Анни (Анита Шухардина) Сложности эльфийской интеграции Над горами и весями, именуемыми северной оконечностью Белерианда, нерешительно занимался рассвет. Светлело небо, ликвидируя последние мелкие звезды, трава согнулась под тяжестью росы, сам воздух в предчувствии скорого наступления дня сделался печальным и неторопливым. Где-то внизу, в ивняке, заливисто насмехался над невыспавшейся землей настырный соловей. Двое затаились в зарослях на склоне невысокой скалистой вершины, подобно гребню волны нависшей над смутной в потемках речушкой. У речки остановилась на ночлег банда орков, судя по всему, бывшая частью более крупного отряда. Впрочем, эльфам, прятавшимся в кустарнике, как раз это и предстояло выяснить. Орки все еще сладко дрыхли в своих наспех поставленных, корявых шатрах; бодрствовали только часовые, уныло бродившие вокруг лагеря навстречу друг другу. Время ползло медленно, как собака, которой перешибли хребет. Один из эльфов, синда, не выдержал и осторожно сел. Из-под его сапога, ругаясь, порхнула мелкая лесная птаха. - Тише, - поморщился напарник синды, темноволосый, с замкнутым жестким лицом, - пришелец из-за Моря. В лагере орков как раз началось шевеление: один из часовых прекратил свою ходьбу по окружности и заорал, провозглашая подъем; из шатров вяло, подобно осенним мухам, принялись выбираться сонные образины. Скоро неуемного соловья заглушили брань, шкрябанье неоттертых с вечера котлов и визжанье пилы - обычные звуки орочьего бивуака. Синда, пригибаясь к земле, поднялся к основанию выступа, на котором распластался его товарищ, и присел на корточки, вглядываясь в прорехи, зияющие меж листвы. Нолдо по-прежнему припадал к земле, не шевелясь, - скорее из принципа, чем из необходимости. Они были совсем непохожи друг на друга и странно смотрелись рядом. Объединяла их лишь зеленая, под цвет летнего леса, одежда. Небо все больше светлело, постепенно наливаясь золотом; день обещал быть ясным, солнечным. Над холмом и рекой еще синела ночная мгла, но вот уже первый луч, расшалившись, прыгнул прямо на морду склонившегося над котлом орка; тот недовольно чихнул и отмахнулся веткой, которой помешивал варево. Нолдо невольно усмехнулся: давно ли твари перестали бояться солнца? А все ж оно неприятно им до сих пор - ишь, морщатся! Эльф опустил подбородок на скрещенные руки. А что для него сие светило?.. Он тряхнул головой, отгоняя воспоминания, черные волосы упали на лоб - он смутился и заправил их за уши. Синда удивленно покосился на напарника. Он был обыкновенный, этот синда. В меру высокий, тонкий, с бледновато-смуглой кожей и белыми, будто раз и навсегда выгоревшими волосами, он казался еще очень юным. Воины из синдар, как правило, никудышные, они и не стремились никогда воевать, особенно сейчас, когда появилась счастливая возможность не воевать совсем. Что заставило этого птенца, этого ребенка, эту тыловую крысу покинуть гнездышко нежащегося в удобном болоте благополучия Дориата никто не знал, а сам он не стремился никому об этом рассказывать. Тем не менее, нолдо имел все основания предполагать, что его напарник в настоящей разведке впервые. Синда держался спокойно. Он слушал. Земля расцветала, стряхивая сон, и пела в преддверии ликования дня. Звенели первые проснувшиеся мухи, щебетала листва, шуршала на перекате речка. Даже орки, никак не могущие уложить свое шмотье, были не в силах полностью испортить идиллии. Синда шире распахивал продолговатые глаза, серые, как речная галька, вцеплялся руками в выступающие из земли корневища, не думая в этот момент ни о чем, растворяясь в безумии рассвета, становясь сразу всем: полураскрывшимися цветами шиповника, небом, золотым, как небо Амана, которого он никогда не видал, и даже черным муравьем, с маниакальной настойчивостью ползущим вверх по его руке. Нолдо ощущал распахнутость синды и она вовсе не приходилась ему по душе. Сам он уже очень давно слышал лес неотчетливо, как если бы ему в душу напихали ваты. Поэтому он злился, называя горечь от сознания своей ущербности справедливым возмущением на легкомыслие этих бестолковых синдар. Это было тем более обидно, что среди своих сородичей нолдо тоже не выделялся ничем, разве что, подобно тем, к кому он примкнул с момента Исхода, в проклятии он видел лишний повод для гордости. Еще его считали опытным и удачливым разведчиком; рассказывали даже, как однажды, средь бела дня, он проскользил ужом прямо посреди стойбища орков, подслушал, о чем совещаются главари, и, никем не замеченный, вернулся обратно. Эта история была правдива, хотя нолдо не смог бы объяснить, как ему это удалось. В остальном он был самый обыкновенный: умелый воин и знаток минералов, любознательный, как мальчишка, - словом, эльф. Синда, наконец, прекратил свою медитацию. Нолдо уловил отголосок его риторического вопроса: "И скоро эти твари закончат возиться?". Впрочем, ждать оставалось недолго. Нолдо уже предвкушал, что как они неслышными тенями двинутся следом за бандой, когда его взгляд уловил неправильность. От орков, с отвратительным чавканьем доедавших варево, отделился невысокий, тощий снага в кожанке с нашитыми металлическими бляхами. Неуверенно, будто сомневаясь, он отошел от своих, нырнул в ивняк, густо наросший под той скалой, где скрывались эльфы, а потом, когда остальные орки уже не могли его видеть, зашагал живее и даже побежал - нолдо отлично пронаблюдал все это с высоты. "Видишь?" - протелепатировал он синде; синда мысленно кивнул. Орк выбрался на небольшую полянку, с которой ступени из крошащегося известняка вели прямиком к их укрытию, и остановился. Теперь от эльфов его отделяло лишь три с половиной таких же малорослых орка, поставленных друг на друга, да цветущий шиповник, цеплявшийся за гипс. Снага повел себя странно. Уселся под скалой, обнял колени и замер, повернув морду на полыхающий восток. Сверху эльфы видели лишь его спутанные, сальные космы. Сидел он так долго, так что им начало казаться, что он попросту уснул, - остальные головорезы давно уже сворачивали шатры, а снага все не шевелился. Нолдо недоумевал - что задумала эта тварь? Впрочем, эльфам не о чем было беспокоиться - вздумай орк карабкаться на скалу, они успели бы скрыться раньше, чем он их заметил. Вот только зачем ему это делать? Нолдо поморщился - присутствие Морготова отродья начинало царапать его нервы. А вдруг он давно заметил эльфов и теперь лишь выжидает из каких-то своих тайных намерений? Нет, вряд ли у этого урода хватило бы ума на подобную хитрость… Тут случилось чудо - снага пошевелился, а потом встал. "Он полезет наверх!" - догнала нолдо мысль товарища: на синду иногда нисходили озарения. "Полезет наверх, - лихорадочно размышлял нолдо, - что делать?" Эльфы могли неслышно уйти, исчезнуть, спрятаться в одной из карстовых воронок - об этом кричал здравый смысл: помедли они - и орк мог увидеть их, заверещать - не пройдет и минуты, как самый тупой из банды догадается, что за ними следят. Раньше нолдо первым отдал бы приказ: немедленно скрыться. Но этот снага вел себя чересчур странно. Орку полагается грызться с себе подобными, крушить окружающую природу и гадить, не отходя от костра. Орк не должен торчать под скалой, оцепенело уставившись в рассвет, - эльфа раздражала эта необъяснимая неправильность. Враг должен быть предсказуем - непредсказуемый враг опасен вдвойне. Впрочем, все это ерунда, холодно признался себе нолдо, просто я хочу, чтобы этот болван побыстрее сдох. Он меня раздражает. Орк меж тем и самом деле развернулся к скале фасадом и, ловко цепляясь за хвощ, начал карабкаться на каменную лестницу. На второй ступени остановился, - выше ему, с его малым ростом, было бы не так просто подтянуться. Теперь прямо над орком нависал куст шиповника - молоденького, чахловатого и уже отцветающего. Орк запрокинул голову, его лохмы откинулись назад и эльфы впервые отчетливо разглядели его морду, всю в шрамах и каких-то пятнах, уродливо скошенный подбородок и продолговатые, широко распахнутые глаза, серые, как речная галька. Синда сглотнул. "Лук!" - долетел до него приказ нолдо. Дотянуться до собственного лука не составило бы для нолдо большого труда, но он хотел, чтобы дориатский малыш сам пристрелил вражье отродье. Не хочется даже руки марать, так объяснил это нолдо самому себе, хотя настоящая причина была совсем в другом. Но, хотя синда и не ведал, что сейчас ему предстоит искупать собственную незапятнанность, - чувствовал он себя, послушно натягивая тетиву, паршиво. Орк меж тем весь вытянулся и воздел лапы к шиповнику; наконец, ему удалось пригнуть нижнюю ветку. Синда с ужасом увидел, как корявые пальцы орка ласкают нежно-бело-розовый бутон, полнящийся наступающим солнцем. На морде твари застыл болезненный оскал. "Стреляй же!" - хлестнул синду приказ товарища и, вздрогнув, эльф отпустил тетиву. Орк хрюкнул и опрокинулся на спину. Нолдо весь подобрался, цепко всматриваясь в лагерь, и запоздало похолодел. Как он мог позволить чувствам взять верх над рассудком! Дурак! Но снагу никто не хватился. Когда нолдо осторожно выглянул из ветвей, он увидал, как орки браво маршируют вдоль речки, сваливая с напрочь загаженного бережка. Эльф воспрял духом. Не все еще потеряно. Если снагу не стали искать или ждать, значит, основной лагерь орков находится рядом. Значит, может быть, эльфы успеют выведать его месторасположение раньше, чем орки сообразят обеспокоиться тем, куда делся их товарищ. Следовало поторопиться. Но синда скорчился на земле с таким видом, будто в него попала его собственная стрела. Нолдо осторожно потряс его за плечи - только после этого напарник соизволил подняться. Вдвоем они спустились со скалы к тому месту, где валялся труп; тут нолдо остановился, запасливо выдернул из горла снаги стрелу и оттащил тело в заваленную буреломом яму. В лапе у орка оказался зажат лепесток, но нолдо этого не заметил, потеряв к мертвецу всякий интерес. Когда эльфы подошли к реке, синда бессильно опустился на землю. - Иди, - сказал он напарнику, - Иди, я сейчас... Если бы нолдо был героем среднесовременного боевика, его мысли были бы примерно следующие: - Ах ты, чертов салага! - подумал бы тогда или даже сказал нолдо, который был младше синды лет на четыреста. - Слабак недоделанный! Нашел кого пожалеть! Да разве в настоящем бою я смогу положиться на тебя, ты, долбаный идиот!.. Но нолдо был рожденным в Амане, хорошо воспитанным и сдержанным в своих речах и мыслях эльфом; поэтому он промолчал. Он только сожалеюще посмотрел на товарища, а потом пожал плечами и ушел. Времени было в обрез. Река громогласно бренчала о камни. Река громогласно бренчала о камни. Отряд орков, сопя и отдуваясь от надвигающейся жары, уходил в золотой день. Про оставленного снагу они не забыли. Нет-нет, они хорошо помнили про снагу. Не скоро забудешь, если рядом с тобой вот такой придурочный. Чуть ли не каждый день отправляется он шляться в стороне от товарищей и ума в его зенках в это время - не больше, чем у блохи. Что он делает? А ничего. Пялится на небо. Одно хорошо - солнца не боится ничуть и даже аллергии на солнечные лучи не имеет. Хоть это можно использовать на благо общества. Вот и сегодня умотал. Ничего, догонит. Сколько раз так бывало… К тому же идти осталось совсем недолго. Конечно же, будь в округе неприятель, снагу не отпустили бы в одиночку. Только нет здесь эльфов, ведь любой учует, если эти твари начнут околачиваться поблизости. Правда, на привале им было слегка неуютно, как будто поблизости все же ошивалась какая-то одинокая эльфийская тварь. Но это чувство было сродни коллективному глюку - ведь не станет же даже эльф шататься в одиночку рядом с лагерем орков? Так что наш придурок доберется без проблем. И кто его только родил, урода? Конечно, иногда результатом снагиных отлучек становилась продуктивная ярость в бою или же еще над пленными он измывался так, что даже ветераны крякали, ошарашенные. Но гораздо чаще после своих прогулок этот кретин ходил ко всему безучастный, будто только и мечтая о том, как бы побыстрее сдохнуть. Будь он таким постоянно, его давно забили бы, принизили, превратили в безучастное быдло для грязной работы, но этот идиот умел за себя постоять. Поэтому его не трогали. Но об его смерти никто не стал бы жалеть. Река громогласно бренчала о камни. Синда скорчился у самой воды. Нолдо не знал, что его товарищ был опытным воином. Он умел закрываться от накатывающей тошноты чужих агоний. Но сегодня это не значило совсем ничего. Синда вошел в реку; ледяная вода тут же жадно ворвалась в его сапоги. Синда зачерпнул ее в горсть, плеснул на лицо, еще раз, еще, а потом рухнул на колени; его длинные волосы тянулись по течению, как водоросли. Постояв так недолго, эльф вылез из реки и побрел вслед за ушедшим товарищем, сначала - шатаясь, как пришибленный, но с каждым шагом все уверенней, все осторожней, все беспечней. Вода ливнем стекала с его волос и одежды. Синда еще не знал, что очень скоро, на пару с нолдо, он станет пользоваться славой одного из самых ловких лазутчиков пограничья. Золотой день, сверкая, рассыпался в шероховатой прозрачности речных струй. Небеса ликовали. Текст размещен с разрешения автора. return_links(); //echo 15; ?> build_links(); ?>