Здесь горы - серые, и прижимаются к холодному небу в каком - то жалобном отчаянии, словно прося у неба несуществующего сочувствия. Здесь снег - тоже серый,
сливающийся с небом и отражающий его небогатые краски, и поэтому кажется, что небо и горы - лишь купол, поддерживаемый колоннами и такой непрочный купол...
Небо заплывало густым муторным сизым - наступили сумерки, предвестие багрово-черной ночи, похожей на бред. Волки в горах взвыли на слабое пятно: все что
осталось от луны. Мягко прошелестели по снегу большие лапы барса, спешащего домой, высоко в горы, куда не могут добраться волки... люди живут чуть ниже.
Чуть-чуть. Ровно настолько, чтобы суметь выжить.
Воздух разреженный, легкий, но дышать трудно - и даже не поэтому. Здесь тяжело. Здесь небо похоже на свинец и давит так, что хочется согнуться и не встать... но люди
живут. А как иначе - ведь жить все равно хочется, даже без надежды на лучшее. Когда наступает невидимая весна, в трещинах меж камнями вырастают камнеломки, их
бледные, мельчайшие цветочки собирают вокруг себя все селения в округе... Люди да барсы - только они живут здесь, почти под самым небесным сводом. Они умеют
маскировать пещеры так, что их не находят даже орки; а у самых корней гор живут гномы - балрогов больше нет, бояться некого... но и счастья тоже нет. Нет ничего.
Люди иногда ходят к гномам: отрядами, таясь и скользя, как барсы, и возвращаются немногие - но возвращаются с кирками и заступами, которыми можно прорыть еще
одну пещеру для еще одной семьи. Смерть смертью, а жизнь берет свое.
Их звали Камнеломами, Народом Камней, в честь единственного цветка, что растет в этих местах.
А она когда - то была прекраснейшей из них, а когда она танцевала, даже небо, казалось, слегка голубело. Ее звали Нелльвен.
- Мама, а эльфы бывают? - спросил ее младший.
- Раньше бывали. Может быть, и сейчас где-то есть.
- А Старик говорит, что они не могут без света, и ушли туда, где он есть. Нам туда нельзя, да?
- Нельзя.
- Совсем-совсем?
- Почти.
- Там красиво?
- Очень красиво. Поэтому твой дядя их не любит. Только ты не слушай его, эльфы много натерпелись до нас. Они не виноваты в том, что им пришлось уйти.
- И нас туда никогда не пустят? - почти отчаяние...
- Не знаю, может быть и пустят.
- А ты видела эльфов?
- Нет, - соврала. Когда-то видела... полумертвую, ее нашли в горах дозорные и принесли в поселение. Она была худая, хрупкая, казалось, что сейчас сломается от
неосторожного движения, длинные ресницы, длинные, спутанные, темно-рыжие волосы, на тонкой руке - тяжелый браслет и несколько рун на нем. За ней ухаживали
все женщины, по очереди дежурили у ее постели, надеясь, что сейчас она очнется - но шли дни, а эльфа все плутала в мире своего бреда... И однажды ночью, когда
Нелльвен нечаянно взглянула на нее - она мгновение смотрела в глаза аданет, и потом тихо легла, чтобы никогда не встать.
- А старик говорит, что он видел.
- Он многое видел.
- И Солнце? - затаенный восторг!..
- И Солнце.
- Он рассказывал тебе? - ожидание в глазах...
- Рассказывал. Солнце - оно большое и огненное, от него льются потоки света, словно вода, только бесплотная, и цветом они похожи на золото. Они стекают по телу, и
кажется, будто жизнь возвращается к тебе... - отвернувшись; самое больное - говорить про Солнце и песнях птиц, которые не слышала...
- А Луна?
- Поменьше Солнца и чуть бледнее, но ночью она ослепительно яркая, звезды не могут затмить ее, хотя они тоже светят. Они маленькие, как иголочки, но на Юге, в
пустыне, очень большие и близкие, будто можно их достать рукой.
- Они высоко?
- Очень высоко.
- А если взобраться на самую высокую гору, можно достать звезды?
- Нельзя, они слишком высоки даже для гор.
- А Старик говорил, что раньше гномы умели вплетать звездный свет в мечи и ожерелья...
- Умели, хороший.
- А теперь?
- А теперь это ни к чему и вовсе невозможно. Теперь мы только сражаемся.
- Старик сказал, что есть земля, где всего этого не будет.
- Есть, хороший, - стиснуть пальцы...
- Она далеко?
- Далеко.
- Когда я вырасту большой, - отчаянный блеск в глазах, - я найду эту землю и приведу туда тебя!
- Когда ты будешь большой, я уже буду очень старой. Старше Старика.
- Я все равно ее найду.
- Найдешь, хороший. Спи.
- Мам, а правду говорил старик про то, что эльфы пели как птицы?
- Почти так же, только немного печальней.
- Это было давно?
- Очень давно. Этого почти никто не помнит. - А из тех, кто видел Солнце, остался только Старик...
- А Солнце когда-нибудь появится?
- Может быть, и появится. Спи. Уже поздно.
- Мам... - уже глаза слипаются, - а цветы... цветы - бывают? - таким же тоном, каким спрашивал про эльфов.
- Бывают, хороший, - стиснуть зубы, чтобы не полилась из глаз предательская влага...
- Большие?
- Очень. Большие и яркие, как лазурит, с зелеными, малахитовыми, листьями.
- Они тоже есть в земле, про которую говорит Старик?
- Они там покрывают всю землю.
- Вот хорошо!.. Когда я найду эту землю, я принесу тебе целую охапку.
- Конечно, хороший... Спи, завтра будет еще день... - голос прерывается, а из груди рвется отчаянный, звериный вопль: "Будь ты проклят, Саурон! Будь ты проклят за то,
что сделал с нашими детьми!!.."
Утром Нелльвен пошла к Старику, чтобы отнести ему молока горных коз, но живым его уже не нашла. С улыбкой на морщинистом лице, слово в смерти он нашел свою
Землю-без-Печали, лежал на голых камнях последний из видевших Солнце...