Главная Новости Библиотека Тол-Эрессеа Таверна "7 Кубков" Портал Амбар Личные страницы
Игры Юмор Литература Нетекстовые материалы


Маэквен

Исход Нолдор

2003 год

Надвигался Праздник Урожая. И вот, перед тем, как на него поехать, решила я навестить друзей моих и родичей в Форменосе. Впустили меня охотно. Меня встретил сам Куруфинвэ, с ним были сыновья его, Майтимо и Карнистир. Они приветствовали меня, но подчеркнули, что крепость эта – жилище изгнанников. Речи их были язвительными и горькими. Слова Фэанаро задели меня, и я ответила резко, что полагаю кару его справедливой. Я не могла сказать иначе, потому что отец дорог мне. Брат моего отца ответил: “Зачем же ты пришла сюда?” Я ответила: “Не к тебе я пришла, а к сыновьям твоим”. Он сказал: “Тогда я не буду мешать вам”, - и ушел. Мы говорили с Карнистиром...

Мы беседовали долго, и говорили о зле и лжи Мелькора, и снизошел на меня странный порыв. Я сказала…

Эхом потом отдались мне слова отца, обращенные к его старшему брату: “Ты будешь вести, я – следовать…”

Потом речь зашла о празднике. Тут я и узнала о том, что Валар ПРИКАЗАЛИ Фэанаро явиться на пир. Фэанаро подтвердил это; он был взбешен. Я видела, что он оскорблен и унижен, и…

Во всяком случае, я была поражена этим, и сожалела о сказанном мной ранее. Мне стало ясно, что причиной злых слов Фэанаро была его уязвленная гордость, и напрасно я разбередила ее еще больше. В этот момент в Форменос приехала Нэрданэль. С ней был и Махтан, и жена его, и младший сын. Нэрданэль, как и я, пришла не к Куруфинвэ, а к сыновьям – его и ее сыновьям. Я стала невольной свидетельницей очередной ссоры. В конце концов Нэрданэль сказала: “Отпусти на праздник хотя бы сыновей своих”, - на что Фэанаро ответил, что сыновья его – лишь отражения его самого, а Карнистир вскричал, что отказ прийти на пир был их свободным выбором и что пока они живут в изгнании, праздновать им нечего. Фэанаро же добавил: “Поскольку Валар ПРИКАЗАЛИ мне прийти, я повинуюсь. Но я не возьму с собой Сильмарили и приду в рабочей одежде”. Тогда Нэрданэль ушла, и я поняла, что мне тоже пора, ибо путь неблизкий, а праздник скоро. Я простилась с Карнистиром, обещая прийти еще. Затем я подошла к Куруфинвэ и просила простить меня за резкие слова в его доме. Он ответил, что не держит на меня сердца; “Ты будешь одной из немногих, кого я буду рад там видеть”. Я простилась и с ним и ушла.

…Мы опаздывали. Сколько может прихорашиваться нолдо? До бесконечности. Мне еще пришлось причесывать взъерошенного Финдекано, а надежда, что хоть кто-нибудь причешет меня, угасла, едва зародившись. Пока Финдекано влезал в парадную котту, я успела не только причесаться, но и надеть диадему. В результате мы пришли, точнее, прибежали на пир последними, а брат еще задержался, потому что ему, видите ли, вздумалось побеседовать с Мелькором…

Праздник Урожая удался на славу. Веселья должно было бы хватать на всех, тем более что брат мой Финдекано придумал новую игру в прищепки, и вскоре ей забавлялись все, кроме разве что Фэанаро, который и впрямь пришел в разорванной одежде – и с мечом. Был он угрюм… Я хотела подойти и поприветствовать его, но, во-первых, я была не единственной – и мне показалось невежливым отпихивать локтем Манвэ или Ингвэ, а во-вторых, праздник захватил меня. Я танцевала, слушала песни, спасалась от прищепок, наблюдала за играющими… Но все же веселье было для меня омрачено – мрачными лицами Фэанаро и его оруженосца (с мечом? На пир?), вопросом Турукано: “Как? Ты опять была у ЭТИХ?”, тенью, пробегающей изредка по лицу отца моего… Мне не хватало их. Куруфинвионов. Старшего, без которого не по себе было даже моему бесшабашному братцу – лучшие друзья, они не поссорились даже после того, как Фэанаро с сыновьями удалились в изгнание. Макалаурэ Канафинвэ, без чьих песен пир – пир только наполовину. Морифинвэ Карнистира, который всегда был со мной столь же резок, сколь и откровенен – именно благодаря ему я поняла, что Мелькор – лжец. Куруфинвэ Атаринкэ и Туркафинвэ Тьелкормо, по которым я когда-то начинала скучать, едва попрощавшись. Близнецов… Семерых не хватало явственно – мне. Верю, кому-то не хватало других, оставшихся там нолдор…

…Мне все же удалось поговорить с братом моего отца, но от этой беседы легче не стало ни мне, ни ему.

…На праздник я едва не опоздала, торопилась, как могла (а могла я быстро ;)) ), и в туфли мне насыпалось много камешков, большей частью – острые. Я присела в сторонке, вытряхивая их, и вдруг услышала голоса Нолофинвэ и Фэанаро. Я увидела, как они пожимают друг другу руки, как обнимаются… Я стала свидетельницей того, о чем так долго мечтала – их примирения. Они разошлись, точнее, атаринья ушел, а Фэанаро остался – и при виде его лица радость моя убавилась вдвое. Потом к нему подошел Арафинвэ, и они говорили вдвоем. Говорили негромко, мне эти слова не предназначались, но я уловила фразу, брошенную Куруфинвэ: “Пока Мелькор на свободе, Благой Земле покоя не будет!”

Мне хотелось поделиться услышанным – и хорошим, и странным (не сказать “недобрым”). Я хотела найти кого-нибудь из братьев, но Финдекано и Аракано были заняты, Турукано я не видела… Я уже собиралась пойти искать отца, но тут мне встретилась Артанис. Я поделилась с ней своими мыслями, и она поняла меня.

Дальше – не знаю, явь ли это была, или лишь видение – мы свиделись с сынами Фэанаро. В этой встрече мне было еще меньше радости, нежели перед праздником, потому что вдруг я поняла, что, явись они на пир, веселиться они все равно не стали бы, следуя своему отцу, так же, как я бы следовала своему. Вернувшись, я с облегчением отдалась радости, что струилась подобно водопаду. Прищепки пришлись по вкусу даже самым старшим и умудренным – Махтан, стоя подле меня, задумчиво сказал: “А забавная эта новая игра… как ее?..” “Прищепки?” – спросила я. “Да-да, именно”, - подтвердил Руско и величественно удалился. После чего я обнаружила прищепку у себя на рукаве. ;)) )

Старший брат мой сказал мне: “А не повесить ли нам прищепки на наших родителей, что стоят вон там?” – “А повесить!” - ответила я. Тогда мы взяли по прищепке и подкрались к отцу и матери, которые беседовали, стоя рядом. Брат поручил мне повесить прищепку на маму, сам взялся за то, что попроще – за отца. Родители наши что-то заподозрили. Поэтому брат без особого труда нацепил прищепку на рукав парадной одежды Нолофинвэ и убежал, мне же пришлось отдуваться за двоих. Тогда я порадовалась, что не успела прицепить прищепку на маму, потому что, сняв изделие Финдекано с мужа, она попросила его поискать артефакт на ней. Но прищепку, назначенную ей, я держала в руках, пряча в рукаве, потому, как только отец приблизился ко мне, я прищепила то, что держала в руке, к его котте и бросилась бежать. Он погнался за мной, но поймать не успел, потому что вдруг стало темно.

Тьма. Она обступила нас со всех сторон – и никогда еще мне не было так страшно. Мы звали друг друга во тьме, мы нашли друг друга по голосам; “Держитесь вместе!” – кричал атаринья, срывая голос. Брат обнял меня – нет, он вцепился в меня, боясь отпустить хоть на минуту. Аракано бросился искать свою возлюбленную, и мы потеряли его во тьме. Турукано с семьей держался рядом, отец и мама были где-то впереди и сбоку…

Мы поспешили туда, где только что был свет – на курган Эзеллохар. Там был свет – но вот света не стало, и Древа лишь тускло мерцают во мраке, и листья опали с них и лежат, бледные и безжизненные.

“Как это?”

Мне было страшно. Я никак не могла понять.

Мне было больно. Свет умер.

Слезы стояли в моих глазах – и не только в моих.

И рыдала Йаванна.

Пришел Фэанаро.

И Йаванна сказала, что сможет оживить Древа лишь если в руках у нее будет хотя бы малая часть их света.

А Куруфинвэ Фэанаро ответил…

Он отказался, заявив, что проживет не дольше, чем его камни.

“Как он смеет отказывать?!” – вскричал кто-то.

И отец мой отозвался: “Это его право”.

Брат мой сказал мне: “Теперь хуже не будет”

Йаванна пела на холме, пытаясь пробудить, исцелить Деревья… Втуне.

Вдруг – факелы. Огни во тьме. Крики.

Финвэ убит. Сильмарили похищены.

Разум не служил мне: в Форменосе лежит с размозженной головой отец моего отца… Не может быть. Не может быть.

И крик, бешеный крик Фэанаро. Проклятия. Искаженное лицо, безумные глаза. Проклятие Мелькору – да зовется отныне Моринготто. Проклятия… Он проклинал Валар!

Тьма, прорежаемая лишь немногими факелами и тускло, небывало тускло горящими звездами. Мы спешим в Форменос, мы боимся потерять дорогу. Горы, северные горы. Не так давно я была здесь, я знаю здесь чуть ли не каждую впадинку – но сегодня я оступаюсь и едва не падаю – брат не дает упасть.

“Финвэ был Королем всех Нолдор. Проходите”.

Вот лежит Финвэ. Его почти заслоняют от меня фэанарионы. Я не вижу его лица и почти рада этому.

Сыновья над телом отца. Я смотрю на Нолофинвэ. Атаринья… Его лицо тоже скрыто от меня – и я опять рада этому, я боюсь увидеть слезы отца. На Фэанаро страшно смотреть. Но я смотрю. Слушать его тоже страшно – а он говорит. Смысл его слов темен и страшен, но они падают в мою душу семенами… Семена прорастают страхом.

Подходит Тьелкормо и говорит: “Не стоит смотреть на это”, - и накрывает тело плащом. Они кладут Финвэ на щиты и поднимают на плечи. Несут. Куда? В Лориэн? Я не знаю – мне все равно. Мне страшно.

Они несут его – Куруфинвэ, Нолофинвэ, Арафинвэ, сыновья их…

Тьма.

Факелы.

Я не помню, когда и где мы остановились. Лориэн? Просто поляна где-то между Форменосом и Тирионом? Не помню.

Я даже плохо помню, как они клялись над телом отца. Клялись – о мести.

А брат все повторял: “Ну теперь хуже не будет, хуже быть не может, потому что некуда…”

И куда-то пропала Эленвэ, и нам пришлось в четыре руки держать Итариллэ. “Не бойся, все будет хорошо, мама скоро вернется, папа ее найдет, не бойся…” Самим бы поверить. Я уже, кажется, не верю. Во всяком случае, точно знаю, что может быть и хуже, потому что чувствую.

И Фэанаро призывает всех в Тирион, и говорит, что не бывать нашему городу прежним. О чем он? Не знаю. Просто еще одно семя предчувствия упало в мою душу.

Мы возвращаемся. Тирион… Даже во тьме мерцают его белые стены. Оказывается, кое-кто вернулся туда прямо с праздника, и теперь на площади горит костер. Костер… “Душа Фэанаро схожа с этим костром”, - говорю я. “Он безумен!” - говорят вокруг.

Безумен? Не знаю. Безумие вокруг. Везде. Везде, где тьма.

Безумен Фэанаро или нет – но он страшен.

Мы ждем. Неизвестно чего, но ждем. Кто-то говорит, что Валар все исправят. Кто? А, мудрейшие. Так говорит Махтан, так говорит его дочь, так говорит Румил… Атаринья тоже что-то говорит… Отец, как же тебе больно! А ведь надо что-то решать – тебе. Я ведь слышала, как ты сказал брату: “Ты будешь вести – я следовать”.

Приходит Ингвэ. Блаженный народ Ваниар – у них есть вера. Они верят, что Валар смогут исправить совершенное, они готовы делиться своей верой. Но Ингвэ подтверждает, что наше право – решать самим.

Самим. Благой народ Ваниар. А мы? Даже здесь, в Тирионе, мы уже разделены. А как же родичи в Форменосе? Отец обещал брату, я сама – не я ли обещала Карнистиру, что буду с ними, когда они поднимут оружие на неведомое зло?

А как же Аман? Белокаменный Тирион? Да, я мечтала об Эндорэ, но покинуть Аман сейчас – не значит ли предать Благую Землю?

Фэанаро говорил, что Аман – золоченая клетка, но это неправда. Мы родились здесь, мы были здесь счастливы. Он говорил, что нас обманули, и раз Света нет, мы можем уйти. Но это неправильно, я знаю!

Вновь появляется Фэанаро, и с ним – его Дом. Фэанаро стоит на холме, на самой вершине… нет, он не стоит, он мечется, и меч у бедра его…

“Слышите ли вы меня, Нолдор?” - вопрошает он.

Он говорит, он долго говорит, он говорит все о том же.

“Он безумен! Он обезумел от горя!”

Должно быть, он и впрямь был безумен. Но речь его была, словно пламя. Она зажигала нас.

“Он не прав”. Это единственное, что могла я противопоставить в своей воле силе его слов. Он не прав – но туда, куда пойдет он, пойдем и мы. Я пойду – ибо давно поняла, что его сыновья не оставят его, даже если он пойдет за Моринготто пешком, - а я обещала. И от слов своих не откажусь.

Финдекано куда-то делся – пошел искать не то Эленвэ, не то Аракано, и я стояла одна с Итариллэ. Я опасалась протискиваться сквозь толпу.

И Фэанаро клялся. Клятва его, должно быть, была слышна даже в Валмаре… Впрочем, Валар слышали его и так – ибо им не нужен слух, чтобы слышать ТАКИЕ речи.

“Что он делает? Что он говорит?!”

“Он проклинает сам себя”, - вдруг поняла я.

А потом клялись его сыновья, дважды повторяя каждую фразу – и содрогнулся народ Нолдор.

Отец – мой отец – пытался образумить Куруфинвэ.

“Где же твои слова?” – вспыхнул Фэанаро. – “Не ты ли говорил: “Ты будешь вести, я – следовать”?”

И они ушли. Мы невольно расступились перед ними. Следом за ними рванулась Нэрданэль.

Мы остались. Я не могла дальше оставаться в стороне и прошла – протолкалась - к старшим родичам, стоявшим ближе к вершине.

Говорил мой отец. Все, что он мог сказать, я знала. Его слова были моими мыслями.

Говорил Арафинвэ. Он уговаривал Нолдор остаться.

Говорила Артанис. Она, как и многие из нас, мечтала об Эндорэ. И сейчас слова Куруфинвэ задели ее за ее мечту о собственном владении.

Турукано одернул ее.

Сказала и я – сказала то, о чем думала. Только за себя.

Так разделились мы.

Мы уходили: отец мой, братья, я, арафинвионы… Арафинвэ пошел также, не желая оставлять родичей.

Мы собрались быстро – мы не брали лишнего. Я, помимо прочего, взяла лишь праздничное платье – жаль было оставлять его, ибо сшито было с большой любовью…

Лук же не был лишним.

Так – походный плащ, мешок за спиной, колчан у бедра, лук в руках – я прощалась с мамой.

Мама…

Как же больно мне было! Мне и сейчас больно вспоминать это.

Я ухожу. Я должна. Я обещала. Прости, мама! Я вернусь, правда, мы все вернемся, вот увидишь…

Она обняла меня и просила возвращаться поскорее.

Я спускалась с Туны, а слезы текли по моим щекам и не спешили сохнуть.

Первого Дома уже не было ни видно, ни слышно.

Я торопилась, я бежала, догоняя старшего брата. Финдекано гнала вперед мысль о Майтимо, меня – о Карнистире, Атаринкэ, Тьелкормо…

Они не стали нас дожидаться. Надо их догнать, надо как-то успокоить их, отец правильно говорил – мы пойдем с ними, мы поможем, мы сделаем все, чтобы не родилось лиха… Фэанаро безумен, но…

Мы вылетели из-за поворота. Перед нами была Лебяжья Гавань. Оттуда доносились крики. Финдекано с дружиной, не раздумывая, бросились туда, обнажая клинки. Я замешкалась, отыскивая в колчане тетиву…

…Битва закончилась. Я подошла и увидела тела. В руках у меня по-прежнему был лук, на тетиве была стрела, пальцы свело на древке.

“Я – убила?”

Я вижу – брат. Финдекано стоит, напротив него, спиной ко мне – Майтимо. Они разговаривают, и лицо у Финдекано каменное.

Вдалеке проносится сполох с безумием в глазах – Фэанаро.

А вот – отставшие. Отец, братья: Турукано, Аракано…

Отец смотрит. На нас. На тела тэлери. Снова на нас.

Финдекано подходит. В руке у него – меч. Я вижу кровь, несмотря на тьму, что по-прежнему царит над нами. Тьма и безумие. Но безумие отступает и прячется – до поры. Я понимаю, что мы сделали.

Атаринья…

Кто участвовал в этом? – спрашивает он.

Мне хочется не быть.

Я стою к нему ближе, чем брат. Я отвечаю первой. За себя.

“Я”.

Атаринья…

Он отворачивается, он не смотрит на меня.

Атаринья!..

“Я”, - а это Финдекано, отец поворачивается к нему и долго смотрит. Не на Финдекано, на меч.

“Убери ЭТО. Убери, чтобы я не видел”.

Больше он ничего не говорит нам. Он идет к своему брату.

Не помню, говорили ли они, и если говорили, то о чем. Должно быть, о кораблях: Первый Дом отплыл на них, а я смутно припоминаю слова: “Плывите к Араману, там встретимся!”

Но – не помню.

Я убираю стрелу, что держала в руках, в колчан. Почему убираю – не знаю. Можно было бросить ее прямо здесь, потому что собирать остальные у меня нет даже мысли.

Мы идем. Мы даже не дожидаемся Арафинвэ. Я бы радовалась этому, если бы могла что-то чувствовать. Но чувствую я только одно, и не знаю этому чувству названия. Я двигаюсь с трудом. Я несла знамя – до этого. И Финдекано тоже нес. Я слышу, как он отказывается.

Наши руки в крови.

Я не могу, говорю я Аракано. Бери, отвечает он. Это твое. Ты должна.

Я беру знамя. Знамя Финвэ. Онтаро, что бы ты нам сказал сейчас? Отвернулся бы?

Я – убила.

Я не хотела убивать. Я старалась ранить – не более. Но их или добивали, или затаптывали в свалке.

Араман.

Мы остановились.

Мы сели – у самой воды.

Не знаю, зачем – вытаскиваю стрелу из колчана. Ту самую – я узнаю ее из тысячи.

Рядом – родичи. Отец, братья. Они видят меня, они слышат мои слова.

Я не могу молчать. Я убила. Я никогда не стреляла в Эльдар. Я никогда даже не думала, что когда-нибудь, случайно ли, в шутку ли, - выстрелю. Чтобы остановить. Чтобы убить.

Слезы. Сколько еще я пролью? Сколько еще мне плакать – в Благой Земле, где мы не знали горя?

Я ломаю эту стрелу, ломаю о колено и бросаю останки в воду. Смешно. Что эта стрела, которая не пролила крови? Чем она виновата? Тем ли, что ее делала и держала в руках – я?

А на море – шторм. Оссэ, Оссэ гневается. На нас.

Брат – рядом.

Кровь на наших руках. Прости, брат, я не могу сейчас говорить с тобой.

Наконец, корабли возвращаются. Как мало их!

Но Фэанаро здесь, и сыновья его с ним.

А вот наконец нас догоняет Арафинвэ, и его дети, и те, кто с ними.

Наверное, они хоронили убитых.

Как же здесь холодно!

Здесь темно, темно, как везде, а еще здесь холодные туманы, которые опускаются на нас, и я чувствую, как во мне замерзает сердце.

Как смотреть в глаза Арафинвэ? Олвэ Альквалондский – отец его жены, арафинвионам он не меньше, чем всем нам – Финвэ…

Отец… Атаринья…

Я подошла к отцу. Я не могла дольше терпеть эту мУку.

Я чувствовала, как ему больно, от этого мне было больно вдвойне.

Атаринья, мне больно. Я стреляла, я пролила кровь.

Ты не попала.

Я попала, атаринья, он умер. Я виновата, вина моя тяжела.

Это не ты, это всего лишь вещь.

Это я, атаринья, это моя вина, это были мои руки.

Это наша общая вина, мы все виноваты…

Атаринья…

Не плачь, дочь моя…

Чего стоило отцу утешать меня?!

Снова три брата рядом. Снова они спорят.

Хотя нет, не спорят. Каждый уже решил.

Мы уходим, кричит Фэанаро. Кто хочет – пусть остается.

Я не пойду дальше, говорит Арафинвэ, как всегда, как тогда, на Туне, негромко… Послушайте, Нолдор, еще не поздно вернуться, одумайтесь, идемте со мной…

Трусы пусть остаются, гремит Фэанаро.

…Но я не помню, что говорил мой отец.

Так разделились Нолдор. Так стало нас – Три Дома. А Третий – разделился еще. Финдарато, Артанис, Артаресто, Ангарато – все они шли с нами. И многие шли за ними.

Арафинвэ прощался со своими детьми.

Первый Дом готовился грузиться на корабли.

Мы ждали.

Я видела, как Арафинвэ прощается с сыновьями, с дочерью.

Я вдруг поняла, что ДОЛЖНА сказать ему. Сказать правду.

Причинить боль.

Мы расстанемся, а если больше не увидимся?

На руках моих кровь – как мне теперь возвращаться?

Прости, мама…

Если убьют мое тело - из чертогов Мандоса я если и вернусь, то нескоро.

Я подошла к брату отца моего, Арафинвэ Финвиону.

Тяжело на душе у меня.

Так оставайся.

Не могу. Большая вина на мне, брат отца. Я пролила кровь.

Арафинвэ молчит – с жалостью. Я продолжаю.

Прошу, прости – хоть понимаю, что прошу слишком много…

Я прощаю тебя и прошу – вернись.

Не могу. Не хватит мне сил вернуться и ответить за сделанное.

Нет, я не боялась. Не боялась того, что со мной могут сделать Валар. Никакого наказания я не боялась, потому что любого было бы мало – любое я сочла бы справедливым. Не этого я боялась.

Нет. Сейчас – не могу. Прости.

Намаариэ.

Намаариэ.

Он обнял меня. Мы простились.

Так я прощалась с мамой… Хотя нет. Не так. Тогда я собиралась вернуться.

Теперь я поняла: мы себя прокляли. Сами.

И то, что последовало, было всего лишь итогом сделанного.

Голос из тьмы.

Проклятие Мандоса.

Жребий Нолдор.

Арафинвэ ушел раньше. И это было хорошо.

Это единственное, что было хорошо.

И теперь я могла сказать искренне: вот теперь хуже не будет. Ибо некуда.

Первый Дом отплывает. Кораблей слишком мало. Мы ждем вас здесь. Возвращайтесь.

Мы ждем.

Аракано, ты был… там?..

Нет, я не успел.

Это хорошо…

Это неважно. Эта вина – на всех.

Спасибо, брат.

Крик.

Что случилось?

Зарево. Зарево там, на том берегу.

Корабли…

Почти все как-то сразу поняли, что это корабли. Кто-то сомневался вслух, скорее уговаривая себя, нежели других.

Сестра, как ты думаешь, что это было?

Корабли, Финдекано. Ты же видел, какой огонь. Так горит просмоленное дерево, много дерева.

Сестра, что случилось?

Не знаю, брат. Думать не хочу.

Но не могли же они…

Фэанаро безумен. Его сыновья пойдут за ним на все – слепо. Я не хочу думать о том, что случилось.

Нам нет другой дороги, кроме как по льдам, говорит отец. По его глазам вижу, что он думает о том же, о чем и я.

Турукано, останься, говорит отец. У тебя жена, дочь… Оставайтесь, это безнадежный поход.

Нет. Мы идем все.

Мы не оставим знамена. Знамена – это наша честь.

Я беру то, которое рядом со мной. Знамя отца моего, с его гербом.

Не по мне честь, но больше некому.

Аийа Аракано Нолофинвэ!

Мы идем – Проклятые.

Отец впереди, арафинвионы посередине, замыкают колонну братья…

“Не скучивайтесь, лед может проломиться!”

Я пытаюсь пропустить вперед Итариллэ и Эленвэ. Но они отказываются – там Турукано, они идут вместе.

Ладно, думаю я, там Финдекано, он поможет, если что. Да и я тоже тут…

Идем.

Крик. Сзади. Эленвэ? Турукано?

Появляется атаринья, с ним Финдарато…

Эленвэ ушла под лед.

Турукано! Итариллэ!

Нет, их все же вытащили.

Эленвэ – нет.

За что? – спрашиваю я. Почему она? Чем виновата – она? Почему не я захлебнулась ледяной водой, почему?

Порядок поменялся. Последними идем мы – Артанис, Финдекано, я. Турукано с дочерью – в середине колонны. Аракано – где-то передо мной.

Идем.

Связали веревку из поясов, из того, что у кого было, идем. Веревка оправдала себя уже дважды – дважды мы останавливались, пока впереди вытаскивали оступившихся.

Отец ведет нас, ему помогает некто, я так и не поняла, кто это. Они ведут нас. Судя по звездам, мы идем верно.

Привал. Короткий привал. Многие едва ли не падают, где стояли.

Финдарато раздает коймас.

У Финдекано тоже есть запас – сушеные фрукты.

Я беру для себя и для Турукано с Итариллэ. Турукано отказывается. Итариллэ берет, но не все. Оглядываюсь. Отец только что вернулся – он ходил разведать дорогу дальше. Сам.

Атаринья, возьми. Нет, я уже поела, я сыта, возьми, мы все уже получили. Не отказывайся, прошу. Это фрукты. Фрукты из садов Йаванны… Тебе нужны силы, тебе еще вести нас, я даже не спрашиваю, далеко ли еще идти.

Он все же отказался от второго куска коймас, и я отдала его Итариллэ.

У Финдарато вино во фляге. Всем – по глотку. Согреться? Да нет, мне не холодно. Правда! Пальцы? Ну да, не гнутся. А зачем?

Растираю сама. Целителям и так труда немало… И вообще, ни к чему. Знамя я пока несу, значит, все в порядке.

Идем. Хорошо, что идем, можно не думать о том, что найдем на том берегу, можно сосредоточиться на трещинах, впадинах, тонком льду…

Идем.

Еще один привал. Финдекано валится с ног.

Не шевелится. Брат!

“Он холодный! Он замерзает!”

Брат…

Живой… Увы мне – я не целитель. Все, что могу – держать за руку.

“Я могу идти”.

Нельзя останавливаться, он замерзнет, говорит кто-то. Отец? Финдарато? Не помню.

Атаринья командует отправление.

Идем. Аракано, идущий передо мной, вдруг начинает падать.

“Стойте! Держите его! Укройте!”

Срываю с себя плащ. Застежка отлетает. Ладно, потом починю.

Брат, не уходи, Аракано, слышишь?

Все будет хорошо… Все уже хорошо… “Я могу идти”.

Возьми плащ. Мне не холодно, честно, мне вовсе не холодно, наоборот…

Это длилось неизвестно сколько. Мы все шли, шли… Расталкивали засыпающих – “Замерзнешь!…”

Передо мной проходили они – те, кто остался позади. Те, кто рядом. Те, за кем я иду.

Анайрэ, Арафинвэ, Эленвэ. Карнистир, Куруфинвэ, Тьелкормо.

Анайрэ, Арафинвэ, Эленвэ. Карнистир, Куруфинвэ, Тьелкормо.

Анайрэ, Арафинвэ, Эленвэ. Карнистир, Куруфинвэ, Тьелкормо.

Отец. Братья. Родичи.

Нолдор.

Вот – мы ступили на твердую землю.

Я иду в самом конце колонны, рядом с замыкающими.

Финдекано еле переставляет ноги, и Артанис…

Надо меняться, говорит отец. Финдекано пусть идет вперед, и ты, Артанис…

Сам идет замыкающим. Дорога уже ясна – не знаю, каким наитием.

Идем с отцом рядом.

Мне трудно идти. С каждым шагом знамя все тяжелее.

Атаринья отбирает его у меня. Может быть, взять еще что-нибудь? – спрашивает.

Нет, не надо, отец. Дойду.

Останавливаемся.

Дальше – Ангамандо. Быть может, не стоит всем идти туда?

Нет. Мы все дошли сюда, дальше тоже пойдем вместе.

Черная твердыня стояла. Молча. На наши трубы не откликнулся никто. Мы пошли обратно – отец хотел встретиться со своим братом. Не он один хотел посмотреть в глаза родичам. Финдекано пронес через Льды имя друга. И я…

Лагерь. Тихий, молчаливый… Напротив нас – шеренгой – они.

Фэанаро нет.

Шестеро – шестеро? – шестеро фэанарионов.

У Карнистира перевязана голова.

Майтимо нет. Остальные смотрят на нас – вызывающе.

Впереди – Макалаурэ в венце.

Атаринья выходит вперед.

Где брат мой? – спрашивает он.

Почему мы должны давать тебе отчет?

Куруфинвэ Фэанаро убит.

Я смотрю им в глаза.

Нет слов передать эти взгляды.

Макалаурэ говорит – резко, грубо.

В наших рядах – ропот.

Турукано хватается за меч, бросается вперед. Кто-то еще не выдерживает…

Нет!

Мы держим их, держим за руки, за плечи… Мало нам Моринготто?! Мало нам Резни? Мало нам смертей??

К счастью, фэанарионы тоже не жаждут крови.

Мы перенесем свой лагерь, говорит Макалаурэ. Довольно крови…

Утро. Первое утро в новом лагере.

Финдекано ушел. Я так и знала. Знала, что пойдет к ним. Надеялась, что позовет с собой хотя бы меня.

Он ушел один – значит, пойдет и дальше.

Брат мой…

Отец, Финдекано ушел. ТУДА.

Он твердил имя Майтимо все Льды. Ради него обагрил меч кровью…

Я боюсь, что брат пошел к Ангамандо.

Не возьмусь описать лицо и взгляд Нолофинвэ, когда он услышал, что его старший сын отправился – либо на смерть, либо в плен.

Мы не сможем спасти его. Твердыня Ангамандо неприступна. Поэтому если что-то случится…

Я стараюсь не подать вида. Чего – сама не знаю.

Атаринья, мне нужен совет… я хочу пойти к ним.

Хочешь посмотреть им в глаза? Неужели ты чего-то не разглядела там вчера?

Я видела, отец. Им стыдно. Они стыдятся своего стыда и злы на нас из-за него. Хотя бы из-за него тоже. Я хочу пойти и увидеть, помнят ли они еще нашу былую дружбу. Не только Финдекано нес имя друга. По крайней мере, они не посмеют причинить мне…

Что же – иди. Быть может, ты поможешь этим исцелению вражды между нами.

Да будет так. Я сама мечтаю об этом. А чтобы они поняли, что я иду с миром, я пойду одна – и без оружия!

Я снимаю с себя пояс с мечом. Лук лежит в шатре, там, где я его оставила.

Иду.

Меня догоняет Аракано.

Я просил отца отпустить меня с тобой. Мало ли…

Я не боюсь… Ты думаешь, стоит… Ну ладно, пойдем.

Приходим.

Нас тут не ждут столь явно, что дозваться до кого-либо не представляется возможным. Во мне закипает обида.

Пойдем, брат. Не будем унижаться.

Возвращаться и так мучительно стыдно.

Говорю отцу, что я не видела никого из фэанарионов, поскольку все как бы в отлучке.

Думаю: а не пойти ли поохотиться? Что скажешь, отец?

Иди, только возьми с собой кого-нибудь для охраны.

Здесь все же не Аман…

Один из воинов идет со мной, мой лук да его меч – орки нам не страшны. Гм.

Не успеваем отойти от лагеря – слышен крик Финдекано оттуда: “Целителя!”

Вернулся?

Идем обратно. Я бы бежала, честно.

Вижу – у шатра собралась толпа.

Да что случилось?

Финдекано вернулся. И Майтимо с ним.

Живы?

Живы. Но Майтимо ранен… Они там.

Живы… Брат, родич – оба. Вернулись. Живы.

Отец. Надо известить фэанарионов. Они должны знать, что случилось. Думаю, на этот раз меня встретят с большей радостью.

Да, конечно, иди. Скажи им.

Вот, я в их лагере.

Прервала трапезу.

Арэльдэ?

Простите за вторжение, родичи, но есть у меня новость, которая, думаю, обрадует вас. Брат мой Финдекано вернулся ныне из безнадежного похода к Ангамандо – и Майтимо. Оба живы.

Недоумение. Боятся поверить? Нет, вон, побежали… Оно и понятно.

Тороплюсь следом. По возможности – с достоинством ;)) .

К тому времени, как я дошла до шатра, где находились Финдекано и Майтимо, в этот шатер пытались зайти все фэанарионы одновременно…

Внутри из них остался один Макалаурэ. Вскоре вышел и он.

Майтимо останется здесь, пока не поправится, сказал им мой отец.

Какое право вы имеете удерживать нашего брата у себя?

Право? Вы отказались от него, вы оставили его Моринготто – и говорите о каких-то правах? Финдекано, рискуя жизнью, спас его. Вы – бросили.

На Макалаурэ было жалко смотреть.

Дозволь возразить старшему, отец! – мне не стоило этого говорить. Не стоило – атаринья был прав, как всегда. Но Макалаурэ… Он не заслужил этих слов.

Я напомнила Нолофинвэ о том, что он же говорил мне не далее как нынче утром. Едва ли не впервые в жизни мне не хватало слов.

Он едва выслушал меня.

Майтимо останется здесь, пока не будет исцелен. Как вы собираетесь переносить его в свой лагерь? Он не выдержит этого. Ты, Макалаурэ, можешь приходить к брату.

Все. Сейчас – уходите.

Уходят. Понуро, с ропотом.

Финдекано не отходит от друга.

Я узнаю (от Туилиндэ, целительницы), что Майтимо очень слаб, и что он лишился правой кисти. Будет ли жить? – спрашиваю. Может быть. А может быть, и нет.

Случайно слышу, что отец собирается отправить гонцов к Эльвэ, владыке народа Синдар.

Отец, прости, что перебиваю. Надеюсь, ты не забыл, что язык здешних Эльдар отличен от нашего?

Конечно, я это помню. Потому пошлю того, кто уже знаком с этим языком.

А не кажется ли тебе, атаринья, что лучше всего было бы послать арафинвионов? Ведь отец их матери – Олвэ, брат Эльвэ. Верю я, что родичей он примет с большей радостью.

Верно. Однако, не время ему знать о том, как пришли мы сюда и почему – так. Ни к чему знать о Проклятии…

И к королю Валариандэ идет Ангарато с вестью – мы пришли сюда по воле Валар – бороться с Великим Врагом, в помощь им.

И это почти правда…

Знаешь, атаринья, правда все равно откроется.

Знаю. Но пусть лучше не сейчас.

Не помню, к чему – мне вспоминается Тирион. Мы построим здесь новый город, говорит отец. Он будет лучше.

Нет, атаринья. Не надо сравнивать. Не могу я сказать, что что бы то ни было лучше, чем Тирион. Я верю, он будет прекрасен, но пусть он будет прекрасен по-своему…

А ведь Фэанаро был прав – почти все, что он предсказал, обернулось правдой – и ложь Моринготто, и зло, причиненное им, и то, что Тириону не бывать прежним… О, Куруфинвэ Фэанаро! Как жаль мне, что все вышло так…

…Снова я иду к фэанарионам.

Они о чем-то спорят. До меня доносится мое имя.

И еще одно слово: “заложник”.

Макалаурэ еще не вернулся.

Меня встречают неласково. И, как всегда, предельно откровенно.

К счастью, как раз возвращается Макалаурэ.

Он прекращает эти споры…

Увы мне! Память ускользает. Она еще жива, я помню, как мы говорили с Канафинвэ – говорили о мире, о том, что здесь никто не хочет войны между Эльдар, хоть и… О том, что мы здесь враги одного Врага, о Синдар…

…Вот, я в очередной раз вернулась из их лагеря. О Майтимо – ничего нового, и я устало опускаюсь на землю возле шатра, где они с братом находятся. Тут же – отец, у него хватает забот и без того, но он все равно старается не уходить далеко. Здесь же сидит дева Айкалоссэ.

Что нового от фэанарионов, Арэльдэ?

Я передала твои слова, отец. Макалаурэ тоже хочет мира. Я верю, мы сможем исцелить эту вражду.

Не понимаю, говорит Айкалоссэ, почему мы должны мириться с ними – они даже не сознают своей вины.

Ради мира, отвечаю я, я готова простить им то, что я пережила на Хэлкараксэ. Я готова простить им нанесенную мне обиду – а обида та была немалой… Ты, быть может, не поймешь, говорю я – они родичи мне.

Нет, ну почему мы должны искать примирения с ними?..

Слава Единому, мне не пришлось отвечать ей – это сделал отец. Его слова, как и некогда на Туне, были в то же время и моими мыслями.

Все мы – враги одного Врага. Мы все – один народ. Неважно, кто первым подаст руку.

Снова приходит Макалаурэ и долго сидит в шатре. Выходит и просит меня подойти.

Что случилось?

Это корона Финвэ.

Подает мне корону. Я не беру.

Зачем?

Майтимо здесь – пусть и она будет здесь.

На самом деле такой важный вопрос решать бы отцу. Но – вернулся Ангарато, и с ним послы из Дориата, и Нолофинвэ говорит с ними.

Не отрывать же отца от важных известий. Но и родичу говорить: “обожди, сейчас освободится лорд Нолофинвэ и решит, что там с вами делать” – негоже.

Я решаюсь.

Нет, Макалаурэ. Забирай ее. Пусть Майтимо сам, когда вернется, решает, что с ней делать.

Я почти наверняка неправа, но я верю, что Канафинвэ… Нет, я просто верю Канафинвэ.

Арэльдэ…

Да?

Ты не откажешься пойти с нами на охоту как-нибудь?

С удовольствием, говорю я. Говорю искренне и действительно с удовольствием – последний раз я охотилась еще в Амане.

Арэльдэ! – выбегает целительница из шатра.

Арэльдэ, тебя зовет брат.

Что случилось? – пугаюсь я. Уже не первый день они оба чуть живы – целительница говорила мне, что боится, что если Майтимо не поправится в ближайшем будущем, Финдекано ослабнет настолько, что удерживать фэа Майтимо станет попросту некому…

Захожу.

Майтимо в забытьи, над ним сидит Финдекано, измученный до предела.

Арэльдэ, шепчет брат, Арэльдэ, там, в моем шатре, слева – снадобья – принеси…

С трудом я отыскала эти снадобья в нашем шатре, потому что привести в порядок то, что там лежало, Финдекано просто не успел, да и мне было недосуг. Наконец – нашла.

Принесла, отдала Финдекано. Мешать не стала – хватит там целительниц и без меня, сама никогда этим даром не блистала.

Правду сказать, отец очень правильно сказал, когда приходили целители от Синдар Митрима:

то, что отнято, вернуть не получится. Все же остальное – уже не в нашей воле.

Впрочем, в итоге их все же пустили…

Как раз Макалаурэ пришел. С ним кто-то из дружины. На охоту, значит.

Атаринья, я с родичем Макалаурэ – на охоту.

Иди, дочь. Удачи.

Заедем еще за предводительницей здешних Синдар? – спрашивает Канафинвэ.

Почему бы и нет.

Она тоже не одна.

Загнали, короче, кабана.

А потом… Кошмар со мной случился.

Орки привиделись. Показалось, что убили меня. Брр…

Вернувшись, мы с родичем были встречены, как водится, двумя новостями: хорошей и плохой. Плохая – то, что нападение орков все же случилось, и неспроста мерещилась мне эта орущая толпа.

А хорошая… Майтимо исцелился и на своих ногах :) вернулся к братьям.

…Пришли. Все семеро. Майтимо в венце.

Что-то должно произойти – и мы, дети Нолофинвэ, собираемся вокруг отца. Арафинвионы – рядом.

Говорит Майтимо. Мы слушаем – и не верим.

Наш отец – Король?

Фэанарионы тоже не верят. Морифинвэ с трудом держит себя в руках… К счастью, его сдерживают братья.

И вот – Нолофинвэ Аракано Финвион принимает корону.

Я преклоняю колено перед отцом моим и государем.

Аийа Нолофинвэ!

Старший из фэанарионов проявил мудрость, достойную Лорда Дома…

Аийа Нельяфинвэ!

Пусть примирение наше скрепит праздник, - говорит отец. - Шлите гонцов!

И мы идем готовиться к пиру.





return_links(); //echo 15; ?> build_links(); ?>