Юлия Понедельник
Крутой путь
Им выпала схожая судьба. Обе родились в прекрасном городе Гондолине, обе были единственными дочерьми у родителей и жили по соседству. И обе потеряли все, кроме жизни, в тот страшный день.
* * *
– Рингвэн, Рингвэн, мне страшно! – дрожащая Лалвэ вцепилась в руку старшей подруги, подняв к ней заплаканное лицо. – Что с нами будет? Что будет с нашим городом?
Лалвэ и ее мать пришли к соседям – вчетвером было легче выносить ужас тревоги и неизвестности. Линдиль и Малдуин, отцы подруг, отправились оборонять стены Города-Цветка.
Женщины заперли все двери и окна, затворили ставни – это давало призрачное ощущение безопасности, казалось, что внутрь дома не сможет проникнуть никакое зло.
– Не бойся, маленькая, – Рингвэн была бледна, но сохраняла присутствие духа. – Никому не взять Гондолин приступом. Наши воины доблестны и могучи, а стены высоки и неприступны. Они пришли сюда напрасно. Они скоро уйдут.
– На сердце моем лежит тень, – неожиданно твердым голосом сказала Лалвэ. – Может быть, мы и спасемся, но город наш будет разрушен. Вестник Ульмо говорил правду.
– Нельзя сдаваться, пока еще не все потеряно, – ответила Рингвэн. – Не будем отчаиваться!
После этих слов четыре женщины сидели в молчании, не в силах ни говорить, ни заняться обычными домашними делами. Прошло время обеда, ужина, но никто из них даже не двинулся с места. Рингвэн стряхнула с себя тягостное оцепенение.
– Надо посмотреть, что происходит снаружи. Может быть, я узнаю какие-то вести о ходе битвы.
– Не уходи далеко, доченька.
– Хорошо, мама.
Рингвэн прошла в маленькую прихожую, осторожно отворила входную дверь и выглянула наружу. На миг она подумала, что чувство времени подвело ее и уже утро – так на улице было светло. Но нет, то было не сияние пресветлой Анар – то был огонь пожаров. Она закашлялась от густого запаха дыма, в воздухе носились хлопья сажи, подобные черному снегопаду. Больше всего на свете Рингвэн захотелось отступить обратно в дом, спрятаться. Но так она ничего не узнает! Откуда пожары? Неужели орки уже прорвались в город? Или это новое оружие врагов и они могут сжечь их на расстоянии? Тогда дом – не укрытие…
Она вышла на улицу в поисках хотя бы одного эльфа. Но улица была пустынна – все двери плотно заперты, ставни затворены. Запахи дыма и гари стали резче, как будто она подходила к огромному костру… Вот он, костер – четвертый дом от жилища ее семьи. Рингвэн знала, что там живет Келебрин – серебряных дел мастер. В ужасе она смотрела на пожарище, гадая, куда же подевались живущие в доме… Неужели, погибли, не сумев выбраться?
– Рингвэн! – Нет, к счастью, ее ужасные догадки были неверны – обернувшись, она увидела юного сына мастера, махавшего ей рукой.
– Малмайт! Что происходит? Стены пали?
– Только что приходил отец, сказал, что в стене появился пролом, и враги вошли в город. Мы не можем их сдержать. Он сказал, что мы должны спрятаться – тогда нас не найдут, а он потом вернется за нами.
– Отчего же ты не спрятался?
– Я убежал. Я мужчина и буду сражаться! У меня уже есть меч! – И он показал свой небольшой детский клинок. Клинок по краям светился голубыми искрами.
– Орки близко!
– Да. И я им покажу! А ты прячься и своим скажи, чтобы прятались. Мы выгоним всех орков и тогда сможете выходить.
– А что с Малдуином, моим отцом? И с Линдилем?
Малмайт покачал головой.
– Не знаю, отец ничего про них не говорил. Уходи скорее! И не прячьтесь в самом доме – враги мечут огненные стрелы – от них горит и плавится даже камень, и огонь невозможно потушить. Мы едва успели выбраться…
– Лучше бы ты сам спрятался.
– Нет, я уже большой, я не буду сидеть в норе, как трус!
Видя, что мальчика ей уговорить не удастся, Рингвэн поспешила обратно к дому. Узнав принесенные ею вести, женщины задумались об укрытии. В саду у них был небольшой погреб, где хранились бочки с вином. Там они и устроились, тесно прижавшись друг к другу.
Лалвэ дрожала как осиновый лист, ее мать и Рингвэн никак не могли ее успокоить. Им ничего не оставалось, как спеть ей песню сна, и лишь тогда измученная Лалвэ уснула, поникнув головой на грудь подруги. Сама Рингвэн предпочитала бодрствовать, чтобы встретить любую опасность лицом к лицу.
Томительно текли часы ожидания. Наконец, мать Рингвэн не выдержала.
– Я не могу сидеть здесь, в неизвестности. Я пойду искать господина моего, Малдуина. Лучше я погибну с ним, чем задохнусь здесь!
– Мама! Я с тобой!
– Разве ты хочешь покинуть Лалвэ? Позаботься о ней, она нуждается в тебе. Неужели ты желаешь отказаться от дружбы?
– Нет… Хорошо, я останусь здесь.
Когда она ушла, тьма, казалось, еще плотнее навалилась на оставшихся. Рингвэн, устав от тревожного бдения, погрузилась в грезы. Очнулась она от шума и криков наверху, которые приближались к их убежищу. Голоса были грубыми и хриплыми и никак не походили на речь эльдар… Рингвэн зашевелилась.
– Что там? Может, выглянуть наружу?
– Нет, лучше будем сидеть тихо. Может быть, они не заметят вход…
Но они заметили.
– Эй, Рыг, что это там? Какая-то дверца…
– Может быть, золото?
– Да ни, они вроде золото в домах держат… Но все равно – надо заглянуть. Мы ведь еще ничего не нашли – неужели вернемся домой с пустыми руками?
– Щас откроем… Держи только меч наготове – вдруг там кто опасный?
Дверца затряслась от могучего рывка.
– Заперто!
– Ну точно, что-нибудь ценное! Руби дверь!
Дерево затрещало, замок не выдержал сильного удара и вскоре в проеме, на фоне светлевшего утра, показалась чья-то сутулая фигура…
– Бочки какие-то… А кто там в углу? А ну вылазь!
Не выдержав напряжения, мать Лалвэ с криком метнулась к двери. Напуганный орк ткнул ее мечом в грудь с такой силой, что лезвие вышло из спины женщины. Рингвэн закричала…
* * *
Очнулась она от громких голосов.
– Дурак ты, Хург! Великий Господин приказал набрать побольше рабов, а ты их убиваешь!
– Да напугался я! Она как выскочит, как заорет…
– Тьфу, бабы испугался! По роже бы ей дал, она бы и успокоилась!
– Ну ладно, ладно… Зато эти две – наши! А может, еще кого по дороге подберем!
– А винцо? Винцо хорошее, слабоватое правда…
– И как ты его отсюда заберешь? Бочки во какие, в наш рост…
– Эх, жалко… Орк смачно рыгнул. – Ладно, щас еще попью, напоследок, и двинем отсюда… А ты за бабами следи!
– Да куды они денутся, я их связал надежно… Мне тоже принеси винца на дорожку!
Они говорили о двоих – значит, Лалвэ жива! Рингвэн ощутила невыразимое облегчение, тут же сменившееся новой тревогой. Живы-то они, живы – но что ждет их впереди? Плен? Это может быть хуже смерти… Она попыталась пошевелить руками. Связаны сзади. А ноги? Как будто свободны… Увидев, как она зашевелилась, орк потянул ее за волосы вверх:
– Эй, девка! В себя пришла? Эт-та правильно, сейчас с нами пойдешь… Зенки-то открой, дохлой не притворяйся, не поверю!
Рингвэн открыла глаза. Прямо перед ней маячило уродливое лицо – темно-коричневая кожа вся в болячках и язвах, узкие глаза-щелочки, изо рта торчали длинные желтые клыки, грязные редкие волосы свисали сальными прядями с непокрытой головы. От страха она снова закричала. Орк отшатнулся, прикрыв глаза и выпустив ее волосы, затем отвесил девушке оплеуху.
– А ну тихо! А то сейчас еще получишь! И зенки свои на меня не лупи! И не вздумай тут колдовать! Встань! Ну, быстро! А не встанешь – здесь не брошу, не надейся! За волосы поволоку!
Ошеломленная болью и унижением Рингвэн попыталась выполнить приказ. Встать со связанными руками оказалось не так-то просто, к тому же у нее кружилась голова. Наконец, она смогла подняться и огляделась. Лалвэ лежала неподалеку, не двигаясь – только грудь ее поднималась от дыхания – видимо, заклятие сна еще действовало. Дом остался целым, лишь стекла были выбиты, да на белых стенах кое-где осела черная копоть. Возле входной двери лежала куча вещей – очевидно, орки распотрошили все шкафы и сундуки – тарелки, чашки и кубки, несколько котелков, простыни и одеяла, подушки, ткань, из которой мать шила всем одежду, порванные книги…
Пройдя несколько шагов, Рингвэн упала на колени рядом с подругой – стоит ли будить ее песней пробуждения? Счастливая, она еще не знает, что с ними произошло… Орк, который пошел за ней, разрешил ее сомнения, дернув Рингвэн за руку:
– Эй, девка, слышь, разбуди-ка ее! А то мы уже по-всякому пробовали…
Испугавшись, что если она не выполнит приказ, то орки что-нибудь сделают с подругой, Рингвэн тихонько запела песнь пробуждения. Лалвэ открыла глаза и улыбнулась ей.
– Рингвэн, милая, это ты! А что… где…
Она попыталась приподняться, растерянно оглядываясь, и тут наткнулась взглядом на орка, который ощерил в ухмылке длинные клыки.
– А-а-а! – Лалвэ попыталась вскочить на ноги, но не смогла из-за связанных рук, тогда она забилась в ужасе, пытаясь отползти подальше.
– Ти-и-ихо! – заорал орк. Напуганная этим криком, Лалвэ, наконец, смолкла.
– Ну че они у тебя все орут? – Второй орк поднялся из погреба, утирая губы и протягивая товарищу флягу. – Успокоить не можешь?
– Да они попервости всегда орут, не знаешь что ли… Лады, давай собираться, да двинем отсюда. Золота нет, так хоть что-то взять надо…
И Хург деловито принялся собирать разбросанные вещи в большой мешок, со звоном полетели туда тонкие тарелки и чашки, сверху обрушился один из котлов... Рыг с усмешкой наблюдал за ним, потом сказал:
– Приволочешь одни осколочки, как в прошлый раз…
Хург с досадой плюнул:
– Тьфу ты, пропасть, раньше сказать не мог! – и вытряхнул весь мешок обратно на траву. – Ладно, возьму тряпки, пожалуй – не разобьются… И подушки у них славные, мягкие, тоже возьму…
Подушки в мешок не влезали. Тогда орк исхитрился прикрутить их к себе на живот и на спину. На голову он водрузил один из медных котлов, который все время сползал ему на глаза. Выглядело это настолько нелепо и смешно, что несмотря на весь ужас своего положения Рингвэн улыбнулась.
– А это че у них? – он пнул одну из книг. – Ни съесть, ни одеть, ни выпить…
– Да не знаю, только эти дураки голуг так их ценят, что, бывает, в огонь за ними бросаются… Страсть тогда как весело… Может, подожжем? Они хорошо горят…
– Да ни, не стоит, нафиг надо, чтобы девки наши в огонь бросились… Да и так мы задержались, другие парни больше нашего наберут, потом смеяться будут… Пошли, чего уж там, – и он с кряхтением взвалил мешок на спину. – А ты этих подымай, хватить отдыхать!
Рыг дернул сидящую Рингвэн за руку, затем слегка пнул Лалвэ в бок:
– А ну вставайте, вперед! Пошли, пошли!
Испуганные девушки с трудом поднялись и поплелись к выходу на улицу. Рыг сопел позади, не желая выпускать добычу из виду.
На улице все так же пахло горьким дымом и носилась копоть – еще больше, чем вчера. То там, то сям на месте домов виднелись черные пожарища – огонь и вправду сожрал даже мрамор и гранит… Слышались ругань и хохот орков, крики и плач других пленных… Кое-где лежали мертвые тела – орки и эльдар вперемешку. Рингвэн старалась не рассматривать их слишком пристально – боялась узнать кого-то из друзей или родичей…Где же ее родители? Она попыталась мысленно позвать их – но ответа не было. Может быть, они закрылись или… погибли. Как будто отозвавшись на ее мысли, Лалвэ шепотом спросила:
– А где же мама? Ей удалось убежать?
Рингвэн замялась. Не глядя подруге в лицо, она ответила:
– Нет. Она… ее больше нет здесь, Лалвэ.
Лалвэ замолчала. Потом она прошептала:
– Понимаю. Отца я тоже не могу дозваться… Их больше нет здесь…
Рингвэн молча глотала слезы. Они остались одни.
* * *
Труден был путь на север, через сухую, выжженную землю Анфауглит. Там не было ни воды, ни травы, ничего живого – только черная пыль и песок, которые раздувал северный ветер. От каждого шага в воздух подымались тучи пыли – дышать было почти невозможно, приходилось закрывать лицо одеждой. Толпа пленников с плачем и стенаниями продвигалась вперед, к ужасной цели – огромной горе – высочайшему пику Средиземья. Тангородрим – имя, проклятое всеми эльдар и эдайн, Гора Гнета, врата Железной Темницы.
Рингвэн и Лалвэ шли рядом – впрочем, им бы и не позволили разлучиться – ведь пара их пленителей-орков тоже не разлучалась. Вряд ли орки были способны на истинную дружбу – но объединяться на основе взаимных интересов могли. Впрочем, это не мешало “друзьям”-оркам обманывать и предавать друг друга. Например, Хург спал всегда, крепко обняв свой мешок – ведь иначе от его добычи ничего бы не осталось – все растащили бы соседи, и в первую очередь – его приятель Рыг.
Орки стремились побыстрее добраться до Темной Крепости – даже им не нравилась эта безжизненная пустыня без воды и пищи. Тем не менее, каждый вечер они упивались награбленным вином, а потом хрипло горланили песни, ругались и дрались друг с другом. О сохранности пленников они не беспокоились – в пустыне тех ждала неминуемая смерть, к тому же, ночью лагерь охраняли огромные волки. Их нюх ничто не могло обмануть – и они обязательно бы догнали и разорвали беглеца.
Из пьяной похвальбы орков и разговоров украдкой с другими пленными девушки узнали некоторые подробности битвы. Воины Гондолина сражались доблестно, но врагов было слишком много, к тому же среди них бились могучие драконы и балроги, и были у них ужасные машины, изрыгавшие огромные камни и зачарованный огонь. Король Тургон погиб под развалинами своей башни. О судьбе его дочери с мужем и сыном никто не знал – полагали, что они погибли, пытаясь уйти из города, а тела их сгорели в гигантском пожаре, в который превратился прекрасный Город-Цветок – орки напоследок подожгли все, что осталось. Также ничего не знали и о племяннике короля – мрачном Маэглине. Утверждали, что последний раз его видели, когда он направлялся к дому Туора и Идрили – но что сталось с ним потом? Среди пленных его не было. Орки были уверены, что из города не спасся никто – все перевалы Окружных гор охранялись отборными отрядами воинов Моргота. Им было приказано не выпускать никого, захватить побольше рабов, а если не удастся – убить всех. И они выполнили приказ.
О судьбе своих отцов и матери Рингвэн девушки тоже ничего не узнали. Среди пленных их не было. Бежать из долины никому не удалось. И подругам ничего не оставалось, как оплакивать их смерть и свою судьбу.
К счастью или несчастью мучительный путь по выжженной земле был недолог. К вечеру четвертого дня дороги войско и пленники подошли к Тангородриму вплотную. Гора закрывала полнеба. От нее исходил давящий ужас – казалось, она желает раздавить тех, кто подошел близко. Входом в Ангбанд служили огромные бронзовые ворота, по обе стороны от них возвышались укрепленные стены. Врата распахнулись, словно ненасытная черная пасть и оттуда повеяло страхом, отчаянием и смертью... Многоголосый вопль поднялся над толпой – многим казалось, что лучше умереть, чем идти туда… Но не было у несчастных ни силы, чтобы сопротивляться, ни оружия, чтобы прорубить себе путь на свободу. Огромные створы захлопнулись у них за спиной, отрезая путь к свету и надежде. Гора поглотила их.
* * *
Теперь они шли куда-то вниз по огромным полутемным лестницам, лишь кое-где освещенным редкими факелами. Все ниже и ниже спускались они – на дно ада, на дно отчаяния…
По дороге мужчин и женщин разделили: женщин загнали в какую-то огромную пещеру и заперли там, а мужчин повели дальше. Много было слез и стенаний – здесь семьи и друзья разлучались навсегда, хотя маленьких детей оставляли с матерями.
Рингвэн и Лалвэ тихо пристроились в уголке, радуясь возможности передохнуть, хотя почти полная темнота и давящий страх, казалось, пропитавший это место, не располагали к покою. Тут было душно, кое-где из щелей вырывались зловонные испарения – гора как будто вздыхала. Лалвэ поникла, похоже, впадая в забытье. Рингвен постоянно тормошила подругу, боясь, что та уснет здесь навсегда. Прислонившись к стене пещеры, на удивление теплой, Рингвен услышала какой-то далекий гул и шум – что происходит в недрах горы? Колдовство ли это Владыки Тьмы или шум подземных рудников и кузниц, о которых шепотом рассказывали страшные сказки? И неужели их оставят под землей навсегда? Рингвэн ощутила накатывающий ужас – никогда не увидеть ни звезд, ни солнца, не вздохнуть свежего воздуха? Быть может, лучше и правда уснуть навеки? Но нет, такие мысли недостойны одной из эльдар, дочери тех, кто перешел Вздыбленный Лед. Она выживет и поможет выжить бедной Лалвэ.
Так, в тревоге и раздумьях прошла вся ночь. Рингвэн почувствовала, что снаружи встает солнце, но здесь, конечно, было так же темно как ночью. Двери отворили и пещера наполнилась орками. Они подходили к пленницам, бесцеремонно разглядывали их, а потом уводили с собой: то одну, то двоих, а то целый десяток. Иногда орки ссорились из-за пленниц, а то и дрались между собой. Рингвэн напряглась: сейчас решится их судьба. Она прижала к себе Лалвэ, которая все же впала в какое-то полузабытье, и молила Валар, чтобы их не разлучили. Одна Лалвэ погибнет – она рождена для радости и света, для мирных времен, а не для испытаний и мук. Какая же судьба выпадет им?
Судьба приближалась в виде пары орков – один был довольно высоким и массивным и двигался важно, будто владетельный князь, другой – поменьше, угодливо семенил следом. Расталкивая других – поникших пленниц или огрызающихся орков, эта пара, рассматривая пригнанную “добычу”, подошла вплотную к подругам. Чем-то они им приглянулись, и орк-“князь” повелительно рявкнул:
– А ну встать!
Не желая тратить силы на пустое сопротивление, Рингвэн поднялась, поддерживая Лалвэ, которая очнулась от крика и встала, уцепившись за старшую подругу. Орк тем временем бесцеремонно их разглядывал, а потом сказал, обращаясь к товарищу:
– Ниче вроде, здоровые, не раненые…
– Та, что поменьше, дохлая какая-то…
– Тут многие полудохлые – пещер они не любят, плохо им здесь... Ничего, на воздухе оклемается.
Несмотря на тревогу, в груди Рингвэн всколыхнулась радость – значит, их не будут держать в подземелье! И то хорошо.
Тут мелкий орк заметил:
– Господин Гурра, а зачем они нам вообще? Людских баб не хватает, что ли?
– Дурак ты или не знаешь? Как эльф на пшеницу только взглянет – она растет лучше и урожай дает сам-сто! Кормить-поить войско надо? Надо. Рудничных рабов кормить-поить надо? Надо. А чем кормить? Тебя сварить, может?
– Не, меня не надо!
– Ах, не надо… А кто растить пшеницу да за скотиной ухаживать будет? Тебя поставить?
– Чтобы я работал – пусть рабы этим занимаются!
– Ну так в хозяйства всегда эльфов дают, этих, как их … эва… йава… йа-ва-нгол-мо… уф-ф-ф, во как их Великий Господин называет. Рауг побери эту проклятую речь, язык себе сломаешь! Короче, они все про то, что растет, знают и растить, значить, помогают. За животными тоже ухаживают, стало быть, и те тоже такой приплод дают, что ого! Да и не болеют при них животины-то. Вот нам этих и дали, а то я все время просил – не давали, говорили – нехватка, зато теперь – ого их сколько пригнали! Мужики ихние тоже так могут, да только для них приказ – всех на рудники да в кузни. А баб, стало быть, по хозяйствам распределяют, а кого – шить или еще что… Ну, а я тут подсуетился, нам цельных двух дали, хозяйство-то большое… А то Северная Твердыня все требует да требует: и зерна им, и мяса, и еще всякого-прочего, да побольше…
* * *
Так подруги и попали в большое поселение на севере от Тангородрима, в котором выращивали пшеницу и разводили скотину. Это была долина, с трех сторон окруженная горами, с севера же она выходила на плоскую блеклую равнину, где почти ничего не росло. Долина открывалась только на север, горы были высокими и отвесными, перебраться через них было невозможно. С юга свет заслоняла огромная туша Горы-Деспота. Выход же на север был закрыт высоким частоколом и массивными железными воротами. На башнях располагались часовые с луками. Были у них и огромные волки, обученные охотиться за беглецами, так что бежать отсюда было невозможно. К тому же, на северных равнинах водились такие твари, что встретиться с ними в одиночку уже было равносильно смерти. Они часто подходили к долине, желая поживиться ее жителями или скотиной – тогда их отгоняли огнем, луками и копьями. Когда из долины выходил обоз с припасами, охрана его была весьма многочисленной. Недалеко от долины располагалось несколько рудников, где добывали железо и медь, иногда небольшие обозы отправлялись и туда.
Рингвэн раньше слышала, что на севере так холодно, что круглый год лежит снег и ничего не растет. Но здесь было не так. Солнце, и правда, едва грело (когда ему вообще удавалось выбраться из-за тени огромной горы на юге), но земля была странно теплой. Отчего так – точно никто не знал. Поговаривали, что глубоко под землей скрыты огромные огненные озера, из которых Темный Владыка черпает магический огонь для своих машин, оттуда же берется то пламя, что временами изрыгает Тангородрим. Однако воочию этих озер никто не видел, поэтому они ли было причиной странного тепла или что другое – оставалось неизвестным. Однако же земля, согретая изнутри, вполне могла давать неплохой урожай, хотя зимой и здесь выпадал снег – слишком уж сильный мороз сковал север Средиземья, и без солнца одно подземное тепло не справлялось с холодом. Таких долин в Железных Горах было много – именно они и кормили многочисленных солдат и рабов Северной Твердыни. Но дальше к северу от Большой Горы и вправду простиралось царство вечного льда и снега, так что подойти оттуда к Ангбанду было почти невозможно.
Все это подруги узнали позже, а при входе в долину они лишь удивлялись зелени там, где ожидали встретить лишь снег да пепел. Впрочем, им не пришлось долго осматривать окрестности – орки-стражники быстро втолкнули их в какое-то низкое и длинное строение, а затем один из них заорал:
– Матка! Эй, Айша, принимай новеньких!
Из полутьмы вынырнула какая-то согбенная фигура. Увидев девушек, она отпрянула, закрывая лицо руками:
– Ох, демоны, белые демоны! Спасите!
Стражник плюнул:
– Тьфу, глупая баба, какие это тебе демоны… Новенькие это, из эльфов. Тихо ты, не укусят!
Айша отняла руки от лица, но на девушек смотрела с опаской:
– Укусить-то, может, и не укусят, а ну как заколдуют?
Орк захохотал:
– Умели бы они так колдовать – сюда бы не попали. Короче, Айша, устрой их тут, все покажи, расскажи. Господин Гурра сказал – они за скотиной ухаживать будут, поля обходить, смотреть, чтобы все росло как надо. Завтра пусть и приступают. А вы, – это уже было сказано подругам, – слушайте, что вам скажут, и не вздумайте лениться да ерепениться. С лентяями да бунтарями у нас разговор короткий – поняли?
И с этими словами он слегка ткнул Рингвэн кулаком в грудь.
– Ну, поняли? Чего молчите?
Лалвэ тихо ответила “да”, Рингвэн только молча кивнула.
Айша сбоку зашептала:
– Надо говорить “да, господин”.
Орк довольно ухмыльнулся:
– Да, верно, научи, как отвечать надо. Ну, поняли?
– Да… господин, – Рингвэн противно было говорить “господин” этому вонючему негодяю – да что толку попусту сопротивляться? Она решила слушаться этих … господ, пока от нее не требуют чего-то воистину невозможного…
Орки ушли, закрыв двери, и Рингвэн присмотрелась к своей новой товарке. Это несомненно была женщина, хотя грудь с трудом различалась под каким-то бесформенным серым балахоном, поверх которого была надета безрукавка из толстой ткани. Женщина была невелика ростом, а согнутая спина делала ее еще ниже. Волосы на голове были белыми и редкими, связанными сзади в пучок какой-то грязной тряпкой. Со сморщенного желтовато-серого лица смотрели маленькие глазки-щелочки. Сначала Рингвэн решила, что видит перед собой женщину-орка, но потом что-то заставило ее усомниться. Но, конечно же, она не была и эльфом. Человек? Женщин-людей Рингвэн никогда еще не видела. Она протянула руку:
– Здравствуй, тебя зовут Айша, верно? Ты человек?
Айша отпрянула, со страхом уставившись на руку Рингвэн, как будто та собиралась ее ударить. Но, видимо, уверившись, что девушки не собираются причинять ей вреда, она закивала:
– Айша, Айша, верно. Да, человек. Из-за гор. А вас-то как зовут?
– Рингвэн. А ее, – девушка притянула к себе подругу – Лалвэ.
– Ринг… Рин. Лал.
– Ладно, можно и так.
– Идемте, – Айша засеменила куда-то в глубину помещения. Подруги последовали за ней, осматриваясь. Вдоль низких грязно-серых стен виднелись кучки соломы и вороха тряпья – постели? Догадка Рингвэн была верной – Айша подвела их к двум таким же кучам: – Здесь спать будете. Ночью. Днем – нельзя, днем – работать. Есть – два раза, утром и вечером. Одежа…– она с сомнением оглядела легкие белые платья девушек, которые от долгого пути превратились в грязные лохмотья, – я дам. А то замерзнете.
– Хорошо, спасибо. А где остальные?
– Работают. Вечером придут. Вы тоже завтра работать пойдете. Слушайте все, что вам скажут. И не вздумайте спорить да сопротивляться! Что они с такими делают, кто часто не слушается – вам лучше не видеть. А тела потом волкам скармливают, да.
Рингвэн содрогнулась, и почувствовала, как задрожала рука Лалвэ.
– Понятно.
– Ладно, отдыхайте, пока можно. Наружу не выходите, нельзя без дела там шляться, увидят – побить могут. А я одежу принесу.
Рингвэн поворошила грязные тряпки, выбрала несколько почище, собрала солому в кучу и сделала некое подобие постели. Туда она усадила подругу, а затем села и сама, прижав к себе все еще дрожащую Лалвэ, и принялась гладить ее по волосам, успокаивая. Тем временем Айша вернулась и протянула девушкам два таких же серых балахона, как у нее самой, и две куртки. Все было явно не новое, но довольно чистое.
– Спасибо, Айша.
– Да. Отдыхайте, – и она исчезла.
Измученные тяжелой дорогой и тревогами подруги так и поступили. Обе они задремали, но потом Рингвэн проснулась оттого, что Лалвэ у нее под боком начала всхлипывать и тихо звать: “Мама, мама…” Рингвэн ничего не стала ей говорить, только крепче прижала к себе. Чем она могла ее утешить? Рассказом о гибели матери? Тревожными мыслями о будущем? Постепенно Лалвэ все же успокоилась, и подруги вновь заснули.
* * *
Так и потянулись долгие дни рабства. Подруги вставали еще в темноте, съедали по миске каши, иногда чуть приправленной рыбой, сваренными Айшой, и отправлялись доить коров, задавать корм коровам, курам и другой скотине, чистить хлев со свиньями, собирать куриные яйца. Они же лечили больных животных и принимали у них роды. Летом одна из них пасла стадо, другая же обходила поля, заговаривая пшеницу, чтобы она лучше росла. Раньше Рингвэн не задумывалась, почему в Гондолине поля давали урожай дважды в год, несмотря на засуху или морозы, а домашние животные никогда не болели. Видимо, действовало то благословение Валар и Единого, что лежало на всех эльфах, непадших детях Арды. Здесь происходило то же самое, хотя и было намного труднее – проклятие Темного Владыки пропитало эту землю. Но теперь маленькая долина давала мяса и зерна в два раза больше, и господин Гурра – поставленный Ангбандом начальник над поселением – ценил новых рабынь, запрещал стражникам трогать их без причины или развлекаться как с другими. Кроме двух эльфиек в поселении были еще около тридцати рабынь-людей, по большей части из вастаков, которые обрабатывали поля. С ними так не церемонились – могли толкнуть в грязь просто для смеха или избить из-за пустяка. Бранили, впрочем, всех одинаково, ни о каком уважении речь и не шла. Да и Рингвэн не сомневалась – чуть только они проявят малейшее непослушание – их тут же накажут, поэтому старалась никогда не возражать. Подставлять под удар себя, а тем более – бедную Лалвэ, не хотелось.
Вскоре подругам предстояло испытать новое унижение. Они уже заметили, что почти у всех рабынь, кроме самых старых, короткие волосы, но думали, что те сами обрезают их, не желая тратить время и силы на уход – без теплой воды, трав и мыла трудно было содержать волосы в чистоте. Но оказалось, что женщины не сами приняли это решение. Однажды вечером в рабское жилище зашел один из орков. Подойдя прямо к Рингвэн, он бесцеремонно схватил ее за длинную косу, пощупал:
– Хороши! На лучшие луки пойдут! А ну садись, девка, щас обрежу, тебе же легче будет… И хрипло засмеялся.
– Что? – Рингвэн вырвала косу из гнусной лапы. Лишить ее волос – чуть ли не последнего достояния, унесенного из разоренного дома. Она вжалась в стену и воскликнула: – Нет! Нет! Не дам!
Орк разозлился:
– Чаво? Чаво ты тут вякаешь? Не дашься – щас еще двоих позову, свяжем тебя, да обрежем. А потом еще плетки попробуешь. Ну?
Руки Рингвэн опустились. Бесполезно… Он так и сделает, а потом сорвет злость еще на ком-нибудь. Она молча подчинилась, глотая тихие слезы. То же проделали и с Лалвэ, которая, слыша весь разговор, послушалась беспрекословно, но тоже расплакалась. Неровно обрезанные волосы торчали во все стороны, голова сделалась какой-то легкой. Теперь они стали похожи на других рабынь – не женщины, не девы – чучела в бесформенных серых балахонах…
* * *
Другие рабыни сначала относились к новым товаркам настороженно. Вастаков с детства пугали “белыми демонами” с огненными глазами, от взгляда которых невозможно скрыться. Говорили, что эльфы могут заколдовать любого, что пленных они мучают и живьем варят в котлах. Однако, убедившись, что подруги никому не причиняют зла, наоборот – могут заговорить боль от небольшой раны и сделать так, что она быстрее зарастет – им стали больше доверять. Но эльфийки с грустью замечали, что каждая рабыня заботится только о самой себе: они с легкостью крали у товарок жалкие пожитки и продукты, доносили друг на друга, врали и ругались. Этим люди походили на орков, но эльфийки не могли сильно винить их – в таком поведении была виновата их ужасная жизнь, где действовал волчий закон: “Умри ты сегодня, а я завтра”. Но Рингвэн и Лалвэ они все-таки немного опасались, и не смели ни красть у них, ни доносить.
Вскоре подруги убедились, что им повезло еще в одном отношении. Иногда в рабский барак вечером заходило несколько орков, и уводили с собой несколько женщин. Позже те возвращались, часто заплаканные и в синяках. Что с ними происходило – Рингвэн и Лалвэ было неизвестно, их самих никогда не трогали. Но однажды тайна разъяснилась. Одну еще молодую девушку женщины буквально внесли на руках, она была вся избита, по ногам у нее струилась кровь. Рингвэн сразу же бросилась к ней, чтобы остановить кровь и утишить боль. Заговорив кровь и уменьшив боль, насколько это было в ее невеликой целительской силе, Рингвэн, наконец, решила выяснить, что же происходит и обратилась к Айше с вопросом.
– Да что, что… Экие вы эльфы, наивные… Ну у вас же тоже муж с женой ложатся, чтобы дети были?
– Да, конечно.
– Ну, дык, и тут то же самое. Только не муж и не жена, а какую какой господин захочет. Да выбор-то только за ним, а мы – подчиняйся.
Рингвэн посмотрела на нее с недоумением:
– Но, говорят, это радость и счастье…
– Ага, оно, конечно, радость… Когда добром. А когда нет…
– А разве так может быть, чтобы не добром? Разве от этого какая радость может быть?
– Тю, ну точно, как дети малые. Им-то радость в том и есть, чтобы любую, какая понравится, принудить… А наша радость их не заботит.
Лалвэ побледнела и задрожав, прижалась к Рингвэн, пролепетав еле слышно:
– Так, вот, зачем… А…
Айша усмехнулась:
– Что, боишься? Да не трясись ты... Вас не возьмут. Потому что боятся.
Рингвэн тоже побледневшая, прижав к себе дрожащую подругу, удивленно спросила:
– Нас боятся? Бить да кричать не боятся, а тут что?
– Ну… это… с вами ни один мужик не ляжет. Говорят, вы, эльфы, от этого мрете сразу. Раньше, вроде как, пробовали, да потом сверху запретили, ценное, говорят, добро, а вы переводите. Мол, всех переведете, а кто работать будет? А еще, говорят, вы заколдовать можете так, что мужик уже потом станет не мужик, а так… одна видимость. Никогда больше уже с бабой лечь не захочет. Вот и боятся вас. А нас – нет. Вот и получают… радость и счастье… А еще хуже – когда это первый раз, как вот Сайда. – И Айша с сочувствием посмотрела на затихшую девушку.
Рингвэн содрогнулась. Раньше ей никогда не приходило в голову, что великое таинство брака можно свести просто к акту физической любви, что к нему можно принудить насильно и получать от этого удовольствие. Однако, сочувствуя несчастным женщинам, она не могла не испытать облегчения – им с Лалвэ эта участь не грозила…
* * *
Кроме орков-стражей и рабынь в долине были и другие жители. Однажды Рингвэн и Лалвэ с удивлением увидели несколько каких-то маленьких существ, которые крадучись пробирались по двору. Не успели они разглядеть их как следует, как “гостей” заметил один из стражников. Он сразу же заорал: “А ну, убирайтесь отсюда!” и запустил в пришельцев камнем. Те тут же унеслись прочь.
Вечером Рингвэн спросила у Айши, кто бы это мог быть. Старуха, пожевав губами, ответила:
– Кто, кто… Детки ихние, да…
– Чьи дети?
– Да господ же…
– Орков?
– Ну конечно… А ты думала – откуда новые господа-орки берутся?
– Не знаю… У нас некоторые говорили, что Черный Владыка творит их из грязи и подземного жара.
Айша насмешливо фыркнула:
– Ну и дураки это говорили… Родятся они, как все, от мужика да бабы…
– А где же их женщины?
– Да там живут, в пещерах, в дальнем конце… Детям сюда ходу нет – быстро все растащат да поломают. Взрослые – они хоть выгоду свою знают, да начальства боятся – а эти… Только силу и понимают. Дерутся между собой все время, даже и убивают друг друга – выживают только самые сильные. Как войдут в возраст – их собирают и ведут в Железную Темницу, там учат – солдат делают или господ-стражников. Вот так, да…
А перед сном Лалвэ сказала подруге:
– Знаешь что, Ринья?
– Что, милая? – Рингвэн обрадовалась разговору – последнее время Лалвэ стала какой-то слишком молчаливой и безучастной.
– Я подумала тут… Если неправы были те, кто считал орков порождениями земли, то, значит, правы другие. Орки – наши родичи, давным-давно искаженные Морготом.
– Вероятно, так, – Рингвэн вздохнула, – и это худшее из его преступлений…
– А может, все не так плохо? А если можно их исцелить? Начать с детей…
Рингвэн с сомнением покачала головой.
– В силах ли мы исцелить то, что извратил могущественнейший из жителей Эа? Это под силу разве что Единому…
– И все же… Если попытаться…
– Эх, Лал, даже если и так – кто же тебя к ним пустит? Да и если они такие необузданные – это просто опасно.
– Как будто мы тут в безопасности живем… И для чего живем? Просто чтобы выжить? А если можно не просто выжить, а еще что-то сделать?
Рингвэн изумленно посмотрела на подругу.
– Ну у тебя и замыслы, Лал… Валиэ под стать, не меньше. Силы только у нас такой нет. Давай спать, а то и встать завтра сил не будет…
– Давай, – согласилась Лалвэ. И, укладываясь спать, добавила: – А все-таки я не верю, что в них не осталось ни капли добра…
* * *
Так прошло три года. Подруги привыкли ко многому: к некрасивой одежде, скудной и грубой пище, тяжелой работе. Не смогли они привыкнуть только к двум вещам: бесконечному унижению и страданиям других. Да и надо ли привыкать? – говорила себе Рингвэн. Наверное, не надо, иначе мы тоже превратимся в орков. Привычка – первый шаг к тому, чтобы считать это допустимым и поступать так с другими.
Но если Рингвэн думала, что видела уже все плохое, что может здесь случиться – то она ошибалась. К зиме Айша стала сильно кашлять, ослабела, с трудом поднималась с постели. Девушки и старуха давно уже подружились и с улыбкой вспоминали первую встречу. Страх давно уступил место благодарности, если девушки и “колдовали” (люди называли это “колдовством” хотя эльфы понимали под этим словом совсем другое) – то только на пользу своим товаркам по несчастью, обычно они заговаривали их раны и лечили болезни. К сожалению, обе эльфийки не отличались великой целительской силой, но и того, чем они обладали, пока хватало, чтобы за три года никто из рабынь не умер. Но здесь они были бессильны – несчастная старуха-вастачка слабела день ото дня.
– Старость это, деточка, – объясняла она Рингвэн, склонившейся над ней с озабоченной лицом. – Отжила свое, да… Срок пришел… А здесь он приходит еще быстрее, чем на воле…
Несмотря на тревогу, Рингвэн не могла не улыбнуться на слово “деточка”. По счету лет она была в три раза старше “бабушки” Айши. Но люди никак не могли привыкнуть, что эльфы не стареют лицом и телом – хотя здесь, в плену, и у них появлялись морщины и седина, как у людей. Тем не менее, выглядели они все равно моложе остальных, кроме совсем уж юных девушек.
– Что же делать? – спросила Лалвэ, тоже сидевшая рядом.
– Ничего тут не сделаешь, милая, – прошептала старуха, и вдруг лицо ее исказилось страхом. – Господам только не говорите, нет! Хочу помереть спокойно…
– Почему же? А вдруг они помогут? – спросила Лалвэ.
– О да, они помогут, – с кривой усмешкой сказала одна из рабынь, слушавшая разговор. – Так помогут, что все беды тебя оставят. Раз и навсегда.
– Не говорите, нет, нет, – старуха захлебнулась кашлем.
– Не скажем, бабушка Айша, – успокоила ее Рингвэн.
Но скрыть ничего не удалось. Видимо, один из стражников, появлявшихся в бараках, все-таки донес “господину” Гурре, что Айша уже не встает с постели. Однажды утром Гурра лично заявился в барак в сопровождении трех орков.
– Что тут у нас? – он с размаху пнул носком сапога лежащую старуху. – А ну бабка, вставай!
Несчастная Айша попыталась приподняться, но сил у нее уже не было. Рингвэн кинулась было к ней – помочь или прикрыть собой, но один из стражников легко отшвырнул ее так, что она упала на землю.
– Так, понятно, – заключил “господин начальник”. – Нечего на нее жратву переводить. Падаль – волкам. Хотя… подождите-ка, – он жестом остановил стражника, который вытащил кинжал. – Парни давно не развлекались… А ну-ка, тащите ее во двор! И позовите лучников!
Орки поволокли несчастную Айшу во двор. Рингвэн в каком-то оцепенении последовала за ними. Неизвестность была хуже любого, самого жуткого зрелища. А вдруг она сумеет чем-то помешать?
Но этим надеждам не суждено было сбыться. Гурра заметил ее и, обернувшись, сказал, ткнув в грудь:
– Эй, а ты-то куда? Впрочем… – он обнажил в усмешке желтые клыки, – посмотри, коли охота. Харк, Луг, следите за ней, чтобы чего не выкинула…
Два орка, ухмыляясь, крепко взяли девушку за локти. “Вот так… А ты на что надеялась?” – горько сказала она себе.
Во дворе уже вовсю шли приготовления к “забаве”. Бедную Айшу привязали к дощатой стене барака. Гурра, разыгрывая “высокого владыку”, взгромоздился на высокое кресло, быстро принесенное из его дома. Лучники выстроились в пятидесяти шагах от своей жертвы-мишени. Остальные орки расположились полукругом так, чтобы не упустить ничего из предстоящего зрелища и в то же время не попасть под стрелу неловкого лучника. По знаку Гурры вперед вышел один из его доверенных подчиненных и заорал:
– Господин Гурра объявляет состязание лучников! Награда победителю – серебряное кольцо! Цели будут объявлены по очереди!
Из толпы послышались крики: “А почему не золотое?”, “Скупердяй!” и смех. Гурра нахмурился, но узнать кричавших не представлялось возможным, поэтому он махнул рукой, объявляя начало состязаний. “Герольд” заорал:
– Правая рука!
Лучники стреляли по очереди. Каждый выстрел, в зависимости от результата, сопровождался гулом одобрения или улюлюканием и смехом, в которых тонули слабые стоны жертвы.
– Левая рука!
– Печень!
Крик “Сердце!” Рингвэн слышала сквозь пелену милосердного черного забытья, обвисая на руках стражей…
Потом, содрогаясь от непрошеного воспоминания, она поняла, что больше всего ее тогда поразила даже не сама жестокость, а ее бессмысленность. Жестокость ради мести, ради выгоды или власти, ради физического удовольствия, ради спасения своей жизни – это было ужасно, но хотя бы подразумевало некое, пусть извращенное, оправдание. Здесь же она проявлялась только ради з а б а в ы, ради какого-то непонятного, совершенно непредставимого удовольствия от наблюдения за мучениями жертвы… И этих существ Лалвэ полагает возможным исцелить? Никогда…
* * *
После смерти Айши весь окружающий мир для Рингвэн покрылся каким-то налетом обреченности, мир как будто выцветал, становился серым. “Не признак ли это истаивания тела, о котором говорили наши мудрецы?”, – задавала она себе вопрос. О смерти она сейчас думала равнодушно или даже с облегчением. Можно было даже поторопить ее – броситься вниз с какой-нибудь подходящей скалы… Останавливало ее только одно – нельзя бросить здесь Лалвэ, да и женщины-рабыни слишком привыкли к их целительной помощи. Как же она всех бросит? И Рингвэн продолжала жить дальше, послушно исполняя свои обязанности. А потом ей придало силы еще одно, совсем нежданное здесь чувство…
читать дальше
Теперь Рингвэн исполняла обязанности поварихи в бараке – другие рабыни выбрали ее, не доверяя друг другу – они знали, что эльфийка не украдет ни куска из общего котла. И как-то раз, в самом конце лета, ее позвал к себе Гурра и сказал:
– Эй, девка, слушай сюда! Одна дура, что на рудничных похлебку варила да раздавала, руки себе ошпарила – ничего делать не может. Отлеживается, зараза. А у меня, как назло, никого нет свободного, кроме вас – ежли сейчас не убрать зерно, оно осыпется. Так что завтра ты за нее пойдешь.
Рингвэн молча кивнула. Она даже обрадовалась новому заданию – хоть какая-то перемена в монотонной жизни была желанна, да и всколыхнулась надежда увидеться с родичами, которых, наверное, на руднике немало… Хотя нерадостной выйдет встреча… И Лалвэ жаль – ей предстоит управляться за двоих. Ну да спорить не приходится…
Назавтра один из стражников повел ее в рудник, который располагался к западу от долины, в нескольких часах пути. Вход закрывался огромными железными створками, у которых всегда дежурил вооруженный до зубов орочий отряд. Когда эти створки захлопнулись за спиной Рингвэн, она вздрогнула – ей показалось, что она больше никогда не увидит ни солнца, ни звезд, ни вздохнет чистого свежего воздуха. Железная Темница неохотно выпускала тех, кто попал ей в зубы…
В пещерах было тепло, но душно, воздух был наполнен смрадом. На стенах висели редкие факелы, едва разгоняя тьму красноватым светом огня. Кое-где с потолка капала вода. Неровный пол неуклонно понижался, и по мере спуска в чрево горы нарастал неумолчный грохот тысяч молотов – кроме рудника здесь располагались подземные плавильни и кузни, где злосчастные рабы ковали оружие для Владыки Тьмы…
Шли они недолго и вскоре свернули в один из боковых коридоров, который заканчивался не очень большой пещерой. В одной из стен располагался огромный очаг, на другой висела кухонная утварь – поварешки, черпаки, котлы, рядом стоял большой стол. В углу на тряпках кто-то лежал – видимо, ошпаренная повариха. Она не шевелилась – видимо, спала или от боли впала в забытье.
– Так, девка – обратился орк-стражник к Рингвэн – вот тута все, что надо для работы твоей, есть. Кладовку я тебе щас покажу, будешь туда ходить утром, брать жратву. Воду набирать отсюда – и он показал на железный люк в полу – видимо, он закрывал подземный колодец. – Готовить два раза в день – утром и вечером, пять больших котлов. Спать на полу будешь. Короче, давай приступай, сегодня первая смена и так без еды осталась – готовить-то некому… Щас продукты возьмешь – и за дело.
Получив продукты – пшено и рыбу, уже почищенную, Рингвэн быстро разожгла огонь и набрала воды в самый большой котел. Орк, смотревший, как она управляется, одобрительно закивал.
– Ладно, девка, как закончишь – постучишь в дверь, пойдем разносить.
И он ушел, заперев за собой железную дверь. Рингвэн вздрогнула при скрежете засова – ей стало не по себе, когда она подумала об огромной толще камня над головой. Ее снова охватил страх – нет, долго здесь она бы не выдержала – без воздуха, без света… Но она отогнала ужас усилием воли – вряд ли ее запрут здесь навсегда, Гурра не потерпит потери ценной рабыни…
Кинув в похлебку рыбу, она склонилось к больной женщине-человеку, которая действительно впала в забытье, размотала повязки на руках. Ожоги были очень сильные, пройдут, действительно, не раньше, чем через неделю, даже если она поможет ей своей невеликой целительской силой. Закрыв глаза, Рингвэн тихонько запела исцеляющую песнь.
Наконец, похлебка сварилась, и Рингвэн постучала в дверь, как было условлено. Дверь отворилась и она вздохнула с облегчением – все это время ее мучил беспричинный страх, что она навеки погребена здесь заживо, как в гномьем склепе. Давешний орк заглянул и одобрительно ухмыльнулся.
– Уже готова? Ну бери котел, пошли!
Прихватив тряпкой горячую ручку и прикрыв котел крышкой, Рингвэн отправилась за своим провожатым. Котел был тяжелым и неудобным, орк шел быстро, и она все время боялась, что споткнется и опрокинет горячее варево себе на ноги. Но все обошлось, и вскоре они достигли первой пещеры, где ютились несчастные рабы.
Рингвэн казалось, что за время рабства она привыкла ко всему, но к такому зрелищу она готова не была. В едва освещенной довольно большой пещере ютилось несколько десятков изможденных, грязных, похожих на скелеты, едва прикрытых какими-то лохмотьями существ, в которых с трудом можно было признать людей. Все они были закованы в кандалы. При виде еды поднялся многоголосый гомон, они кинулись к Рингвэн и котлу – и трудно было ожидать такой прыти от полуживых существ! Рингвэн отшатнулась в ужасе – ей показалось, что сейчас схватят, разорвут на кусочки и съедят ее саму – но тут несколько орков-надсмотрщиков с помощью ругани, кулаков и кнутов восстановили порядок, построив рабов в длинную очередь. Каждый подходил со своей плошкой к котлу, и Рингвэн наливала в нее черпак похлебки. Слезы наворачивались ей на глаза от ужаса и жалости: все рабы были покрыты болячками и язвами, свежими ранами и старыми шрамами… У кого-то не хватало глаза, у других – пальцев или уха. К концу раздачи руки у Рингвэн дрожали.
То же самое повторилось еще в одной пещере, потом еще и еще… Несколько раз они возвращались на кухню – варить новую порцию. Ни одного эльфа Рингвэн так и не увидела – и благодарила за эту судьбу: ей было страшно представить, что ее родичи тоже превратились в полуживотных, потерявших от тяжелой работы, голода, боли и унижений всякий облик разумных существ…
Однако же, вечером, когда они вторично обошли все пещеры, и на дне оставалось еще немного похлебки, орк повел Рингвэн куда-то дальше, и впихнул ее в совсем маленькую пещеру, где у стены сидели и лежали еще с десяток рабов. Рингвэн остановилась у входа, как обычно, но орк подтолкнул ее дальше со словами:
– К энтим-то сама подойди да раздай. Они тут все больно строптивые да прыткие – вот и держим на цепи, да…
Рингвэн с некоторой опаской приблизилась к рабу у края стены, памятуя о том, как ее встречали в прошлых пещерах и боясь, что и этот на нее кинется, едва она подойдет поближе. Раб поднял голову, и Рингвэн едва не вскрикнула от удивления – это был эльф! Конечно, лицо его было такое же грязное и изможденное, как и у рабов-людей, черные, коротко стриженые волосы частью поседели, но глаза нельзя было перепутать с людскими – на самом их дне как будто вспыхнули звезды. В его взгляде тоже промелькнуло удивление – видимо, он не ожидал увидеть здесь женщину из своего народа. Он не стал кидаться на Рингвэн и даже не выказал признаков нетерпения при виде еды – просто молча протянул ей свою плошку, а когда она налила в нее похлебку, кивнул, благодаря. Он действительно не мог подойти к двери – Рингвэн увидела, что цепь от его кандалов тянулась к кольцу, вделанному в пол. Остальные зашевелились, увидев ужин, но вели себя так же спокойно и достойно, как и первый, не в пример людям.
Вернувшись, Рингвэн ощутила, что теперь в душе ее поселилась какая-то странная надежда – значит, можно и в самых жутких условиях остаться эльдар, не превратиться в животное…
В следующие два дня повторилось то же самое – она готовила и разносила еду, все еще вздрагивая от испуга в людских пещерах. А на третий день она решилась заговорить с тем, первым эльфом.
– Меня зовут Рингвэн.
– Артайвэ, – тихо ответил он.
– Я из…
– А ну тихо! Чего вы там шепчетесь? – заорал орк-стражник. – Не разговаривать! Кнута захотели?
Рингвэн испуганно замолчала. В следующие разы она только улыбалась Артайвэ, боясь вызвать на него гнев надсмотрщика.
А когда она вернулась в долину, ей стали сниться его глаза, в которых вспыхивали звезды.
* * *
Рингвэн пыталась установить с Артайвэ мысленную связь, но у нее ничего не получилось – слишком они были мало знакомы. Осанвэ с малознакомым или незнакомым эльфом мог установить только разум, обладающий большой силой и мудростью, которых у Рингвэн не было. Отчаявшись, она прекратила попытки. Быть может, им снова удастся встретиться? Но Рингвэн больше никуда не посылали. Однако в глубине души она предчувствовала, что она еще увидит Артайвэ, хотя от мыслей о возможной предстоящей встрече сердце ее накрывала тень. И все же, сквозь тень проглядывала надежда.
Год шел за годом, не принося никаких изменений. Все так же росла пшеница и плодилась скотина, так же тянулись дни, наполненные подневольным трудом. Менялись только женщины-рабыни. Они старились, теряли силы, болели, стараясь до последнего скрыть болезнь от надсмотрщиков. Но, к счастью, больше орки “забав” почти не устраивали, все ограничивалось ударом кинжала, хотя и здесь сердце Рингвэн обливалось кровью. Она не могла привыкнуть к убийству беспомощных.
Постепенно Рингвэн завоевала уважение среди своих товарок. Она не только лечила, она еще и судила споры, разнимала драки и мирила врагов. После очередной ссоры она говорила:
– Зачем вы деретесь и ругаетесь? Зачем доносите друг на друга? Этим вы только приближаете смерть, которую так боитесь. Неужели вы не понимаете, что как вы поступаете с другими, так поступят и с вами? Вот вчера ты, Сайда, украла у Ирги кусок хлеба. Сегодня она попыталась украсть хлеб у тебя, и вы подрались. И что получилось? Каждая осталась при своем, да еще и синяков с шишками друг другу наставили, а завтра на работу идти. И мы с Лал эти синяки лечить не будем. Может, тогда в следующий раз вы подумаете, прежде чем воровать и драться.
Рингвэн было жаль охающих драчуний, но она проявляла строгость, понимая, что если она сейчас их вылечит, то в следующий раз они снова подерутся, понадеявшись на ее милость. Ее мучила совесть – ей казалось, что сейчас она похожа на орка, вразумляющего раба с помощью кулаков и кнута – но она не видела иного выхода. В конце концов, не она же их била!
Со временем ее слова доходили до сердца рабынь. Они видели, что если ты сегодня поможешь другому, то завтра он поможет тебе. Вместе легче выжить, легче противостоять тому ужасному положению, в котором они все очутились. Старый закон: “Умри ты сегодня, а я завтра” уходил в прошлое. Те же молодые рабыни, что приходили на смену старым, сразу приучались не вредить, а помогать друг другу. И так им удавалось хоть немного рассеять черную тучу зла, нависшую над проклятым Ангбандом.
* * *
Эта зима выдалась особо жестокой. За оградой выли ледяные волки – огромные звери, в два раза больше обычных волков. По ночам они подходили близко к частоколу, надеясь добраться до пищи. А однажды в гости пожаловал снежный червь. Это была тварь длиной в два человеческих роста, в крепкой чешуе, похожей на броню, невероятно сильная, но тупая. Летом черви впадали в спячку, потому что могли передвигаться только по снежной поверхности или внутри сугроба, а зимой они рыскали далеко от поселений, прокладывая ходы в снегу и питаясь всеми, кто попадался им навстречу. Почему именно этот забрел так далеко на юг – оставалось загадкой. Вероятно, его гнал голод. Он чуял запах живой добычи за оградой – и бился в нее раз за разом, расшатывая огромные бревна. Стрелы и копья отскакивали от хитиновых чешуй, огонь не причинял ему вреда. Наконец, когда два бревна уже упали, до половины превратившись в щепу, и огромная голова червя просунулась внутрь, одному из орков удалось вогнать копье прямо в разинутую пасть. Тварь издохла, в предсмертных корчах поломав еще несколько бревен.
Гурра пребывал в затруднении. Своими силами починить пролом он не мог – женщины бы не справились с такой работой, да и бревен у него не было, такие огромные деревья в долине не росли. Пока пролом заложили, как могли, и он выставил рядом дополнительную стражу – неровен час еще кто-нибудь из рабов сбежит или какая тварь еще пожалует да разнесет все селение в щепки, пожрав народ и скотину. Сам же он направился в соседний рудник – за рабами и бревнами – в руднике всегда был запас толстых бревен для крепи. Рудничный начальник, Гхырг, встретил его просьбу без особого воодушевления.
– Троих рабов тебе? А кто за них работать будет, урок выполнять?
– Ах ты сволочь неблагодарная! Я тебе на неделю повариху посылал! А ты на пару дней отпустить жалеешь!
– За повариху я с тобой еще тогда расплатился, не надо.
– Ну дай, жалко тебе, что ли? Ничего, урок выполнят и сюда – поспят поменьше! А я тебе трех баб пришлю, тоже на два дня – идет?
– Ладно, уговорил. Чтобы побыстрее было, я их кормить вечером не буду – ты, заодно, и покормишь! У вас там жратвы много, не обеднеете…
– Так и быть, покормлю. Только побыстрее присылай, а то еще одна тварь зайдет – опять все поломает да потопчет…
– Хорошо, завтра отправлю. А за бревна зерна дашь. Две телеги.
– Грабишь меня без ножа… Ладно.
Вернувшись, Гурра подозвал к себе Рингвэн.
– Эй, девка, слышишь… Приготовишь сегодня вечером еще хлебова на троих, в кладовке я прикажу, чтобы тебе дали больше еды, чем вам полагается… Притащишь котелок во двор сразу как энтих, рудничных, приведут, чтобы тут же поели. Сытый работник веселее… Увидишь, что привели, так и тащи, поняла?
– Хорошо.
– Хорошо, господин. Сколько тебя учить? А говорят, вы, голуг, умные… Дураки вы, запомнить простого слова не можете. А ну повтори!
– Хорошо… господин.
– Ишь, запинается! Ладно, рауг с тобой, с дурой, добрый я что-то сегодня …
Вечером, когда похлебка поспела, Рингвэн как и было приказано, наполнила отдельный небольшой котелок и выглянула за дверь. Рудничный начальник быстро выполнил свое обещание: солнце еще не село, а рабов уже привели – вот они идут, тяжело переставляя ноги в кандалах. Тут ее сердце забилось чаще – да ведь это эльфы! Видно Гхырг сообразил, что они нуждаются во сне меньше прочих, да и темнота не будет им помехой… Рингвэн вгляделась попристальнее. Да это не просто незнакомые эльфы! Сердце зашлось частым перестуком – вот идет Артайвэ, о котором она так долго думала! Исполнилось ее предчувствие! Рингвэн подхватила котелок и полетела к ним, как на крыльях. Стражник, увидевший ее, сказал, обращаясь к рабам:
– А, вот и жратва подоспела! Быстро ешьте, а потом вам покажут, что делать надо. Да не задерживайтесь, а то вам же первым и влетит… А я пойду пока, подремлю…
О такой удаче Рингвэн не смела и мечтать – сейчас она сможет перекинуться словечком с Артайвэ да так, что ни одна морготова тварь их не услышит! Все были заняты своими делами – рабы быстро ужинали да укладывались спать, стражники развлекались как могли, в основном, выпивая и играя в кости, но на улицу нос особо не высовывали – слишком холодно. Одни только часовые сидели на башенках – но они были далеко, у частокола. Гурра высунулся было из двери своего дома, увидел, что она выполнила его приказ, одобрительно покивал и пошел обратно в тепло, очевидно, рассудив, что рабам следует дать немного времени на еду.
Рингвэн взяла черпак, подумав, что стоит сначала накормить голодных, а потом заводить разговоры. Эльфы быстро подставили миски и она разлила всем поровну. Наконец, когда они принялись за еду, Рингвэн оглядевшись и увидев, что никого рядом нет, решилась заговорить почти шепотом.
– Здравствуйте! Помните меня?
– Здравствуй и ты, прекрасная! – Артайвэ заговорил первым. Остальные двое тоже поздоровались и представились:
– Я – Сульвэ из Фаласа.
– А я – Ангамайтэ из Хитлума. Еще бы не помнить, если он, – Ангамайте кивнул в сторону Артайвэ – только тебя и поминает?
– Правда? Чем же я заслужила такую честь? – улыбнулась Рингвэн.
– Тем, что ты – самая прекрасная из женщин, которую я когда-либо видел, – улыбнулся в ответ Артайвэ.
– Это я-то – самая прекрасная? – Рингвэн посмотрела на свои руки – огрубевшие и красные, с въевшейся грязью и обломанными ногтями, вспомнила о морщинах и седине – она становилась похожа на женщину из людей – впрочем, ее собеседники выглядели еще хуже. Лишь глаза да легкость и точность движений выдавали в них эльфов.
– Ты, конечно! И не смотри на свои руки – я ведь не на них смотрю…
– Да уж, это раньше мы не знали, что такое усталость и искажение тела. А здесь… – вставил Сульвэ, но, нахмурившись, не стал продолжать фразу. Никто из них не хотел расспрашивать других о горестях и тяготах рабства – слишком тяжело было говорить об этом. Мужчинам было еще тяжелее – ведь это они не смогли защитить свой дом и женщин, они проиграли последнюю битву и потеряли всякую надежду на победу.
– А ты откуда, Рингвэн? Тогда я не успел спросить…
– Из Гондолина.
– Гондолин, о! Да, мы уже давно слышали о его падении, увы – злые слухи распространяются слишком быстро… Говорят, этот город был похож на Тирион-на-Туне?
– Я не видела Тириона и знаю о нем лишь по рассказам…
– А мы видели – почти одновременно сказали Артайвэ и Ангамайтэ, тихо рассмеявшись этому совпадению. Затем Артайвэ добавил:
– Зато не видели Гондолина.
– Жаль, что я не могу спеть вам о нем…
– Но можешь рассказать…
– Представьте себе зеленую, как изумруд, долину, окруженную отвесными серыми скалами. Посреди долины возвышается каменных холм… На холме высится белый город с высокими башнями…
– Это что здесь такое?! – увлекшиеся рассказом эльфы не заметили, что к ним подошел Гурра, от дневного благодушия которого не осталось и следа – может быть, он проиграл в кости или его вывел из равновесие тупоумный подчиненный – и теперь он искал, на ком бы сорвать злость. –Вы что тут прохлаждаетесь вместо дела?! А где этот паршивец, что был к вам приставлен – дрыхнет небось?
Здесь он заметил Рингвэн и его крохотные глазки налились кровью.
– А, это ты тут отвлекаешь их байками? А ну пошла на место! – и видя, что замершая от страха Рингвэн не спешит повиноваться, он со всего размаха пнул ее ногой в бок.
– А ну не трогай ее, скотина! – поднявшийся Артайвэ со всего маху нанес Гурре такой удар в лицо, от которого тот покачнулся. От возмущенного рева Гурры, не ожидавшего никакого отпора, из хижин выскочило с десяток стражников. Тем временем, Артайвэ, не помнящий себя, занес руку для второго удара. Увидев его глаза, Гурра отскочил назад и принялся созывать стражу:
– Взять их! – взревел он. – Всех взять!
Самые расторопные орки уже мчались с копьями наперевес на помощь своему командиру. Вот они плотным кольцом окружили четверых рабов, а к ним прибывали все новые и новые… Артайвэ увернулся от одного из копий, зашел стражнику за спину и дернул его за шиворот, так что тот повалился на землю, но тут к нему самому сзади подкрался другой орк и изо всех сил стукнул эльфа по затылку дубинкой. Артайвэ упал на снег. Остальные двое рабов, видя, что нет смысла сопротивляться, позволили схватить себя.
Полуоглушенного Артайвэ подняли на ноги, крепко держа с обеих сторон. Гурра, почувствовав себя в полной безопасности, гнусно ухмыльнулся.
– Ну все, голуг, сейчас ты у меня попляшешь! – прошипел он. – Сейчас я с тебя спущу шкуру! – И он потянул с пояса кожаный кнут. – Эй, привяжите-ка его к столбу быстро! Этих троих тоже туда – пусть полюбуются на своего дружка!
– Эй, господин Гурра! Подожди-ка! – сквозь толпу протолкнулся тот стражник, что привел рабов из рудника. – Господин Гхырг недоволен будет! Ты сейчас раба попортишь, а кто за него будет работать?
– Ты что, не понял, что он меня ударил? За это что полагается?
– Руку отрубить.
– Вот, видишь, я его даже мягче наказываю. Получите обратно с обеими руками, а на этих собаках все быстро заживает.
– Может, лучше господин Гхырг сам решит?
– Нет уж! Я с ним еще поговорю – посылает мне каких-то бунтовщиков... А ты бы вообще молчал – вместо того, чтобы за рабами следить – где-то сидел в тепле! За это и тебе десяток горячих всыпать не вредно – ну да это пусть сам Гхырг разбирается!
– Ладно уж… Только чтобы живой был! – Рудничный орк был недоволен, но поделать ничего не мог – он был один, а здешние стражники подчинялись Гурре. Да и обещанная плетка не вдохновляла на спор.
– Будет, будет живой, я свое дело знаю. Эй, полейте его водичкой, чтобы очухался! – крикнул
Гурра стражникам. – А то ведь и не почувствует, как его уму-разуму учат, урок не пойдет впрок…
Орки загоготали, а какой-то стражник сбегал в ближайшую хижину за водой и вылил на голову
Артайвэ целый жбан. Тот очнулся окончательно и попытался вырваться, но его держали крепко.
Потом его подтащили к столбу, где обычно наказывали провинившихся, сорвали одежду до пояса и привязали за руки. Рингвэн и двух товарищей Артайвэ по знаку Гурры подвели поближе, крепко держа за локти. Рингвэн тихо ахнула – спина злосчастного эльфа вся была в шрамах от кнута – видно, он не отличался послушанием и спокойным нравом. Как-то он выжил в рудниках? Все стражники-орки, прослышав о предстоящей забаве, сразу же побросали дела и развлечения и столпились вокруг, бранясь и толкаясь в спорах за лучшее место.
Гурра, ухмыляясь, поднял кнут. Раз! Рубец сразу же налился кровью. Два! Три! Сначала Артайвэ крепился, но, видимо, боль стала невыносимой и он начал стонать при каждом ударе, сначала тихо, потом все громче и громче… “Десять”, – в оцепенении шептала Рингвэн, “двадцать”… “тридцать”… На тридцатом ударе Гурра остановился. Спина раба превратилась в кровавое месиво.
– Ладно, хватит, – с явным сожалением произнес он. – А то еще и впрямь помрет… Так, а теперь энтих – к пролому и пусть чинят! Ничего, вдвоем справятся. И с ними пойдут … да, четверо. Музгаш, Гнак, Харк и Луг. А то, неровен час, сбегут или попортят чего, прыткие они какие-то… Когда пойдут обратно – этого пусть с собой забирают. До этого – никому не отвязывать, пусть постоит, чай, не простудится… Но и не трогать, я живого вернуть обещал!
Четверо орков ушли, подталкивая рабов тупыми концами копий.
– А эту… Гурра повернулся к Рингвэн – в пещеру, и запереть там! Пусть посидит без хлеба и воды. Послезавтра вечером выпустить.
Рингвэн вышла из оцепенения, только очутившись в холодной пещере, в которую обычно запирали рабов, которых требовалось остудить или отделить от остальных. Она с плачем колотилась о каменную дверь, разбивая руки в кровь – выйти отсюда, скорее, она не может сидеть здесь, пока… пока он, наверное, умирает…
Бесполезно. Потеряв силы, она свернулась клубком на ледяном полу. Она открыла свой разум, пытаясь хотя бы как-то нащупать Артайвэ, убедиться, что он жив. Но вместо этого она услышала, как противный холодный голос внутри сказал: “Приучись к равнодушию. Иначе не выживешь. Нельзя любить. Нельзя дружить. Нельзя испытывать никакого живого чувства. Стань бесчувственной. У тебя на глазах бьют и убивают – молчи и подчиняйся. Иначе – умрешь. Умрешь в муках”.
“Но зачем мне такая жизнь?”
“Чтобы жить”.
“Я не хочу так жить!”
“Тогда умри”.
“Я не хочу умирать!”
“Ты умрешь, если не изменишься”.
“Нет!”
“Да!” – далекий отголосок призрачного хохота…
“Нет!” – она захлопнула свой разум, как моллюск захлопывает створки раковины. Холодный голос смолк. Ее прошиб ужас – она догадалась, кому он мог принадлежать… Больше нельзя здесь открываться, никогда, никому! И делать то, что говорил этот голос – нельзя. Он хочет, чтобы она умерла или превратилась в бесчувственную куклу, покорную приказам. Нет, ни за что! Надо держаться, что бы ни случилось…
Когда Рингвэн выпустили из пещеры, первым делом она разузнала, что с Артайвэ. Рабыни мало что знали, но были уверены, что его увезли еще живого. А что с ним будет дальше – то никому не ведомо… Она плакала ночами, не зная, что с ним сталось, но все же слабый лучик надежды светил сквозь черную пелену отчаяния…
* * *
И надежда эта, казалась, начинала сбываться… Исподволь в долину просочились слухи о какой-то большой войне на юге. Об этом говорили тихо, потому что, кажется, война оборачивалась плохо для Темного Владыки Ангбанда. Гурра такие разговоры не поощрял, вслух заявляя, что все это ложь и никакой войны нет вообще, есть лишь небольшие стычки с остатками проклятых эльфов, которых скоро уничтожат всех до единого. За разговоры о войне наказывали, но рабыни все равно шептались, видя в этих слухах просвет надежды.
Рингвэн терялась в догадках: кто мог оказать такое сопротивление Морготу? После падения Гондолина в Белерианде не осталось ни одного крупного эльфийского королевства. Помощь пришла с востока? Но эльфов на востоке всегда было немного, да и никогда они не интересовались Белериандом, отказавшись от пути на запад раз и навсегда. И именно с востока шли орды злых людей, слуг Моргота – вряд ли там могли сохраниться крупные эльфийские поселения – скорее остатки одичавших авари изо всех сил прятались в своих лесах, боясь выйти наружу. Но если не с востока, то … с Запада? Неужели? Это казалось невероятным… Но слухи были слишком упорными, чтобы оказаться неправдой.
Значит, есть надежда на свободу. Но свобода не приходит к тем, кто лишь пассивно ждет ее. Следовало подготовиться. И Рингвэн принялась осторожно заговаривать с рабынями о возможном бунте и побеге. У них нет оружия? Серпы и вилы могут оказаться не хуже мечей. Стража слишком многочисленна? Может быть, ее уменьшат, ведь Темному Владыке понадобятся все силы. Не надо ждать, когда их перебьют, как овец, увидев, что все потеряно.
Ее слушали. Сначала недоверчиво, потом все больше и больше проникаясь ее убежденностью. И никто не донес страже. Слишком драгоценна была надежда на свободу и нормальную жизнь вдали от проклятых Железных Гор. Особенно преданно слушала Рингвэн одна молодая девушка по имени Кирша, недавно прибывшая в долину. Она ходила за эльфийкой хвостом, когда это было возможно, и буквально заглядывала в рот, готовясь выполнить любую ее просьбу. Рингвэн в шутку прозвала ее “оруженосцем”. Сначала Кирша не поняла, что это такое, но, услышав объяснение, возгордилась сверх всякой меры, пока Рингвэн не попросила ее не слишком задирать нос, чтобы не вызывать зависти.
А вот с Лалвэ творилось что-то непонятное. Она становилась все молчаливее и безучастнее, а потом, казалось, стала путать прошлое и настоящее. Долину среди Железных Гор она принимала за свою родину, долину Тумладен, а то вдруг заговаривала с пустым местом, как будто с матерью или отцом или со знакомыми гондолинскими эльфами. Расстроенная Рингвэн пыталась вернуть ее к действительности, говорила, что они вовсе не в Гондолине, напоминала, что с ними случилось, но Лалвэ, казалось, ее просто не слушала. В конце концов, Рингвэн оставила ее в покое – она все равно ничего не могла сделать. Для лечения был нужен очень искусный и сильный целитель, которого здесь не было и не будет. Иногда Рингвэн думала, что это и к лучшему – ведь Лалвэ живет в своем иллюзорном мире, не замечая окружающей грязи и жестокости. Если они выберутся отсюда – то она приложит все усилия, чтобы Лалвэ вылечили, а пока пусть все остается, как есть.
А с некоторых пор Лалвэ стала говорить о каком-то “сыночке”, который у нее якобы появился. Сначала Рингвэн не особо прислушивалась к этим рассказам, но потом ей показалось, что за этим кроется нечто большее, чем очередная фантазия. Иногда Лалвэ куда-то исчезала по вечерам, возвращаясь в барак на час-два позже обычного, но ничего не говорила об этих отлучках. Наконец, Рингвэн спросила прямо, куда это она ходит.
– К сыночку, – ответила та.
– Лал, ну какой у тебя может быть здесь сыночек, ну подумай…
– У меня есть сыночек. Его зовут Мори, – с непоколебимой уверенностью сказала Лалвэ.
– Хорошо,– Рингвэн прищурилась. – Если он у тебя есть, то покажи его.
– Пойдем, – легко согласилась Лалвэ.
Выскользнув из барака как две тени, они крадучись, стараясь, чтобы их никто не заметил, направились за границу поселения, туда, где простирались поля, подходящие вплотную к горам. Вечером здесь никого не было, эти места почти не охранялись – выйти за кольцо гор было невозможно. Выйдя за пределы поселения, минут через десять Лалвэ уверенно вывела Рингвэн к чернеющему входу в пещеру и вошла внутрь.
– Мори! Где ты? Мори! Посмотри, вот я принесла вкусненького…
Рингвэн заглянула в пещеру. Сначала она никого не заметила, затем вдруг увидела какую-то черную фигуру в углу. Существо сидело на корточках и щерило зубы, тихонько рыча – видно, учуяло чужака.
– Вот мой сыночек, Ринья… Ну тихо, Мори, тихо, она хорошая…
* * *
Маленького орочьего детеныша Лалвэ подобрала на краю поля два месяца назад. Он был едва жив – весь избит и с выбитым глазом – очевидно, после драки со сверстниками. Он скулил от боли и Лалвэ пожалела его – ведь он совсем еще ребенок… Она перенесла орчонка в пещеру поблизости и принялась его лечить. Сначала она понимала, кто это, но затем ей стало казаться, что это потерянный эльфийский ребенок, только одичавший от плохой жизни. В голове у нее явь мешалась со снами и грезами, и она уже не отличала одного от другого. Она назвала орчонка Мори и принялась его подкармливать, отдавая ему половину своей еды – из-за потери одного глаза охотиться у него получалось плохо и он был вечно голоден. На вид ему было не меньше десяти лет, и, выздоровев, он стал отличаться изрядной физической силой, хотя разговаривал плохо – отдельными словами, почти не складывающимися в фразы. Лалвэ не только кормила его, но и учила – разговаривать, пользоваться различными предметами – хотя это у него тоже не очень-то выходило. Она пела ему песни, рассказывала сказки и надеялась, что он вырастет хорошим эльфом.
– Ох, Лал, – изумленно покачала головой Рингвэн, – ох, не к добру ты это все затеяла… Вряд ли у тебя что-то выйдет.
– Выйдет, Ринья, я верю, – спокойно ответила Лалвэ, поглаживая успокоившегося Мори, который уже расправился со своим ужином и облизывался длинным красным языком.
– Мало, – хрипло сказал он. – Дай еще.
– Больше нет, милый, – ответила она. – Завтра.
– Побольше принеси, – он с гримасой недовольства отодвинулся от ее руки и свернулся клубком в углу, намереваясь уснуть.
– А песенку, Мори? – наклонилась к нему Лалвэ.
– Не хочу. Отстань.
Огорченная Лалвэ отошла от него.
Рингвэн тихо сказала:
– Вот видишь… Идем обратно, а то еще хватятся нас.
Лалвэ покорно последовала за ней.
* * *
Рингвэн совсем не нравилась вся эта затея. Она не верила в возможность того, что орки могут вернуться к своему неискаженному первоначальному состоянию. Слишком сильна была власть Моргота над ними. Никто из живущих в Арде не сможет это исправить. Но Рингвэн ничего не могла поделать с подругой. Слов Лалвэ не слушалась, а силой ее удержать было невозможно. И Рингвэн оставалось только охранять ее по мере сил и надеяться, что никто ничего не узнает. Иногда она ходила вместе с Лалвэ, но нечасто – если они постоянно будут исчезать вдвоем, то это могут заметить. Никому из рабынь они ничего не говорила, открылась только Кирше – на случай, чтобы та знала, где ее искать. В преданности и молчании своего “оруженосца” Рингвэн была уверена.
Зерна и мяса с каждым годом требовали все больше – для войны Моргот выводил все новых тварей, их надо было кормить. Гурра урезал порции продуктов, которые отпускались рабам. Себя он ограничивать не собирался. Зимой женщинам теперь выдавали совсем мало пищи – только-только хватало, чтобы не протянуть ноги. Но Лалвэ не хотела бросить своего “сыночка” на произвол судьбы, хотя ей самой едва хватало еды. Рингвэн делилась с ней своей порцией и с болью смотрела, как подруга тает день ото дня…
В тот вечер Рингвэн не находила себе места, какое-то темное предчувствие накрыло ее сердце. “Зря я Лал одну отпускаю”, – думала она. “Сегодня такой мороз – неровен час, упадет в сугроб и замерзнет там. Нет, в следующий раз вместе пойдем”. Но эта решение ее не успокоило, тень не хотела уходить. “И что-то долго она сегодня… Решено – иду следом. Мало ли…” Она тихо выскользнула из барака.
* * *
“Мало еды. Плохо. Мало приносит. Плохая женщина, плохая…” Мори был недоволен. Только ради еды он терпел эти невыносимые прикосновения, эти непонятные звуки – то длинные, то короткие, от которых у него болела голова, эти длинные рассказы, в которых он почти ничего не понимал. “Еда! Есть хочу!”
– Есть, есть хочу! Дай! – мгновенно сожрав принесенную порцию, он прыгал вокруг Лалвэ, хватая ее за руки, за одежду.
– Нет, Мори, сыночек, ничего больше нет, – эльфийка чуть не плакала от жалости к этому вечно голодному существу, хотя сама она уже давно смирилась с сосущим чувством голода. Вздохнув, она принялась разводить костер из набранных по дороге сучьев. – Сейчас я тебя хоть согрею, маленький…
Пока она возилась с костром, Мори заполз в угол, с ненавистью глядя ей в спину, потом отвернулся, перебирая камни. “Нету еды. Плохо. Совсем плохо. Где взять?” И он снова посмотрел в сторону Лалвэ. “Вот. Еда. Много”. Большой камень с острым иззубренным краем сам лег в руку…
* * *
Последние фатомы Рингвэн уже бежала, забыв о всякой осторожности. Вот и знакомая пещера… Она прислушалась. Голоса Лалвэ не слышно, только чье-то сосредоточенное сопение. Внезапная нерешительность мешала ей просто заглянуть внутрь. Она собралась с духом.
– Лалвэ! Ты здесь? Лал…
Почему она лежит на полу? Спит? И … что с ней делает это проклятое существо?
– Не-е-ет!
Рингвэн кинулась к орчонку, оторвав его от тела Лалвэ и отшвырнув в сторону с такой силой, какой сама от себя не ожидала. Он обиженно вякнул, ударившись о стену пещеры, и вновь стал медленно подползать к лежащему телу. Рингвэн обернулась на шорох…
* * *
Опомнился Мори только в нескольких фарлонгах от пещеры. Эх, столько хорошей еды пропало зря! А он не попробовал ни кусочка… Но ни за что он не вернется обратно, к этим двум жутким огням, которые, казалось, прожгли его насквозь… Он заковылял по снегу, все еще сжимая в руке окровавленный камень. Ах, дурак, зачем он хотел отрезать кусочек мяса, чтобы поджарить! Надо было грызть зубами сразу, тогда хоть что-то бы съел! А проклятый камень был такой тупой, ему почти не удалось ничего отрезать…
* * *
Рана на виске уже запеклась. Крови было совсем мало. Рингвэн не хотела верить. Вот, сейчас она залечит эту маленькую пустяковую ранку, Лалвэ улыбнется ей, и они вместе пойдут обратно. Вот, сейчас… она собрала все силы, которые у нее оставались и вложила их в исцеляющую песнь, не оставив себе почти ничего. Вот, сейчас…
* * *
Темнота нехотя расступалась, оставляя вместо себя знакомые звуки, запахи, краски… Сквозь пелену проступило знакомое улыбающееся лицо.
– Хвала богам, Рин, ты жива! А то в себя не приходишь и не приходишь… Уже они хотели тебя в яму волкам волочь, вместе… вместе с Лал, да мы не отдали, сказали, что выходим… Киршу вон побили, она тебя больше всех защищала.
Еще одно знакомое лицо улыбается разбитым ртом.
– Зачем? – хрипло прошептала Рингвэн. – Лучше б в яму… Не хочу больше… Не хочу…
– Не надо так, не умирай… Как мы тут без тебя? А подруга твоя… Разве неправду говорят, что вы, эльфы, не умираете навсегда, а вновь возрождаетесь в заморской земле?
– Правду, – глухо ответила Рингвэн. – И все же…
– Не умирай, – быстро зашептала Кирша. –Война, говорят, для господ совсем плохо пошла… Скоро ваши тут будут и… Все будет хорошо.
– Для меня – не будет, – отрезала Рингвэн. Она снова закрыла глаза. Ушли и любовь, и дружба. Что еще может держать ее здесь? Долг. Ответственность. Она подала рабыням надежду – а сама решила спрятаться, убежать в смерть? Нельзя. Дело следует довести до конца. Если она и погибнет здесь – то не по собственной воле.
Позже Рингвэн узнала, как ее спасли. Кирша забеспокоилась, что их долго нет, и побежала в пещеру. Увидев их обеих, как она думала, мертвыми, Кирша расплакалась, но потом почувствовала слабое дыхание Рингвэн. Она попросила еще двух женщин помочь, и те, не задавая лишних вопросов, перенесли обеих эльфиек в барак. К счастью, из-за сильного мороза все стражники отсиживались в тепле и их никто не заметил. Наутро орки все-таки обнаружили, что эльфийки не вышли на работу, но ничего не дознались. Женщины прикидывались ничего не знающими дурами. Спали, ничего не видели, не слышали. А кто знает этих эльфов, отчего те помирают? И их оставили в покое. Бедную Лалвэ уволокли в волчью яму, а Рингвэн женщины защитили. Слабая надежда, что она очнется, еще была. Гурра хмыкнул и дал неделю сроку. Его тревожили другие заботы.
* * *
И воистину, было от чего тревожиться! Каждую ночь на юге полыхали зарницы. Тангородрим извергал лаву, огненные потоки текли на Выжженную Равнину, помогая воинам Черного Владыки. Но все было напрасно. Силы Запада одолевали северные рати.
Стражники разбегались. По одному, по двое-трое, они уходили в северную пустыню. Злых тварей там стало намного меньше – видимо, Моргот, призвал всех своих созданий на помощь, и теперь путь во Внешние Земли уже не был так опасен. Гурра зря бранился и грозил всевозможными карами – его не слушали, а беглецов становилось все больше. Рабыни осмелели, стали дерзить да спорить. И стражники отвечали уже не тумаками и плетками, а только бессильной руганью. И в их глазах поселился страх.
Однажды на рассвете, всех разбудил сильный грохот. И раньше со стороны Горы-Деспота доносился шум – она изрыгала пламя, помогая воинам Моргота в битве. Но на этот раз шум был куда громче обычнее. Пол заходил ходуном, стены тряслись. Испуганные женщины выглянули наружу – и не поверили своим глазам! На юге не было видно огромного силуэта – Тангородрим как будто провалился сквозь землю…
– Пора! – сказала Рингвэн. – Это знак! Идемте!
Подойдя к сарайчику, где хранились разные инструменты – серпы, лопаты, грабли и вилы – женщины вооружились кто чем. Кому не хватило такого оружия – взяли в руки палки. И они направились к жилищу Гурры.
В селении было странно тихо и пусто. Распахивая по дороге двери хижин стражников, женщины никого там не нашли. Видимо, последние орки покинули долину сегодня ночью. Неужели и Гурра ускользнул?
Но нет. Его сгубила жадность – он задержался, собирая сокровища, награбленные в его бытность солдатом или полученные в награду от Ангбанда. Как раз когда женщины подошли к его хижине, он, сопя, протискивался задом в дверь, выволакивая огромный мешок. И обернулся.
Никто из женщин не сказал ни слова, не сделал ни одного движения. Они просто стояли и смотрели. Но видно было в их лицах что-то такое, что заставило Гурру забыть про вожделенный мешок и завопить:
– Нет! Нет! Не смотрите на меня! – Он вытянул трясущийся палец в сторону Рингвэн. – Ты! Не смотри на меня! А-а-а-а!
И не разбирая дороги, он ринулся прочь. Прочь от этих ужасных лиц, от глаз, сиявших непереносимым, нестерпимым, ненавистным светом! Никогда раньше он не видел в них такого огня…
Он забыл, что единственный выход из долины был на севере, и подгоняемый ужасом, мчался к противоположной стороне селения, прямо к скалам. Женщины об этом не забыли, поэтому следовали за ним не стараясь догнать, а просто желая не дать ему повернуть. Но их опасения были напрасны. Страх был так велик, что Гурра боялся даже обернуться назад, не то что попытаться прорваться к единственным воротам…
Вот он добрался, наконец, до скалы и принялся карабкаться вверх. Ужас гнал его вперед, он взбирался по почти отвесной каменной стене. Вот, наконец, небольшой уступ… Только теперь он отважился посмотреть вниз.
Неумолимые преследователи, похожие на демонов из самых худших кошмаров, не отстали. Напротив, они подходили все ближе… Вот они окружили подножие скалы. Одна из жутких фигур подняла лицо… Опять этот нестерпимый свет, прожигающий насквозь! Он попытался отступить, спрятаться. Нога соскользнула по гладкому камню…
– Не-е-е-ет! – крик затерялся в каменном эхе, за ним последовал глухой удар тела о землю.
– Жаль, – сказала Кирша. – Хотела сама с ним посчитаться… За все.
– Нет, – ответила Рингвэн. – Лучше, когда зло само наказывает себя. Идемте, нам больше нечего здесь делать.
* * *
Теперь следовало уходить отсюда. Рингвэн надеялась, что по дороге на юг их встретят друзья – победители Черного Врага Мира. Она прекрасно помнила дорогу, хотя прошла ею только один раз, поэтому и стала проводником своего маленького отряда. Кроме еды они взяли с собой и то оружие, которое им удалось найти – следовало опасаться случайных встреч – если не с двуногими, то с четвероногими тварями Моргота.
Женщины быстро шли на запад, огибая непроходимые Железные Горы, так долго державшие их в хватке своих каменных челюстей. Утром второго дня Рингвэн, самая зоркая, заметила приближение каких-то существ.
– Прячьтесь, быстро! – скомандовала она. Ох, только бы это были не орки! Как обидно погибнуть сейчас, уже очутившись на свободе…
Сама она притаилась за обломком скалы, сжимая в руке грубую рукоять орочьего кинжала, готовясь драться не на жизнь, а на смерть. Незнакомцы приближались. Их было… да, пятеро. Что же, с таким количеством врагов они еще могут справиться…
Она напряженно вглядывалась в приближающиеся фигуры. Повыше обычных орков, сутулятся, но двигаются довольно легко и быстро… В руках оружие… Они постоянно оглядывались и осматривали землю, будто искали следы. Внезапно Рингвэн почудилось, что она видит кого-то, кого уже видела раньше… Неужели?..
– Сюда! – Рингвэн выскочила из-за скалы, размахивая руками. Она не заметила испуганные лица своих подруг, которые растерянно воззрились на нее и на пришельцев. Женщины еще не понимали, кого видят перед собой и почему их предводительница бежит к одному из них, останавливается, протягивает руку вперед медленно, осторожно, будто боясь дотронуться…
– Ты, – только и выдохнула Рингвэн.
– Ты, – выдохнул в ответ Артайвэ.
* * *
– Как видишь, я остался жив, – рассказывал он, когда все бывшие рабы перезнакомились и решили, как и куда они будут двигаться дальше, а счастливая Рингвэн убедилась в полной реальности того, кого уже не чаяла увидеть живым. – Может, я бы и умер, мне к тому времени все уже опостылело … но в Мандосе не было бы тебя, а если бы и была … там не заключают браков, – он улыбнулся. – Я решил, что буду жить назло всему. Вот и выжил… А недавно … они стали бежать.
– У нас тоже, – вставила Рингвэн.
– А последние… уже бежали от нас, – криво улыбнулся он.
– Точнее говоря, далеко они не убежали, – добавил Сульвэ.
– Да, у нас тоже… – тихо сказала Рингвэн и рассказала о последнем бегстве Гурры. О Лалвэ и ее гибели она не стала рассказывать – слишком свежа была рана. Как-нибудь потом.
– Да… А после мы оттуда выбрались. Нас приглашали в Валинор, но! – Артайвэ поднял палец и продолжил уже серьезным тоном. – Я решил, что Валинор без тебя будет все равно, что Ангбанд. Вот мы и отправились сюда, на поиски…
– Трижды…
– Это судьба…
– Навсегда – вместе.
А на востоке вставало солнце, заливая потоками света измученную землю.
|