Не в первый раз с таким решеньем
Наедине,
Горстями черпая прощенье
В чужой вине,
Не снисходя до слез и страха,
И до мольбы,
Послать – виновного ль? – на плаху
Его судьбы.
Родства узлы и узы крови
(размах – сплеча!)
Перерубить одним "Виновен!" -
За палача.
И не прибавить сверх – ни слова.
И, наконец,
Не слушать – и не слышать – зова:
– Отец! Отец!!
Т. Петрова
"Хочу, чтобы как можно дольше ничего не происходило. В войне не бывает победителей – есть лишь отсрочка перед новой битвой. Жаль, что я не могу выйти из этой игры".
– Тебе не хватает гор? – юноша словно продолжает их бесконечную беседу, начатую так далеко от устья Сириона.
– Я предпочитаю не сожалеть о недоступном. Меня вполне устраивает мое нынешнее местонахождение и положение, – Келебримбор касается тонкого серебряного ободка на своем пальце, посмертного отцовского подарка. – "Слишком многое потеряло значение, отец. Жаль, что мы так и не поговорили об этом".
– Я бы хотел посоветоваться с тобой, – Ардамирэ улыбается смущенно, и Келебримбор ободряюще кладет руку ему на плечо.
– Опять напроказничал? – Келебримбор тоже улыбается. Но его собеседник вдруг становится серьезным, восседая на не слишком широких перилах, над осенним бушующем морем.
– Нет, это не шалость. Я бы хотел, чтобы ты помог мне сделать кольцо. Кольца. – Юноша смущается все больше.
– Кольца? – переспрашивает Келебримбор с удивлением, и вдруг его осеняет.
– Не слишком ли рано, сын Туора? – по праву старшего родича Куруфинвион пытается говорить строго.
Ардамирэ настороженно смотрит на собеседника в ответ.
– Ты думаешь, мои родители могут быть против из-за нашего возраста?
Келебримбор пожимает плечами.
– Я не советчик в таких делах.
Юноша бурчит не слишком разборчиво: "У эльфа и ветра не спрашивай совета…"
Куруфинвион заламывает левую бровь, и несколько более сухим тоном, чем обычно, осведомляется:
– Ты прямо здесь хочешь обсудить свою задумку? Или пройдем все же в мастерскую?
Ардамирэ вздыхает.
– Я просто не знаю, что мне делать.
– Не знаешь что делать, – не делай ничего, – отрезает Келебримбор. Он убирает руку с плеча сына правителя Гаваней, бросая прощальный взгляд на море. Анар уже почти полностью погрузился в волны, и на быстро темнеющем небе мерцает первая вечерняя звезда.
– Если придешь к какому-либо решению – ты знаешь, где меня найти.
Юноша жалобно смотрит на старшего родича. Тот же, ругая себя за неуместную резкость, поспешно удаляется, вспомнив, что даже не выяснил имя избранницы своего любимца.
* * *
Лучше бы остался в неведении. Разве высоким воротником можно скрыть ожерелье от потомка Феанора? Глухое серое платье – неподходящий наряд для юной девушки.
– Лорд Эарендил, – Келебримбор немного склоняет голову в приветствии. – Леди Эльвинг…
Знает ли она? Или это у нее всегда такое замкнутое высокомерное лицо? Прославленному Гондолинскому мастеру безразлична эта бездомная девчонка.
Совсем не похожая на деда, разве только медовые глаза – его.
Келебримбор отводит взгляд, но свет Камня заполняет всю мастерскую. Странные, мерцающие тени тянутся от предметов, стелятся под ноги молодой паре.
– Здраствуй, Келебримбор, – Ардамирэ уже не смущен, как в их последнюю встречу, он безумно горд своей невестой.
Нолдо незаметно бросает взгляд на девичью руку. Значит, такова воля Валар. Они уберегли и привели дочь убийцы феанариони в Сириомбар. А вот обручальные кольца Куруфинвион сделает по своей воле. Или это тоже предрешено заранее?
Принцесса несуществующего королевства медленно размыкает губы:
– Мастер Келебримбор, звезды осияли нашу встречу.
С чего он взял, что у нее глаза адана? Зрачок разбежался по всей радужке, и два отравленных наконечника ударяют Куруфинвиону в мозг. Она знает.
– Тьелпэ? – встревожено восклицает Ардамирэ.
"Сокровище Арды", – повторяет про себя Келебримбор.
– Твоя невеста воистину прекрасна, – учтиво говорит нолдо.
"Но ее приданое может погубить тебя."
* * *
– Престранный свадебный дар, – криво усмехается внук Феанора, наблюдая, как старательно слуги облачают Ардамирэ перед церемонией. Ожерелье лежит тут же в ларце, и Келебримбор чувствует томление Камня, соскучившегося по свету.
– Мне даже не верится, что теперь оно мое, – признается жених, не обращая внимания на угрюмый тон старшего друга.
– Четыре короля носило его, и каждый был убит, – резко говорит Куруфинвион.
Слуги со страхом косятся на знаменитого мастера, кто-то даже пытается возразить, что в такой знаменательный день не время для таких речей.
– Самое время! – еще грубее заявляет Келебримбор, но сын Туора беспечно улыбается.
– Я не Диор и уж никак не Тингол. Мне достаточно любви своей жены. Если кто заявит свои права на это ожерелье, а Эльвинг согласится, то я отдам его.
"Беспечный мальчишка!"
– Гномы прокляли это ожерелье, – напоминает Келебримбор.
– К чему ты клонишь? – Ардамирэ жестом отпускает слуг, считая, что его наряд завершен.
– Лучше бы тебе не прикасаться к Наугламиру, – нолдо старается говорить спокойно.
– Один только раз, ради Эльвинг, – Ардамирэ открывает ларец, и Келебримбор невольно делает шаг вперед. Свет давно погубленных дерев разливается по комнате, высвечивая самые потайные углы.
– Позволь, я помогу тебе. – Келебримбор протягивает руки к ларцу, но юноша сам вынимает ожерелье и возлагает себе на грудь.
Мастеру лишь остается застегнуть хитрый замок.
– Какое легкое! – с удивлением восклицает новобрачный.
– Мне говорили об этом, – со вздохом делиться Келебримбор. – Но никогда Наугламир я в руках не держал.
Ардимирэ не слышит его. Он, как завороженный, рассматривает ожерелье в зеркале, решив, что грешно такую красоту держать взаперти в ларце.
526 год П.Э.
В облаках запутавшийся взгляд
И слова, затертые до дыр:
Верь, что уходящий виноват,
От кого бы он ни уходил.
Не кричи, что бросишься за ним
И во тьму. Да если бы во тьму,
А не в это, белое, как дым,
Небо, что обещано ему!
Не ищи в плеснувших рукавах
Шелеста рождающихся крыл.
Верь, что уходящий – виноват,
Отчего бы он ни уходил.
Ханна
– Отчего же ты бежишь, Ульмондил? Не от себя ли? – в голосе Куруфинвиона нет намека на осуждение, но и на сочувствие тоже.
– Я не бегу, – возражает сын Хуора, – я хочу продолжить дело Тургона.
– Безнадежное дело, – пожимает плечами мастер. – Путь на Запад закрыт.
– Для нолдор, – упрямо возражает правитель Сирионских Гаваней.
– В какой-то степени ты больше эльф, чем человек, – высказывает свою давнюю мысль нолдо.
Туор в ответ лишь печально улыбается. В его золотистых волосах не видно седины, плечи все так же гордо развернуты, походка легка, но в глубине зрачков притаился страх.
"С кем же ты повстречался тогда, Туор? – не в первый раз спрашивает себя Келебримбор. – Я лишь надеюсь, что Итариллэ разглядела бы в тебе скверну… Как увидела ее в Ломионе."
Келебримбор глубоко вздыхает. Он никогда не спросит, что же тогда произошло на стене.
– Может, отправишься с нами, Тьелпэ? – неожиданно предлагает Туор. – В свое время ты так хорошо все объяснил Эарендилю, я многое почерпнул из ваших бесед.
– Спасибо за приглашение, – сдержанно отвечает мастер. – Но с тобой будут более опытные мореходы, чем я.
"К тому же, кто-то должен охранять твоего сына от моей семьи. Если вы сами не позаботились об этом".
537 год П.Э.
Огненно-огненно-рыжие волосы,
Два одинаково радостных голоса,
На рукавах одинаковы вышивки,
Из-под бровей одинаковы прищуры.
Двое – на конях, два вьющихся знамени,
Две рукояти узорных под дланями,
Двое – две тени, две своры, два сокола...
Вроде бы только дурачились около
И обещали: добудут мне все-таки
Камень – на шею и Гавани – под ноги...
Ёльф
Выйти из мастерской, когда лишь чеканный шаг утренней стражи нарушает предрассветную тишину. Ощутить ступней каждую холодную песчинку. Лечь на дно, предоставив волнам расплетать косы.
Качаться в такт прибою, пока не вынесет на берег. Вздохнуть и встретить день как жизнь. Жить, улыбаться и терпеть жар Камня так близко. Ждать, когда же придут за ним.
– Мастер Келебримбор!
Гордая правительница бывает растерянной? Возьмем на заметку.
– Леди Эльвинг, вы посылали за мной.
Ты хорошо приноровился все делать левой рукой, мой лорд. Тенгвы выписаны тщательно, одна к другой. "…принадлежит нам…желаем мира…благоразумие…"
– Ты удивлена, дочь Диора?
– Они словно выжидали, когда мой супруг отправиться в море!
– Возможно, они не были уверены.– Легким пожатием плеч отгородиться от подозрений.– А я просил твоего супруга взять ожерелье с собой!
– Вот как? И что же он ответил?
Непроизвольная усмешка кривит губы:
– Все тот же вздор. Но Сильмарилл не может способствовать процветанию. Слишком долго он был под тенью Врага.
– Его сущность Враг не смог исказить! Иначе ни Лютиэнь, ни Тингол не прикоснулись бы к нему.
– Думай как пожелаешь. Но для чего ты вызвала меня? Ты хочешь, чтобы я отвез твой отказ в Амон-Эреб? Для пущей солидности?
– Я еще ничего не решила!
– Вот и славно, госпожа правительница. Ни одно сокровище мира не стоит жизни твоих детей.
– За этот Камень мои братья уже заплатили.
– Я знаю. Но Маэдрос тоже может предъявить тебе счет. Не время ли остановиться?
– А вы способны остановиться?
– Если бы я имел право обижаться, дочь Диора, то я бы прямо сейчас отправился к Маэдросу. Но я давно и прочно сделал свой выбор. В тот день, когда и ты, и я потеряли своих отцов. Я тогда еще не знал, что мне некуда возвращаться. Я перешел Бритиах и нашел лишь опаленные камни на месте Белого города. Странное место этот Бретиах. Многие медлили прежде, чем пересечь его. Я же повернул и направился в Сирионские Гавани. Вот еще одно доказательство тому, что нас направляют Валар, но мы решаем сами.
– Должна подумать, лорд Келебримбор. Твои дядья пытаются ограничить меня во времени принятия решения.
– Кто-то из них приехал самолично? – не скрывает своего удивления Куруфинвион.
– Младшие, – коротко отвечает Эльвинг.
– Оба? – еще больше удивлен Келебримбор.
Эльвинг лишь кивает.
" Безрассудная наглость." – подводит про себя итог Келебримбор. – "Я бы им тоже отказал. Неужели нельзя было найти посредников получше? Или Майтимо уже все решил для себя?"
– Я поговорю с ними неофициально, если позволишь, – осторожно предлагает мастер.
Эльвинг некоторое время пристально смотрит на него и соглашается.
* * *
Двойное осанвэ, да еще с такой яростью и ненавистью, может раздавить кого угодно. "Предатель, предатель, предатель!!!" – а внешне лишь прекрасно разыгранное удивление, благосклонное внимание и почти сочувствие.
– Ты же понимаешь, Тьелпэ, мы не отступим. Лучше ей сейчас отдать нам Камень. Взамен она получит немало – расположение Первого Дома.
"Которое ей абсолютно не нужно."
– Слово сыновей Феанора, – так благожелательно в ответ, вежливый поклон и неуютное ощущение незащищенной спины при невыносимо длинных пяти шагах к двери.
538 год П.Э.
Война всегда начинается внезапно. Даже если готовятся к ней, укрепляют подступы к городу, высылают дозоры. Но до последнего уговариваешь себя: нет, этого не случится. Не здесь, не сейчас, не со мной. Ни с моим городом, ни с моими кораблями. Пережитого достаточно. Иногда начинаешь сомневаться в благости Великих. Потом это пройдет. Вскоре после того, как погибшим отдадут последним долг.
Всегда найдется тот, кто споет о серебряной звезде на черном стяге, плывущем по черному небу. Сегодня дым закоптил даже небеса. Дождь прольется после. Живые не оценят, а мертвые не заметят.
Высокий воин, не отрывая взгляда от блистающей точки на городской стене, медленно поднимает руку , лишенную кисти, подавая сигнал к атаке. Он все еще ждет ответа, даже когда таран пробивает ворота.