Дара Ливень
Вала ТинвеАйну стоял на грани Мира и смотрел в Ничто, перебирая в памяти Песнь. Песнь, которую он не спел... Там, за гранью, сияло облачко живого света - Эа, Мир Сущий. Мир Предпетый. Не им предпетый... Он стоял так все чаще и все дольше, не решаясь шагнуть вперед, не имея сил отвернуться навсегда. Арда звала его. - Что гнетет тебя? - услышал он вопрос, обращенный к самой сути его, вопрос, полный любви и ласки. - Мир, сотворенный Песнью, не дает мне покоя, - выдохнул Айну. - Когда звучала Песнь, я пел то, что Ты вложил в меня, но когда Мелькор внес свое искажение в замысел, я смутился. Он поет то, чего Ты не вкладывал в него, не то - но свое, подумал я и замолчал, потому что не захотел петь задуманное не мною. - Но и задуманного Мелькором ты петь не стал, - сказал голос. - Потому что это тоже было бы не мое, - ответил Айну. - Я замолчал и молчал до тех пор, пока Ты не подал знак молчать всем прочим. Могу ли я теперь идти в Эа, я - промолчавший? Струсивший? - Ты считаешь себя трусом потому, что не последовал за Мелькором? - Нет. Потому что не посмел спеть свое. - Так спой мне. Спой и иди - Миру Сущему лучше знать, кто ему нужен, - прозвучал ответ. - Вала Тулкас сошел в Эа уже после того, как пал Мелькор и началась война между ним и другими Валар, и остался там. Почему же ты боишься ответить зову? Может, ты страшишься последствий этого шага? - Каких? - Валар навсегда связаны с Эа. Айну, сошедший на Арду, становится Валой и неразрывно соединяется с жизнью Мира Сущего. - Я этого не боюсь. Слушай... Песнь его была неумелой, робкой, но в ней звучали тоска и печаль - печаль по тем, кто не мог постоять за себя в битвах Великих. Тоска по жизни, бесцельно уничтоженной и даже не замеченной. Жажда взять эту жизнь в ладони, сохранить, уберечь... - Я слаб, - сказал Айну. - Сила Валар сродни бушующему пламени, моя сила - еле видной искре. Но я мог бы попытаться... если Ты мне позволишь. И поможешь. - Позволю и помогу. Не ты первый услышал зов Арды, думаю, что и последним не будешь. Так что мне есть кого послать с тобой, Вала Тинве. Тебе не придется трудиться в одиночестве...
Падал снег. Конец марта принес оттепель и мягкие, печальные снегопады, словно весна из жалости позволила уходящей зиме подновить свои творения, подпорченные ранним теплом. Старый дуб пробуждался. Налетающий временами упругий весенний ветер возвращал его к жизни. Как могучий олень-рогач, почуявший близость соперника и замерший в ожидании схватки, старый дуб темнел среди густой поросли, устремив в хмурое серое небо огромные ветви-рога. Почти каждый вечер к дубу приходила Она. Неуловимо легким движением бросала пушистое, гибкое тело в развилку ствола, изрезанного глубокими морщинами, и долго думала о чем-то своем, и дубу было легко и спокойно. Сегодня она не придет. Уже никогда не придет, потому что... Она часто смотрела в небо. Дуб понимал: там был их дом, он еще помнил - он не умел забывать - о том, как смотрел когда-то из-за пределов мира на жизнь, сияющую во тьме. Еще вчера их было двое - помнивших. Теперь он остался один. И от этого было горько, и не радовал весенний ветер... Этим утром словно острая боль протекла по могучему стволу, разрывая толстую кору, скручивая в судороге узловатые сучья. Она вернулась домой. А он вернуться не мог. Он сам избрал свой жребий. Даже тогда, когда Великие покинули Эа и ушли, он не смог отречься от тех, кого принял под свою защиту. Он остался - навсегда. До конца Мира. Теперь он мог только вспоминать...
Мир Сущий обнял его, как ребенок обнимает мать - ликуя и трепеща. Опомнившись после этого объятия, Вала Тинве ощутил чье-то присутствие и оглянулся. Он находился на краю поляны, а за спиной стояли его спутники. Их было пятеро - все столь же слабые, как и он, все столь же влюбленные в жизнь этого мира, с той только разницей, что он был Валой, а они - Майа. Переглянувшись, его спутники изменили облик. Шумно хлопая крыльями, из травы поднялся ворон и некоторое время возился над головами, умащиваясь на ветке. Сверкнул в густой листве соболий мех. У подножия дерева лег тигр, лениво щуря желтые глаза. Волк жадно принюхивался к запахам леса, а молодая рысь игриво поддела лапой полосатый тигриный хвост и мгновенно взобралась на дерево - поближе к ворону, нисколько не обеспокоенному этим соседством. Всех роднили два отличия от обычных животных - разумный взгляд и белая окраска шерсти и перьев. Вала Тинве поискал сознание Йаванны, осторожно коснулся, спрашивая дозволения заботиться о ее творениях, получил благословение и вышел на середину поляны. Через мгновение там, где он стоял, возник молодой дубок. Пощальный шелест листвы, мягкая поступь лап, шелест крыльев - поляна опустела. Вала Тинве остался в одиночестве, его спутники ушли, ведомые зовом своего сердца, но соединившие их незримые узы всегда позволяли Вале Тинве знать, где они и что с ними. Огромные пространства первозданного леса ушли из-под власти Тьмы.
Он помнил визит Падшего. Появление нового Валы не могло пройти незамеченным, но в места, оказавшиеся под его покровительством, приспешникам Мелькора ходу больше не было. И он пришел сам. Тень скользнула над поляной, на миг заслонив солнце, зашумели, складываясь, черные крылья, и Восставший В Мощи шагнул к изрядно подросшему дубу, узнавая. - Ты не пел с остальными, - сказал он, касаясь ствола. Листва затрепетала, и в шелесте листьев отчетливо прозвучало: - Я не пел и с тобой. - Ты не пел с остальными, - повторил Черный Вала. - Ты не захотел быть рабом. Значит, нам с тобой по дороге. Поему ты не пускаешь к себе тех, кто последовал за мной? - Я не пел и с тобой, - повторил Вала Тинве. - Почему ты думаешь, брат мой, что промолчавший среди поющих станет вторить тебе? Или тебе самому нужны рабы? - Я несу свободу. - Ты несешь рабство. Кто не с тобой, тот против тебя, разве не так? - А ты не со мной? - Не с тобой. И не с ними. Мне нет дела до ваших сражений. Мне нет дела до вашей правоты или неправоты. Мне есть дело только до того, что растет и дышит на этой земле. - А что ты скажешь, когда война ворвется в твой уютный лес? - спросил Черный Вала. - Когда воинство Валар сломает и сожжет твои деревья? Когда звери и птицы будут перестреляны охотниками Оромэ? Что ты скажешь тогда? - Я скажу теперь - пока я здесь, этого леса война не коснется. Я не могу защитить все деревья, всех зверей и птиц. Но что могу, я защищаю. По крайней мере хотя бы этот лес сохранится в неприкосновенности. Прощай, Мелькор. Нам не о чем говорить. Черный Вала покачал головой, взмахнул крыльями и исчез в небе, но разума Валы Тинве коснулась его прощальная мысль: "Как знать..."
Первым был волк. Многое изменилось к тому времени в Эа: Мелькор был заточен в чертогах Мандоса, порождения Тьмы таились по своим логовищам, не смея высунуть носа, и звучало пение эльфов, веселя сердце одинокого Валы. Казалось бы, неоткуда было ждать беды. Но в одну из ночей жгучая боль пронзила Валу Тинве, и первые трещины избороздили его кору. Белый волк сошелся в схватке с кем-то из приспешников Мелькора, не пропустил его к сердцу заповедного Леса - но и сам пал в схватке. Он не был Валой, и дух его отлетел к небесным чертогам, полный грусти и радости. Грусти - потому что пришлось покинуть этот мир. Радости - потому что он возвращался домой. Потом ушел тигр - обстоятельств его гибели Вала Тинве не знал, слишком далеко это случилось. Однажды он перестал ощущать ворона. А соболя убили ради драгоценной белоснежной шкурки. С ним осталась одна рысь. Эпохи сменяли одна другую, Мелькор был изгнан за пределы Эа, война за войной прокатывались по истерзанной плоти Мира, и однажды смертный ступил на Блаженный Берег, объявляя своим владением эту священную землю. В этот миг Валар отреклись от своей власти над Ардой. Ему было предложено уйти тоже и жить в блаженстве и покое, но он вспомнил свои слова: "Пока я здесь, этого леса война не коснется..." Вала Тинве остался хранить свой заповедный лес.
Деревья могут видеть звезды даже днем. И одинокий старый дуб, пробуждающийся от зимней спячки, тянул могучие ветви к небу в немом призыве к звезде, которая - он знал - звалась Звездой Надежды. Падал снег. Падал медленно и плавно, совсем по-зимнему, и укрывал все вокруг - мокрые темные деревья, робкие первые проталинки, опавшие ветки, кусочки коры, бурые прошлогодние листья на посеревших сугробах. И следы рысьих лап у подножия могучего ствола постепенно исчезали под ослепительным покровом сплошной белизны.
return_links();
//echo 15;
?>
build_links();
?>
|