Эстелин

Тельперинкваро

Гвиндор отчаянно вскрикнул и рванул из ножен меч. Конь его, раздув ноздри, метнулся вниз по крутой осыпи. Ветер подхватил звездное знамя Нолофинвэ.
Тельперинкваро в три конских прыжка поравнялся с вождем. Они настигли прислужников Моргота почти у тела Гельмира – кровь врагов залила лохмотья замученного нолдо. И лавина кольчужной конницы глубоко рассекла темные массы орков. Сзади грозно и радостно запели трубы. Вся сила Хитлума серебряным клинком ударила по врагу.
Тельперинкваро припал к шее своего белого золотогривого коня. Два меча косили головы и пики. Вокруг вставала удушливая соленая пыль. Но всадники чувствовали, как стремительно движется за ними вся сила эльдар.
Мощь и ярость удара со склонов Эрэд-Вэтрин обратили морготово войско в паническое бегство. Орки бросились назад, к черным пикам Тангородрима. Другие хлынули направо и налево: на запад, к обрывистым отрогам Железных гор и на восток – под мечи наверняка уже ступивших на Анфауглит Феанорионов.
С Гвиндором были лишь эльдар. Они скакали вперед без отдыха, оставляя за собой расчищенный коридор для пешего войска атани Дор-Ломина. Впереди уже навис дым, ползущий из черных трещин.
Пламя вырвалось из земли прямо перед конем Тельперинкваро, но Лауренаро пролетел сквозь него длинным прыжком. Под копытами шуршал колючий шлак, билось за спиной знамя ушедшего короля. Орки на черной осыпи выставили копья. Лучники, державшиеся позади, выпустили тучу стрел, проредив орду вдвое. Тельперинкваро врубился в левый фланг обороняющихся. На миг он почувствовал, что правая его нога потеряла стремя, и постарался повернуться к противнику левым боком, чтобы собственный замах не вырвал из седла. Крупный орк, упав, вцепился зубами в левую бабку Лауренаро. Конь ударил его свободной ногой в морду и тут же кинул задними ногами, отбрасывая еще одного.
Перед всадниками встали необозримые ворота. Створки черного металла, покрывали устрашающие и мерзкие изображения: морды чудовищ, сцены казней... Гвиндор взмахом меча снес последнего орка.
– Келебримбор, подождем эдайн с таранами!
– Ждать?!
Куруфинвион широко размахнулся. Его меч, сверкнув голубым пламенем, вспорол створку, как толстую ткань.
Ворота загудели от ударов. Тельперинкваро вырубил кусок металла и достал до запирающего ворота бруса. Осколки сыпались ему под ноги и, коснувшись шлака, начинали дымиться. Створки, дрогнув, стали расходиться. Навстречу нолдор хлынула удушливая вонь, заставив их коней попятиться.
– Выходи же, Моргот! Король нолдор Белерианда моей рукой бросает тебе вызов! – крикнул Гвиндор.
– Вылезай из своего гнезда! – Тельперинкваро послал своего коня вперед. – Король нолдор Амана прислал, наконец, мстителя в твою нору!
Глухое эхо ответило на вызов, и воины бросились вниз по самым лестницам Ангбанда...

Горький дым забил легкие – не вздохнуть. И не поднять гудящей головы, не шевельнуться на липкой траве. Непроглядная тьма вокруг, не видно ни земли, ни неба. Этот дым выдохнул Тангородрим, когда он, Тельперинкваро, уже выбрался из катакомб на южный склон.

Они пробивались все вниз и вниз, навстречу ощущению чего-то знакомого в этом гнусном месте. Пожалуй, лишь сам Тельперинкваро понимал, что чувствуют они одолевающий стены зов камней Феанаро. Навстречу бросались орки и невиданные хищные чудовища. Отряд редел – они не подбирали убитых. Финдекано идет следом, он довершит разгром и позаботится о погибших. Сколько еще впереди щелей и коридоров? Дойдут они с Гвиндором – Морготу придет конец!..
Грязные норы сменили черные полированные стены. Бронзовые двери разлетелись под ударами мечей. Еще кто-то рухнул на лиловый ковер, впереди заметалось темное пламя. Гвиндор с криком метнулся к барлогу, встречая щитом удар бича. Тельперинкваро подсек дымный столб – коридор затянуло тьмой. Меч отколол длинную щепу от красно-золотых дверей...
На них навалились с тылу. Гвиндор упал с короткой стрелой в плече, вторая впилась ему под ключицу, в разорванное ожерелье кольчуги.
Тельперинкваро повернулся навстречу орочьей толпе. Он все же пробился сквозь сплошную стену шерстистых туш и кожаных куяков, а с ним еще двое. Куда завел бой их, по нескольку раз раненых, потерявших щиты – они не знали. Думалось: надо скорее вернуться на главную лестницу, там уже свои.
Из провала в полу высунулась жабья голова и схватила за ногу воина-синда. Его товарищ успел вогнать меч в желтый глаз, но схваченный был уже мертв.
Их преследовали: за спинами и впереди перекликались визгливо-рычащие голоса. Пахло то болотом, то мертвечиной, то гарью. Поддерживая друг друга, они добрались до какого-то моста над подземным потоком и оказались в широком коридоре. Сзади с храпом и топотом вынеслось чешуйчатое чудовище, последний воин повис на трех его рогах. Тельперинкваро вогнал меч под широкую нижнюю челюсть твари. Она попятилась, унося застрявшее оружие. Нолдо схватился за пояс – кинжала в ножнах не было.
Где-то глубоко внизу раскатился удар. Клуб удушливого дыма вырвался из хода, горячий ветер швырнул Тельперинкваро в черную пустоту.
Очнулся он оттого, что неизвестно откуда взявшийся Лауренаро толкал его носом. Конь фыркнул, опускаясь на колени. Потом была скачка сквозь дым и пепел, разверстые пасти чудовищ, пламя со всех сторон...

Лауренаро лежит рядом, большое сильное тело его уже остыло. Падающий пепел покрыл серебристую шерсть. Конь мертв, нет никакого оружия, собственная кровь пропитывает иссохшую землю. Вряд ли его найдут раньше, чем иссякнут последние капли.
Намо примет fea и даст покой до конца мира. Не принес он, Тельперинкваро Куруфинвион, роковой Клятвы. Не скакал в строю, вдохновленный речью Феанаро, – отец вез его под своим плащом. Но никому из ушедших не обещано возвращения. Даже детям, пересекшим Море на руках родителей. Сумерки будут судьбой каждого...
Три зверя выступили из тьмы. Чуть оглянувшись на умирающего нолдо, они подошли к лежащему коню. Волки, просто волки...
Самый крупный зверь едва слышно заворчал.
Где-то рядом захрустела трава под неуклюжими шагами. Два орка бросились к коню. Один принялся перерезать подпругу, польстившись на убранные серебром седло и паперсь, другой вогнал нож в белое плечо.
Волки метнулись серыми тенями. Вожак сразу сломал шею оголодавшему, два других распороли брюхо второму.
Лесные охотники ненавидят порождения Моринготто. Могут они оказать услугу нолдо, быстро перекусив горло? В любой миг из дыма высунутся еще орочьи башки...
Но появились два волкообразных оборотня. Лесные звери скрылись. Со спин оборотней соскочили мелкие орки. Эти заинтересовались не конем. Тельперинкваро почувствовал удар в бок. Тут же оборотень отшвырнул орка плечом и что-то прочавкал вслух. Орки радостно завизжали.
Нолдо сжался. Это был главный ужас. Сейчас его схватят живым...
Оборотень взвился в воздух и пластом шлепнулся на мертвого коня. Следующая стрела срезала орка, третья – второго. Три белые собаки молча бросились на присевшего в растерянности волколака. Тот попытался вцепиться в бок ближней, широко раззявив пасть. Пес увернулся, а его товарищ схватил оборотня за хвост. Волколак крутнулся на месте, и другой пес впился ему в ухо. Тогда атаковавший первым с брезгливой осторожностью разорвал оборотню шею. Покончив с врагами, собаки обступили нолдо.
Тельперинкваро раньше не видал таких. Эти псы были серебристо-белы, уши на округлых головах короткие, закрученные в баранку хвосты лежали на спинах. Псы лизали его, повизгивали.
Собак окликнули на неизвестном языке. Они отбежали и вернулись, ведя двух атани. Воины были одеты в кожаные доспехи, в руках держали мощные луки из турьих рогов. Перебросившись несколькими словами, атани подняли Тельперинкваро. Он туго закусил губу от рвущей боли в ноге.
– Тс-с, молчи, – шепнул старший из атани на синдарине. – Ирчи кругом, – и выругался по-своему.
В каменистом распадке их дожидались несколько некрупных лошадей. Адан устроил Тельперинкваро перед собой, придерживая под спину левой рукой.
Лошади бежали тряской рысью. Нолдо несколько раз терял сознание и приходил в себя. Окончательно он очнулся среди тальников на берегу какого-то ручья. Его раздевали старший адан и такая же смуглая женщина.
– Лечить буду, – хрипло сказала атанет. – Кости складывать, раны зашивать. Ты живучий, калэйр1, ты выдержишь. Вот, пей.
В кожаной фляге оказалось кисло-жгучее вино.
– Нет, воды...
– Пей это. Больше, больше пей – не так больно будет. И кричи, не бойся. Мы далеко ушли, и собаки стерегут.
Атани прижали к расстеленному плащу его плечи и колени. Тельперинкваро стиснул в кулаках складки подстилки, закусил губы.
– Кричи, калэйр, не насилуй себя. Тут все свои, никто твоей слабости не обрадуется.
Атанет ковырялась в ранах, резко тянула за правую ногу, потом отгибала назад его левое плечо. Нолдо то проваливался в темноту, то от глотка вина снова выплывал к невыносимой боли. Наконец, его оставили в покое. Лекарка наклонилась и поцеловала его в лоб, обдав запахом горькой травы.
– Ты нежен, как четырнадцатилетняя красавица, калэйр, и тверд, как лучший булат. Артина счастлива, что лечила мужчину из мужчин. Теперь усни. Скоро поедем дальше, и тебе придется снова терпеть.

Тельперинкваро открыл глаза. По серому рассветному небу тянулись жирные хвосты дыма. Атани вдесятером сидели тесным кружком, что-то ели и переговаривались. По приглушенным, но напряженным голосам чувствовалось, что они ожесточенно спорят между собой.
– Мужчины хороши в битве и у бурдюка кумыса! – вдруг воскликнула Артина. – Когда надо думать, следует собирать женщин! Спросим калэйра, он лучше знает эти земли.
– О чем вы спорите?
– Ты не спишь? Подожди, я напою тебя.
Лекарка принесла чистой воды. Тельперинкваро, не отрываясь, выпил целую кружку.
– Ты будешь здоров, воитель, – удовлетворенно кивнула атанет. – Твое нутро приняло молоко земли. Мы же всю ночь думали, куда безопаснее направиться.
– Вы участвовали в битве?
– Да. Наш род шел с Пор-сайем2 и медноволосым сайем Востока. Наверное, мы одни и уцелели.
Тельперинкваро приподнялся:
– Что?! Мы... Моргот одолел нас?!
– Все пали в битве среди опаленных камней. Если кто-то и ушел, как мы, по темноте, то тоже ищет дороги прочь от севера.
– Битва была славной, калэйр, – заговорил старший из атани. – И если бы не предательство Ульдор-сая, ударившего в спину Карантиру, которому клялся в дружбе...
– Нашел кого брать в друзья Руиндол! – прошипела Артина. – За Синими горами до сих пор все плюют на след его отца Уллипана3, бесчестного похитителя коров!
– Мы помогли разогнать предателей, – продолжал воин. – Но в том бою полегли наши сайи, а Карантира еще раньше изрубили братья проклятого Ульдора-кривоуста. Убит был и возглавлявший атаку сай Келегорм.
– А Куруфин? – тихо спросил Тельперинкваро.
– Куруфин-сай пал, отражая нападение громадного змея. Что случилось дальше, нам неведомо, потому что поле закрыл дым, а нас оттеснили к юго-западным горам. В темноте мы вышли в поле поискать своих и наткнулись на тебя, калэйр. Куда ты посоветуешь нам теперь повернуть своих коней?
Тельперинкваро прикрыл глаза. Да, единственная дорога в Нарготронд – через истоки Сириона – занята орками. Если попробовать подняться на Дортонион и пройти самым краем лесов до спуска к южным равнинам, а потом пробираться вдоль реки...
– Почтенная Артина и вы, воины. Безопасной дороги нет. Но все же стоит попытаться одолеть вон те скалы и двигаться на юг. Если сможем сойти в южные леса, то доберемся до охраняемых земель.
– Что же, так и сделаем, – решительно сказала лекарка.
Остальные согласились с ней.
– Как нам называть тебя, калэйр? Вдруг придется удерживать твою душу?
– Называйте Аэгэль, потому что небо теперь для меня навсегда лишилось звезд.

Путь для Тельперинкваро был мучителен. Лекарка то и дело отпаивала его водой из бурдючка и растирала грудь напротив сердца.
Кони карабкались по горным тропам, наклоняя до земли свои тяжелые головы. Все время вперед уезжали двое-трое воинов с кольцехвостыми собаками. Однажды они вернулись торопливой рысью, и караван долго скрывался в ельнике. Орки шарили по Дортониону как раз в поисках раненых и отставших. Но, видно, у Моргота все же заметно поубавилось живой силы. После этого случая банд не попадалось.
Вода в Дортонионе все еще была горька от пепла. После Браголлах атани не вернулись сюда, а какая-то злая сила распугала все живое. Короткоухие собаки не находили никакой добычи. У атани кончился запас сушеного творога и мяса, который они очень бережно расходовали все эти дни. Артина поглядывала на далекий край неба с надеждой – в южных лесах звери должны были уцелеть.
Тельперинкваро, несмотря на уговоры лекарки и воинов, не брал в рот ничего, кроме воды. Узнав о полном разгроме нолдор, он потерял желание жить. Удерживала его от провала в сон без пробуждения лишь обязанность довести этих атани до Талат-Дирнен. Артаресто не откажет им в покровительстве.
Лошадки без труда добывали себе корм, разгребая неглубокий снег, а вот собаки совсем отощали. Они подолгу с интересом смотрели на кружащих в небе птиц.
– Аэгэль, не знаешь, где гнездятся эти летуны? – спросил Тельперинкваро старший воин. – Может, подберемся к ним на верный выстрел?
– Эти птицы? – нолдо грустно улыбнулся. – Меньшая из них без труда унесет в когтях всадника с конем. Это великие орлы Криссаэгрима.
– Чем же питаются эти орлы?
– Они могут летать за добычей очень далеко.
На седьмой день пути караван оказался в промоине, оставленной давно высохшим потоком. Когда-то вода тут вырывалась из-под гор, а теперь ее русло было засыпано камнями.
– Обвал случился совсем недавно, калэйр, – заметила Артина. – Камни едва припорошены снежком.
Тень гигантской птицы накрыла их. Орел глянул на лету и стремительно ушел вверх.

На южном краю нагорья собаки подняли нескольких зайцев. Атани перестреляли зверьков.
– Надо поесть, калэйр.
– Не хочу.
– Ну-ка, открывай рот, – Артина поднесла к губам Тельперинкваро горячий жирный кусок мяса. – Не то прикажу мужчинам держать тебя и стану впихивать еду силой.
– Я, правда, не хочу...
Зайчатина оказалась у него во рту, а шершавая ладонь лекарки плотно легла на губы. Тельперинкваро, давясь, проглотил мясо.
– Вот и хорошо. Еще кусочек...
Нолдо отвернулся. Но атанет пальцами раздвинула ему губы и засунула кусок теплой печени. Потом погладила по горлу, чтоб легче глоталось, и помассировала желудок.
– Боль разрывает связи между разумом и телом, калэйр. Ты сам не знаешь, что голоден. Если нам удастся добыть лося или быка, я накормлю тебя сырым костным мозгом. Увидишь, как быстро срастутся твои кости от такой пищи!
Тельперинкваро был не в силах защититься. А лекарка не замечала своей жестокости, уверенная, что делает добро раненому. Впрочем, тошнота от массажа прошла.
Ночами Артина укладывала нолдо рядом с собой и подолгу растирала ему кисти рук, шею и виски. Становилось теплее.

Русло высохшей реки вело на юг. Если когда-то пути ей преграждали скалы, вода давно сгладила уступ. Спуститься с конями по руслу было бы легче.
Молодой лось выскочил из ельников, преследуемый звонко лающими собаками. Тут же три стрелы вонзились в его голову и шею. Псы бросились рвать горло бьющейся на снегу добычи...
Пронзительный визг послышался сверху. Собаки задрали морды, атани вскинули луки.
Один раз взмахнув крыльями, над ними проплыл орел, в когтях которого что-то корчилось. Птица разжала лапу – вниз закувыркался темный ком и шлепнулся в снег. Орел ушел в высоту.
– Ирча! – воскликнул адан. – В лепешку!
Из-за леса поднялся второй орел и тоже бросил орка.
– Понятно, кто погнал к нам лося, – заметила Артина. – Все же мужчины до седой бороды остаются детьми. Пялятся на дохлых ирчей, как на какую-то невидаль, а лось коченеет на морозе!
Воины поспешили разделать тушу.
Артина трудолюбиво расколола все крупные кости и скатала мозг в колобки, смешав с сухими травами из своей седельной сумки.
– Не морщись, калэйр, это даже вкусно, если привыкнуть. Наши дети дерутся за такую еду.
Жирная масса таяла во рту, оставляя запах дикого укропа.
– Твоя мать будет благодарна Артине, приняв из ее рук окрепшего сына.
– Моя мать далеко, почтенная. За Морем. И отец тоже...
– Ну, когда-нибудь ты вернешься к ним. Пока же хорошо отдохни. Перед походом я поменяю тебе повязки.

Со склонов открылась поросшая редкими ельниками долина. Горная речка спадала в нее и текла, петляя между скалами темной полосой.
Тельперинкваро понял, куда вывел их путь. Неподалеку начинался Миндеб и набирал силы, принимая горные потоки. Значит, они оказались на самом краю Нан-Дунгорфеб.
– Уважаемые эдайн, нам придется пересечь эту долину. Безопаснее будет держаться берега. Вся нечисть боится текучей воды. Но – не ослабляйте луки. В этих местах бродят твари похуже ирчей.
Артина слезла с коня:
– Чую нечисть, калэйр. Но сперва спрошу у Матери Огня, как нам лучше держать путь.
Она стала разводить костерок. Воины поехали назад, к заросшему рябиной сосняку.
– Мужчины не должны смотреть на гадание. Но тебе можно, калэйр. Владыки Мира любят ваш род.
"Только не мой", – подумал Тельперинкваро, но промолчал.
Артина сбросила с себя всю одежду, оставив лишь сапоги и ожерелье из медвежьих когтей. Постукивая пальцами в маленький бубен, она пошла вокруг огня. Шаг ее все убыстрялся, прерываясь прыжками и поворотами. На сухом теле резко вылегли мускулы, на лице застыла маска грозного упорства. Вдруг она упала на колени перед костром и стала внимательно смотреть в пламя. Потом устало выпрямилась, закидала огонь снегом и оделась.
Воины приблизились по сигналу бубна.
– Поймайте мне зайца или белку, – распорядилась лекарка.
Атани послушно позвали собак и отправились в лес.
– Одну жизнь хочет взять у нас тут повелитель нечисти. Артина знает, как оставить его в дураках! Мать Огня, разбросавшая в небе искры вечного света, поможет ей!
– Ты спрашивала у Элентари?!
– Так зовет ее ваш народ. Но я могу говорить со всеми Великими, когда это действительно необходимо. А лживые колдуны грабителя Уллипана заявляют, что в любой миг получат ответ. Одно слово – мужчины! Они бы умерли, если б действительно вопрошали Великих всякий раз, как возжигают свои костры!
И Артина улеглась под плащ рядом с Тельперинкваро. Лекарка заснула мгновенно и так глубоко, что не услыхала возвращения воинов. Те не стали ее будить, благоговейно усевшись далеко в стороне.
Проснулась атанет легко и сразу спросила:
– Привезли животное?
Воин подал ей связанного ремнем зайца.
– Теперь отойдите все!
Она вытащила нож и наклонилась к Тельперинкваро:
– Назови свое имя.
– Я зовусь Аэгэль.
– Настоящее! – грозно зашипела Артина. – Имя, которым звал тебя твой отец!
– Келебримбор.
Лекарка кольнула его ножом в палец, зачерпнула кончиком лезвия выступившую кровь и воткнула его в ляжку зайца. Зверек задергался от боли.
– Не мучай его...
– Молчи, калэйр. Теперь ты должен все время молчать.

Воины держали луки натянутыми. Артина везла Тельперинкваро на своем седле, держа в правой руке небольшой топор на длинной рукояти.
Собаки с визгом отпрянули – перед ними прямо из снега поднялась зеленая змея. Стрела пробила ее голову. Снег закипел вокруг двухсаженного толстого тела. Капающая из-под стрелы кровь вспыхивала на земле почти черным пламенем.
– Много тут таких гадин? – спросила Артина.
– Без числа, – тихо ответил Тельперинкваро.
На долину опускалась ночь.
Атани развели огромные костры по сторонам треугольника и расположились между ними вместе с конями.
– Силу Матери Огня не одолеть никакой нечисти, – удовлетворенно заметила Артина. – Спи, калэйр.
Послышался треск сучьев, и из темноты выдвинулся всадник на высунувшем язык льве.
– Не стреляйте! – крикнул Тельперинкваро. – Это морок.
– Вижу. Собаки не ворохнулись. Кто их наводит-то?
– Моргот.
Морок растаял, чтобы вновь появиться в виде десятка орков. Призрачная орда ринулась к кострам и исчезла на границе света.
Собаки зарычали под утро, когда небо уже начало сереть. Атани схватились за луки. Но враг побродил в отдалении и ушел.
После полудня всадники заметили, что лес начал окутывать едва заметный туман. Он делался все гуще, в струях его мерцали искорки. Потом посветлело. Караван снова оказался среди ельников, а Анар, навстречу которому они ехали все это время, светил им в спину. Завеса вытолкнула пришельцев.
– Повернем на запад, – вздохнул Тельперинкваро.
Туман скрадывал очертания деревьев и кустов вокруг. Несколько огоньков на темном прогале не привлекли ничьего внимания. И многолапый паук величиной с оленя бросился к коню Артины совершенно неожиданно. Собаки метнулись навстречу и отскочили, все же заставив тварь замяться.
– Возьми, зачем послан! – лекарка швырнула на снег зайца.
Свободный от пут зверек свечкой взмыл вверх. Паучья лапа настигла его, прижав ко снегу. И тут же восемь длинных стрел утыкали паучье брюхо. Девятая попала лучше всех – под крючковатые челюсти. Тварь запрыгала боком и рухнула, суча лапами. Блеснувшие было в отдалении еще восемь глаз померкли.
Туман снова переливался искорками.
– Никто не пройдет Завесу без дозволения короля Дориата. Нам следует ехать на запад.
– Проклятие Матери Живого постигнет отказавшего в защите! – воскликнула Артина. – Всяк, кто разумнее полена, знает это!
– Нас снова вытолкнет еще дальше в Нан-Дунгорфеб.
Лекарка упрямо повернула на едва пробивавший туман Анар.
Тельперинкваро ощущал направленный на него взгляд: невраждебный, но настороженный. Деревья возникали из дымки и таяли в ней. Снег под копытами исчез, сменившись влажной палой листвой. Конь Артины остановился и потянулся к пробивавшейся через подстилку свежей траве.
– Хо-о! – лекарка ударила его пятками в бока.
– Остановитесь, пришельцы!
Одетый в пятнистую серо-бурую куртку воин заступил дорогу каравану. Собаки подбежали к нему, дергая баранками хвостов и весело тявкая.
– Если ты страж этой земли – передай своему сайю: ушедшие с поля смертной битвы просят дозволения проехать через его владения, – горделиво произнесла Артина.
– Вложите луки в налучья и следуйте за моим товарищем.
Воин исчез в зарослях орешника, а слева появился другой – верхом на рослом коне.

Двухэтажный бревенчатый дом стоял на сваях прямо над лесным ручьем. Кони, не дожидаясь, пока их расседлают, набросились на высокую сочную траву. Пограничник вынес собакам кусок бычьего бока с ребрами.
– Сейчас я вымою тебя, калэйр, и выстираю бинты, – довольно приговаривала Артина, устраивая Тельперинкваро на скамье. – А потом попрошу у хозяев бычью голову и накормлю тебя вареным мозгом. У самого этого дома я видела цветущими нужные мне травы. Полагаю, хозяева подождут, пока ты сможешь продолжить путь, сидя на коне самостоятельно.
Но заняться раненым лекарке не пришлось. В горницу вошел высокий охотник. Две сияющие золотом косы сбегали по его куртке, доставая до подколенок.
– Почтенная атанет, позволь мне забрать сына моего брата.
– Артина видит сайину этого благословенного края?
– Нет, внучку брата ее мужа.
– Но... Артина слышит Великих и знает, что ты из их племени.
Нис улыбнулась:
– Я всего лишь ученица их ученицы.
– Артина решила, что встретила Мать-Целительницу Душ. Возьми своего племянника и не гневайся на неумелые руки ведуньи из рода Ястреба.
– Я безмерно благодарна мудрой атанет за спасение своего родича.
Нис сняла с себя алмазное ожерелье и надела на лекарку.
– Тысячу белых и тысячу красных коров отдал бы любой сай за эту драгоценность. Артина полна радости. Все воины нашего рода встали бы под знамя прекрасной и доблестной калэйал4, не будь они связаны присягой Руссандол-сайю и его роду. Наш нынешний сай перед тобой, и мы следуем за его конем.
– Король Тингол разрешил вам жить в этом доме и охотиться в его лесах, пока вы не решите продолжить путь в свои земли.
Артина поклонилась.

Тельперинкваро оказался на конных носилках.
– Куда ты везешь меня, Артанис?
– В Менегрот.
– Тингол согласился меня принять?
Арафинвиен строго глянула на него с высоты седла:
– Король принял бы любого, просящего помощи.

Тельперинкваро открыл глаза. Над ним был расписанный цветущими ветками вишен по темному предгрозовому небу потолок. Пахло ирисами и немного сушеным травами. Он глубоко вдохнул теплый чистый воздух. Под сломанной ключицей едва заметно застучала кровь. Даже можно было поднять левую руку. Чисто отмытые волосы заплетены в две косички над ушами, чтобы удобнее было лежать, под искалеченную ногу подсунута большая подушка.
Тельперинкваро посмотрел на свои руки. На правой кисти уже не было повязки – красный шрам пересекал ее тыльную сторону. И на шее такой же шрам. Орк совсем чуть-чуть не достал до крупной жилы, бьющейся у горла.
– Только не пытайся вставать, – Артанис бесшумно вошла в покой. – Я переложу подушки, чтобы тебе было удобнее поесть.
– Ведунья Артина кормила меня силой. Ты тоже будешь?
– Эта женщина своими грубыми приемами все же спасла тебе жизнь, хоть и причинила много страданий. Мы смыли с тебя чуть ли не таз грязи. А потом намотали целую простыню бинтов. Но, думаю, есть ты станешь добровольно и с аппетитом.
Арафинвиен ловко устроила его полусидя.
– Сперва выпей вот это.
Теплый травяной настой словно обжег желудок.
– Теперь ты будешь есть с удовольствием.
В чашке оказался бульон с раскрошенными яйцами. Тельперинкваро, и правда, был готов вылизать посуду.
– Если еще не сыт, попробуй жареную печенку с орехами.
Эту порцию раненый не осилил.
– Теперь усни. Кости еще не срослись, да и отравлен ты был сильно.
– Артанис, – Тельперинкваро приподнялся. – Скажи, что известно о битве на севере?
– Ты пришел оттуда – и спрашиваешь?.. Пришельцы с Востока вторглись в Бретиль и обращают в рабство женщин и детей народа Халет. Из Хитлума нет вестей. Эстолад заполонили орки и дикие люди с плоскими темными лицами. С востока не пробился ни один гонец. Вокруг Дориата сомкнулась тьма.
– А... Нарготронд? Артаресто не вышел на битву. Мы с Гвиндором выступили под знаменем Нолофинве.
– Брат не прислал даже голубя. Если город цел, ворота его захлопнуты.
– Мы побеждены окончательно?!
– Есть еще сила Амана. Наберемся терпения.
Тельперинкваро комкал одеяло.
– Когда я встану, я пойду к Эрэд-Луин. Если уцелел кто-то из дружин отца и его братьев, они соберутся ко мне.
– Сначала надо встать. Над тобой трудилась не только я, но и королева.

В видениях настойчиво возникала дверь из красного с золотыми прожилками дерева. И Тельперинкваро вдруг понял: их остановили на самом пороге тронного зала Моринготто! Им не хватило нескольких шагов, чтоб скрестить мечи с самим Врагом!
Тельперинкваро сел на постели. Покой и благополучие Дориата среди разгрома и смерти. Если и уцелел Нарготронд, идти туда бесполезно. Значит, остается одна дорога – к Рамдалу, а оттуда на восток, в леса Оссирианда. Тингол вряд ли оставит его спутников-атани в своей земле. Да и не захотят они отказаться от поисков родичей. Трудная и опасная будет дорога, и неизвестно, что найдут они в предгорьях Эрэд-Луин...
Тингол вошел в комнату и прикрыл за собой дверь.
– Вижу, ты уже окреп, Келебримбор. Я хотел бы побеседовать с тобой.
Синие и прозрачные камни на пальцах и в серебристых волосах, глаза – отражение Итиля в лесном озере. Тонкий голубой холст, блестящий и легкий, как шелк Арверниэна. А перед этим королем, среди смятых подушек – беглец: растрепанные косички, всей одежды – бинты на груди и левом плече... Тельперинкваро потянул на себя одеяло, стесняясь выступающих ребер и свежих шрамов.
– О чем, король?
– О битве. Разведчики сообщили, что вся сила голодрим осталась в пепле Анфауглита. Так это?
– Я знаю, наверное, даже меньше тебя. Мы оказались впереди всех и взломали ворота Ангбанда. Но выйти из него довелось только мне.
– Взломали врата? – тонкие брови Тингола поднялись.
– Да, король! И уже рубили дверь тронного зала!
– Не преувеличиваешь ли ты от горя и гнева, Куруфинвион?
– Я открою тебе свою память. Но сперва скажу: Маэдрос, побывавший в Ангбанде, показывал нам эти двери. За ними Моргот ждал пленника.
Тингол взял его руку...
– ... И если б сила Дориата встала рядом с нолдор, с Врагом было бы покончено навеки!
– Скорее, мои воины полегли бы рядом с вами, не добыв ни победы, ни славы.
– В чем твоя теперешняя слава, король Огражденных земель?!
– Голодрим больше нет, а мой народ благоденствует. Разве этого мало для короля?
– Теперь Моргот возьмется подбирать ключи к Завесе.
– Полагаю, он зря потратит время. Будь спокоен, Келебримбор, отдыхай. Твои эдайн пасут коней и довольны жизнью. Ведь это твоя нынешняя дружина?
Тельперинкваро куснул губу:
– Король, если в твоей стране есть плавильни и кузницы, ты не пожалеешь, что дал приют мне и им!
– Как быстро вы, голодрим, вспыхиваете обидой! Ты займешься любимым делом, как только наберешься сил.
Унизанная кольцами рука коснулась черных волос. Тельперинкваро сделал усилие, чтобы не отдернуть голову.

Жилище Тингола было лабиринтом роскошных залов и уютных покоев. Тельперинкваро, еще прихрамывая, ходил по коридорам, рассматривал каменное кружево потолков, тонкую чеканку дверных створок и светильников. Везде господствовали мотивы трав, листвы, цветов. И серая тишина залегла под светлыми сводами, словно вечерний сумрак.
– Веселье покинуло Менегрот вместе с Лутиэн, – сказала Артанис. – Никому не хочется петь и танцевать.
– Мне теперь этого тоже никогда не захочется. Король Эльвэ обещал дать мне работу...
– Не называй его так. В Дориате язык Заморья под запретом.
Тельперинкваро усмехнулся:
– А мы, напротив, всегда говорили между собой на родном – назло Моринготто... Морготу. Чтоб эта зубастая тварь помнила, кто мы.
– Он и так этого никогда не забудет. А браться за работу тебе еще рано.
– Я совсем здоров!
– Вот и поедешь завтра со мной на охоту.

Келеборн сидел на светло-сером коне без седла. Оно было и ни к чему лучнику. Зато сама Артанис упирала в стремена ноги, прикрытые кожаными щитками. Копье в ее руке было длиной в две сажени.
Гончие подняли кабанье стадо. Первыми бросились наутек матки с поросятами и подсвинки. Охотники поскакали на перехват.
В бегущем стаде начался разброд. Матки на ходу отгоняли подсвинков от поросят, холостые самки отставали. Келеборн, почти не целясь, всадил стрелу в глаз полуторагодовалому подсвинку – тот с визгом зарылся пятачком в мокрую траву. Тут же начали стрелять и остальные синдар. Они давали уйти маткам с приплодом, доставая перезимовавших годовиков.
Вдруг самая крупная холостая свинья взрыла землю копытами и обернулась ко всадникам. Челюсть ее тряслась от ярости, клыки стучали.
Артанис вынеслась вперед, уйдя от остальных охотников, как от стоячих. Тельперинкваро бросился следом, занося копье для удара.
Арафинвиэн приняла веприцу острием так, что наконечник вошел по перекладину. Но зверь продолжал напирать, заставив крупного сильного коня пятиться. Глаза веприцы налились кровью. Весь остаток жизни отдавала она, чтобы только добраться и убить одного из охотников.
Тельперинкваро ударил веприцу копьем под лопатку и тут же выпустил ратовище. Бросила свое и Артанис, потому что свинья стала заваливаться набок.
– Не стоило ее убивать, – сказала Арафинвиэн, поравнявшись с Тельперинкваро.
– Да, она стара, мясо у нее не лучше, чем у одинца. Но ведь она напала и могла покалечить лошадей и собак.
– Она старшая в стаде и выполняла свой долг вожака, защищая остальных. Спешивайся, сын брата. Будем разделывать нашу с тобой добычу. Лечившая тебя атанет права – тебя надо хорошо кормить. Я прослежу, чтобы ты съел большой кусок сердца и печени.

На небе серебряный челн Тилиона почти свернул свой парус. Кони неторопливо переступали, покусывая свежую траву. Охотники устроились вокруг костра на расстеленных плащах.
– Трудно поверить, что всего в полудне езды отсюда лежит снег и не растает, пока Итиль не округлится еще три раза, – заметил Тельперинкваро.
– Призывать тепло земли не так уж трудно, – сказала Артанис, водя ладонью над его сросшейся голенью. – Чуть сложнее, чем пробуждать силы роста твоих костей. Тяжело и неприятно все время ловить помыслы Врага и отбивать удары его воли.
– Ты делаешь это теперь вместе с Мелиан?
– Да. И Моргот за каждую попытку проникнуть сюда получает теперь вдвое.
– Чего?
– Скажем, углей за шиворот. Так говорят ваши друзья из ноготрим? Перевернись, займусь твоей спиной. Падал ты с большой высоты на щебень, позвоночнику тоже досталось.
– Наверное, меня вышвырнуло из горы, когда Тангородрим плюнул пламенем и дымом.
– И Моргот не заполучил последнего из рода Феанора. Я благодарна тому плевку. Что ты сейчас чувствуешь?
– Будто ты перебираешь мои кости, окунаешь их в теплую воду и ставишь на место.
– Не больно?
– Страшновато.
– Потерпи.
– А! Терпел и худшее.
Разумом Тельперинкваро почувствовал, как Артанис улыбнулась.
– Если бы Моринготто добрался до меня...
– Говори на языке синдар, дружок. Не забывайся. И в лесу мы все же в гостях у короля Элу.
– А что случится, если я хотя бы имена не стану коверкать на синдарский манер?
– Однажды с тобой перестанут разговаривать. Все. По меньшей мере, неделю.
– Элу так ненавидит нас?
– Трудно сказать. Вначале действительно ненавидел и хотел вашей, Феанорионов, скорейшей гибели. Теперь же... Между ним и голодрим, кроме нашего рода – потомков Эарвен, стоит, скорее, взаимная гордость. Никто ни разу не взмолился о помощи к Дориату. Даже Келегорм и Куруфин, когда пробивались из Аглона с ранеными. Даже полумертвый Карантир. Ты первый, кто нашел здесь спасение.
– Я?! Это Артина упрямо ехала на Завесу. Я же...
– Ты был похож на куклу, побывавшую под повозкой. И это тоже огорчает короля. Ведь лорды голодрим сотни раз возвращали сюда отбитых пленных... Ложись на спину.
Тельперинкваро подсунул ладони под затылок.
– Значит, если бы кто-то поплакал на пороге Дориата, король вступил бы в союз?
– Вряд ли. Хотя...
– Ой, здесь не надо! – Тельперинкваро прикрыл ладонью ключицу. – Ты достаешь до самого сердца.
– Это, значит, уже не страшновато, а страшно? Вреда я тебе не причиню.
– Все равно не надо.
– Если боишься, то не имеет смысла. Целящей силе следует отдаваться добровольно. Когда ты лежал, усыпленный, я, по твоему определению, "перебирала" в тебе не только кости. Ты еще жестоко ушиб голову. И мучения в руках лекарки не пошли на пользу.
– Эдайн вылечиваются и так!
– Но остается от каждого из них меньше половины. А с нашей памятью...
Серпик Итиля скрылся за деревьями. Кони ложились на землю.
– Там, над Дортонионом – метель. И дальше к северу ветер носит целые озера застывшей воды. Арда прячет от Ильмена поле роковой битвы хотя бы до весны.
– Ты чувствуешь это?
– Вихри бьются в Завесу. Но отражение их поручено самой земле. Поутру здесь пройдет дождь. Так что нам следует начать собираться.

Тельперинкваро добился разрешения работать. Он долго пересматривал руды, хранящиеся в нижних пещерах, пока нашел нужное.
Артанис застала Куруфинвиона у громадного горна.
– Чем ты собрался удивить Дориат?
– Удивлять тут нечем. Пусть свечи больше не коптят потолки Менегрота. Я прикинул и решил сделать несколько наших светильников: чисто белых, голубоватых и чуть желтых. Под землей будет свет, подобный Анору в полдень. Не вышвырнет Элу мою работу в канаву?
– Не думаю. Если ты закончил на сегодня, то умойся и иди к столу.
– Если и не закончил – король не одобрит мое отсутствие?
– Безусловно. Кстати, Артина прислала свежее масло и творог и потребовала, чтобы ты обязательно отведал подношение. Насколько понимаю, она считает тебя своим лордом и сильно обидится, если ты не оценишь дара. Тебе ведь еще никогда не приходилось исполнять обязанности лорда?
– Зато я бывал в Таргелионе! – Тельперинкваро отбросил горсть воды и засмеялся. – Там осели люди из всех племен, пришедших в Белерианд. И из тех, что не дошли. Карантир перед каждой деревней останавливался и припоминал: как тут оказывают почет и как положено отвечать.
– И никого ни разу не отбрил? Не верится. Язычок у него с детства был крапивный.
– Что толку в остротах, если их не понимают? Душу он отводил с моим отцом. Да еще с ноготрим, у которых перебранка – вид искусства...
Тельперинкваро вдруг застыл, не замечая, что вода с мокрых волос течет под рубашку.
– Неужели они все...
– Завеса закрывает и от осанвэ. Я, правда, выезжала в пограничные леса. Но и там мне никто не откликнулся. Примирись со случившимся, Куруфинвион.

Элу Тингол садился за стол со всеми, кто жил в Менегроте. Пустовали места лишь отлучившихся по службе или занятых срочной работой. Тельперинкваро такой обычай казался утомительным. Не проще ли быстро поесть где-нибудь, не собирая целую толпу? "Если народ не видит своего короля во главе атакующего войска, то пусть любуется его вежеством за столом," – усмехался он про себя.
В обеденном зале Куруфинвиона усаживали рядом с Артанис, потеснив ее старших дружинников. Текла неторопливая беседа, менестрели пели о скитаниях под звездами в неиспорченном мире. Король не желал пускать в свой чертог кровавое злое "сегодня" и жил так, словно Враг еще заключен в Мандосе по ту сторону Моря. Но Чертоги Безвременья ныне полны совсем другими Ждущими. И если бы там оказались одни нолдор... Кто так безобразно остриг волосы девушке, наливающей сейчас соседу вино? Чей меч... нет, бич! – прошелся по щеке вон тому лучнику? Этот воин смугловат, и глаза у него отсвечивают зеленью молодой березовой листвы. Беженец из Оссирианда?
– Пора бы тебе бросить привычку очищать тарелку первым, – шепнула Артанис. – Или тебе надо бежать к горну, чтобы там чего не перекипело?
– Здешние правила требуют есть все остывшим?
– Сейчас я положу тебе еще тушеного мяса, чтоб никто не заметил, как ты глотаешь, словно на привале в походе.
– Не надо! Не останется места для ягодного пирога, а я его люблю.
Нежное тесто, прослоенное почти не размякшей земляникой, пахло лесом и покоем. Не хотелось портить его вкус вином.
– Опять ты справился со своим куском раньше, чем остальные успели попробовать.
– Не откажусь от второго, чтобы сравняться со всеми. Ужинать я не приду, буду ставить последний тигель.
Тельперинкваро подхватил ложечкой горку начинки. Словно теплый луч коснулся его лба. Мелиан смотрела на нолдо внимательно и приветливо. В глубине ее серых глаз светилось понимающее участие.
– Попрошу королеву разрешить мне есть в мастерской.
– И на столе у тебя будет валяться черствая горбушка и надкушенное яблоко, как у самого Феанора? Не надейся, дружок.
– Неужели тебе, Нэрвен-охотнице, владеющей мечом, резцом и молотом, приятно тратить время на застолье?
– Мне это не мешает.
– А мне мешает!
Сидящий напротив высокий синда поднял на Тельперинкваро веселый взгляд серебристо-серых глаз. Командир пограничников, Белег Куталион. Прославленный следопыт осторожно брал из серебряной розетки подтаявшее мороженое. Неужели он, умеющий чуять врага за много верст, поймал неприкрытое настроение нолдо?
Наконец, Элу поднялся из-за стола. Можно было, коротким поклоном попрощавшись со всеми, бежать вниз и проверить, как растолкли руды неопытные помощники.
Мелиан, проходя мимо, коснулась руки Тельперинкваро:
– Тилион скитается у корней Амбара, а небо завалили дождевые тучи. Галадриэль хотела сегодня поработать в ткацкой с нашими девушками. Не навестишь ты меня и ее после работы?
– Я приду, королева... а куда?
– Не в мастерскую. Сестра твоего отца проводит тебя. Будем есть мороженое и беседовать, Келебримбор.

Этот покой напоминал Нарготронд: сводчатый потолок и окна на дрожащие под дождем леса. Но убранство его было в другом вкусе. На ковре, в котором ноги тонули по щиколотку – маленькие подушки для сидения. Вдоль стен – пухлые диваны и кресла с подголовниками. Если бы в Дориат проникали морозы, здесь хорошо было бы отогреваться после охоты на снежных холмах.
Королева сидела за столиком перед оконным проемом, Артанис уже заваривала настой для питья.
– Садись, Келебримбор. За работой ты пропустил ужин, и я велела принести для тебя пирожков. Не буду расспрашивать, чем ты занят. После долгого неведения приятнее будет увидеть твое творение.
Пирожки были начинены фруктовой пастой и толчеными орехами, сбитыми с медом. После многих часов у палящего горна есть хотелось сильно. И хозяйка, чтобы не смущать нолдо, тоже надкусила пирожок.
– Если наш мастер сыт, Галадриэль, дадим ему мороженого.
Замораживать фруктовый сок, разведенный кислым вином, придумали в Форменосе. В кузнице кисло-сладкая льдинка освежала и утоляла жажду. Выдумка распространилась в Тирионе. Но вот охлаждать до каменной твердости сливки, смешанные с медом, соком и орехами начали именно синдар. Тельперинкваро разрубил ложкой оранжевый шарик. Тонкий запах абрикоса заставил нолдо поглотить сразу весь кусок.
– Ты торопишься куда-то? – одернула его Артанис.
– Простите. Я только сейчас понял, чего мне все это время хотелось. Абрикосов.
– Что же не сказал раньше? – королева глянула на нолдо. – У roa есть свой разум на уровне ощущений и желаний. Если раненый или женщина, носящая ребенка, чего-то хотят, это потребно их roa для роста и обновления.
– Я не догадывался. Хотелось чего-то...
– Дай ему коробку сушеных абрикосов, Галадриэль. И орехов в меду. Пусть ест их в мастерской. Я вижу, что наш мастер еще не совсем здоров. Ты натрудил раненую руку, Келебримбор. Неплохо было бы дать ей отдых в течение двух суток.
– Королева, мне необходимо завтра непременно закончить начатое. Иначе сделанное придется выбросить.
– Очень хорошо было бы, – с усмешкой глядя на сына брата, произнесла Галадриэль, – поступить с этим упрямцем по обычаю эдайн.
– Что ты имеешь в виду? – заинтересовалась Мелиан.
– Когда адан долго не слушается старших, отец или мать спускают ему штаны и шлепают пучком веток по тому месту, на котором тот сидит.
– Неужели это помогает что-то понять? – удивилась королева.
– Конечно, – кивнул Тельперинкваро, добирая успевшее размягчиться мороженое. – Например, что некоторые дела правильнее делать втайне от старших. А если шлепают долго и сильно – что лучше жить от них отдельно. К нам в Аглон то и дело прибегали молодые эдайн, которым надоело такое отношение дома.
– Подождите, – королева отодвинула вазочку. – Что, иногда шлепают так, что больно?
– Всегда, – победительно глянув на Артанис, заявил Келебримбор. – Даже до крови.
Нэрвен без смущения рассмеялась.
– Некоторых шуток я до сих пор не понимаю, – королева взяла чашку с настоем. – Надеюсь, пучок веток в нашем случае можно прекрасно заменить мазью и повязкой на плечо.
Теперь засмеялись оба нолдор.
– Я хотела расспросить тебя, Келебримбор, совсем о другом.
Тот отставил недопитую чашку, ощутив болезненное сомнение Мелиан.
– О Затмении Валинора.
– Но разве... – он глянул на Артанис.
– Я знаю все, что рассказали мне Ангрод, Финрод и другие. Но ты покинул Аман ребенком. Что видел ты?
Тельперинкваро взъерошил себе волосы.
– Я не видал Валинора, королева. Мы жили в Форменосе, свет Древ доходил туда пламенно-алым и даже не растапливал снег в тени стен...
– Давай присядем на диван. Покажи мне, как это было...

* * *

...Его выхватили из постели и стиснули так, что он вскрикнул. Но мать только крепче прижала его к себе и понеслась по лестницам. Вбежав в какую-то кладовую, она принялась загонять в дверные ручки толстую палку. Потом забилась в угол, накрыла сына волной черных неубранных волос и зашептала: "Молчи, только молчи!.." В ее правой руке был обнаженный меч.
От удивления Тельперинкваро забыл о боли и испуге. Мать никогда не интересовалась оружием. Даже не ходила посмотреть, как другие учатся владеть мечами и щитами. Она вообще иронически относилась к этой забаве. И вдруг острое боевое оружие...
Холодные пальцы легли на его губы: "Молчи, а то он придет и сюда!.." "Кто?"– хотел спросить Тельперинкваро, но мать прижала его лицом к вороту своего платья. Так и осталось в памяти: рука матери, неумело сжимающая рукоять меча, запах ландыша от ее волос и платья, боль в стиснутом плече.
Потом в дверь постучали.
– Выйди, Лехтэ. Он ушел...
Мать очень медленно открывала дверь. А в коридорах и на лестницах было темно, и отец шел впереди с дымным факелом.
Потом мать, даже не переодевшись, вскочила на коня и помчалась прочь.
Темны и непривычны были леса вокруг, странен сам остановившийся воздух. Мать укрывала его плащом, мешая даже смотреть по сторонам. Так летели они вскачь долго-долго, пока он не уснул от усталости и непонятной тревоги.
В доме родителей матери их приняли с какой-то болезненной радостью. Кинулись готовить воду для мытья, еду, постель. "Бедняжка, да он весь в синяках!.. И на ходу спит!.. О, Лехтэ, это такой ужас!.. Как же вы уцелели?!."
И было по-прежнему темно.

Его не выпускали из внутренних комнат, и окна там были занавешены. "Играй тут. Нельзя даже на веранду. Вот когда все кончится..."
Он быстро соскучился:
– Мама, поехали домой, в Форменос!
Мать вздрогнула:
– Туда теперь нельзя.
– А когда будет можно?
– Не знаю... Может быть, никогда.
И в комнатах горели свечи.

Отец проскользнул в чуть приоткрытую дверь – в темном плаще, с мечом на перевязи. Подхватил на руки, глянул полыхающими серыми глазами:
– Ты поедешь со мной, Тельперинкваро?
– Ой, конечно, atarinja!
Они даже ничего не взяли из одежды. Отец запахнул его в свой плащ и бегом бросился из дому.
А на улице чадили факелы в руках вооруженных всадников. Отец взлетел на вороного коня. Рядом кто-то подсаживал на круп своего буланого девушку в зеленом платье. Кто-то садился верхом, стараясь отстраниться от плачущей женщины. Кто-то насвистывал песенку, и конь под ним скреб копытом. Кто-то стоял, прижавшись спиной к стене дома, и с ужасом смотрел на всадников.
– Atarinja, мы едем домой?
– Нет, дальше. Очень далеко. За Море. Или ты боишься?
– Я?! С тобой я ничего не боюсь!
Отец наклонился и потерся гладкой щекой о его щеку:
– Верно. Кого нам бояться – всем вместе?
И они поскакали прочь от города. А с темного неба тускло светили редкие звезды.
Потом отец передал его на коня юной девушке в кольчуге, а сам умчался вперед.
– Куда мы едем, Альквен?
– На войну!
– На войну?! Ой, как здорово! И мне дадут меч?
– Еще бы! Или ты ложкой будешь сражаться?
– Нет! Я буду рубиться... метелкой!
Они засмеялись, откинувшись: она – на круп лошади, он – на серебристую гриву. Рядом ехали такие же смелые веселые всадники, перешучивались между собой. А справа во мраке грохотало Море, и туман наползал холодными волнами, оседая каплями на плащах, шлемах и ресницах воинов.

Однажды они остановились в рощице приморских сосен. Отец взял его у Альквен и посадил себе на колени. Есть не хотелось – то ли от усталости, то ли от возбуждения.
– Вот, смотри: лисица, – кроша ножом мясо и хлеб, приговаривал отец. – Она бежит... и прямо тебе в рот. А вот летит чайка...
Игра понравилась, он со смехом ловил губами эти кусочки. Потом отец уложил его на расстеленный плащ между собой и Дириэлем. Уже засыпая, Тельперинкваро спросил:
– А где мама?
– Разве тебе плохо со мной? – губы отца пощекотали ухо.
– Хорошо. Только жарко...
А проснувшись утром, у прогоревших костров он увидел только нескольких девушек. Воины прискакали нескоро и сразу подхватили всех на коней. Галопом промчались через незнакомый темный город.
Высокобортные корабли со скрипом терлись о причал. Ветер тушил факелы в руках всадников, кони оступались на качающихся сходнях. Отец взбежал на палубу, следом поднялась Альквен, ведя обоих коней.
Феанаро стоял на высоком носу корабля, окидывая испытующим взглядом каждого воина. Увидев сына с внуком на руках, вождь едва заметно и как будто грустно улыбнулся. Через плечо отца Тельперинкваро перехватил взгляд Альквен, и его детскую душу поразил неистовый блеск ее глаз. Потом, уже взрослым, вспоминая бесконечную ночь, он понял взгляд двоюродной сестры. Говорят, что любящие живут единой душой. У Альквен не было своей души. Ею двигала fea Феанаро.
В каютке под носовым настилом две лампы едва разгоняли темноту. Его закутали в плащ и положили на свернутые паруса.
Корабль то вздыбливался, то проваливался вниз, как на громадных качелях. Иногда сверху сбегали воины, и три девушки перевязывали им ободранные до крови ладони.
Отец наклонился над ним:
– Не страшно, Тельперинкваро?
– Нет... Надоело качаться.
– Терпи, – и коснулся губами его щеки.
Руки отца тоже были перевязаны холстом, серым в полумраке, на черных волосах поблескивала соль.

Темнота все не кончалась, и когда корабли пристали к низкому туманному берегу. Конь отца вспенил ногами морскую воду, выбираясь на серую гальку. Мокрые стены скал нависали с трех сторон, в небе – ни звезды. Ветер с Моря пронизывал холодом сквозь тонкое сукно плаща.
– Это здесь будет война?
– И здесь, наверное, тоже...
Он обхватил отца за шею, стараясь согреться.
А потом все ущелье залил свет. Сделались красно-черными камни и воды, дальняя роща и сами низкие тучи. А лица нолдор, обращенные к гигантскому костру, стали золотыми.
– Atarinja, на чем же мы поплывем домой с войны?
– Когда придет время возвращаться, у нас будут лучшие. Или нам вовсе не понадобятся корабли.
Это сказал сам Феанаро, вдруг обернувшись.

* * *

– И война началась почти сразу. Хорошо, что Келегорм и Карантир чуть ли не прямо после высадки ускакали на равнину. Все бросились им на помощь, ирчей отогнали. На холме у озера поставили частокол. Многое произошло, прежде чем над миром взошел Анор.
– Прошел было слух, что самый младший из братьев твоего отца погиб на горящем корабле, – заметила Мелиан, внимательно глядя на Тельперинкваро.
– Дириэль бродил по берегу совершенно растерянный. Ушел, чтоб поплакать... – Тельперинкваро чуть улыбнулся. – Я потом долго гордился, что такой большой мальчик плакал от разлуки с мамой, а я – нет... И когда корабли рассыпались углями, все хватились его. И кто-то сказал, что он остался на корабле. Собаки разыскали его, спящего между камнями. Но пережитый страх сделал свое дело: слишком уж явственно представили себе все внезапную и нелепую потерю. Помню, как Маглор тащил его, испуганного до обморока, за шиворот. Как тряс его в воздухе Маэдрос, как вдруг расплакался и убежал прочь Карантир. Но уже скоро мы хоронили первых павших в бою...
– Мы начали хоронить погибших еще раньше, – жестко произнесла Артанис.
Тельперинкваро увидел бесконечные гребни серого льда, почувствовал ожог морозного ветра на щеках. А где-то впереди наливалась алым узкая полоска берега.
– Он был ребенком, Галадриэль.
Видение льдов и тьмы исчезло.
– Думаю, теперь это не имеет значения. У Феанора остался единственный внук. И этот внук не откажется от еще одной чашки настоя.
Тельперинкваро, помедлив, взял горячую чашечку.

Трава зеленела, освеженная ливнями. Крупные рыжие коровы лениво провожали глазами всадников и собак. Возле дома эдайн занимались дойкой. Мужчины под надзором Артины сливали молоко в большие горшки и уносили в погреб.
– Приветствую сайя и знатную деву, – лекарка, не найдя стремени, подхватила Тельперинкваро под локти и поставила на землю.
Точно так же старший из воинов ссадил Артанис.
– Войди в дом, сай. Сейчас накроют стол.
– Спасибо, Артина. Мы вовсе не хотели помешать вам. Я приехал спросить, хорошо ли вы устроились здесь.
– Мешать? – лекарка усмехнулась. – Чего стоит мужчина, не умеющий быстро выдоить корову? Это же не кобылу доить!
В горнице пол покрывали недавно выделанные шкуры.
– Не сшить ли сайю туфли для хождения по жилью? – Артина глянула на босые ноги Тельперинкваро.
– Мы любим чувствовать ногами землю, почтенная.
Воины, вымыв руки и расчесав длинные густые волосы и бороды, уселись за стол на длинные скамьи.
– В этой земле, властительная дева, нет холодной зимы. Но Огненная колесница уже одолела половину летнего пути, а сай этого края ни разу не призвал нас под знамя и не спросил ни масла, ни шкур.
– Королю вполне достаточно того, что вы посылаете к его столу. И обороняемся мы надежно, не собирая большого войска, – ответила Артанис.
– А наш сай почему не назначил сбора?
– Мне ничего не нужно, Артина.
– Сайю нужен конь, чтобы идти в бой, – упрямо заявила лекарка, – седло и меч, и плащ от холодов.
Младший из эдайн внес в горницу и разложил на лавке суконный плащ, подбитый темным соболем, куртку и зимние сапоги из волчьего меха, беличьи варежки, широкий пояс и перевязь для меча.
– Метель принесла жеребенка, сай. Метель – хорошая кобыла: сильная, выносливая, упорная в бою. Я выращу тебе коня, и через две зимы ты сможешь ездить на нем.
– Спасибо, уважаемые. Меч себе я выкую сам..
Артанис посмотрела на подношения эдайн:
– Я позаботилась об одежде для моего родича, почтенная Артина. А кони... растите жеребят под седло. Они нам пригодятся.
После обеда, состоявшего из творога и жареного мяса, лекарка повела Тельперинкваро за дом. Там стоял шатер из новых белых войлоков.
– Отдохни у себя, сай. Тебе уже незачем пользоваться гостеприимством владетелей здешних земель. Воины будут рады сопровождать тебя на охоту.
– Пожалуй, я переселюсь к вам, почтенная Артина! – озорно рассмеялся Тельперинкваро. – Вот закончу работу для короля Элу...
– Чего потребовал король за хлеб и защиту? – Артина жестко прищурилась.
– Да что ты! Не в нашем обычае брать плату за помощь. Я работаю потому, что скучно сидеть просто так... И к тому же, умею многое, неведомое здешним мастерам.
– Ты сын сайя Куруфина, величайшего из мастеров. Но откуй себе оружие поскорее. Кости твоих и наших родичей лежат непогребенными. Их следует прикрыть скальпами нечисти и изменников.
– Мы сделаем это, почтенная Артина. Ведь нам не осталось ничего, кроме мести.
В застеленный шкурами шатер вошла Артанис:
– Ты собираешься провести ночь здесь, Келебримбор?
– И тебе предлагаю свое гостеприимство.
Нолдэ улыбнулась и присела на ворох шкур.
– Все же с рассветом ты вернешься со мной в Менегрот.
– Мне некуда торопиться. Кристаллы созреют к началу нарбелет, а для ковки оружия я еще не сварил железа.
– Король желает постоянно видеть тебя в своем жилище. Того же хочу и я.
– Почему?
– Мы оба опасаемся нелепых случайностей.
– Неужели я еще так слаб, что меня нельзя оставить без присмотра?
Артанис промолчала, поглаживая мех.

Кристаллы почти не требовали обработки. Нужно было лишь подобрать их по величине, чтобы свет отлитых из граненого стекла плафонов был одинаковой силы и цвета.
– Ты перенес под землю день, Келебримбор.
Тингол стоял в дверях мастерской.
– Это хорошо или плохо?
Король Дориата сделал вид, что не заметил дерзости.
– Твои ученики в восторге от тебя. Там, за Морем, вы достигли удивительного мастерства.
Тингол взял в руки один из недавно отполированных клинков. Узкое лезвие было гибко, как ивовый прут, и холодно сверкало. В доле уже золотилась выложенная канителью восьмиконечная звезда.
– Прекрасное оружие.
– Один из них будет моим, потому что Ильменор, мой меч, остался под Тангородримом.
– Они все помечены знаком вашего рода.
– Теперь это только мой знак.
Тингол внимательно посмотрел на нолдо.
– Твой труд приносит радость тебе и пользу нашему народу. Хорошо, что ты уцелел в битве, Келебримбор.
Что-то в тоне короля показалось Тельперинкваро странным.
– Неужели я один?!
– Если кто-то еще и вышел живым с Анфауглита, он скитается ныне без приюта по лесам и горам.
– Я разыщу уцелевших. Война не кончена!
– Да. Она продолжается, – сурово глянув в синие глаза нолдо, произнес король. – Моргот пустил облавы во все стороны в поисках остатков вашего народа и пытается нащупать путь в Нарготронд. Опасно стало выходить даже в Бретиль.
– Если бы твоя дружина вышла на битву!..
– Оставим это.
– Вот так мудрое неделание становится соучастием в убийстве!
Тингол вздрогнул и выпрямился.
– Много времени тебе потребуется, чтобы закончить эту работу, Куруфинвион?
– Сегодня светильники будут готовы.
– С завтрашнего дня ты останешься в своей комнате. До конца риу. Навещать тебя будет одна Галадриэль.
Тельперинкваро куснул губу:
– И прикажешь заковать меня? Эол из Нан-Эльмота грозил цепями своему родному сыну за дерзость, а я тебе даже не родич!
– Все мы родичи по Куйвиэнэн. Поразмысли в одиночестве, Куруфинвион. Все же тебе придется провести в Дориате немало времени.

Артанис вошла в комнату резко и стремительно. Тельперинкваро уткнулся в книгу.
– Я хотела бы поймать тебя за ухо и сильно подергать, как делают женщины эдайн!
– А потом привязать к палке ременный хвост и отхлестать этим? Синдар одичали в соседстве с Морготом, и ты стала подобна им.
Арафинвиэн взяла его за подбородок и заставила поднять голову.
– Король дал тебе слишком мало времени на размышление. Я бы продержала тебя взаперти половину лоа. Даже если бы ты бился в стену своей непутевой головой.
– Я более не намерен раздражать Эльвэ. Как только с моей двери снимут засов, я отправлюсь к своим друзьям – атани. Мне разрешат взять один клинок? По первой траве мы уедем в Оссирианд. Если не найду там никого из нолдор, останусь у наугрим. Они продолжают вести войну, и мы вместе добудем скальпы, чтоб застелить могилы павших по обычаю племени Бора!
– Король решил оставить тебя в Дориате, пока... пока не решится судьба мира.
– Оставить? – Тельперинкваро нервно рассмеялся. – А я решил покинуть его. И поступлю по-своему, сколько бы лучников меня не караулили.
Артанис, расставлявшая тарелки, глянула иронично:
– Ты пытался преодолеть Завесу снаружи. То же самое произойдет с тобой, если ты захочешь пересечь ее уезжая.
– Лутиэн бежала из-под стражи, и Завеса ее не удержала.
– Садись к столу. Надеюсь, тебе не пришла в голову фантазия морить себя голодом?
– А это, пожалуй, мысль! Спасибо за подсказку!
Артанис за плечо подняла его с кресла.
– Дориат можно покинуть без разрешения. Но не без помощи.
Тельперинкваро резко обернулся к ней.
– Да. Лутиэн бросила вызов судьбе и победила. Теперь я бросаю свой. Сыновья Феанора погибли. Его внука я сберегу хотя бы и против его собственной воли. И мне безразлично, проведет ли он время ожидания в мастерской и на охоте или в постели под песни сна.
– Это милосердие или утонченная месть нам, Феанарионам?
– Ешь. Сливочное масло прислала тебе Артина, а тетеревов настреляли мы с Келеборном. Предводительница твоей дружины обидится, если ты выбросишь ее подношение. Моя обида тебе безразлична...
– Какое мне дело до чувств той, что хочет таскать меня за уши!.. Кстати, где ты такое видела?
– В Эстоладе. И сразу наказала глупую женщину испугом. Удивительно, но она действительно испытывала в тот момент ненависть к своему ребенку. Ты же вызываешь у меня сильнейшую досаду.
– Потому и спасаешь меня насильно?
– Ты не скован Клятвой, не обязан бросаться на Ангбанд один против тысячи. Но право твое на Сильмариллы не меньше, чем у твоего отца и его братьев.
– И?..
– Не знаю, что осуществится, но ты доживешь до победы.
– Под замком?
– Под десятью замками, если будешь бестолковым упрямцем.
– Прикажи принести сюда побольше книг и чистой бумаги. Выйдя после риу, я обязательно наговорю новых дерзостей Эльвэ. И попытаюсь бежать.
– Тарелки я унесу, чтобы ты не расколотил их для развлечения. Ужин будет после заката. Не говорю "не скучай". Наоборот, пусть тебе будет скучно до оскомины. Ты это заслужил.
Чуть слышно прошелестел засов.
Тельперинкваро усмехнулся. Подойдя к дивану, он упал на спину и загородился от мира книгой.

Новые камни созрели. Одни светились закатным золотом, другие оказались оранжево-розовыми, как дикие абрикосы. По-настоящему удался один, внутри которого мерцала сквозь золото алая звезда. Тельперинкваро огранил ее в розетку и вправил в серебряный ромб, покрытый чеканным узором. Вещица валялась у него на столе, потому что мастер сам не знал, кому бы ее отдать. Королева не признавала иных украшений, кроме живых цветов. Артанис могла пренебрежительно хмыкнуть. Юные синдар Дориата робели перед Куруфинвионом и почти никогда не разговаривали с ним. Хотя Тельперинкваро часто ощущал на себе любопытные и восхищенные взгляды нисси, ни одна пока не предложила ему пойти потанцевать. На праздниках нолдо сидел слева от Артанис и скучал вместе с двумя ее оруженосцами. Помощники были полны почти благоговейного уважения, но и представить себе не могли дружбы с заморским мастером.
А за пределами Дориата набирала силу весна. Наверное, леса Эстолада оделись зеленым пухом. Скоро листья удлинятся и скроют стволы...
Тельперинкваро предупредил Артину: если он вдруг исчезнет из Менегрота, пусть эдайн доберутся в тени Завесы до Нан-Эльмота и там ждут его. Сумеречные дебри, на которых еще лежат чары Мелиан, наверняка отпугивают орков. Меч он доделал, починил в клочья изрубленную кольчугу. Караковая кобыла почти чистой валинорской породы признала нолдо своим хозяином. Осталось выбрать момент и ускользнуть от бдительной охраны Артанис и ее мужа.

...Но почему камни обязательно должны быть прозрачными?
Тельперинкваро остановился на верхней площадке пологой лестницы.
Молочная и чуть голубоватая белизна халцедонов, полупрозрачная матовость жемчужин... Сможет ли свет жить в кристаллах такой воды? И уже понятно, что основой их должен стать кварц, обогащенный солями легких металлов. Но что толку ставить тигель, если увидеть выросшие камни он не сможет? Доспех и меч уже спрятаны в лесу вместе с небольшим запасом пищи на дорогу... Впрочем, пусть эту идею доработают его помощники.
– Что мы будем делать? – поинтересовался синда у вбежавшего в литейную Тельперинкваро.
– Сперва считать навески руд. Потом толочь и смешивать. А в середине иавиэ вы увидите, могут ли светиться кристаллы опаловой воды!
– Мастер, разве это возможно?
– Мне только что показалось, что возможно.

Таурват чуть касалась копытами молодой травы. Уши кобылы ловили дальние шорохи. Постепенно вокруг всадника сомкнулись туман и безмолвие. Даже небо померкло, сделавшись из темно-синего серым.
Внезапно кобыла остановилась и затопталась на месте. Тельперинкваро и сам ощутил неуверенность. Недавно ему казалось, что придуман прекрасный план. Чтоб туман не сбивал с направления, надо просто ехать от дерева к дереву, поминутно намечая следующий ориентир. Ведь не перебегают же с места на место эти древние липы и дубы! А теперь он вдруг понял, что не помнит, на какое дерево правил. Кроме того, уже несколько часов одолевала липкая сонливость. И Таурват плелась, словно только что одолела сыпучие пески.
Впереди из тумана проступило разлапистое дерево. Дуб, наверное, помнивший времена без Моргота. Листья гиганта блестели от влаги.
– Давай отдохнем, Таурват, – Тельперинкваро спрыгнул с кобылы.
– Отдыхать лучше в Менегроте, мастер.
Высокий – выше нолдо – пограничник появился из-за дерева. Соломенные волосы подрезаны коротко и стянуты в хвост на затылке, на губах беззлобная, чуть ироническая улыбка. Белег Куталион.
Тельперинкваро отпрянул, готовый метнуться прочь.
– Я даже не буду тратить время на погоню за тобой. Здешние леса послушны и мне. Пролетев полверсты сломя голову, ты окажешься возле этого дуба.
– Отпусти меня!
Белег улыбнулся откровеннее.
– Ты стремишься попасть на обед бродячей орде? Как раз на твоем предполагаемом пути в четырех верстах за Завесой бродят полторы сотни орков, неудачливых и голодных. Развьючь лошадь, пусть попасется.
Белег расстелил на влажной траве салфетку и бросил рядом свою кожаную куртку.
– Действительно, стоит отдохнуть и перекусить, мастер. Обратно поедем не торопясь. Ты выбрал хорошую лошадь, она уже полюбила тебя.
– Разреши мне спрятать оружие и доспех. Не хочу, чтобы их отобрали.
– Ты собираешься в новый побег этой же дорогой?
Тельперинкваро сломал сухую ветку.
– Тогда... отвези мой вьюк к Артине и передай его Ариарату, старшему из воинов. Это можно?
– Почему бы и нет? Эдайн вряд ли сумеют пробраться так далеко вглубь Завесы, как ты. Кстати, в землях Маэдроса и Карантира родичей твоих вассалов прозвали вастаками за темную кожу. Правда, племя Бора гораздо белее и ближе к халадинам, чем остальные, пришедшие после Браголлах.
– Артина говорит, что их вождя звали Пор. На их языке это означает Сильный. Сыновей его звали Идущий Впереди, Стальной. Саму же Артину на синдарине следует называть: женщина, посвященная... нет, объясняющая... нет, проникающая в унат, что ли.
– Вастаки в Бретиле презирают унат, мастер. Нет такого бесчестия, какого они не совершили бы за эти полгода. Мне трудно успокаивать себя мыслью, что дела Смертных – это дела Смертных.
– Король Элу назвал Бретиль своей землей, но не сделал ничего, чтобы защитить живущих там. Разве это поступок по чести? Мои родичи погибли вместе со своими вассалами, но не бросили их!
Белег потер лоб:
– Я не вправе осуждать своего короля, но не могу не признать доли правоты в твоих словах, мастер. И, проводив тебя в Менегрот, отправлюсь именно в Бретиль поунять захватчиков.
– Может, возьмешь с собой меня? Мой счет мести Морготу так велик...
– Король приказал доставить тебя немедля.
– И посадить под замок?
– Это уже дело Галадриэли, взявшей тебя под свое покровительство. Садись на свою лошадь, мастер.
Из леса выбежал рослый мышастый конь и ткнулся мордой в плечо пограничника.

– Ну, и далеко ли ты ушел? – Артанис рассматривала Тельперинкваро как некую нелепицу.
– И все же я найду способ. Тебе остается лишь привязать меня к своему поясу. Только подбери веревку подлиннее, чтобы не бегать со мной от горна к верстаку.
– Сперва ты посидишь тут до цветения садов. И поищешь себе другое занятие. Например, иногда навещать свой маленький народ. В назначенной Артине и ее дружине долинке поселилось несколько семей халадинов, более всех ненавистных Морготовым прислужникам. Артина желает знать, долго ли им жить в таком соседстве.
– Элу оставил свое презрение к Смертным?
– Вычеши хвою из волос. Король Дориата отправил в Бретиль оружие тем, кто продолжает сражаться.

Эдайн встретили Тельперинкваро как своего военного вождя: на конях и с оружием в руках.
За березовой рощицей напротив старого дома стояли несколько свежесрубленных, крытых камышом, паслось немаленькое стадо.
– Войди в свой дом, сай, – лекарка церемонно взяла Тельперинкваро под локоть.
После обильного ужина молодой воин по имени Зарай взял в руки семиструнную арфу и запел громко и протяжно.
– Он поет о предках, павших со славой по обе стороны Синих гор, – пояснила Артина. – Я спрашивала Мать Огня. Враг торжествует победу. Но растет не его сила, а его слабость. Может быть, сай согласится откочевать в прежние земли нашего народа и вернуться с новым войском?
– Я не знаю, Артина... – замялся Тельперинкваро. – Король Огражденных земель и моя родственница не хотят отпускать меня на войну.
– Та, увенчанная сиянием кос? Женщины зачастую боятся войны. Но что было бы с женщинами и детьми, если бы воины не встречали врагов остриями копий?
– Артанис... Галадриэль – сама искусный воин. И тоже говорящая закон, как и ты, Артина.
– Может быть, она говорит не все, что слышит от Великих? Это большой грех, сай. Женщины, искажающие открытое им, изгоняются из племени, им не оставляют ни коня, ни ножа, ни одежды.
– Галадриэль не отреклась от правды!
– Значит, Великие перестали говорить с ней. Она должна оставить бубен и выбрать: водить ли ей воинов или ухаживать за мужем.
– Да, Валар больше не говорят с нами... во всяком случае, со мной.
– Ты мужчина, сай, хоть и калэйр. Мужчина слышит голос закона лишь в самые важные минуты, да и то неясно. Или у вас по-другому?
– За Морем Великие приходили к нам как соседи, беседовали на равных. Здесь же... пожалуй, лишь Финрод, прозванный Атандилом, и Галадриэль слышали их.
– Значит, мы останемся в этой земле надолго? – Артина задумалась. – Что же. Зарай смотрит во все глаза на темноволосую деву из наших новых соседей, и та не отворачивается от него. Ты позволишь ему уйти из дружины и стать тем, кого лишь призывают на защиту края?
– Пусть живет, как хочет, Артина. Я не знаю, когда мы снова встанем под знамя.
– Едва Трехликая скроется надолго, Артина будет говорить с Матерью Ушедших. В судьбах покинувших жизнь она увидит судьбу земли.

Множество плодовых деревьев росли вокруг Менегрота. Собирать урожай приходилось долго, перебираясь с одной поляны на другую. За Завесой уже лили холодные дожди, а в Нельдорете дозревали крупные сладкие груши и почти лиловые персики.

В Менегроте иногда появлялись пограничники, выходившие в окрестные земли. Оборванные, зачастую обмотанные кровавыми повязками, они сразу уединялись с королем. Тельперинкваро воины ничего не рассказывали, но по их виду он догадывался: Дориат осажден.
И никакой радости не вызвали у нолдо извлеченные из тигля камни. Голубовато- и зеленовато-опаловые, они светились изнутри неярким карминным огоньком. Задумка, вроде, удалась, но какой смысл в этих камнях? Куруфинвион плел теперь кольчуги. Готовые он испытывал ногродским мечом, взятым в королевской оружейной. Тяжелый белый клинок высекал искры из колец, не в силах ни перерубить, ни прогнуть их.
Артанис настояла, чтоб Тельперинкваро по-прежнему являлся к королевскому столу. Нолдо боялся, что история его неудачного побега сделает его мишенью для насмешек. Но, видно, Белег промолчал весной. Тингол смотрел на Куруфинвиона с терпеливой снисходительностью усталого взрослого к озорному мальчишке. Тельперинкваро с трудом дожидался конца пиршества и бежал вниз – к понятному и послушному огню.

В большом зале сразу четыре подземных потока превращены были в фонтаны. Их воды, сплетаясь струями, падали в бассейн, пересеченный мостиками. В отличие от Нарготронда синдар не держали в жилищах живых растений, и вода просто омывала и расцвечивала мозаичное дно, выложенное опалом и хрусталем. Не берегу ли Альквалондэ подражал этот водоем?
– Приветствую тебя, Келебримбор.
Белег подошел к стоявшему на пересечении мостиков нолдо. Рука пограничника покоилась на белой подвязке.
– Ты недавно вернулся?
– Благодаря твоей кольчуге, – чуть улыбнулся Белег. – Твари в ленточки изрубили на мне куртку, но сумели лишь посадить два синяка и вот – царапнуть левую кисть.
– Ты был в Бретиле?
– В Дор-Ломине. Хитлум опустошен, – продолжал пограничник, упреждая вопрос нолдо. – Уцелевшие угнаны в Ангбанд.
– Финдекано?..
– Фингон? Разве ты ничего не знаешь?
– Знаю, что мы разбиты – и более ничего.
– Фингон был окружен, и Готмог, атаман барлогов, зарубил его. Из войска Хитлума вырвалось с Анфауглита не более трех сотен. Они сумели уйти в Фалас. Племя Хадора полегло почти все. Ирчи сложили из их отрубленных голов курган посреди пепла.
Тельперинкваро вцепился в гранитные перила.
– Если бы вышли все...
– На поле была вся сила голодрим, кроме Нарготронда. Явился с войском исчезнувший на века Тургон! Но и ему не было счастья – ушел он благодаря стойкости последних хадорингов, перерезавших путь орде и павших там.
– От кого ты слышал все это, Куталион?!
– Я это видел.
– Видел?!
– Дориат выставил дружину. Пусть она и состояла лишь из меня и Маблунга. И мы ушли по темноте, когда ирчи уже принялись за мертвые тела.
– Элу послал вас на битву?
– Не стану утверждать, что так и было. Но не могли мы не встать рядом с теми, с кем заключили союз на Мерет Адертад. Король был весьма недоволен нами, когда мы вернулись с битвы.
– Вас посадили в запертую комнату? – горько усмехнулся Тельперинкваро.
– Нет, – улыбнулся Белег. – Этой участи удостоилась лишь Лутиэн, потом ты. Нам было высказано неодобрение... Но войско голодрим несколько раз обращало в бегство морготову тварь, прежде чем силы его истощились. Пойманные ирчи рассказывали...
– Ты говоришь с ирчами?!
– И не завязываю себе рот платком, Келебримбор. Хоть и воздерживаюсь потом от пищи до хорошего купания. Так, ирчи рассказали, что Моргот бросил в бой свои последние орды, и Ангбанд опустел. Может, луки моей пограничной стражи решили бы судьбу войны.
– Что было на востоке?
– Оттуда нет вестей. Я попробую пройти до Нан-Эльмота и узнать что-нибудь. Но не жди хорошего. На восток был нацелен главный удар Моргота.
– Белег! – на мостик вбежал мальчик-адан. Черные волосы его растрепались, куртка была не застегнута. – Я искал тебя у ворот, а ты вот где!
Пограничник одной рукой подхватил мальчика.
– Познакомься с наследником Феанора, nilja.
Мальчик глянул на Тельперинкваро остро и холодно.
– Да, я сын Куруфина сына Феанора. Имя мое звучит здесь как Келебримбор.
– Я Турин сын Хурина, владетеля Дор-Ломина. Король Элу Тингол тоже зовет меня сыном.
– Многое изменилось в Дориате, если дети эдайн живут в Менегроте, – заметил Тельперинкваро.
– Да. Со времен Берена, – сказал твердо Белег и поставил мальчика на пол.
Турин все рассматривал Тельперинкваро:
– Как ты попал сюда, если ты голдо?
– Меня привезли с поля битвы.
– Где ты живешь? Я приду к тебе, и ты расскажешь, как сражался.
– Келебримбор – великий мастер и все время проводит в споре с огнем, – улыбнулся Белег.
– Нет, я дружу с пламенем. И с холодной могучей водой. Они помогают мне творить.
– Ты куешь мечи? – настойчиво выспрашивал Турин.
– Да.
– Скуй и мне! Когда я верну себе земли Дор-Ломина, ты сможешь поселиться у меня.
– Вот такие планы у сына Хурина, – пограничник посмотрел грустно и серьезно. – А ирчи уже осадили Фалас.
– Я выкую тебе меч и броню. А пока возьми вот это.
Мальчик посмотрел на светящуюся подвеску:
– Красиво. Но меч лучше.

Сын Хурина зачастил к Тельперинкваро. Мальчик усаживался рядом с нолдо и настойчиво выспрашивал о минувших битвах. Узнав, что Куруфинвион прорубился к самым дверям Моргота, он вскочил в восторге и гневе:
– Хотел бы я быть рядом с тобой там, Келебримбор! Я бы не повернул назад, хотя бы за моей спиной была вся сила Ангбанда!
– Мы и не повернули. Нас просто перебили.
– Но ты жив!
– До сих пор удивляюсь этому.
Почти готовый клинок скользил по оклеенному толстой кожей кругу. Металл уже блестел, как смоченный водой.
– Ты делаешь этот для меня?
– Оружие должно быть по руке. Я же не знаю, какими будут твои вес и сила через... двадцать лоа. Хотя... твои отец и мать высоки и сильны.
– Семьдесят троллей сразил мой отец, – горделиво произнес Турин. – Но секира его истаяла от их ядовитой крови, и он пал, безоружный.
– Мое оружие не побоится яда и огня. Как и броня. Пусть этот клинок со временем станет твоим.
– Тогда выведи в доле его изображение дракона. Таков знак нашего Дома.
– Странный знак. Драконы – мерзкие твари: жадные, прожорливые, вонючие и лживые на язык.
– Нашему Дому предсказана победа над драконом!
– Пусть будет так.
Тельперинкваро смотрел на сверкающий клинок, всей душой желая передать ему силу воды и огня. Пусть его светящееся лезвие рассекает не только вражий доспех, но и сплетения коварства Моргота. Того коварства, что уже привело к гибели нолдор на этой земле...
– А теперь расскажи, как вы очищали от ирчей земли на востоке!

Время плавно текло в Дориате, но мчалось злой метелью по Белерианду. В середине зимы пали города Фаласа. Никто не пришел на помощь Кирдану, кроме самого Моря. Оно унесло корабли далеко от берега, туда, где не могли настичь беженцев летающие твари. Но те, кто до последнего защищал гавани, остались на обожженных камнях. Совсем немного фалатрим попало в плен. Моргот был уверен, что более никто из эльдар не пересечет Моря, раз Фалас в его руках. Осталось лишь выловить уцелевших в войнах.

Такие сведения принес Белег.
Король прижал пальцы к вискам:
– Кирдан уплыл за Море, и в Эндоре не осталось кораблей. Тем крепче должны мы хранить наш рубеж. Воздержись от дальних походов, Куталион.
– Я хотел пробраться в Оссирианд и узнать о судьбе Лутиэн.
– Наша дочь жива, – тихо сказала королева. – Наш внук растет. Никто из них не желает вернуться в Дориат.
– Лес не послужит защитой, если орды рассыпались по всей земле! – воскликнул Белег. – Их нужно привести сюда!
– Не пытайся. Их судьбы далеки от нашей... пока.
Пограничник склонил голову.

– Белег, – Тельперинкваро остановил вождя пограничников на лестнице. – Ты хотел идти за Лутиэн. Значит, ты можешь ее найти?
– Место, где поселились Лутиэн с Береном – тайна. Но не для меня. И не принесет им вреда, если и ты будешь знать. Уйдя из Дориата, королевна с мужем нашли приют на острове между рукавами Адуранта.
– Но это же земли лайквэнди, союзников Карантира! И если Сильмарилл по-прежнему у Берена...
– Будь он у Лутиэн и пожелай Карантир вернуть его силой – вряд ли кто-то сумел бы ему помешать. Но братья твоего отца молчаливо согласились оставить камень нашей королевне, пока он будет ей нужен. Королева права – не стоит идти к Адуранту. Перехватит мой след орда – Моргот может что-то сообразить. Но вот пройти к Сарн-Атраду необходимо.
– Хотел бы я отправиться с тобой!
– Но этого не желают король и Галадриэль. Терпи, голдо, наверняка их решение мудро.

Зима Белерианда сказывалась за Завесой лишь частыми дождями.
– Моргот желает затмить наше небо, – заметила Артанис, разливая настой. – В Бретиле небывалая зима. Даже птицы покидают тамошние леса. Ныне в Нельдорете скопилось множество живности.
– Воздух также неподвластен Врагу, как вода и земля, – королева задумчиво смотрела на зайчики, что отбрасывала на потолок колеблющаяся поверхность настоя в чашке. – Можно отводить злые ветры, согревать текучую воду и пробуждать плодородие земли. Это проще, чем поднимать бури и губить жизнь. Мир подчиняется тому, кто помогает осуществляться законам роста и развития.
– Tari, – Тельперинкваро положил надкушенное печенье на блюдечко. – Я давно хотел спросить тебя: как ты обращаешься к сути мира. Феанор заключил свет Древ в несокрушимую оболочку и сделал вечным. Но ты правишь живым и изменчивым...
– Возьмем сына твоего брата к нашему озеру, Галадриэль? – улыбнулась Мелиан.
– Он захочет постучать молотком по бликам Итиля, – насмешливо возразила Артанис. – Или попробовать на изгиб и растяжение песни ветров.
Королева рассмеялась:
– Все же, когда Итиль будет готов выплыть на небо, ты пойдешь с нами. Ты многое поймешь сам.
– Я прихвачу с собой печенья, чтоб вовремя набивать ему рот. Иначе он изведет вопросами.

Озеро было невелико: круглое, как блюдце, в пушистой кайме ивняков. Маленький островок лежал на черном зеркале воды. На него и поднялись из лодки Мелиан с Артанис и Тельперинкваро.
– Сядь на траву и слушай, внук Феанора.
Сперва были лишь стрекотание ночных кузнечиков, едва слышный плеск волн, шорох трав. Потом чернота и зелень, ароматы водяных цветов и тепло земли слились в сложный ритм. Узкая ладья Тилиона, взмыв над лесом, вплелась в него стеклянным перезвоном.
Ритм нарастал, уже покачивая воду и травы. Вдруг его прорезал звук, словно мокрым пальцем провели по стеклу. Тут же Мелиан качнула ветку. Ритм поглотил визг. Точно так же королева отогнала шипение и хруст, плеснув темную воду на берег. Ритм становился все мощнее, в него вплетались все новые элементы...
– Можно возвращаться, Келебримбор.
– И что ты услышал? – Артанис была полна иронии.
– Это гармония живого?
– Еще в начале мира Моргот, звавшийся тогда Мелькором, поднял Диссонанс. Им и сейчас он пользуется для разрушения сущего. Восстановление гармонии укрепляет целостность, в которой его созданиям нет места.
– Но этот ритм можно нарисовать! Он... он подобен сложному кристаллу. Только кристалл застывший, а гармония все время меняется, хотя основа ее стабильна.
– Ты почти все понял, Келебримбор, – королева поцеловала Куруфинвиона в лоб.
– Но эту основу можно воссоздать!
– Начинается! – засмеялась Артанис, берясь за весла. – Разобрать на части, нагреть, окунуть в кислоту...
– Все едино и подчинено общему закону, Келебримбор. От самого простого – структуры неживого, до самого сложного – мыслей разумных.
– Так вот почему Сильмариллы связаны со структурой Арды – потому что созданы из ее веществ, но разумно организованных. И если попытаться вычислить ритмы слагаемых мироздания... скажем, дающего движение огня...
Лодка ткнулась в берег.

Горка цветных кристаллов переливалась огоньками. Все они несли в себе гармонию. И длинный меч с золотым драконом в доле таил в себе мелодии камня, огня и воды. Но это были лишь кусочки единого.
Тельперинкваро гонялся за ускользающей мыслью. Кристалл правилен и прочен, металл гибок и остер. Нечто, записанное в них, не поддается случайным изменениям, как горит Предвечный свет в Сильмариллах.
Пламя металось в горне, сплетаясь в никогда не повторяющиеся картины. Без конца менялась журчащая вода. Неощутимо двигался воздух. Что общего у них с твердостью камня? Но в чем-то они едины.

Артина, поприветствовав Тельперинкваро, усадила его на покрытую шкурами лавку.
– Зарай стал отцом и хочет, чтобы ты, сай, благословил его сына.
Воин вошел в горницу в сопровождении высокой синеглазой халадинки. Ребенка адан ревниво прижимал к груди.
– Посмотри на моего сына, высокий сай.
Тельперинкваро взял на руки тяжелого малыша.
– Как мне называть его, Зарай? Или имя ему дала ты, Даррет?
– У него еще нет имени, сай, – качнула головой Артина. – Сын Зарая – так будут называть его, пока не промолвит он свое первое слово.
– Га-а... – произнес ребенок и сцапал ртом подвеску на куртке нолдо.
– Нет, это явно не то слово, малыш, – засмеялся Тельперинкваро. – Скажи лучше "amme".
– Мме! – и младенец обеими руками вцепился в рукоять меча.
Даррет захлопала в ладоши, Зарай заулыбался.
– Крепче держи эту вещь, пусть она служит тебе долго – долго. Артина, ты слышала, как он сказал "мама" на нашем языке?
– Мме! – повторил ребенок, тянясь к Даррет.
– Так назови его, сай!
– Пусть зовется он Калмакил на языке Заморья и Галмегиль на языке Дориата! А тебе, Даррет, дарю вот это кольцо в благодарность за рождение сына.
На закате эдайн разожгли костры и вытащили на луг столы. Десять баранов и два теленка расстались с жизнью за кустами. Куски мяса, замоченные в кислом молоке, жарились на тонких вертелах. Халадины выставили пиво и белую брагу, народ Артины – сухо-кисловатое кобылье молоко. Всевозможного сыра и масла была гора.
Наевшись и послушав певцов, собравшиеся вовсе развеселились. Все десять воинов племени Бора вышли в круг между огнями. Артина взяла бубен – не свой, с костяными и серебряными подвесками, а новый, большой и звонкий. Танец мужчин напоминал сражение – так резки и неожиданны были их движения. Повороты, прыжки, удары воображаемыми мечами вперед и в сторону...
Ритм рубки и скачки захватил Тельперинкваро. Мужчины словно пробивались сквозь преграды, сокрушали их, стремясь к далекому и важному. Каждый их них по очереди вставал в середине круга пляшущих и уже обнаженным мечом чертил вокруг себя сверкающие дуги. Один танцор взвивался в высоких прыжках, пронося лезвие под подогнутыми ногами. Другой падал на колени и вскакивал одним рывком плеч... Они соревновались между собой в искусстве владения телом и оружием.
Зрители хлопали в ладоши, заглушая бубен. Ритм, ритм силы эдайн, подобный огню и стали. Два, два, три, один удар... Что-то открывалось мастеру, неясное пока, но, наверняка, существенное.
Бросив мечи в ножны, воины вернулись к столу и сразу принялись за пиво. А на выбитую их сапогами траву ступили халадинки. Им не потребовалось даже бубна. Женщины шли вереницей, сплетая узоры кругов и петель, приветствуя друг друга взглядом, плавным кивком, касанием ладоней. Медленный рисунок танца впечатывался в землю, воздух... Сила женщин была иной, чем сила мужчин. Она медленно поднималась от корней Арды и соединялась с высоким путем ладьи Ариэн. Дети Небесного огня призывали его и привязывали танцем к своей жизни.
На смену взрослым женщинам выбежали юноши и девушки. То, что они выделывали, превосходило быстротой и разнообразием танец воинов. Подпрыгивали и вертелись в воздухе, скакали вприсядку, крутили друг друга за руки. Они были похожи на юных эльдар, вдруг отчаянно развеселившихся. Каждый старался превзойти остальных лихими коленцами и выносливостью в пляске.
... Мужчины и женщины у эдайн различаются сильнее, чем нэри и нисси. Но и каждый из эдайн более своеобразен, чем эльдар. Может быть, это потому, что у них такая короткая жизнь, и надо торопиться стать самим собой?..
– Нареченный сегодня должен стать славным, – наклонилась к нолдо Артина. – Не всякого сына сайя почитают таким большим праздником!
– Со временем я сделаю ему оружие, почтенная. Даже лучше, чем привез взрослым воинам.
Гости складывали свои дары вокруг вороха шкур, на которых давно спал малыш.

Весть с востока пришла на шестой год после битвы.
Белег нашел Тельперинкваро в мастерской. Пограничник погладил подвешенную на распялке недоплетенную кольчугу, тронул украшенное сканными серебряными вставками ожерелье.
– Кому она предназначена?
– Твоему другу Турину Хуриниону. Теперь стало ясно, каковы будут его рост и ширина плеч.
– И шлем ты ему сделаешь?
– Могу отковать даже с наличником на манер гонхиррим.
Белег внимательно посмотрел на нолдо.
– Нет смысла держать от тебя в тайне то, что завтра узнают все. Я все же ходил в Оссирианд. Твой отец жив.
Тельперинкваро стиснул молоточек, которым заклепывал кольца.
– Живы и остальные сыновья Феанора. Спасли их в битве воинское искусство, отвага, верность дружин да еще дружба гонхиррим Белегоста.
– Ты многое узнал?
Пограничник кивнул:
– Твой отец кинулся под самую морду ползучего гада Ангбанда и попортил ему глаз. Когда король Траин вспорол твари брюхо, Куруфина подобрали их воины – обожженного, с переломанными ногами. Маэдрос дрался впереди всех – его всадники Химринга сняли с целой скалы, что выросла из тролльих голов и туш. Ваша врачевательница едва сумела отпоить его потом – так много яда осталось в ранах. Так же сильно были отравлены и младшие, прикрывавшие левый фланг войска. Они с Маглором и уводили уцелевших. Линдир едва держался на коне, на его грудь, чтоб остановить кровь, намотали две рубашки. Но расставить дружинников и оторваться от преследования он все же сумел. Келегорм, ведший разведку, едва не попал в Ангбанд. Его еще и цапнула какая-то гадина, почти откусив ногу. Всем было солоно потом – орочий яд от раза к разу действует все злее, а у них ран множество. Но они выкарабкались. Меньше всех сражался Карантир. Вастаки Ульфанга, шедшие с ним, вдруг бросились в бегство. Руиндол поскакал остановить их, и они его схватили. Изломали жестоко, пока связали. И ударили в спину главным дружинам. Племя Бора отомстило изменникам ценой жизней многих и многих. Карантир – со сломанными ребрами – сел на коня и был сбит в первой же атаке. Старшина оружейников Белегоста прорубился к нему и вынес под своим щитом. Сперва ноготрим прикрывали нолдор, потом конные лучники отсекали орду – так и ушли. Гюмир, новый король Белегоста, принял всех, даже эдайн и вастаков. Теперь остатки народов востока живут у подножия Долмед, в лесах. Гюмир, правда, желал бы оставить у себя в горе всех сыновей Феанора. Или хотя бы Маэдроса, Карантира и твоего отца.
– Как это – оставить в горе?!
– Не насильно, конечно, – улыбнулся Белег. – Уговаривает "не вязаться больше с зубастой сволочью Севера", а жить вместе с ноготрим.
– Ты виделся с кем-нибудь из...
– Нет. Пройти в долину, где они обосновались, трудно даже мне. Ноготрим спустили обвалы, оставив узкую щель, которую стерегут вместе с голодрим. Но воины Феанорионов выезжают в окрестные леса и стали хорошей подмогой лайквэнди. Тех тоже мало уцелело. Если бы не отряды кольчужной конницы, орды давно опустошили бы Оссирианд.
– Значит, наше поражение не окончательно?!
– Думай, как хочешь. Но если все уцелевшие привольно чувствуют себя в узкой долинке...
Тельперинкваро наклонился над работой.
– Когда снова пустишься в бега, не старайся путать след. Завесу может пересечь лишь тот, кому это дозволено.

...Да, но кто дал дозволение Берену!
Тельперинкваро дернул обор кольчуги. Готовый доспех отозвался шелестящим звоном.
Беоринг шел и шел, не помня себя от усталости, пока не оказался в Нельдорете. Может. дело как раз в том, чтобы не думать? Белег сказал, что леса Дориата послушны ему. Даже эльда тревожит шагом траву и листья, его видят тысячи глаз маленьких лесных жителей. А если ехать, не думая о пути? Твердо уверить себя, что просто прогуливаешь коня или любуешься цветами... Завеса, она ощутима. Но, войдя в туман, воображать, что не видишь его! Ехать и ехать, позволив коню самому искать дорогу на восток. Ведь обычных животных чары королевы не держат.
Тельперинкваро глянул на сводчатый потолок. Все же королю придется примириться с уходом нолдо!

Снова доспех и мешок с пищей были незаметно спрятаны во время охоты. Нолдо пристрастился к выслеживанию взматеревших тетеревов в верховьях Эсгалдуина. Возвращался с богатой добычей и скрывался в мастерской, трудясь там над мечами и кольчугами. За Завесой по утрам на травы уже падал иней, приближалась зима. Кто бы решился пуститься в дальний путь в это время года?

Тельперинкваро, не останавливая коня, вытащил из поясной сумки флакон. Это снадобье Артина использовала для самых важных гаданий. Ее охватывал каменный сон, во время которого fea лекарки, по ее собственном мнению, достигала путей Великих.
Артина выпивала не больше глотка. Нолдо потребуются три, чтобы надежно утратить сознание...

Очнулся Тельперинкваро на расстеленном плаще. Второй укрывал его под подбородок.
– Где ты раздобыл такую жуткую отраву? – спросил Белег. – Я влил в тебя флягу молока и всю ночь растирал твои ладони.
Тельперинкваро попытался повернуться на травяном ложе. Руки и ноги казались чугунными, а голова – пустой и легкой, как бумажный мешок, наполненный горячим воздухом. В ней гудела метель, сковавшая морозом все тело.
– Холодно?
Нолдо опустил ресницы. Пограничник попытался его приподнять.
– Ну, голова у тебя уже не мотается, как у тряпичной куклы. Можно попробовать посадить тебя на седло... точнее, сперва положить поперек. Тут недалеко есть наше укрытие.

Укрытие пограничников оказалось деревянным домиком, спрятанным в ивах. В нем была печь с лежанкой, как строили в Хитлуме. Набитые сухой травой и застеленные хорошо выделанными шкурами мешки на ней были еще теплыми.
– Не обещаю, что скоро согреешься, но лучше станет.
В печи загудел огонь, запахло заваренными травами.
– Может, тебя это оскорбит, однако я все же спрошу. Ты рвешься к своим, но как встретишься с отцом? Ведь ты не последовал за ним из Нарготронда и, по слухам, отрекся от него?
Тельперинкваро, сжавшийся в дрожащий комок под двумя одеялами, куснул губу.
– Все было не так... Когда Финрод позвал с собой в Ангбанд, я тоже хотел идти. Просто, чтобы... да нет, я тоже не верил, что мы дойдем. Но мне казалось, что тут следовало поступить безрассудно. Келегорм заявил, что слишком хороший будет подарок Морготу – сразу двое из дома Финвэ. И не велел выпускать за ворота. А потом привезли Лутиэн. Она просила меня помочь ей. Я отказался, потому что... не хотел ее гибели. Но и отказался преследовать ее после ее бегства, потому что... вернуть ее в Нарготронд было бы жестоко. Отец бросил мне: "Оставайся тут". Я ответил: "Останусь". И остался...
– Опять же поговаривали, что твой отец и Келегорм хотели чарами принудить нашу королевну к браку.
– Разве это возможно? Какие чары одолеют отталкивание fea?
– Но сумел же Эол из Нан-Эльмота околдовать дочь Финголфина.
– Он завлек ее в глубь своих владений, создав мороки в виде троп. Однако, Арэдель не говорила, что Эол ей противен. Она оставила его из-за его неподобающей квэнди властности. И могла бы вернуться, когда он научится уважению к чужой воле.
– Откуда тебе это известно?
– Арэдель с сыном останавливались на нашей земле, чтобы отдохнуть и поменять коней. А потом и Эол был задержан нашей стражей и приведен к отцу. Говорил злобные речи, уехал и исчез неведомо куда.
– В Гондолин, город Тургона, нынешнего короля голодрим, которые его и не видят.
– О Гондолине мы и узнали со слов Арэдели. Даже Фингону было неизвестно, где стоит город его брата.
– Это неизвестно никому, – согласился Белег, наливая горячее питье в деревянную чашку. – Но догадаться можно.
– Как?
– Были же времена, когда синдар свободно бродили под звездами по всему Белерианду. Забирались и в те места, куда сейчас добровольно не пойдет ни один разумный: за Эрэд-Энгрин, в ледяные пустыни Хэлмара. А мне не сиделось на месте куда больше других... Пей осторожно, очень горячее... Там, где Миндеб свивается из горных потоков, стоят заоблачные пики Криссаэгрима. Возле них есть долина, окруженная горами, непреодолимыми без крыльев. Попасть в нее можно лишь по руслу подземного потока. Случись мне быть на месте Тургона – лучшего места для потаенного города я бы не нашел. Примерно так устроились сейчас и Феанорионы со своим народом.
– Мы с эдайн пробирались с Анфауглита через истоки Миндеба и не видели никаких следов дороги за горы.
– Если бы там были следы, ирчи нашли бы их еще раньше.
Тельперинкваро, приподнявшись на локте, мелкими глотками пил отвар смеси липового цвета, сухой малины и брусничного листа.
– Начинаешь отогреваться? На рассвете повезу тебя в Менегрот. Моих сил не хватит, чтобы вылечить тебя. А Галадриэль жутко разгневана... Я полагаю: ты пил яд, чтобы, подобно Берену, одолеть Завесу без памяти?
Тельперинкваро кивнул.
– Тебя, видно, спасла твоя лошадь. Почуяла твое состояние и повернула обратно в поисках помощи. Не могу понять, что бы ты делал, окажись в самом деле за Завесой.
– Это все наша самонадеянность голодрим. Следовало ограничиться двумя глотками снадобья.
Белег, досадливо улыбнувшись, сунул руку под одеяла.
– Уже лучше. Был холодным, как снежный ком. Отдыхай.

Турин осторожно прикрыл за собой дверь:
– Выходи, я тебя отпер.
Тельперинкваро отложил перо:
– Думаешь: все дело в засове? Мне просто некуда идти.
Подросток удивленно воззрился на нолдо.
– Как – некуда? Иди, куда хочешь! Давай сбежим в лес! Вот все удивятся: дверь заперта, а тебя нет.
– Нетрудно будет догадаться, что ее кто-то открыл снаружи. А идти некуда потому, что засов этот только меняет размеры тюрьмы. Маленькую – эту комнату на большую – Дориат.
– Я бы тоже ушел – в Хитлум. Я вчера одной стрелой свалил оленя. Неужто шкуры вастаков Моргота крепче?
Брови юного адана сошлись в сплошную черту, на скулах заиграли желваки.
– Моя мать и другие женщины остались там, за Завесой. Эти выродки с востока ходят по домам и забирают себе, что хотят, у беззащитных. Отнимают детей и делают своими рабами.
– Это рассказал тебе Белег?
– Я видел все сам! Из нашего дома вастаки выгребли все, даже потертые шкуры, лежавшие на полу в сенях. А что не взяли, то переломали.
– Совсем как ирчи... Могут люди переродиться в ирчей?
– Этим и перерождаться не надо: такие же грязные, жадные, злобные.
Тельперинкваро оседлал стул, оперевшись подбородком на сложенные на спинке руки:
– А вот это совсем плохо. Становится непонятно, как жить дальше.
– Перебить их до единого!
– Допустим, мы их перебьем. Но и сами потеряем многих. Нас, голодрим, и так почти не осталось. Как и эдайн Белерианда. Есть еще и ирчи, с ними тоже надо драться. А из-за Эрэд-Луин придут новые вастаки. Сразимся и с ними... И по эту сторону Морей останутся лишь ирчи и ирчеподобные люди. Неужто это и есть цель мироздания?
Тельперинкваро говорил сам с собой.
Турин присел к столу и взял из соломенной корзинки грушу.
– Плохо, что нас мало, а вастаков много. Но ведь мы, эдайн, гораздо сильнее и ловчее плосколицых. А вы, эльфы, тем более. Надо просто убивать всякого, служащего Морготу, где бы его не встретил!
– Мы и убивали... Нет, Хуринион, так ничего не выйдет. Нужно делать так, чтобы не у Моргота, а у нас прибавлялось союзников!
– Настоящие люди никогда не пойдут служить этой гадине. А кто пойдет – значит, они сами гады и с ними разговаривать не о чем!
Тельперинкваро крутнулся к столу:
– Я никуда не пойду – не ребенок, чтоб сбегать из запертой комнаты. А ты спустись в мастерскую, возьми у меня на столе мешочек из шкурки пятнистого оленя и принеси сюда.

На стол высыпалась груда разноцветных светящихся камней. Турин пару минут любовался ими, потом зло рассмеялся:
– Вот способ заполучить вастаков в союзники! За один такой камешек любой их вожак побежит за тобой со всем своим драным родом!
Тельперинкваро вскинул удивленный взгляд.
– Я же сам видел: вастаки гнали куда-то десятка два пленных. Мать поговорила с их предводителем, дала маленькое колечко – и они всех отпустили.
– Что же, возьмем на вооружение и этот метод, – серьезно кивнул Тельперинкваро. – Если можно кого-то освободить, отдав вещь – это хорошо. Но сейчас мне интересно другое. Перебери эти камни и выбери тот, что тебе понравится больше всех. Но выбирай не только глазами, но и рукой.
– Как?
– Какой приятнее держать в ладони... попробуй почувствовать.
Подросток долго рассматривал кристаллы, водил над ними ладонью и, наконец, взял рубин с пятиконечной звездой.
– Огонь, – сказал Тельперинкваро. – Порыв и размах. Значит, я что-то угадал. Я вделаю его в рукоять твоего меча. Он прибавит быстроты руке.
– Этот камень волшебный?
– Во всяком случае, в него вложена некоторая часть сущности пламени. Всю я никак не могу постигнуть.
Турин снова посмотрел на светоносную груду.
– Вы, эльфы, так много умеете. Почему же вы терпите поражение за поражением?.. Да слыхал я про это ваше Проклятие! А кто проклял Кирдана? Кто – Денетора? Кто – тех, что погибли у нас в Хитлуме?
– И что же ты думаешь?
– Просто вы... такие. Почему вы не убиваете пленных? Вон, Белег рассказывал, как ходил в Эстолад. Перебил орков, а трех орчат оставил. Даже косулю им подстрелил, чтоб не подохли с голоду. А они его в благодарность искусали, – Турин коротко, по-взрослому, рассмеялся. – Я бы эту мелочь на месте переколол бы. Были тварюшки – станут тварями!
– Знаешь... – Тельперинкваро вертел в пальцах синий самоцвет. – Он просто не мог этого сделать. И я бы не смог. Ведь... ну, скажем – вот ты можешь проглотить живую лягушку?
Турин поморщился.
– А для нас то же самое – убить того, кто не сопротивляется.
– Тогда... ваше проклятие – в вас самих! И я скажу вот что: не надо вам больше руководить людьми. Когда мы покончим с вражьей силой и наемниками – приходите и учите нас. Как делать такие вот камни, как говорить с лесом... Правильно поступает твоя тетка, что запирает тебя тут. А то какая-нибудь гадина, питающаяся падалью, растерзает тебя и не посмотрит, что ты мудр, искусен и прекрасен как рассвет!
Хлопнула дверь.
Тельперинкваро рассеянно перебирал камни. Слышал ли хоть один эльда что-то подобное? "Непригодны к жизни в Эндоре," – ведь это сказал Хуринион? И так же решили когда-то Валар...
Засов снова зашуршал.
– Прости меня, Келебримбор, – Турин смотрел в пол. – Ты видел мир до солнца и луны, а я...
– А ты сказал, что подумал. И правильно сделал.
– Я подумал, что моя мать, которую сравнивали с эльфийской принцессой, живет сейчас помощью своей родственницы, которую силой взял в жены вастак. Что если бы моя сестра не умерла от болезни, ее тоже взяли бы в какой-нибудь шатер младшей женой. И еще... что твои родичи в цепях работают на Моргота.
– Плохо и недолго. Мы действительно в чем-то слабее вас. Я бы... я не знаю. Но если бы твердо знал, что пути к свободе не будет – ушел бы из жизни сам. И не потому что захотел бы этого. Не смог бы хотеть жить.
– Келебримбор!..
– Я не про это смехотворное заточение, а про настоящий плен. Или такую безнадежность, в каком сейчас оказалась Морвен Эледвен.
– Уже после того, как меня привезли в Дориат, у меня родилась еще одна сестра. Почему мама не возьмет ее и не приедет сюда? Лучники границы проводили бы их...
Тельперинкваро вскинул голову:
– Сюда идут.
Турин было дернулся к двери.
– Не успеешь, коридор длинный.
Подросток нырнул под кровать, потянув вниз край покрывала.
Артанис поставила на стол покрытый полотном поднос.
– Можно посмотреть, что ты написал?
Тельперинкваро пожал плечами. Листы на его столе были сплошь изрисованы немыслимыми сплетениями поверхностей и объемов.
– Пытаюсь связать гармонию движения с неподвижной основой. А потом растапливаю этими каракулями камин. Ритмы рассчитать не трудно, но что-то главное все время ускользает от меня.
Артанис наполнила глубокую чашку взбитыми сливками.
– Законоговорительница эдайн рекомендовала кормить тебя маслом и молоком. Узнав, как ты использовал ее снадобье, она принялась бить себя по щекам и называть безмозглой овцой. Но закончила причитания выводом, что мужчины эльдар – тоже всего лишь мужчины.
– Есть ли какие-нибудь известия из-за границ Дориата?
– Хороших нет. Разве что сумели пробраться гонцы от устья Сириона. Уцелевшие жители Хитлума собираются туда.
– К Морю?
– Через Море нам нет дороги. До ухода в Мандос мы – жители Внешних земель. А они велики.
– Но Кирдан...
– Ни один из посланных на Запад кораблей не вернулся. Может быть, синдар и смогли бы уплыть, если бы их повела королева Мелиан.
– И если на этих кораблях не будет никого из Изгнанников.
– Да.
Артанис вдруг быстро усмехнулась:
– Ты завел себе ручного горностая, Келебримбор?
Тот глянул удивленно.
– Иначе – кто бы отодвинул засов на твоей двери и шуршал бы теперь под кроватью?
Она приподняла покрывало.
– Я не горностай, властительная эльдэ. Если ж хочешь знать, я волк-одиночка, – Турин встал на ноги.
– Пусть волк Дор-Ломина отведает печенья и сливок. Хотя ему не следовало бы тянуть свой след в запертую комнату.
– Мне совесть велит открыть этот засов. Ведь я тоже живу вдали от родичей.
– Но, надеюсь, ты не собираешься бежать к ним с голыми руками на поживу врагам?
– Прекрасная Галадриэль, я уже видел четырнадцать весен! Я могу стать надежной защитой матери и сестре!
– Выскакивая из-под кровати?
Турин покраснел.
– Вот когда ты простоишь против меня с мечом, пока не пересыплется песок в этих часиках – ты сможешь защищать других. Заканчивайте ужин. Ты свободен теперь, Келебримбор.

Турин наскакивал на Тельперинкваро, норовя ударить дубовой палкой по шлему. Нолдо отбивал удары.
– Я убил бы тебя несчетное количество раз, Хуринион, – сказал он, когда подросток выронил палку. – Врагов всегда больше. Что пользы прикончить одного – двух и погибнуть? Научись парировать удары.
– Как?! – Турин в отчаянии пнул палку. – Ты мечешься так, что у меня троится в глазах!
– Галадриэль была искусным фехтовальщиком еще за Морем. Если не хочешь через два – три лоа терять меч после первого же ее удара...
– Два-три лоа?! И все это время жить здесь, пока грязные вастаки и орки издеваются над моими родичами?! Я убегу с одним луком!
– Ну и принеси два лука. Посмотрю, как ты стреляешь.
Турин вернулся с новым оружием.
– Подбрось яблоко, Келебримбор!
Стрела разрезала плод пополам.
Тельперинкваро ногой подбросил второе. Турин выстрелил еще раз, но яблоко упало целым – его стрелу на лету переломила другая.
– Можно ведь и так...
Хуринион свирепо глянул на нолдо, швырнул оружие и бросился прочь. А через день снова пришел в мастерскую.
– Прости за то... Я прямо не могу, когда надо мной смеются.
– Разве я смеялся?
– А почему ты сразу не сказал, что собьешь мою стрелу?!
– Не подумал, что это тебя обидит. И тоже прошу прощения.
– Позанимаешься со мной еще?
– Конечно. Вот только закончу работу.
Турин уселся напротив. Глядя на вертящийся шлифовальный круг.
– Почему вы, эльфы, все время работаете? Даже такие высокородные, как ты и Галадриэль?
– Потому что приятно сделать что-то вообще. Чувствовать свою умелость... А уж создать новое, невиданное... И чтобы не известись со скуки. Знаешь, один раз я чуть с ума не сошел от безделья.
Хуринион глянул с насмешливым любопытством:
– Тебя заперли?
– Да. Я тогда был еще меньше тебя. И пришло мне в голову влезть на отвесную стену без веревки, вгоняя кинжалы в трещины.
– И влез?
– А потом еще и слез, ободрав пальцы рук и ног и даже вывихнув два. Отец поднял меня с земли за пояс, отнес в башню и запер в пустой комнате. Вечером он ускакал по тревоге и вернулся только через неделю.
– И ты просидел без еды и питья семь суток?!
– И то, и другое мне приносили. Но вот книжку дать не догадались.
– Мой отец не удержался бы и надрал мне уши. А тебя твой выпустил, когда вернулся?
Тельперинкваро смотрел поверх остановившегося круга.
– Выпустил... Он приехал раненым... не сильно, лежать ему было не нужно. Но меня рассматривал так, словно это я пришел с поля боя. И уложил с собой…
– Почему? Ты ведь уже не был маленьким.
– По счету весен я был старше тебя вдвое. Но…
Нолдо снова крутнул круг.
– Я понимаю. Будь я в самом деле эльфом, я бы под этот стол прошел выпрямившись.
Турина одолевала какая-то беспокойная мысль. И он недолго держал ее про себя.
– Келебримбор… хочу тебя спросить. Но если вопрос тебя оскорбит, можешь выгнать меня к орочьим матушкам.
– Это, наверное, очень далеко. Хотя… Куталион рассказывал, что в своих странствиях под звездами видел на Эрэд-Энгрин громадных хищных обезьян. Они, наверное, и были первыми орочьими матушками. Но к настоящему времени они уже перевелись.
Турин засмеялся:
– Это же просто слово такое! Если я пошлю кого-то к Морготовой теще – ты начнешь вспоминать, на ком Вражина женат?
Тельперинкваро тоже улыбнулся.
– Я знаю, что такое фигуральное выражение. Но ты так торжественно начал, что мне захотелось пошутить.
– Боюсь, дальше тебе станет не до шуток. Потому что спросить я хотел вот что: тебе ведь известно, что Сильмарилл хранится в королевской сокровищнице.
– Даже если бы я не знал истории Финрода и Берена… я чувствую присутствие камня.
– А почему ты тогда… если я скажу глупость, двинь мне по затылку – не заберешь его и не убежишь?
– Забрать? А как?
– Ты можешь изготовить любые ключи. Что для тебя работа здешних мастеров и даже ноготрим! Потом – на коня и прочь!
– Куда прочь?
– К отцу, к своим!
– И король Элу поднимет дружину против нас? И будет прав, потому что…
– Не будет. Сильмарилл ваш. Если орчины грабят деревню, а дружина уничтожает их, то взятое на банде добро возвращают ограбленным. Иначе сами станут ворюгами, как и орки. А достойный кнес еще и от себя дает пострадавшим от грабежа – по праву сильного.
– Достойный кнес… Если одни орки грабят других орков – обязан ли достойный кнес возвращать ограбленным добро?
– Келебримбор! – Турин откинулся к стене. – Ты что?!
– Между нами и Элу кровь Альквалондэ.
– Это же когда было!
– Для тебя – в незапамятные времена; для меня – очень давно, а для короля – чуть ли не вчера.
Турин принялся крутить в руках булатную заготовку. Потом бросил ее со звоном.
– Так ведь вы отслужили ему за то! Сколько веков держали границу и Таргелион, возвращали пленных… с добром, между прочим. Неужели это недостаточная вира?
– Мне вообще трудно понять, как можно оценить виру. Чем искупить чужую смерть.
– Чужой жизнью! Так и у нас, и у халадинов, и у ноготрим.
– А одно из племен вастаков смотрит на это иначе. У них спасший другого от смерти, безразлично: в бою, от голода, от стихии – имеет право превратить спасенного в своего раба.
– Уроды! – Турин вонзил тупую заготовку в верстак. – Если Карантир это знал и все же заключил с ними союз… у него с головой не в порядке. Прости, Келебримбор, но я наслышан о сумасбродствах этого твоего дядюшки.
– В этом случае сумасбродство заключалось в попытке запретом изменить их обычаи. А подкрепить запрет расселением хурри среди племен, родственных хадорингам.
– Эти хурри и переломали ему потом ребра, как рассказывал Белег.
– Нет, захватили его гузр. А отбили ирон, из племени которых происходят Артина, Ариарат и другие.
– Отсюда можно сделать вывод: орочьими матушками были обезьяны, а батюшками – эти гузр и хурри.
– Ошибка. Хильдор проснулись с восходом Анора, а орки бегали по земле еще до Похода эльдар.
– Ты ловко увел меня в дебри, Келебримбор! Мы начали о Сильмарилле, а съехали на происхождение орков.
– Я не пытался тебя запутать. Мы, эльдар, пытаемся везде добраться до самых корней проблемы. И теперь рассуждали об искуплении убийства защитой. Ты считаешь, что мы уже отслужили синдар сполна…
– Даже с лихвой! Келегорм сбил осаду с Гаваней, а дружина Феанорионов до сих пор прикрывает нандор в Оссирианде!
– Тингол же полагает вину неискупимой. И решать ему.
– Значит, ты ждешь, когда он все поймет и поступит с вами, как с родичами и союзниками? Не боишься, что к тому времени ветры сгладят Криссаэгрим до ровного места?.. Ведь король Элу был побратимом твоего прадеда – почему он пренебрег долгом мести за него?!
– Потому что король и долг перед народом для него важнее.
– А вот я – сын Хурина и внук Хадора – пойду мстить за своих кровных родичей!
– Тебя еще никто не выбирал ни королем, ни кнесом.
– А за что меня выбирать? За то, что я сын Владычицы Морвен и вождя Дор-Ломина и к тому же сам из себя весь умница и красавец? – Турин зло рассмеялся. – Ну, нет! Сперва я сложу из орочьих голов курган, вдвое больший того, что сложили они на Анфауглите! А потом однажды отсеку загребущую лапу Моргота. И хвост – по самый затылок!
– Полагаешь, что он уже обзавелся хвостом? – Тельперинкваро улыбнулся. – Однако, мы говорили о праве на Сильмарилл, добытый Лутиэн. Тебе известно о таких местах, которые твой народ называет “плохими”?
Турин кивнул:
– Это, скажем, деревня, вымершая от поветрия, или проход, где орки истребили целый род.
– Как вы относитесь к таким местам?
– Ну… их избегают. Но на месте гибели складывают каменный знак, возле которого собираются воины. А по мертвой деревне пускают пал, распахивают землю и засевают хлебом. Тогда место становится чистым… То же самое, Келебримбор: зло одолевают мужеством и трудом!
– За один раз?
– Через двенадцать посевов.
– Для нас двенадцать лоа – как для вас двенадцать дней. Я не клялся на Туне, и как-то не случилось дать такую клятву самому себе. Я могу ждать долго.
– А я – нет! Король Элу назвал меня своим сыном, и королева Мелиан сажала меня к себе на колени, но я еще не присягал Дориату. Потому – выбираю защиту людей и место Морготу!
– Долой хвост – по самые уши? – Тельперинкваро остановил круг.
– Вот именно!
– Ну и пойдем к реке с мечами. Я тоже не склонен терять времени, Хуринион.

Артанис заложила косу венком и заколола на затылке не то длинной шпилькой, не то маленьким кинжалом. С шелестом опустилась на оплечья блестящая бармица.
Турин стоял перед нею, чуть покачиваясь с носка на пятку. Вороненая кольчуга его блестела серебряными звездами по ожерелью.
– Переворачивай часики, Келебримбор! – крикнул Хуринион и бросился на эльдэ.
Но его пронесло мимо уклонившегося противника. И вторая атака была сорвана ловким поворотом на месте.
– Ну и продолжай так же, высокая эллет! – закричал Турин, скрывая разгорающуюся обиду. – Песок-то течет!
В ответ на него обрушился ураган ударов. Однако, украшенный звездными рубинами меч успевал встречать чужую сталь.
– Узнаю манеру, – Артанис скользила вокруг юноши, не подставляя щита. – И знаю, как пробить твою защиту.
– Попробуй, Увенчанная Светом!
Мечи залязгали чаще. Тельперинкваро поглядывал на часики: что же ты так медлителен, песок?
Арафинвиэн теснила Турина к толстому дереву. Ее любимая концовка игры: прижать спиной к преграде, обезоружить и подбить под колени ударом плашмя. Плененного сажали перематывать нитки в коверной мастерской.
Из-под щита Хуриниона вылетел нож и звонко хлестнул по очелью шлема Артанис. И Турин успел воспользоваться мигом заминки – его меч поддел чужой клинок, отправив его под корни бука.
– Перетек песок, Куруфинвион?!
– Почти.
Галадриэль подняла меч:
– Альквен. Я должна была помнить об этой твоей сроднице, Келебримбор. Было время, когда вы не расставались ни друг с другом, ни с оружием. Помнится, она метала еще шипастые диски и топорики с лезвиями на обоих концах рукояти.
– Почему ты не научил меня и этому оружию?
– Это очень просто, ты освоишь за два-три дня. Диски и летающие топоры нельзя подправлять после броска ногой – прорубят сапог.
– Что же, вы оба уверены, что я уйду с этого луга побежденной?
– Ты снова вызываешь меня, высокая Галадриэль?
– Вместе с твоим наставником. Пока он оденется, ты отдохнешь.
Турин глянул на застегивавшего шлем Тельперинкваро и за спиной пошевелил пальцами в виде “ножниц”. Тот незаметно кивнул.
Артанис отбила их совместную атаку справа и слева разом. Тельперинкваро остался с ней один на один: Турин зачем-то яростно рубил орешник в десяти шагах поодаль. Арафинвиэн пошла вперед.
– Турин, оглянись!
Адан опомнился и напал на эльдэ сзади. Той пришлось отступать и уклоняться. Но следующая атака опять отправила Хуриниона в заросли. Артанис во весь размах обрушила оружие на меч Тельперинкваро. Глаза ее засияли зелено-золотым светом:
“Не смей и думать о войне! Жди, терпи, надейся!”.
“Пока я жив, я снова и снова брошу вызов Тьме! Ты не удержишь меня!”.
– Турин!
Турин бросился вперед так отчаянно, что толкнул Тельперинкваро щитом. Куда воля Артанис оправила юношу, нолдо заметить не успел. Длинный меч поддел толчковую ногу, влажная трава кольнула щеки.
– Посиди, братец, пока я займусь твоим учеником.
Лента арверниенского шелка прочнее волосяной веревки, и наручи из ее петель не вот-то выпутаешь…
– Оставь в покое эти кусты, Турин, они ни в чем не виноваты.
Арафинвиэн расправилась с молодым хадорингом еще быстрее, чем с Тельперинкваро.
– Сегодня у меня богатая добыча.
– Ты заставишь нас мотать шерсть, Галадриэль?
– Как только вы переоденетесь и умоетесь, а мой братец сгонит с носа божью коровку. Кроме того, вы еще начистите ведро орехов.
Она освободила руки пленников от лент.
– Однако, Галадриэль, ты не можешь не засвидетельствовать перед королем и королевой, что я обезоружил тебя раньше, чем иссяк песок в часах!
– Разумеется. Но, Турин, неужели ты был так уверен в своей меткости, когда бросал нож мне в лицо?
На побледневших щеках Хуриниона вспыхнули алые пятна:
– Я… не успел подумать, высокородная.
– Научись успевать. Иначе победы твои будут хуже поражений.

– Какими чарами Галадриэль превращала кусты в свое подобие? Ведь я был уверен, что сражаюсь с ней!
– Это не чары, а всего лишь гозанну, соединенная с тренированным воображением. Она представляла себе себя же в другом месте, и ты послушно кидался за иллюзией. Белег делает то же самое, но наоборот: представляет на месте себя куст или дерево – и его не видят.
– Жаль, что я так не смогу!
– Сможешь, если постараешься. Надо, чтобы получилось один раз, а потом пойдет все легче и легче.
– У меня не осталось уже времени на учебу. Сегодня высокородная Галадриэль, конечно же, соизволит продержать нас тут до темноты. А завтра я пойду к королю и королеве. И уйду с Белегом в Бретиль.

Поселок у ручья разросся. Коровы паслись в низине, лениво переступая по брюхо в траве, за перелеском на холме ходил немаленький табун.
Ариарату пришлось поторопиться, чтобы снять с коня Тельперинкваро. Первый мечник ирон был ныне важен и дороден. С вестью к домам понеслись две его долговязые дочки.
Турина подхватил за пояс юный воин.
– Привет тебе, Галмегиль.
– Артина знала, что ты приедешь, сай, и уже велела доставать из погребов кумыс.
– Нельзя ли без шумных праздников? – поморщился Турин.
– Зачем экономить время на радости? Печали в мире и так достаточно.
Законоговорительница вышла из стоящего поодаль шатра. Ее перекинутые на грудь косы были изрядно продернуты сединой, но на загорелом лице не виделось морщин.
– Не отведав соли, как узнать, что мед сладок? Но несравненно глуп тот, кто поклянется никогда не брать в рот меда потому, что на земле есть полынь.
– Согласен, Хуринион? – улыбнулся Тельперинкваро.
– У племени хурри некоторые колдуны принимают обет никогда не мыться, не стричь ногтей и волос, не слушать песен и питаться лишь травой и корнями. Они верят, что так у них добавится мудрости. Однако всем видно, как у них прибавляется вшей и коросты на глупых головах. Мудрость живет в стремлениях, а не в пустом брюхе и засаленных штанах.
Турин расхохотался:
– Ты права, почтенная Артина! Я пока мало понимаю в мудрости, но если бы приемы этих уродов хурри были верны, мудрейшим народом Арды стали бы ирчи!
Артина довольно покачала головой:
– Войдите в дом и отдохните, пока на лугу приготовят пир.

Галмегиль прилип к Турину: подливал кумыс и халадинское пиво, мясо приносил такими маленькими кусочками, что то только в рот положить – чтоб тут же подойти со следующим.
– Мне стало известно, что ты уходишь с Белегом Куталионом бить врага. Возьми с собой и меня!
– Давно ли ты стал воином?
– Уже шесть лет я владею луком и два из них ни разу не промахнулся во взлетающего тетерева. На аркан возьму любого табунного коня и усижу на нем без уздечки, пока конь не ляжет от усталости. Девочки втроем бросают в меня палки, и я каждую палку успеваю перерубить мечом надвое на лету!
– Неплохо! А сколько весен ты успел увидеть?
– Два раза по восемь, наследник Хадора.
– По нашим законам тебе не хватает четырех весен до возраста воина. Король не отпустит тебя.
– Мы только живем на земле Элу Синдарана, а сай наш – Келебримбор, от которого я получил меч!
– И твое племя тебя отпустит? Я ухожу надолго – чтоб отсечь по две вражьи головы за каждого павшего хадоринга.
– О, Хуринион! – озорно рассмеялся Галмегиль. – Мне нужно меньше: всего лишь четыре одеяла из скальпов. Да еще две-три головы орочьих атаманов, чтобы надеть на колья вокруг костра в память Пор-сайя!
– Что такое скальп?
– Ну, это кожа с головы с волосами. Голова – это гадость, ее бросают или втыкают на кол и уходят: пусть протухает. Скальпы же выделывают, как шкурки, сшивают и накрывают ими могилы.
– Зачем?
– Чтобы враги видели и знали, каково им будет, если снова нападут.
– Надеюсь, вы хоть не дерете их с живых?
Галмегиль сделался сосредоточено-важным:
– В древние времена Палак-сай содрал сорок скальпов с живых врагов. Так он отомстил за смерть своих шести братьев, которых обманом захватил Хозяин Пещер и замучил. А потом сай ушел неведомо куда, потому что ирон стали бояться его.
– Да уж! Жить рядом с кнесом, который дерет шкуру заживо… Что это был за Хозяин Пещер?
– В черной шерсти, с когтями и клыками… Думаю, что здоровенный орк. Песня говорит, что он оставил род Палак-сайя без огня. Похитил его и скрыл в своей норе. Когда братья сайя по одному приезжали к пещере, чтобы вернуть огонь, этот людоед делал вид, что согласен, принимал с почестями, а потом приказывал схватить гостя и запереть в клетку. И каменным ножом соскабливал мясо с его костей. Палак-сай прикинулся предателем. Он пришел к пещере и сказал, что готов отдать Хозяину на съедение свою мать, лишь бы погреться у огня. Тот поверил, потому что сам не знал ни чести, ни родства, и впустил их обоих. Сайина Адиюх попросила разрешения перед смертью спеть песню. Она была мудрой заклинательницей, как наша Артина. Хозяин и вся его свора под песню заснули, Палак-сай связал их коровьими путами, разбудил пинками и содрал скальпы. С огнем он вернулся к народу. А сайина осталась в пещере. Она поет своим мертвым сыновьям, и их кости одеваются плотью. Однажды они выйдут в мир живыми.
– Все равно, горькая история. Они вернутся, а их младший брат сгинул куда-то.
– Наверное, они поскачут в семь разных сторон, чтобы отыскать его. И где-нибудь найдут.
– Я заметил, что в ваших повестях очень много говорится о матерях героев и почти ничего – об отцах.
Галмегиль снова глянул серьезно:
– Там, за горами, наш народ вообще не знал отцов. Мы и сейчас почитаем родство по матери ближе.
– И вы не умели разжигать огня? Иначе как бы тот поганый ирч отобрал его у вас?
– Это скорее всего иносказание, – обернулся все слышавший Тельперинкваро. – Огонь добыть умеют все. Но вот если его не из чего развести… На моей памяти случилось нечто подобное. Ирчи загнали людей в голое обледенелое ущелье. Подойти боялись, потому что те стреляли сверху, отбивались копьями и спускали им на головы камни и ледяные глыбы. Ну и устроились поодаль: ждать, когда запертые у ледника замерзнут насмерть. Мы с дружиной Карантира прискакали как раз вовремя.
– Вам досталось много голов! – Галмегиль шлепнул себя по коленям.
– А также лап и туш. Горные вороны тоже были рады нашему приходу. Однако эдайн потеряли среди льдов очень многих.
– Это были ирон? – спросил Турин.
– Нет, светловолосые родичи хадорингов.
– Если бы Палак-сайю помогал Звездный народ, мы помнили бы об этом. Наши легенды не лгут, – убежденно сказал Галмегиль. – Этот сай спас свой род у подножия гор, уходящих в облака. Синие не так высоки.
На лугу то плясали, то сражались.
Турин вскочил:
– Пойдем, Галмегиль, покажем сноровку!
– Сразу после еды? – удивился Тельперинкваро.
– Мы недолго. Даже одеваться не станем.
Зрители разразились криками восторга: потешиться пляской стали вышли приемный сын короля и имянареченный их сайя.
Турин, более сильный и искусный, вел игру, то отступая, то атакуя. Но и Галмегиль старался не уступать. Будучи меньше ростом, он несколько раз падал на колено, пытаясь подсечь соперника. Хуринион дозволял ему это – ведь на праздничной забаве каждый хочет показать все свое мастерство.
Собравшиеся угомонились только с восходом Итиля. Юноши и девушки халадинов повели по домам перебравших пива отцов, а иные – и матерей. Молодежь была трезва, предпочитая еде и питью пляски и игры. Ирон оставили осиленных хмелем на расстеленных коврах, только прикрыли их плащами.
Турин устало потянулся:
– Слишком много мяса и масла. После такого пира можно не есть три дня. Только сперва выспаться. Я, пожалуй, лягу здесь. Под ковром предостаточно сена. А ты, Келебримбор?
– Я не хочу лежать. Пройдусь по лесу. Сегодня светлая ночь.

В поселке стояла глухая тишина. Только слышно было, как мяукают кошки и шумно вздыхают коровы. Крючкохвостые собаки ирон и огромные косматые овчарки халадинов подбегали поприветствовать эльда и снова укладывались у крылечек. Нет ни орков, ни волков, спокойно спят даже собаки…
Уже отойдя от жилья, Тельперинкваро заметил на краю пастбища слабый блеск костра. Оттуда доносились короткие жесткие удары бубна. Нолдо повернул к холму.
Турин уйдет в бой. И Галмегиль, родившийся уже после битвы, названной Нирнаэт Арноэдиад. А он, Тельперинкваро, будет бродить по этим лесам, охотиться, что-то мастерить. Эльвэ посматривает на него снисходительно, Артанис неуклонно сторожит. Может, и самому начать надеяться, что однажды сотрясется земля, и воинство Амана опрокинет Моринготто? Или лучше сесть и задуматься, как одолеть врага не силой, а хитростью? Как древний Палак-сай и его мать?..
Берен бежал с Сильмариллом, вместо того, чтобы содрать с Моринготто скальп. Берен – не Палак. И Лутиэн – не Адиюх… Альквен прихватила бы вместе с короной морготову башку и швырнула ее под ноги своим вождям!
Тельперинкваро представил себе стоящих полукругом отца и его братьев: в сверкающих кольчугах, высоких шлемах. И летящую им в ноги рогатую ушастую голову с высунутым языком. Пожалуй, близнецы сперва отступили бы на шаг. Карнистиро поддал бы башку сапогом. И Тиелкормо… Нет, тот сломал бы палку и ею повернул бы трофей несколько раз, чтоб рассмотреть получше. А отец…
Тельперинкваро сел, уткнув подбородок в колени.
Если действительно придти в ту долину у подножия вечнохмурой горы…Его примут и простят. Но вот за что он должен просить прощения?

* * *

Альквен столкнулась с Тельперинкваро на подвесной галерее. Воительница стремительно шла, глядя себе под ноги и улыбаясь одновременно досадливо и довольно.
– Тинголиэн меня выгнала. Сказала, что мое общество не развеивает ее печаль. Я возвращаюсь на границу. А тебе велено меня заменить?
– Должен же кто-то развлекать гостью.
– Не веди с ней бесед о войне – Синдараниэн эту тему презирает. Зато одобрит любую речь о Берене Беоринге. Знаешь такого?
– Не больше, чем ты: однажды видел и много наслышан.
– Постарайся услышанным ранее свои беседы и ограничить. Потому что ныне о нем нельзя сказать ничего хорошего.
– Ты веришь, что он завел Финдарато и других в плен к Саурону?
– А есть основания не верить? Никто не видел Финдарато в долине Митрим. Также напротив Барад-Эйтель и на дортонионском берегу ни птицы, ни травы не вспоминают его.
– Тогда надо попытаться…
– Взять обратно Тол-Сирион? Мы его обязательно возьмем, когда будем готовы. Но если у Тху между плеч голова – а я полагаю, что не трухлявый пень – пленники давно в Ангамандо.
– Вот это главный ужас… – Тельперинкваро коснулся лбом каменного столбика.
– Нет. Главным будет то, о чем говорил твой отец: орды хлынут на эти земли, потому что Нарготронд более не скрыт.
– Ты считаешь, что кто-то уже выдал город?
– Почему “кто-то”? Я знаю, кто! – в темно-серых глазах Альквен плеснулось голубое пламя. – Финдарато из чести отказался от всего: короны, города… даже обязательств перед Финдекано. Пошедшие с ним тоже отреклись от жизни ради чести. А вот тот, кто прибежал сюда из Бретиля требовать для себя чужих жизней… Спокойно отдав Тху одиннадцать, постоит ли за семью тысячами города и страны?!. Жаль, не догадалась догнать их и прикончить Барахириона на месте!
– Как – “прикончить”?
– Вызвать на поединок.
– Но за что?
– Одного его посягательства на Сильмариллы достаточно. Ну а теперь надо просто готовиться к большой войне.
Альквен прощальным жестом тронула локоть Тельперинкваро и прежним быстрым шагом исчезла за аркой.

Хуан вскочил навстречу, поддав головой руку Тельперинкваро и подставив под его пальцы острые бархатистые уши. Тинголиэн тихо напевала, накладывая короткие цветные стежки на растянутую ткань.
– Приветствую тебя, Лутиэн.
– Это ты, Келебримбор? Нечасто мы встречаемся. Ты то занят в мастерской, то носишься по лесам.
– Да, отлучаться из города приходится часто.
– Ты был у Гинглита?
– Доходил до Барад-Эйтель. Сейчас туда помчалась Альквен.
– Скажи, вам не удалось узнать ничего нового… о короле Финроде?
“О Берене”, сразу понял Тельперинкваро, но не выдал догадки.
– Наши лучшие разведчики не нашли их следов.
Лутиэн вздохнула и вернулась к работе. Хуан нарочито шумно лег на пол.
Тельперинкваро помялся, чувствуя, что он здесь вовсе не нужен.
– Эльвэн, я, собственно, пришел по делу… Вот, посмотри, я сделал эти два браслета.. пытался сделать на ваш, синдарский лад. Но, по-моему, у меня ничего не вышло. Я хочу сравнить свою чеканку с твоим шитьем.
Лутиэн явно из вежливости взяла один браслет.
– Конечно, это работа нолдо, который изо всех сил подражает синдар. Это там, за Морем так чисты цвета и четки линии. По нашу сторону мир подернут мглой и встревожен ветрами. Ветки и листья не могут ложиться вот такими точными изгибами, быть так ровны и правильны. В каждом цветении уже проглядывает увядание.
– Увядание уже в бутоне? Это как-то неправильно.
– Может ли быть неправильным закон обновления?
– Он оправдан, если на месте ушедшего появляется более совершенное.
– Стоит ли во всем стремиться к совершенству?
– Я не понимаю тебя.
– Оруженосица твоего отца тоже то и дело признавалась в своем непонимании.
– Альквен проходила в оруженосцах только первую зиму. Вторую уже водила отряд разведки. Ей сопутствует редкая удача – она ни разу не потеряла ни одного из своих бойцов. Раненых привозит всегда, а вот чтоб кто-то погиб – не случалось, – тут Тельперинкваро быстро улыбнулся. – Когда мы пробивались через Нан-Дунгорфеб, прямо к повозке с ранеными подскочил паук. Знаешь этих тварей? Редкая мерзость! Будто паука-крестоносца раздули с корову, обмазали всеми возможными нечистотами, а потом прокатали каменным катком гонхиррим. Яд у него везде: на челюстях, на шкуре, в крови. Таких следует расстреливать издали, чтобы он не успел плюнуть в тебя или обрызгать с конца брюха. А этот выскочил из щели в трех шагах – лука не вскинуть. Альквен прыгнула прямо между его передними лапами, махнула мечом туда, где голова сочленяется с брюхом, и кувыркнулась через голову назад. Обе целительницы бросились к ней: скорее смыть ядовитую кровь. Но на доспехе не оказалось ни капли. Она еще смеялась: “Любимый внучек Моргота не знал, в кого первого плюнуть!”.
– Мне она тоже рассказывала веселые истории. Примерно такие: “Орчины нас не видят. Ну, мы: две стрелы и в мечи. Потом палками сбрасываем дохлятину в яму и прикрываем мхом и землей. Один вдруг завизжал и – прочь. Я его настигаю в два темпа – так, аккуратно, до зада. По стреле вижу, кто из моих взял слишком низкий прицел. Он у нас до возвращения посуду мыл”.
– Не очень смешно, но ведь и не грустно? – Тельперинкваро прислонился к покрытой ковром стене. – Было однажды… через год после Мерет Адертад. Я увязался с отцом к самым дальним заставам Ард-Галена. Тогда травы росли прямо у подножия Тангородрима. А от укрепления расстилался бесконечный зеленый простор… Нет, в тот день не зеленый, а яшмовый. По траве цвета морских глубин – россыпи алых, пурпурных, розовых, почти черных и золотых бокалов. Кое-где белые облака катрана, лиловые свечи люпина. Так хотелось пролететь по этому раздолью!.. Ну, я и поскакал. Альквен – за мной. Мы мчались, очертя голову, она все пыталась схватить меня и пересадить к себе на арчак, а я уворачивался. Это было трудно без стремян. Так мы и доскакали до травяного пруда, оставшегося от половодья. Тут мне захотелось выкупать коня. Потом мы досыта наплавались в теплой воде, перепугали всех лягушек. Сразились несколько раз на палках. Уже совсем собрались возвращаться, как мне пришло в голову нарвать дикой редьки. Знаешь, такие толстые сочные стебли. Надо ободрать с них колючую кожуру, обмакнуть в соль…
– Знаю, – Тинголиэн улыбалась, глядя на свою работу. – Они обычно растут на освещенных склонах холмов.
– Мы и взобрались на холм. Вдруг Альквен толкнула меня в траву. Я пополз за ней. Под холмиком устроились ирчи, десяток. Разжигали костер, бранились между собой, один уже помешивал что-то в котелке. Альквен взяла ком земли и швырнула прямо в котелок. Ирчий повар завопил, остальные вскочили. Кто там первый огрел другого, я не заметил, но через пару минут они дрались вовсю. Альквен выхватила меч и бросилась в кучу. Она редко рубит по голове, чаще с правого плеча вниз наискось. И тут же поворачивается к следующему противнику. После такого удара редкий тролль устоит на лапах. Тем, которых покалечили свои, она потом отсекла головы. Вытерла меч травой: “У Моргота войска поубавилось на десяток, Куруфинвион!”. Я был зол, что она не оставила мне ни одного ирча, хотя – что я мог сделать своим ножом? Но мальчишкам всегда кажется, что они ужасно сильны и ловки…
Тельперинкваро перехватил взгляд Лутиэн. Смотрела она строго и печально.
– А эта история просто отвратительна. Как можно рисковать жизнью ребенка?
Тельперинкваро смутился:
– По следам было видно, что ирчей не больше десятка…
– Невероятная самоуверенность. Случайный удар в спину… Она, наверняка, была без доспеха?
– В одной рубашке. Даже плащи мы оставили на седле ее коня.
– Надеюсь, Куруфин хорошо проучил ее? Точнее, вас обоих?
– Не стану утверждать. Мы вернулись голодными, сразу пошли на кухню заставы, а потом отец уложил меня отдыхать в башне. Кажется, об этой стычке он узнал лет через двадцать в случайном разговоре.
– Будь ты моим сыном, я бы не позволила этой Альквен даже входить в мой дом. Ее жестокость противоестественна для квэнди.
– Жестокость? Что ты! Она веселая и добрая. Как бы не уставала – всегда приходила играть со мной, стоило только ее позвать. И сейчас, когда в городе, играет с детьми в мяч…
– Ты сказал, что разведка вновь ушла вверх по Сириону? Когда воины вернутся, расскажи мне, что им удалось узнать.
Лутиэн решительно наклонилась над станком. Хуан, выразительно приподняв брови, развел уши. Тельперинкваро осталось только сунуть свои браслеты в поясную сумку и закрыть за собой дверь.

– …Мне просто не о чем разговаривать с Лутиэн, atarinja. Мы беседовали, как две атанет, оглохшие от прожитых лет. Или даже хуже: словно на разных языках, в которых иные слова звучат одинаково, а смысл имеют разный.
– Однако же нельзя оставлять королевне общество одного Хуана, – качнул головой Куруфинвэ. – сам я не могу уделить ей достаточно внимания…
Он глянул на Тиелкормо. Тот, не отрывая взгляда от оконного переплета, бросил:
– Я не пойду к ней, пока сама не позовет.
– Пошлите к ней Алассиль! – засмеялся Тельперинкваро. – Эта дева умеет не только искусно стряпать всякие сладости, но и поддерживать разговор, не нуждаясь в собеседнике. Правда, о любви она знает еще меньше меня – одинаково любит всех голодных.
– Или этого вообразившего себя менестрелем Аринлотэ, – поддержал сына Куруфинвэ. – Мальчишка взялся в каждой песне удивляться, что зима сменяется весной, а лето – осенью. Понятно было бы, приплыви он с нами из-за Моря. Но он рожден здесь и видел смену сезонов с младенчества. Подражает кому-то.
– Финдарато, – по-прежнему глядя в никуда, заметил Тиелкормо. – Тот тоже никак не мог привыкнуть к переменчивости Внешних земель.
– Почему Моринготто до сих пор ничего не потребовал за жизнь Финдарато? – Тельперинкваро подпер подбородок кулаками.
– Потому что знает, что любой выкуп мы платим отточенной сталью и горящим земляным маслом. А до Арафинвэ ему не докричаться, – холодно ответил отец. – И уж наверняка дознался, что Нарготронд теперь держим мы, Феанарионы.
– Но незаметно, чтобы натиск на нас усилился…
– Пламя Огненной зимы тоже вспыхнуло внезапно. И дожидаться мы теперь не будем, а сами пойдем на Тол-Сирион, чтоб окончательно восстановить границу.
– Когда?! – вскинулся Тельперинкваро.
– Не раньше следующего лета. Если же Моринготто нападет первым, встретим его у Гинглита. А удары с запада и востока довершат дело. Но, полагаю, у Врага уже есть точные сведения о положении города, наших силах, пограничных укреплениях… Впрочем, расположения застав Берен не знал.
– Лутиэн не верит, что Берен мог предать, – пожал плечами Тельперинкваро. – И убеждена, что адан жив.
– Нелепо. Артаресто не в силах услышать брата, ничего не ведомо и родичам ушедших с тем. А Тинголиэн, видите ли, убеждена! Это не убеждение, а наваждение. Может быть, от самого Моринготто.
– Как же тот смог?.. – Тельперинкваро откинулся к стене.
– Да через того же Берена. Тот сам признался, что блуждал где-то без речи и памяти и очнулся лишь при виде Лутиэн. Ты на себе испытал силу сна, наведенного целителями. А когда лечат отравленных или обожженных… Раненый ест и пьет, даже умывается сам. Но мыслями странствует в подсказанных ему видениях. А Моринготто мог напустить в голову адана таких ужасов и нелепостей, что тот не то что говорить разучился – начал бы на руках ходить.
– Но ведь Лутиэн…
– Здорового усыпить невозможно. А страдающий сам ищет способ уйти от страданий. Тинголиэн никогда не видела атани. И вдруг: оборванный, грязный, несчастный… И в потрясенную душу падает нужное слово. При случае спроси Вильялотэ. Она лечила освобожденных пленников и беглецов из владений Моринготто. Поинтересуйся, какие сплетения страха и лжи выкорчевывала она из их сознания.
Тиелкормо вдруг вскочил:
– Ты прав, брат! Это все наваждение! Не может Лутиэн в самом деле полюбить это ничтожество, да еще так, что оно загородило ей весь мир! Она же ничего не слышит и не видит, ни о чем, кроме него, не думает!
Он сжал запястья отца :
– Вспомни Эленвиндэ! У той на глазах погибли брат и муж, а двух детей схватили орки. Ей все казалось, что она должна немедленно бежать обратно в Дортонион, к своему дому – родичи ждут ее там. Ее печаль была так яростна, что в ее присутствии заболевали растения. Лутиэн тоже обуяна наваждением: бежать неизвестно куда и искать Берена.
Отец похлопал его по локтям:
– Успокойся, Турко. То, что ты говоришь, очень похоже на истину. Стоит послать за Вильялотэ – она сейчас, наверняка, у близнецов.
– И поскорее! Она сможет вытащить это вражье “слово” и очистить разум Лутиэн.
Тельперинкваро улыбнулся и кивнул. Как обдирала боль его обожженные руки, как все жилы выкручивало от яда, когда снимали его с коня в портале Нарготронда. И какие легкость и радость прыгали искорками в исцелившемся теле, когда он открыл потом глаза. Был рассвет, шел дождь, а между битвой и пробуждением плавала завеса теплых видений. И Лутиэн обрадуется, когда снова увидит мир ясно.

Тинголиэн по-прежнему что-то вышивала.
– Здравствуй, Келебримбор. Есть вести от разведки?
– Нет, королевна. Никто еще не возвращался.
Он исподтишка рассматривал Лутиэн. “Слово” Моринготто представлялось ему в виде громадного раздувшегося клеща. Эти гадкие насекомые не трогали эльдар и наугрим, но часто вцеплялись в атани и животных и даже заражали их болезнями.
Тельперинкваро не думал, что Берен наградил дочь Эльвэ этой тварью нарочно. Тот и сам не знал, что несет. Эльда невозможно начисто лишить памяти, а с атани такое случается. Тельперинкваро сам видел таких – забывших даже собственное имя. А в Дориате не подозревают о возможности “слова”. Тингол никогда не принимал бежавших из плена, и они оседали в основном в Химринге. Большинство удавалось излечить. Но случалось, что несшие “слово” в себе срывались в пропасть с казалось бы безопасной тропы, бросались прямо на мечи орочьей банды или угасали за пару дней. Fear изнемогали в борьбе с тварью и стремились избавиться от нее хотя бы и ценой жизни. А Берена “слово” сделало своим рабом.
– Лутиэн, расскажи мне о Берене… как ты его встретила.
Та оторвалась от шитья.
– Зачем ты спрашиваешь? Ведь моя история известна всем.
– Я хочу понять, как… как ты полюбила его с такой силой, что… готова идти за ним чуть ли не в Ангбанд.
– “Чуть ли”? – Лутиэн усмехнулась. – Я пойду и туда, если уверюсь, что он там.
– К Морготу?!. Вы там, в Дориате, не знаете, что такое война. Что такое орда ирчей. Что такое барлоги. Что такое всякая тварь, к которой сразу и определение не подберешь.
– Но ты – ты, Келебримбор – не испугался бы всего этого?
– Эльвэн, я воин. Я видел, дрался… и, как видишь, побеждал, иначе не сидел бы тут живым. Альквен рассказывала тебе о войне? Она всегда говорит так, что любое сражение кажется проще и безопаснее охоты на уток. Но послушай, что поет Хиселиндо. Он был в плену и бежал. Он говорит не о ловких ударах меча, не о стрелах без промаха – о дыме поражений, о крови на истоптанной земле, о тьме и цепях. Об Ангбанде.
– Не надо! – Лутиэн закрыла лицо ладонями. – Ты говоришь – и я это вижу.
– Я лишь повторяю, что узнал от Хиселиндо и Нелфина Руссандола. Впрочем, Маэдрос предпочитает говорить в том же тоне, что и Альквен. И он, и она считают недостойным перекладывать свою боль на других.
– Да? – Тинголиэн задумалась. – Ты открыл мне неожиданное. Со стороны постоянная ирония твоей сродницы кажется жестоким легкомыслием.
– А иным – из атани – даже глупостью, – фыркнул Тельперинкваро. – Но когда в горный проход, в котором ты стоишь, валят полчища тварей, а ты не имеешь права до рассвета отступить даже на шаг… Тут ирония делается спасительной. Иначе, даже уцелев, умрешь от горя. Но мы должны были выстоять – за нашими спинами оставались те, кто не мог сражаться. Мы были обязаны дать им время уйти из Аглона. А зачем стремишься в когти Морготу ты?
– Это моя судьба, Келебримбор.
– Судьба – это то, что ты совершил… или не смог совершить.
Лутиэн кивнула.
– Что же собираешься совершить ты?
– Спасти того, кого назвала мужем.
– Как?
– Пока не знаю.
Тельперинкваро огрел кулаком диванную подушку:
– Турфин прав – это наваждение!
– Наваждение? – Лутиэн повернулась к нему вместе со стульчиком.
– Да, от Моргота. Они с отцом послали за целительницей Вильялотэ. Не пройдет и недели, как она будет здесь и вылечит тебя.
– Эта Вильялотэ наложит на меня чары и заставит забыть Берена? – голос Тинголиэн стал ледяным.
– Не “заставит забыть”, а даст возможность свободно мыслить, сняв то, чем твой Берен – пусть и невольно – одарил тебя из своих запасов. Самого-то его Моргот оседлал крепко!.. Можешь меня выгнать, но я останусь при своем мнении.
Но Лутиэн вдруг рассмеялась:
– Так вот до чего додумались мудрые голодрим! Я околдована! Какие же вы все… странные. На деле все просто, как цветок лютика. Пусть ты никогда не любил деву. Но ты должен понимать, что сам-то появился от любви твоих отца и матери.
– Это совсем другое…
– Конечно! Прекрасная голдэ и мастер, сын самого Феанора. Все было правильно: обмен кольцами, посещения благожелательных родичей, всеобщее бережное внимание.
– Наверное…
– Ну а нам ничего этого не досталось. И Берен не бросил меня, даже когда отец потребовал от него невозможного.
– Берен тоже был во власти наваждения. Он потребовал от Финрода пойти на гибель и погубил его и дружинников.
– Притом он и сам шел на гибель.
– Значит, ты понимаешь, что их всех уже нет в живых?
– Я в это не верю.
– Но Берен – смертный. Даже если он жив и в плену – дни его закончатся скоро.
– Потому-то я и желаю уйти отсюда. А Келегорм и твой отец держат меня силой.
– Ага! Надо посадить тебя на лучшего коня и отправить прямо в пасть Морготу! Представляю, как он облизнется своим длиннющим языком! И уж с твоего-то отца непременно потребует выкуп. Знаешь, какой? Ударить на нас, голодрим!
– Келебримбор, ты говоришь невероятное.
– Наоборот, это просчитывается на пальцах.
– Что же ты предложишь мне? – Лутиэн глянула жестко. – Принять сватовство Келегорма, забыв свое слово Берену?
– Берен покинул Арду навсегда. А так… В союзе с Дориатом и Кирданом мы свалили бы Моргота!
Лутиэн встала:
– Келебримбор! А если я скажу: я отказываю Келегорму, но готова принять руку сына Куруфина. Ты пошел бы на это ради союза с Дориатом?
Тельперинкваро остолбенел. Даже кровь от лица скатилась куда-то в живот и застыла там холодной глыбой.
– Но… это неправильно. Я же… и ты…
– Мой отец дал бы согласие на этот брак. Без радости, но и без сильного гнева. Но ты молчишь.
Кровь ожила: загорелись щеки и кончики ушей.
– Лутиэн…
– Тебя объяли страх и стыд. Не ревности же Келегорма ты испугался. Перспективы быть связанным с пусть красивой и могущественной, но чужой тебе женщиной.
– Это только у эдайн, случается, вступают в брак… по разным причинам. Мы, эльдар, не можем.
– Почему же меня вы пытаетесь принудить? Келегорм – ладно, им правит то, что ты называешь наваждением. Но твой отец и ты?
Тельперинкваро чувствовал себя начисто сбитым с толку. И как за борт лодки на быстрине, ухватился за спасительную мысль.
– Вильялотэ вылечит тебя. Вот тогда ты все обдумаешь и решишь. Но… не сватайся ко мне. Я… не хочу быть ничьим супругом.
– Такие слова к лицу мальчишке вроде Аринлута. Неужели вы, голодрим, так медленно взрослеете? Значит, приедет ваша врачевательница и освободит меня от наваждения? Хорошо, пусть попытается.

Через день Лутиэн исчезла из Нарготронда. Тиелкормо тут же поднял всех разведчиков в погоню. Тельперинкваро носился по лесам с собаками, страстно желая вернуть околдованную деву в надежные стены. Но с пустыми руками вернулись даже Хиселиндо и Альквен. Тинголиэн пропала, как до нее пропали Финдарато с отрядом.

Вильялотэ опоздала на три дня. Она выслушала всех, беседовавших с Лутиэн, не обойдя заливавшуюся слезами печали Алассиль и маленького менестреля.
– Все же это не похоже на метку Моринготто, – сказала целительница Феанарионам. – Скорее, королевной овладела могучая, но естественная страсть. Прежде мне не доводилось сталкиваться со случаями такой сильной привязанности. Хотя… твой разведчик, Куруфинвэ.
– Альквен? И кого же любит она?
– Феанаро. Но не спеши падать в обморок. Влечения fear принимают форму в зависимости от объекта. Один достоин поклонения, другой – всего лишь женской любви. Но сила чувства одинакова.
– Я приветствую страсть, зовущую на подвиг, и презираю влекущую к унижению! – Куруфинвэ встал. – Мы потеряли много времени. Пусть разведка идет прямо к Топям и в Дортонион. Если мы не успеем перехватить эту деву…
– Нам придется драться еще и с синдар, – заключил Тиелкормо, тоже вставая со скамьи. – К Топям я поеду сам.
Тельперинкваро задержался в комнате.
– Вильялотэ, все же, скажи: Берен околдовал Лутиэн, или она в самом деле любит его так, что весь мир для нее ничего не значит по равнению с ним?
Целительница покачала головой:
– Я не видела ни ее, ни его. Но атани знаю уже давно. Зачастую они стремятся сразу овладеть полюбившейся вещью… или другим разумным. Краткость жизни заставляет их быть нетерпеливыми и яростными в натиске. Они видят лишь свою цель и идут к ней напролом, презирая условия и условности, как они в таких случаях называют законы, обычаи и чужие интересы. Но… однажды я уже столкнулась с любовью эльда к смертному. Ты знаешь: Айканаро и женщина из народа Беора. Чувство было не наваждением, не заблуждением, а частью личности младшего Арафинвиона. Выкорчевать его было бы невозможно. Да и Айканаро не поддался бы ни на какое внушение – так дорожил этой привязанностью. Финдарато убедил его в невозможности союза с обреченной на вечный уход. А сама Андрет оказалась достаточно мудра и горда, чтобы не преследовать Айканаро своей любовью. Берен не мудр, а гордость его совсем другого сорта.
– Какого?
– Знаешь, вроде “свиного золота” – серного колчедана.
– Разве быть верным даже случайно данному слову – ложная гордость?
– Если верность твоя из высокой чести – это нетленное золото. Так сдержал свое слово Финдарато. А если напоказ – колчедан, слюдяная обманка. Имей Барахирион гордость высокой пробы – он, как Нолофинвэ, ударил бы мечом в ворота Ангамандо и вызвал Моринготто на поединок за право владеть Вечным светом.
– И погиб бы, не успев нанести ни одного удара.
– Возможно. Но разве подвиг короля Белерианда умален тем, что Враг жив, хотя и изрядно охромел? Берен же пришел вот сюда и потребовал, чтобы Финдарато в исполнение давнего слова отвоевал ему свадебный дар.
– Так же говорила и Альквен.
– И Нельо в Химринге, когда узнал эту историю.
– А Лутиэн?
– Ее-то честь из доподлинного золота. Такие могут совершить великое.

– Лутиэн не найти: на ней ее плащ и с ней Хуан! – Тиелкормо швырнул перчатки на стол. – Может “слово” Моринготто привязаться к собаке?
– Ты сам велел Хуану сопровождать ее всюду, – заметил Куруфинвэ.
– Вильялотэ сказала, что на Лутиэн, скорее всего, не было никакого “слова”, – возразил Тельперинкваро.
– “Скорее всего”! – Тиелкормо резко повернулся к нему. – Вильялотэ не видела королевну. И Враг все время придумывает новые пакости.
– А что, если поехать к Тол-Сириону? Посмотрим на тропах у острова…
– Через долину реки не пройти никому! – отрезал Тиелкормо. – Попавший туда будет сразу схвачен.
– Так может, Лутиэн уже у Саурона?!
Тиелкормо с силой стиснул виски ладонями:
– Она опозорила нас еще и перед Тинголом. Король Дориата требует ее выдачи.
– Чтобы опять посадить куда-нибудь? – усмехнулся Куруфинвэ.
– Да лучше было бы ей сидеть на своем дереве, чем в подземелье у Моринготто! – Тиелкормо метнулся к окну.
Несколько минут он молча теребил пояс, потом обернулся:
– Я уже думаю, что напрасно оставил ее здесь. Отправить бы ее сразу в Дориат… и безразлично, что думал бы Тингол!
– Тогда ты, братец, не увидел бы ее больше.
– Зато она осталась бы жива. И кто знает, что сказал бы король Дориата, когда мы…
– Тогда многие заговорят по-другому. А сейчас мы опять потерпели поражение. От Берена.
Тиелкормо резко шагнул к Куруфинвэ.
– Да возьми себя в руки! – раздраженно бросил тот. – Не можешь думать – иди, поплачь в подушку или собачий загривок. Мне начинает казаться, что этот Берен и тебе отлил из стряпни Моринготто.
После беседы с Вильялотэ Тельперинкваро не верил, что Лутиэн околдована. Но видел, что и королевна, и Тиелкормо похожи на атани, пораженных болезнью. Оба лишились способности ясно мыслить и владеть собой. Их словно жгло изнутри, они метались в поисках исцеления. А исцелением для Тиелкормо была Лутиэн, для нее – адан из Дортониона. Значит, обоим предстоит мучиться без конца.
Тиелкормо ушел, забыв на кресле перевязь с мечом. Отец поддал свисавшую пряжку.
– За Морем за Турко толпой бегали нисси трех городов! Что стоило ему оглянуться на одну? Или – так осуществляется наше Проклятие?
– Лучше бы я пошел с Лутиэн, – Тельперинкваро смотрел на дверь. – Может, она послушалась бы меня. Или мы вместе…
– Вместе угодили бы в Ангамандо?! – Куруфинвэ, схватив за плечи, поднял его со скамьи. – Никогда не думай о таком! Иначе… иначе я сам запру тебя в комнате!
Глаза отца пылали гневом и тоской.
– Я уже взрослый.
– Да, взрослый. Вполне взрослый, чтобы расплатиться за фантазию головой… Нет, головой – это не все.
– Я знаю.
– Знаешь?! Так вот: больше не покинешь город даже для охоты или поиска руд.
– И как долго?
– Не знаю! Сейчас прикажу поставить в моей спальне вторую кровать. Будешь все время у меня на глазах.
Тельперинкваро обожгла обида. С чего это отцу вздумалось распоряжаться им, как непутевым малышом?
– Помнится, в Аглоне ты не запретил мне встать в арьергарде!
Куруфинвэ стиснул его руку.
– Я жалею, что взял тебя на корабль.

Шли дни, а он не обменялся с отцом ни единым словом. Молча садились за стол, молча спускались в мастерские, молча укладывались в постели. Даже не смотрели друг на друга. Куруфинвэ ждал, когда же сын пойдет на мировую. Тельперинкваро считал себя обиженным и ожидал первого слова от отца. И с Тиелкормо не разговаривал, потому что тот сразу стал на сторону Куруфинвэ.
Сколько могло продлиться их взаимное молчание, сказать нельзя. Уступать не собирался ни один. Но сырым метельным утром в портал въехал отряд пограничников. Воины спустили с седел закутанных в плащи эльдар. Три десятка: бледных, коротко остриженных, одетых в лохмотья, потрясенно озирающихся.
– Мы должны вернуться на заставу, – сказал командир всадников. – Там есть еще беглецы.
Оказалось, что не беглецы это, а узники Саурона. Они свободны, замок на острове рухнул, Черный Майа повержен яростью Хуана и могуществом Лутиэн… Стало известно и о гибели Финдарато с его крошечной дружиной. А Берен – уцелел!
Большинство нарготрондцев потребовали суда над Феанарионами. И Тельперинкваро поставили рядом с отцом у подножья трона.
Их обвиняли в том, что Финдарато ушел всего с десятком лучников, что никто не пытался атаковать Тол-ин-Гаурхот…
Тиелкормо презрительно усмехался и молчал. Отец в ответ на обвинения негромко произнес:
– Мы приставили стражу ко всем выходам и никого не выпускали? Вы сами не захотели идти с королем.
Взрыв возмущенных голосов, чей-то крик: “Да расстрелять их!” Злая насмешка в глазах стоявшей поблизости Альквен, горькая ярость – у Хиселиндо. Мало кто устоит перед мечами этих двоих, а тем более – перед мечами самих Феанарионов. Кровь зальет тронный чертог…
– А – стреляйте! – Тиелкормо вскинул голову. – Я и меча не коснусь. Думаете: нашей кровью отмоетесь от своего бесчестия? Попробуйте!
– Данной мне властью запрещаю их трогать!
Артаресто стоял прямо, стиснув кулаки. Резко выдохнув, он продолжал почти спокойно:
– Куруфин прав: никому Феанорионы не препятствовали силой пойти с королем Финродом. Мы сами поверили их речам. Но Турфин Келегорм виновен в том, что силой удерживал в городе дочь короля Элу Тингола и принуждал к ненавистному ей браку. За это нечестие город отказывает ему в пище и крове. Пусть соберет свои вещи и возвращается на восток. Остальные пришельцы из Аглона могут остаться.
– Все, что мне нужно, при мне! – Тиелкормо опустил ладонь на рукоять меча и шагнул к выходу.
Его пропускали, далеко отступая с пути.

Отец торопливо кидал в седельные сумки хлеб, сухие яблоки, наконечники стрел.
– Тельперинкваро! Собирайся скорее!
Это были его первые слова к сыну за прошедшие месяцы. И тот взорвался:
– Значит, я был прав – надо было идти с Лутиэн к Тол-Сириону!
Отец жестко взглянул на него:
– Так же прав, как Артаресто, только что выгнавший того, кто спас его у того же Тол-Сириона.
– Я не еду с вами!..
Куруфинвэ медленно выпрямился, глядя на сына. Потом, внешне спокойный, наклонился над саквой.
– Как хочешь…

Из бойницы было видно, как отец с заводным конем догнал шагавшего по рыхлому снегу Тиелкормо. Тот вскочил в седло, и они галопом скрылись в лесу.
Альквен вбежала в комнату, когда небо уже потемнело.
– Тельперинкваро, что ты сидишь, словно стихи сочиняешь? Мои уже готовы ехать.
Ей сказать “я не еду” почему-то было труднее. И он принялся запальчиво уверять разведчика, что надо было сразу идти на Тол-ин-Гаурхот, разделаться с Сауроном и его ордами…
– Так ты не едешь?
– Нет.
– Смотри. Долго ты тут не проживешь. И подумай – почему же уцелел Берен?!

Потом небольшими группами стали уезжать остальные аглонцы. Тельперинкваро все больше ощущал вокруг себя пустоту. Несмотря ни на что он оставался Феанарионом. Ни мастерство, ни доблесть не извиняли его в глазах нарготрондцев. Те все время видели за его спиной тень Финдарато. Оставалось однажды собраться и уехать к Митриму. Но там он рисковал столкнуться с отцом и остальными. Может быть, его приветили бы у Киръатано?..
Все решилось само собой: Гвиндор поднял знамя Нолофинвэ, и он, Тельперинкваро, под этим знаменем встал на горной дороге. И судьба забросила его туда, куда он и не собирался никогда – в Дориат.

* * *

Нолдо встал, стряхнув с рукавов росу. Небо на востоке наливалось звонкой голубизной. Далеко в поселке хлопали двери – хозяйки шли доить коров.
На лугу проспавшиеся бражники утоляли жажду кислым молоком и доедали надкушенные еще с вечера пироги. Турин, забыв собственные слова о слишком обильном пире, хлебал густую простоквашу. Свежий и веселый Галмегиль сидел рядом с ним.
– О, сай! Артина зовет тебя и сына Владетеля Дор-Ломина.
Законоговорительница, нарядная и строгая до надменности, сидела на лавке в горнице.
– Садитесь, доблестные. И ты, Галмегиль. Нет, рядом с Хуринионом! – велела она, заметив, что юноша собрался устроиться у двери на складном стуле. – Артина говорила этой ночью с Матерью Огня, и ей приоткрылись ваши судьбы. Сай, не рвись к Синим горам. Тебе не суждено встретиться со своим отцом по эту сторону Морей. Тот, кто разлучил вас, продолжает грозить тебе. Будь осторожен, раздавая дары и принимая их. Турин Хуринион, твоя судьба – в твоем мече. Берегись потерять тот, что сковал тебе сай Келебримбор. Все другие принесут тебе несчастье. Галмегиль, ты отомстишь за бабку и прабабку, за павшего в бою деда. Имя твое прославится в песнях потомков ирон. Но не то имя, что дал тебе сай, а то, что произнесла я над тобой в час твоего рождения. Оно станет переходить от славного к славному во многих родах. Более мне не открылось.
Галмегиль сидел прямо, охваченный тревожной радостью. Турин пожал плечами и нахмурился.
– Иди домой, Галмегиль, простись с родичами. В полдень ваши кони будут стоять у моего дома оседланными и навьюченными дарами народа.

– Ты славно снарядил Хуриниона, Келебримбор. В нем любой адан издали узнает королевского сына.
– Я сам бы хотел пойти с ним и с тобою, Белег.
– Не заводи сызнова этого разговора, – пограничник мотнул головой.
– Хорошо, не буду. Я спрошу тебя о другом.
Настороженный долгой паузой, Белег повернулся Тельперинкваро.
– Тебе известно, как погиб Финдарато… Финрод. Он задушил тварь, убившую по очереди всех его дружинников и пришедшую за Береном.
– Ему следовало сунуть в пасть гаура цепь, а потом тянуть ее за концы… – пограничник досадливо шлепнул себя по колену. – Глупо давать советы погибшему, но все время воображаю себе эту схватку. На меня тоже однажды напал оборотень. Я успел вогнать ему между челюстями ножны меча, и, нажимая на них, сломал шею. Гаур не смог меня укусить. Но Финрод был обессилен тем, что проделал над ним Хозяин оборотней… Хуан опередил меня, оторвав Саурону уши и хвост – хотелось бы отсечь их своей рукой!
– Почему казнь Финрода Саурон отложил напоследок, понятно. Но чего ради он приберегал Берена? Некоторые наши дружинники так и остались в убеждении, что Берен ходил на длинном поводке у Моргота.
– Чушь! – Белег словно снес что-то взмахом меча. – Моргот ненавистен Беорингу, как и всем нам!
– Ты знаешь Черное наречие – при случае расспроси ирча, как он любит своего хозяина.
Пограничник рассмеялся:
– Стоит взять ирча за шиворот, как тот овладевает талиска и орет во все горло: “Моргот, подохни, подохни!”. Но если его отпустить, он метнется в Ангбанд униженно служить тому же Морготу. Я не знаю, когда ирчи говорят правду.
– А люди-рабы из вастаков? Можно служить насильнику, ненавидя его.
– Снова ерунда!.. Ведь ты сам ненавидишь избранника нашей королевны, признайся.
– Ненависть – слишком сильное определение для моего отношения к нему. На земле короля Элу не следует говорить плохо о муже его дочери, но я отвечу: не считаю возможным любить Берена и дружить с ним.
– Однако, нельзя не ценить его деяний.
– Его ли, Белег?! Берен выжил в темнице потому, что погиб Финрод, а Лутиэн и Хуан одолели сауронову силу. Моргота повергла королевна, от погони их спасли Торондор и его тучеподобная супруга, разогнавшие чудовищ. Величайшего из гауров убил Хуан, тоже отдавший жизнь за Берена.
– Берен четыре года сражался один в опустевшем Дортонионе…
– Белег, это говоришь ты: совершивший тысячи походов в заполоненные ирчами земли еще до восхода Итиля?! Ты, по мнению некоторых умеющий заглянуть в окошко к Морготу?!
Пограничник фыркнул:
– Кто же такое предполагает?
– Турин Хуринион.
– Он преувеличивает. А если серьезно – у меня за спиной всегда есть Дориат. Что бы ни случилось, если доползу до Завесы с последними каплями крови в жилах – я спасен. Берен же…
– Он тоже приполз в Дориат. А потом пошел в Нарготронд.
– Я слышал, что Феанор обладал даром неодолимого убеждения и передал его твоему отцу. Видно, ты унаследовал этот дар в полной мере. Я готов уже согласиться с тобой. Но чуть задумаюсь – чувствую, что ты не прав.
– Почему?
– Потому что я видел Берена. Когда он появился у нас, грязный и оборванный как последний из ирчей. Когда стоял перед троном Элу рядом с королевной. Когда вернулся из Ангбанда с культей вместо руки. И когда явился вновь, на четвертый день после похорон его тела.
– Рассказывают, что увидавших возвращение королевны и ее мужа поразил страх.
– Не страх… – пограничник покрутил шнурки кожаного наруча. – Не встречайся с Береном, Келебримбор. Ты тоже будешь потрясен и обескуражен.
– Чем?
– Когда я пошел по следу смутного присутствия чужого, я увидел обычного беглеца-бродягу. Волосы и борода в сосульках грязи, распухшие и потрескавшиеся кисти и ступни, красные, ничего не видящие глаза. В мозгу черно-багровая тьма, как у потерявшего сознание от удара по голове. Потом он, отмытый и переодетый, стоял напротив Элу и Мелиан. Это был обычный адан на исходе их короткой молодости. Разве что в душе его металась диким конем заносчивая гордость. Он был готов на все, лишь бы доказать нам – он не хуже самого короля! И когда Берен пообещал вернуться с Сильмариллом, некоторые из присутствующих рассмеялись.
– Я бы тогда тоже смеялся.
– Напрасно. Ведь рядом с Беорингом стояла Лутиэн. И королева смотрела серьезно и печально.
– Значит…
– Она знала, что ее дочь совершит невозможное, чтобы любимый сдержал данное в запальчивости слово. И королеве были ведомы силы Лутиэн. Я это понял потом, когда Мелиан запретила мне идти по следу королевны.
– А тебе не захотелось убить Берена, когда королевна бежала из Дориата?
Белег резко обернулся, глаза его блеснули недобро. Но он тут же овладел собой.
– Захотелось. Так, что зубы сжимались. Но и расхотелось, едва понял, что этим делом я не спасу, а убью королевну. Она сразу пошла бы за смертным мужем на Запад, как сделала это потом.
– А вот Финрода так можно было спасти. Став для него навеки врагом… Но ты расскажи еще о Берене. Каким он пришел из Ангбанда?
– Тенью. Fеa его, прежде исполненная страстей, едва тлела. А королевна видела Беоринга прежним и любила еще сильнее. Тьма нависла над ней. Мне, хорошо знавшему эдайн, было ясно, что Берен исчезнет из мира раньше, чем упадут в Бретиле последние листья. Значит, столько жить и королевне. Но все произошло еще быстрее. Проклятый гаур был на следу от самого Ангбанда. Короля он только отпихнул мордой в броске. Хуан сломал шею твари слишком поздно… Скажи, может быть так, что этот пес уже бегает про лесам вашего Заморья?
– Не знаю…
– Когда мы принесли Берена к Менегроту, королевна спокойно и деловито приказала ему ждать ее. И ушла. Я видел, как уходят квэнди, не выдержав тягот жизни. Многое случалось и раньше. Но те словно собирались надолго уснуть под песню целителя. Лутиэн будто отправилась в новый поход. И снова вернулась – вместе с мужем.
– Что оказалось в них ужасного и потрясающего?
– Ужасного? Да, можно сказать и так. С виду Берен был прежним. Даже красивее: серьезный, исполненный достоинства. Но fea королевны вела его, как ведут тяжело раненого, истекающего кровью. И сама она изменилась. Ее сущность была с ней – и отдельно. Лутиэн раздавала ее: королю, королеве, еще кому-то. И постоянно делилась ею с Береном. Потому они и ушли из Дориата, что почти никто не в силах был выдержать это зрелище.
– Но… у Лутиэн и Берена родился сын!
– Полагаю, он адан, как и отец. И обречен на срок жизни эдайн.
– Рассказанное тобой так… невероятно.
– Ново, Келебримбор. Мы в Дориате убеждены, что Сильмарилл добыт не Береном, а королевной. В Бретиле думают наоборот.
– Неужели там уцелели одни глупцы?
– Вот тут я могу поучить голдо формальной логике! – Белег наконец улыбнулся. – Оказалась бы королевна лицом к лицу с Морготом, не стремись одержимо Берен овладеть Сильмариллом? Разделила бы она его приключения, не полюбив адана всей душой эльдэ?
– Но за что?!
– Спроси еще: “Почему ты, Перворожденный, не женат?”. Ответ на один вопрос будет ответом и на другой.
– В смысле “не знаю”?
Пограничник кивнул.
– Белег, а тебе не показалось, что на Берене лежало то, что вы называете “моргул”?
– Нет! Он открыт, как ладонь. Ни одна мысль не жила в его голове дольше пары минут: либо умирала, либо выскакивала на язык. Он ведь был изрядным зубоскалом – до Ангбанда. Конечно, до твоего отца и лорда Карантира ему – как блохе до коня. Но он сумел разок посадить в лужу самого Саэроса, а это кое-что значит.
– Саэроса? Вот уж кому так и надо! Что же такого сказал ему адан?
– Вообще-то глупость. Саэрос, задетый горделивым видом Берена, заметил сквозь зубы: мол, чем гордиться не только одетому в обноски лорда Келегорма, но и вооруженному его же ложкой и гребенкой. А адан, не медля мига, сделал рот до ушей и посоветовал Саэросу держать собственные штаны обеими руками. Штанишки, мол, симпатичные, и он не против поменять на них те, что сейчас на нем, тем более что в эти он уже успел пукнуть.
Тельперинкваро смущенно улыбнулся:
– Действительно, глупость. Но у эдайн часто непристойность считается шуткой.
– Саэрос стал краснее боевого плаща и не нашелся с ответом сразу. А слова вслед – признак слабости.
Белег поднялся с каменной скамьи.
– Вот и прошла еще одна ночь, Келебримбор. Мы уйдем к границе, едва Анор поднимется над лесом. Развеяла наша беседа хоть часть твоих сомнений?
– Нет. Породила новые.
– Тогда тебе не очень повредят и мои. Я давно думаю: стоило ли твоему деду с народом уходить за Море?

Турин вышел навстречу Тельперинкваро, ведя в поводу могучего вороного коня. У седла поверх сакв висел поблескивающий позолотой шлем.
– Доспех и оружие я сам тебе сделал, а вот этого шлема еще не видел.
– Я и сам сегодня впервые взял его в руки, – Турин отстегнул торок. – Он зовется Драконьим шлемом Дор-Ломина и переходит в нашем роду от старшего к младшему.
Шлем, высокий, с острым навершием, был искусно вытянут из цельного куска металла. Но вот пластинчатый назатыльник прилажен к нему позже. Гладкий свод охватывали два обруча, на которых, схватившись хвостом и передними лапами, извивался золотистый дракон. Раззявленная клыкастая пасть твари висела как раз над переносицей.
– Эту вещь делали три народа. Ковка наша, нолдор. А вот назатыльник белегостской работы.
– Добавь еще, что дракона отлили наши мастера в Дор-Ломине.
– Вижу. И он мне не нравится. Драконов предпочитаю в обезглавленном или издырявленном виде.
– Этот совсем ручной, – засмеялся Турин. – Исправно наводит страх на оркоту, а на отдыхе даже не чешется и не просит косточку. Когда-нибудь он покажет свой язык самому Морготу.
– Пусть будет так! – Тельперинкваро сжал кулак.
Всадники садились на коней. Галмегиль вдруг шагнул к нолдо и обнял за плечи.
– Я ухожу, сай, и не вернусь, не отомстив, – зашептал молодой ирон горячо. – Я с гордостью ношу имя, что ты дал мне. Но запомни и мое материнское имя – Сослан!
Он свистнул, конь прыгнул вперед, рывком подбросив всадника в седло.

Тельперинкваро искал сочетания структур, сродных силам живого. Он не сомневался, что соединить изменяющееся с неизменным можно. Ведь существуют же Сильмариллы! Камень, укрытый в подземельях Менегрота, продолжает светить и греть, хотя давшие ему жизнь Древа давно мертвы. Теплая, животворящая сила сочится сквозь своды пещер, ее ощущают синдар и нандор, никогда не бывавшие за Морем. Значит, камни Феанаро живут как существа: изменяясь и оставаясь собой.
Хотелось бы дотронуться до камня, добытого Лутиэн…

* * *

Он, недавно научившийся толком говорить, лезет на стол в кладовой. Кучка ограненных камней в зеленой керамической чаше играет золотым и алым. И он сует в этот холодный пламень руку.
– Свалишься! – отец подхватывает его и усаживает на середину стола.
Камни пересыпаются из ладони в ладонь, блики света бегут по стенам.
– У нас уже работает новый мастер?
Феанаро стоит в дверях, схватившись за притолоки, в волосах его блестки снежинок. Тельперинкваро по очереди поднимает камни – капли растаявшего снега делаются алыми, золотыми, оранжевыми, такие же блики сверкают в глазах деда.
– Я тоже буду такие делать!
– Или даже такие!
Феанаро стремительно шагает к сундуку, рывком поднимает крышку. Узкий венчик с тремя камнями оказывается в руках Тельперинкваро. Все вокруг оживает: вправленные в металл и просто лежащие в чаше самоцветы радостно сияют, ярче васильковый цвет куртки отца, глубже зелень собственной одежды.
Отец недоуменно оглядывается.
– Пусть поиграет! – смеется Феанаро, потом подкидывает внука на вытянутых руках. – Ты ведь уже отучился тащить все в рот? А то – станешь светиться изнутри!
Феанаро дотрагивается до одного из камней, глаза его вдруг делаются тревожными. Но тут же снова смеется:
– Примерил бы на тебя, но эта вещь пока может висеть у тебя только на шее! – и, уже шагнув к двери, бросает отцу. – Убери его потом.
Тельперинкваро, конечно же, надевает венчик, он скатывается ему на плечи…
Мог он представить себе тогда, что его игрушка станет судьбой его рода и всех нолдор? Но об этом не думал и сам Феанаро…

* * *

Белег вернулся с разведкой и снова ушел, на этот раз на восток. Турин остался в лесах Бретиля. Оркам больше не стало хода в эти места. Банды шарахались от отряда, предводитель которого носил “Ужасающий шлем”.
Потом стало известно, что и опушки Оссирианда держат тварь не хуже каменных стен.
Тельперинкваро навещал ирон нечасто. Он чувствовал стыд перед этими людьми. Они звали его сайем – вождем воинов, оказывали почет, а он, Тельперинкваро, не владел даже собственной свободой!

Однажды Артина гордым жестом бросила под ноги Тельперинкваро мохнатый черный коврик.
– Это посылает тебе твой имянареченный. Головы ирчей – это головы скота. Но двенадцать изменников уже лишились своих скальпов! Артина научила Даррет выделывать такие шкурки.
Располневшая халадинка стояла рядом с законоговорительницей.
– Когда в нашу деревню ворвались морготовы грабители, я троим раскроила головы топором, – усмехнулась она. – Но до сих пор не знала, что из них можно шить коврики в сени.
– Зато по ним станут гулять твои внуки! – глаза Артины зло светились. – Зарай всего лишь муж тебе, но пусть дети твоих детей будут хоть немного ирон!

Эльдар не враждовали со временем, меряя его своими делами. Тельперинкваро ощущал теперь время тягучим и тяжелым, как клей. Другие шли в бои – он блуждал по вечнозеленым лесам, бессильный хоть что-то изменить.
Силы нолдор иссякли. Лишь Феанарионы еще осмеливались открыто противостоять Морготу. Нарготронд таился. Скрыт был никому не ведомый Гондолин. Если и в самом деле город Туракано стоит за Криссаэгримом, Моринготто не доберется до него долго… Пока не прочешет ордами весь Белерианд и не догадается о тайной долине.
Тельперинкваро вспомнил орла, виденного у истоков Миндеба – тот швырнул на камни пойманного ирча. Зачем орлу охотиться на начисть? Или – это небесная стража Туракано? Белег уверяет, что на своем пути он с ирон оказались неподалеку от скрытого города. Однако – принял бы Нолофинвион внука Феанаро? А если бы и принял… Аредэль сказала, что покидать город дозволено только ей. Тельперинкваро и там оказался бы в вежливом плену. Может быть, худшем, чем Дориат – Туракано никогда не скрывал своей холодности к Феанарионам.
В Дортонионе сейчас метель – Тельперинкваро уже научился чувствовать дальние движения воздуха. Наверное, она мчится сейчас и над Гондолином. А вокруг Менегрота круглый год зреет неприхотливая земляника. Пережидает Турин бурю в теплом доме или под юбкой ели?..
Эйтельдис, очередная юная оруженосица Артанис, вбежала в мастерскую:
– Привет тебе, Келебримбор! Галадриэль настойчиво приглашает тебя завтра после восхода на охоту.
– Передай ей мою благодарность. Кто может отказаться, когда его приглашают настойчиво.

Турин вернулся в Менегрот ранней весной, когда в Бретиле и дальше к Сириону сделались непроходимыми все низины. Он выехал навстречу Тельперинкваро и резко осадил коня.
– Nilja!
Хуринион спрыгнул на траву. Теперь он был выше нолдо почти на голову. Тяжелая рука легла на плечо Тельперинкваро.
– Здравствуй, Келебримбор.
– Рад видеть тебя живым и невредимым. Хотя, дракон твой из золотого стал пятнистым, да и кольчуга посечена изрядно.
– Цена твоей кольчуги – моя жизнь, лорд Келебримбор. Но я не рад встрече с тобой.
Тельперинкваро отступил:
– Почему?
– Не рад и возвращению. Я увел от тебя единственного дружинника – и не привел его обратно.
– Галмегиль?
– На нас насыпалась орава оркоты и троллей. Один был величиной со скалу, шестирукий, красный как кирпич и почему-то почти горячий. Галмегиль заступил дорогу этой твари и разнес ее башку в щебень. И в этот момент мелкая гадина ударила его в спину копьем. Мы уходили от погони. Галмегиль скрывал свою рану, пока не упал в снег. У него отнялись ноги. А к утру яд прикончил его.
Тельперинкваро сжал руку Хуриниона:
– Мы вместе поедем к Зараю и Даррет.
– Зачем?! Горе, разделенное пополам, становится двойным горем.
– Ты сам назвал Галмегиля моим дружинником. На мне и главный ответ за него.
– Он ведь ушел со мной!
– А я остался тут.
– Не по своей воле!
– Это не имеет значения.
– Что же, гордость Феанарионов вошла в пословицы Смертных, – Турин нехотя усмехнулся . – Пока что проводи меня в Менегрот. Наверное, и наша печаль почти не имеет значения.
– Галмегиль сдержал свое слово: я видел четыре коврика из волос в доме его матери. А ты, Турин?
– Мне еще ох как долго трудиться! И кажется бесполезным вот так, по шайкам изводить морготово войско. Его не становится меньше. Может, орочьи самки мечут икру, как раки?
– Нет, они рожают живых детенышей.
– Значит, сразу по десятку. Воевать на пограничье – все равно, что бить комаров у себя на лбу. У нас заливали ближние болотца земляным маслом, и комарье пропадало.
– Слишком уж велико их болото.
– Подожди, Келебримбор. То, что не вышло у голодрим, может получиться у эдайн!
Тельперинкваро отвел взгляд.

Они шли по залам и переходам подземного дворца. Кольчуга Турина глухо позванивала, ножны ударялись об истрепанные сапоги.
– Мне странно, что все это великолепие существует. Три года я не видел кровли, которую не мог бы достать рукой. Орки, переночевав в деревне, сжигают ее, и люди теперь предпочитают строить землянки. Их сжечь труднее.
– Менегрот старше любого поселения Эндора.
– А мне он кажется зыбким, как видение. Не верится, что я прожил тут столько лет.
– Но остался прежним, Турин Хуринион.
У мостика, чуть привалившись к перилам, стоял нандо в зеленой, расшитой серым и серебряным одежде. Светлые волосы его спереди были забраны в косички, поддерживающие выпущенные на плечи длинные пряди. В зеленовато-серых, цвета ивовых листьев, глазах поблескивала пренебрежительная усмешка.
– О твоем возвращении, как всегда, возвестили запахи сырого дыма и болотной грязи.
– Надеюсь, учуяв их, ты тут же позаботился о бане, одежде и комнате для вернувшегося из боев? – холодно произнес Тельперинкваро.
– А голдо просто физически не может не поучать всех. Даже если живет под присмотром, как несмышленый озорник.
Рука Турина дернулась к рукояти меча.
– И предпочитает поучать собственным примером. Пойдем ко мне, Турин. Пока я помогу тебе снять доспех, достойные жители Менегрота приготовят все, что необходимо их защитнику для отдыха.
Нандо оскорбленно вскинул голову и шагнул прочь.

За столом Турин сидел слева от короля. Тихо было в просторном зале. Стыла еда в тарелках – эльдар слушали рассказ сына Хурина о делах за Завесой. Никогда еще так грубо не врывались беды мира в покой Дориата.
– Король, я пришел ненадолго. Как только лорд Келебримбор и его помощники исправят мои доспехи, я вернусь в Димбар. Там живут эдайн, готовые продолжать войну. И еще: я хочу дойти до своей земли, до Дор-Ломина, и помочь матери и сестре, которую еще не видел, пробраться сюда. Ты примешь их, король?
– Твои родичи будут окружены таким же почетом, как и ты, мой названный сын, – Тингол положил свою узкую белую руку на загорелую грубую ладонь Хуриниона.
– Интересно будет посмотреть на твоих родственниц, Турин, – словно мимоходом бросил давешний нандо, сидевший почти напротив адана. – Недавно мы видели, каким вернулся из родных мест ты, проживший столько лет в Менегроте. А ваши женщины, наверное, явятся сюда, прикрытые лишь коркой грязи да спутанными волосами…
Никто из эльдар не успел шевельнуться – тяжелый серебряный кубок Турина мелькнул над столом. Нандо свалился на пол. Соседи бросились поднимать его. Тельперинкваро со своего места видел, как кровь пропитывает светлую косичку. Рука Тингола сжала запястье Хуриниона. А у того на побелевших скулах ходили желваки.
Нандо встал на ноги, прижимая платок ко лбу. Его лицо и руки были измазаны в крови. Видно, удар был так силен, что голова его кружилась – он опирался пальцами о стол.
– Король, разреши мне покинуть зал, чтоб привести себя в порядок.
Говорил он так, словно случайно капнул себе на рукав соус. Турин снова стиснул в кулаке складки скатерти.
– Иди. И возвращайся за общий стол не раньше, чем исчезнут все следы от твоей раны, – жестко ответил Тингол.
Нандо неловко наклонил голову, прощаясь.
– Научись за это время отличать острое слово от оскорбительного, – негромко, но отчетливо произнес Тельперинкваро.
– Благодарю тебя, голдо Феанорион, что ты щедро делишься своей заморской премудростью, – Саэрос презрительно глянул из-под окровавленного платка. – Не сомневаюсь, что именно ты научил адана так разговаривать с родичами и близкими.
У Тельперинкваро похолодело в груди. Эта стрела ударила в самое уязвимое место. И почти все присутствующие невольно оглянулись на нолдо. Впору было самому бежать из-за стола…
В левую руку легло что-то мягкое и теплое. Тельперинкваро глянул – белый подрумяненный пирожок с каплями чуть подгоревшего сока на корке.
– Обед не закончен, – с нажимом произнесла Артанис. – Тебе налить вина или топленого молока?
Турин, опустив голову, крошил хлеб.

Огонь ровно гудел, согревая тигли. Тельперинкваро сидел над маленькой наковальней, так и не притронувшись к молоточку.
Турин громко хлопнул дверью и упал на скамью у стены.
– Проклятье! Вот так начался мой первый день в Менегроте! – он провел ладонью по подолу висевшей на крестовине кольчуги. – На кого ты сплел эту?
– На кого-нибудь вроде тебя – с саженной ширины плечами.
– Мою исправишь?
– Вот сейчас и возьмусь. Колец у меня наготовлено много.
Тельперинкваро тяжело опустил на стол поржавевший доспех. Турин привстал было и снова сел, беспокойно вертя в руке короткий кинжал.
– Разве в Дориате живет один этот нандо? Вот прискачет с севера Белег – увидишь, как тебя ценят. А Саэрос… его уже в глаза называют не родительским именем, а этой кличкой.
– Я знаю, чего он на меня взъелся! Ему прямо свет не мил от мысли, что король слушает какого-то смертного, когда рядом сидит столь умный нандо!
– Так зачем брать его всерьез? Когда этот Саэрос прицепился к Берену, тот ответил глупой непристойностью. И, знаешь, Саэросу этого хватило, чтобы поперхнуться.
– Я не успел подумать, как этот проклятый кубок уже полетел через стол!.. Но ведь он и тебя оскорбил, лорд Келебримбор!
– Это не оскорбление, – Тельперинкваро смотрел на свои руки, перебирающие кольца. – Он сказал вслух то, что думают многие. Мы, голодрим, сильнее синдар воспринимаем чужие мысли. А молодые не успевают закрыться, и первое, что я слышу от встречного – “Альквалондэ!”.
– Вот как? – Турин положил кинжал. – Выходит, все эти годы ты живешь, как на иголках?
– Кто-нибудь вроде Берена сказал бы: “Уютно, как голому в крапиве”. А те, с кем действительно хорошо, то и дело уходят за Завесу – в бой.
– Чем же тебя порадовать, лорд Келебримбор?
– Расскажи что-нибудь хорошее. Как вы отгоняли орды от поселений. Как отбивали пленных. Случалось же такое?
– Много раз!.. Знаешь, я отобрал у орчины девчонку. Маленькую: лет четырех от роду. У меня была такая сестренка там, в Дор-Ломине. Звали ее Лалайт, потому что даже в колыбели она не плакала, а всем улыбалась. Умерла от горловой болезни… И эта так похожа оказалась, только что волосы светлые. Хотел узнать, где твари ее украли, да что может сказать такая кроха? Я всю неделю, пока стояли на лагере, расспрашивал ее, где ее мама. Она только рукой себе за спину показывала: “Там!”. Начались дожди, и я пристроил девчонку к одной халадинке. У той из своих троих один сын уцелел, она была рада дочке. Давай, как пойду в следующий поход, привезу эту девчонку тебе?
– Та халадинка ее не отдаст. И разве подарки берут обратно?
– Ну тогда, как еще отобьем малышей, пришлю их Артине и Даррет. Взамен погибшего Галмегиля.
– Взамен?
– Ну, не взамен, а…
– Я понял.
– Ты долго еще собираешься работать?
– Постараюсь хоть рукав перебрать.
– Тогда прости меня, я ухожу. Глаза слипаются. И после стольких ночевок на земле и на снегу хочется поскорее оказаться в настоящей постели. А утром я прямо сразу к тебе приду и расскажу хорошего побольше.

Утром Турин не появился. Тельперинкваро спустился в мастерскую, чтоб до завтрака поставить на ожерелье кольчуги новую застежку. Он как раз прилаживал последнюю заклепку, когда послышались громкие торопливые шаги.
Хуринион был бледен, волосы его растрепаны. В руках он держал свой меч в ножнах.
– Что случилось?
– Все, лорд Келебримбор! Больше ты меня, наверное, не увидишь!
Турин сбросил с крюка распялку и нырнул в подол новой кольчуги. Еще затягивая мысок перевязи, схватил со стола свой шлем с драконом.
– Остановись же!
– Не могу. Если я сейчас же не уйду, меня тоже посадят под замок. И не в покоях, а где-нибудь тут, в темной кладовой. Потому что Саэрос мертв, и тело его уже нашли!
– Ты…
– Нет! Он снова прицепился ко мне в саду у портала. Ляпнул ту же дурь насчет грязной одежды. Ну, я его схватил и содрал с него все до нитки. Он испугался, словно его сейчас сунут в котел орки, и припустился к реке. Мне действительно хотелось врезать ему несколько раз какой-нибудь палкой пониже спины, но я вовсе не собирался… А он сорвался с обрыва на камни. Кто теперь поверит, что я не бросал его туда?!
– Я тебе верю. И засвидетельствую твою правоту перед королем и королевой.
– Тебе опять бросят “Альквалондэ!”, а мне “ученик Феанориона!” Нет, Дориат более мне не дом!
Тельперинкваро шагнул к двери:
– Как ты пойдешь в дебри один? Дождись хотя бы Белега…
– Пропусти меня! Лучше свободным погибнуть в бою, чем, как ты, чахнуть в клетке!
Турин схватил Тельперинкваро за руку. Тот попытался все же преградить ему путь. И тут Хуринион всей силой рванул нолдо в сторону. Тельперинкваро отлетел к стене, едва успев уберечь голову от угла печи. А дверь гулко хлопнула, и подкованные сапоги уже гремели далеко наверху.

Тельперинкваро стоял перед Тинголом.
– Нимриэль, прозванный Саэросом, погиб случайно, оступившись на шатких камнях. Так сказал мне Турин Хуринион.
– Это правда, – поднялся командир стражи Менегрота. – Возле тела лежали только что сорвавшиеся с обрыва камни.
– Полагаю, все согласятся со мной – Турин не виновен в гибели Нимриэля, прозванного Саэросом, несправедливо обидевшего сына Хурина и моего названного сына. Пусть кто-нибудь отыщет его и приведет в Дориат, – король обернулся к Тельперинкваро. – Сказал тебе Турин, куда отправляется?
– Нет. Он заявил, что Дориат – более ему не дом. А где будет искать новый, не сообщил.
– Я пошлю пограничников разыскать его. И пусть все знают, что Турин Хуринион по-прежнему дорог мне!

Тельперинкваро поехал к эдайн один.
Даррет не завопила, схватившись за щеки – не в обычаях халадинов громко выражать горе. Она молча вышла из горницы и вернулась с отрезанной черной косой в руках.
– Из этих волос я сплету тетивы, Келебримбор. Их натянут на луки мои младшие дети.
Ее десятилетняя дочь тут же скрутила свои распущенные волосы и принялась пилить тугой жгут ножом.
– Возьми и мои, мама! Клянусь не носить косы, пока не отомщу за брата!
Трехлетний сын Даррет вытащил палец изо рта, возбужденно глядя на эльфа.

– Вот так, Артина. Коротким оказался путь Галмегиля.
– В пламени я видела не жизнь, а славу. А она будет долгой! Зарай споет о своем сыне, и песню его запомнят. Многие считают благом вашу долгую жизнь, калэйр, и проклинают наш скорый уход. Но вижу, как на твои плечи ложится печаль о каждом ушедшем. А новые поколения смертных наследуют не горе, а славу. Умрут знавшие Галмегиля – и с ними умрет его смерть. Живым останется лишь гордость за его победы. Равнять свои дела будут они по памяти о нем, спрашивать у этой памяти совета. Забудутся мелочи, останется главное. Не вечная ли это жизнь для героя, сай?
Тельперинкваро смотрел в темное окно.
– Может быть, это так, Артина. Может быть, наша неизменная память – наше проклятие. Может быть, наше неумение забывать причинит нам еще много горя. Но нашу природу не изменить. Я всегда буду думать, что виноват в гибели сына Зарая.
– А вот это уже глупость, достойная выжившего из ума старика! Нельзя прожить жизнь за другого, нельзя связывать крылья молодому, трясясь над ним, как над расписным горшком! Галмегиль поступил так, как желала его душа. Будем благодарны ему за честь и доблесть, но недопустимо унижать его память жалостью! – законоговорительница стукнула кулаком по столу. – Рассвет близок. Идем же к народу, сай. Послушаем, как певцы будут восхвалять твоего имянареченного.
Снова горели костры и звенели бубны. Пляской воинов прощалось племя со своим сыном, ушедшим навсегда.
Ариарат положил тяжелую руку на плечо Тельперинкваро. Тот поежился от боли под лопаткой – Турин швырнул его на печь так, что поперек спины вздулся рубец, и больно было вздохнуть поглубже.
– Не выйдешь ли ты в круг против меня, сай?
Тельперинкваро вытащил меч из лежавших на ковре ножен и пошел на середину луга.

– Я нашел Турина, Келебримбор.
Белег, оперевшись локтем о стол, рассматривал выточенный из горного хрусталя кубок. Тельперинкваро снова воткнул ложечку в чашу с пастой, которой прикреплял к полупрозрачной кайме кубка алые самоцветы.
– Где? Что он делает сейчас?
– Нашел я его неподалеку от верховий Тейглина, в лесу. Вокруг него собрался самый пестрый народ. Есть отбившиеся дружинники, есть просто беглецы, а есть… ну, охочие до чужого добра. Такие, что за одеяло или штаны кого угодно убьют. Сейчас многие из эдайн, которые сильны телом и духом, взялись за оружие – только чтобы выжить. У Рамдала держатся остатки дор-ломинцев. А у Нан-Эльмота бродит маленькая дружина из одних женщин, зовущих себя “волчицами”. Кажется, из вастаков, присягнувших Маэдросу. Режут орков и смертных, служащих Морготу, и увешивают деревья их головами… Я посоветовал Турину гнать от себя тех, кто замаран преступлениями. Он пообещал, что возьмет в руки всех и направит их ярость на вражьих прислужников.
– Как?
– Я тоже спросил, как. Хуринион усмехнулся и срубил своим мечом березку.
– Он может рубить головы всем, посмевшим перечить. Он и меня так толкнул… – Тельперинкваро замялся и снова взялся вставлять камень в рубчатое гнездо.
Белег рассмеялся:
– Я скрыл это ото всех и тебя попрошу молчать. Когда я пришел к нынешней дружине Турина, те на меня набросились скопом, свалили, связали и надавали тумаков.
– Они справились с тобой?
– Пока один довольно дружелюбно беседовал, остальные зашли со спины и навалились. Турин, вернувшись и обнаружив такое, объяснился со своим войском кулаками.
– Он изменился.
– Пожалуй. Но не очень. В лесах он принял имя Нейтан и не отказался от него, даже узнав о решении короля.
– В Дориат он не вернется.
– Ведь и ты бы не вернулся?
Тельперинкваро кивнул.
– Расставаясь, Турин советовал мне искать его на Амон-Руд. Туда я и пойду, едва распустятся березы в верховьях Сириона.
– И останешься с Турином?
– Да. Леди Морвен поручила своего сына Дориату. Значит, и мне.
– Потому что кроме тебя никто из здешних не пошел бы за аданом под Тень.
– Не следует так говорить. Любой, кого король послал к своему названному сыну…
– Кого послал бы. А ты вызвался сам, как и на поле недавней битвы.
– Ты опять кругом прав, Келебримбор, кроме главного. Дориат пережил века владычества Моргота. И должен пережить его самого. Со мной или без меня – это уже не важно.
Тельперинкваро стер с кубка остатки пасты и поставил его в тигель на печь.
– За Завесой оседают снега. Ты пробудешь в Дориате еще два месяца?
– Нет. Завтра же ухожу в Димбар. Твари надо напоминать, что Белерианд – не их огород. Кольчуга твоя служит мне исправно, а король дал замечательный меч взамен старого ногродского. Что еще нужно уходящему под Тень?
Тельперинкваро вытащил из ножен черно-лиловый клинок.
– Какой странный металл!
– Еще более странен мастер, его сковавший. Это творение Эола из Нан-Эльмота.
– Эола?
– Англахель – имя этого меча, потому что выкован он был из куска упавшего с неба металла. Есть у меча и брат-близнец, но где он – никому не ведомо.
– В Гондолине, раз Эол направлялся туда.
Белег, прищурившись, смотрел на клинок:
– Королева Мелиан прозрела в этом мече темную недобрую душу, унаследованную от его творца. Но меня он будет слушаться.
Тельперинкваро сжал оплетенную тонким ремнем рукоять – лезвие очертило темно-синюю дугу.
– Мне он тоже покорился бы. Но вот передавать его кому-то еще я бы поостерегся.
– Я и не собираюсь ни с кем меняться оружием. У Турина твой меч, прозванный теперь Гайнор, потому что свет его рубинов обращает нечисть в бегство за две лиги. Надеюсь, лиловый блеск Англахеля запомнится тварям не меньше.
Тельперинкваро еще раз взмахнул мечом:
– Я горю завистью, Куталион, как вастак, увидавший на ком-то новые штаны! Не к мечу – к твоей свободе уходить в бой.
– Свобода? А мне вот тесно на моих тропах. Наверное, квэнди для счастья нужен весь мир от края и до края. Тебе случалось, взойдя на холм, увидеть открытые дали? И сразу хочется бежать вперед: что там, за лесом, за горами, за темным окоемом?
Тельперинкваро чертил мечом восьмерки.
– Тебе повезло больше, чем мне, Белег. Ты исходил весь Белерианд…
– Сейчас ты уронишь меч от вастачьей зависти. В передовой дружине наших королей я прошел от Куйвиэнэн до Моря. Было бы время – я показал бы тебе весь наш путь. Мы ведь не спешили, Келебримбор.
Меч с шелестом вошел в ножны.
– Мир изменился с тех пор. Но за Эрэд-Луин все текут великие реки и стоят горы.
– Я не однажды поднимался на сторожевые башни Карантира и видел леса и воды.
– Сейчас почти все эти башни лежат в развалинах. Но одна – над седловиной в сорока лигах к югу от Хелеворна – уцелела. Мимо нее проходит древняя дорога в озерный край… Белег встал со скамьи.
– Мне пора, лорд Келебримбор. Королева велела посетить ее перед сборами.
– Ты не уходишь, а всегда исчезаешь.
– Исчезну и завтра на рассвете. Но разве есть для квэнди “навсегда”? Когда-нибудь встретимся. Все дороги куда-то да ведут!
“Известно лишь, куда ведет дорога дома Феанаро”, – подумал Тельперинкваро, глядя вслед пограничнику.

Белег действительно исчез, внезапно покинув свою заставу. Но пограничники не пошли его искать. Из Дориата привез он шлем, оставленный Турином в бегстве, и открыто держал его в своей палатке. После ухода Куталиона шлема на крюке не оказалось, и воины поняли, куда отправился их предводитель.
Не прошло и года, как по северо-западу загремела слава двух вождей эдайн. Летучий отряд возникал из ничего, обрушиваясь на врага, как рыси, и исчезал бесследно. Кто-то словно читал мысли Моргота, разгадывая самые хитроумные выдумки. Неведомое войско подчистую истребляло грабительские шайки в долине Сириона. Большие карательные отряды натыкались на видимый след конной дружины, бросались по нему – и забегали в чащобу с волчьими ямами и свежими засеками. Там засада выбивала морготовых вояк, что орков, что изменников. Немногие успевшие удрать в начале боя доносили слухи о стрелах с алыми перьями, никогда не ранивших, а бивших только наповал. О воине-исполине, сражавшемся пламенно-алым мечом невероятной длины и тяжести. В бою со светлого шлема этого мечника срывался двухсаженный дракон и скусывал головы бегущим…
Дориатские пограничники красили оперение мареновым корнем, чтобы легче было потом собирать стрелы. Белег дорожил не только двурогими бритвенно-острыми наконечниками, но и древками из нельдоретского клена. Стрелы иного дела расщеплялись вдоль, если с расстояния в сто шагов он попадал в толстую кость орка.
Тельперинкваро слушал донесения с границы с мучительной радостью. Ему казалось – в Эндоре встает новая сила на смену ослабевшим в бесконечных боях эльдар. Дружина двух вождей росла и крепла, твердо встав у Тейглина.
Вот только с уходом Куталиона перестали поступать известия с востока. Никто оттуда не пытался пробраться к Морю мимо Дориата.

Однажды Артанис задержала Тельперинкваро у себя после завтрака. Келеборн приглашал жену и ее родича на травлю осенних оленей. Та отказалась, сославшись на желание посидеть с Тельперинкваро над чеканкой сквозных браслетов. Когда удивленный оруженосец ушел седлать коней, Артанис за руку повела Куруфинвиона на маленькую террасу.
– Прибыли вести от моего брата. Турин Хуринион ныне у него в Нарготронде. Тейглинский вождь потерял дружину, был захвачен в плен и с трудом отбит у орков. К Ородрету его привел Гвиндор.
– Гвиндор жив?!
– Куталион нашел твоего предводителя в Дортонионе, где тот скрывался от орды. Гвиндор был в плену в Ангбанде и чудом бежал. Но привела я тебя сюда, чтобы наедине предупредить: Турин убил Белега.
Тельперинкваро отшатнулся:
– Не может быть! Он не мог…
– Убил по неведению, будучи не в себе от перенесенных тягот и издевательств. Но вспомни: твой приятель-адан швырнул мне в лицо нож в дружеском поединке. А тебе в беседе чуть не сломал руку.
– Откуда ты знаешь?!
– Если после встречи с другом у тебя в синяках рука и спина – легко догадаться, кто тебя разукрасил. Но не это важно. Ты знаешь, кем был Белег для Дориата…
– И для меня!
– Потому и предупреждаю: иные тебя и винят. Необузданность Хуриниона они относят за счет его дружбы с тобой.
– Если бы мне разрешили ради дружбы с Турином уйти вместе с ним!..
– Твое тело лежало бы на Амон-Руд или на мху Дортониона. Турин равно опасен врагам и друзьям. Я предупредила брата, чтобы он полагался на силу и храбрость Хуриниона, но не доверял его мудрости.
– Я поеду в восточные дубравы. Один. Пусть меня не ждут ни сегодня, ни завтра.

Древние дубы роняли с листьев капли недавнего дождя. Тельперинкваро ехал, опустив голову и ослабив колени, и его конь неторопливо шагал вперед по своей воле.
Орешники вокруг поляны, зыбкий туман недалекой Завесы. Где-то здесь Куталион дважды ловил неудачливого беглеца. Тень великого следопыта и верного друга помнят деревья и травы. А сам он далеко – у края мира, в сумерках Мандоса…
Разведчик Эльвэ в Великом походе, он ведь спокоен и ясен духом, как никто из известных Тельперинкваро эльдар. Наверное, недолго придется ему обдумывать свою жизнь под сводами Чертога ожидания. Но сюда он больше не придет. И никто не расскажет одинокому Феанариону о родичах, все еще воюющих в дальнем Оссирианде. И Турин, вернее всего, будет уходить все дальше и дальше…
Опять, как в Нарготронде, Тельперинкваро ощущал нарастающее одиночество.
Конь повернул к густому ивняку над протокой. Здесь было убежище пограничников. Тельперинкваро отпустил лошадь и вошел в дом.
В Менегрот он вернется не раньше, чем одолеет свою тоску. И пусть его снова ищут!

Тельперинкваро выложил перед Мелиан три прозрачных, чуть мерцающих камня.
– Посмотри на них, королева. Я долго пробовал так и эдак менять структуру алмаза – и вот что получилось. Эти камни, они… ну, притягивают воду. Они становятся тяжелее и холоднее над подземными потоками. А если оставить их надолго во влажном месте, возле них пробивается родник.

Мелиан долго держала алмазы в руке.
– Да, я чувствую в них сродство с водой. Но только с частью ее сущности – влажностью и тяжестью. Вода же бывает легким туманом, твердым льдом, стремительным потоком. Ничего этого твои камни не восприняли.
– Вот заброшу их в колодец!.. Или отошлю в Бретиль, пусть помогают людям искать воду.
– Такие вещи не должны покидать Дориат. Ты можешь угадать, что они принесут? Оказавшись в руках жадного и злого, они дадут ему власть над другими в местах, бедных влагой.
– Пусть ими владеют достойные!
– Люди так недолговечны, что судьбу любой вещи решают случайности. Твои рубины в рукояти меча помогали Турину крушить нечисть – где сейчас Гайнор? Не владеет ли им вор из прислужников Моргота?
– Что же: сунуть руки за пояс из опасения, что злодеи любую вещь обратят во вред?
– Мир таков, что и доблесть, и мастерство могут стать причиной несчастья. Опасно приносить в него большое могущество, если это могущество может принадлежать каждому. Воды доступны всем, и никому не по силам присвоить их. Пусть так и будет до тех пор, пока не исчезнет злодейство.
– Когда это будет?!
– Когда-нибудь, хотя и очень нескоро. Я не могу запретить тебе мыслить и работать, Келебримбор. Но очень прошу – будь осторожен. Пока Свет жил лишь в Древах – мог Моргот его похитить?
– Зато мог уничтожить окончательно. В неразрушимых Сильмариллах живут последние капли – и это благо!
– Но за них идет бесконечная война – это благо?
– Не знаю… Нет. Прости, королева, но война с Врагом – это тоже благо, потому что учит распознавать добро и зло и твердо становиться на сторону добра!
Серые глаза Мелиан стали ярче.
– Голодрим мыслят какими-то прыжками. В твоих словах есть смысл, Келебримбор, горький, но верный. Во всяком случае, мне он кажется таким. Однако, камни эти оставь у себя.
В покой вошла невысокая беловолосая дева:
– Королева, король просит тебя придти. И тебя, Келебримбор. Приехали мать и сестра Хуриниона.

Маблунг впустил в зал четырех синдар в буро-зеленых одеждах пограничников. С ними вошли две высокие атанет.
Тельперинкваро с трудом узнал лицо Морвен. Когда-то гладкий и чистый высокий лоб владычицы Дор-Ломина пересекли глубокие морщины. Такие черты оставляют на лицах долгие тяжелые раздумья. В уголках по-прежнему ясных серых глаз залегли веера тонких складок, словно женщина без конца вглядывалась в снежные дали. Под воинским плащом с капюшоном одета она была в простое и поношенное платье темно-синей шерсти. На грудь спадали две черные косы, перевитые тесьмой из небеленого льна.
Артанис коротко оглянулась на Куруфинвиона. Наверное, ей тоже на миг показалось, что в двусветный зал Менегрота вошла Ниэнна.
Рядом с Эледвен встала девушка, такая же белокожая и черноволосая, как мать. Эта гостья была в короткой замшевой куртке и кожаных штанах всадника. Но воинская справа сидела на ней неловко, собиралась на плечах и на бедрах. Дочь Хурина явно редко садилась в седло и никогда прежде не надевала доспеха и оружия.
Дориатцы встали навстречу пришелицам. Морвен, сбросив капюшон, низко наклонила простоволосую голову. Ее дочь попыталась коротко кивнуть, как это только что сделали пограничники.
– Мы рады видеть Владычицу Дор-Ломина и юную наследницу Хурина Стойкого, – произнес Тингол.
Артанис, быстро шагнув вперед, взяла за руку Морвен и подвела к широкому креслу. Тельперинкваро хотел так же, под локоть, проводить к другому сидению девушку. Та почему-то глянула на него с опаской и руки не дала.
– Мир переживает тяжкие времена, почтенная кнесия, – продолжал король. – Тьма накрыла почти всю землю от Моря до ледяного севера. У нас вы будете жить в безопасности и покое.
– Благодарю за почет и щедрость, король, – низкий голос Морвен прозвучал эхом дальних метелей. – Я потеряла на Западе все и пришла к тебе с последней своей драгоценностью – дочерью, рожденной под Тенью. Тебе я поручила и сына, но почему-то не увидела его ни в зале, ни среди воинов. Разве он не рад встрече матерью и сестрой?
Тингол опустил голову. Королева произнесла мягко и участливо:
– Турин покинул нашу землю ради битв с Врагом. Ныне он прославлен под именем Гортола – Носителя Ужасающего Шлема.
– Благодаря деяниям Гортола, очистившего от орд Перекресток Тейглина, мы с дочерью сумели пробраться в Огражденное королевство, – Морвен смотрела на Тингола и Мелиан прямо и жестко. – Но если бы мы знали, что это Турин, – мы повернули бы на юг искать его.
– Мой названный сын ежечасно рискует жизнью, – Тингол приподнял руку с подлокотника. – Пусть же его не тревожит судьба дорогих ему женщин. Вы останетесь у нас и дождетесь его возвращения в мире и покое.
– Еще раз склоняю голову перед твоей щедростью, король, – твердо ответила Морвен. – Самый воздух твоей земли восстанавливает силы души и тела. Мы принимаем твое гостеприимство и останемся, пока различие в судьбах эльдар и эдайн не разведет нас.

– Возможно, страсть к битвам Турин унаследовал от своего отца, – заметила Артанис, когда они с Тельперинкваро поднимались по лестницам в свои покои. – Но вот самолюбием и неодолимым упрямством его наделила мать.
– Дева Ниэнор – какое опасное имя! – плохо ездит верхом и совсем не владеет оружием. Возьми ее к себе в охотничью дружину. Мне кажется, воинские умения ей пригодятся.
– Она уже слишком взрослая, чтобы начинать учиться у меня и моих дружинниц. Ты больше общался с эдайн и лучше их знаешь. Займись с девой сам. Заодно сделаешь ей такое же великолепное снаряжение, как и ее брату.
– Я боюсь связывать со своей чью-то судьбу. Уже который раз мои друзья и соратники находят скорую гибель.
– Все же постарайся сойтись с дочерью Морвен поближе. Турин предпочитал твое общество. Тебе есть что рассказать его сестре.

Имя Ниэнор не понравилось не одному Тельперинкваро. Дориатцы предпочитали называть девушку Даэллгиль, сочувствуя ее судьбе выросшей под Тенью. Но сама дочь Морвен скоро стряхнула с себя видимую печаль. Наверное, родись Хуриниэн в благополучное время, она была бы столь же горда и свободна духом, как ее мать.
Владычица Дор-Ломина, прожив в Менегроте до урожая, попросила разрешения поселиться отдельно. Ей с дочерью уступили дом недалеко от лесной речки, в часе неспешной езды от города. Королева позаботилась об удобстве гостий, король дал двух привычных к лесу коней и просил навещать его хоть иногда. Кнесия приезжала, сидела за столом, слушала менестрелей, отпускала дочь танцевать с синдар – и снова удалялась к себе.
– Если бы Хурин остался на поле боя, но хоть пять сотен дружинников вернулись в Дор-Ломин – Морвен сохранила бы свои земли, – сказала однажды Артанис. – Впервые вижу аданет, способную править.
– Я знаю еще двух, – улыбнулся Тельперинкваро. – Одна из них зовет меня своим сайем, но легко и просто управляет народом без моего совета. А приведшая халадинов в Белерианд Халет не только судила споры и распределяла работу. Она лихо косила нечисть белегостским мечом и однажды убила здоровенного ирча ударом кулака в кольчужной рукавице.
– Богатырка Халет, вдохновенная и бранчливая Артина, величественная изгнанница Морвен… Эдайн покажут нам еще много неожиданного.
– Мудрая Мелиан, непреклонная Лутиэн, всеобщая мать Вильялут, летящая стрела – Альквен… и неподражаемая Артанис. Может, эдайн повторяют нас?
– Если только в поступках. Мысли их так несходны с нашими… Брат рассказывает о Турине, суровом и непобедимом. Твоему приятелю принадлежит ныне последнее слово в совете Нарготронда. А в руках его – Англахель, убивший Белега.
– Неужели кровь сотен вражьих прислужников не смоет эту, пролитую по неведению?!
– Не знаю. Но опасаюсь, что вина с тополиное семечко может перетянуть на весах судьбы золотые горы благодеяний.
– Если это так, то мир безнадежно несправедлив.
– И все же он существует именно таким.

Тельперинкваро направил коня между купами молодых лип вниз по желтевшему зрелой травой склону.
На берегу речки дочь Морвен, сидя между двумя совсем маленькими эллет, плела венок из кувшинок.
– Приветствую, Хуриниэн…
Дева вскочила, уронив цветы, и метнулась к дому.
– Куда же ты, Даэллгиль! – закричали девочки. – К тебе гость!
Та остановилась и оглянулась.
– Здесь некого бояться, – улыбнулся Тельперинкваро, соскочив с коня.
– Конечно, некого! Хуан прикончил того гаура! Вернись скорее!
Хуриниэн сделала несколько шагов обратно.
– Приветствую, лорд Келебримбор… Если ты приехал к маме, то она сейчас сидит за тканьем.
– Я, конечно, поклонюсь Морвен Эледвен. Но и с тобой хочу поговорить.
Та замялась:
– Все же ты мужчина и не из нашего рода… побеседуем в доме.
– Неужели обычаи хадорингов так переменились, что ты, словно женщина гузр, станешь прятаться от гостя? Турин ничего подобного не рассказывал.
– Все же пойдем в дом… Простите меня, девочки, и идите к себе.
– Ну уж нет! – заявила одна, золотоволосая и синеглазая. – Лорд Келебримбор наверняка привез что-нибудь красивое. Нечестно будет, если ты не дашь нам поглядеть на его подарки.

Морвен, по-прежнему одетая во все темное, встретила нолдо в просторных сенях. Правда, теперешнее ее платье было выткано из тонкой шерсти, а платок на голове поддерживал серебряный венчик в виде ивовых листьев и незабудок. Обе девочки по собственному почину понеслись собирать на стол. Ниэнор спохватилась и пошла им помогать.
Первым делом Тельперинкваро выложил из поясной сумки изумрудную пряжку для плаща, синее ожерелье и звездчатую подвеску.
Девочки вещи одобрили:
– Ожерелье пусть носит хири Морвен, а остальное отдай Даэллгиль. Звездочка будет красиво светиться на его голубом платье.
– Вы угадали, для кого я это делал.
– Дочка, иди, погуляй, пока не легли сумерки, – тихо сказала кнесия.
Ниэнор послушно вышла вместе с маленькими эллет.
– Я благодарна тебе, лорд Келебримбор, за твою дружбу с моим сыном.
– А я благодарен Турину за те годы, что он провел в Дориате…
Морвен, помогая Тельперинкваро одолеть заминку, качнула головой:
– Мне известно случившееся в Дортонионе. Леди Галадриэль открыла сообщенное ей из Нарготронда. Пусть мой муж жив. Но он в руках Врага, а это все равно означает смерть. Моргот проклял его и весь его род, и это известно моему сыну.
– Уж слишком большую власть приписывает себе этот урод, если взялся проклинать свободных! Наверняка Турин пообещал рукоятью меча вбить это проклятие в его глотку вместе с его лошадиными зубами!
Морвен чуть сдвинула брови:
– Не думаю, чтоб мой сын стал выражаться как пьяный козопас.
– Прости, высокая кнесия. Но недавно я узнал, что на некоторых – не очень умных – короткая грубость действует вернее многомесячных увещеваний.
– Вастаки еще пытаются доказать свою правоту ударами плети, – недовольно заметила Морвен.
– Турин рассказывал мне о бесчестных делах пришельцев. Видно, вы прожили под их властью тяжелые годы. Меня удивило поведение твоей дочери – она словно боится меня.
– Женщины побежденного народа вынуждены таиться, чтобы не стать добычей первого же находника. Ниэнор выросла в темные времена. Я очень боялась потерять ее… или увидеть рабыней грязного прислужника Врага. Но дух свободных предков жив в ней. Ты увидишь: она распрямится и станет достойной наследницей вождей.
– Я хочу помочь сестре Турина поскорее выздороветь. Разреши мне навещать ее.
– Разрешить тебе? – удивилась Морвен.
– Я неправильно выразился. Скажи ей, чтобы не дичилась меня. Ну – разве я похож на вастака?
Берегундиэн в ответ на шутку нахмурилась:
– Как может потомок королей сравнивать себя с человекоподобной нечистью?.. Ниэнор почтет за честь беседовать с тобой. Приезжай хоть завтра.
– Приеду, высокая кнесия. И привезу по хорошему кинжалу тебе и дочери.

Даже переодевшись в охотничий костюм, Ниэнор сидела на коне плохо: на рыси ее болтало, заваливало на холку. Тельперинкваро никак не мог объяснить ей, как надо расслабить спину и плечи.
– Вастаки отобрали всех хороших лошадей, лорд, – защищалась девушка. – А за найденное боевое седло могли вырезать всю семью. Так же и за любое оружие. Разрешалось иметь только дровокольные топоры и кухонные ножи.
– Даррет из Бретиля прикончила таким топором трех ирчей и спасла своих младшего брата и сестру.
– У нас в Дор-Ломине женщины и старики тоже ночами резали врагов. Или поджигали свои дома вместе с незваными постояльцами. Только потом налетала орда и убивала всех, кого найдут.
Тельперинкваро наклонил голову. Потом, глянув по сторонам, остановил коня.
– Вот хорошая полянка. Слезай, ослабь подпруги.
Девушка, прихрамывая, отошла от коня:
– Ноги одеревенели…
– Это с непривычки. Настоящий всадник может ехать то шагом, то галопом с рассвета до заката и устать не больше, чем сидя на скамье. Доезжай каждый день хотя бы до ворот Менегрота и обратно – к весне научишься сидеть уверенно и свободно.
– А зачем мы уехали так далеко, лорд Келебримбор? – со скрытой тревогой спросила девушка.
– Разве это далеко? Отсюда слышно как бурлит вода у плотины в двухстах шагах от вашего дома. Кнесия Морвен просила научить тебя кое-чему, полезному свободной женщине.
– Чему можно учить на лесной полянке? Плести венки и ловить птиц на клей?
– Этому тебя хорошо научат твои маленькие подружки. Я же покажу тебе, как пользоваться кинжалом.
Ниэнор выхватила оружие и замахнулась им сверху:
– Я умею вот так!
– Лучше не надо. Из такого хвата его ничего не стоит выбить. Держи оружие так, словно собираешься резать сырое бычье мясо. Локоть на уровне пояса… не сжимай рукоять изо всех сил. Кинжал послушен легкой быстрой руке, – Тельперинкваро покрутил свой нож в пальцах. – Видишь, как это просто. А если выгнуть кисть, направив лезвие вдоль предплечья, оно станет защитой даже от меча.
– Я не понимаю…
– Ладно, показываю.
Тельперинкваро подал Ниэнор свой меч. Девушка неуверенно взяла оружие и несколько раз взмахнула им, привыкая к тяжести. Нолдо тем временем разрезал на несколько кусков толстый стебель дудошника. Зажав обрезок в правой руке на манер боевого ножа, он повернулся к Хуриниэн.
– Попробуй ударить меня мечом.
– Что ты! А если…
– Никакого “если” не будет!.. Ну, просто взмахни пару раз в мою сторону.
Тельперинкваро без труда проскользнул под падающим лезвием.
– Видишь? Ну, руби!
Он бросился под взмах. Его левая ладонь толкнула правый локоть девушки, а дудка оставила мокрый след на ее кожаной куртке чуть повыше пояса.
– Порядок. Ирч запутался в собственных внутренностях.
– Я ничего не успела разглядеть!
– Еще раз!
Дудка раскрошилась, Ниэнор уронила меч.
– Я так не сумею…
– Хорошо. Давай вовсе без ножа. Представь себе, что ты – жадный патлатый вастак. А я – маленькая пугливая Даэллгиль…
– Я не пугливая, лорд! – брови Хуриниэн сошлись чертой.
– Маленькая, слабая, но смелая и коварная Даэллгиль. Вастаку очень нужна красивая рабыня, чтобы выколачивать вшей из его одеяла. И он видит подходящую девочку…
Тельперинкваро сел на землю и принялся рвать гвоздички. Ниэнор, приняв игру, подошла сзади и навалилась на него. Точнее, она уже почувствовала ладонями замшу его куртки, но рухнула на чуть примятую траву, а нолдо оказался у нее на спине, крепко схватив за волосы и поставив колено на поясницу.
– Маленькая Даэллгиль снимает первый скальп для поддверного коврика!
– Как ты это сделал?
Тельперинкваро медленно перекатился в сторону и толчком бросил себя вперед.
– Повтори за мной раза три – четыре… Резче толкайся и поджимай ноги. Так… А теперь вастак, выскочив из-за кадушки, хватает маленькую Даэллгиль сразу за оба запястья. Делай! – Тельперинкваро легким поворотом кистей высвободил руки.
– Ты же сильнее меня раз в десять!..
– Наверное, побольше. Но если ты все сделаешь правильно, я не удержу твоих рук. Нажимаешь вперед и, поворачивая предплечья, ребрами ладоней бьешь меня по запястьям… раз! Нажимаешь и бьешь резко!.. Еще раз!..
– Ты в самом деле не поддаешься? – спросила разрумянившаяся Ниэнор.
– Нисколько, – Тельперинкваро показал красные пятна на своих запястьях.
– Это и правда, не трудно.
– Чем быстрее делаешь, тем легче. Но вырвать свои руки из рук врага мало. Надо, чтобы он пожалел, что занимается плохими делами. Хватай меня снова…
Ниэнор вдруг оторвало от земли. Перелетев через Тельперинкваро, она шлепнулась навзничь, а нолдо оказался у нее на груди. Мокрый размочаленный обрезок дудки упирался ей в горло.
– Еще один скальп для сапог маленькой Даэллгиль!.. А суть в том, что ты, опираясь на руки противника, резко приседаешь и бьешь его подошвой в колено. Его тяжесть сама перекидывает тебя ему на живот.
– Ой, здорово! Покажи еще что-нибудь!
– Приемов борьбы безоружного с вооруженным несчетное множество. Мы, эльдар, очень легкие, и нам приходится наносить удар там, где вы, эдайн, выиграете только за счет тяжести тела. Например, высвобождаясь из захвата.
– Показывай, лорд Келебримбор!
– Как ты хочешь меня схватить?
Ниэнор обхватила нолдо сзади.
– Замечательно. Особенно, если поблизости есть камни…
Девушка ткнулась лицом в жирную зелень.
– А теперь, лорд Келебримбор, ради справедливости я брошу в траву тебя!
Тельперинкваро перекатился через себя и остался лежать, раскинув руки. Ниэнор оседлала его, притиснув ладонями его плечи к земле.
– Так ты меня долго не удержишь. Ведь достаточно чуть повернуться…
Хуриниэн выбралась из трав.
– А как удержать крепко?
– Проще всего – схватив одной рукой за волосы, а кулаком другой сильно толкнуть в поясницу.
– Вот так?
– Ой… именно так.
– Тогда я еще немного побуду вастаком и привяжу тебя к дереву.
– Как ты это сделаешь?
– Сперва намотав твои волосы вот на эту ветку… а потом стянув руки поясом.
– Что ты дальше сделаешь с пленником, о презренный лизатель морготовых пяток?
– Знаменитого голдо я, конечно же, заставлю делать красивые вещи для моих двухсот жен. И каждый день буду бить плетью, потому что мне невыносимо знать, что на свете есть кто-то лучше меня… Да они и своих детей бьют нещадно, лорд Келебримбор!
– Невероятно, но верю. И не желаю оставаться плену! – пояс упал на траву.
– Как ты развязался?
– Расслабив кисти и двигая ими вверх-вниз.
– Покажи еще что-нибудь.
– А можно завтра? Ты меня так ударила по спине…
– Больно было?!
– И сейчас больно. Но раз я взялся учить тебя, то должен терпеть. Пойдем лучше отмоемся и причешемся.
– Хорошо. Ты иди вниз по ручью, а я – вон за те тальники.
– Зачем? Я же не нандо, чтобы бояться взглядов эдайн.
– Но… – Ниэнор смутилась.
– Выходит, это ты меня боишься? Почему? Это хурри и другие почитают свое тело чем-то постыдным. А твои родичи всегда уважали себя.
– Прости, лорд, но, наверное, хорошие обычаи быстро забываются под Тенью.
Тельперинкваро пожал плечами и пошел за свесивший к воде ветви вяз. Когда он вернулся, Ниэнор стояла возле коней, доплетая косу.
– Ты два раза произнес слово “скальп”, лорд Келебримбор. Что это такое?
– Так ирон называют кожу, содранную с головы врага.
– Значит, и лучшие из вастаков дики и жестоки?
– Наверное, их путь с Востока был длиннее и суровее, чем у ваших предков. Но законы чести ирон держат твердо.

Маленькие соседки Морвен тоже принимали участие в воинских забавах Тельперинкваро. Стремительные как ласки, они быстро перенимали приемы борьбы. У Ниэнор получалось хуже. Но она унаследовала силу и решительность многих поколений воинов и не бросала учебы.
– Лорд Келебримбор, как ты думаешь: мой брат вернется сюда?
– Когда-нибудь вернется. Он пообещал сложить курган высотой с ворота Менегрота из вражьих голов. Наверное, он уже близок к завершению своего труда.
– Неужели он и вправду складывает в кучу головы?
– Вряд ли у него есть на это время. Но по обе стороны Тейглина лисицы катают немало плоских черепов.
– Я хотела бы быть рядом с братом. Пусть я не умею сражаться… но ведь и без меча можно помогать воину.
– С луком. Или искусством целителя.
– Или просто делая для уставших тяжелую необходимую работу. Я и сейчас сумею печь хлеб и стирать одежду.
– Но все же: научись защищать свою стряпню от голодных ирчей.
Сырой початок куги ударил Тельперинкваро в плечо.
– Попала!
– И довольно скрытым броском. Турин собирается еще и отрубить хвост Морготу.
– Он сможет!
– У восточных гор есть еще один воин, стремящийся сделать то же самое. Если они возьмутся рубить вдвоем…
– То быстро доберутся до головы!
Морвен показалась на террасе дома.
– Дочка, король позвал нас сегодня на праздник. Ты же не только еще до сих пор не собралась, но даже не вычесала из волос обломки травы.
– Нет, мама, мое платье уже лежит во вьюке! А танцевать я буду только с лордом Келебримбором. Здешние девы не побьют меня, если я не отпущу тебя ни к одной из них?
– Не помню случая, чтобы нисси подрались за чье-то внимание. Когда между ними возникает соперничество, они вызывают друг друга на состязание в каком-нибудь мастерстве.
– А если нескольким нравится один и тот же мужчина? В нашем городе одну девушку, Элерин, побили за то, что Мардил бросил свою прежнюю невесту и женился на ней.
– Вот уж не могу себе представить, чтобы дракой удалось повлиять на влечения fear! Можно изрубить гору и сбросить ее в Море. Но никакими силами не отберешь любовь у другого.
– А ты любишь кого-нибудь… ой, прости, высокий лорд!
Тельперинкваро засмеялся:
– Я люблю многих, а, значит, никого особо. Более всех в последние годы мне был дорог твой брат.
– Нет, а деву? Такую, как леди Галадриэль?
– Леди Галадриэль? На нее можно лишь любоваться, как на поднебесную гору или радугу. Пока не замерзнешь на ветру и дожде.
– А мне она кажется доброй.
– Разве я сказал, что она злая? Но едва она достигла твоего сегодняшнего возраста – по нашему счету – дети Арафинвэ могли называться: Артанис и свита ее братьев. Во всяком случае, по словам моего отца, это выглядело именно так.
– Ты обижаешься на леди Галадриэль?
– Через день.
Тельперинкваро вскочил с травы, чтобы подсадить в седло кнесию. Ниэнор довольно ловко оказалась на коне самостоятельно.

Годы, почти неощутимые для эльдар, быстро меняют Смертных. Ниэнор приехала в Дориат долговязым подростком. Пять раз созрели плоды в садах, и она превратилась высокую, удивительно красивую девушку.
Жили они с Морвен по-прежнему уединенно, ожидая возвращения Турина. Тельперинкваро встречали радостно, как друга семьи. Но вот воинские игры в лесу становились все короче. Ниэнор избегала плотных захватов, не пыталась прижать своего соперника к земле. Теперь главными бойцами стали маленькие синдэ, а их взрослая подруга по большей части сидела на снятом седле и поощряла соперников словами.
– Если ты бросишь заниматься, Даэллгиль, тебе не стать мастером.
– Я и так вижу, что не буду воином, лорд Келебримбор.
– Чему же ты собираешься посвятить себя?
– Не знаю… Мне часто делается тоскливо. Наверное, это не хорошо – ведь король и королева так добры ко мне и моей маме.
– Когда меня одолевают печаль или скука, я еду на охоту, берусь за дело. Поступай также и ты.
– Ты эльф, лорд Келебримбор, а я всего лишь смертная женщина. Что если брат никогда не вернется?
Тельперинкваро не знал, что ответить.

– Артанис, забери Даэллгиль из ее одинокого дома! Может, у тебя она найдет дело по душе. Морвен живет печалью и заражает ею дочь. Та уже бросила воинскую науку и бесцельно бродит по роще до заката.
Артанис внимательно глянула на Тельперинкваро.
– Хуриниэн вступила в опасный возраст. Ее fea ищет опору в другом разумном. Но не такую, что предлагаешь ей ты. Ты все эти годы был ей веселым и сильным старшим братом. Берегись, чтоб она не выбрала тебя в возлюбленные.
Тельперинкваро со стуком поставил чашку:
– Ну уж ни за что! Я не сломаю ее судьбу! Больше ноги моей не будет в доме Морвен! И если Моргот задумал для дочери Хурина несчастье полюбить нолдо – ему придется утереть слюни.
– Хорошо. Отныне заботу о Даэллгиль я беру на себя. И поставлю дело так, что встречаться вы с ней будете только за столом у короля.

На Белерианд пала ранняя, очень холодная осень. Снова птицы и звери сбивались в Дориат, спасаясь от голода. Темная сила царила над опустевшими землями.
Тельперинкваро не находил себе места от смутной тревоги. Ему казалось, что враги подкрадываются к Менегроту. Но как могут они одолеть Завесу? Или – на опушках Оссирианда в последней битве сражается отец?..
Сумрачным днем приехал он из восточного леса. В портале его встретили встревоженные стражи:
– Пройди к Галадриэли, Келебримбор.
Артанис стояла у серого окна. На столе лежал переломленный пополам меч.
– Что случилось?..
– Последний из моих братьев пал в бою. Его оружие принесли вчера беженцы из разгромленного Нарготронда. Змей Ангбанда вполз в город по мосту, построенному по настоянию Турина Хуриниона. И сам Турин сгинул не то у Амон-Этир, не то в самом городе.
Тельперинкваро молчал.
– Где-то стоит еще город Тургона, но это ничего не значит. Судьба неумолимо истребляет нас и наши деяния.
– Может, правильнее идти ей навстречу?
– Как Турин и с ним – Ородрет?.. Все же – подождем еще. Надежда еще есть.

Морвен стояла перед правителями Дориата.
– Честь повелевает мне поблагодарить вас за гостеприимство. Но судьба моя исполнилась раньше, чем все мы ожидали. Долг ведет меня в затемненные земли – искать сына или хотя бы память о нем.
– Нашим разведчикам удалось лишь узнать, что Турин не попал в плен и не был обращен в камень, как уверяли пораженные страхом, – возразил Тингол. – Возможно, он все же уцелел и найдет дорогу сюда.
Морвен промолчала.
– Подожди хотя бы, пока мы соберем опытных следопытов тебе в охрану.
– Мне не нужно ни воинов, ни помощников. Лишь посох возьму я да нож – выкопать могилу. Прости, король; прости, королева. Вы приветствовали меня как владычицу Дор-Ломина – у меня не осталось ни родины, ни родичей. И если в мире есть сила большая, чем Черный Враг, – я найду своего сына.
Она низко поклонилась и, не оглядываясь, вышла из зала.

– Элу послал самого Маблунга за Морвен, и Ниэнор отправилась с ними.
Тельперинкваро вскочил с дивана:
– Почему ты не сказала мне о планах Хуриниэн раньше, Артанис?! Они, конечно, же поедут к Нарготронду. А там наверняка все еще сидит этот вонючий ползун! Ведь никто не видел, чтоб гадина протащила свой хвост обратно в Ангбанд!
– Король отговаривал Морвен покидать Дориат. Полагаешь, ты был бы убедительнее?
– Я пошел бы с Маблунгом и потолковал бы со змеем Моргота сам!
Артанис усмехнулась иронично.
– Я бы не стал пытаться отрубить ему голову или вспороть брюхо… Такое тоже можно сделать, если лучники будут не давать твари покоя. Но я бы прикончил ее один и наверняка!
– О, Тельперинкваро Аранаро! Это не удалось даже твоему отцу и его братьям!
– Ты знаешь, как действует огнесмесь? Так вот, я усилил ее некоторыми добавками. Подбросил бы бронированному червю приманку с такой начинкой или просто завалил его где-нибудь в туннеле. А если он сумел бы высунуть голову из-под завала – можно было бы и рубануть.
– Маблунг уже далеко. А свою задумку растолкуй пограничникам.

Тельперинкваро дожидался возвращения отряда, то и дело выезжая к западным рубежам. И ему удалось перехватить Маблунга с десятком его воинов далеко от Менегрота. Те везли с собой несколько носилок. Да и сидевшие верхом были бледны от неимоверной усталости.
– Мне нечем обрадовать тебя, лорд Келебримбор, – тихо сказал начальник стражи Дориата. – Мы не нашли Турина и потеряли обеих женщин. И половина моих бойцов погибла в дебрях.
– Что ты видел у Нарога?
– Глаурунг устроился в городе. Даже камень стен там провонял драконом. Змей не в силах протиснуть свою тушу в жилые галереи. Он сгреб все ценное в тронный зал. Его мерзкая голова ныне покоится там, где сидел Финрод Инглор!.. А вокруг города на много лиг не осталось ничего живого.
– Как случилось, что Морвен и Ниэнор отстали от вас?
– Змей почуял нас раньше, чем мы догадались о его присутствии. Пополз навстречу, фыркая дымом… запах тысячи дохлых ежей – вот его дыхание! Наши кони бросились прочь, не слушаясь внушения. Мы искали Владычицу Дор-Ломина очень долго, но она словно исчезла. Боюсь, что она стала жертвой дракона. А ее дочь зачем-то пошла обратно к вратам Нарготронда. Ты знаешь, как действует взгляд этой твари на эдайн? Они почему-то утрачивают память и волю. Я нашел Ниэнор на сторожевом кургане Финрода: онемевшую и оглохшую, с трудом двигавшуюся. Пришлось нести ее на руках до ближайшего леса. Там встретились наши воины, и мы отправились обратно.
– Глаурунг не убил дочь Хурина? Почему?
– Как узнать границы разума тварей Моргота? Совершают они поступки своей волей, или в них вкладывает все действия хозяин?.. А уже в Бретиле, когда Ниэнор начала оживать, на нас наткнулась бродячая орда. Хуриниэн бежала куда-то…
– И ваши поиски снова были бесполезны?
– Может быть, ее найдут люди Бретиля. Может быть, веление Глаурунга снова поведет ее к Нарогу. Я, доложив королю, отправлюсь именно туда.
– А Турин?
– В груде сокровищ, на которой валялся Глаурунг, я не заметил Англахеля и твоего Гайнора. Змей не упустил бы такие вещи. Если меч остался у Турина – Хуринион жив и где-то скитается.
– Прежде чем уйдешь в новый поиск, навести меня. Я дам тебе подвеску. В камень мне удалось вложить часть силы ветров. Если Турин, его мать и сестра все еще под влиянием драконьей отравы – наденешь на них подвеску. Чистота и свобода воздуха излечит их.
– Но дозволит ли королева выносить вещь такой мощи за Завесу?
– Пусть меня потом упрекают… запрут надолго, – Тельперинкваро быстро улыбнулся. – Я отвечу. И, Маблунг, можешь ли ты представить себе способ нанести ею вред? У надевшего этот сапфир посветлеет в голове – и только.
Маблунг кивнул:
– Я возьму твой камень. Во имя чести короля и всего Дориата – родичей Хурина Талиона надо спасти.

– Глаурунг, вонючая тварь лежит в зале собраний в городе моих братьев, – Артанис прижала пальцы к вискам. – Еще более жуткий дракон летает над Дортонионом и долиной Митрима. Издали я видела схватку трех орлов с этим чудищем. Орлы одолели и прогнали его, но кто еще из живых сможет ему противостоять?!
– Однажды к Химрингу ночью подлетел один дракон… – Тельперинкваро поднял взгляд от шлифовального круга. – Поменьше, конечно, виденного тобой – этого орел Криссаэгрима сразил бы быстро. Дракон был зеленый и голодный. Плюнул в надвратную стрельницу и спикировал на предмостный луг. Стрелометчик попал ему в бок под крыло. Змей визжал, извивался и выжег всю траву на склоне. Второй стрелой его пришпилили к земле. Маглор лично отсек дракону голову.
– Руссандол уступил ему такое удовольствие? – Артанис перебирала сапфиры васильковых и ультрамариновых оттенков.
– Ни за что не уступил бы, если бы не лежал с прокушенной ногой. Как раз перед нашим с отцом приездом на охотничий отряд напали оборотни волчьего и крысиного облика. С дракона содрали шкуру и водили по ней боевых коней, чтоб привыкли к виду и запаху. Хотели оставить и голову, но потом сожгли вместе с тушей. Уж очень она воняла. Сперва, правда, дали всем детям эдайн, жившим в крепости, досыта нашвыряться в нее камнями.
– Но все же ни доблесть, ни мастерство не сохранили ни одного владения Феанарионов… Ты не можешь быть на меня в обиде, Келебримбор. Прожив эти годы вдали от опасности, ты многое постиг. Не бесплодны для тебя и встречи с королевой Мелиан. Я чувствую в этих камнях сосредоточение некой силы, отчасти подобной Завесе.
– Всего лишь попытка связать движение воздуха со структурой камня. Теплый поток, какой иногда в горах занавешивает перед ледяными ветрами вход в ущелье. Если получится – попробую вложить в камень бурю!

Турин исчез, а за ним его родные. Из-за Завесы не было никаких обнадеживающих вестей. Потом дошли слухи, что Кирдан собрал остатки эльдар Белерианда в устье Сириона и на острове напротив него. Но сил их хватало только на самозащиту.

И вдруг Англахель вновь засверкал у западных опушек Бретиля! Тингол не медля послал туда Маблунга, чтоб привести, наконец, семью Хурина в Дориат.
Стояла хоть и поздняя, но холодная весна, часто шли дожди. Оленухи предпочитали растить свое потомство в щедрых лесах, огражденных Завесой. Артанис исправно выезжала на охоту, добывая ланчуков, отбитых матерями. Тельперинкваро часто выезжал с ней, но по невнимательности только портил другим удовольствие. Однажды его даже сбил с коня раненый олень.
– Ты словно блуждаешь где-то мыслями, – Арафинвиэн, недовольно хмурясь, осматривала ссадину на плече сына брата.
– Близко от нас множество врагов. Разве ты не ощущаешь их присутствия?
– Я чувствую и мысль самого Моргота, направленную на нас. Но это не валит меня наземь.
– Мы, Феанорионы, всегда были ближе к эдайн, чем другие эльдар. А Турин стал для меня больше, чем братом. Он несет на своих плечах месть за целый народ. Я просто не могу не думать о нем ежечасно. Сегодня мне особенно тревожно.
– Змей Ангбанда пополз, наконец, домой, и сейчас находится где-то поблизости. Маблунг ушел в Бретиль, чтобы наконец найти твоего друга и предостеречь.
Тельперинкваро стянул ворот рубашки.
– Надолбами с железными шипами встретить бы тварь!
– Она сумела одолеть укрепления на границе Лотланна.
– Там были просто столбы и валы… и вперед через Маглоровы врата прорвались ирчи. Глаурунг волочил свое брюхо уже по замерзшей грязи…
– Если ты не ушибся, садись в седло.
Когда они в сумерках отправились обратно к пещерному дворцу Тингола, Тельперинкваро вдруг откинулся в седле.
– Что-то произошло, Артанис. Горькое и непоправимое. Но не на востоке, а близко.
Арафинвиэн глянула на него и молча послала коня вперед.

Тельперинкваро посмотрел на звезды в ожерелье блестящей кольчуги, тронул корявую спину серебряного дракона.
– Маблунг сказал, что причастен к проклятию детей Хурина, потому что открыл Турину всю правду. Но и я виноват в том, что не сумел удержать Хуриниона, когда он пришел ко мне перед побегом… И ты, Артанис, когда предостерегла меня о зарождающейся любви Ниэнор. Пусть бы эта несчастная любовь удержала ее в Дориате!
– У правнучки Хадора любовь не одолела бы гордости и не загородила дороги к брату.
– Неужели Морготу по силам менять судьбы свободных?
– Полагаю, он ежечасно громоздит проклятия на голову каждого из нас. Но чувствуешь ли ты их тяжесть? Хотя его прислужники из Смертных понесут рассказ о мощи их повелителя, одним словом обрекающего своих врагов на гибель. И найдутся неумные, которые разукрасят выдумку небывалыми подробностями. Нам, глупым и жестоким, в этих выдумках тоже найдется место.
– Этот шлем… Его уже некому передать. Я починю его – и пусть он лежит на кургане Турина. Может быть когда-нибудь ему найдется достойный владелец.

Артина, сидя на крупной упитанной лошади, рысила впереди Тельперинкваро. На пойменном лугу белые зонтики кашки доставали до лиц всадников.
– Прекрасна земля высокого сайя Элу и мудрейшей сайины Мелиан! Здесь размножились наши стада, дети здоровы и крепки, старики бодры. Коровы волочат полные вымена по травам, лошади блестят от сытости, охотники устали носить матерям богатую добычу. Но, сай, я приказала всех трехлеток заезжать под седло, а двухлеток – под вьюки.
– Ты все же хочешь откочевать на старые земли своего народа?
– Я чувствую, как где-то собирается ветер, который унесет нас отсюда. Не только ирон и их соседей, но и тебя, сай.
– Ты снова смотрела в пламя?
– До изнеможения. У тебя за спиной новая беда.
– Новая – или прежняя в новом обличье?
Артина медленно кивнула.
– Я мечтаю сразиться с этой бедой.
– Сразишься, сай. Только будь осторожен. Твоя рука так могуча, что может поворачивать вспять реки и бросать на землю бурю.
– Ой, Артина! – Тельперинкваро засмеялся. – Вот же я, перед тобой! Мне не то что вашу речку в одиночку не повернуть, но и лошадиную поилку не поднять!
– Артина говорит только то, что видела в пламени, – отрезала законоговорительница. – Позаботься лучше, чтобы воины, которые поедут с тобой в дальние края, были хорошо снаряжены и вооружены. Наши женщины приготовили теплую одежду. За чертой этой благословенной земли зимы суровы.
– Напрасно ты встревожила народ.
– Не напрасно! Ветер уже поднялся. Скоро увидишь, что он принесет. А сейчас поедем вон за тот овраг. Покажу коней, которых вырастила для твоей кочевки.

Пограничник коротко поклонился Тинголу:
– У Полусветных вод мы встретили старого адана. Он высок ростом и был когда-то могуч, волосы его белы, а лицо темно и мрачно. Он назвался Хурином, сыном Галдора из Дор-Ломина. Нам известно это имя, но мы никогда не видели вождя Хадорингов в лицо. Пусть Келебримбор, который знал дом Хадора, поедет с нами: подтвердит правду слов адана или разоблачит лазутчика.
Тельперинкваро вскочил со скамьи.
– Езжай, Келебримбор, – кивнул король. – Встреть пришельца сразу за Завесой. И если он – самозванец, пусть ожидает решения своей судьбы в каком-нибудь пастушьем или охотничьем доме.

Едва взглянув на вышедшего из зарослей бересклета старика, Тельперинкваро соскочил с коня:
– Привет тебе, Хурин, удержавший поле дольше всех, на него ступивших! Ты изменился, но не так, чтоб я не смог узнать тебя!
Он хотел взять руку пришельца, но тот остановил его холодным взглядом.
– Ты жив, Келебримбор? На Анфауглите зеленой травой заросли кости вышедших на битву. Нарготронд пуст, в сокровищах роются карлики, недостойные имени гномов. Ты же в почете и благополучии.
Тельперинкваро вспыхнул, но сдержался:
– Счастливый случай и чужая помощь избавили меня от общей участи.
– Ты узнал меня, внук Феанора. А Тургон в своей твердыне не соизволил вспомнить, кто я, когда я взывал к нему возле засыпанных врат скрытой Долины Тумладен.
– Я привел тебе коня, Хурин. Садись – король и королева ждут тебя.
– Ждут? – старик усмехнулся. – Что же, поторопимся, потому что Элу должен узнать правду!

Хурин не ответил на приветствия собравшихся в зале. Тяжелым шагом латника подошел он к Тинголу и швырнул тому под ноги, казалось, живую радугу.
– Прими плату за то, что хорошо позаботился о моей жене и детях! – раздался его хриплый голос. – Вот великое сокровище, известное эльфам и людям! Я принес его из оскверненного Нарготронда, где оставил его внук твоего брата Финрод, уходя с Береном на гибель, чтоб исполнить повеление Элу Тингола из Дориата!
Король вздрогнул. И многие вокруг содрогнулись и побледнели. На миг Тельперинкваро ощутил недобрую радость – Тингол получил награду за свою вражду к нолдор. Но как всегда спокойно заговорила Мелиан:
– Я вижу, Моргот оплел тебя чарами лжи и ненависти, Хурин Талион. Турина король и я назвали своим сыном, и он жил здесь в любви и почете. Против воли короля и моей не вернулся он в Дориат. Потом твои жена и дочь были приняты здесь с уважением. Мы сделали все, чтоб отговорить их покидать нашу землю.
Тельперинкваро встал:
– Хурин, Владетель Дор-Ломина, ты знаешь меня – Келебримбора Куруфинвиона. Честью своей подтверждаю: твои сын и дочь жили здесь, удостаивая меня своей дружбой и учась у меня владению оружием!
Рядом с ним поднялась со скамьи Артанис:
– Я, Артанис, прозванная в Энноре Галадриэлью. Мы встречались с тобой у Митрима, Хурин Талион. Честью своей подтверждаю слова королевы и моего родича.
Хурин поднял голову и встретился взглядом с королевой. Долго они в полной тишине смотрели друг другу в глаза. Потом старый воин наклонился и положил ожерелье Финрода на колени Тинголу.
– Прими, король, на память о все потерявшем Хурине из Дор-Ломина. Мой рок исполнился, но не будет произошедшее в радость Морготу. Отныне я свободен и ухожу туда, где смогу остаться навеки.
Он медленно поклонился сперва королеве, потом королю, Тельперинкваро и Артанис и пошел к выходу из зала. Все расступались перед ним. Когда хадоринг скрался за аркой, Тельперинкваро рванулся следом. Артанис удержала его:
– Ты не остановишь Хурина. Ему теперь нет дела ни до кого из живущих.
– Я не удержал Турина – обязан попытаться уговорить его отца!

У широких устоев древнего моста стлался едва заметный туман. Хурин стоял на перегибе главной арки, глядя в темную воду. Вздохнув, он снова пошел вперед, опираясь на посох из горной рябины.
– Хурин, куда ты идешь?
– За Солнцем, Келебримбор. Куда еще можно идти в нашей земле?
– Равнина Митрима заполонена орками и другими прислужниками Моргота, города Фаласа лежат в развалинах. Туда незачем идти.
– Анор продолжает свой путь мимо них.
Тельперинкваро стиснул свой пояс:
– Меня не отпустили с Турином… Нет, я не то говорю! Маблунг искал твоих детей и Морвен…
– Я нашел жену. Мы встретились на могиле сына. А на рассвете я высек кинжалом надгробную надпись Морвен Эледвен. Она ушла непобежденной. Не годится мужу такой женщины тянуть бесцельную жизнь. Не провожай меня, Келебримбор. Возле тебя я все буду вспоминать День Надежды, вашу яростную скачку, разбитые врата Ангбанда. Путь до границы меня доведут те, то этого не видел!
Тельперинкваро присел на мощный отжим моста и смотрел за реку, пока высокая фигура не скрылась в тени кленов.

Артанис ходила от окна к стене:
– Тингол убрал ожерелье брата в сокровищницу… да я и не надела бы его, как не решился носить Наугламир Артаресто. Даже видеть эти камни часто было бы тяжко. Но на днях король послал в Ногрод за тамошними златокузнецами. Он решил вложить в Наугламир Сильмарилл…
– Что?! – Тельперинкваро вскочил.
– Ему захотелось соединить эти прославленные сокровища – во славу Дориата!
– Но это же значит…
– Да, Келебримбор. Я пошла к Мелиан. Королева выслушала меня и с горечью сказала, что советовала отдать Сильмарилл Феанорионам, едва он оказался в Дориате. Сила камня благодетельна, убеждала она короля, но любой, завладевший им против воли создателя, будит вражду. Элу почти согласился с ней. Однако решил оставить камень у себя на некоторое время – как память о подвиге дочери.
– Получается, что это время становится бесконечным.
– И в Дориате уже нет для нас надежды на избавление от нашего рока.
– Но я все же пойду к королю и… я попробую объяснить…
Артанис глянула на него устало:
– Объяснения твои ничего не изменят. Элу Тингол не таков, чтоб его можно было убедить простыми словами. Однако, я тоже пойду с тобой. Пусть все решится сразу.

Тингол сидел у камина, глядя на слабо шевелящийся огонь. Он неторопливо повернулся к вошедшим нолдор.
Никому из них не потребовалось подбирать слова, чтобы начать разговор – все сказали столкнувшиеся взгляды.
– И все же сперва присядьте, – король указал на широкую ковровую скамью.
Тельперинкваро положил на колени сплетенные в “замок” пальцы. Артанис сидела прямо.
– Ты тоже считаешь меня виноватым в гибели твоего старшего брата, Галадриэль?
– Посылая Берена за Сильмариллом, ты не мог предположить, король, что адан обратится за помощью к Финроду. И принимая у себя Турина, не предвидел, что он станет советником Ородрета. Судьбы сплетаются из множества неощутимых нитей. Но как тяжка цепь, сковавшая нас, нолдор, тебе ведомо. И что конец этой цепи ныне у тебя в руках. Ты можешь освободить нас и нанести Морготу сокрушительное поражение, не вставая с кресла, одним словом.
Серебристые глаза Тингола холодно сузились.
– Каждый раз, когда я думал о таком исходе, в душе моей звучало названием никогда мною не виданного города у Моря. И дошедшее до меня благословение светлой Варды: “Не коснутся Камней Света нечистые руки”.
– Так же сказано и о смертной плоти! – воскликнул Тельперинкваро. – Но Берен держал Сильмарилл в руке! Мир меняется, король, в него входят новые сущности.
Тингол метнул в него ледяной взгляд:
– Я уверен, что лишь особая судьба Берена да искусство моей дочери помогли ее мужу. Как бы не менялся мир – добро и зло в нем не сольются. И никто не назовет добром убийство родичей.
– Король, – Артанис говорила спокойно. – Келебримбор – наследник Феанора, но руки его чисты. В чем ты можешь упрекнуть этого моего родича?
– Ни в чем, – согласился Тингол.
– Так почему же ты не хочешь спасти его и всех нас от рока?! – ее рука сжалась в кулак.
Тингол долго молчал, потом поднялся и встал за креслом.
– Мне кажется, что пока Сильмарилл у меня, Лутиэн будет жить. Она отдала свою судьбу в обмен на жизнь мужа, но Предвечный свет может поддержать ее силы. Ведь теперь, если она умрет – мы расстанемся навеки… Вы понимаете, что такое “навеки”? Это обрыв, за которым бесконечная пустота!
– Разве королеве открылось, что камень питает жизнь ее дочери? – растерянно спросил Тельперинкваро.
– Нет. Это понимаю только я. И хочу видеть Свет Амана ежечасно – он дает мне надежду, что разлуки не будет.
– Ты ошибаешься, король, – твердо сказала Артанис. – Каждый день, пока Сильмарилл не в руках его создателей, добавляет новое звено в цепь рока. А она и так тяжела и гнетет не только нолдор.
– Что ты хочешь сказать? – Тингол резко выпрямился.
– Даже когда наши деды отплыли за Море, а ты со своим народом остался здесь, судьбы наши не разделились. Неужели ты думаешь, что можешь устраниться от них? Завеса отражает врагов, но Берен и Хурин пришли к тебе. За ними – судьбы многих, и твоя тоже. Дай же ей достойный ответ!
На бледных щеках короля вспыхнул румянец:
– Я многое повидал, внучка моего брата Олу, и всегда мой ответ судьбе был достоин вождя. Наибольшее из племен эльдар избрало именно меня. И я пока что не слышал, чтоб кто-то пожалел об этом избрании. Потому полагаюсь на свой разум и верю в свою правоту.
– Однако, в Таргелионе и на Химринге я встречал дориатцев.. – произнес Тельперинкваро.
Тингол резко вскинул голову:
– Вы слышали мое слово: Сильмарилл останется в Дориате. И если вы желаете и дальше жить в Менегроте…
– Король, – Артанис поднялась со скамьи. – Мы как раз пришли просить дозволения покинуть Дориат. Со мной уходит моя дружина и мастера, а Келебримбором – племена эдайн. Сейчас начало лета – это время хорошо для дальнего пути.
Теперь настал черед растеряться Тинголу:
– Куда же вы направитесь? В мире больше не осталось ни одного уголка, где не дотянулись бы до вас руки Моргота.
– Мы идем судьбе навстречу, король, – жестко произнесла Артанис.
– Ты отказал нам в помощи – чего нам больше ждать! – закончил Тельперинкваро, вставая. – Наши сборы будут недолгими.
– Хорошо, – губы Элу сжались. – Идите, раз вас гонит ваша неразумная гордость. Но когда гибель подступит к вам – мои земли будут для вас открыты. И никто не упрекнет вас за нелепый уход.
Тельперинкваро резко наклонил голову и первым вышел за дверь.

Четверо помощников почти вбежали в комнату.
– Возьми нас с собой, мастер! Мы уже собрались!
Тельперинкваро пожал плечами:
– Я еще и сам не знаю, куда направлюсь. Но куда бы мы не поехали – мирной жизни у нас не будет.
– Ну и что? – гордо заявил Нимгиль. – Вот и испытаем откованные нами мечи!
– Король Элу не одобрит вашего ухода.
Молодые мастера смутились:
– Но мы же не насовсем уходим…
– Боюсь, что мы уходим – насовсем. Моргот не оставит нас в покое, пока не уничтожит до последнего. И вы разделите нашу судьбу. Живите, работайте, храните и умножайте знания, чтобы мастерство не исчезло, когда нолдор не останется в Энноре.
Синдар, помявшись, ушли.

Тингол ничего не говорил о Смертных, получивших приют на западной окраине Дориата. Тельперинкваро объяснил вождям и хозяйкам, что они вольны жить, как и прежде – уезжает только он сам.
– Сай объявляет перекочевку, – едва дослушав, заявила Артина. – Его дружина следует за ним.
И халадинские жены ирон, не возразив ни словом, стали собирать имущество во вьюки. За женщинами последовали их родичи. Всего в поселке, считая и детей, жило около сотни человек. Но племя было богато скотом, и караван собрался большой.
– Куда повернет своего коня сай? – поинтересовалась законоговорительница, когда отгорели костры прощального пира.
– Я еду к Эрэд-Луин.
– А Увенчанная Сиянием?
– Другой дороги у нас нет.
– Хорошо. Следует поторопиться, чтоб до осени добраться в предгорья, не растеряв скота.

Караван двинулся вдоль северной границы, чтобы преодолевать реки в неглубоких верховьях. За Аросом к нему присоединилась дружина Артанис и ее мужа. За Келебримбором последовали не только эдайн, но и небольшое количество синдар с семьями – близкие родичи и друзья.
На последнем привале, перед тем, как окончательно покинуть Дориат, вожди решали, каким путем двинуться дальше.
– Нам никак не миновать Сарн-Атрада, – решительно сказал Тельперинкваро. – Так что самое разумное: дойти до Нан-Эльмота, выслать разведку, подчистить брод и быстро переправиться.
Келеборн промолчал. Зато Артанис, отставив в сторону блюдо с хлебом, качнула головой:
– Да, сначала мы пойдем к Нан-Эльмоту. Но оттуда приречными лесами повернем на юг.
– Зачем?!
Артанис с улыбкой тронула руку мужа:
– Ты помнишь холмы у каменных столбов в чаще Таур-им-Дуинат? Это место и тебе понравилось когда-то. Оно хорошо укрыто лесами и словно предназначено для города.
– Да, укрепить главный холм можно быстро, – согласился тот.
– Я думал, вы поможете нам с эдайн дойти до гор, – пожал плечами Тельперинкваро.
– Ты тоже поедешь с нами, – тоном, не терпящим возражений, произнесла Артанис.
– Уже завтра я смогу распоряжаться собой, – дерзко бросил Тельперинкваро. – А вот о намерениях племени следует спросить Артину и Ариарата.
Законоговорительница, присев у костра, неторопливо взяла пирожок, надкусила.
– Люди и лошади бодры, сай, и готовы продолжать путь. Никто не пожелал повернуть обратно.
– Артина, – Тельперинкваро приподнялся на колени. – Мои родичи ведут свой народ и дружину в леса на дальнем юге, между Сирионом и Гелионом. Я собираюсь ехать прямо, одолеть брод у Аскара и искать надежное место в предгорьях. Куда повернут коней ирон и остальные?
Старая женщина спокойно доела угощение и кивнула:
– Сайина Галадриэль говорила со мной еще до перекочевки. Ирон и их родичам нечего делать в лесной глуши, бедной травой. Племя останется на берегах восточной реки, неподалеку от опушек. Мы всегда успеем придти на помощь вам, а вы – нам, если нечисть явится в те края. Тебе, сай, разумнее оставаться с мудрой сайиной и ее мужем. Ты кузнец, а не пастух, тебе не пристало скитаться со стадами.
Видя, что Тельперинкваро готов возражать, она подняла руку:
– Закон ирон будет теперь говорить Халет дочка Даррет. Она молода, но ей уже открылись пути Великих. Воинов останется водить Ариарат. Я же, дойдя с вами до берега, отправлюсь в прежние земли ирон и пришлю вам на помощь многие сильные роды.
– Ты поедешь одна так далеко? – удивилась даже Артанис.
– Нет. Со мной отправится певец Зарай. Он скажет живущим вдали такие слова о битвах, что у всех загорятся сердца!
Глаза Артины яростно блеснули, рука сжала рукоять неизменного топорика. Потом она провела ладонями по косам и закончила спокойнее:
– Все же лучше бы вам, сайина и высокие сайи, сразу перевалить Синие горы, чтоб вернуться с большим войском.
– Мы не хотим удаляться от Моря, почтенная Артина, – задумчиво сказала Артанис.
– Если Море – ваша судьба, оно само придет к вам.
Келеборн вдруг вскинул голову и тревожно сдвинул брови. Артанис же только молча кивнула.


1 Атанет называет Тельперинкваро "калэйр" – "светлый, светоносный". От скифского (и современного осетинского) "кала" – "солнечный свет" и "эйр" – "мужчина".

2 Корень "пор" – в скифском языке означает "сила". От того же корня русское "напор" и "топор". Это слово созвучно с синдаринским "бор" – "рука, что-то держащая". "Сай" совпадает с первообразным значением слова "князь" – глава рода.

3 Артина называет настоящее хурритское имя Ульфанга.

4 Обращение происходит от того же корня "кал-" и "эйал" – женщина, хозяйка.


Текст размещен с разрешения автора.



return_links(); //echo 15; ?> build_links(); ?>