Главная Новости Золотой Фонд Библиотека Тол-Эрессеа Таверна "7 Кубков" Портал Амбар Дайджест Личные страницы Общий каталог
Главная Продолжения Апокрифы Альтернативная история Поэзия Стеб Фэндом Грань Арды Публицистика Таверна "У Гарета" Гостевая книга Служебный вход Гостиная Написать письмо


Кеменкири

Почему Наугламир не был украшен змеями

(и другие подробности из жизни этого украшения)

Вначале позвольте вспомнить один из фактов, относящихся скорее к теме прошлогоднего доклада – “коллективному бессознательному” фэндома (и более здесь не будет речи о нем). Когда время от времени затевается дискуссия о том, как выглядел Наугламир (скажем, в преддверии игры, где этот артефакт будет присутствовать), непременно находится тот, кто выскажет мысль: Наугламир был украшен змеями, - мало того, этот “кто-то” даже с хорошей вероятностью “припомнит”, что “где-то у Толкиена сам это читал” (или видел того, кто читал сам).
Через некоторое время, скорее всего, выяснится, что столь подробного описания в текстах у нас нет, речь может идти только предположениях и т.д.
Вопрос можно было бы считать исчерпанным, ведь понятно даже, откуда “приползли” упомянутые змеи – с описанного и в прозаической, и в стихотворной версии сюжета Лэйтиан кольца Барахира.
(Мало того, приходилось встречать упоминания также короны Финрода Фелагунда, а также знамени Нарготронда, украшенных изображениями змей. Однако Нарготронд – не террариум, короной поэтическая Лэйтиан и вовсе объявляет шлем, а принять за змею арфу или факел известного герба можно только при специфическом качестве воспроизведения… К тому же, все изложенное имеет все же мало отношения к нашей теме – а потому вернемся к Наугламиру).
Выше уже упоминалось о существующем описании этого украшения. Действительно, глава “О возвращении Нолдор” мы читаем:
“В те времена было сделано для него и Наугламир, Ожерелье Гномов, самое прославленное изделие гномов Древних Дней. Было то золотое оплечье1, и на нем сияли бессчетные самоцветы Валинора, сила же, заключенная в нем, делала его для того, кто носил ожерелье, невесомым , словно легкий лен, и на любой шее лежало оно изящно и красиво.”


Затем, значительно позже, в главе “О разорении Дориата” приводится описание ожерелья после переделки, осуществленной гномами:
“Незадолго до того пришли в Дориат искусные мастера из Ногрода; король призвал их и изъявил желание, дабы они, если им достанет искусности, перековали Наугламир и вплели в него Сильмариль. (…)Прошло время - и желанье его исполнилось, и два величайших творения эльфов и гномов соединились в одном; велика была его красота, ибо бесчисленные самоцветы Наугламира отражали переливчатыми искрами свет срединного Сильмариля.”
(Интересно, что другое доступное нам описание ожерелья – из Утраченных Сказаний – совмещает черты обоих приведенных: многочисленные самоцветы, легкость и отраженное сияние, - а также в целом более подробно. К нему мы еще вернемся).
И наконец, в той же главе , но раньше, мы находим следующее описание, имеющее отношение если не к облику, то к оценке ожерелья:
“Хурин же ничего не отвечал королю, но выхватил из-под плаща то, что принес с собою из Наргофронда; и было это не что иное, как Наугламир, Ожерелье Гномов, созданное некогда для Финрода Фелагунда мастерами Ногрода и Белегоста, самое знаменитое их творение в Давние Дни; Финрод ценил его выше всех сокровищ Наргофронд.”


Таковы упоминания, связанные в “Сильмариллионе” не только с историей, но и с описанием Наугламира. Мы узнали немало о материале и составных частях ожерелья, о его свойствах (по-видимому, магических) и ценности для владельцев… Правда, внешний облик его все же не очень-то ясен, но ведь кроме прямых существуют и косвенные доказательства!
Итак, дальнейшее исследование посвящено, если говорить не очень серьезно, доказательству того, что Наугламир не был украшен змеями, а если более по сути – тому, что было, а чего не было или не могло быть в истории этого ювелирного украшения…
А с ним – и в увязанных с ним сюжетах, по крайней мере один из которых – первое разорение Дориата и гибель Тингола, относится к наиболее сложным с точки зрения истории известного нам текста.


С дориатского сюжета мы и начнем, обещая вернуться к Финроду времен постройки Нарготронда позже.
Как мы хорошо помним, история печатного “Сильмариллиона” такова – Хурин приносит Тинголу Наугламир, украшение, уже известное и даже, пожалуй, прославленное, и через некоторое время Тингол просит гномов переделать его, добавив к нему Сильмарил, уже несколько десятилетий хранящийся в Дориате, - соединив таким образом два вещи, фактически создавая из них новую.
Однако если мы обратимся для начала к упомянутым уже Утраченным Сказаниям (глава “Науглафринг” - так в те времена называлась интересующая нас драгоценность), то узнаем совершенно другую историю.
Итак Хурин (точнее, Урин), собрав после освобождения вокруг себя “отряд диких эльфов” так же является в Нарготронд; там гибнет присвоивший себе сокровища Мим (хоть и не от его руки). Но далее Хурин вместе со своим отрядом приносит в пещеры короля Тинвелинта множество сокровищ, в том числе необработанного золота и камней, и со временем королю приходит мысль пригласить для его обработки гномов – и они создают из металла и камней множество новых вещей, - в том числе Наугламир (в таком случае от начала приготовленный “под Сильмарил”, что и подтверждает его описание).
Однако “Науглафринг” - текст достаточно ранний (он написан в конце 10-х или в начале 20-х годов XX в.), многие толкиеновские сюжеты затем изменились до неузнаваемости. Посмотрим, что же происходит с историей Наугламира-Науглафринга?


Меняются многие черты истории, в том числе состав и судьба отряда изгоев, судьба самого Хурина, - но и “Набросок мифологии” и “Квента” (сочинения конца 20-х – 30-го года) повторяют ту же идею: гномам предстоит создать множество вещей, в том числе “чудесное ожерелье великой красоты, где будет подвешен Сильмарил” (“Квента”).
Однако далее традиция повествовательных текстов была прервана: “Квента Сильмариллион” 1937 г. имеет лакуну от начала истории Турина до середины плавания Эарендила; соответственно, не возвращается к этому сюжету и Поздняя Квента Сильмариллион 1950-х годов.
Зато продолжается традиция Анналов Белерианда, также говорящих об “создании” Наугламира - это Анналы IV и V тома (вторые одновременны Кв.С.), а также относящиеся к 1950-м годам различные варианты Повести Лет. Последний из них, версия D, гласит:
“502. Из сокровища Глаурунга скован Наугламир, и на нем повешен Сильмарил. Тингол ссорится с гномами, которые сковали для него Ожерелье”.


Наконец, любопытно отметить, что несомненно к истории разорения Дориата гномами относится одно любопытное упоминание в “Хоббите” (который, в отличие от прочих упомянутых текстов, был опубликован не только как законченное произведение, но еще при жизни Толкиена).
Читаем гл. 8, "Пауки и мухи", самый конец, где Торина приводят к королю, описательный абзац про Лесных эльфов.
"В старину у эльфов даже случались войны с гномами, которых они обвиняли в краже эльфийских сокровищ. Справедливость требует сказать, что гномы объясняли это по-иному - они, мол, взяли то, что им принадлежало. Король эльфов когда-то заказал им драгоценные украшения, дав для этого золото и серебро, а потом отказался платить за работу. И тогда гномы, не получив платы, оставили украшения у себя".
В истории Утраченных Сказаний, надо заметить упоминается и (не рассмотренное нами выше) право гномов, и отказ от платы, - так что сходство историй очевидно. Впрочем, только не для читателя “Хоббита” (особенно при первом прочтении!). И дело не только в том, что читающий “Хоббита” может и не знать Сильмариллиона. Но ведь не только Трандуил, но и Тингол не названы там по имени, и разобраться, что в тексте упоминается, помимо одного действующего лица, еще какой-то “эльфийский король”, не так-то просто.
Например, после приведенного мной описания следует фраза, которая может относиться как к Трандуилу, так и к Тинголу в рамках данной истории:
“У могущественного короля эльфов и в самом деле была слабость – он был скуповат”. – Хотя из дальнейшего становится понятно, что речь все-таки идет о Трандуиле: “Сокровищница его ломилась от золота, серебра и алмазов, но он хотел еще и еще, чтобы сравняться в богатстве с прежними властелинами эльфов”
Вообще следует заметить, что этой страстью к сокровищам Трандуил гораздо больше напоминает Тинвелинта из Утраченных сказаний, чем хорошо известного нам Тингола. Да и сама история: и утверждение гномов, что они “взяли то, что им принадлежало” (в “Науглафринге”2 аргументом стала принадлежность сокровища до того Миму), и отказ короля платить за работу. Наконец, обе истории (в части отношения эльфов и гномов) во многом двигает одна и та же страсть – жадность к сокровищам вообще (а не к какому-либо конкретному Камню – в “Утраченных Сказаниях” исключительная роль Сильмарилов еще очень мало проявляется). Впрочем, нужно отметить одну особенность сказания о Науглафринге, не находящую повторения, но достаточно важную для развития сюжета: золото это “проклятое” или “зачарованное”: зачаровал его Мим, “связав с собой многими заклятиями” (“Квента”), он же проклял его умирая, - впрочем, упоминание “проклятого драконьего золота” (там же) снова вызывает ассоциации с уже упомянутым сюжетом.
(Может быть, Толкиену потому и не удалось вернуться к сюжету разорения Дориата, что история о жадном короле, жадных гномах и драконьем золоте уже была написана, - хоть это и получилось совсем другая история?)


Зато все упомянутые мотивы и мало похожи на историю, изложенную в “Сильмариллионе”, да просто выбиваются из общего строя более “зрелого” легендариума (для Утраченных Сказаний далеко не единственный случай подобного рода). Об этой трудности пишет и Кристофер Толкиен в заметке, посвященной дориатской главе печатного “Сильмариллиона” (опубликована в 11 томе “Истории Средиземья”, в конце “Повести Лет”): “Как бы отец поступил с поведением Тингола по отношению к гномам, нельзя сказать. Эта история была изложена целиком только однажды, в Повести о Науглафринге, в которой поведение Тинвелинта (предшественника Тингола) совершенно отличается от последующей концепции поведения короля”.
Вообще эта заметка заслуживает пристального внимания: не так уж часто Кристофер Толкиен приоткрывает завесу над процессом редактуры “Сильмариллиона”. (Строго говоря, столь подробного разбора, кроме главы о Дориате, удостоилась только история Берена и Лютиен, причем по причине строго противоположной – прозаический текст главы по большей части совпадает с текстом 1937 года, за исключением тех изменений – небольших по объему, но иногда значительных по смыслу, - которые и были приведены).
Так вот, основываясь еще на одном положении данной Заметки – “Если сравнить эти материалы с историей, изложенной в Сильмариллионе, то сразу видно, что последняя претерпела значительные изменения, и что некоторые существенные моменты в ней не имеют никакого обоснования в записях отца”, - и на тех текстах, с которыми ознакомились выше, мы делаем единственный возможный вывод: все элементы истории разорения Дориата, упомянутые нами выше, но не находящие параллелей в прочих текстах, являются редакторским добавлением, предпринятым в попытке согласовать ранние варианты истории с остальным корпусом текстов “зрелого” Сильмариллиона.
В число этих добавление попадает и такой факт, как изготовление Наугламира гномами для Финрода Фелагунда во времена создания Нарготронда, а также история передачи Наугламира Хурином Тинголу и последующая переделка этого украшения, когда к нему добавляется Сильмарил. Как было показано выше, во всех прочих версиях истории Наугламир-Науглафринг создается гномами для Тингола, причем Сильмарил находится в нем с самого начала – и, таким образом, является частью изначального замысла этой вещи.
На факте редакторского домысла можно было бы остановиться, приняв или отринув его для себя. Однако в действительности перед нами лежит еще немалый материал для исследования вопроса: почему, на каких основаниях возникает именно эта линия сюжета? Этих и хотелось бы заняться далее – чтобы показать, что место, на котором возник Наугламир-из-Нарготронда, вовсе не было пустым. Впрочем, следует иметь в виду, что все изложенное далее, кроме собственно текстов Толкиена, является предположениями и может быть опровергнуто Кристофером Толкиеном, если он когда-нибудь расскажет о написании дориатской главы подробнее.
Для начала возвратимся к той же “Заметке” о 22-й главе. Кристофер Толкиен перечисляет здесь некоторые проблемы, возникавшие при работе с сюжетом. Первым из них он называет вопрос, “как сокровище Нарготронда попало в Дориат”. Как мы помним, “сокровище” это было достаточным по размеру (в конце “Сказания о Турамбаре” упоминается “великий клад, скрытый в мешках или запертый в грубых деревянных сундуках”), чтобы для его переноски потребовались силы многих. Так и происходит в соответствующих текстах. В том же “Сказании” Хурин “собрал под свою руку отряд диких эльфов”, которые в дальнейшем именуются “разбойниками”. Они приносят сокровища к Тинвелинту, но, в отличие от Хурина, не желают уходить ни с чем. Завязывается битва, в которой они в итоге терпят поражение, а все погибшие (с обеих сторон) были затем похоронены в общей могиле, носящей имя Курган Алчности. Мотив “алчности”, жажды золота и сокровищ вообще очень важен для всех действующих лиц в данной версии истории. Кроме того, не менее важно проклятие Мима, которое он накладывает на сокровища перед смертью – оно-то в частности и вызывает упомянутую алчность.
В “Наброске мифологии” упоминается о приходе “Хурина и изгоев” в разоренный Нарготронд, однако далее в силу краткости текста мы ничего о них не узнаём.
Что же касается “Квенты”, то изгои (кто они, эльфы или люди – не уточняется) появляются снова, уносят сокровище из Нарготронда, убивая Мима против воли Хурина… В этой версии также появляется Курган Алчности, но здесь он отдал жертвам битвы эльфов и гномов (уже после изготовления Наугламира), а потому изгоев ждем другая судьба не менее печальная – их настигает проклятие Мима, и все они гибнут по дороге в Дориат: “Все спутники Хурина умерли или полегли в ссорах по дороге; но Хурин пришел к Тинголу, и искал у него помощи, и слуги Тингола перенесли сокровище в Тысячу Пещер”, - а затем Хурин потребовал бросить принесенное эльфами к ногам Тингола. Надо сказать что здесь я полностью согласна с Кристофером Толкиеном, комментирующим данную ситуацию так: “Этот жест теряет смысл, если Хурин посылает короля за золотом, из-за которого тот впоследствии будет унижен”. Впрочем, опиши Толкиен эту историю подробно, в стиле того же “Нарна”, возможно, подобный вопрос не возник бы. Но ничего более подробного, чем это краткое описание у нас нет – хотя поздний, 1950-х годов, текст “Странствий Хурина” вновь возвращается к истории Хурина и отряда изгоев. Но поскольку текст описывает только Дор-Доминский и Бретильскпй эпизоды скитаний Хурина, мы узнаем о них немного: это люди, дор-ломинские хадоринги, скрывающиеся в глуши от вастаков, и часть жителей Бретиля. Последнее, что сказано о них – то, что после Бретиля они вместе с Хурином отправляются к Нарготронду.
Таким образом, Толкиен, скорее всего, собирался сохранить линию изгоев (вероятно, без Кургана Алчности и битвы с эльфами Менегрота), однако поскольку никаких достаточно подробных вариантов этой истории он так и не записал, можно понять, почему Кристофер решил отказаться от версии изгоев. Кроме того, их судьба была тесно связана с мотивом проклятия Мима, которое он также опустил (возможно, чтобы не дублировать проклятие Моргота?). Однако это не решало проблему транспортировки сокровища, и эльфы, как мы видели, были бы тоже не приемлемы в роли переносчиков.
Следовательно, оставался один вариант – Хурин приходит один и приносит что-то сам. Однако изможденный старик может унести немного, а потому очевидно: чтобы сцена "работала", принесенное должно привлечь внимание не количеством, а качеством. Это первое условие.
Отправимся далее. Кристофер Толкиен ставит в “Заметке” еще одну проблему – трактовка отношения Тингола к гномам; но нужно обратить внимание и на противоположную ее сторону: отношение гномов к Тинголу и их претензии. В “Утраченных Сказаниях” гномы утверждают, что золото принадлежит по праву им, т.к. ранее принадлежало Миму3. Однако в более поздних работах Толкиена, в том числе в “Нарн и Хин Хурин” возникает концепция Малых Гномов, к числу которых принадлежал Мим – более-менее отдельного народа, к котором прочие гномы относятся враждебно. Впрочем, до конца не ясно, означало ли это, что аргумент о принадлежности золота гномам теперь “не работает”. В тексте “Квенди и Эльдар”, где (после “Нарна”) мы находим наиболее систематические сведения о Малых Гномах, говорится, что хотя обычные гномы презирали их, “но они все же признавали их родство, и негодовали на любой ущерб, причиненный им” - и далее следует рассказ о том, как улаживались (видимо, еще с Синдар, до возвращения Моргота) последствия того, что вначале эльфы считали Малых Гномов какими-то злобными животными и охотились на них. (QE, Appendix B). Неизвестно, имел ли Кристофер Толкиен в виду этот текст, когда работал над данной главой “Сильмариллиона”. Но поскольку вопрос все же неясен (даже с привлечением данных QE), видимо, остается сделать вывод, что он решил воспользоваться самим аргументом (о принадлежности сокровищ гномам), но найти для него другое основание. Это второе условие.
Третье, по-видимому, условие появления Наугламира-из-Нарготронда также связано с историей Малых Гномов, но связано уже с другим необходимым элементом данной истории – с Нарготрондом. В приложениях к “Шибболету Феанора” была опубликована любопытная заметка, сама по себе относящаяся к эльфийским генеалогиям 1959 г.4. Начало ее гласит:
“Имя Фелагунд гномского происхождения. Гномы помогали Финроду в строительстве подземной крепости Нарготронда. Предполагают, что это изначально были залы Малых гномов (Nibinnogs), но Великие Гномы презрели это и нимало не сожалели о них, лишенных дома (с того самого времени берет начало особая ненависть Мима к Эльфам), ибо были они, кроме прочего, щедро вознаграждены. Финрод принес с Туны больше сокровищ, чем другие принцы.” (пер. Ринглина)
“Предположение” это подтверждается другой заметкой, относящейся к материалам “Нарн и Хин Хурин”, но опубликованной в примечаниях к главе 10 Поздней Квенты Сильмариллион5:
“Мим проникся своеобразной приязнью к Турину, и она только увеличилась, когда он узнал о том, что у Турина были неурядицы с эльфами, которых он сам ненавидел. Мим говорил, что эльфы стали причиной конца его народа, и присвоили все их обиталища, в особенности Нарготронд (Нулуккиздин)”.
Я не случайно цитирую здесь обе заметки. Их связывает не только тема Малых Гномов и прошлого Нарготронда, но и то, что материалы обеих были использованы Кристофером Толкиеном в “Сильмариллионе”: название Нулуккиздин (как и сам он указывает) появилось в сцене разговора Мима с Хурином, а вот упоминание о помощи “Великих Гномов” Финроду – при описании создания Нарготронда, в главе “О возвращении Нолдор”. Ко второму случаю мы присмотримся подробнее.


Печатный “Сильмариллион” упоминает о помощи гномов, как и о “щедрой награде”, полученной ими – однако прямое указание на обиталище Малых Гномов исчезает, остается только глухой намек на них во фразе “Но Финрод Фелагунд был не первым, кто обитал в пещерах у реки Нарог” (редакторское добавление). Зато сразу за упоминанием о награде гномам сохраняются слова о наибольшем количестве сокровищ, принесенным Финродом из Валинора, и у читателя не остается сомнений в источнике этой награды.
А далее вставлен рассказ о создании Наугламира, непосредственный источник которого – описание этого ожерелья в “Сказании о Науглафринге”. Оттуда взято называние (“Ожерелье Гномов”), титул “наиболее прославленного”, упоминания “бесчисленных камней” и “золотого оплечья”, а также о легкости на любых плечах. “Сильмариллион” добавляет относительно камней – “из Валинора”, впрочем, в “Науглафринге” упоминание о камнях Валинора тоже есть, когда речь идет о сокровищах в целом.
Итак, вспомним, что мы отмечали как неизбежные условия данной версии: Хурин в одиночку должен принести из Нарготронда нечто ценное (или выдающееся), и эта ценность должна быть как-то связана с гномами – настолько, чтобы они могли предъявить на нее свои права.
Очевидно, что история о помощи гномов в создании Нарготронда – это та единственная точка, где встречаются Нарготронд и гномы, - а также тема сокровищ и камней Валинора.
Домыслам редактора останется только добавить, что:
- эта ценность – Наугламир
- он создан в то время гномами для Финрода
- он создан с использованием сокровищ из Валинора и, видимо, за упомянутую “щедрую награду”.


Отвлекаясь от темы, заметим, что версия заметок – и “Сильмариллиона” - о помощи гномов Финроду при создании Нарготронда создает любопытную хронологическую проблему. Наиболее поздний источник по хронологии тех времен, доступный нам - это “Серые Анналы”. Те же события присутствуют и в “Повести Лет” - но в той части, что не была опубликована (и потому неизвестно, были ли там какие-либо существенные изменения в датах). В “Анналах” же “окончательное завершение” Нарготронда относится к 102 году П.Э., а встреча гномов с народом Карантира… к 150 году.
Однако вернемся к Наугламиру.


Какие именно изменения внесла в его суть и судьбу (по крайней мере, в восприятии читателя) новая версия событий, появившаяся в “Сильмариллионе”? Здесь стоит отметить несколько пунктов.
Во-первых, сам Наугламир в рамках такой истории становится вещью более сложной – как по форме, так и по сути. В “материальном” плане вместо вещи созданной единожды, замысел которой изначально включал Сильмарил, мы видим изделие, подвергнутое переделке, по-видимому, так или иначе изменившей его внешней облик и сместившей акценты в его восприятии – с ожерелья в целом на Сильмарил. Интересно, что вместе с разделением замысла разделяются и свойства, полученные Наугламиром. В частности, упомянутая уже легкость на любых плечах (несмотря на немалый вес камней и металла) оказывается отнесенной еще к “до-сильмариловому” периоду и, таким образом (в рамках данной версии) уже не может быть следствием свойств Камня.
Кроме того, по другому выглядит и суть замысла ожерелья. На идее Наугламира, созданного единожды, по замыслу Тингола, в любом случае лежит печать “жадности”, “алчности” - к сокровищам в целом и к Сильмарилу (в разных пропорциях), со стороны Тингола, гномов а также изгоев и (в ранних версиях) эльфов-изменников.
Наугламир, созданный гномами для Финрода, появляется в атмосфере явно более “добрых” отношений, хотя понятия награды и сокровищ все же присутствуют, а где-то на заднем плане своеобразной “слезинкой ребенка” ложится на судьбу Нарготронда тень печальной истории Малых Гномов, лишенных своего древнего обиталища (изгнанных Великими Гномами – или они просто заняли пустые к тому времени пещеры?). И все сотрудничество гномов и Финрода заканчивается явно мирно, оно получают награду…
А вот эпизод, который мог бы составить довольно выпуклую антитезу этой ситуации в версия “Сильмариллиона” вошел в сильно измененном виде. По всем упомянутым нами текстам Толкиена, гномы от Тингола вознагрждение за работу не получают – или оно достается им в сильно урезанном виде.
Однако в “Сильмариллионе” этого эпизода нет (как нет и прямого указание на чертоги Малых Гномов – еще одна смазанная ситуация). Впрочем, причина тому – уже названная нами, хотя бы и вскользь, проблема при обращении с этим сюжетом: как гномы проникли на территорию Дориата?
Толкиен и сам ставил для себя эту проблему. В ранних текстах упоминаются эльфы-предатели, захваченные той же жаждой сокровищ. Видимо, впоследствии она все же была отброшена: в Повести Лет, где указано просто, что Гномы “нападают на Дориат”, Толкиен оставляет на полях пометку “не могли”, - и в одной из поздних заметок (опубликованной в комментариях к “Повести Лет”) он ищет возможные варианты, например, такие: “Нужно каким-то образом продумать вариант о том, как Тингола выманили или заставили вести войну за пределами королевства, и там он был сражен гномами”. В этих словах не слышится уверенности, да и никакой четкой версии о том, что могло заставить Тингола в столь неспокойные времена выйти за границы Дориата, тоже нет – есть лишь проблема прохода гномов через завесу Мелиан (свойства которой, конечно же, не изменятся, даже если один или несколько эльфов окажутся захвачены жаждой обладать “драконьим золотом”).
Кристофер Толкиен (за отсутствием, как мы видим, удовлетворительной версии в текстах) предложил свое решение проблемы, которому нельзя отказать в остроумии: гномы уже находятся в Дориате на момент начала событий, выполняя там какие-то еще работы. Соответственно, для того, чтобы убить Тингола, им не нужно ни приходить в Дориат, ни уходить из него. Точнее, впоследствии гномье войско возвращается, чтобы разграбить Менегрот, но к этому времени Тингол уже убит, Мелиан уходит, и проблема прохода сквозь Завесу уже не стоит.
Как уже говорилось, проблему появления гномов это решает – и создает в ответ свои проблемы – или, по крайней мере, особенности ситуации. Два похода гномов остаются, как в ранних текстах, однако поскольку Тингол гибнет уже во время первого, перемещения Наугламира усложняются: гномы забирают его с тела короля, уносят - однако затем Наугламир возвращен, и гномы вновь захватывают его, вернувшись с войском.
Кроме того, сами действия поссорившихся сторон вместо долгих порочных замыслов приобретают некую спонтанность. Тингол, наблюдая за работой, внезапно проникается желанием надеть Наугламир, - и таким образом, уже не только не успевает изгнать гномов без платы, но даже не обещает им того; гномы так же внезапно гневаются на него и убивают – хотя говорится, что желание забрать, как ожерелье, так и Камень, возникло у них еще ранее, когда работа была предложена.
Здесь нужно отметить, что на изменение мотивов действующих лиц повлиял еще один важный фактор, уже бегло упомянуты ранее: Кристофер Толкиен решил исключить (о чем он сам упоминает в Заметке о 22 главе) мотив проклятия Мима – и, соответственно, “проклятого золота”, или даже “проклятого драконьего золота”, как оно именуется в текстах.
По-видимому, эта тема показалась ему слишком сильно увязанной с ранним мотивом “жадности” и “алчности” к “сокровищам” вообще – наиболее силен этот мотив в “Утраченных сказаниях”, где уникальность Сильмарилов и их важность для происходящих событий еще не до конца проявлена в большинстве текстов. Достаточно вспомнить, что конфликт Мелькора и Феанора также завязан не сколько на три неповторимых творения последнего, сколько на многочисленные камни, сотворенные под его руководством и щедро даримые Валар – и только Мелькору ничего не досталось!
В более поздних текстах Мелькор также не останавливается перед банальным воровством драгоценностей, но при этом ясно, что является для него наибольшей ценностью. Та же смена акцентов происходит и в образе Феанора.
Возможно, как раз эти аналогии могли подсказать Кристоферу Толкиену то же смещение акцентов в истории падения Дориата: все, что раньше приписывалось действию проклятия Мима, он относит теперь к сверхъестественной притягательности Сильмарила.
Впрочем, в отношении Тингола есть довольно четкое упоминание в тексте, следующем за “Квентой” хронологически – “Квента Сильмариллион” V тома. На историю падения Дориата в ней попадает пресловутый разрыв текста, так впоследствии и не восполненный. Но речь идет о более ранних событиях – требовании феанорингов отдать Камень во времена создания Союза Маэдроса. Сюжет этот появляется еще в “Наброске мифологии”, но последующие тексты добавляют новые подробности - в частности, в мотивировках отказа Тингола. Вначале речь идет о резких заносчивых словах самого требования, позже добавляется воспоминание о страданиях Берена и Лютиен, а также, вполне в рамках “старой” истории о жажде сокровищ- “и алчность (à скупость) также, возможно, была в сердце Тингола, как показало дальнейшее” (“Квента”).
Но интересующий нас текст вместо жадности упоминает иное: “И чем дольше смотрел он каждодневно на Сильмарил, тем больше желал вечно владеть им; ибо такова была власть камня”.
То есть по крайней мере для Тингола смещение естественно (добавим к тому еще и то, что в версии печатного Сильмариллиона и не может быть жадности к “сокровищам” вообще, т.к. их и нет – есть только Наугламир, и к тому времени он объединен с Камнем).


Насколько иные мотивы, кроме привязанности к Сильмарилу, предполагались самим Толкиеном для всех действующих лиц ко времени истории прихода Хурина и работы гномов, сказать трудно.
Хотелось бы добавить одну деталь: возможно, идея проклятия Мима вовсе не была отброшена целиком. В том же прозаическом “Нарне”, тексте достаточно позднем и подробно описывающем Мима, есть по крайней мере одно его проклятие (так и названное им), которое впоследствии исполняется. Узнав, чьим выстрелом был убит его сын, Мим требует, чтобы Андрог больше не брал в руки лук и стрелы, в противном случае он умрет от того же оружия. Вначале Андрог нарушает запрет еще в относительно мирные времена Амон Руд; вскоре он ранен отравленной орочьей стрелой, но Белег исцеляет его. Мим, проникаясь ненавистью к Белегу, повторяет – “Оно еще исполнится”, - и действительно, вторая стрела настигает Андрога при разгроме Амон Руд. Следует отметить, что при первом разговоре Мим и Андрог обмениваются угрозами, но исполнились ли слова Андрога, понять трудно: есть по меньшей мере два их варианта, а сцена гибели Мима не описана подробно нигде, кроме Утраченных Сказаний (“Нарн и Хин Хурин” - глава “О гноме Миме”, “Приложение”).


Итак, подведем итоги. При работе Кристофера Толкиена сюжет первого разорения Дориата претерпел сильную переработку. Фактически с использованием отдельных фрагментов имеющихся вариантов была создана новая версия сюжета. Причина тому понятна: в распоряжении редактора был изложенный полностью первоначальный вариант сюжета, очевидно устаревший; однако более поздние версии так и не были никогда изложены целиком (как и не были, возможно, целиком продуманы). Однако редакторское вмешательство не только заполнило эти пробелы, но и внесло в мир существенно новые элементы –в историю не только Дориата, но и Нарготронда, а также в историю и сущность Наугламира. Нередко вспоминают, что в конце неоднократно упоминавшейся нами заметки Кристофер Толкиен так оценивает свою работу редактора данной главы: “Сейчас я думаю, что это была ошибочная точка зрения, и что несомненные трудности могли и должны были быть преодолены без того, чтобы я в такой значительной степени не превысил свои редакторские функции”. Однако нетрудно заметить, что никакого иного решения, более “верного”, он не предлагает. И любой, кто взялся бы “восстановить” более позднюю версию сюжета по имеющимся фрагментам, даже максимально используя и сохраняя их, все равно столкнулся бы со многими нерешенными проблемами (судьба изгоев; вопрос о переноске сокровища; проблема проникновения гномов в Дориат).
Так или иначе, вариант печатного “Сильмариллиона” существует, опубликован и знаком множеству его читателей, - в том числе и новая история Наугламира. Сам Толкиен неоднократно относился к опубликованным текстам как к совершившемуся факту (вспомним “биографии” Элронда и Глорфинделя), и в дальнейшем отталкивался от них. Возможно ли распространить такое отношение на “Сильмариллион”, думаю, каждый решает сам.
…Ну и никаких змей на Наугламире, конечно же, как вы, думаю, уже поняли.


1 В оригинале – «carcanet». Значения этого слова в различных словарях:
- archaic : an ornamental necklace, chain, collar, or headband;
- a woman's ornamental circlet for the hair, often of gold decorated with jewels or pearls;
- a richly decorative collar.

2« Набросок мифологии» и «Квента» 1930 г., как уж говорилось, развивают тот же сюжет.

3 То же повторяет и «Квента».

4 В отличие от генеалогий Эдайн, выполненных в то же время, не были опубликованы в «Истории Средиземья», хотя в комментариях к текстам присутствуют неоднократные ссылки на них.

5 Глава «Об осаде Ангбанда», где речь идет, в частности, об основании Нарготронда – а также снова об имени «Фелагунд»!