Главная Новости Библиотека Тол-Эрессеа Таверна "7 Кубков" Портал Амбар Личные страницы


Мори

Апокриф к Гёте? Или к Шекспиру?

Сия статья написана специально к сетевой публикации первых семи глав второго тома романа Альвдис Н. Рутиэн "После Пламени" (первый том – в соавторстве с Тэссой Найри). Поскольку мне довелось познакомиться с материалами глав, сейчас находящихся в работе, то я позволю себе кое-где ссылаться на них, однако даю честное слово, что не стану злоупотреблять пересказом пока недоступных читателю текстов.

Чем дольше я читаю этот роман, тем меньше вижу связь между ним и "Сильмариллионом". Я говорю не о мире – о тексте. Что общего между литературным эпосом и постмодернистским романом? – только состав героев и несколько сюжетных ходов. А роман Альвдис – это несомненно постмодерн, одной из отличительных черт которого является установка на цитатность.

И если говорить не о событийном ряде, а о том, что стоит над сюжетом, то видятся мне вопросы, которые ни близко не ставились Толкином. Две или три истории, с "Сильмом" вообще никак не связанные. Первая – искания гетевского Фауста. Как легко догадаться, это будет историей Феанора.

В критике "После Пламени" промелькнула мысль, что Феанор в романе ничем не похож на эльфа, что он – сущий человек. Что ж, это обычное дело при попытке изобразить главного героя нечеловеком: иная психология декларируется, но практически никогда не осуществляется. Так что согласимся с критикой. Тогда перед нами история встречи человека с духом Зла, который...

Оба героя даже на те же буквы именуются! "Ф" и "М". Вот и будем их так звать.

"М" – "Часть силы той, что без числа Творит добро, всему желая зла". Ну... Мелькор на "часть" обидится, он эта Сила вся и во всей мощи! – но сила именно эта. Примеры из романа нужны? – вот главный: создание Венца. Цель нашего "М" вполне злобна: подчинить себе всех. А результат? – Солнце и Луна над Эндорэ. Хотел как хуже, получилось как всегда.

А вот и что говорится о "Ф": "Он рвется в бой, и любит брать преграды, И видит цель, манящую вдали, И требует у неба звезд в награду И лучших наслаждений у земли, И век ему с душой не будет сладу, К чему бы поиски ни привели". Не знаю, как обстояли дела у Фауста со звездами, а Феанор с этим обращался запросто, только не требовал звезд с неба, а творил их сам (одну штуку уж точно!). Опять же, исходя из гётевского сюжета, "рвется в бой" – это не очень-то о Фаусте. А вот к Феанору применимо всецело.

Эта характеристика "Ф" повторяется неоднократно. "М" о нем: "Ему дан нрав отчаянный и страстный. Во всем он любит бешенство, размах. От радостей земных он ежечасно Срывается куда-то впопыхах". "Ф" о себе: "Пусть чередуются весь век Счастливый рок и рок несчастный. В неутомимости всечасной Себя находит человек". И, наконец, сцена сделки, где "Ф" говорит, что жизнь перестанет быть нужной ему, если он остановится в росте. Более того, в финале "Фауста" ангелы поют: "Чья жизнь в стремленьях вся прошла, Того спасти мы можем". Действительно, Феанор даже больше, чем Фауст, – человек действия. Пусть его поступки определяются теми самыми благими намерениями, которыми в Ангбанде вымощены уже все дороги и тропинки, но – он продолжает искать. "Ф" оценен не по достигнутому, а по тому упорству, с которым он не останавливается в своих поисках. Фауст получил Божественное спасение. Что получает Феанор, сказать трудно, но его смерть – это путь вверх, это победа, а не поражение.

Еще одна черта "Ф" – отношение в сакральному как к объекту работы. Священное для него – материал для творчества, не более: Фауст берется переводить Евангелие на немецкий, Феанор творит сначала Сильмарили, используя Свет как просто компонент, а потом Венец, нимало не смущаясь тем, что гветморн это непосредственное воплощение Силы Мелькора. Без комплексов мальчики…

Абзацем выше я назвал Феанора человеком. Это не оговорка. Да, конечно, Феанор – нолдо, а в версии Альвдис – воплощение Неугасимого Пламени и вообще личность с безмерными возможностями (и с Валой на равных дружит, и Венец сделал, и Унголианту убил, и вулкан включает с той легкостью, с какой мы газовую плиту зажигаем…), да, всё это так. Я понимаю, зачем это понадобилось Альвдис: для контраста между этим супермогуществом и полным бессилием там, где нужна способность к интригам, или мудрость, или чуткость. Но от этого образ Феанора всё же больше теряет, чем выигрывает: читатель сосредотачивается на внешних "спецэффектах" и за ними не видит главного. Того, что на месте Феанора может быть любой из нас – потому что любого норовит соблазнить наш личный дьявол, даже если мы в сатану и не верим.

Зачем нужен дьяволу его "Ф"? – чтобы победить в споре с Богом. Споры эти разного масштаба, потому что Мефистофель много меньше Мелькора. За дружбой "Ф" и "М" стоит прямой интерес "М", причем Мефистофель чертовски честен, а Мелькор… ну, деликатно умалчивает о своей цели, оформившейся после Восхода. Для ее достижения “М” заключает с “Ф”… правильно, сделку. В чистом виде. То, что второй том “После Пламени” начинается непосредственно со сделки с дьяволом, служит своего рода литературным ориентиром; этакая стрелочка на развилке: “До “Фауста” рукой подать”.

Чтобы подчинить себе "Ф", "М" берется его развлечь. Задача не из простых, поскольку "Ф" постоянно хандрит. "Оставь заигрывать с тоской своею!" - раздраженно говорит ему "М". Причины тоски совершенно разные: Фауст разочарован в науке, она не дала ему ответов на его вопросы, Феанор тяжело переживает из-за нолдор; причины разные, но тоска одна. В какой-то момент она доводит "Ф" до попытки самоубийства, и лишь в самый последний миг вмешательство свыше спасает "Ф" от рокового шага. Так что приходится "М" из кожи вон лезть, чтобы одолеть хандру своего подопечного. Задачка чертовски трудная!

"М" дает "Ф" вторую жизнь: Мефистофель возвращает Фаусту молодость, а Мелькор в самом начале романа просто спасает Феанора от смерти. Кстати, "М" всегда сам приходит жилище к "Ф" – это считается настолько само собой разумеющимся, что внешне не мотивируется никак. В самом деле, ведь это дьяволу нужна жертва, а не наоборот! И в этом жилище “Ф” и “М” ведут философские беседы, темы, скромнее устройства мироздания и основы бытия, их просто не интересуют.

Читаем Гёте дальше. "Тебе со мною будет здесь удобно, Я буду исполнять любую блажь. За это в жизни тамошней, загробной, Ты тем же при свиданье мне воздашь". Берем роман и видим, что Мелькор только тем и занимается, что выполняет все желания Феанора – от пресловутых орешков до всех мыслимых способов сдерживания войны. И – все старания "М" напрасны! Как у Гёте все потакания "М" прихотям "Ф" не дают главному герою того, что он ищет, так и в "После Пламени". "Ф" в обеих книгах счастлив тем, что он творит сам, – и в миг обретения "Ф" умирает (в романе это финал второго тома). Что же это за высшее счастье? – помощь людям. Фауст грезит, что создает счастливый край для людей, Феанор отдает людям Сильмарил, действительно давая им тем самым возможность выбрать между путем Тьмы и путем Света. И ни в какое подчинение "Ф" после смерти к "М" не попадает. Мотивируется это совершенно по-разному, но мотивации – дело вторичное.

Но гуманизм "Ф" – штука сложная. Фауст отвоевывает у моря земли – для людей?! Не совсем: упоминаются сотни погибших на работах, и последними сгорают заживо старики и их гость. Феанор останавливает войну и делает жизнь пленных в Ангбанде менее страшной, чем она должна бы быть, но нолдор предпочитают смерть такой жизни. В своем гуманизме "Ф" остается эгоцентристом, каким и был: "За глухоту к моим словам Проклятье вам, проклятье вам!" – и это сказано о погибших! Такая вот у "Ф" доброта специфическая.

Говоря о пленных, нельзя не провести параллель между Гретхен (сцена в тюрьме) и, как ни странно, Рамараном: ни возлюбленная, ни друг "Ф" не хотят принимать жизнь и свободу из рук того, кто связан с дьяволом.

Еще одна деталь. "М" показывает "Ф" свой мир. Мир нечистой силы. Мефистофель дважды возит Фауста на Вальпургиевы ночи, Мелькору Феанора никуда возить не надо, действие и так происходит в Ангбанде. При этом "Ф" тяжело переживает, что он постепенно врастает в мир "М" и клянет себя: Феанор с горечью называет себя "Повелитель Фенырг", Фауст говорит, что предал сам себя анафеме. Мефистофель только обещает “Он у меня пройдет всю жуть, все пытки, Вс ю грязь ничтожества”, – в Ангбанде этот приговор приводится в исполнение, хотя Мелькор вроде и не при чем. Мир "М" всюду обрисован донельзя колоритно; перечислять описания нечисти в "Фаусте" я не стану, но не могу не сказать, что в "После Пламени" каждый из Темных майар, как бы мало о нем ни было сказано, – это личность, которую не спутаешь с другими, а гётевские слова, оброненные Господом о Мефистофеле: "плут и весельчак" – всецело применимы к потрясающему Коту Тильду.

Единственное, чем Феанор от Фауста отличается – он не ищет любви. Ни Гретхен, ни Елены... полное отсутствие способности любить. Но зато Феанор донельзя похож на Фауста в начале трагедии – один мастер, другой ученый, но их искусство и наука оказываются тленом по сравнению с тем единственно важным, что "Ф" ищет на протяжении всего сюжета и находит ценою жизни.

А теперь – самое интересное. Из всех моих выписок следует, что по характеру "послепламенный" Феанор – это почти близнец гётевского Фауста, перенесенный в другую сказку. Но при всем сходстве персонажей сюжет "ПП" ничего общего с "Фаустом" не имеет. Мои выписки взяты из самого начала трагедии ("Пролог на небе", сцена сделки) и из самого конца ("Пятый акт"). Так что Альвдис дает свою версию гётевских образов, помещая их в совершенно другую событийную канву.

* * *

Но всего этого мало. В "После Пламени" не менее сильны аллюзии Шекспира.

Эпиграфом к главе "Противоборство" взяты строки из "Кориолана" – поздней малоизвестной трагедии на античный сюжет. Да и сам эпиграф выглядит ничем не примечательным. Случайность? Не оказалось под рукой эпиграфа выразительнее? А, может быть, намеренная отсылка? Не стоит ли хотя бы пролистать "Кориолана"?

Начнем с конца – с послесловия. Нам сообщают, что, во-первых, Шекспир не был автором сюжета этой трагедии – историю Кориолана он позаимствовал у Плутарха. (Запишем Шекспира во "вторичную литературу" – он сюжеты то из хроник берет, то, как в случае с "Гамлетом", вообще переделывает пиесу, которая идет на сценах других лондонских театров. Полная неспособность придумать что-то свое! – как обычно толкинистов совершенно заслуженно ругают). Во-вторых, обращение с классическим первоисточником у Шекспира было возмутительно вольным (апокрифист бессовестный!); у него Кориолан в эти самые Кориолы врывается один, а в античном тексте – во главе отряда.

Пожалуй, стоит пересказать эту шекспирову отсебятину. Стало быть, Древний Рим. Полководец Гай Марций держит себя уж очень гордо, так что большинство его не любит (правда, он самый выдающийся из тогдашних римских стратегов и для его гордости есть основания). Когда восстают вольски, то против них отправляют Марция с другими полководцами, но город вольсков Кориолы захватывает он один, за что и получает прозвище Кориолан. Помимо прозвища он награжден, прославлен и так далее.

Но римляне упорно и активно продолжают его не любить, и вместо избрания трибуном Кориолан получает… изгнание. И бежит он к вождю вольсков, и обласкан им, и опять прославлен – и вот он уже полководец вольсков и воюет против Римской республики. Только незадача: перед штурмом Вечного Города пришли к Кориолану его мама, женка и сынок – и давай хныкать-плакать, чтобы он Рим не штурмовал. Кориолан, сами понимаете, разнежничался, сказал: "Да, мамочка, я не буду обижать хороший городок Рим", – а вольски его за это и убили.

Конец сказки. Пардон, трагедии.
Ну как, ничего не напоминает?

Переоденьте мне героя из тоги в эльфячью тунику – и получите Феанора в Ангбанде. Та чрезмерная гордость, для которой есть все основания, но, сами понимаете, не нравится народу, когда гений смотрит с высоты своей гениальности. Тот же разрыв со своими. Та же дружба с врагом – причем Кориолан-то в эту дружбу искренне верит, а вождь вольсков прямо говорит своим сторонникам, что он использует Кориолана (Мелькор эти мысли припасает для монологов, но разница невелика). Смотрим дальше: Феанор, конечно, штурмовать Химринг не собирался, но сама идея "не могу воевать против родины" идет красной нитью. Кстати, Кориолан разжалобился при виде сына – про отношение Феанора к Маэдросу и говорить нечего. Ну, и кончит этот герой понятно чем (про Феанора известно из "Ворона"): на вольских копьях, под орочьими мечами.

Так скажите мне: к какому произведению является апокрифом "После Пламени"?!

Вообще-то, подобные вещи в литературе не редкость: аллюзии классики. Причем часто они невольны. Интереснее другое (поклонники "ПП" могут записать это в достоинство, толкинисты-канонисты – в Самый Главный Недостаток): будучи внешне относящимся к миру Толкина, роман Альвдис сущностно связан с совершенно другими книгами. Если переименовать героев и дотошно объяснить всё то, что про Арду считается известным a-priori, то толкинистским этот роман быть перестанет, а вот апокрифом к Гёте и Шекспиру – останется. Замечу в скобках, что этого нельзя сказать о других масштабных книгах толкинистов – и "Черная книга Арды", и "Кольцо Тьмы" (особенно его первый том), и "По ту сторону рассвета" говорят именно об Арде. И ранние книги самой Альвдис – "Эанарион" и "Сага о Звездном Сильмариле" на мир Толкина завязаны намертво. Но в "После Пламени" она преодолевает притяжение Средиземья . Это роман о попытке человека противостоять дьявольскому обольщению, о трагической судьбе лучшего – да, в декорациях Арды, но не более того.

Еще пара слов о "Кориолане" и о сходстве основной сюжетной линии. По словам автора, это вышло случайно. Просто Альвдис в свободное от написания апокрифов время работает доцентом в университете и уже как ученый утверждает, что подобного рода сюжет изрядно часто встречается в древних сказаниях. И чем древнее, тем чаще. По-научному он называется "неприятие лучшего". Почитайте на досуге. Коротко говоря, главный герой всегда – не вполне человек, и за эти сверхчеловеческие качества люди его боятся. Он легче найдет общий язык со врагом, чем со своими. Такой герой всегда гибнет, часто провоцируя смерть.

Впрочем, гибель Феанора – это тринадцатая глава второго тома, а мы пока имеем в общем доступе первые семь. Не станем торопиться судить о книге по "официальному спойлеру". Лучше поищем еще шекспировские аллюзии в романе.

Вот такая, например. Есть принц. Отец его, как убеждено всё королевство, скончался. Правда, принцу тень отца жить не дает, принцу мстить за папу охота, а месть всё не выходит…

Разумеется, "Гамлет".
Маэдрос, принц Датский.

Для всего мироздания его отец мертв. Для принца он жив, и этот недомерший государь мучает юношу, заставляя делать то, что наш принц делать ну никак не хочет. Гамлет, как нам объяснили брадатые литведы, мучается потому, что тяжко интеллигенту вершить кровную месть. Маэдрос в "ПП" – потому что всё требует мести за отца, а предательски живой Феанор настаивает на прямо противоположном.

И неудивительно, что в начале девятой главы Маэдрос произносит перефразированный, но вполне узнаваемый монолог "Быть или не быть".

Еще одна черта сближения с “Гамлетом”, но не с сюжетом или образом принца, а с текстом. У Альвдис сплошь и рядом в самый трагический момент “вылезает” гамлетовский Могильщик с его неуместно веселой песенкой. Таких мудрых шутов в романе два: слуга Феанора Мори и майа Тильд (явно двоюродный родственник булгаковскому Бегемоту… но ради Эру, об аллюзиях “Мастера и Маргариты” – в другой раз!). С шуточками Тильда связана одна из самых жестоких сцен романа – самопародия автора: Тильд передразнивает Мелькора, Саурона и Феанора, а непосредственно за этим идет неудавшаяся попытка самоубийства Пламенного. От контраста становится не по себе…

Но злой юмор в романе присущ не только этим двум героям. Мрачно шутят многие, и первый из них – автор. Чего стоит, например, идея вечной ссылки “на картошку”!

Может быть задан вопрос, правомерно ли вообще сравнение романа Альвдис с этими тремя трагедиями? не вычитываю ли я в книге того, что автор в нее не вкладывал? Но у меня есть веское доказательство, что Альвдис сознательно ищет собственного "Фауста" и собственного "Гамлета": это ее рассказ "Сказка о потерянном глаголе", где главный герой – доктор Фауст, и зарисовка "Спор с Блоком", в которой росчерком дана апокрифическая версия "Гамлета".

Теперь мне надо сделать умный вывод. Он прост (и да простится мне высокопарность): "После Пламени" Альвдис – единственная из мне известных книг толкинистского фэндома, в которой автор не просто творит свою картину мира Толкина, но пытается ответить на некоторые вопросы, не один век волнующие писателей.

Удачен этот ответ или нет – решать вам, уважаемые читатели. Что до меня, то мне – нравится.

Мори, нолдо из Ангбанда


Размещено: 31.05.06



return_links(); //echo 15; ?> build_links(); ?>