Лайхэ

Танцуй, странная!^*

Альвдис, Сказочнику, Урлах - и всем, кто был на той набережной.

- Меня зовут Амрита Видьядеви, или чаще - Тиллоттама.

- Апсара из Махабхараты, - беспричинно радуясь, воскликнул Рамамурти, - "красавица с просяное зернышко"! Одна из самых прекрасных легенд великой поэмы.

И. Ефремов "Лезвие бритвы"

Шаг, шаг, всплеск ладоней, пальцы сплетаются особым жестом - очередная индийская мудра, босые ступни перемазаны пылью, но в темноте легко представить, что выкрашены хной.

Менестрель поет. Поет, небрежно прижав локтем гитару; у гитары нет ремня, но ему это не мешает. Завидую надвое. Я не умею сплетать мудры и не умею так прижимать гитару. Для гитары у меня либо ремень, либо коленка. А в мудрах я вообще дуб дубом.

Это красиво - овеянное легкой бледно-зеленой тканью тело, изгибающееся в танце на фоне черной реки и оранжевых огней противоположного берега. Это красиво - освещенные случайным взблеском фонаря сложенные пальцы, высокий подъем ступни, породистый профиль и - в качестве виноградинки сверху - выбившийся из прически локон, подхваченный движением танца.

Я пью вино, слушаю, смотрю, и мне весело. Мне весело и хорошо, потому что я стала героиней романа-фэнтэзи с сюжетом, основанном на перемещении человека во времени. А самый смак - то, что перенесло меня не в какие-нибудь там века Цезаря или Ивана Грозного, а совсем чуть-чуть. В эпоху моих же девятнадцати лет.

Вскрик гитары - отточенный взмах руки на фоне воды и фонарей - пойманная бликом света кудрявая прядь - чей-то уже слегка хмельной хохот на задворках - бульканье вина, переливающегося из бутылки в пластиковый стакан...

Как давно я не была здесь, в этом времени.

Я - агент, заброшенный службой Ее величества Памяти в эту эпоху. Профессионал. Впрочем, что тут сложного? Никто вокруг и не догадывается, что мне просто не может быть все еще девятнадцать...

Пою, наскоро приладившись к струнам чужой гитары. Пою что-то относительно зажигательное, и юные девы в развевающихся легких платьишках танцуют, блестя глазами, волосами и "фенечками". Не танцует одна - та самая, в бледно-зеленом, умеющая складывать мудры, - уже не дева и не юная, и, кажется, кроме менестреля она здесь единственная, кто подозревает факт моего засланства. Единственная, кто не верит, что мне - девятнадцать! Потому что когда мне было и вправду девятнадцать...

...был снег, и было темно. И мы ходили напропалую по этому снегу и говорили о Мирах. Занятно говорили. Исходя из позиции "уважай чужие глюки". После чего во мне юный задор нашептывал песенки типа "а все было не так", а она вела за собой детей, которые ей верили - я не попала в число этих детей, потому что уже не была ребенком, но и не забывала этого снега, темноты и разговора ...

Отдаю гитару менестрелю и - с первыми же аккордами - срываюсь в танец. Конспирация летит начисто, потому что я не танцевала так в свои девятнадцать, но мне наплевать. И я упаду на одно колено, вскинув руки, и бледно-зеленое платье проплывет мимо чуточку медленнее, чем смог бы проплыть смерч, и юные девы вокруг будут пить вино, смеяться и хлопать в ладоши...

И она тоже смеется и откидывает кудрявую прядку за плечо...

...Нет, граждане, все не так. Это не Память - Ее величество, заславшая меня сюда. Это Мое величество засылает Память куда попало - хоть в сопредельные миры, хоть в девяносто шестой год минувшего столетия. Ах, этот ушедший век! - как много ожиданий было связано с его окончанием и началом эры Водолея; как надеялись люди, что хоть что-то изменится в паскудной этой жизни лучшего из миров... мои каблуки отстукивают по асфальту тот же ритм, что отстукивали копыта коней, везущих еретиков на сожжение. Диалектика и гностицизм в одном флаконе - каблуки еретички, атеистки и ведьмы рассыпают по набережной ритмику слияния Тьмы и Света! И менестрель поет, и девы вступают в круг танца... Каблуки ведьмы - подковы коней Всадников Апокалипсиса...

...а я ведь тоже - не дева и уж точно не юная. Но сегодня я сделаю так, что менестрель будет петь - для меня, и эта набережная - для меня, и пластиковые стаканчики с вином превратятся в серебряные кубки - по моей воле...

И будет литься складками, кружиться, мягким сполохом выбиваясь из темноты, бледно-зеленое платье - для меня.

...Эта фигура по какому-то неуловимому ощущению похожа на степную Бабу - неколебимая в первородной мощи своей, предмет культового поклонения времен матриархата. Мощь и поразительное, из какого-то лохмато-галантного века пришедшее изящество, локоны гурии и взгляд Кибелы...

Сила. Незыблемая сила - незыблемая по природе своей, и мерцание насмешки из-под ресниц, и точеный контур вдруг облитой желтым светом фонаря вскинутой в танце ступни...

Танец твой - песня. Песня моей юности, моей доверчивой, щемящей юности.

Кружись, богиня. Сплетай замысловатые мудры и рассыпай бисеринками смех из глаз. Сегодня мы не будем хлебать пиво из одной бутылки и говорить о мифологии. Сегодня мы танцуем - вместе.

Богиня Луны и черного перекрестка,
Владычица зверей и ночи - к тебе мой путь... - пела я когда-то. Не зная и почти не веря, что однажды взметнутся в мертвом свете фонарей передо мной шалые светло-русые пряди, что изогнется в странном и почти страшном танце широкобедрая, грациозная, могучая и хрупкая в изначальной, первобытной женственности своей - Кибела.

...Это счастье мое - то, что за Танец с богиней я расплатилась всего лишь порванной босоножкой. Впрочем, и ту обнаружила уже дома...

Апрель 2005г., Москва

* (с) Диэр