Главная Новости Библиотека Тол-Эрессеа Таверна "7 Кубков" Портал Амбар Личные страницы
Игры Юмор Литература Нетекстовые материалы


Р2Д2

Не сказанное

Тяжелая обложка, светлые страницы, бесчувственно белые в молодости.... Распахивается книга ...

Книги умеют летать. Единым взмахом открывает страница слова, от которых невозможно оторваться, и потому, может быть, осознать до конца, - смотришь ее глазами, белые сухие крылья за спиной...

И сухими формулами стекленеют слезы... нет, неверно. Струистый шелковый водопад внутри тебя, - стекленеет. Формула поворачивается, у каждой - свое па...

Или ты идешь в ногу со стихами, падая по строчкам. И крылья машут неистово.

Если эти слабые чудеса касались тебя, не бойся, - их легко забыть. Спрячь книгу, забудь сияющий вечер и скороговорку восхищенных слов.

Закрой ее. Сердце, ожесточившись, само сожжет волнующие сказки.

(Так и поступал я всю жизнь, но... кто-то придумал хорошее слово "Однажды..."... ах, давным-давно...)


Однажды на переплет неба налепили восковую луну, и дни уместились на ладони маленькой девочки.

Была где-то полночь; минувшим вечером гроза ушла на восток, сырой ветер медленно плыл у фонарей. В доме на окраине родилась Эльхой.

Вечер был примечателен разве что тем, что розы, стоявшие в вазе принцессы, - они умели разговаривать, и не стоит удивляться мстительности срезавшего их садовника, - поблекли.

(А принцесса Грета, девяти лет от роду, проснувшись утром, испугалась белых роз:

- Кто покрасил мои розы?!! Станум, где вы, помогите мне! - она не любила держать колючие розы в руках; может быть, то был тайный страх, унаследованный от легендарной Спящей Красавицы. Все знают, что она пролежала в коме лет десять, прежде чем у принца хватило духа ее поцеловать.

- Ой, Ваше Высо - ой! - чество! - высокий голосок придворной дамы ойкал на поворотах. Она бежала, уже сжимая в руках графин с водой и равновесия ради цепляясь за копья стражи.

Вдвоем они славно поиздевались над бедными розами, но, к сожалению, совершенно неосознанно.).


Девочка росла, у нее были серые платья, запыленные светлые волосы и робкий взгляд.

В ее семь лет мама купила для нее книгу "Правдивая история нашего королевства" (в которой все сказки были записаны шиворот-навыворот), и она совсем забыла о вполне исторических временах своего детства.

Раньше-то мама рассказывала ей правдивые истории; вообще говоря, чем позже вы услышите о том, чего не бывает, но зато очень хочется, тем разумнее вы к этому отнесетесь. Ведь сказок столько - читать, - не перечитать!

Тут вам и Красная Шапочка (ма-ам, побудь за волка, пожа-алуйста...), и неизвестно, сколько прекрасных царевен - даже лягушечьих. И когда однажды девочка эта - она отзывалась на столько имен, что все и не вспомнишь, но я буду звать ее Эльхой, - вышла за городские ворота, ничего странного в том нет, что ее унес могучий великан. А может, злой разбойник. Или дракон.

Могу сразу вам сказать, что ни то, ни другое, ни третье не было, конечно, правдой. Это ведь я ее увел. По дороге она называла меня то так, то эдак. Вы скажете: как вам не стыдно, забирать ребенка у матери! И будете правы. (Я был слишком молод тогда, и не так хорошо знал свою Дудочку. Из нашего с ней родного города мне пришлось уйти после одной глупой истории на свадьбе соседей, когда, услыхав Дудочку, гости начали срывать с себя украшения, кидать их на пол... вина моя была доказана т.н. "следственным экспериментом" и всем показалось, что подобный талант только мешает жить приличным людям). Я никак не мог вернуться, и к тому же нашел ее в повозке уже довольно далеко от Гаммельна; проблему доставки обратно пришлось отложить до первой крупной деревни, где согласились бы отвезти ее назад. Мы вместе ехали на север. Эльхой пела, - тоненький голосок, похожий на скрип телеги.

Когда я отдавал ее в надежные руки спешивших в наш город купцов, она возвращалась. Потому что всегда наступал миг, когда я уже не мог не играть. Может быть, мне следовало быть тверже.

Тогда мы ехали и сочиняли сказки. Чтобы не скучать. Она постоянно заговаривала о принцах, драконах, благородных разбойниках, и вообще-то, без нее у меня ни одной сказки бы не вышло. Что-то древнее, - смешные обороты речи из "Правдивой истории...", или, возможно, песенки, которые она напевала, - всегда разные, - и вечный скрип не терзал меня жестоким напевом. (Вы тоже когда-нибудь его слышали: "и-ди прочь...и-ди прочь").

Мы были во всех северных городах; это просто, тогда их было всего-то четыре. В Тише-едешь мы оставили телегу, слишком скрипучую на взгляд стражников. Они уж точно не обратили бы на шум внимание, если б меня не угораздило сыграть вечерком нечто заунывное. Когда все кошки города полезли на стенку (подозреваю, что не только кошки), нас вежливо арестовали. Пришлось откупиться почти совсем новой повозкой.

А в Дальше-будешь нас не пустили дальше гостиницы у самых стен города; будь моя воля, мы не остались бы там и на ночь, но выйти из города оказалось едва не трудней, чем войти.

В Меньше-знаешь мы пробыли неделю, там были огромные пустые библиотеки и школы, где учили только читать и писать; Эльхой сбежала из одной такой школы после первого урока. В конце концов, мы были вынуждены уйти, потому что слишком многим интересовались. Например, на вопрос типа "какое у вас сегодня первое блюдо?" следовал такой вот ответ: "сначала съешь, потом будешь жаловаться!". И с каждым днем вопрос повергал трактирщика все глубже в угрюмую панику.

А в Крепче-спишь нас и вовсе не заметили, благо на воротах у них никто не стоял, и казалось, что сказка о Спящей красавице еще не закончилась...

И во многих западных городах: никто их все еще не пересчитывал, и все они так похожи - стеклянные крыши оранжерей, приземистые библиотеки, высокие ратуши и розы, розы, розы, - что я забыл даже их названия. Там не нуждались во флейтисте или маленькой сказочнице; там ни в ком не нуждались. Все были так одинаковы, что не смогли стать одинокими.

И мы пошли на восток. Нам часто встречался народ-на-повозках; радушные, они принимали нас на ночь, а то и дольше; но Эльхой уходила от них поскорее, несмотря на состояние здоровья или нехватку денег. И если я оборачивался, не замечал осуждения в случайных провожающих взглядах.

Городов на востоке не было, может, из-за Печальных Гор, ограждавших Восток от Моря. Сквозь них вот уже вечность гномы долбили проход, но Печальные Горы сдаваться не торопились. Гномы же - упрямый и многочисленный народ, владевший Горами всегда, умудрялись находить все новые и новые драгоценные металлы, камни и т.п.

Как меня ни тянула Эльхой, к гномам мы не пошли: мало ли, как на них действует Дудочка. Постепенно Она приноровилась к ритму "будни - выходные", и заставляла меня играть на себе по выходным. Оч-чень неудобно.

Нам оставался юг, зима кончалась, и жаркое солнышко тянуло Эльхой, стосковавшуюся по теплу... Эльхой нашла свою мать в одном загадочном городе, в котором я ее потерял. С тех пор все иные чудеса юга потеряли любое значение для меня; ведь то был Город Встреч. Там находили друг друга лишь те, кто друг друга любил. А эта маленькая Орлеанская Дева даже не попрощалась со мной.

Делать было нечего; Дудочка уж не сзывала друзей.

Я побродил там, бородатый призрак в черном измочаленном ветрами плаще, в шляпе с обрывающимися полями и с колдовской силой, которой не понимал. Флейта-дудочка никак не хотела теряться, продаваться, молчать и я ходил, будто носатый деревянный мальчишка, пытающийся стать человеком. Меня научили скрываться и выживать. И мстить. Я должен был вернуться в Гаммельн!

Восемь лет прошло; он не изменился ни на пылинку.

Разве что случилась маленькая неприятность с крысами; пришлось воззвать к Дератизатору, как они делают на юге в таких случаях, добавляя к молитвам небольшое количество яда (вот искренность в аллегории); обозвали колдуном. В Правдивом королевстве их не любили... К тому же прошел слух, что Эльхой увел я (стали приписывать всех пропавших детей, как какому-то маньяку)...

Бургомистр удачно (для любителя) организовал арест, и за пару дней признал виновным почти во всех бедах города. (Представьте себе наказание). Дудочку он отобрал для музея.

Тюрьма была самым спокойным местом в моей жизни, если учесть постоянно откладывавшуюся, - пока я сам не отменил ее своим побегом, - смертную казнь. Одна девушка, сказочно добрая принцесса уговорила меня бежать и забрать ее с собой; это попахивало бременскими музыкантами, но кто их знает, прототипов.

(У нас с Гретой вырос сын; мы назвали его Ланселотом. Наверно, расскажи я вам о Грете, это была бы повесть о волшебном, необходимом, искреннем милосердии... но люблю ее, и готов разве что сразиться в честь ее красоты; да не замутится моими глупыми словами ее душа - колодец). Принцесса по крови, ставшая меньше, чем нищенкой; принцесса целого города, ставшая королевой лишь одного верноподданного.

Грета, королева.


Счастливый ли конец? Не знаю.

Дудочка осталась в музее; на ней разрешают играть особо важным гостям. Результат непредсказуем.

Эльхой с матерью вернулись в город. Кажется, они довольны своей судьбой; ведь в Гаммельне живут только счастливые люди.

А мы? Идущие всю жизнь, спешащие в далекие края, словно кто-то все зовет нас в полном отчаянии на помощь. Почему же я сомневаюсь всю жизнь:

Мы - странники?



return_links(); //echo 15; ?> build_links(); ?>