилось, - он выразительно посмотрел на алое зарево в стороне Тьмутаракани, - возвращаться нам больше некуда, все пути назад отрезаны. Скажи, государь, что нам теперь делать?

Ингвэ выпрямился, и в свете далекого пламени тускло сверкнул всеэльфийский венец.

- А разве что-то изменилось? - спросил он. - Разве это не мы говорили сами про себя: "Нам нечего более сказать глухой стене, будем жить по-своему, а до судеб цивилизации нам нет дела"? Разве не для этого пришли мы на эту землю?

Утри слезы, Лусиэн: тебе подобает хранить достоинство, даже если на твоих глазах погибает весь мир. Но мы-то ведь живы! Слышите? Мир не погиб, пока живы мы! По этим улицам еще дети будут бегать! Слышите - НАШИ ДЕТИ! И внуки, и правнуки! Что? Думаете, не справимся? Справимся. Керосин кончится - будем лучину жечь! Хлеба нет - картошкой обойдемся! Скотины нет - охотой мясо добудем! Лопнула цивилизация - туда ей и дорога, будем жить своим домом, только и всего. Была игра, теперь она станет жизнью. А жизнь...- Ингвэ помолчал, собираясь с мыслями,- а жизнь, я знаю, не умрет никогда!

Первая ночь Катастрофы

В ту же самую ночь Лусиэн тихо проскользнула вслед за Ингвэ в его дом.

- Я с тобой,- тихо сказала она.- Я не хочу уходить. Не отпускай меня. Слышишь?

И, обняв его за шею, она быстро зашептала:

- Мы ведь правда поженились? Правда? Я теперь совсем-совсем твоя? Да? Только не прогоняй меня. Не надо. Пожалуйста! Я так ждала...

"С самого утра" - отозвался в уме Ингвэ саркастический голос из чужой, прежней, давно прожитой жизни. Но Ингвэ не обратил на него внимания. Его рука осторожно легла на непокрытую голову Лусиэн и нежно погладила сначала волосы, потом плечи, спину...

Спустя небольшое время они лежали рядом, обессиленно дыша, и во тьме неосвещенной комнаты перед их глазами мягко плыли ало-оранжевые круги.

- Я, наверное, очень страшная? - немного смущенно прошептала Лусиэн. И в ее словах прозвучало совсем иное: что, что скажешь ты, мой любимый, увидев меня вот такой?

- Ты красивая, - прошептал в ответ Ингвэ и нежно коснулся ее голого плеча. - Ты очень красивая. Ты самая замечательная, я таких еще никогда не встречал. Ты... - Лусиэн попыталась было возразить, но Ингвэ поцеловал ее в упругие губы, и стало тихо-тихо...

- Эй, Азазелло! Валандиль! - зычный голос Митрандира перекрыл внезапно раздавшийся под самым окном оглушительный треск. - Забирайте и тащите в штабель. Да не забудьте его потом накрыть, а то еще дрянь какая-нибудь выпадет.

- Что это? - испуганно вздрогнула Лусиэн, прижимаясь к Ингвэ.

- Да ничего, все нормально, - улыбнулся тот. - Это Митрандир с ребятами заборы на дрова рушит. Правильно делает, - добавил он после небольшой паузы. - Зима теперь затянется, любое полено дорого будет.

- А что такое, он говорит, может выпасть?

- Радиоактивные осадки, вот что. Ох, боюсь, они и в самом деле выпадут. Ну, ничего, ничего, лапонька, спи спокойно, я с тобой, - и Ингвэ снова нежно погладил Лусиэн и накрыл ее одеялом.


В ту же самую ночь Хугин, не в силах заснуть после всего происшедшего, сел за стол и при тусклом свете заправленной скверным жиром лампады открыл толстую общую тетрадь.

"Сегодня - первая ночь Катастрофы, записал он. Первая и самая длинная, ибо рассвета теперь не будет, по крайней мере, в течение нескольких месяцев: пепел и сажа от сгоревших городов закроют солнце всерьез и надолго.

Но солнце есть - в этом невозможно усомниться. И оно снова взойдет, когда очистится небо. А пока мы должны пребывать во Тьме, как пребывают в ней семена, помещенные в почву. Если семя таит в себе образ Древа - оно прорастет и станет им. Если нет - то оно приобщится смерти без Воскресения. Так же и мы. Нам важно понять, что мы здесь не просто заборы ломаем или дрова пилим..."

Хугин поднял голову. За окном снова раздался звук пилы: Азазелло с Валандилем продолжали свою работу.

"Нет, все гораздо глубже", - Хугин писал крупным, размашистым почерком, торопясь передать бумаге кипящие в его мозгу мысли. - "В условиях тотальной катастрофы разума мы спасаем идею Человека и извлекаем из этого неутомимое мужество возрождений. И так ли уж важно знать, отчего произошла Катастрофа и кто в ней виноват?

Вопрос об ответственности имперских властей, их заплечных дел департаментов, политических партий вместе с их лидерами - вопрос об их ответственности за все свершившееся уже не имеет смысла. Но не ответственны ли мы сами - и погибшие, и живущие - за то, что сделали с собой, страной и миром?

За искажение и предание проклятию бытия наших же предков?

За то, что встали спиной к живому, а лицом повернулись к мертвым железкам?

Позавчера я видел у Торонгиля его реторту. Он называет ее "виртуальным миром". Действительно, общего много: ртуть то испаряется, то вновь оседает на стенках, то окисляется, то восстанавливается, но все время остается ртутью.

Точно так же и душа человека то восходит к небу, то вновь спускается на землю, но остается само собой. Это - главное. Кто перестал быть самим собой, тот стал никем. Он ходит, говорит, откликается на свое имя, будто живой, но он - мертв. Он уже не человек. Он - рабочий, крестьянин, интеллигент, патриот, демократ, кто угодно, но - не человек. Это робот, голем, антропоморф - но не более.

А самое страшное, что таких - большинство. Даже сейчас, когда многие из них наверняка уже погибли. Да что там - погибли, они же и до того были все равно что мертвые. Проснулся, встал, сходил в уборную, поел, поработал, вернулся, опять поел, выпил, с женой поругался, заснул, проснулся встал... И так сорок лет подряд. Это - не люди, это - машины. В них живой души нет и никогда не было. Они со всех сторон окружены машинами. Они ездят на машинах, смотрят машины, слушают машины, играют с машинами. Их дома, их города - это тоже машины, машины для жилья. Да и сама их цивилизация - это машина, только очень большая.

Мир, живущий внутри машины, неотъемлемо от нее, только благодаря ей... Да ведь это же именно и есть виртуальный мир!!"

Хугин остановился, пораженный еще более страшной мыслью.

"Но тогда... тогда получается, что Катастрофа была неизбежной?

Да. Конечно! Она могла быть ядерной, экологической, демографической, эпидемиологической, какой угодно - но она все равно произошла бы. Виртуальный мир разрушился не случайно, не из-за чьей-то ошибки или действий безответственных политиков - а просто потому, что он - виртуальный! Он неспособен существовать вне машины! А все машины рано или поздно ломаются. Вот и все.

Хорошо, а если бы она не сломалась? Если бы она и дальше работала?

А, собственно, что означает - работала? Какую функцию исполняла цивилизация, как машина?

"Обустроить мир", "сделать его удобным для проживания" - извините, но все это романтические бредни. "Обустроить" - это значит разрушить естественную природу и заменить ее искусственной. А искусственная природа разрушает нас. Разрушает потому, что изначально запрограммирована на решение одной-единственной узкоутилитарной задачи: удовлетворить всевозрастающие потребности человека любой ценой и немедленно. И если бы машина и дальше работала исправно, иными словами, если бы мы и дальше разрушали мир, а созданное нами разрушало бы нас, то в конце концов не осталось бы ничего. Все было бы разрушено. И все неминуемо кончилось бы Катастрофой. Даже, наверное, еще худшей: тогда заведомо не уцелело бы ничто живое. Вообще ничто не уцелело бы.

А сейчас? Уцелеет ли после Катастрофы жизнь? Выживет ли человечество? И если да, то как?

Не знаю.

Да, наверное, это никто и не может знать. А отвечать на этот вопрос придется нам.

Но не словами.

Жизнью.

Удастся ли нам это? Не знаю. Но если нет - то, по крайней мере, нам светил первый восход над Куйвиэнэни. А им - грошовые электрические лампочки в сто свечей."

Расторжение брака

- Послушай, что это такое? - спросил у Хириэли Эленнар, протягивая ей густо исписанную бумагу. - Слова вроде бы понятные, какая-то женщина о чем-то просит, а о чем - не понимаю.

Хириэль равнодушно скользнула глазами по строчкам.

- "Фактически брачные отношения прекратились с 31 августа с.г., когда гр. Косорылов, пропив холодильник и телевизор, издевательски нарисовал на стене их изображение..." - прочла она вслух. - По здешним меркам ничего особенного. Заявление на развод.

- А что такое "развод"? Не понимаю.

- По-фаэрийски... гм, у нас даже и понятия такого не существует. Приблизительно можно, наверное, перевести так: "развод" - это развоплощение семьи.

- Что? - изумился Эленнар. - У здешних людей такие обычаи?

- Ну да.

- Да они хоть понимают, что творят? Это же разрушение всего рода, всей его общности, всех связей! Это же как братоубийство - на всех потомков падет проклятие!

- А ты объясни это им, если тут еще кто-то жив. Только сначала найди в русском языке такие слова, - саркастически усмехнулась Хириэль.

- Между прочим, - добавила она немного спустя, - лет двадцать пять тому назад здешние правители повторяли трижды в день, что ихнее государство - это единая семья свободных народов. Потом другое придумали: не надо нам единой семьи, давайте ее развоплотим и преобразуем из семьи в содружество. Глупость сделать долго ли? А когда вместо содружества у них получилось совражество...

- Ну конечно! Как могло быть иначе? - продолжал возмущаться Эленнар. - Ведь это же самое естественное свойство семьи: не давать отделяться от себя!

- Угу. И вражда к тому, кто отделился. Одного этого довольно, чтобы разрушивший семью был проклят. Если, конечно, ему это удастся, - ядовито добавила Хириэль. - Ты же знаешь, что такое обряд Меча и Чаши. "Путь наш один на двоих, меч один на двоих и чаша одна на двоих", - процитировала она. - Даже если мы захотим расстаться, мы не сможем. Нас с тобой даже смерть не разлучит, мы все равно потом найдем друг друга. Ну, не в Мидгарде, так в Арконе, не в Арконе, так еще где-нибудь, но найдем обязательно. Как вот сейчас нашли через два мира. Ты что же думаешь - Предназначение можно разрушить такой вот бумажкой?

Со стороны это могло показаться абсолютно бессмысленным, но Эленнар понимал ее отлично. Те, кто создан друг для друга, встретятся обязательно, даже если между ними лежат сотни мертвых миров. Ибо так предречено было от Начала Времен, и никто не волен это ни изменить, ни отменить.

- А если у двоих может быть Предназначение, почему его не может быть у целого народа? - продолжала Хириэль. - Разве не может быть семьи народов? И чтоб все друг друга поддерживали? Что, люди на это неспособны? Мы же вот - можем! Или нас другой бог сотворил? А может, Он именно этого и хотел от них! А когда понял, что этого как раз Он от них и не дождется... А, что уж теперь! - Хириэль безнадежно махнула рукой.

Уже трое суток они сидели в тесном подвале сгоревшего дома на южной окраине Тьмутаракани. Как им удалось проникнуть сюда - это, пожалуй, было бы слишком долго объяснять. Да навряд ли это и важно.

Ведь Магия Путей - это тоже наука, и, как все науки без малейшего исключения, требует немалых знаний и усилий. Бывают, конечно, и такие "маги", которые, заучив пяток-другой заклинаний, творят липовые чудеса на потеху базарной толпе. "Публика - дура" - вот первый закон этой магии, и второй, и все последующие тоже. Но такие понятия, как триализм материи-сознания-энергии, бесконечнопространственный мировой континуум, всесвязность мира, связность и связанность человека в нем - все это надежно преграждает базарным магам путь на территорию Магии Пентамической. А тот, кто преодолел эти барьеры бессонными ночами и кровью сорванного сердца - такой человек на наивные вопросы непосвященных обычно отвечает так:

- Долго рассказывать. Да это и не важно.

И лишь немногие имеют дар излагать Начала простым и понятным языком, не искажая и не профанируя их. И, если бы при том разговоре, который я воспроизвел в начале главы, присутствовал один из этих немногих - он сказал бы, что всесвязность мира проявляется, в частности, и в том, что души всех живущих связаны каждая с каждой астральным шнуром, незримым, но чувствуемым.

Между родными, друзьями и любящими такие шнуры прочны и надежны необыкновенно, и, пользуясь ими, даже очень неопытный маг может многое.

Именно по такому шнуру проскользнули в мертвую уже Тмутаракань Хириэль и Эленнар. Но в окрестностях Бездны, а тем более в мире, пораженном ее осколком, все Пути ведут к одному, а приводят - в другое.

Выбраться из подвала они могли. И даже пытались. Но всякий раз нестерпимый жар Темного Пламени отбрасывал их прочь от города.

В первый день оно бушевало так, что им даже не удалось выбраться наружу. Хириэль чуть было не поплатилась за эту попытку своими роскошными волосами - они сразу же начали потрескивать и курчавиться. Но хуже всего был неслышимый вопль невыразимого животного ужаса тысяч погибающих в огне, полоснувший ее по душе сверху донизу, да так, что потом она целые сутки просидела в подвале неподвижно, разглядывая неизвестно как попавшую сюда детскую игрушку - деревянного раскрашенного Буратино.

"Ребенок мертв, а его игрушка цела. Ребенок мертв, а его игрушка цела," - эта противоестественная мысль билась у нее в голове все время, пока, наконец, не вырвалась отчаянным усилием из разбитой колеи.

- А его игрушка цела. Цела. А ребенок мертв. Надо похоронить, - сказала она вслух, и что-то радостное колыхнулось в самом сердце ее сердца: это уже была мысль о действии.

- Пойдем, - кивнула она Эленнару, поднимаясь по лестнице. И, выйдя на разрушенную улицу, запела фаэрийский погребальный гимн...

Тело омыто водою,
И на земле разложен костер,
И огонь пожрет форму,
И в воздухе развеется пепел,
И Хранитель Мертвых примет душу твою,
Дабы воплощена она была заново.
Не бойся, ибо нет смерти.
Есть лишь конец воплощения,
Ибо кто любит - не покидает,
Кто уходит - тот возвращается,
Кто умирает - тот возрождается в новой жизни...

Ветер кружил у ног Эленнара лист бумаги - то самое заявление, в котором гражданка Косорылова просила расторгнуть ее брак с мужем-пропойцей. Эленнар машинально нагнулся, поднял его и спрятал под куртку.

Он не слишком понимал, что в нем написано. Но главное он чувствовал: если он поймет, что такое "расторгнуть брак", он поймет и другое.

Он поймет, отчего произошла Катастрофа.

Машина

- А, что уж теперь! - Хириэль безнадежно махнула рукой. - Ты же знаешь, произнесла она после небольшой паузы, - мне почему-то хочется пробраться в город. К своему дому. Не знаю почему, не знаю как, но это нужно. Очень нужно.

- А чем это грозит, ты знаешь? - спросил Эленнар.

- Да. Но я должна это сделать.

- Для чего? Мы же не сможем воскресить мертвых, да это и нельзя.

- Здесь есть живые.

- Порченые. А остальные - мертвы или скоро умрут.

- Значит, мы не должны этого допустить! - неожиданно твердо заявила Хириэль. - Ты же знаешь закон: мир жив, пока в нем живы Хранители.

- Ты хочешь их найти?

- Да. Раз мы попали сюда, значит, это нужно.

- Мы наберемся Темного Пламени, - спокойно возразил Эленнар.

- Пойдем так, чтобы не набраться. Здесь есть подземные ходы. Канализация, водостоки, - прибавила Хириэль по-русски.

Нагнувшись, она подняла с пола деревянного Буратино и положила его в свою сумку.

- Пригодится, - пояснила она. - Подарю потом какому-нибудь малышу. Постой! Ты слышишь?

Эленнар прислушался. Из-за стены доносился машинный грохот - пока еще далекий, но явственно различимый.

- Бросай все и живо наверх!

По полуразрушенной лестнице они поднялись в то, что еще три дня назад было вторым этажом. Темень была непроглядная, но где-то в городе все еще продолжал гореть пробитый газопровод, и колеблющиеся языки огня более или менее освещали бывшую улицу.

А по улице...

Эленнару в первое мгновение показалось, что прямо на него ползет стальная черепаха размером с небольшой дом. Но, справившись с собой, он понял, что нет, все-таки раза в три меньше. И все равно ничего подобного Эленнар никогда не видел и даже представить себе не мог.

Но Хириэль в этом мире родилась и выросла. До того, как стать женой Эленнара, она жила в этом городе. и, как все без исключения дети Земли, она знала, что стальное чудище называется танком.

Эленнар не знал этого. Но и он, и Хириэль были Странниками Восходящей Луны. А Странникам иногда приходится встречаться с тварями куда более страшными, чем одиночный танк без сопровождения пехоты. И вступать с ними в бой. Один на один. И побеждать. Почти всегда.

А машина - это всего лишь машина. Бывают, конечно, выдающиеся мастера вождения. Но ощущать машину так, как зверь ощущает собственное тело - на это не способен практически никто.

- Сколько их там? - спросил Эленнар.

- Четверо. Порченые. Сидят под броней и думают, что могут никого не бояться. Смотри. Видишь спереди выступ, вроде фонаря?

- Вижу.

- Это... ну... его глаз. Понимаешь?

- Понимаю.

Хириэль сняла плащ, аккуратно свернула его и ловко прыгнула из окна вниз - прямо на броню. Ухватившись за длинный ствол пушки и тем удержав себя от падения под гусеницы, она быстро накрыла плащом прибор наблюдения. Танк вздрогнул и остановился.

- What's... khrr...- механик-водитель высунулся наружу чуть -ли не по пояс и тут же осел вниз под ударом кинжала. Выдернув оружие из уже мертвого тела, Хириэль наудачу, никуда специально не метя, направила клинок в поем люка, и по лезвию зазмеились голубые молнии, разя и уничтожая внутри все, что еще могло сопротивляться.

Эленнар оставался наверху. Больше всего на свете он хотел бы быть рядом с Хириэлью. Но это было невозможно - для двоих там не хватило бы места. И, не имея возможности помочь своей любимой, он изо всех сил мешал врагам, опутывая их мозги и руки заклятьями оцепенения, страха и ужаса.

Через несколько мгновений все было кончено.

- Залезай сюда, - махнула рукой Хириэль, выглядывая из башни. - И помоги выбросить вон все это мясо.

Под "мясом" разумелись трупы. Слова этого Странники не любят. Тем более "мертвые" или, того хуже, "убитые". Психика не может смириться с убийством. Даже порченых. И защищается, как может. Вот оттого и появляется этот жутковатый эвфемизм - "мясо".

Эленнар знал это - и потому спросил лишь об одном:

- А ты умеешь управлять этой колесницей?

- Не так уж это сложно. Ее же делали люди и для людей. Так что разберемся, - уверенно ответила Хириэль.

На самом деле она понимала, что все совсем не так просто. Где у танка газ, а где тормоз - она не имела даже приблизительного понятия, только слышала краем уха, что вместо руля там какие-то рычаги, и, что если левый рычаг сильно потянуть на себя, то со временем повернешь налево.

"А, может быть, и направо, иркун его знает", - подумала она. - "Хорошо еще, что они не успели заглушить двигатель, я бы его точно не запустила. Ладно, хоть в канализацию лезть не придется."

Проницание

- А я утверждаю, что Верланд жив! - опираясь обеими руками на стол, Тилис смотрел прямо в лицо Риддена. - И Хранители там живы. По меньшей мере один. Да, Хириэль там исчезла. И Эленнар - тоже. Но они же не Хранители Верланда! Не могут они удержать его от падения, и никто из нас не может. Потому что для того, чтобы быть Хранителем мира надо хотя бы в этом мире иметь постоянное воплощение.

Тилис мрачным взглядом обвел карнен-гульский Зал Совета.

- А все-таки: откуда известно, что в Верланде есть Хранители? - поинтересовался Фаланд тоном адвоката, выискивающего несообразности в показаниях свидетелей обвинения.

- Восемь лет назад, - спокойно и твердо ответил Тилис, - я вывез последнего Хранителя из одного окраинного мира. Через сто биений сердца мир этот перестал существовать. Он схлопнулся у меня за спиной, понимаешь, Фаланд? А от воспламенения Верланда уже трое суток прошло. А Мидгард жив, значит, и Верланд тоже, только оттуда все Пути закрылись.

- Пока жив, ты прав, - кивнул Фаланд. - И Хранители там пока живы. А что будет через месяц?

- Хириэль ушла туда, чтобы это выяснить, - произнес молчавший до того Ридден. - Вы же все видели ее записку!

- Верно, видели, - согласился Фаланд. - И там указан срок возвращения: трое суток. Они уже на исходе. Значит, мы должны... Впрочем, нет. Пусть посвященные скажут сами, я не хочу ни на кого давить.

- Великое Проницание, - произнес Силанион. - По-моему, случай того стоит.

- А ты, Кэрьятан, что скажешь?

- Да! - кивнул Кэрьятан.- Но нам нужен Ткач.

- Я могу сделать это, - со своего места поднялась молодая женщина редкостной красоты. На ее волосах цвета темной меди матово поблескивал серебряный венец.

- Итак, - подытожил Фаланд, - третьей проницающей будет Тариэль, владычица Двимордена. А вопрошать буду я, и никому это дело, уж извините, не передоверю. Только, наверное, надо подождать до звезд. Верно, Силанион?

Силанион молча кивнул.

- А я хочу предложить еще вот что! - произнес внезапно светловолосый мужчина. Прищуренные глаза, красноватое обветренное лицо и холщовая куртка без пояса безошибочно выдавали в нем моряка. - Если вы в проницании получите хотя бы образ того места, где сейчас находится Хириэль, то я попробую пройти туда.

- А ты вернешься, Соронвэ? - с сомнением покачал головой Фаланд.

- Если я не смогу, - без всякой позы ответил Соронвэ,- тогда вообще никто не сможет.


Тысячи светил ночь зажгла в небе Мидгарда. И мерцала Ледяная Звезда, и стоял на страже Небесный Воин, и, размахивая Сетью, закованным в красную медь Кулаком угрожал ему злобный Фангли...

Но спокойно горели огни Серпа - три внизу и четыре вверху. На западе, у самого горизонта, распростерла крылья Бабочка. А посередине полыхала голубым пламенем звезда моряков - та самая, что указует им путь на Север...

Силанион долго созерцал ее. А потом глухим голосом, идущим, казалось, из самых глубоких подземелий башни, на верхней площадке которой стояли в круге пятеро магов, медленно произнес:

- Я готов.

Фаланд немного помолчал, обдумывая вопросы.

- Выживет ли Верланд? - спросил он.

- Нет! - коротко и резко ответил Силанион.

- С тем Верландом, который мы знали, уже покончено, - произнес Кэрьятан.

- Но то, что зовется концом, станет новым началом, - подытожила Тариэль.

- Все начинается заново, - задумчиво произнес Фаланд. - Но не есть ли это новое Кольцо Событий?

- Это не проявлено, - после долгой паузы сказал Силанион.

- И не может быть проявлено, ибо это в воле живущих, - откликнулся Кэрьятан.

- Все зависит от Хранителей. Выбор принадлежит им и никому более, прозвучал ответ Тариэли.

- Итак, Хранители живы, и даже не в слишком большой опасности, - подытожил Фаланд. - Я прав?

- Да! - откликнулся Силанион.

- Сейчас - да, но потом им может потребоваться помощь, - возразил Кэрьятан.

- Хириэль найдет их. Они должны справиться сами, - произнесла Тариэль.

- Где Хириэль и Эленнар? - внезапно и резко спросил Фаланд.

- Сталь! Вижу сталь! - ответил Силанион.

- Скорее стальной купол. Они внутри, - сказал Кэрьятан.

- Они внутри, - согласилась Тариэль. - Но я не знаю, что это. Но там вокруг горячий камень.

- Горячий камень? - воскликнул Фаланд. - Подземелье? Они в плену?

- Нет, они движутся, - ответил Силанион.

- Подождите! - оборвал его Соронвэ. - Представьте себе это место! Все представьте!

Он вошел в круг, встал в центре, взмахнул палашом, вычерчивая замысловатый магический иероглиф, и исчез.

- Вот и все, - нарушил молчание Кэрьятан. - Теперь только ждать, пока он не вернется.

Но бледный и растерянный Соронвэ уже вновь стоял на верхней площадке башни. Клинок его палаша был окровавлен.

- Соронвэ! - ахнул Фаланд. - Что случилось? Ты их видел?

- Нет. Не видел, - глухо ответил Соронвэ. - Я попал в подземелье, и там были какие-то порченые люди. А Хириэли я не видел. И Эленнара не видел. Кто-то из этих порченых истошно завопил, я его рубанул по лицу и бросился в какой-то коридор. Тут начался вой, откуда-то выбежали еще люди, и все с оружием. С запрещенным. Ну... - Соронвэ перевел дух и продолжил уже несколько более связно, - я метнулся в какой-то зловонный чулан. Там еще в углу была белая чаша. И запах, как будто иркуны на пол гадят. А те порченые, слышу, уже все комнаты подряд обшаривают. Ну, я не стал дожидаться, пока меня найдут, заперся изнутри на задвижку и начертил знак Обратного Пути.

- Где ты был? - быстро спросил Фаланд. - В подземелье? Ты окна там видел?

- Постой, Фаланд, давай по порядку. Окон я там не видел, это действительно подземелье, и, скорее всего, очень глубокое. Стены чугунные, потолок - тоже. Но ни Эленнара, ни Хириэли там нет. И, по-моему, их там никогда и не было.

- Но в таком случае где же они? - обращаясь более к самому себе, спросил Фаланд.

Четыре танкиста... и ни одной собаки

- Смотри, смотри! Памятник! - крикнул Эленнар.

Огненный шторм превратил дома по обе стороны улицы в кучи раскаленного шлака. Но черный базальтовый обелиск, прямой и узкий, как лезвие трехгранного штыка, по-прежнему возвышался посередине.

- Партизанская улица! - ахнула Хириэль, с усилием налегая на левый рычаг. - Поворачиваем!

Партизанская... Берзиня... Рокоссовского... Хириэль не узнавала знакомых с детства мест. Все было переломано, искорежено, сожжено, и лишь немногие уцелевшие приметы - базальтовый обелиск, угол бетонного забора, посиневшие от огня рельсы подъездных путей Института ядерных исследований - могли еще указывать дорогу.

И повсюду валялись странные обугленные бревна. Толстые и короткие - сантиметров по семьдесят - они попадались на каждом шагу.

"Странно!" - думала Хириэль. - "Почему это столько бревен, а трупов нет?"

Внезапно она поняла, что это и есть трупы. Ей стало плохо, к горлу подкатил тошнотворный ком. Но надо было идти вперед - и Хириэль вновь прильнула к окулярам прибора ночного видения.

Проплыл мимо обгорелый остов "Старого замка". Чуть подальше еще один - когда-то это была школа. Высокие здания неподалеку защитили ее от ударной волны - и превратились в кучи тлеющего мусора. А то, что не рассыпалось вдребезги, уничтожил огонь.

Танк осторожно переполз через завал и остановился у разрушенного четырехэтажного дома.

- Ну что? - спросил Эленнар по внутренней связи. - Пойдешь?

- Пойду. А ты сиди на броне и смотри. Только маску надень.

Эленнару совсем не хотелось надевать на лицо ту резиновую морду, которую протянула ему Хириэль, но, справедливо рассудив, что она знает лучше, он подчинился.

Хириэль между тем уже поднималась по завалу. Третьего и четвертого этажей не было, они обвалились, и там, где когда-то была ее комната, теперь не осталось ничего.

Внезапно она остановилась. Фонарь в ее руке высветил между разбитых кирпичей погнутую люстру - покореженную, без плафонов. но такую знакомую... Сколько лет эта люстра висела у нее над головой!

Хириэль стиснула зубы, но слезы продолжали капать на противогазные стекла.

- Дура! Дура неповитая! - бранила она себя. - Ты что, в детство захотела вернуться, да? Да? Думала, вернешься, а твой дом стоит целехонький и ждет тебя? Да? А хрен-то! Хрен-то!

А слезы продолжали капать, и, казалось, где-то над головой зазвучал горький и светлый гитарный перебор...

Спокойно, дружище, спокойно,
У нас еще все впереди.
Пусть шпилем ночной колокольни
Беда ковыряет в груди,
Не путай конец и кончину...

Хириэль выронила покореженную люстру. Что это? Откуда? Ведь здесь же... некому петь!

А! Вот оно! Вентиляционная труба!

Сорвав противогаз, она крикнула в черную дыру:

- Эй! Где вы?

- Мы здесь! Здесь! - донеслось оттуда.

- Где "здесь"?!

- В подвале! Мы в подвале!

- Держитесь! Я сейчас! - крикнула Хириэль.

Ага, вот: относительно целый балкон. На него... оттуда в комнату... Боже правый! Нет-нет... не гляди... не стоит на это глядеть, лучше поищем дверь на лестницу... так, отлично. И лестница даже не очень разрушена.

Где находится вход в подвал - Хириэль помнила прекрасно. Не год и не два прожила она в этом доме, и ее ноги помнили здесь каждую ступеньку. Наверное, ей не нужно было бы даже и фонаря, что плясал сейчас в ее правой руке, если бы не... Стой!!

Лестничную площадку первого этажа прорезала насквозь зловещая трещина. Ступать на нее можно было бы только в самом крайнем случае.

А, впрочем... перила кажутся крепкими. Вот так. И вниз, в подвал. Мм! Ну что ты будешь делать!

Треснувшая лестничная площадка осела вниз и намертво зажала металлическую дверь. Ч-черт, всего какой-то сантиметр...

- Эй! В подвале! Вы живы? Я здесь! - крикнула Хириэль.

- Живы! - отозвались сразу два голоса.

- Отойдите в стороны! Будут брызги!

Хириэль вновь достала кинжал, и по клинку его зазмеились голубые молнии.

Так. Верхняя петля... теперь нижнюю!

- Эгей! А теперь толкните дверь чуть вперед и влево!

Металлическая створка со скрежетом отодвинулась в сторону.

- Алиса! Ты?!

- Дядя Костя! - ахнула Хириэль.

Уже не год и не два никто не называл ее детским именем. Да, наверное, и художника Седунова в последние годы все чаще называли Константином Михайловичем...

- А я так и знал, что кто-нибудь из вас за мной придет, - возбужденно говорил Седунов. - На чем приехали-то? На танке? Колоссально! С армии на танке не ездил. Катя! - крикнул он в глубину подвала. - Пошли ящик выносить! Вот как чувствовал, - продолжал он, обращаясь к Хириэли, - все картины неделю назад сюда вот, в мастерскую, перенес.

Полтора часа каторжного труда ушли на то, чтобы разобрать завал перед подъездом, вынести наружу громадный ящик с картинами и закрепить его на броне - в люк он не пролезал никаким способом.

- Ф-фу, славно поработали, - выдохнул художник, срывая с себя противогаз и захлопывая крышку люка. - Карта-то у нас есть? Гм...- задумчиво произнес он, вглядываясь в причудливое сплетение синих эллипсов. - Насколько я понимаю во всей этой тарабарщине, вот эта зона от радиоактивного заражения свободна.

- За-хо-лустово... Вос-кре-сен-ское...- прочла по складам Хириэль. Латинские буквы почему-то никак не желали складываться в русские слова. - Воскресенское?! Да ведь там же у Гали Иноземцевой был дом!

- Постойте! Иноземцева? - ахнул Седунов. - А Сергей Иноземцев, который осенью в деревню жить уехал, это, случайно, не ее родственник?

- Точно, это ее брат. Так они в деревню жить уехали?

- Ну да!

Хириэль кивнула и снова взялась за рычаги.

Ex nihilo...

"Но все-таки: почему именно мы?" - писал Хугин. - "Почему для того, чтобы начать все заново, Господь избрал именно нас? Или, может быть, надо спрашивать так: за какой грех он оставил нас в живых?

"Нет человека, который не был бы одинок, как остров, но каждый из нас - это часть суши, часть континента". - писал в свое время один поэт.

Тирада красивая, но это не более, чем слова.

Хорошо быть частью континента. Но только если это не континент ГУЛАГ. Прекрасно ощущать себя частью великого народа. Но когда от этого народа, сколь бы он ни был достоин уважения в прошлом, не остается уже никого, кроме ворья, жулья, спекулянтов, убийц и дешевых проституток - тогда, по-моему, сохранить себя можно только одним способом - отмежеваться от них немедленно.

Потому мы и назвали себя эльфийской колонией. Мы - ушельцы, но мы уходим не куда-то, а отсюда, не от себя, а к себе. Отвергая Искаженное, мы утверждаем в себе Истинное. И потому избраны именно мы - одиночки, демонстративно отказавшиеся выть с волками площадей технократической цивилизации.

Но означает ли такая позиция размежевание с русской и тем более мировой культурой?

Ни в коем случае. И даже более того: звать сейчас к такому размежеванию означает звать назад в пещеры.

Две тысячи лет назад первые христиане поклонялись кресту - орудию наиболее позорной казни в Римской империи, тем самым, казалось бы, отвергая все ценности цивилизации античной. Но не античную культуру как таковую. Да они и не могли этого сделать, ибо культура в то время была мироощущением, а искусство - смыслом жизни каждого взрослого человека. Каждая сделанная вещь являлась произведением искусства, и каждый был творцом, созданным по образу и подобию Божию, а жизнь его была, по сути говоря, богосотворчеством. Каждый мог сказать о себе: Бог создал мир, а я в этом мире сажаю дерево или строю дом. Он - Творец, и я - творец.

Это не сказка - это было. Но уже в эпоху так называемого Возрождения это начало становиться прошлым. Возникали мануфактуры и вместе с ними - массовое производство безликих предметов.

Удивительно ли, что атеизм как идеология возник именно тогда? Ведь это была как раз та самая ситуация, с которой христианство в принципе не могло справиться на основе собственной веры, собственных традиций, своего богопонимания. Нет Бога не-Творца, и человек, отказавшийся от творчества, не есть подобие Божие. Бога нет для него - именно потому, что Его нет в нем.

Но именно поэтому атеизм пуст. Отрицая Бога, он не утверждает этим бытия Человека - как раз наоборот.

Собственно, отсюда все формы распада - семьи, общества, нации, цивилизации - все.

Ну в самом деле: что может вырасти из ничего? Из голого отрицания?

Ничто. Ex nihilo nihil fit.

Вот и выросло - НИЧТО".

...nihil fit

- А знаете, что самое поразительное? - спрашивал Седунов у Эленнара и Хириэли, меряя шагами загаженную комнату. - Ничего не произошло и все рассыпалось. Понимаете? Ни тебе воскресенья, ни Субботы, ни хотя бы Пятницы мусульманской. Так, среда какая-то. Обыкновенный будний день, каких в любом году две сотни с половиною. Буквально цивилизация поскользнулась на ровном месте - и головой об угол. Ах ну да, финансовый кризис, денег не хватало. А когда в этой стране чего-нибудь хватало? Да сепаратисты опять разбушевались: мелкая шпана сбилась в стаю и решила, что круче них только яйца. Да президент сдуру войну учинил, и сам, небось, не знал, зачем. Хоть бы жест какой сделал... патриотицький! А то ведь даже Неврозов ничего не выплюнул. Блин! - выругался художник. - Надо же было помереть так мерзко и так... вонюче!

Дом на захолустовской окраине, куда они проникли, даже не взламывая дверей, был разграблен сверху донизу по крайней мере сутки назад. То, чего не имело смысла красть, было перебито, переломано и изорвано. Прямо на столе возвышалась куча дерьма, и, судя по ее размерам, сей нерукотворный памятник воздвигали методом народной стройки. Стоявший в углу чайник был заполнен до краев замерзшей мочой. И поверх всего этого безобразия под самым потолком красовалась выведенная чем-то отвратным надпись:

Понюхай хозяин нашего говна
Правда здорово воняет?
Старший сержант Сидорчук
Мишка Кэмел
Мохарев
Дрон

- Ладно, брось, - махнула рукой Хириэль. - Над "ничего" и толковать не о чем. Поехали лучше в Воскресенское, там и отдохнем. А то здесь даже и прилечь негде, все загажено.

- Кать! - крикнул художник в разбитое окно. - Снимайся с поста, сейчас дальше поедем.

Хириэль захлопнула за собой люк, размяла руки, одеревеневшие от рычагов, запустила мотор и развернулась.

Половины захолустовских домов не было - они сгорели, и только широкая улица помешала огню уничтожить весь поселок. Черные печные трубы возвышались над пепелищами, как памятники. И чуть в стороне, прямо посередине дороги, торчала вертикальная железобетонная стела.

Технология изготовления подобных монументов проста, как мычание. Берется обыкновенная плита, из тех, что обычно идет на строительство заборов, и покрывается толстым слоем раствора. Пока раствор не застыл, в нем живенько формируют все, что нужно: трактор, или корову, или еще что-нибудь.

Но здесь не было ни коров, ни тракторов. На фоне покосившихся патриархальных избенок шел бородатый дел в рубахе навыпуск и ковырял землю сохой. Надпись наверху гласила:

КАК ПАХАЛИ
ОБ ЧЕМ МЕЧТАЛИ

Мечты дореволюционного крестьянина, очевидно, должны были символизироваться почернелыми от копоти печами за его спиной...

Хириэль навалилась на рычаги: сломать, уничтожить, стереть эту мерзость с лица земли!

Но Седунов опередил ее. Танк дернулся, резкая боль ударила по ушам, и кощунственный памятник исчез в ослепительной вспышке.

Торжественная встреча

Звук орудийного выстрела Митрандиру был более чем знаком.

- Тревога! - закричал он на всю деревню.

Колонисты высыпали на улицу. Азазелло почему-то решил, что случился пожар, и выбежал из дома с топором и лестницей.

- Танки! - выкрикнул Митрандир. - По меньшей мере один. В районе Захолустово.

- До него двенадцать километров! - ахнул кто-то.

- Минут через двадцать будет здесь, - кивнул Митрандир. - Азазелло, у тебя лестница? Тащи сюда пилу и живо к мосту. Вместе с Валандилем подпиливайте опоры. А ты, Галадриэль, хватай свои медицинские шмотки. Остальные - берите все, что может служить оружием. Топоры, вилы, косы. Свет погасить, огонь в печах залить. Через пять минут собираемся у моста. Все. Время пошло. Выполнять!

Он вбежал в дом, сорвал со стены кривую восточную саблю - трофей с афганской войны - и, нацепив ее на ремень, достал с полки литровую стеклянную бутыль с керосином. Галадриэль тоже собралась мгновенно: когда-то она была врачом, и ей не надо было объяснять, что такое срочный вызов.

Металлический грохот был уже слышен довольно явственно.

- Одиночный, - сказал кто-то. В темноте его лица не было видно.

- Хотите анекдот? - крикнул из-под бревенчатого моста Валандиль. - Двенадцать муравьев сидят в кустах. Один говорит: "Вон видишь, слон идет? Главное - его завалить, а там уж затопчем".

- Ничего, затопчем, - усмехнулся Митрандир. - Если он поедет по мосту, то провалится. Керосин у кого? Торонгиль, у тебя? Ого, целая канистра. Как провалится - выливаешь на него все и поджигаешь. А если развернется и поедет вверх по ручью - тогда я его подожгу. Бутылкой.

- И пусть тогда выбирают: - гореть живьем или вылезать наружу, - прибавил Ингвэ, сжимая левой рукой цевье охотничьего ружья.

- Можно посмотреть? - заинтересовался Митрандир. - Ничего себе калибр! Пуля, наверное, граммов на двадцать тянет?

- Нет, побольше. Тридцать четыре.

- Н-да...- уважительно протянул Митрандир. - А такой пулькой, да в голову, а?

- Охотничье оружие по определению предназначено для того, чтобы убивать на месте, - сухо произнес Ингвэ.

- А стрелять по деревне танк отсюда не сможет: ему лес мешает, - подытожил Митрандир. - Валандиль, кончай пилить, иди сюда. И ты, Азазелло, тоже.

Подождав, пока все колонисты соберутся рядом с ним, Митрандир скомандовал - не громко, но таким тоном, что все невольно подтянулись:

- Отряд, смирно! Слушай боевой приказ! Всем спуститься к ручью и занять позицию у берега метрах в десяти от моста. На дорогу не высовываться, спичек без команды не зажигать. Бегом марш!

Стальные гусеницы громыхали уже совсем близко.

- Вот он! - произнес кто-то.

- "Абрамс", американский, - определил Митрандир. - Видите, у него башня, как коробка из-под башмаков? Точно, "Абрамс".

Танк остановился у самого въезда на мост. Люк открылся, и оттуда высунулась рука с фонарем. А вслед за ней - голова в шлеме, из-под которого торчали длинные рыжие волосы...

- Ингвэ! - отчаянно завопил Митрандир. - Не стреляй!

И, выскочив на дорогу, опрометью побежал к Хириэли.

- Дурачье! Дурачье безмозглое! - радостно бормотал он, обнимая ее за плечи. - Мы ж вас чуть не сожгли! У вас что, ума не хватило зеленую ракету дать?

- А я знаю, чем ее запускать? - весело смеялась Хириэль. - У нас на всех один танкист, да и тот два года Ленина рисовал!

- Ой, хохмачи... Это он, что ли, из пушки выстрелил?

- Он. А вы что, слышали?

- Ну конечно!

- Стой! - крикнул притворно грозным тоном подошедший Ингвэ. - Кто смеет ступать по этой земле без моего дозволения?

- Свои, государь! - рассмеялся Митрандир. - И хорошо бы, чтоб впредь все недоразумения кончались так же легко!

Итог

"Судя по рассказу Хириэли..." - вывел в тетради Хугин и задумался.

- Слушай, Митрандир! - попросил он. - А ты не можешь сформулировать?

- Что сформулировать? - поинтересовался тот.

- Ну вот, Хириэль нам рассказывала, как они сюда ехали. Я это записал, чувствую, что это очень важно, а вот сформулировать, почему - не могу. А ты же военным был...

- Был когда-то. Так тебе что, надо записать, какие выводы из всего этого следуют?

- Ну да.

- Давай ручку и тетрадь.

Митрандир пробежал глазами строки, написанные Хугином, и продолжил оборванную полуфразу крупным разборчивым почерком:

"Судя по рассказу Хириэли, третья мировая война уже на четвертые сутки вошла в стадию, когда она может питаться и поддерживаться сама собой, в силу собственной внутренней логики. "Убивать, чтоб не быть убитым", "отомстить за себя", "за друга" - вот какова высшая цель этой войны сегодня. Об интересах нации, славе русского оружия и тому подобных вещах никто уже и не думает. Большая война сразу же распалась на множество малых войн, которые каждый ведет за что-то свое.

У этого этапа есть свои характерные признаки. Я уже видел их в Афганистане и не спутаю ни с чем.

Вот главный из них: неконтролируемость и неуправляемость боевых действий. То и дело вспыхивают перестрелки, а потом выясняется, что свои били по своим. Кто-то непонятно почему сжигает половину деревни. Американский танк неожиданно оказывается за пятьсот километров от ближайшей границы - причем один и без сопровождения пехоты. И все это без видимых поводов и приказов.

Такая война - самое страшное, что может ожидать регулярную армию. Она расшатывает ее и превращает в полубандитское вооруженное формирование.

Здесь проявляется второй признак: пышным цветом расцветает мародерство. Оно окончательно разлагает армию и лишает ее даже намека на боеспособность.

Во время первой мировой войны за мародерство расстреливали на месте.

На второй - оно официально каралось, но чаще всего сходило с рук.

Сейчас, судя по всему, это несовместимое с воинской честью занятие едва ли не санкционировано. Эволюция работает четко - от плохого к худшему. Причем во всех странах и всех отношениях.

Вот, кстати, характерный пример этой, с позволения сказать, эволюции.

Пятьсот лет назад, то есть на самом исходе эпохи, когда честное слово что-то значило, жил человек по имени Леонардо да Винчи. Однажды этому человеку пришла в голову идея ныряющего корабля, способного плавать под водой и топить все надводное. После краткого наслаждения собственным гением Леонардо да Винчи сжег все чертежи: слишком чудовищным было бы это оружие для мореплавателей...

Наверное, нашим потомкам небезынтересно будет узнать, что в год Катастрофы подводные лодки были основой ударной силы флотов. И в Катастрофе они свою роль сыграли. И не маленькую.

А причина..."

Митрандир закрыл глаза, и перед его мысленным взором медленно поплыли цветные картины.

Горящая деревня... дымящие трубы крематория... ядовито-зеленое облако отравляющих газов... И Адольф Шикльгрубер - Гитлер - истерически выкрикивающий воистину проклятые слова:

- Я освобождаю вас от химеры, именуемой совестью!

Вспышка ядерного взрыва над Хиросимой... пылающие джунгли Вьетнама... исполинская сточная труба, извергающая в воду какую-то мерзость... женщина с лохматой болонкой на поводочке - обе в одинаковых норковых шубках...

- Я освобождаю вас от химеры...

Снова горящая деревня - на сей раз в Афганистане, и погромщиками в форме командует Митрандир...

- Я освобождаю! - выкрикивает Гитлер, и все исчезает в пламени исполинской яркости.

- Вот так, - задумчиво произнес Митрандир. - Именно так и никак иначе.

И, немного помедлив, дописал последние строки:

"А причина запредельно проста. По-немецки она называется Entmenschung. Проще говоря, в угоду своей поганой цивилизации мы по капле выдавили из себя человека. И кончилось это именно тем, чем и должно было кончиться."

Эльфийский замок

- А ну, навались! Еще! Оп!

Петли, в которые были продеты дужки висячего замка, со скрежетом выползли со своих мест.

- Порядок! - улыбнулся Седунов. - Э, нет! Погодите минуту!

И, переложив вырванный ломом замок в правую руку, он швырнул его, как гранату, метров за сорок.

- Долой замки, засовы и запоры - эти реликты прошлой эпохи! - воскликнул художник.- Ну, а теперь можно и войти.

Он потянул дверь на себя и замер в восхищении. Керосиновая лампа в руке стоявшего за его спиной Ингвэ осветила огромный пустой зал бывшего магазина.

- А что? А неплохо! - удовлетворенно произнес Седунов.- Возьмем вот и откроем тут свою Третьяковку. Только надо будет еще пару перегородок сделать, картины вешать. А на полках книги расставим. Будет у нас еще и библиотека. Ага?

- Кстати, о библиотеках,- хитро усмехнулся Ингвэ.- Я в свое время из Тьмутаракани всю подписную "Библиотеку всемирной литературы" перевез. И, между прочим, она у меня до сих пор в ящиках стоит нераспакованная.

- Всю "Библиотеку"?

- Двести томов, - кивнул Ингвэ.

- Ну, живем! - обрадовался Седунов. - Сейчас еще и картины развесим. Только их все равно до солнца как следует не разглядишь, - с сожалением прибавил он.

- А... можно, я и свою сюда принесу? - робко поинтересовался молчавший до сих пор Азазелло.

- Нужно! - твердо ответил художник.

- Боже мой! Ну кто же так пакует картины! - возмутился он через пять минут при виде чертежного тубуса. - Свернул, скрутил... Эй, не клади на пол! Надо же, черт возьми, иметь хоть какое-то уважение к живописи! Мм! Так я и знал! Углы кнопками проколоты. Ну кто ж так делает! Придется теперь замазывать. Не мог на одном листе написать, что ли?

- Так ведь таких больших листов вообще не бывает,- пытался оправдываться Азазелло.

- Ну так склеивать же надо, а не скалывать. Крахмал у тебя есть? Или мука?

- Есть маленько.

- Тащи сюда. И вообще давай договоримся так: мы эту картину всю вместе склеим, отреставрируем, как надо, раму сделаем вон из тех досок, подрамник, все, как положено, поставим хотя бы к стене, а потом уже будем обсуждать, что у тебя такое получилось. Лады?

- Лады! - обрадовался Азазелло.

Работа, впрочем, заняла несколько больше времени, чем планировалось. Но, как впоследствии записал в своей тетради Хугин, на двенадцатые сутки Катастрофы картинная галерея все-таки открылась.

- А что? А ничего! - удовлетворенно произнес художник, в последний раз оглядывая развешанные картины. - Зови народ.

Народ, кстати, и так собрался уже под дверью, привлеченный самыми невероятными слухами.

- Слушайте все и не говорите потом, что не слушали! - притворно не замечая никого, завопил Азазелло голосом средневекового глашатая. - Сегодня у нас открывается картинная галерея! Спешите видеть! - и он скрылся внутри, демонстративно оставив дверь полуприкрытой.

- Девять... двенадцать... четырнадцать, да нас двое, - считал входящих Седунов. - Все, больше никого не будет. Закрывай дверь.

Тщательно вычищенные и свежезаправленные керосиновые лампы, выпрошенные на время у колонистов, полыхали во всю мощь своих фитилей.

- Итак, - продолжил художник, обращаясь ко всем собравшимся, - наша картинная галерея открыта. К сожалению, через несколько часов ее придется закрыть снова. Лампы жрут слишком много керосина, а его у нас нет, - добавил он извиняющимся тоном. - И, сами понимаете, такую роскошь мы можем позволить себе только по праздникам. Так что смотрите и наслаждайтесь.

- Сверх того, - добавил Азазелло, - здесь также открыта библиотека. Книги можно брать с собой и читать. Если у кого есть свои - приносите сюда тоже. Можно даже специальные. Кстати, Хугин пожертвовал в общий фонд две книги по астрологии...- Азазелло поднял лампу, пытаясь разглядеть надписи на корешках,- учебники Ллевеллина и Старгейзера. А сейчас давайте осмотрим работы художника.. а, кстати, чего это он у нас без имени ходит? А? Галадриэль, ты случайно не знаешь, как по - эльфийски "художник"?.

- Вообще-то любое произведение искусства называется "оло"...- произнесла Галадриэль.

- Ха-ха-ха! Олорин! - воскликнул Азазелло. - А ты, Катя? - обратился он к его жене.

- Я вообще-то до замужества звалась Одинокова, - немного застенчиво произнесла она.

- Ну, значит, будешь Эриагиль - Одинокая Звезда, - кивнул Азазелло.

- Вообще-то Олорин - это настоящее имя Митрандира, - заметил Торонгиль.

- Подумаешь! - махнул рукой Митрандир. - У нас в свое время и Гэндальф был. Поломатый, правда, - саркастически добавил он.

И тут же понял, какую глупость сморозил: его слова так отозвались памятью о прошлой, невозвратимой жизни, что у многих на глазах показались слезы...

- Все было, и ничего нет. Одни мы теперь остались, - грустно произнес Хугин.

- Эй! Кто там бумажками кидается?! - внезапно крикнула Хириэль, стоявшая спиной к "Эльфийскому замку" работы Азазелло.

Это была не бумажка. Это был кусок пергамента.

Солнце есть!

Тилис стоял на сильвандирской стене. Раны на его голове понемногу заживали, и ледяной зимний воздух приятно холодил виски. Над теплым незамерзающим озером клубились тонкие струйки пара, оседая инеем на окрестных скалах. И каждый крошечный хрусталик льда переливался маленькой радугой в лучах низкого солнца.

Тилис долго любовался причудливой игрой света. Вдруг в его глазах что-то помутилось, и на фоне пламенеющего льда возникла совсем другая картина: в темное помещение, освещенное узкими язычками огня, входят какие-то люди... Да нет, не люди - фаэри. Или все-таки люди? Во имя всех Младших богов, где он видел вон того рослого мужчину? А эта рыженькая, что вошла вслед за ним, она-то уж точно фаэри. Да ведь это же... это же Хириэль!

Точно, она! И Эленнар рядом с нею! Это Путь! Узкий, как маленькая щелка между мирами, но Путь!

- Эй, кто-нибудь! - крикнул Тилис. - Живо пергамент, перо и чернила! Лаурин! Срочно седлай дракона и лети в Карнен-Гул. Найди Соронвэ. Если его там нет - передай Силаниону, что я нашел Хириэль и Эленнара. И ищи Соронвэ. Если его нет в Карнен-Гуле - ищи у Кэрьятана. Нет у Кэрьятана - ищи где угодно, хоть из моря достань, но привези его сюда. Я нашел Путь, так им всем и скажи!

А правая его рука быстро чертила на клочке пергамента:

"Хириэль, Эленнар. Найдите то место, откуда выпало это письмо и бросьте туда ответ. Сообщите, где вы и что с вами.

Тилис."


- Тилис! - ахнула Хириэль, прочитав пергамент. - Это Тилис!

- Что?! - Митрандир первым понял, в чем дело. - Письмо оттуда?!

- Оттуда. Вот, смотрите. что он пишет: "Найдите место, откуда выпало это письмо."

- Так...- Митрандир задумался.

- Одну минуту! - голос Ингвэ был необыкновенно спокоен: наступало время работы, которую он знал. - Встаньте все так, как стояли. Хириэль, в первую очередь это относится к тебе. А теперь покажи, где ты нашла этот пергамент.

- Вот. Он мне на волосы упал.

- Так,- удовлетворенно произнес Ингвэ. - А упасть это письмо могло только вон с той картины.

Его рука указывала на "Эльфийский замок".

- Понятно? - спросил он. - Теперь ищите открывшийся Путь. Либо он над картиной, либо в самой картине.

Хириэль осторожно провела ладонями по воздуху, почти касаясь ватмана.

- Ищи-ищи, с первого раза навряд ли что выйдет, - подбадривал ее Ингвэ.

- Знаю. Ага! Вот оно!

Ее пальцы остановились возле фигуры стоящего на стене эльфийского воина. - Есть, - сказала она. - Это Путь. Очень узкий, но Путь. Принесите кто-нибудь перо, бумагу и чернила.


Соронвэ прилетел в Сильвандир уже ночью.

- Что случилось? спросил он, подбегая к Тилису.

Тилис молча подал ему бумагу, исписанную шариковой ручкой - для Мидгарда вещь такая же невероятная, как пергамент для цивилизованного мира.

- "Здесь колония Хранителей, - прочел вслух Соронвэ. - Положение у них нормальное, они не выживают, а живут. Если письмо дошло в целости, это Путь можно использовать для связи. А то им очень одиноко. Хириэль."

- Ладно, - удовлетворенно произнес Соронвэ. - Попробую проскользнуть вдоль Пути, может быть, на этот раз получится. А впрочем, нет, внезапно передумал он. - Мне для верности нужен ориентир на том конце. Давай сначала пошлем им письмо, пускай попытаются призвать мое имя. И еще напишем в Карнен-Гул. Пускай сюда прибудут все, кто может. Будем расширять Путь, будем пробовать. Слыхал, как гномы горные хребты насквозь прокапывают? С двух сторон копают, пока не встретятся.

- Знаю, - кивнул Тилис. - Эйкинскьяльди не раз рассказывал.


- Книгу! - твердо потребовал Ингвэ, как только Хириэль прочла ему второе письмо. - Ту самую, об искусстве волшебства. И перевод тоже. Будем пробиваться им навстречу. Ты, Хириэль, не обижайся, но тебе надо возвращаться назад.

- Я знаю, - кивнула Хириэль. - Я уже пыталась, но ничего не вышло.

- Вот видишь! Значит, будем пытаться все вместе.

Они перепробовали все, что знали. И даже кое-что из того, чего раньше никогда еще не делали. Но Путь не расширился ни на пядь. Самое большее, что по нему проходило - лист бумаги. Или пергамента.

А на следующие, тринадцатые сутки Катастрофы, когда часы Хугина показывали полдень, небо на юге немного посерело.

Через два часа вновь наступила темнота. Но это было уже неважно. Важно было другое.

Сажа и пепел, скрывавшие небо, медленно, но верно оседали.

Солнце есть, Катастрофа преходяща - в этом сомневаться теперь уже было невозможно!

Путь от личинки к имаго

- Галадриэль, вставай! - Митрандир с силой ткнул жену в бок. - К тебе Олорин приперся. Вот не могу понять, - добавил он саркастически, - как его Эриагиль оставляет без присмотра? Отвязался, наверное.

- Наверное, случилось что-нибудь, - Галадриэль быстро надела халат, зажгла свечу и вышла в сени. - Заходи, Олорин, что случилось?

- Ты ведь, кажется, врач? - спросил художник.

- Да. Что случилось? Говори быстрее.

- Биологию сдавать приходилось?

- Да, - недоумевающе произнесла Галадриэль.- А в чем дело-то?

- Ты не можешь ли мне сказать, что такое "имаго"?

Галадриэль выразительно посмотрела на часы.

- И ты примчался сюда в половине четвертого ночи, только чтобы об этом спросить? Я солнце во сне видела...- горько вздохнула она.

- Я тоже, - кивнул Олорин. - Только я видел еще кое-что. Мне приснился старик. С бородой. И повторил несколько раз одну и ту же фразу: "Сквозь огонь лежит путь от личинки к имаго. Запомни это. Сквозь огонь лежит путь от личинки к имаго."

- Угу, понятно, - отозвалась Галадриэль.- Сказать тебе, что ты читал перед сном? "Антологию современной норвежской поэзии". Конкретно - Стейна Мерена. Постой-ка... а я, кажется, помню это стихотворение наизусть... Ага, вот: "Когда истощаются мифы, приходят титаны. Каждый миф - это шлюз, куда мчатся потоки силы. Мы взорвали шлюзы, потоки мчатся свободно. Все у нас смешано, все у нас предано, сами мы преданы всем, сами себе посторонние. Наш язык это плоть в процессе распада, мы потребляем мудрость человечества, мудрость своего детства, все знаки, все шаги по дороге к имаго используя для прикрас!" Для прикрас... нет, не помню всего. Там еще было про небожителей Греции... "детей человеческих над огнем подержали, чтоб их уподобить богам..."

- Ибо сквозь огонь лежит путь от личинки к имаго, - задумчиво произнес Олорин.

- Да. Так и кончается. Но ведь эта книжка сейчас у тебя?

- У меня. Так ты говоришь, Стейн Мерен?

- За точность слов не ручаюсь, но автора помню точно.

- Стейн Мерен, - повторил художник. - Имаго... А, впрочем, я уже и сам догадываюсь: это, наверное, какая-то стадия развития насекомых?

- Да. Самая последняя, дефинитивная. Имаго - это взрослое насекомое.

- Конечная стадия, - задумчиво произнес Олорин. - Постойте, я, кажется, начинаю догадываться. Нет! - внезапно прервал он сам себя. - Скажите лучше сами. Гусеница, куколка, бабочка, то есть имаго. Так?

- Ну да, - кивнула Галадриэль.- Три стадии развития. Имаго - конечная.

- Так, удовлетворенно произнес художник. - А которая из них - главная? Сущность насекомого в чем проявляется?

- В имаго, конечно. Это же дефинитивная стадия. Определяющая. Ой! - внезапно вскрикнула она.

- Ага! Поняла? Бабочка - это же душа гусеницы!

- Не совсем так, тут скорее идея преображения. Хотя... хотя вообще-то в окуклившейся гусенице полностью разрушаются все ткани тела. То есть она... ну да, она на самом деле умирает. Умирает, чтобы преобразиться. Понимаешь?

- Чтобы возродиться в новой жизни, вот для чего, - внезапно произнес Митрандир .- А давайте-ка посмотрим, что она в этой новой жизни делает. Цветы опыляет, нектар собирает, а еще что?

- А небожители Греции, между прочим, пили нектар, - усмехнулся Олорин. - Согласно авторитету мифа, естественно. И детей человеческих к этому приобщали.

- "Детей человеческих над огнем подержали, чтоб их уподобить богам!" - ахнула Галадриэль.

- Ну да. Чтобы отделить дух от тела. Греки ведь покойников сжигали!

- Точно, сжигали, - вновь отозвался Митрандир. - И славяне сжигали. И не они одни, кстати. Чтобы отделить дух от тела, говоришь? А что ты скажешь вот про такую фразу?

И, прикрыв глаза, Митрандир процитировал:

- "Ты отделишь землю от огня, тонкое от грубого, с осторожностью и изобретательностью. Вещь эта восходит от земли к небу и вновь нисходит на землю, воспринимая силу высших и низших. Сим отойдет от тебя всяческая темнота. В этом суть всяческой силы, которая побеждает всякую тонкую вещь и всякую твердую проницает."

- Это откуда? - поинтересовался Олорин.

- "Искусство волшебства". Семнадцатый век.

- А вот теперь послушайте, что писали на исходе двадцатого, - Галадриэль, протянув руку, взяла с грубо сколоченного стола книгу. - Это "Классическая астрология" Старгейзера:

"Чтобы осознать свое бессмертное, истинное "я", мы должны именно "отделить тонкое от грубого", то есть освободить наш дух от тех эгоистических и пустых интересов, эмоций и мыслей, которые приковывают его к земле и мешают ему развернуться во всей своей полноте. И это должно делаться "с осторожностью и изобретательностью". Это и есть "производство алхимического золота" - Человека Совершенного". То есть... ну конечно же! Имаго! - воскликнула она.

- Так. Имаго - это Человек Совершенный, - хладнокровно заключил Митрандир. - А чем он отличается от обыкновенного? Бабочка от гусеницы чем отличается?

- Характерны наличие крыльев и... и способность к размножению, не вполне уверенно произнесла Галадриэль.

- К размножению?! - ахнул Олорин. - Ну, конечно же! Тантрики Древней Индии!

- А кто это? - поинтересовался Митрандир.

- А это в Индии существовало такое учение - тантризм. Оно гласит, что в Начале Времен мужское и женское начала были слиты воедино, потом они разделились, и вот с тех пор существует мужчина и женщина, свет и тьма, тепло и холод.

- Бог и Дьявол, - зло усмехнулся Митрандир. - Равновесники! Видал я таких, как же...

- Да нет, все гораздо сложнее. Тантрики, наоборот, стремились заново раскрыть Божественное Единство.

- Ого! И что они для этого делали?

- Применяли различные... ну... сексуальные практики, - смущенно ответил Олорин.

- Тот же путь, - задумчиво произнес Митрандир. - От личинки к имаго. Чтоб тем самым познать наслаждение, доступное лишь небожителям.

- Ну да! Тот же путь! - радостно воскликнул Олорин. - Потому что и для них это была истина!

- Гораздо проще: потому что это и есть истина, - поправил Митрандир. - А крылья? Еще ведь характерно наличие крыльев!

- Крылья? - переспросил художник. - Гм... Ага, кажется, понимаю. Гусеница ползает по дереву, объедает листья, и точно так же цивилизованные люди объедают свой мир. Помните мировой ясень в "Старшей Эдде"? А бабочке уже доступен весь сад... Сад Эдемский! - внезапно воскликнул он. - Понимаете? Сад для бабочки - это Эдем, а не образ Эдема, как для нас!

- Сад как образ Эдема, да? - хитро улыбнулся Митрандир. - А вот про это вы что скажете? Это Лермонтов:

Когда волнуется желтеющая нива,
И свежий лес шумит при звуке ветерка,
И прячется в саду малиновая слива
Под тенью сладостной зеленого листка...

Там еще много чего. Но вот последнее:

Тогда смиряется души моей тревога,
Тогда расходятся морщины на челе -
И счастье я могу постигнуть на земле,
И в небесах я вижу Бога!

- Ибо сквозь огонь лежит путь от личинки к имаго, - подытожил Олорин.

- Слушай, Митрандир! - внезапно спросила Галадриэль.- А ты помнишь наш девиз? Тот старый, еще иггдрасильский?

- "Те, кто верует слепо, Пути не найдут", - четко, как воинскую присягу произнес Митрандир.

"Пути не найдут"

Двенадцать сильнейших магов Братства встали в круг во дворе Сильвандира.

Тилис наблюдал за их работой со стороны. Он отлично знал, как строятся подобные круги, и сам неоднократно стоял в них. Но чтобы в один круг встали сразу все двенадцать советников - такого Тилис не видел еще никогда.

Бассос открывал Пути. Эрестор рядом с ним высвобождал Силы. Кэрьятан, стоя по другую сторону, был Завершающим. А напротив Тариэли обращалась вовне, и выходил за грани мира Фаланд, а там касается Мировых Плетений Силанион - все, все они были сейчас единым живым организмом, неотъемлемым от Живого Мира.

Их общая мысль заострялась все более и более, проницая открывшийся Путь на всем его протяжении. И лишь короткие полуфразы, которыми они обменивались, выдавали страшное напряжение слитых воедино душ.

- Вот оно! - крикнул Кэрьятан.- Это тот самый осколок. Путь перекрыт!

- Не совсем перекрыт, там есть щель. Но туда не пролезет даже крыса, - ответил Бассос.

- Я попытаюсь! - раздался чей-то голос.

- Соронвэ! Не смей! - крикнул Тилис.

Но Соронвэ, проскользнув между Фаландом и Тариэлью, ворвался в круг и... исчез. Исчез, как будто его никогда и не было.

- Он застрял! - ахнул Фаланд. - Бассос! Быстро открывай Путь!

- Не могу! - крикнул Бассос. - Осколок! Он уходит внутрь!

- Меняемся местами! - распорядился Фаланд. - Я открываю! Тянем Соронвэ назад! Все тянем!

- Его кто-то в Верланд тащит, - испуганно произнесла Тариэль. - Ну да! Там призывают его имя!

- Они же его раздавят! - отчаянно выкрикнул Кэрьятан.

- Силой тянем! Только силой! - твердо сказал Фаланд. - Другого выхода уже нет!

- Нельда - позвал Тилис. - Стой здесь, никуда не уходи. А ты, Калмакиль, сейчас же лети за Майхелем!

Соронвэ появился в центре круга и сейчас же упал на спину. Его лицо было синим, как у удавленника. Из носа и ушей текла кровь. Но он был жив.

А в сильвандирском небе уже вырастал силуэт дракона с двумя всадниками на спине. Калмакиль, понимая, что каждое потерянное мгновение может обойтись слишком дорого, садился прямо во дворе.

- Все. Размыкаем Круг, - скомандовал Фаланд. - Путь непроходим.

Те, кто ищет

- "Мы испробовали все, что нам знакомо, " - читал вслух Эленнар. - Но расширить Путь так и не удалось. Огромный осколок Бездны перекрывает его почти полностью. Вы даже не можете вообразить, какой он огромный. Дароэльмирэ видел, как он впился в оболочку Верланда - звезды разлетелись от него, как кусочки разбитого вдребезги стекла.

Вы предполагали переписать картину? Это бесполезно. Даже если ее автор находится с вами, он не сможет этого сделать. Видение повторить нельзя. И если ему даже удастся сделать картину больше (а вы пишете, что она и так занимает всю глухую стену), я не уверен, что Путь станет шире. Я даже не уверен, что он там вообще будет.

Проникнуть к вам мы тоже не можем. Соронвэ пытался это сделать еще раз - и едва смог вернуться обратно. А если он не сумел - не сможет никто.

Выход только один - вытолкнуть этот осколок из мира. И, кроме вас, сделать это некому.

Для начала попробуйте выяснить, что же все-таки произошло. Источник, Нирва, Форма, Сущность, Воплощение - помните, я говорил вам?

Советом, в случае непредвиденных трудностей, помочь мы сможем. Но пока - только советом.

Фаланд."

- Источник, Нирва, Форма, Сущность, Воплощение, - задумчиво проговорил Ингвэ. - А вы знаете, кое-что я припоминаю. Источник - это зиждительная сила Вселенной. Нирва - начало пассивное, восприемлющее. Кажется, буддисты называли эти начала "ян" и "инь". Источник - ян, Нирва - инь.

- А Творение в целом - и ян, и инь, - прибавил Хугин. - И все существующее тоже и ян, и инь.

- Так, - кивнул Ингвэ. - Тогда Сущность - это янское начало, Форма - иньское. А Воплощение - и то, и это.

Хугин снова утвердительно кивнул.

- А с другой стороны, - продолжил Ингвэ, - Воплощение - это конечный результат. То есть Катастрофа как таковая. Теперь посмотрим, что вы тут написали о ее причинах. Ишь ты - "Книга Хранителей", - улыбнулся он, разглядывая надпись на обложке.

- Ну, это я так, от глюка, - смущенно пробормотал Хугин.

- Да нет, все правильно, - кивнул Ингвэ, листая пухлую тетрадь. - Так где, ты говоришь, вы с Митрандиром об этом писали? Ага, вот тут. Машинная цивилизация делает людей машинами - это ты написал, Хугин?

- Да, я

- А вот рассказ Хириэли. Тоже ты записывал?

- Тоже я.

- Тут другая версия. Распад семьи, общества, государства.

- Ну да. Другая. - кивнул Хугин.

- А вот здесь почерк не твой. Это Митрандир писал?

- "Выдавили из себя по капле человека"? Точно, он.

- Выдавили из себя человека, - задумчиво произнес Ингвэ - Распад человека и, как следствие, семьи, нации, общества, государства... Постой, а ведь это же Сущность! А машинная цивилизация как таковая - это Форма! Форма распада человека! Понимаешь?

- Понимаю... Да! Конечно же, понимаю! - вскрикнул Хугин.

- Так. Теперь Нирва. Это начало иньское. Поглощающее. То есть... ну да, сама Бездна как таковая. Или она все же Антиисточник?

- Не знаю, - после мучительного раздумья ответил Хугин.

- Ладно. Давай тогда поступим так. После тебя у картины кто дежурит? Эленнар? Зови его и Хириэль.

- Сейчас! - Хугин торопливо надел шапку и выбежал за дверь.

- Где письмо? - спросил прямо с порога появившийся через несколько минут Эленнар. - Хириэль, смотри! Это Фаланд?

- Да, - ответила Хириэль. - Это он. Его почерк.

- Так, - снова произнес Ингвэ. - Расклад такой. Фаланд просит, чтобы мы попытались разобраться, что же произошло с точки зрения... э... Пентамической Магии. По нашей прикидке, Воплощение - это конечный результат. То есть сама Катастрофа. Сущность - распад человека.

- Именно так, - подтвердил Эленнар.

- Форма - это машинная цивилизация как таковая. А вот с Источником и Нирвой далеко не все ясно, - подытожил Ингвэ. - Может быть, вы поможете разобраться? Тот осколок Бездны - он по Источнику или по Нирве?

- По Нирве, конечно, - удивленно произнес Эленнар.

- А почему?

- Во-первых, Бездна - не Источник. Она не порождает. Только поглощает. А во-вторых, все началось не с нее.

- Мм! - Ингвэ в отчаянии ударил кулаком об стол. - Вот дурной! Совсем из головы вон! Ну, точно! - добавил он после небольшой паузы. - Осколок не может играть роль Источника просто потому что все началось не с него!

- Бред какой-то. Поповщина какая-то получается, - недоуменно произнес Хугин. - Дьявол всему причина, что ли? Он, что ли, людей соблазнил?

- Сам себя он соблазнил, прежде всего. Да это и не важно, нетерпеливо махнул рукой Ингвэ.

- А по-моему, это как раз очень важно, - вмешалась Хириэль. - Сам себя соблазнил, своею мыслью. Так? Вот эта мысль и есть Источник!

- Ого! - ахнул Ингвэ. - Но...

- Но какая это была мысль? Ведь в этом же все дело, - продолжала Хириэль. - Мысль о противостоянии? Тогда это учение Равновесия... Нет! не о противостоянии! О разделении! Учение Расщепления, вот что это такое!

- Расщепления? - переспросил Ингвэ. - А, понимаю! На тех, кто с нами, и тех, кто с ними? Да?

- Ну да, - кивнула Хириэль.

- Или... погоди... на высшие и низшие расы? На богоизбранные народы и прочие? Да? Так?

- Ну да, именно так, - кивнула Хириэль. - И тут же идея непримиримого извечного противостояния, то есть Равновесия. Вообще Расщепление и Равновесие - это две стороны Пустоты. Но...

- Подожди, - перебил ее Ингвэ. И, глядя ей прямо в глаза, медленно, с расстановкой, произнес:

- А земное и небесное? Если они отделены друг от друга непроходимой пропастью? Это как?

- Бездной?! - ахнул Хугин.

- Хорошо. Пусть бездной. Непроходимой. Или, того хуже, проходимой только для последователей единственно истинной веры. Это тоже учение Расщепления? Или как?

- Бездна! - снова крикнул Хугин. - Понимаете? Бездна! Бог умер!

- Что? - брови Ингвэ удивленно поползли вверх.

- Бог умер. Это Ницше так утверждал. Только это неправда. ЭТО МЫ ИЗГНАЛИ ЕГО! И изгнали именно тем, что поклонились Религии Расщепления!

Состав Торонгиля

- Ч-черт... Куда же делся Ингвэ? В огород его, что ли, понесло?

Конечно, это было не более чем очисткой совести. Зимой в огороде делать нечего. Митрандир это прекрасно знал.

Но, едва выглянув из-за угла, он отпрянул назад - еще раньше, чем успел понять, что же такое произошло.

По огороду Ингвэ, прячась за кустами смородины, осторожно кралась полусогнутая человеческая фигура.

Заметить ее в темноте было бы практически невозможно, Но из окна соседней - Митрандировой - избы падал тусклый свет.

И еще одну ошибку допустил неведомый воришка: пошел на дело в ало-оранжевой куртке. Очевидно, решил, что в темноте все равно все кошки серы.

"И все куртки - тоже," - усмехнулся про себя Митрандир. Что это воришка, он уже не сомневался. Доверять крадущимся фигурам он отучился еще на афганской войне. И вообще, честные люди стучатся в дверь.

Митрандир провел ладонями по бокам. Так. Отлично. Ничего, что могло бы случайно звякнуть, в карманах нет. Ватник на нем черный, штаны и шапка - тоже. На фоне стены заметить почти невозможно. Сейчас этот оранжевый кретин полезет в окно...

Фигура в оранжевой куртке коротким броском пересекла заснеженное пустое пространство и прижалась к стволу яблони. Но ствол был беленый, и яркая куртка на его фоне выделялась просто великолепно.

Еще бросок! Оранжевая куртка была теперь уже еле видна. Воришку явно интересовал самый западный угол огорода. Он что - собирался в помойке шарить?

Точно, в помойке! Скорчился и что-то оттуда выгребает, как жук навозный. Интересно, что?

Митрандир осторожно подкрался поближе. И, если бы не давняя выучка, он бы точно вскрикнул от удивления - воришка в ало-оранжевой куртке выгребал из помойной ямы картофельные очистки и складывал их в ведро!

Ему что - жрать нечего?

Закончив свою общественно полезную работу, ассенизатор-любитель откинул с головы капюшон и воровато огляделся. По плечам рассыпались длинные рыжие пряди.

Алтиэль?

Точно, она!

Но какого дьявола? Они что, с Торонгилем все запасы приели и стыдятся признаться?

Алтиэль, подхватив ведро, быстро пробиралась задами к избе Торонгиля.

Нет, все-таки: зачем им очистки?

А! Понял! Торонгиль из них тайком самогон варит! Алхимик чертов... А Ингвэ, значит, по ночам к нему шастает. И Лусиэн ничего не говорит. Еще бы он ей сказал.

Ч-черт... Только самогонщика нам еще и не хватало. А Коптев-то хорош! Залезть, что ли, ночью к Торонгилю в окно и кокнуть аппарат? Да нет, нельзя. Надо действовать открыто.

Митрандир вышел на улицу. Так и есть: у Торонгиля свет горит. Да какой яркий!

Вот ведь паразит, на полную мощность раскочегарил свое производство..

Он подошел к освещенному окну и постучал в раму.

- Кто там? - крикнул за окном Торонгиль.

- Отпирай. Это я, Митрандир. Дело есть.

- Сейчас.

Дверь скрипнула. На пороге стоял полностью одетый хозяин. Скорее всего, он и не ложился.

- Ингвэ у тебя? - спросил Митрандир, бесцеремонно вваливаясь в сени. Так и есть: пахнет закваской.

- Нет. А в чем дело-то?

- А что, он уже ушел? Или где-нибудь в углу пьяный валяется? - нарочито обыденным тоном поинтересовался Митрандир.

- Но...

- Никаких "но". Думаешь, у меня насморк? Я что, не чую, чем ты всю избу провонял? А благоверная твоя для чего очистки по помойкам собирает? Сам видел вот только что. Давай-давай, показывай. где самогон. Потом всей колонией решим, что с тобой, паразитом, делать.

- Ну ладно, - сдался Торонгиль. - Имей в виду, тебе первому показываю.

С этими словами он распахнул дверь в горницу. Глаза Митрандира невольно сощурились от яркого света. На столе горела восьмилинейная керосиновая лампа. А рядом - шесть здоровенных четвертных бутылей, до краев полных янтарно-золотистой жидкостью.

- Даже этого не мог сделать, как следует. Что он у тебя какой-то желтый? Как моча, ей-Богу... - проворчал Митрандир. - И лампу жжешь вовсю. Знаешь ведь, что керосина нет!

- А вот теперь посмотри сюда, - Торонгиль протянул Митрандиру литровую банку с такой же янтарной жидкостью. - Нет, ты скажи сам: это, по-твоему, самогон? Это, по-твоему, можно пить?

- А что же это, по-твоему? - Митрандир недоверчиво повертел банку в руках и поднес к губам. - Тьфу, ну и мерзость! Одна смола, только фонари заправлять годится. Что?! - ахнул он, внезапно поняв, в чем дело.

- Ну да, - хладнокровно кивнул Торонгиль. - Пить нельзя, а лампы заправлять можно. Нормально горит, не коптит, - он кивнул на стоявшую на столе керосиновую лампу.

- Торонгиль! Паршивец! - радостно завопил Митрандир. - Да ты хоть представляешь, какое дело вы с Алтиэлью сделали?

Валандиль и его мастерская

Теперь о свете можно было не беспокоиться. Запасы Торонгилевой смеси - раствора сосновой смолы в самогоне - росли быстрее, чем расходовались.

Керосином для освещения уже не пользовались - его берегли для крайней необходимости. Дизельное топливо с трофейного танка слили и надежно упрятали. И все равно окна домов мерцали веселыми огоньками, прекрасно видными даже с противоположного берега озера. Да и горели они теперь уже только по ночам - серое небо с каждым днем становилось все светлее и светлее.

Ночь кончалась!

Но, поглядывая на весело мерцающие огоньки, Митрандир то и дело хмурился.

- Ох, боюсь, не доведет нас до добра это освещение, - сказал он однажды. - Демаскирует оно нас, вот что плохо.

- Да ну, - махнул рукой Валандиль. - Перед кем демаскирует-то? Нет здесь никого, кроме нас. Я ж с того танка радиостанцию снял, все время эфир слушаю.

- Ну и?

- И ничего. Ни звука. Я ж говорю, никого тут нет.

- Надеюсь, хоть передатчик не включаешь? - озабоченно спросил Митрандир.

- Ну уж на это у меня ума хватает, - проворчал Валандиль. - А кстати! Если тебя это беспокоит, можно ведь вот что сделать. Вон видишь, на холме башня стоит силосная?

- Ну, вижу. А что? Она ж нам на фиг не нужна, скотины-то все равно нет.

- Правильно, - кивнул Валандиль. - Не нужна. А мы вот возьмем и повесим на нее колокол.

- Ого! - ахнул Митрандир. - А есть?

- Снимем с танка баллон со сжатым воздухом.

- Ну что ж, - хитро усмехнулся Митрандир, - инициатива наказуема исполнением.

Не день и не два потребовались для того, чтобы превратить большую силосную башню в наблюдательный пост. Труднее всего оказалось построить перекрытия между этажами - на это ушли почти все доски от сломанных заборов. Зато теперь, как только сумерки сменялись непроглядной тьмою, наверху глухо звенел колокол - не очень громко и не очень часто, только чтобы всем было слышно, что дозорный чутко бодрствует на своем посту.

Ингвэ предложил было на радостях построить вокруг деревни крепостную стену, но Митрандир воспротивился:

- Нам же в случае чего ее оборонять придется. А нас тут сколько? Вот то-то и оно, что и взвода не наберется. Нет уж, хватит с нас пока и одной башни. Если б еще пулемет на нее поставить...

- Был бы пулемет,- равнодушно пожал плечами Ингвэ.

- Что значит "был бы"? У меня есть,- гордо отозвался Митрандир.- Только патронов мало. На полчаса хорошей войны, не больше. Так что, поставить его на башню?

- Эх, если б туда еще пушку танковую затащить...- мечтательно произнес Ингвэ.

- А вот это, к сожалению, не получится,- совершенно серьезно ответил Митрандир.- Нет у нас для этого ни сил, ни техники. Даром что я этот танк чуть не по самую башню загнал. Кстати, в качестве неподвижной огневой точки его использовать можно, я с самого начала об этом думал. Я только хотел из танкового пулемета ручной сделать и на свой мотоцикл поставить. А, впрочем... эх! - Митрандир отчаянно махнул рукой, - пропадай моя телега совсем!

На следующий день его видели оживленно о чем-то беседующим с Валандилем. До непосвященных долетали лишь короткие обрывки разговора.

- А черт его знает, ты на "калаш" не смотри, этот должен быть здорово мощнее... а надо так, чтоб не ходил... нет, турельный нельзя... я ж тебе говорю, может понадобиться сменить позицию...- натренированный в армии голос Митрандира периодически долетал до слуха любопытствующих.

Еще через день Валандиль в косо надетой шапке постучался в окно к Митрандиру и с умоляющим видом показал ему три пальца. Митрандир в ответ тоже показал три пальца, правда, в несколько иной комбинации. Однако после отчаянной жестикуляции с обеих сторон Митрандир в конце концов согласно кивнул, и, одевшись, вышел на крыльцо. В руках у него была сумка, в которой побрякивало что-то металлическое.

Первый же дозорный, в тот день им был Азазелло, спустившись с башни, принес сносгшибательную весть: Валандиль в первом этаже устраивает мастерскую. Азазелло своими глазами видел обрубок толстого бревна с установленной на него самой настоящей наковальней. И, мало того, Валандиль говорит, что будет еще и горн...

Горн, правду сказать, был весьма примитивным: обыкновенная печка-буржуйка с приделанными к поддувалу мехами. Когда мастер брался за них, чугунные стенки начинали светиться угрюмым багровым светом.

- Хоп-па! - Валандиль клещами выхватывал из пылающих углей раскаленную почти добела деталь и, бросив ее на наковальню, взмахивал ручником - маленькой кузнечной кувалдой. Митрандир яростно бил большим молотом. Искры летели во все стороны, и Валандиль едва успевал поворачивать горячее железо.

Ах-ха-ха! Кто посмел бы теперь сказать, что Митрандир - инвалид? Молот так и порхал в его сильных руках, то взлетая вверх, то обрушиваясь на раскаленное железо.

- Легче! Легче! Ты что, с цепи сорвался? - кричал Валандиль, ставя на ребро сплющенную могучим ударом деталь.

Несколько раз с непривычки Митрандир промахивался, и это было намного опаснее, чем казалось: тяжелая кувалда, отскочив от полированной стальной наковальни, летела назад с силой бронебойного снаряда. Однажды она чуть не попала Митрандиру в лоб - его спасла только мгновенная реакция бывшего десантника... Но, по счастью, все обошлось.

Спустя несколько дней станок под пулемет был готов.

- Ну вот и все, - облегченно вздохнул Митрандир, затягивая последнюю гайку. - Теперь только привести к нормальному бою, и без артиллерии нас уже не возьмешь.

- Гм...- с сомнением произнес стоявший тут же на башне Хугин. - А то ли мы делаем?

- В смысле? - несколько недоуменно спросил Валандиль.

- Ну, если ты хочешь четкую формулировку...- Хугин задумался на мгновение, - не есть ли это начало возрождения машинной цивилизации на новом витке истории?

- Нет. Не есть, - твердо ответил Валандиль. - Мы не создаем здесь промышленность, мы лишь используем то, что от нее осталось. Чтобы защитить себя, и не более. Патронов-то нам все равно достать неоткуда. А без них пулемет бесполезен. А кузница пригодится. Топоры теперь будем делать, мечи...

- И орала, - шутливо прибавил Митрандир. - А самое главное, знаете что? Угадайте-ка, что мы сейчас сделали из этой башни? А?

Он выдержал эффектную паузу и громко произнес:

- Это будет первая и самая старшая башня настоящего эльфийского замка!

Любители играть в индейцев

Давно уже кончился январь, и пролетела в прошлое половина февраля. Но счет этот не был принят среди колонистов. По общему молчаливому согласию говорили о пятьдесят восьмом дне Катастрофы.

Небеса были по-прежнему пепельно-серы, но, несмотря на это, морозы были жестокими. Без особой надобности колонисты из домов не высовывались. Только Валандиль в первом этаже башни мерно бил кузнечным молотом по железу, да еще Торонгиль постоянно бегал в лес за смолой.

Он-то и принес новость, из-за которой Валандиль метнулся вверх и из-за всех сил, не обращая внимания на протесты дозорного, ударил в набат.

Собирая смолу, Торонгиль наткнулся на следы людей!

- А это точно не наши следы? - недоверчиво спросил Ингвэ, выслушав все подробности. - Мало ли кто из нас мог пойти в лес! Ты вон ходишь постоянно. Галадриэль тоже недавно ходила хвою собирать, говорила, от цинги. И это только те, кого я видел.

- Нет. Это точно не наши, - возразил Торонгиль. - Во-первых, у нас у всех сапоги и башмаки. Подошва у всех рифленая. А это были следы от чего-то другого. Типа мокасин. У нас такой обуви ни у кого нет. И тем более это не Галадриэль, размер очень большой.

- Так, - мрачно произнес Ингвэ, - значит, это чужие. И наверняка они уже знают, что мы здесь.

- Наверняка, - согласился Митрандир. - Если они только не глухие и не слепые. Я даже уверен, что сейчас на том берегу кто-то сидит на дереве и нас пересчитывает. Знал бы, на каком - дал бы пару очередей, да патронов мало.

- Отставить! - приказал Ингвэ. - Огонь без крайней необходимости не открывать!

И после небольшой паузы добавил:

- Мы же не знаем, кто это такие. Если враги, то да. А если это такие же ушельцы, как мы? Если они тоже ушли жить в лес и не вернулись? Тогда как?

- А почему они тогда не показываются? - спросил Азазелло.

- Боятся, вот почему, - ответил Ингвэ. - Не знают, кто мы такие, и боятся. Но...

- Государь! - тревожно крикнул Валандиль с башни. - Из леса вышли четверо. Идут в нашу сторону.

- Расстояние? - крикнул Митрандир, и, не дожидаясь ответа, помчался по хлипкой деревянной лестнице наверх.

Расстояние было никак не меньше семисот метров: цвет одежды четверых идущих не был различим даже на фоне снега, покрывающего замерзшее озеро.

Несколько минут прошли в напряженном ожидании.

- Пятьсот метров! - крикнул с башни Митрандир. - Остановились и что-то разворачивают. Флаг! Белый флаг!

- Просят переговоров? - ахнул Ингвэ.

- Так точно, подняли белый флаг и продолжают идти сюда.

- Азазелло! Олорин! Хугин! Ко мне! - скомандовал Ингвэ. - И кто-нибудь принесите белую тряпку!

Олорин держал в руках длинный шест, к которому был привязан медицинский халат Галадриэли. На правом плече Ингвэ в такт шагам покачивалось охотничье ружье. Хугин и Азазелло были вооружены алебардами, или, скорее, протазанами: лезвия кос были насажены на прочные древки, как наконечники копий.

Парламентеры выжидали. Их ярко расшитые куртки и торчащие за спинами луки будили ощущение чего-то смутно знакомого. Чего-то давным-давно читанного...

Ну, точно! Это же индейцы! А тот парень лет семнадцати - их вождь!

Вождь поднял руку, призывая остановиться, положил свой лук на снег, и, откинув с головы капюшон, шагнул вперед.

Ингвэ снял с плеча ружье, воткнул его прикладом в снег, поправил на голове всеэльфийский венец и встал лицом к лицу с вождем.

- Я - Длинный Нож, предводитель людей Ворона, - сказал тот. - От имени своего народа я пришел сюда, чтобы спросить: что ищут на нашей земле бледнолицые люди?

- Я - Ингвэ, государь всех эльфов этой земли, - ответил ему Ингвэ, демонстративно не замечая, что Длинный Нож причислил их к людям. - От тех, кого вы зовете бледнолицыми, мы бежали незадолго до постигшей их Катастрофы. На этой земле мы основали эльфийскую колонию Фалиэлло Куйвиэнэни, и она принадлежит нам с того дня до конца времен.

- Мы также бежали от бледнолицых, - признался вождь.

- И поскольку это так, то нам незачем... э... становиться на тропу войны, - подытожил Ингвэ, вспомнив давным-давно читанную в какой-то книге фразу.

Длинный Нож согласно кивнул.

- Последнее дело сейчас войну затевать, - неожиданно просто сказал он. И, вернувшись к прежнему архаичному тону майн-ридовских индейцев, продолжил: - И потому мы выкурим сейчас трубку мира, и да не будет вовек вражды между эльфами и людьми!

Синеглазая блондинка с немного перепачканным сажей лицом вынула из-под куртки небольшой глиняный горшок и принялась раздувать тлевшие в нем угли. Вождь извлек из-за пазухи бережно укутанную тряпьем длинную трубку. Разворачивали ее невероятно торжественно и церемонно.

"В точности по Майн Риду и Фенимору Куперу" - мелькнула в голове Ингвэ язвительная мыслишка. Но высказывать ее вслух он не стал.

Наконец, трубку развернули, всыпали в нее небольшую порцию табака и разожгли. Вождь с наслаждением затянулся и передал ее Ингвэ. Тот никогда в жизни не курил, но отказаться было невозможно.

Хугин, тоже никогда не куривший, принял ее, изрядно поморщившись. Зато Олорин и Азазелло затягивались с наслаждением - табак у них кончился давным-давно.

- Небось мало табачку-то? - внезапно спросил Олорин.

- Мало, - горько вздохнул Длинный Нож. - И с овощами плохо. Мясо, правда, есть. Охотой добываем, - признался он.

- Хм, а ведь у нас мяса практически нет, - произнес Ингвэ. - А овощи есть, осенью много заготовили. Табак, правда, тоже кончился, но летом попробуем вырастить.

"Смотри-ка, - подумал он про себя. - Уже завязываются торговые отношения".

Конец Атлантидского Расщепления

- Постоялый двор! - в сердцах выругался Тилис.

Маги Братства давно уже поняли безнадежность всех попыток расширить Путь, не убирая осколок. Но Сильвандир не покинул никто из них. И, мало того, как и всегда в подобных случаях, туда слетелось множество колдунов, предсказателей судьбы, полусумасшедших и просто жуликов.

Какой-то чернобородый северянин уже четвертый час плясал на краю стены, при каждом прыжке вычерчивая палашом магический иероглиф. Седой старик в расшитом звездами халате, мерно похлопывая пустыми глазами, простирал руки и заунывно бормотал: "Маге, маге, тепевгагиш..." Третий, задрав куртку и рубаху, созерцал собственный пупок, вероятно, ожидая, что ему откроется Высшая Истина.

Тилис уже открыл рот, чтобы поинтересоваться, не холодно ли ему, но в этот момент кто-то тронул его за рукав и взволнованно зашептал на ухо:

- А вы пробовали растворить мыло в прокисшем пиве и вливать туда по ложечке?

Тилису сделалось нехорошо. Справившись с приступом тошноты, он приблизил свои губы к уху непрошеного собеседника и довольно невежливо посоветовал ему влить вышеуказанный состав себе в рот.

Внезапно из той самой точки, где открывался Путь, вылетел маленький листок бумаги. Письмо!

Подхватив его, Тилис в тот же миг исчез в дверях замка - показать Фаланду и остальным.

- Тьфу! Вот так всегда, - раздраженно произнес созерцатель. - Стараешься, стараешься, а потом приходят эти, из Братства, и вес забирают.

"Эти из Братства" сидели перед камином в Зале Огня. Насколько уловил Тилис, разговор шел о недавнем случае. Луинирильда, изловив в подвале крысу, затолкала ее на Путь. До Сильвандира несчастное животное добралось, но почти сразу же сдохло.

- Ну не пройдет туда ничто живое, пока Путь не расширен! - горячился Соронвэ.- Скажи хоть ты им, Славомир!

Славомир тряхнул длинными рыжими волосами.

- А что я могу сказать? - спросил он. - Я же не Мастер Навигатор, как ты. Я - Мастер Преображений. И я тебе говорю, что...

- Письмо из Верланда, - прервал его Тилис, - протягивая листок Фаланду.

"Обнаружена колония людей", - прочел вслух тот. - "Четырнадцать человек. Санитарное состояние оставляет желать лучшего, но больных нет, Галадриэль всех осмотрела. Их вера: человек - гость в этом мире и должен в нем оставлять после себя только добрую память. Их убеждения: возврат к этой вере возможен. Их тотем - ворон, пожирающий обреченное разложению. Мы заключили с ними вечный мир и намерены завязать торговые отношения. Ингвэ." Вот не знаю, что теперь делать: смеяться или плакать. Про ворона он прав, это птица Хранителя Мертвых, Завершающего Пути и Пресекающего Судьбу. Но торговые отношения... Ах-ха-ха! - радостно рассмеялся Фаланд. - Он хоть понимает, что он сделал?

- Честно говоря, не совсем понимаю и я, - признался Славомир. - Нет, конечно, я знаю, что есть наш, Прямой Путь - хранить свой мир, ибо он - наш дом, и Путь Смертных. Здесь - так. А почему в Верланде не может быть так же?

- Да ведь в этом же все дело! - почти выкрикнул Фаланд. - Они заключили вечный мир! Понимаете? Они же преодолели Расщепление!

- Расщепление? - тихо произнес Славомир.

- Ну да! Еще то, Атлантидское!

- Атлантидское Расщепление? То самое, после которого в Верланде остались одни только Смертные? Так? Но тогда...- еще тише произнес Славомир. И, не дожидаясь ответа, громко воскликнул:

- Но тогда мы можем покончить с Бездной! Да! Именно теперь и ни днем раньше!

Убрать осколок

- Именно теперь и не днем раньше! - твердо произнес Ингвэ. - И работать надо ни больше и ни меньше, как на восстановление единства мира!

- Да! кивнул Митрандир. - Точно так и никак иначе!

Подготовка много времени не заняла. Ставить Круг Двенадцати колонисты не стали - никто не хотел чувствовать себя лишним. С трудом удалось выбрать пятерых самых сильных. Они образовали внутренний круг.

Митрандир стоял спиной к северу. Ни по звездам, ни по солнцу определить стороны света было невозможно. Оставалось надеяться только на память - да еще, пожалуй, на намагниченный стальной прут, подвешенный на тонкой веревке. Как Валандилю удалось его намагнитить - это так и осталось секретом мастера.

Холодный воздух леденил непокрытые головы. Но перед внутренним взором Митрандира бушевало яростное пламя. Оранжевое... потом желтое... и белое, ослепительное. Бог есть Свет, в коем нет никакой тьмы. Нет никакой тьмы. Бог есть Свет и Источник Света. Мир един в Источнике. Через Источник. Он есть Свет...

Хугин стоял напротив. Ему было легче - снег лежал вокруг и повсюду. Снежные сугробы и ледяные стены воздвигал он в своих видениях, сдерживая выпущенное Митрандиром пламя. И в бешеном столкновении огня и льда рождались формы и сущности.

Аннариэль направляла потоки летящих искр, отталкивая в сторону те, которые казались ей ущербными - негодным сущностям не место в обновленном мире.

Олорину досталась Форма - то, что обычно достается самым неопытным. Но он был художником, и зрительная память была у него великолепная. И форм в ней хранилось, пожалуй, больше, чем у всех остальных, вместе взятых.

Галадриэль взяла на себя Воплощение. Оно завершает усилия всего Круга.

Одиннадцать стояли снаружи. Хириэль играла на гитаре. Валандиль - на самодельном металлофоне. Ингвэ, как в бубен, бил ладонями в днище пустой кастрюли. Остальные пели, выводя голосами мелодии. И все они складывались в такую отчаянную фугу, какая, наверное, не звучала с того дня, когда мир сей был создан в Музыке, и Музыка та была - Священная Песнь Творения...


Осколок был уже виден...

- Что это? - ахнула Нельда. - Там еще кто-то работает, кроме нас!

"Плакучая ива", один из самых лучших кораблей во всем Мидгарде, медленно покачивалась на темно-свинцовых волнах. Нельда стояла на носу, напряженно вглядываясь в черную даль. Маги Братства стояли по бортам.

Осколок то вырастал, то вновь уменьшался в размерах, и каждый раз вокруг него вспыхивали зловещие маленькие волны, украшенные пенными гребнями.

Кэрьятан инстинктивно налег на румпель. Ни один моряк не подойдет к бурунам близко - только ради спасения гибнущих...

- Руль прямо! - крикнул Фаланд. - Подойти ближе!

Белые полосы пены снова взметнулись вверх, оплели глыбу и стиснули ее.

- Вот оно!


Галадриэль сразу почувствовала, что работать стало легче. Как будто на ее руки, направляя их, легли ладони опытного мастера. Теперь только вытолкнуть этот кусок... Нет. Не получается.

- Еще раз! - крикнула она. - Еще сильнее! Шевелится! Честное слово, он шевелится! Господи, какой же он неудобный!

А что, если...

- Еще сильнее! - крикнула она снова.

Митрандир старался изо всех сил. Белое пламя слепило его глаза, казалось, уже наяву. Но и этого было мало. Надо еще сильнее. Еще горячее. Как солнце. Да! Как солнце!

Оно полыхало в самом зените, так ярко и ослепительно, что на него невозможно было смотреть. Никогда в наших широтах оно не бывает таким безжалостным. Но Митрандир видел его и таким - двадцать лет назад, в Афганистане, в самую середину лета...

Но это был не Афганистан. О берег острова бились морские волны. А на берегу росли деревья - сосны, ивы, ясени, березы. И другие, незнакомые. А люди в легких развевающихся одеждах - босые, загорелые, как греки или индусы - приветственно махали руками...

- Сад Эдемский... - прошептал Митрандир.

А гигантский осколок, стискиваемый со всех сторон, все уменьшался и уменьшался...

- Нельда! - крикнул Фаланд. - Ты же Мастер Форм!

Но она и так уже впилась своим взглядом в каменную глыбу, все сжимая ее...

- Бутылку! - внезапно крикнула она. - Скорее! Или мы его потеряем!

- Вот! - кто-то вложил в руку Нельды пустую посудину из-под вина.

Осколок уже превратился в крохотную алмазную пылинку, неподвижно висящую над качающейся палубой "Плакучей ивы".

Теперь все зависело от Нельды. Она осторожно вытянула руку с бутылкой, приближая ее горлышко к осколку. Коснуться его было бы хуже смерти. А палуба все качалась и качалась...

"Плакучая ива" сползла с очередной волны, и ее нос начал подниматься.

Алмазная пылинка скользнула в горлышко бутылки.

- Все! - крикнула Нельда, вгоняя пробку ударом ладони.

- Теперь подальше от Верланда! Как можно дальше! - скомандовал Фаланд.

Кэрьятан снова навалился на румпель...

Глубины Верхнего Моря - надежная могила. Последний осколок Бездны упокоился в ней навсегда.

Начало света

Сначала не изменилось ничего. Дни проходили и складывались в недели, но небо по-прежнему было серым, мороз - жестоким, а Путь, если и расширялся, то незаметно.

Так продолжалось до девяностого дня Катастрофы, когда Сильмариэнь, жена Азазелло, до того в Книге Хранителей ни разу не упоминавшаяся, вышла из дому на озеро за водой.

Конечно, она это делала ежедневно, и вряд ли об этом стоило упоминать, если бы, случайно бросив взгляд на небо, она не увидела там тусклый серый диск.

Она издала такой истошный вопль, что все колонисты разом высыпали из своих изб.

Да! Это было Солнце. Именно так, с заглавной буквы. Они смотрели на него, боясь вымолвить хоть слово, будто, испугавшись, оно могло исчезнуть.

- Пробилось-таки, - внезапно произнес Валандиль. - Все, хана теперь морозу.

- Да нет, еще не совсем хана, - возразил Ингвэ. - Хорошо, если к солнцестоянию снег сойдет.

- А какой сегодня день Катастрофы? - внезапно спросил Хугин. - Девяностый? Ну так сегодня равноденствие.

- "Ибо отныне в Гондоре первым днем нового года станет двадцать пятый день марта, когда пал Саурон", - процитировал кто-то Толкиена.

- А что, это мысль, - согласился Ингвэ. - Только надо будет новый календарь придумать.

- Зачем? - удивился Хугин. - Все уже придумано. Вон у Толкиена целых два календаря приведено. Правда, в оригинале, не в переводе.

- А у тебя есть? - поинтересовался Ингвэ.

- Есть в библиотеке, - кивнул Хугин.

- Ну вот и займись. А знаете что? - серые глаза Ингвэ засверкали веселыми синими огоньками. - А знаете что? Давайте поднимемся на башню. Оттуда, наверное, лучше видно. Ага?

- Подождите, я сейчас! - крикнул Митрандир и помчался к своему дому.

- Постой! - задержала его Галадриэль.- Мою гитару тоже прихвати.

Все шестнадцать колонистов стояли на верхней площадке башни. Повернувшись лицом к тусклому солнечному диску и простирая к нему руки с зажатой в правой руке рукоятью сабли, Митрандир громко произнес:

- О источник света и жизни нашего мира! Из твоих бесчисленных лучей подари нам по одному, дабы могли мы на мгновение засветиться столь же ярко, как ты!

- Ибо живущие в ночи суть светоносны, - продолжила Галадриэль стихами норвежской поэтессы Гюнвор Хофму. - То, что произрастает ныне, набухло светом. Так в райских садах расцветают розы и тернием оберегаются от Мироздания.

- Ты - дерево, твое место в саду, и, когда мне темно, я вхожу в этот сад, - вспомнила Сильмариэнь песню Гребенщикова. - Ты - дерево, и ты у всех на виду...

Потом они настроили гитару и пели, передавая ее по кругу. Кто не умел петь - читал стихи. И до тех пор длилось празднование Начала Света, пока пальцы и губы не свело холодом...

Через несколько часов, придя к себе домой, Хугин взял Книгу Хранителей и сел к окну.

"Сегодня - Начало Света, Первый День новой эпохи, - написал он. - И с этого дня мы должны начать новое летоисчисление.

Год, без сомнения, будет иметь ту же продолжительность, то есть 365 дней, 5 часов, 48 минут, 46 секунд. Эту цифру приводит и Толкиен в приложениях к "Властелину Колец".

5 часов, 48 минут и 46 секунд составляют...- Хугин взял в руку острую щепку и некоторое время предавался вычислениям но оконном стекле, - 0,242199 дня. Итого 365,242199 дня.

В эльфийском календаре, описанном подробно в тех же приложениях, каждый двенадцатый год удлинялся на трое суток, и каждые 144 года это удлинение отменялось. Это составляет 365,2430555 дней.

Кроме того, Толкиен описывает также нуменорский календарь. Каждый четвертый год в нем - високосный, но при этом последний год в столетие - простой. Это дает продолжительность года 365,24 дня.

Грегорианский календарь, по которому велся счет до Катастрофы, похож на нуменорский, но там еще дополнительно является високосным каждый последний год каждого четвертого столетия. 2000 год по христианскому летоисчислению как раз был високосным годом. Итого 365,2425 дня.

Получается, что григорианский календарь точнее всех?"

Хугин задумался. Несколько минут он сидел в неподвижности, потом, подышав на оконное стекло, уничтожил все прежние расчеты и снова сидел в молчании, пока стекло вновь не покрылось инеем. И тогда, взяв в руку заточенную щепку, он написал:

0,242199"0,25-0,01+0,002+0,0002

Он тщательно проверил расчет. Да. Все верно. Но он еще долго смотрел на заиндевевшее стекло, созерцая написанную формулу, пока солнце не начало клониться к закату - первому закату Первого Дня.

И только тогда он записал в Книгу Хранителей:

"Но можно и еще точнее.

Вот календарь Хугина, составленный им по повелению государя Ингвэ:

- каждый четвертый год - високосный;
- последний год каждого столетия (100, 200...) - простой;
- но при этом последний год каждого пятого столетия (500, 1000, 1500...) - високосный;
- и, наконец, последний год каждого пятого тысячелетия (5000, 10000...) - дважды високосный, то есть содержит 367 дней.

Ошибка в шестом знаке скажется только через миллион лет!

И в этом - еще один знак и символ того, что мы - не старая деревня, но именно эльфийская колония. Людям не свойственно думать о будущем дальше следующего лета. Кто думает о грядущих тысячелетиях, тот для них в лучшем случае юродивый.

Но если это так..."

Хугин, подумав, зачеркнул последнюю строку.

"Но поскольку это так, - продолжил он с нового абзаца, - то и имена месяцев должны быть эльфийскими.

Год начинается с Начала Света - дня Йестарэ. Он не входит ни в какой месяц. Это - день весеннего равноденствия, когда Солнце вступает в знак Овна.

Итак, сегодня - день Йестарэ 1 года от Начала Света.

Завтра начинается месяц Вирэссэ, в нем, как и во всех остальных, тридцать дней. После 30 Вирэссэ начинается Лотэссэ. Солнце движется по знаку Тельца. За ним - Нариэ, Месяц Огня. После 30 Нариэ следует праздник Середины Лета - Лайрэндэ, самый длинный день в году. Следующий день после Лайрэндэ - 1 Кэрмиэ. Солнце вступает в знак Рака. После Кэрмиэ идут месяцы Уримэ и Йаванниэ. После 30 Йаванниэ - осеннее равноденствие, Йавиэрэ. Потом идут еще три месяца - Нарквелиэ, Хисимэ и Рингарэ. После 30 Рингарэ - зимнее солнцестояние, Андломэ. Это самая длинная ночь в году. Последние три месяца называются Нарвиниэ, Нэнимэ и Сулимэ. И, наконец, последний день года - день Меттарэ, канун Йестарэ следующего года.

Итого 30x12+5=365 дней.

Если год високосный, то праздник Йавиэрэ продолжается два дня, если дважды високосный - то три дня."

Но оставим Хугина наедине с календарем Хугина.

Открытие Пути

Лотэссэ в переводе с эльфийского означает "Месяц Цветов". Но ни один цветок не распустился за этот месяц, хотя солнце горело все ярче и ярче. Только морозы стали послабее, да еще ветер, дувший с юга все девяносто дней Катастрофы, несколько раз неожиданно и резко менял направление. А однажды небо разом смешалось в белокрылую метель, длившуюся, к счастью, недолго. Но, когда ветер стих, Митрандир то и дело придирчиво разглядывал выпавший снег - он все еще опасался радиоактивных осадков.

А так все было по-старому. Как будто.

Потому что если бы колонисты могли взглянуть на Землю со стороны, они бы увидели, что высоко в горах - в Гималаях, в Андах, в Антарктиде, на Кавказе - уже который месяц грохочут немыслимые водопады. Что над Кронштадским футштоком, от которого когда-то измерялся уровень моря, теперь плещутся сорок метров воды - и это еще не предел. Что нет больше ни Онеги, ни Ладоги - Балтийское и Белое моря слились воедино...

Ничего этого они не знали. Но зима уже близилась к концу - это чувствовали все.

- Всеми костями чую: скоро снег сходить начнет, - говорил Ингвэ сидящему напротив него Валандилю. В этот день была их очередь дежурить у картины. - Сеять будем. А?

- Не скоро еще сеять, государь, - покачал головой Валандиль. - Снег еще месяц сходить будет, не меньше. Да еще земля оттаивать будет столько же.

- Не знаю. Не уверен, - произнес Ингвэ. - По-моему, все будет гораздо быстрее. Зима была затяжная, значит, лето будет очень жаркое. И засушливое, - прибавил он после небольшой паузы.

- Засушливое - это как раз не страшно, - возразил Валандиль. - У нас воды полное озеро. Если даже все колодцы высохнут, и то ничего. Хуже другое: нам сеять нечего. Пахать еще куда ни шло, плуг я в мастерской как-нибудь сделаю, а хлебных семян у нас нет. Вообще. Ни зерна. Да и пахать на чем? На танке, что ли? Раз на танке, два на танке, а потом? Или на горбу всей кодлой, как древние египтяне?

- А зачем? - пожал плечами Ингвэ. - Мы же эльфийская колония. А эльфы полеводства вообще не знают.

- Точно? - недоверчиво спросил Валандиль.

- Точно. Я же был у них в Мидгарде, видел.

- А чем же они там живут? Охотой? Или крапиву в лесу собирают?

- И это тоже, - кивнул Ингвэ. - Огородничают тоже помаленьку. Виноград выращивают.

- Ну, для винограда здесь климат не тот.

- А для овощей в самый раз. Картошка, лук, свекла, морковь, да что угодно. Горох тоже можно сеять. Кстати, надо будет переписать все семена, какие у нас есть.

- Ну хорошо, посеем горох, посадим картошку, - не сдавался Валандиль, - а дальше что? Хлеба-то все равно нет и не будет.

- Ну и что? - пожал плечами Ингвэ. - Мидгардские эльфы тоже хлеба не сеют, овощами обходятся. Зато им ни плуг не нужен, ни борона. Овощи - это же все огородные культуры, они больших полей не требуют. Им небольшого участка хватает. А, кстати, тебе заброшенные поля видеть приходилось? Сплошной кустарник, не продерешься. Ну скажи на милость: зачем нам это нужно - лес сводить, поле расчищать, пахать, боронить, сеять, жать, и все для чего? Чтоб потом получить кусок порченой земли, поросшей кустами? Ну да, конечно, фаэри - эльфы то есть мидгардские - пороха не выдумали, колеса не изобрели, но ведь все технологии, если вдуматься, сводятся к тому, что они портят землю.

- Ну да, - саркастически усмехнулся Валандиль, - эльфы колеса не изобрели, потому что оно им на фиг не нужно, у них Магия Путей, всякое такое... А у нас?

- А у нас - вот, - Ингвэ кивнул на картину.

- Да ну, государь, - безнадежно махнул рукой Валандиль, - разве ж это магия? Так только, почтой перекидываться.

- А, по-твоему, этого мало? - возмутился Ингвэ. - Да ты хоть понимаешь, насколько это много? Это же не просто почтовый ящик, это связь с другим миром! Может, мы только потому до сих пор и живы, что у нас есть эта связь! А ты ее даже за магию не считаешь. Хотя...- Ингвэ на минуту задумался, - хотя, ты знаешь, наверное, так и должно быть. Мы же к этой магии не прибегаем, мы в ней живем.

- А ведь ты прав, государь, - медленно произнес Валандиль. - Для нас важна прежде всего именно связь. Как с этим миром, что нас окружает, так и с другими. С сопредельными прежде всего. А у людей не так, им важен путь. То есть им надо где-то над собой иметь маленькую точку. Маленькую, но обязательно светлую. И к этой точке стремиться. Так? Как вот наши индейцы. Думаешь, они не знают, что настоящие индейцы были совсем не такими? Знают. Так почему же? А потому, что у цивилизованных людей, которые индейцев вырезали и споили, были идеалы беглых рабов и зажравшихся рабовладельцев. Это еще, наверное, от Древнего Рима пошло. Да так с тех пор и не останавливалось.

- Ну почему же не останавливалось? - возразил Ингвэ.- А средневековье? Как ни верти, а ведь это все-таки было возвращение к истинным ценностям. Рыцарская религия чести...

- Сжигание еретиков, - саркастически добавил Валандиль.

- А еретиков сжигать начали гораздо позже, - хладнокровно произнес Ингвэ. - Ближе к эпохе так называемого Возрождения. Да ты вон у Хугина спроси, он тебе подтвердит. Римляне, по крайности, были язычниками. А что такое язычество? Поклонение Миру, как он есть. Поклонение единому Творению Единого. Понимаешь? Кстати, в Ветхом Завете такое мироощущение - не редкость. Почитай хотя бы книгу Иова.

И Ингвэ, глядя в огонь горящей лампы, нараспев продекламировал:


Но спроси у скота - он скажет тебе,
у птицы - и она возвестит тебе,
у земли - и она вразумит тебя,
и поведают тебе рыбы морей,
есть ли тот, кто не узнал бы от них,
что это все сотворил Господь?

- Государь! Ты это сам написал? - спросил Валандиль. - Не синодальный перевод.

- Это из "Библиотеки всемирной литературы", - ответил Ингвэ - Перевод некоего Аверинцева. А...

Но тут от картины отделилась маленькая сверкающая искорка. Покружившись в воздухе, подобно сухому листу, она упала на пол и превратилась в светловолосого эльфа с палашом в руке - усталого, но улыбающегося.

- Ну вот, - немного разочарованно произнес Соронвэ, ибо это был он. - Я же говорил, что если я не пройду - не пройдет вообще никто.

Конец скитаний Энноэделя

- Как только я увидел на своей мачте буревестника, так сразу же понял, что это письмо от тебя, - усмехнулся Аграхиндор, разглядывая на свет камина стеклянную чашу с вином.

- А где ж я тебе попугая возьму? - хладнокровно отпарировал Кэрьятан. - В Полуночной бухте, что ли?

- Можно подумать, у нас за Альквэармином только и дела, что попугаев в каютах разводить, - проворчал Аграхиндор.

- И еще на лютнях бренчать, - не унимался Кэрьятан. - Ты бы лучше к Седым холмам сходил, а то так скоро и узлы вязать разучишься.

- Знаешь...- синие глаза Аграхиндора внезапно сделались серыми и холодными, как сталь. - Знаешь, я бы с удовольствием сходил с тобой в Студеное море, но после Орденской войны - мне тогда, если припомнишь, из груди осколок достали - так вот, после этого мне простужаться лишний раз совсем ни к чему.

- Прости, брат...- пристыженно пробормотал Кэрьятан. И, чтобы перевести разговор на другую тему, спросил:

- А что это у тебя за мальчишка на "Янтаре" появился? У него еще орденский знак на цепочке.

- Какой знак? Друга Ордена? Ты что, не узнал его? Это же Энноэдель! Он еще секундантом был на той дуэли в Эстхеле.

- Откуда же мне знать, я его ни разу не видел.

- А, ну тогда понятно, - кивнул Аграхиндор. - Встретился я с ним в Кхашраме.

- А что ты там делал?

- Закатом любовался! - с нескрываемым сарказмом произнес Аграхиндор. - Кстати, закаты там и вправду потрясающие, солнце буквально падает в море. Если очень посчастливится, можно даже зеленый луч увидеть. Ну так вот, смотрю я на закат, вдруг чувствую - меня кто-то за рукав дергает. Оборачиваюсь - Энноэдель. Кстати, знаешь, откуда он в Кхашрам пришел? Из Синей провинции. Даэру помнишь?

- Даэру? Верховного мага Синей? Ну, еще бы! Это же она в Орденскую войну флагманскую цитадель уничтожила?

- Она. Я вот тогда и был ранен. Так Энноэдель мне рассказывал, что Даэра после войны за Серого Гроссмейстера замуж вышла, и сейчас у них уже трое детей. Энноэдель ругается, говорит, что эти смертные размножаются, как тараканы. Он ведь одно время вместе с Серым странствовал, а тот теперь на одном месте осел, под Бьорнингардом замок строит. Да ты у Тилиса спроси, он туда несколько раз Странников возил. Кстати, Тилис ведь теперь и сам - Друг Ордена.

- А что это Энноэдель в Странники подался? - спросил Кэрьятан. - Совсем ведь еще мальчишка...

- Родителей ищет, - ответил Аграхиндор. - Он ведь их давно потерял, еще в Толлэ-Норэн. Теперь ищет по всем мирам.

- Толлэ-Норэн? - ахнул Кэрьятан.- И до сих пор мальчишка?

- На нем проклятье, - глухо произнес Аграхиндор. - Он никогда не станет взрослым, пока не разыщет свою мать - в любом мире и в любом воплощении.

- Вот оно что... Так ты из-за этого в Верланд его с собой берешь?

- Из-за этого.

Но тут с дозорной башни донесся звук колокола - не тревожный набат, а один-единственный мягкий удар.

- Ну вот и все, - поднимаясь, произнес Кэрьятан. - Соронвэ дал знак. Идем.

Куда идти - Аграхиндор не спросил. Во-первых, это и так было ясно. Любому. А во-вторых... Ни один моряк никогда и ни при каких обстоятельствах не станет свистеть на палубе; не сядет на причальную тумбу; не разломит хлеба, держа его верхней коркой вниз; но самое страшное и непрощаемое - это спросить: "Куда идем?"

За такой вопрос можно запросто получить по физиономии. Ибо и самому Нептуну, владыке морей, не всегда ведомо, к какому берегу ветра и течения зашвырнут парусное судно...


Бассос стоял на носу "Плакучей ивы", внимая зову Соронвэ - Мастера Навигатора.

- Право руля! Лево руля! - то и дело выкрикивал он. И, повинуясь слову Мастера Путей, налегал на румпель Кэрьятан. А за кормой открывался Путь, и драконы Тилиса летели над волнами, как чайки, не давая ему захлопнуться. И, выстроившись углом, расширяли его корабли Мидгардского флота. А самым последним шел Небесный Город, и там, где он проходил, Путь обретал форму и плоть. И, наверное, к сказанному больше прибавить нечего...


- Вот они! - крикнул Соронвэ. Его руки в приветственном жесте протянулись к кораблям.

Любой другой увидел бы на их месте лишь вереницу облаков. Но Соронвэ недаром был моряком.

Корабли развернулись и остановились, словно венчая белым нимбом эльфийскую колонию Фалиэлло Куйвиэнэни. И медленно-медленно опускалась на недальний холм сияющая пирамида Небесного Города. И, снижаясь по спирали, парили вокруг него разноцветные драконы.

Первым на землю эльфийской колонии ступил Фаланд. Ингвэ, со всеэльфийским венцом на голове, шагнул ему навстречу и по обычаю мидгардских, а теперь уже и верландских эльфов протянул ему обе ладони. Но можно ли теперь называть Верланд Верландом - Землей Людей?

- Мама! - внезапно вскрикнул Энноэдель.

Он пробежал мимо Ингвэ и Фаланда к столпившимся в небольшом отдалении эльфам-колонистам и замер, протягивая руки к Аннариэли.

- Мама! - повторил он почти шепотом. - Это я, Энноэдель! Ты узнаешь меня? Узнай меня!

И в этот миг навсегда окончились его странствия...

День Середины Лета

День Середины Лета - Лайрэндэ - самый длинный в году. Семнадцать с половиной часов длится он на земле Фалиэлло Куйвиэнэни. И всего шесть с половиной занимает ночь. Да и в эти часы ненамного темнее, чем днем - утренняя заря смыкается с вечерней, не дав тьме и нескольких минут. Тем более, когда на берегу озера ярко полыхают костры.

Фаланд шел между них, периодически придерживая полы черного плаща, расшитого ало-оранжевыми пламенами и молниями. Славомир шагал рядом, бережно держа в руках кривую саблю в ножнах.

- Ну да, я Мастер Преображений, - говорил он. - Но мне здесь делать нечего. Здешние эльфы делали все, как надо. Вот только Хранительский Меч пришлось немного переисполнить.

- А камень? - поинтересовался Фаланд.

- Камень там изначально был тот, который нужен, - ответил Славомир.

У соседнего костра сидели Хугин и Аннариэль, и Энноэдель на ее коленях сонно похлопывал глазами, сжимая в руках деревянного Буратино - подарок Хириэли.

- "Нет, - говорит папа Карло, - нехорошо, длинен", - Аннариэль рассказывала сказку так, как помнила ее сама. - И хотел было обрезать у него кончик. Но потом посмотрел и решил: нет, пускай он будет самим собой, как есть. И имя ему - Буратино. И в тот самый момент, как он подумал об этом, деревянная игрушка стала живой и настоящей...

Фаланд негромко кашлянул. Аннариэль смолкла и выразительно посмотрела на него.

- Государь Ингвэ не настаивает на том, чтобы вы трое оставались в этом мире, - сказал Фаланд. - Если вы хотите, можете на рассвете покинуть его с нами.

Аннариэль внимательно посмотрела сначала на Энноэделя, потом - на Хугина. И, подытоживая понятные только ей одной жесты, твердо ответила?

- Нет, Фаланд. Наш дом - здесь. Прилетайте иногда к нам, мы всегда будем рады вас видеть.

- Вы выбрали правильно, - кивнул Фаланд. - Собственно, только на такой ответ я и надеялся. А где Митрандир?

- А вон, на берегу, - ответил Хугин.

Митрандир, стоя босыми ногами на мокром песке, показывал Тилису, как можно сражаться кинжалом против меча.

- Вот смотри, - говорил он. - Отбиваешь клинок в сторону и хватаешь противника за кисть. Понял? И все. Теперь держишь левой рукой, а правой - бьешь как можно быстрее.

- Понял, - отвечал Тилис. - Но ведь это же работа на скорость, и только. А если я отскочу?

- А надо так, чтобы противнику отскакивать было некуда, - смеялся Митрандир. - Я же не зря тебя на сухой песок поставил. А, вы уже пришли? - обратился он к Фаланду.

- Позволь, я подержу твой кинжал, - попросил Славомир, передавая саблю Фаланду. Тот простер руки вперед, протягивая ее Митрандиру, и произнес:

- Прими это оружие. По форме это сабля, но в тайне вещей - Хранительский Меч. Прими же его и носи с честью, ибо во имя Всеединого я нарекаю тебя Старшим Хранителем, первым среди равных.

Митрандир принял свою саблю у Фаланда и обнажил ее. Она осталась почти такой же, какой Митрандир привез ее с афганской войны, только теперь на клинке горели золотые письмена.

"Делай, что должно, и будь, что будет - вот что заповедано Хранителю",- прочел он вслух. - Благодарю тебя, Фаланд, за оказанную честь. Но ведь вы сделали только надпись?

- А ничего больше и не потребовалось, - ответил Славомир. - Это уже был Хранительский Меч. Наверное, еще до того, как он попал тебе в руки. И, если это так, то ты уже тогда был Хранителем, только не знал этого.

- У тебя еще будет время обдумать все это, - добавил Фаланд. - А пока поверь, что это так и есть. Собирай своих всадников, - обернулся он к Тилису. - На рассвете улетаем. Кстати, мне еще Хириэль и Эленнара найти надо.

Он нашел их, когда небо на востоке уже становилось бледно-голубоватым. Хириэль сидела на разостланной шубе чуть в стороне от костра. Эленнар - на земле, обняв руками колени. Рядом с ним полулежал Длинный Нож, украшенный по случаю праздника вороновыми перьями. С лица его не сходила скептическая ухмылка. Ингвэ, сживая в руке что-то вроде куриной ножки, о чем-то увлеченно рассказывал.

Все вместе очень напоминало картину "Охотники на привале". В довершение сходства и разговор шел откровенно охотничий.

- Э, нет, - говорил Ингвэ. - Меня на вальдшнепа стоять учить не надо. "Валенки", они свои трассы имеют. Если знаешь, где самая тяга, считай, полдела сделано, перезаряжай только.

- Да ну, баловство, - ухмыльнулся Длинный Нож. - С ружьем-то кто хошь сможет. А ты на кабана вот с этим ходил? - мгновенным отработанным движением он выхватил из сапога тесак. - Это да, это охота. Больше двух ударов никогда не делал, а то и один. За что меня Длинным Ножом-то и прозвали. А то еще зимой ходили на мишку, - он кивнул на шубу Хириэли. - Тут даже целиться не надо. Он ведь как - шагов чуть не с двадцати на задние поднимается, ты его подпускаешь и бьешь. Главное, стой крепче - и считай, на меховушку себе заработал.

- Грубый ты, вождь, - поморщился Ингвэ. - Все бы тебе большое ломать. А ты вот на тяге-то стоял?

- Да ну, баловство, - повторил Длинный Нож.

- Что "баловство"? Это тебе не свиней резать, тут расчет нужен, тактика. Где пролетит, на какой высоте, сектор обстрела, маскировка... И. главное, шевелиться нельзя, а то спугнешь дичь. Так вот замер ты и слышишь в это время весь мир, всю его музыку. Березки, мелколесье, травка пробивается, солнце уже садится, вальдшнеп "хорц, хорц"... Сказка!

- Тонкая охота, - неожиданно произнес Эленнар. - Надо будет у себя попробовать.

- А где ж ты там патроны возьмешь? - усмехнулся Длинный Нож.

- А зачем? Лук есть, - Эленнар поднял голову и только тут заметил стоящего напротив него Фаланда. - Что, уже пора? - спросил он скорее самого себя и, поглядев на уже светлое небо, грустно произнес:

- Да, пора.

- Ну, добро, - сказал Ингвэ и, поднимаясь, добавил:

- Только имей в виду, стрелять вальдшнепа надо быстро и точно, и, главное, примечай, куда он упал, а не то потеряешь. Потому - птица эта малая и неброская.

- Вот, подарок свой не забудь, - Длинный Нож протянул Хириэли медвежью шубу и, поглядев в сторону Эленнара, не удержался от колкости:

- Эх, жаль, что мишки не летают, во была бы тяга...


К воротам Небесного Города Хириэль и Эленнар поднялись одновременно, и в этот же самый миг из-за кромки леса выглянул первый багрово-алый краешек солнца.

Занималась заря новой эпохи.

Эпилог тысячу лет спустя

Тейглион осторожно переворачивал хрупкие страницы, не без труда разбирая древнее письмо:

"10 Лотэссэ 86 года от Начала Света покинул сей мир государь Ингвэ, и после заката тело его было предано огню. Сын его Эльдарион держал факел, и с утренней зарею принял он всеэльфийский венец, став вторым государем из рода Ингвэ и Лусиэн, коему не дано иссякнуть, пока стоит мир.

Лет на земле государю Ингвэ было сто сорок четыре - больше, чем любому из нас. Теперь старейший - я, Митрандир, пишущий эти строки, и леи мне этой осенью будет сто двадцать семь.

Наверное, через тысячу лет наши потомки смогут жить миром, будучи неотъемлемой частью его, не зная старости, покуда не состарится и не поседеет сама Вечность.

Мой правнук, живущий пока на свете безымянным, пытался улететь из своей кроватки, так что ее пришлось затянуть сверху сетью. Анн-Мириэль, моя старшая дочь, видела в лесу белого единорога и говорила с ним. И все мы, первые поселенцы колонии Фалиэлло Куйвиэнэни, живем уже гораздо дольше, чем обычно живут люди - вождем племени Ворона стал уже внук Длинного Ножа.

И это - знаки того, что мир жив, и то, ради чего мы пришли на эту землю, сделано. И потому здесь кончается Книга Хранителей, и начинается иная книга, коей нет еще названия."

Тейглион бережно закрыл Книгу Хранителей и медленно поднялся на верхнюю площадку Старшей Башни.

На востоке так же медленно восходило Солнце, и зубчатая линия леса разрезала его диск почти пополам.

Помедлив еще немного, Тейглион обнажил Хранительский Меч - на клинке солнечным огнем полыхнули золотые письмена - и, простирая руки к Солнцу, нараспев произнес:

- О источник света и жизни нашего мира! Из твоих бесчисленных лучей подари мне один, дабы мог я на миг засветиться столь же ярко, как ты!


Примечания

1 Буквальная цитата из "Фауста" Гете, ч.1, сц.4.

2 Б.Н.Ельцин в те дни в одной из листовок в самом деле угрожал подобными карами. - Авт.

3 Вышеприведенный отрывок является цитатой из "Манифеста Мефодия", действительно существующего и бытующего в среде хиппи. - Авт.

4 Валерия Нарбикова.

5 Здесь и ниже стихи Игоря Губермана.

6 Хоровод пошел, пошел,
Все, что с вами - шварк в котел ("Макбет", акт IV, сц.1. Пер. Б.Л.Пастернака)

7 Мешай, мешай воду (лат.)

8 Рвотный корень (лат., мед.)

9 Взвейся ввысь, язык огня!
Закипай, варись, стряпня! ("Макбет")

10 Род ядовитых грибов. В частности, к нему относится мухомор.

11 Галлюциногенный гриб, произрастающий в Южной Америке.

12 "Слово о полку Игореве"

13 Апокалипсис, 12:9

14 "Враг общества" (англ.) - Название рок-группы.

15 Апокалипсис, 12:1-2.


Текст размещен с разрешения автора.



return_links(); //echo 15; ?> build_links(); ?>