Артанис Ванвавойтэ
Невозвращение
Ветер принес весть о перемене погоды - холодный, впитавший запахи вереска и горечь невозвращения. Небо швырнуло в узорчатые витражи окон горсточку соцветий, которые рассыпались, не успев коснуться гладкого серого камня мозаики пола. Словно оплакивая их, по стенам заморосил промозглый угрюмый дождь. В тронном зале было темно. В сумерках проступали невесомые очертания не зажженных свечей и тусклое золото волос сидящего на троне. Тихие шаги Наралайрэ потревожили мутное спокойствие заснувших теней, и к высоким сводам зала взметнулось облачко порванной дремы. Девушка прижала к себе лиру и остановилась у трона. - Государь... Артаресто поднял на нее бесцветный взгляд и еле заметно, почти бессильно, кивнул. Наралайрэ преклонила колено и, не вставая с пола, осторожно, почти робко коснулась струн. Серебристый, подобный легкой волне аккорд слился с полутьмой зала и угас, запутавшись в узких переплетениях узоров на стеклах. Несколько секунд дыханье девушки прощалось с ним, затем она смахнула со лба упавшую прядь волос и, вновь пробуждая застывшие нити серебра, запела - поначалу почти шепотом, постепенно переходя в чистый открытый звук:
Что не сбылось, чего не изменить, Нолдо оборвала кружево неоконченного аккорда, случайно встретившись взглядом с тем, кого нарекли государем народа, обреченного на падение, твердо и безысходно неминуемо к нему приближавшегося - вздох за вздохом... тень за тенью. Она увидела пустоту - всеобъемлющую, безграничную. Артаресто поспешно опустил взгляд. Бесконечно долгое мгновение они оба молчали. Потом сын Арафинвэ сказал: - А ты ведь права, бард, - сказал тихо, роняя слова по капле. Тогда ей стало страшно. Наралайрэ рывком поднялась на ноги, схватила лиру и побежала - через темные коридоры замка и дальше за ворота, мимо высоких стен по увядшей траве, упала на исходе сил и замерла, закрыв лицо руками. Невозвращение - действительно приговор. То, чего больше не осталось не может согреть, угасшие светила не озаряют пути. Девушка не двигалась. Ей вдруг стало все равно, куда и за кем идти, за что сражаться и во имя чего петь. Когда не остается дороги, приходит пустота - не проклятье, не исцеление. Ничто. Не оставляющее право на веру. От земли ее оторвал звук - резкий, как пощечина, так неуместно лучезарный. Нолдо зажмурилась, попыталась отстраниться. Не получилось. Напев поникал в глубины естества, играл, будоражил мысли и образы.
Светлее не бывает от того, Наралайрэ сама не заметила, как, пробежавшись по струнам начала подыгрывать, осыпая ритм высокими нотами - трелями, бликами, невесомыми отблесками. Пустота, зажавшая душу в тиски, исчезла, как несбывшийся ужас сна покидает поутру трепещущие ресницы. Девушка открыла глаза. Над городом стояла ночь, и яркие звезды бросали сверкающие лучи на стены, на траву, на ожившую лиру и мягкие золотые волосы Артаресто. - И он тоже прав, - государь улыбнулся одними уголками губ, - это его песня. Наралайрэ рассмеялась - звонко и легко. Ее душа была открыта всему миру - звездному свету, далекому шепоту волн, зажигающимся напевам. Она нашла то, что вправе отвергать невозвращенье - надежду - простую до трезвучий истину, которая помогала жить, возрождала крылья и делала дыханье легче, которая была последним Его заветом и последней памятью о Нем. Которая БЫЛА. Не вопреки, не вместо - над. Над остывшей землей, над чьей-то безысходность, над правдой и памятью - единственной дорогой, натянутой струной, словом.
10.01.2006г.
return_links();
//echo 15;
?>
build_links();
?>
|