Luisa Glynn
Гондор
Памяти Дж.Р.Р.Толкина До сих пор я считаю чудом, что Сэму удалось подбить меня на все это. Я ведь всегда гордился своей способностью избегать авантюр, да и, что ни говори, а человек я, глубоко зависящий от благ цивилизации. Если уж дело доходит до натурных съемок, мне требуется регулярно снабжаемый и оснащенный всем необходимым лагерь. И вообще, я поборник четкого разделения труда: метеослужба извещает о надвигающихся циклонах, грузовые автоперевозчики гоняют строго по графику фуры с провизией и расходуемыми материалами, ассистентка Люси регулирует противосолнечный тент и время от времени преданным голосом осведомляется, не хочу ли я чего-нибудь холодненького, а я смотрю в видоискатель и чертыхаюсь. Никак иначе кино не снять. И, вот на тебе, стоило Сэму, моему шефу, другу и благодетелю помахать у меня перед носом некоей сомнительной лицензией, и я, почти не раздумывая, сказал: "Да!". Мы с Сэмом сидели в его кабинете на сотом этаже высотного таун-хауза, поднимающегося прямо с океанского дна у побережья Бразилии. С такой высоты синева неба кажется особенно пронзительной, неземной, и взгляд невольно отыскивает за потоками сияющего ультрафиолета неподвижные звезды. - Как твой последний фильм? - поинтересовался Сэм, с удобством разместив в кресле добрую сотню своих взлелеянных килограммов. - Триумф, старина, это триумф! - не пытаясь скрыть тщеславия в голосе, ответил я. - Помяни мое слово, Марс будет гвоздем этого сезона! Кажется, мне первому удалось от начала до конца отснять брачные игры у наших пустынных ящериц. Ну и тупые же твари, чуть что не по ним - не та температура или влажность - так и норовят завалиться в спячку. Мы намучились с террариумами, но оно того стоило! - Фильм доделал? - Монтируется. Сэм метнул в меня оценивающий взгляд поверх стакана с тоником. О, мне следовало сразу понять, чем грозит этот взгляд. - То есть, в ближайшей перспективе ты уже освободишься? - спросил он, сделав добрый глоток и утирая губы салфеткой. - Ну, это как сказать. Я остро нуждаюсь в отдыхе. Ящерицы расшатали мою нервную систему! Но, если у тебя есть какая-нибудь работенка, так и быть, по старой дружбе я рассмотрю. - Ну, не то, чтобы работенка. - протянул Сэм. - В конце концов, это не совсем по твоей части. Видишь ли, у меня внезапно появилась лицензия на двухдневные съемки в мире-сателлите. - Да что ты!? - я попытался как мог усилить нотки фальшивого энтузиазма в голосе, но Сэм не купился на эту уловку. - Я же говорю, что это не по твоей части. - усмехнувшись, заметил он. - Я пока ничего и не пытаюсь тебе предложить. - Да ну? Зачем ты тогда завел об этом разговор? - Хотелось посмотреть на твою реакцию. - И как она? - О, ты еще будешь выпрашивать у меня эту работу. Тут я насторожился. Мы с Сэмом сотрудничаем и дружим уже почти десять лет и за это время успели досконально изучить друг друга, так что, если Сэм сказал то, что сказал, у него есть на это всяческие основания. Некоторое время я беспомощно сверлил его взглядом, пытаясь угадать, что он на самом деле думает, а Сэм напускал на себя все более непроницаемый вид. Все, абсолютно все, приходится делать самому. Я принялся осторожно прощупывать детали, стараясь, чтоб Сэм не заподозрил в моем голосе заинтересованности. - Туда ведь нельзя отправиться целой съемочной группой? Сэм покачал головой: - Нет, максимум, два человека. - И, я слышал, в этих мирах аппаратура часто выходит из строя безо всяких причин? Сэм снова кивнул. - Да ты просто убийца! - с облегчением воскликнул я. - Сознавайся, ты просто решил от меня избавиться! Понимаю, годы уходят, ничего более ценного, чем кадры размножающихся делением венерианских слизней, от меня уже не получить. "Что ж, когда-то Ларри Кингсон был славным малым, но теперь он выдохся, сделаем напоследок аттракцион хотя бы из его смерти", - решил ты. Известный марсианский режиссер заживо сожран драконом в забытом Богом уголке мироздания! Вот это сенсация! Денежки сами потекут тебе в карман. - Не думай, что ты настолько известен. - широко улыбнулся Сэм. - На твоей смерти много не заработаешь. Разве что в новостях культуры соблаговолят сказать пару слов, а мне зато придется раскошеливаться на поминки. Другое дело, конечно, если дракон тебя не сожрет, а только покалечит. Ты бы тогда давал интервью из больничной палаты, расписывал, каково это, быть драконьей закуской. Сэм прищурил глаза и начал издавать носом звуки: "хм-хм-хм", от которых заходило ходуном все его огромное чрево. Видимо, представлял меня на постели, всего в бинтах. Старый, верный дружище Сэм. И все же один вопрос не давал мне покоя. - Послушай, - уже серьезно начал я, когда он отсмеялся и вытер глаза платком, - С чего ты взял, что я соглашусь? - Сам не знаю. - признался Сэм. - Интуиция, должно быть. Да я, кстати, и не уверен, что ты согласишься. Просто, перед тем, как купить лицензию, я посмотрел кое-какие фильмы об этом мире и почему-то сразу подумал о тебе. Я тут специально для тебя приберег одну запись. Хочу, чтоб ты ее посмотрел. - Постой-постой, а какой это мир? - спросил я, уже догадываясь, что ответит Сэм. Один-единственный мир из целой свиты миров, окружающих нашу реальность, мог впечатлить его настолько, чтоб прижимистый Сэм за немалые деньги приобрел лицензию на съемки, поэтому я не удивился, услышав в ответ: - Средиземье, конечно. Пока Сэм включал воспроизводящую аппаратуру, пока медленно тускнели стеклянные стены, отсекая солнечный свет, я вспоминал то немногое, что знаю о мирах-сателлитах. Их открыли сравнительно недавно в ходе экспериментов по нуль-транспортировке. Имя умника, которому пришло в голову подвергнуть гиперпространственному перемещению включенную камеру, навсегда останется неизвестным, но результаты его опыта перевернули историю человечества. В заданную точку камера прибыла с кадрами зеленых лугов и гор, поросших лесом. В научных кругах разразился скандал, который незамедлительно перерос в сенсацию, когда стало известно, что безукоризненно подлинная запись изображает местность, которой нет вообще нигде на Земле, и апогея сенсация достигла, когда одна из камер, погрузившись на несколько часов в океан незнакомого мира, вернулась с кадрами стаи русалок. У этих бочкообразных созданий были большие выпученные глаза, длинные хвосты, четыре пары плавников и две руки, которыми они играли с камерой, перебрасывали ее друг другу, время от времени с любопытством заглядывая в объектив. Потом они потеряли интерес к своей игрушке и живо уплыли прочь. Эти кадры растранслировали на всю Солнечную Систему. Человечество взбунтовалось. Одни негодовали, считая русалок в девятичасовых новостях необычайно наглым надувательством, другие не знали, чему и верить, но свидетельства реального существования миров-сателлитов следовали одно за другим и, в конце концов, вынудили умолкнуть самых яростных скептиков. Этих миров было, по-видимому, бесконечное множество. Соответствующая настройка соответствующей аппаратуры забрасывала автоматические камеры, а затем и добровольцев то на зеленые лужайки с пасущимися медведеподобными тварями, то в ледяные бездны, полные синего пламени, то в некое подобие внутренностей гигантской головоломки. Впрочем, как правило, миры-сателлиты были или скучны, или мертвы, или наполнены жизнью настолько непривычной, что человеческий разум не в силах был даже отличить ее от подробностей столь же непривычной окружающей среды. Каково же было всеобщее недоверие, изумление, восхищение, когда совершенно неожиданно в одном из миров была обнаружена человеческая цивилизация. Премудрая научная братия, на основании неких параметров, описывающих свойства этого мира в контексте физики гиперпространств, поспешила дать ему исчерпывающее на их вкус наименование КМ-1457, но оно продержалось не больше недели. Какой-то не в меру начитанный очкарик из группы исследователей стал автором новой сенсации, доказав, что за пятьсот лет до открытия КМ-1457 некий писатель Толкин сделал художественное описание этого самого мира. Началось истинное светопреставление. Почти неделю все телевизионные каналы и радиостанции, государственные и частные, на все лады трубили о Средиземье. Высокоученые теоретики спорили до хрипоты, выясняя, зарождаются ли миры-сателлиты в результате получения неким энергетическим полем формирующего импульса со стороны творческой личности, или эти миры всегда существовали рядом с нашим миром и немногим избранным удавалось воочию лицезреть их. Как любая научная дискуссия, в которой ни одна сторона не обладает убедительными аргументами, этот спор будет идти вечно, в то время как основная масса человечества просто привыкла к существованию миров-сателлитов и воспринимает их со сдержанной благожелательностью, как нечто вроде колоссальных увеселительных парков, специально устроенных под боком у Солнечной системы. Бешеной популярностью пользуются снятые там документальные фильмы. К слову сказать, сразу же после открытия Средиземья стало известно о существовании еще нескольких населенных миров, но жизнь там куда примитивней, их история лишена особенного интереса. Свет в комнате померк, заиграла торжественная музыка, и прямо на стене возникла эмблема конкурирующей кинокомпании. Сэм выдержал это испытание, не моргнув глазом. Эмблема, подержавшись на экране несколько секунд, исчезла и сменилась кадрами каменистой пустоши, поросшей чахлыми травами. Дул сильный ветер. Трава сгибалась и валилась под его напором, и вся местность походила на спину исполинского ящера с пробивающимися из-под неровных чешуй тонкими волосками. Впереди дыбилась горная цепь, увенчанная тремя пиками. Горы были черны, и даже с такого расстояния производили почтительное впечатление крутизна их склонов и высота уходящих в небо отрогов. Их вершины прятались в обширной грязно-серой шапке смога, к которой снизу тянулось еще множество дымов. Даже в безопасном кабинете Сэма я почувствовал себя неуютно. Скопище грязных гор на горизонте производило впечатление рукотворности. Они торчали на краю мира, точно цитадель, да на деле и были внешними оборонительными сооружениями колоссальной цитадели. И в том, как победно вздымались их угрюмые склоны, чудилась мятежная воля и вызов всему миру. - Таким мы видим Ангбанд с расстояния двадцати километров. - произнес за кадром женский голос и начал читать, - "А он, освободившись, вновь собрал всех своих слуг, каких только мог найти, и пришел в развалины Ангбанда. Он заново отрыл обширные подземелья и казематы, а над вратами поднял трехглавые пики Тонгородрима, темный дым всегда клубился вкруг них. Там бесцветными стали воинства его тварей и демонов, а раса орков, порожденная прежде, росла и множилась во чреве Земли. И Тьма темнее тьмы простерлась над Белериандом, и темна повесть тех лет". Эти строки были написаны более чем за пятьсот лет до нашего времени, но точность их поразительна. Господин Толкин как будто видел все это собственными глазами. Вон там перед нами три пика Тонгородрима. Их окружает густой дым, даже здесь мы чувствуем запах гари, и земля чуть-чуть дрожит под ногами. Если верить Толкину, это работают кузницы Ангбанда. В общем, это не слишком уютное местечко, а уж каково в самом Ангбанде я даже представить боюсь. Поле зрения камеры сместилось, и в кадр попала очень молоденькая девушка в куртке защитного цвета. У нее было симпатичное лицо, взгляд больших голубых глаз свидетельствовал о смелости, уме и полной жизненной неопытности, из-под поднятого капюшона куртки выбивались белокурые волосы. - Бетти Стромбольска. - с удовлетворением отметил Сэм. - Между прочим, это ее первый репортаж. Для дебюта очень даже неплохо. Я, пользуясь темнотой, скорчил гримасу. Бывалые, сделавшие себе имя киношники не любят, когда в их присутствии хвалят молодежь, и я здесь не исключение. Бетти говорила еще что-то, затем изображение погасло, и на экране возникла надпись "День спустя". В этом, по мысли создателей, и должна заключаться прелесть таких фильмов. Абсолютный натурализм. Ничего лишнего, ничего искусственного: никаких смоделированных компьютером восходов и закатов, никаких головокружительных съемок с птичьего полета, даже никакой музыки, за исключением мелодии, которая сопровождает титры. В общем и целом, все должно выглядеть так, как есть на самом деле: два человека с минимумом снаряжения заброшены в чужой мир и снимают там все, что попадется в кадр. Какое-то бледно-серое пятно мелькнуло на фоне сплошной темноты. Из динамиков вырвалось истошное верещание и оборвалось, тут же сменившись целым звуковым шквалом. Как явствовало из последующих пояснений, Бетти и ее напарник забрались еще дальше на север к самим стенам Ангбанда. Им удалось заснять битву орков. Все происходило ночью, и я мало что разобрал в сплошном мельтешении бесформенных пятен на сером фоне - таким сделала изображение инфракрасная съемка, но слух мой был вполне удовлетворен. В жизни не слышал подобного ора, воя, жуткого истерического хохота, прозвучавшего совсем близко, так что я даже подпрыгнул от неожиданности, а камера вдруг завалилась на бок, и неестественно спокойный мужской голос в самый микрофон отрывисто скомандовал: "Бежим!". Следующие кадры, к счастью, снимались при солнечном свете. Бетти стояла над телом убитого орка. При жизни это был, должно быть, очень крупный экземпляр. Меня поразила ширина его грудной клетки. На орке была надета невообразимо грязная кожаная куртка, с нашитыми кое-где грубыми металлическими бляхами, на кривых ногах - рваные обмотки, поверх них железные поножи. В руке, больше похожей на лапу, он крепко сжимал серповидный меч. - Это орк, один из многих, убитых прошлой ночью, во время столкновения между двумя отрядами орков. - сказала Бетти. - Они очень быстро выбрались из нор в склоне горы вон там, неподалеку, и ринулись в бой. Орки передвигаются с потрясающей быстротой, как правило, на двух ногах, но иногда при беге помогают себе руками. Под конец сражение едва не захлестнуло нас. Нам пришлось удирать. Представляете, каково это? Ведь орки прекрасно видят в темноте. Но все обошлось, и сегодня мы можем осмотреть поле боя. Днем это безопасно. Орки не выносят солнечный свет. Вот еще одно доказательство того, как поразительно точен был господин Толкин в своих описаниях. С утра мы не видели вокруг ни одного живого существа. Если бы не дымы над головой и не дрожь земли под ногами, можно было бы предположить, что эти горы совершенно безлюдны. Камера сделала оборот и вернулась к телу орка. Бетти присела над ним на корточки и деловито измеряла рулеткой рост убитого. - Всего четыре фута, три дюйма. - сообщила она. - Как видите, орки совсем небольшого роста, но зато невероятно кряжистые и, должно быть, очень сильные. Вот этот, во всяком случае. Я даже одну его ногу с трудом могу приподняться, так он много весит. И это очень некрасивая раса. Вот, взгляните. Трудно поверить, что предками этого орка были прекрасные эльфы. А как они пахнут! Фу-у! Это себе даже представить невозможно, пока не почувствуешь. Похоже на килограмм рыбной трухи, которую вывалили на солнце и забыли на сутки. Лицо орка, показанное крупным планом, было отталкивающе уродливым: морщинистая изжелто-серая кожа вся в бородавках и пигментных пятнах, провалившийся, как у некоторых обезьян нос, маленькие глазки, с неподвижной свирепостью уставившиеся в небо и в довершение всего приоткрытая пасть с торчащими клыками. - Однако, это разумная раса. - продолжала Бетти. - Оружие и одежда, которую вы на них видите, сделана самими орками. Правда ни удобства, ни красоты я в них не нахожу, но, возможно, оркам это все кажется красивым? Во всяком случае, оружие у них ухоженное. Вот этот меч, например, недавно чистили и затачивали. - Ну что? - спросил Сэм. Я не сразу понял, что он имел в виду. - Как насчет того, чтоб снять фильм о Средиземье? - уточнил Сэм, верно истолковав мое вопросительное молчание. - Видишь ли, Ларри, если мне, как другу, позволено говорить откровенно, ты хороший оператор, довольно посредственный режиссер и у тебя есть одно ценное качество - ты умеешь снимать интересно. Ты, не будучи натуралистом, умудрился привлечь внимание всей Солнечной к фауне Марса, который давным-давно всем известен и уже надоел. А теперь я хочу, чтоб ты снял очень интересный фильм про Средиземье. Правительство объявило тендер. Приз - лицензия на монопольное право съемок в любом мире-сателлите. Я знаю, ты можешь его выиграть, и мы с тобой наложим лапу на Средиземье. Я молчал, пережидая, пока в душе уляжется буря смешанных чувств. Только Сэм умеет одновременно уязвить и раздразнить мое тщеславие. - Ты мне прочишь эту Стромбольска в напарницы? - проговорил я, решив, что пережил его последнюю тираду. - Ну да. Я ее переманил. Без напарника. Сдвинутых на собственной особе придурков у меня своих полно. Сэм выключил проектор. К оконным стеклам медленно возвращалась прозрачность. В комнату понемногу просачивался солнечный свет. Я с недоумением посмотрел на ясное небо, в котором закладывал лихой вираж спортивный глайдер. Оказывается, все это время душой я уже принадлежал другому миру. Вот это Сэм! Никогда бы не предположил, что он насколько лучше знает меня, чем я сам. - Да. - сказал я. - Пожалуй, согласен. Всю прелесть ожидающего меня приключения я уловил уже на следующий день, когда начались проблемы. Даже получив лицензию на съемки в мире-сателлите, попасть туда не просто. Непрогнозируемая вариативность внешних факторов (этим вдохновенным пассажем официальная наука предпочитает именовать то, что простые смертные называют волшебством), сплошь и рядом приводящая к выходу из строя самой безукоризненно налаженной аппаратуры, затруднительность отправки спасательной команды, все это диктует очень жесткие требования к физическому и психическому состоянию кандидата. Мне пришлось пройти детальное медицинское обследование - удовольствие, забытое мной со времени первого путешествия в космос. Я был сама покорность: позволял выкачивать из себя литры крови, глотал микрокамеры, выслушивал от врачей гадости по поводу состояния моей печени и взбунтовался, только прочтя в очередном направлении, что теперь мне надлежит посетить зубного врача. - Вставьте мне зубы в два ряда, как у акулы, - горько съиронизировал я, ложась в стоматологическое кресло, - Думаю, в Средиземье это будет не лишним. - Понадобиться - вставим. - кротко пообещала решительная особа в белой униформе, и я понял, что сопротивление бесполезно. Меня все же, с явной неохотой, признали годным для путешествия, только в ультимативном порядке потребовали срочно скинуть два килограмма. Уверен, медицина ухватилась за эти несчастные килограммы просто потому, что выпустить из рук живую жертву противоречит врачебной этике. Пришлось худеть. Я ел салаты и занимался на тренажерах, превратившись в объект насмешек для жены и ребенка, специально с этой целью приехавшего погостить из интерната. Эта парочка не развлекались так со времени, когда я сломал ногу, катаясь в Альпах на лыжах, и без их помощи не мог перегрузиться из коляски на диван. Если я и не бросил задуманное предприятие, то лишь из упрямства. Не мог же я спасовать перед последним усилием, пройдя все девять кругов врачебного ада, к тому же тщеславие мое жаждало этой поездки. Стоило мне только подумать, как вместо меня в Средиземье едет кто-то другой, собирает там славу и возвращается с ней обратно, и я начинал с удвоенным усердием терзать свой тренажер. Да было и еще кое-что помимо тщеславия и упрямства. Сидя дома в муках на диете, я прочел "Сильмариллион" и не на шутку увлекся Средиземьем. Заработала творческая мысль. Я уже прикидывал, что и как покажу в своем фильме, какие скажу при этом слова, чтоб люди почувствовали все, что чувствовал я, созерцая красоты и ужасы Средиземья. Это, что ни говори, побудительный момент, посильнее каких-то там лавров. Сэм познакомил меня с Бетти. Она оказалась моложе, чем я представлял. Только в прошлом году она закончила школу телеведущих и свою первую работу на съемках в Средиземье получила благодаря приятелю, на пять лет старше ее. Бетти была невысокого роста и хрупкого сложения. Страшно было подумать, как такую кроху вообще куда-то отпускают без родителей, зато энтузиазма у нее хватало на троих. Средиземье за те несколько дней она успела страстно полюбить и считала, что все про него знает. Когда Сэм удалился, предоставив нам утрясать технические детали и упрочивать знакомство, она немедленно расстелила передо мной огромную карту Северного Белерианда, объявила ее очень приблизительной и принялась в деталях объяснять мне, как именно они с Крисом подбирались к Ангбанду, и какие затруднения приходилось им преодолевать по пути. В общем, Бетти мне понравилась. Держалась она независимо и без умолку тараторила, но если мне все же удавалось вставить словечко в поток ее речей, выслушивала меня почтительно. Впоследствии она призналась, что впервые общалась один на один с живой знаменитостью и решила сделать все, чтоб оставить у меня впечатление человека делового и опытного. Последние дни перед отъездом прошли в страшной суматохе. Медицина в качестве последнего прости всадила в меня десяток прививок. Я еле держался на ногах, то и дело обливался потом, голова у меня страшно болела, но я все же пытался принимать участие в сборах и проверке оборудования, с ужасом понимая, что даже если не останусь инвалидом после вылазки в Средиземье, вполне могу сделаться им в результате подготовки к путешествию. Как ни странно утром намеченного дня я чувствовал себя прекрасно. В Институт физики пространства мы с Бетти добирались на такси. Для меня такое начало было в новинку. Я привык отправляться в путь не иначе как на трех-четырех реактивных лендроверах с эмблемами нашей телекомпании на бортах, под прицелом множества кинокамер, и, сидя на заднем сидении такси, не мог отделаться от ощущения, что меня крупно разыгрывают. Сэм дожидался нас в холле Института в сопровождении группы из десятка ученых умников в форменных комбинезонах. Увидев их, я приободрился. Это уже на что-то походило. Мы с Бетти проволокли рюкзаки через стеклянные двери - трое умников немедленно бросились помогать нам. - Ну что? Как настроение? - вместо приветствия бодро спросил Сэм. Мы с Бетти переглянулись. - Я требую увеличения жалованья втрое с этой минуты. - кисло проговорил я. - Как скажешь, дружище! - радостно согласился Сэм. - Если, конечно, снимешь что-нибудь стоящее! Само перемещение заняло долю секунды и никак не запомнилось. Только что мы с Бетти сидели на рюкзаках в маленькой комнатке, окруженные разномастной аппаратурой, из которой большинство на мой непросвещенный взгляд ни одного дня в своей жизни не работало, и вот мы уже в каменистом распадке у крутого осыпающегося склона, а над нами в необозримой вышине простерлось блеклое небо Белерианда. Первую нашу совместную вылазку в Средиземье, точнее в Белерианд, к Ангбанду, я хочу забыть навсегда. Я родился на Марсе, бывал и на Луне, и даже на астероидах, но нигде и никогда не видел места более мрачного, безрадостного, исполненного скрытой злобы и отчаяния. Возле Тонгородрима даже камни, даже чахлые, искривленные кусты, казалось, вопили о безысходности, и солнце день-деньской было скрыто какой-то траурной вуалью, сквозь которую скупо лился его негреющий свет. Бетти, хотя и выбиралась на негостеприимные северные земли всего второй раз, чувствовала себя здесь, как дома, и ничего не боялась. Она объяснила мне, что днем можно безопасно находиться даже совсем рядом с Ангбандом, а ночью наши костюмы отсекают запахи и тепло живой плоти, к тому же микроткань, из которой они сшиты, обладает камуфлирующим свойством, так что мы невидимы и нечувствительны для любой ночной твари. По неопытности я ей поверил и даже ощутил себя неуязвимым и только по возвращении домой, после внимательного изучения фауны Ангбанда, понял, какой опасности мы подвергались. Не знаю, каким чудом сошло нам с рук наше легкомыслие. Впрочем, чудеса в Средиземье случаются на каждом шагу. Первый день моего пребывания в Средиземье прошел очень спокойно. С места высадки мы перебрались в укромную расселину, по дну которой пробирался ручей с железистой на вкус водой. Бетти заявила, что нам необходимо некоторое время оставаться на месте для того, чтоб я мог привыкнуть к новому миру. Я не спорил, хотя, на мой взгляд, Средиземье вовсе не требовало привыкания. Небо, солнечный свет, земля, все было, на первый взгляд, таким же, как в нашем мире - ни волшебства, ни чуда. Вполне можно было вообразить, что очкарики из Института шутки ради переместили нас в какую-нибудь из особенно негостеприимных вулканических долин Исландии. Должно было пройти некоторое время, прежде чем я понял, что различие все же есть, но тонкое, ускользающее, так что, даже осознавая его существование, невозможно было определить, в чем оно заключается. Нас высадили примерно в четыре часа утра по местному времени. Часа через два мы с Бетти, не торопясь, двинулись на запад. Еще на Земле мы решили, что отправимся прямо к Ангбанду и постараемся снять вблизи его Врата. Шли только днем. Едва опускались сумерки, мы ставили герметически закрывающуюся палатку, ужинали и ложились спать. Вокруг все равно не было ровным счетом ничего интересного. Нас выбросили в пятидесяти километрах восточнее Железной Тюрьмы у самого подножия северных гор, которые тянулись сплошной стеной на восток. Путем неких таинственных махинаций Сэму удалось продлить срок действия лицензии. Лимит времени, отпущенный нам для съемок, составлял в итоге пять суток. За это время, как мы рассчитывали, ничего не стоит добраться до Врат Ангбанда, но мы с Бетти, оказывается, плохо представляли себе, что такое северные земли. Природа, не иначе как, решила во что бы то ни стало затруднить наше продвижение вперед. Резкий ветер все время дул в лицо. Он нес с собой мельчайшие частички копоти из Ангбандских кузниц, и скоро мы с Бетти стали на несколько тонов темнее. Отчистить с кожи эту грязь было невозможно. Гигиенические салфетки при одном прикосновении к лицу становились черными, но копоть не отчищали, а только размазывали. Земля под ногами была ухабистой, и каждый камень на ней лежал, казалось, с единственной целью, по возможности стать ловушкой для ваших ног. Один раз Бетти едва не сломала щиколотку, а в другой раз я, споткнувшись, упал так удачно, что до крови рассек лоб. Но хуже всего было чувство безысходного уныния, которое, посетив нас однажды, уже не проходило. Напрасно мы утешали себя, что едва закончатся пятые сутки, и нас немедленно вернут домой. Мы уже не верили в существование родного дома. Нам казалось, что мы не день и не два, а бесконечные дни бредем на запад, и все также маячит перед нами угрюмая тень Ангбанда, и Тьма, темнее тьмы, все прочней сковывает наши души. - Неужели и в прошлый раз было так? - спросил я Бетти. - Нет. - подумав, ответила она. - В прошлый раз такого не было. Думаю, на этот раз мы замечены. Никогда в жизни я не был так перепуган. До самого вечера я не осмеливался взглянуть на Ангбанд, который уже значительно приблизился. Стали видны расселины в его обрывистых стенах, осыпи, следы древних обвалов. Заходящее солнце утопило полмира в его исполинской тени. Тень накрыла и овражек, где укрылись мы с Бетти. Опустившись на землю, я почувствовал глухое сотрясение. Точно где-то очень далеко от нас пришли в движение поршни огромной машины. Мой слух почти различал монотонный, все нарастающий, торопливый грохот. В ту ночь я спал очень плохо, но, как ни странно, наш дальнейший путь стал легче. То ли мы привыкли к Северу, то ли некто, о ком я предпочту не думать, решил подпустить нас поближе. На следующее утро мы взяли южнее и во второй половине дня достигли Врат Ангбанда. Те, кто не видел их, ни в силах представить ничего подобного. Нужно обладать воистину нечеловеческим умом и нечеловеческим могуществом, чтоб задумать такое. Они достигают тридцати метров в высоту, каждая створка их равняется семи метрам в ширину. Определить их толщину нельзя даже приблизительно, створки сомкнуты настолько плотно, что между ними иглу не просунуть. На них нет ни узоров, ни надписей, ни сварных швов, ничего, только шероховатая поверхность темного металла, покрытая пятнами эрозии размером с хорошую простыню. Но их величина - не самое поразительное. Эти ворота выкованы целиком. Некогда бесчисленные удары исполинского молота грубо, зато на века, придали форму податливому железу. У края левой створки, там, где она смыкалась с поверхностью скалы, Бетти обнаружила вмятину, не иначе как от чудовищных клещей. Репортаж вела Бетти, я только снимал, и на сердце у меня было тяжело. Не то, чтобы я боялся хозяина Ангбанда, во всяком случае, меня не пугало, что он может внезапно появиться из Врат и попытаться убить нас своим огромным молотом. Выкованные целиком гигантские ворота мучительно угнетали мое сознание реальностью всего темного, иррационального, того, что рассудок отказывается признать на Земле. Позже мне суждено было узнать, что иррациональностям в Средиземье нет конца, и не всегда они пугают, а чаще, напротив, вызывают чувство радости и обнадеженности, но первое мое столкновение с проявлением волшебства было мучительно. Засняв на пленку все, что только могло заинтересовать зрителей, мы с Бетти решили убираться восвояси. Нас обоих преследовало навязчивое ощущение, что мы должны поторапливаться. Сначала мы шли быстрым шагом, буквально выталкиваемые в спину сильным ветром, потом побежали, и едва успели перевалить через гребень невысокого холма, как земля вздрогнула под аккомпанемент оглушительного грохота, воя и лязга. Покатились камни и мелкий щебень. "Вот так распахнулись бы врата Преисподней!" - мелькнуло у меня в голове. Мы с Бетти не удержались на ногах. Я снова ударился лбом. Не успевшая толком зажить ранка вскрылась, и я почувствовал, как горячая капля сползает к переносице. Бетти лежала, свернувшись клубочком, обеими руками зажав уши. Лицо у нее побелело, глаза она зажмурила, но грохот вскоре стал слабей, хотя земля дрожала по-прежнему. Я высвободил руки из лямок рюкзака, схватил камеру и пополз было вверх по склону, но Бетти схватила меня за ногу. - Оставайся внизу! - приказал я ей. Она послушалась. Напрягая все силы, я полз вверх, стараясь по возможности уберечь камеру и прикрывая лицо от града мелкого щебня, вприпрыжку катящегося по склону. Кровь текла все сильнее. Я размазывал ее по лбу, стараясь только, чтоб она не заливала глаза. Задыхаясь, изнемогая от усталости и боли в ушибленных локтях и коленях, я перевалился через гребень и лег, держа камеру перед собой. Мысль, мелькнувшая у меня в голове, полностью соответствовала действительности: Врата Преисподней открывались. Я прильнул к окуляру. В узкой рамке объектива картинка сразу отдалилась, но от этого сделалась еще более грандиозной. Линзы сделали изображение четче. Я ясно видел камни, летящие вниз с гребня скалистой стены Ангбанда, они сталкивались между собой, ударялись об уступы и разлетались на куски в тучах пыли и щебня. Ветер доносил до меня отдаленный грохот этих столкновений, но он казался не более чем еле слышными щелчками на фоне лязга и гула, от которого земля ходила ходуном. Врата раскрылись и замерли, но грохот не утих. Он накатывался волнами, в нем слышалось чередование - отзвуки чьей-то тяжелой поступи. "Это сам Моргот!" - пронеслось у меня в голове, но это был не он. Земля перед воротами потемнела. Я невольно на миг оторвался от камеры и посмотрел в небо, ожидая увидеть тучу, отбросившую такую огромную тень, но небо было чистым. Я снова припал к окуляру и увидел Глаурунга - короля драконов. Это от его поступи дрожала земля. Он высунул из ворот свою огромную морду и выдохнул пламя. К счастью, камера была снабжена фильтрами, и они уберегли оптику и мои глаза. Я видел, как стена пламени, сквозь фильтры показавшаяся мне бесцветной, прокатилась по равнине, и опала, оставив кое-где лужицы огня. Не знаю только, что там могло гореть на голых камнях. Равнина перед мордой дракона была полна стелющегося дыма. Восточный ветер взметнул облако гари и праха и стремительно понес к западу. Дракон продолжал медленно выползать из врат. Он двигался подобно ожившей стене. На солнце грозно вспыхивали чешуи на его шевелящихся боках. Уверен, на нашей планете просто не могло бы существовать существо хотя бы в половину такое же огромное. Я снимал его около пяти минут, но за это время в воротах появилась только его голова, шея и передние лапы. Правда, двигался он очень медленно. Время от времени он, явно развлекаясь, выпускал новые тучи пламени, иногда даже совал в них морду. Пламя стремительно угасало, и равнина одевалась новыми дымами. Продвижение дракона сопровождалось грохотом, лязгом, из-под земли неслось завывание множества труб, и все эти звуки, словно на потребу режиссеру представшего перед моими глазами спектакля, складывались в неистовую музыкальную какофонию. - Он поползет на юг! - прямо мне в ухо крикнула Бетти. Она, оказывается, давно уже выползла на гребень и лежала рядом со мной. - И подожжет степи Арт-Галена! Мы снимаем начало Битвы Внезапного Пламени. В глазах у нее страх мешался с восторгом, и от этого я рассердился. Не люблю, когда люди впадают в экстаз из-за эффектных штучек, а эта эффектная штучка обещала принести гибель множеству людей. Или эльфов, не все ли равно. - Убирайся отсюда! - крикнул я ей. Говорить тише все равно не имело смысла. - Убирайся! Нечего тебе тут делать! Но я сам был возбужден. И где-то, к стыду своему, я разделял восторг Бетти. Едва схлынуло чувство страха, и я уже не мог оторваться от захватывающего зрелища. Какая-то сила притягивала меня к объективу камеры, и она властно нашептывала мне в уши, что это самое прекрасное и величественное из всего, что только может быть в мире. Вот это меня и отрезвило. Я понял, что я, человек иного мира, вооруженный камерой, в своем спецкостюме, - такая же букашка для силы, которая упивается сейчас своим могуществом, как и любое другое существо Средиземья. Она вовсе не замечает моей инаковости, знать не знает, что я беспристрастный наблюдатель, хроникер, которого вознесло над сказочными перипетиями здешнего мирка всемогущество земной технологии. Я решительно выключил камеру и принялся отползать по склону вниз. Внезапно мои ноги потеряли опору, верхний слой грунта подался под моим весом и я заскользил со все возрастающей скоростью, собирая по дороге внушительную свиту мелких камешков и острейшего гравия, на дно оврага. - Ты куда! - ахнула мне вслед Бетти. - Держись! Камеру береги! Она кинулась следом за мной. Дна нашего овражка мы достигли одновременно, я - на пузе, Бетти, на своих двоих. - Что случилось? - спросила Бетти, помогая мне подняться. - Зачем ты выключил камеру? А ты знаешь, что у тебя все лицо в крови? - Ничего. - ответил я, стараясь говорить как можно спокойней. - По-моему, все, что нужно, мы уже сняли. Текст запишем в студии. Бетти посмотрела на меня с удивлением, но спорить не стала. До самого вечера мы просидели на дне оврага. Подземные громовые раскаты и лязг медленно стихали, земля больше не вздрагивала. Перед самым заходом солнца ветер переменился и понес к нам целые тучи пепла и мельчайшего праха. Мы поспешили поставить палатку и укрылись в ней. Даже зная, что армии черных сил двинулись на юг, покинуть свой овраг мы не рискнули до наступления утра.
Этот фильм принес славу мне и Бетти. Конечно, над его "реализмом" пришлось как следует попотеть в студии, зато получившуюся пленку не стыдно было предъявить самой взыскательной аудитории. А я-то был уверен, что осрамился на всю Солнечную. У меня даже не хватило духа до конца просмотреть отснятые куски. Я сбежал через пятнадцать минут после начала просмотра, когда понял, что из сказочного Средиземья мы с Бетти привезли не просто самые бесцветные, вымученные, лишенные всякой внутренней связи кадры, они откровенно попахивают грубой подделкой. Я сидел в зале для монтажа между Бетти и Сэмом, смотрел на экран, потел со стыда и думал, что будь я на месте рядового телезрителя, в жизни не поверил бы, что передо мной не какая-нибудь пустыня Невада, снятая двумя невероятно амбициозными и болтливыми бездарями. К счастью Сэм так не думал. Он позвонил мне вечером и сказал, что наша пленка ему очень понравилась. Особенно Ангбанд. Что, только посмотрев наш фильм, он по-настоящему впечатлился Средиземьем. - Что, было здорово страшно, Ларри? - вкрадчиво спросил он. Такой голос у Сэма появляется, только когда он чувствует крупную поживу. Вкрадчивостью азартный Сэм маскирует искреннее волнение. Я кивнул. Сэм посмотрел в сторону и забарабанил пальцами по подлокотнику кресла. - Это чувствуется, - сказал он. - нет, конечно, над фильмом надо еще работать и работать. Начало затянуто, да и тон ты выбрал неудачный, какой-то уж слишком бодрый, ни дать ни взять, ученый педагог в интернате для умственно отсталых. Это мы, конечно, перезапишем. А вот вторая часть мне понравилась. Очень понравилась. Да что там, я просто потрясен. Я не мог оторваться от экрана, а я-то думал, что меня уже ничем не проймешь! А что взять с этих олухов-зрителей. Готов лично положить голову на плаху, если они не будут штурмовать кинотеатры. Тут я не сдержал самодовольной улыбки, и Сэм немедленно вылил мне на голову ведро холодной воды. - Это не тебе комплимент. Фильм удался, но вы с Бетти тут ни при чем. Это материал! Материал говорит сам за себя. И, знаешь, когда я по-настоящему поверил во все, что вы сняли? Когда ты вдруг выключил камеру. Этот кусок с появлением дракона мы дадим в самом начале. Это по-настоящему, сильно. Вот это у тебя профессионально получилось, Ларри. - Камеру выключить, да? - глупо хихикнув, промямлил я. - Какое там профессионально, я ни о чем таком даже не думал. Какой там фильм, у меня все из головы вылетело... Сэм милостиво наклонил голову и проронил: - Не сомневаюсь. Все получилось так, как и предсказывал Сэм. Кинотеатры брали с бою. Шквал славы буквально сбил нас с ног. Официальная критика, ошеломленная астрономическими суммами кассовых сборов, назвала наш фильм самым достоверным из художественных и самым художественным из документальных фильмов. Мы с Бетти покинули скромные пажити, где обретаются документалисты, и вступили на сверкающий Парнас звезд экрана. Мне популярность не в диковинку, но и я испытал чувство давно забытого духзахватывающего парения, когда в один прекрасный день видеофон проворковал какую-то совершенно неземную мелодию и предупредительный секретарь известил меня, что фильм будет представлен на фестивале документального кино в Мельбурне и Президент приглашает меня и мисс Стромбольска в свою ложу. Пришлось срочно шить смокинг. Во время показа я сидел в своем смокинге по правую руку от господина Президента и думал, до чего несправедливо распределилась награда. Мы с Бетти пользуемся известностью, как создатели фильма, над которым в течение месяца трудилось несколько десятков человек, чьи имена ни один зритель даже не удосужится прочесть в титрах. И ни один из этих талантливых и трудолюбивых людей не только не упрекнул нас в том, что мы фактически присвоили результаты их труда, они даже не заикнулись о своих правах. Я сказал об этом Сэму в полупустом кабачке, куда мы завалились с ним и Бетти продолжать кутеж после того, как подошла к концу фестивальная программа и закончился прием с коктейлями для неутомимого бомонда. Мою голову кружил хмель славы и шампанского, в глазах все еще мелькали фотовспышки, и на дольний мир я мог взирать не иначе как с чувством снисходительного превосходства, а от этого особенно приятно было поскромничать. - Не думай, что это надолго. - выслушав меня, заметил Сэм, Бетти как раз удалилась в дамскую комнату попудрить носик. - Сейчас бы тебе, знаешь, как поступить? Снова вернуться к твоим пустыням, ящеркам и прочим марсианским дивам. Зрители запомнят, что ты когда-то снял чумовой фильм и будут относиться к тебе, как к чему-то большему, чем просто парень, который вечно расхаживает перед камерой со снулой ящерицей на руках, а актерская гильдия будет тебе вечно благодарна за то, что ты не стал и дальше похищать их славу. Я с большим пафосом полез возражать, но Сэм энергичным движением ладони отмел все мои возражения. - Не зазнавайся, Ларри. - дружелюбно сказал он. - Послушай своего старого друга Сэма. Ты же не профессионал. Ты просто не совсем бездарный и страшно везучий дилетант. Профессионал, знаешь кто? Вон - бывший напарник нашей красотки. Уверен, он даже в туалет ходит с камерой. - Вот и приглашал бы его снимать! - обиженно вякнул я. Сэм пожал плечами и опрокинул в рот стопочку водки, после чего заявил: - Ты работаешь на грани фола. Тебя спасает только твой первобытный энтузиазм. Зрители любят, чтоб их увлекали, поэтому твои фильмы так популярны. Я мог бы пригласить напарника Бетти, и он, уж поверь, снял бы первоклассный фильм, способный собрать кучу наград за лучшую операторскую работу, но мне не это надо. Мне нужен зритель, а зрителям плевать на талант оператора, зато твоя перекошенная от любопытства физиономия служит лучшей приманкой. Она так и вопит: "Ребята, здесь такое, такое...!!! С ума сойти, что здесь такое!" Понял? Но долго на одной любопытной роже ты не продержишься. Так что делай ноги, пока цел, ищи что-нибудь новенькое, чего ни ты, ни зрители еще не видели. Новизна впечатлений, твоя единственная сильная сторона. Я спьяну ужасно обиделся, и тем сильней, что в словах Сэма содержалось много горькой правды. Нечего и говорить, что его совету я не последовал. Мы с Бетти, пользуясь теперь уже неограниченной лицензией, сняли еще целый ряд фильмов, забираясь то на морское побережье, то в самый центр населенных земель Белерианда. Мы без устали снимали вековые леса и укромные полянки в лесах, трава на которых еще была примята после эльфийских танцев, долины с быстрыми прозрачными реками, и море, то самое, над которым некогда распахнулась перед глазами Фродо серая завеса дождя. Но, несмотря на то, что показанный в фильмах материал становился на наш взгляд все интересней, их популярность непрерывно падала. Вволю налюбовавшись издали силуэтами эльфийских крепостей, зрители ожидали, что теперь мы вплотную займемся их обитателями, а сделать этого мы не могли. Из соображений безопасности и прочих тонких соображений нам было запрещено телепортироваться поблизости от городов и крепостей, а также обнаруживать себя перед местными обитателями, а для того, чтоб скрытно охотиться по лесам за эльфами у нас с Бетти не хватило ни времени, ни квалификации. Ни одного разумного обитателя Белерианда нам снять так и не удалось. У меня даже появилось подозрение, что они каким-то образом осведомлены о нашем присутствии и намеренно избегают нас. Последний фильм был так откровенно неудачен, что Сэм отказался пускать его в прокат. Мы с Бетти, словно только того и ждали, немедленно в кабинете шефа со скандалом рассорились. Бетти швырнула на стол Сэму заявление об увольнении и скрылась в неизвестном направлении. Целую неделю я безвылазно сидел дома, корчился в муках уязвленного самолюбия и придумывал, что бы еще нужно было сказать Бетти, а через неделю, как гром среди ясного неба грянуло официальное запрещение дальнейших съемок в Средиземье. Я был так потрясен этим известием, что, забыв о раненом самолюбии, примчался к Сэму. Я втайне надеялся, что Бетти сделает то же самое, но она так и не появилась. Сэм был непоколебимо спокоен. Мне он заявил, что давно ждал чего-то подобного. - Это все актерская публика, - заявил он, накачивая себе в стакан минеральную воду, - уверен на сто процентов. Все эти истерические бредни об опасности физического контакта между мирами высосаны из пальца. Раньше об этих опасностях никто почему-то не вспоминал. Нет, меня не проведешь, это ваша с Бетти слава кому-то встала поперек горла. - Сэм, но что теперь делать? - растерянно спросил я. - Я ведь не могу без этих фильмов! Без Средиземья! - А я говорил тебе! - Сэм издали погрозил мне пальцем - Я предупреждал, что этим все и кончится. Лучше бы тебе было сразу вернуться к твоим марсианским похождениям. А ты здесь закатывал глаза: ах, эти звезды, ах, эти эльфы, ах, этот мир! Получи теперь. Тут я разозлился: - Вот как ты заговорил?!! А кто, интересно, эти фильмы продюссировал? Не ты, что ли? Может, и бессрочную лицензию не ты выцарапал? Если ты знал, что этим все кончится, почему тогда позволял нам снимать? Сэм невозмутимо пил свою минералку. - Потому что у меня бизнес. - сказал он таким тоном, что я почувствовал беззвучный удар под дых невидимым кулаком. - Я занимаюсь тем, что востребовано публикой. Мне запретили снимать про миры-сателлиты? Да тьфу! У меня еще десяток проектов. А тебя лично я тогда по-дружески предупредил. Ты меня не послушал. Кто же теперь виноват? Возразить было нечего. Единственное, что я мог сделать, вернувшись домой, это позвонить своему адвокату и потребовать, чтоб мой контракт с фирмой "Санрайз интерпрайзез" был немедленно аннулирован. Как и следовало ожидать, Сэм никак не прореагировал на этот мой демарш, а я со всей отчетливостью почувствовал, что значит "вчерашний кумир". Я мучился от бесперспективности своего существования, но не мог заставить себя взяться ни за одно новое дело. Все, что я умею делать хорошо, это снимать фильмы, но после славы, после грандиозных премьер и интервью на первых полосах газет снова вещать о марсианской природе для больших и маленьких? Меня мутило об одной мысли об этом. Да я собственной съемочной группе не смог бы смотреть в глаза. Оставалось только сидеть дома, читать, накачиваться пивом, ссориться с женой и чувствовать, как возвращаются на место любимые килограммы. Прошло два года, не омраченные с моей стороны даже намеком на какую бы то ни было деятельность. Мы переехали в Северную Америку, в уединенную усадьбу на берегу озера Гурон. Понемногу я успокоился, призраки ушедшей славы больше не терзали меня. Иногда я вспоминал Средиземье, но это воспоминания были слишком окрашены меланхолией, так что я старался их избегать. Постепенно я начал получать удовольствие от моей новой жизни, сбросил три килограмма из десяти лишних, вступил в яхт-клуб и пристрастился малевать акварелью. Если бы я знал, что именно такие моменты и выбирает судьба, чтоб нанести очередной удар! В моем конкретном случае это случилось утром, когда я, счастливейший из смертных, завтракал и смотрел последние известия. - Переходим к новостям культуры. - сказала дикторша, дружелюбно глядя в камеру. - Миры-сателлиты снова перестают быть для нас только будоражащей воображение загадкой. На днях компания "Санрайз энтерпрайзез" возобновила лицензию на выпуск фильмов, посвященных этому интереснейшему из явлений окружающего нас мира. Я вскочил, опрокинув на стол кувшинчик с апельсиновым соком. Кусок полупережеванной булки застрял у меня в горле. - По официальному заявлению Института физики пространства исследования, проводившиеся все эти годы, доказывают полную безопасность контактов между мирами. - продолжала безмятежно вещать дикторша. - И, как обещает директор компании "Санрайз Энтерпрайзез", Сэм Гэджис, в ближайшем будущем мы сможем снова заглянуть в Средиземье, полюбившееся нам по предыдущему циклу фильмов этой компании. На экране, сменив дикторшу, предстал Сэм Гэджис собственной персоной. Каюсь, я не удержался и со всей силы врезал по столу кулаком. В дополнение к кувшинчику с соком перевернулась чашка кофе. Две разноцветные жидкости красиво перемешались, лужа, разливаясь, подползла к краю стола и тоненьким ручейком устремилась на пол. Я пожирал взглядом Сэма, с ревностью отмечая, что прошедшие годы ему, в отличие от меня, пошли на пользу. Он похудел, или это только казалось из-за его отлично сшитого темного костюма, и помолодел. Вид у него был солидный, директорский, за плечом маячил референт. Такой Сэм был мне в новинку, и я затосковал. - Вы уже знакомы с нашими фильмами о Белерианде. Теперь мы планируем снять серию фильмов, посвященных более поздним эпохам Средиземья. - уверенно заявил он. - Не хотел бы открывать все наши секреты, но могу сказать, что это будут фильмы, совсем не похожие на те, что вы уже видели. Надеюсь, мы сможем не просто запечатлеть очередные видовые панорамы Средиземья, но принести дух этого прекрасного мира в каждый дом! Вот так выглядит предательство! Я зарычал и швырнул в экран сахарницей. Отреагировав на мое движение, он моментально погас. Сахарница со стуком ударилась о поверхность экрана и упала на пол. Боже, чем заслужил я такую кару в час, когда полагал, что все мои испытания позади?! Через две ступеньки я ринулся на второй этаж, где с вечера оставил в спальне видеофон. Я должен был немедленно выговориться хоть кому-нибудь. Первым делом я, конечно, подумал о Сьюзен. Она на работе, ну и ничего, оторвется на пять минут от слюнявой пасти очередного пациента, чтоб выслушать о бедах мужа. Я с размаху нажал на кнопку отбоя. Сьюзен здесь совершенно не при чем. Нет, надо поступить по-мужски, и поговорить с Сэмом лично. Я знаю его тысячу лет, он умеет из всего извлечь выгоду, но злопамятность никогда не была ему свойственна. Надо напомнить ему о себе. Ведь когда-то Сэм лично пригласил меня. Разве ему пришлось пожалеть о своем выборе? Кто бы справился с материалом лучше, чем я? А сейчас снова появился шанс для Ларри Кингсона. Средиземье, ведь это в сущности, единственное, что меня интересует, над чем я по-настоящему хочу работать. Сэм сказал, что принесет дух этого мира в каждый дом. Кто лучше меня сделает это, не переврав ни кадра, ни сцены? Я судорожно искал по всем компьютерам и видеофонам номер Сэма, а воображение мое работало на износ, как в тот далекий день, когда Сэм показал мне первый фильм Бетти. Более поздние эпохи Средиземья, это же события, описанные во "Властелине Колец": это степи Рохана, это белокаменный Минас-Тирит, это беззаботная Хоббитания. Величавые, исполненные драматизма кадры, которые я мысленным взором уже видел на экране. Номера Сэма нигде не было. Я с проклятием отбросил последний карманный компьютер. Болван, надо же мне было из какой-то инфантильной мстительности вычистить его координаты отовсюду. Можно, конечно, попробовать связаться с ним по официальному каналу компании, но это означает унизительную процедуру общения с секретарем. А что, если Сэм не захочет со мной разговаривать, и я услышу, как секретарь, еле сдерживая смех, сообщает мне об этом. Какой позор! На следующий день, так ни с кем толком и не поговорив, я уже летел на Марс, а следом транспортной ракетой за мной гнался багаж, совершенно забытый мною в исполинском позыве к действию и перемене мест. Хорошо, что в отличие от меня, Сьюзен никогда не теряет головы. Выслушав до конца мой театральный бред о том, что я все проклял, расточил и собираюсь начать жизнь сызнова на том самом месте, где когда-то мне впервые улыбнулась удача, она только и сказала, что вручает дальнейшую заботу обо мне Провидению, а сама будет очень рада, если я исчезну на некоторое время с глаз ее долой. Потом я уехал в космопорт, потому что, естественно, не мог ждать ни минуты, а она всю ночь собирала и упаковывала мои вещи. Сигнал вызова выудил меня из глубочайшей бездны спокойного сна. Я сел в постели и помотал головой, силясь прийти в себя и сообразить, что же это такое меня разбудило. В моих апартаментах какая-то странная акустика, звуки доносятся откуда угодно, только не со стороны, где находится прибор, издающий их. Поэтому я вечно путаю звонки будильника с сигналами, предупреждающими о начале выбранной мною программы телевидения, а писк электронной почты с унылым зовом разряженного портативного видеофона. Сейчас я уже привык, а поначалу всякий раз подолгу с проклятиями рыскал по комнате и кухне в поисках источника звука. Рядом на тумбочке мигал оранжевым глазком видеофон. Я схватил его и нажал клавишу вызова, со сна уверенный, что это звонок от Сью. Я не поверил своим глазам. С маленького экранчика на меня самодовольно взирал Сэм. От неожиданности я только и смог выдавить хриплым голосом: "Привет!" и стал с ужасным волнением ждать, что Сэм мне скажет. Не было и тени сомнения, что после трех лет обоюдного молчания он звонит не просто, чтоб справиться о моих делишках. - Привет, Ларри! - воззвал Сэм сквозь толщу космического пространства. - Прости, я тебя, кажется, разбудил? Чертова память, все время забываю про разницу во времени, набираю номер, меня предупреждают, какой теперь час на Марсе, а я уже не могу сбросить вызов, мне надо решить все вопросы сразу. Времени дьявольски не хватает. Я терпеливо слушал. Сэм в последнее время стал очень важной персоной, в особенности после того, как "Санрайз энтертейнмент" после ожесточенной пятилетней борьбы вобрала в себя жалкие обломки своего прежнего конкурента - компанию "Старс". Личное состояние Сэма оценивалось примерно в один триллион долларов. С такими деньгами он мог звонить кому угодно и во сколько угодно, и знал это. - Как жизнь? - беззаботно осведомился Сэм. Я осторожно установил видеофон обратно на тумбочку и пожал плечами: - По мне так неплохо. Сэм, ты меня извини, но у нас сейчас третий час ночи, так что если у тебя есть какое-то дело, то выкладывай поскорей, мне завтра на работу. Я силился продемонстрировать самостоятельность, отлично понимая, что Сэма обмануть не удастся. Он, конечно, понимал, что даже теперь, спустя добрых три года после нашего сенсационного разрыва, теперь, когда я уже давно не Ларри Кингсон, открыватель миров, а всего лишь Ларри Кингсон, заведующий отделом хроники в марсианской газете "Рэй", он все еще держит меня на крючке. Вот сейчас он покажет мне наживку, и мне ничего не останется, как сломя голову нестись к нему за делом всей моей жизни, нет, за делом всего моего жалкого честолюбия... тьфу... - К делу. - произнес Ларри, сразу становясь серьезным. - Как вы там, на Марсе, от жизни совсем отстали? - Не совсем. - ответил я, игнорируя его выпад, оскорбительный вдвойне, поскольку Ларри отлично известно, что сам я родился на Марсе. - А в чем дело? - Ну, то, что мы выпускаем первый хроникальный фильм "Летописи Средиземья" вы уж точно слышали. - добродушно заметил Ларри. - Об этом трубили на всех каналах. - Это мы знаем. - подтвердил я, очень надеясь, что Ларри не замечает моего волнения. Вот она, наживка! - Премьера через месяц. Старина, это что-то фантастическое. По сравнению с этим фильмом все остальные просто цветные заставки. Целый мир, который можно пощупать, увидеть, понюхать, прочувствовать. Мы осторожно наплевали на прежние запреты касательно съемок в населенных объектах, и нам все сошло с рук. Мои операторы забрались в Рохан, в Раздол и в Минас-Тирит. Помнишь, что это такое? Мы снимали приготовления к войне, саму войну. Мы про такое и думать забыли со своими киберпространственными постановками, там такой дичайший натурализм, что кровь стынет. Я терпеливо ждал. Для чего-то ведь Сэм рассказывает мне все это. - Сэм, для чего ты мне это все рассказываешь? - поинтересовался я. - Охота язык почесать? Сэм внимательно посмотрел на меня. - Нет, естественно. - сказал он. - Не ворошись. Ты же сразу понял, зачем я тебе позвонил? Хочу снова предложить тебе работу. Если тебя это не устраивает, давай отбой. Сэм всегда бил без промаха, потому-то его состояние и исчисляется суммой с двенадцатью нулями. Конечно, гордость требовала, чтоб я немедленно нажал клавишу отбоя и очистил память видеофона, но я не мог этого сделать. Это было все равно, как если бы перед тобой распахнули дверь из подвала, где ты отсиживался долгие годы, а ты упрямо забивался в самый темный угол. - Вообще-то, это не телефонный разговор. - заметил Сэм, убедившись, что я по-прежнему внимательно слушаю его. - Мне бы хотелось, чтоб ты вернулся на Землю, Ларри. Хватит тебе снимать доблестных геологоразведчиков. Кому это надо? Давай, прилетай. - Погоди. - только сейчас я вдруг вспомнил, что сижу, растрепанный со сна, в трусах и майке перед одетым с иголочки Сэмом и испытал чувство неловкости. Я постарался незаметно натянуть на ноги одеяло и сразу же устыдился этого, потому что Сэм на своем трехмерном экране все, конечно, видит. - Что значит, "прилетай"? Я тебе не любовница. Наша прошлая совместная деятельность для меня плохо кончилась. Ты же сам сказал, чтоб я вернулся к своим марсианским похождениям. Вот и вернулся к своим геологоразведчикам, и меня это, знаешь ли, устраивает. Почему я должен все бросать ради бог знает чего? У тебя там полно операторов, пусть они и вкалывают на тебя. Сэм изобразил мудрую улыбку. - Я же сказал, не нравится мое предложение - жми на отбой! Я предлагаю тебе контракт. Я твердо намерен заключить его с тобой, потому что уверен, что лучше тебя никто с этой работой не справится. Ну? Мне нечем было крыть. Я снова почуял вокруг себя угольную пыль Ангбанда, увидел призраки огромных деревьев во мраке древних лесов. Как после этого я мог остаться на Марсе? Я ведь с самого начала понимал, что едва Сэм вытащит из рукава приманку, радужный билетик лицензии, и я снова буду принадлежать ему со всеми потрохами. Поэтому он может позволить себе говорить со мной каким угодно тоном, бросаться любыми оскорблениями, куда я денусь от него? Нажму на отбой, а наутро засяду сортироваться фотографии вулкана Олимп для очередной заметки? Взгляд Сэма неожиданно метнулся куда-то в сторону, и он быстро сказал незнакомым деловым голосом: - Ладно, Ларри, у меня через полминуты совещание, времени нет, давай быстро: да или нет? - Да! - рявкнул я. Сэм удовлетворенно улыбнулся. - Очень хорошо. - сказал он. - Значит, через недельку жду тебя на Земле. И, знаешь что, пока никого не предупреждай о своем прибытии, ладно? - Это еще почему? - оторопело спросил я, но Сэм уже нажал кнопку отбоя. Через три дня я был уже на земле, стоял посреди Зала Прибытий космопорта Вумера, задерганный, оглушенный и страшно злой на Сэма, который опять впутывает меня непонятно во что. Всю дорогу домой меня, убивая радужные надежды, грызло мрачное сомнение. Чего это ради Сэм вспомнил обо мне? - Прошу прощения, вы Ларри Кингсом? Я обернулся. Ко мне обращался какой-то мужчина, высокий, широкоплечий, с густой шевелюрой рыжих волос. Кажется, именно таких мужчин Сьюзен называет почему-то "Бифштекс". Рукава отлично сшитого костюма едва не лопались на его бицепсах. Я с опаской пожал протянутую руку здоровяка, пытаясь вспомнить, не актер ли это из малоизвестных. - Меня зовут Жан Троттер, - представился мужчина, - Я хотел бы переговорить с вами по делу, ради которого вы прилетели с Марса. - Вы из компании "Санрайз"? - спросил я. - Нет. Я из другой организации. Давайте отойдем в сторонку, я дам вам визитку. Троттер двинулся наперерез основному потоку пассажиров, буквально раздвигая его собой. Мне оставалось только шагать следом и досадовать на свою уступчивость. Теперь я решил, что Троттер никакой не актер, а, наверное, представитель конкурирующей фирмы, но что это за фирма и какие предложения от ее имени будут мне сделаны, меня не интересовало. Не то, что бы я считаю долгом чести хранить верность "Санрайз", просто стараюсь быть в стороне от коммерции в любом виде, а сейчас я вдобавок до смерти устал. Троттер подвел меня к стене, у которой выстроились в ряд кабинки справочных автоматов. Здесь толклось множество неприкаянных. Они желали немедленно удовлетворить информационный голод и ни на кого не обращали внимания. Небрежно привалившись к стене плечом, Троттер достал из портмоне визитку и вручил мне. Я кинул на нее беглый взгляд и застыл в неприятном изумлении. Вместо эмблемы какой-нибудь кинокомпании на визитке на фоне Земного Шара, служащего гербом Правительства, значилось: "Ведомство Внутренней Безопасности, руководитель отдела по расследованию Чрезвычайных Ситуаций Жан-Антуан Троттер". Далее шли многочисленные регалии моего нежданного знакомого, адрес штаб-квартиры отдела и номера каналов связи. Я очень внимательно читал все, что было написано на визитке, потому что не имел ни малейшего желания начинать неизбежный разговор. Здравомыслящие граждане Свободной Земли стараются по возможности избегать быть впутанными в дела своего демократически избранного Правительства, тем более его ведомств, носящих такие лаконичные названия. Я в этом отношении ничем не отличаюсь от любого здравомыслящего гражданина. Только прочтя последнюю букву в индексе последнего канала, я снова поднял глаза на Троттера. Он терпеливо ждал, пока я закончу. - Если ваш компьютер имеет выход на правительственные базы данных, вы можете ознакомиться также с моим досье. - проговорил он, как мне показалось, чуть-чуть насмешливо. Я молча ожидал дальнейшего развития событий. - Поскольку вы прилетели с Марса, - проговорил Троттер, - следовательно, вы намерены принять предложение Сэма Гэджиса. В таком случае мне нужно поговорить с вами. Уделите мне полчаса времени. - Ну, знаете, - криво усмехнулся я, - если делами Сэма заинтересовалось Правительство, то я, пожалуй, лечу обратно на Марс. Предпочитаю спокойную жизнь. Троттер от души расхохотался. Несколько измученных бедолаг даже обратили взоры в нашу сторону. - Нет-нет, - заверил Троттер, - Все в порядке. Сэм сотрудничает с нами. Именно поэтому мне и нужно сказать вам несколько слов. У меня тут машина. Я забронировал вам номер в гостинице "Звездная". - А почему в гостинице? - настороженно спросил я, сразу вспоминая о просьбе Сэма сохранять в тайне мое возвращение на Землю. Заявление, что Сэм сотрудничает с Правительством, ничуть меня не успокоило. - Дело в том, что миссия, которая вам предстоит, не совсем обычна. Мы просили бы вас некоторое время сохранять в тайне ваш приезд на Землю. Я сдался. Где-то в глубине души я не такой уж трус, каким люблю представляться. Помимо чувства законного опасения и недоверчивости, чем дальше тем больше во мне разгоралось любопытство, и его только подкрепляла уверенность, что я в любой момент могу отказаться от выполнения этой загадочной миссии. Я без возражений последовал за Троттером на стоянку частных глайдеров, и через несколько минут мы были уже в воздухе. Номер в первоклассной гостинице "Звездная" поражал великолепием. Спальня, гостиная, кабинет - вся обстановка выдержана в стиле, модном достаточно, чтоб ненавязчиво свидетельствовать о высоком престиже гостиницы, но недостаточно, чтоб раздражать. - Да-а, - протянул я, с порога обозревая свои апартаменты. На Марсе я обитал в комнатке не более десяти квадратных метров, и она считалась почти роскошной. Что же говорить о доставшемся мне в единоличное пользование дворце? - Нравится? - спросил Троттер. - Мы постарались, насколько могли, компенсировать вам разлуку с домом. Мы прошли в номер. Дверь закрылась. - Прошу вас, давайте присядем. - пригласил Троттер и первым расположился в глубоком кресле у окна. Я последовал его примеру. - Может быть, вы хотите перекусить с дороги? - спросил Троттер. - Или выпить чего-нибудь? Здесь есть бар и линия доставки, пользуйтесь, не стесняясь, все заказы будут оплачены. Я отказался и от еды, и от выпивки. - Господин Кингсон, - начал мой собеседник, убедившись, что я не имею других желаний, кроме как поскорей узнать о сути дела, - Для начала я хочу, чтоб вы помнили, что в любой момент можете отказаться от участия в этой операции, но мы со своей стороны крайне заинтересованы в сотрудничестве с вами. Это была как раз моя мысль. Я удовлетворенно кивнул. - Сэм, когда говорил с вами, предлагал вам принять участие в съемках фильма? - спросил Троттер. - Да. А что? - Понятно. Дело в том, что предстоящая вам операция имеет очень отдаленное касательство к киноиндустрии. Я непонимающе уставился на своего собеседника. - Да-да, - кивнул Троттер, - Вы не ослышались. Миры-сателлиты перестали быть исключительно кинематографичеким объектом и, к сожалению, произошло это без нашего ведома. Затем Троттер в немногих словах изложил ситуацию вокруг миров-сателлитов, и я понял, что в самом деле многое пропустил. Хотя я ведь всеми силами старался избегать любых слухов о деятельности компании "Санрайз", вообще, и Средиземье, в частности. Первый фильм, запущенный в прокат после двухлетнего перерыва, выявил значительное падение спроса на подобную кинопродукцию, но, как выяснилось позже, реакция общественности на эти фильмы не исчерпывалась одной покупкой билетов. В сознании людей прочно укоренился факт, что миры-сателлиты существуют отдельно от нас, по своим собственным законам, и, самое многозначительное, что туда можно попасть. Возникло было несколько карликовых общественных организаций противодействия проникновению в миры-сателлиты. Около полугода назад они в течение трех дней бурно пикетировали посадочную площадку "Санрайз" и сами собой распались после того, как исчерпался интерес к ним со стороны средств массовой информации. Но это были лишь внешние симптомы, первые проявления сдвига в общественном сознании, которое Правительство, оснащенное последними достижениями в области социальной психологии, конечно, проглядело. - Общественное сознание, это, конечно, сильно сказано, - доверительно сообщил мне Троттер, - Общество в целом слишком озабочено своими насущными проблемами, чтоб заниматься еще делами хоббитов, но вот некоторые исключительные типы... "Исключительные типы" - это тоже сильно сказано. Небольшая группа, включающая немногим больше десятка человек, получила доступ к аппаратуре, осуществляющей гиперпространственные перемещения, и в полном составе отправилась в Средиземье. Возвращаться они, судя по всему, не собираются. Ничего удивительного, что Правительство забило тревогу. Что с ним станет, если граждане начнут скакать по мирам, как кролики? - Сейчас вся аппаратура для перемещений выключена и заблокирована. - сообщил Троттер. - Это, разумеется, строго между нами. Но окончательно отказаться от посещения миров-сателлитов мы пока не можем из-за этих людей. Их необходимо вернуть. - Хорошо, - проговорил я. - Это я понял. Но почему вам нужно именно мое участие? Я же не полицейский, нет у меня никакого опыта в таких делах. - Разумеется. Вместе с вами в Средиземье отправится правительственный агент. На его ответственности лежит организационная сторона дела, вы нужны нам в качестве, если можно так выразиться, эксперта по Средиземью. Компания "Санрайз" долгое время владела монопольной лицензией на съемки в этом мире. Когда мы обратились к господину Гэджису с просьбой порекомендовать нам знающего специалиста с опытом работы в том мире, он сразу же сказал о вас, ну и дополнительный довод в вашу пользу, то, что вы лично знакомы с главной героиней нашего расследования. Троттер достал карманный компьютер и передал мне. С небольшого экрана на меня глянуло женское лицо. На какой-то жуткий миг мне почудилось, что это моя Сью. - Не узнаете? - спросил Троттер. - А она ведь в свое время была довольно известна. Лили Ева Вычеряева. Теперь я узнал ее. Не удивительно, что это лицо показалось мне таким знакомым. - Она и туда добралась? - вырвалось у меня. Троттер вопросительно поднял брови. - Она всегда была одержима... э-э... фантазиями, - пояснил я, возвращая компьютер, - И она очень энергичный человек. Но я все равно не понимаю. Вы что, хотите, чтоб я поговорил с ней, убедил ее вернуться? Учтите, мы с ней никогда не были особенно близки, в том смысле, что друзьями и даже приятелями мы не были. У нас, пока мы еще общались, были довольно сложные отношения. Да и происходило это очень давно. Я, как видите, даже узнал ее с трудом. - Да, это мы понимаем и на это рассчитываем. Наши психологи надеются, что ваше появление вернет ее в мир земных забот, вы для нее не чужой человек, но и не задушевный друг, который, по ее мнению, способен всецело ее одобрить. Если понадобится, все психологические тонкости растолкуют вам более подробно, я же могу только еще раз заявить, что мы крайне заинтересованы в вашем сотрудничестве. Я думал. - Даже не знаю, вообще-то я хотел отправиться в Средиземье, чтоб снять фильм. Я врал. Я просто очень хотел отправиться в Средиземье. - Вы сможете вести съемки. - заверил меня Троттер. - Еще раз повторю, вся организационная работа лежит на нашем агенте. Вы лишь помогаете ему по мере необходимости, ну... и не мешаете. Полагаю, у вас останется достаточно свободного времени для съемок. Я снова задумался. - Господин Кингсон, - вежливо прервал мои раздумья Троттер. - Мое время ограничено. В мои намерения не входит заставлять вас принять определенное решение сию минуту. Давайте договоримся, что у вас будет время на раздумья до завтрашнего дня, а сейчас, если у вас есть какие-либо вопросы, задавайте. При упоминании о суточной отсрочке я сразу воспрянул духом. Опыт всей жизни подсказывает, что если мне дать ограниченное время на принятие решения, я приму неверное. - Каким образом вы узнали о госпоже Вычеряевой? - спросил я. Троттер улыбнулся: - О, вот это хороший вопрос. Видите ли, из Средиземья сделана попытка установить с нами контакт. Я открыл рот. Вообще-то я человек не пугливый и не падкий до мистицизма, но при этих словах, ощутил обморочную слабость. Это все равно, что увидеть на экране телевизионного диктора, чьим голосом вещает призрак. Клянусь, только в тот момент я до конца осознал, что в непосредственной близости от нас находятся не просто огромные филиалы Дисней-парка, а миры, населенные разумными существами, которым известно о нашем существовании. У меня, буквально, земля ушла из-под ног. Воображаю, что должны были чувствовать наши парламентарии. Не удивительно, что они поторопились опечатать все аппараты, удивительно, что они их не взорвали. В голове у меня вспыхнуло разом многое-множество вопросов, но, как это всегда бывает, на язык подвернулся самый незначительный: - Каким образом они с нами связались? - Очень просто, письмом. Подложили в карман оператору, когда тот снимал Минас-Тирит, да так ловко, что он обнаружил послание только уже в нашем мире. Написано, конечно, на местном языке, но мы его без труда расшифровали. Это просьба о помощи. Наши "беглецы" во главе с госпожой Вычеряевой здорово мутят воду в Средиземье. Тамошний правитель считает проблему очень серьезной. Письмо подписано лично королем Элессаром. Во "Властелине Колец" он, если помните, фигурирует под именем Арагорна. - Да, помню. - Что, Арагорн прямо назвал имя Вычеряевой? Троттер не пожелал заметить плохо скрытой издевки в моем голосе. - Нет. Ее личность установлена уже по нашим каналам. Было принято решение отреагировать на просьбу в положительном ключе. В Средиземье направляется группа из трех человек, один из них, если не откажетесь, - вы. - А остальные двое? - Леонид Мышкин - это наш агент и ваша старая знакомая Беатриса Стромбольска. Учитывая общую абсурдность ситуации, я где-то был даже готов услышать это имя. - Стромбольска тоже в качестве эксперта? - спросил я. - Именно. Еще раз осведомившись, не имею ли я других вопросов, Троттер откланялся, а я остался еще более недоумевающим и подозрительным, чем час назад. Отыскав видеофон, я набрал номер Сэма. Ответил мне секретарь. Мистер Гэджис отбыл с официальным визитом, не желаю ли я оставить сообщение? Я попросил, чтоб Сэм перезвонил мне, и на этом почел за лучшее выбросить все из головы и приступить к обеду и отдыху. Вечером я сидел в кабинете Сэма, который, уже не в силу необходимости, а по солидной корпоративной традиции располагался все там же, на сотом этаже небоскреба, только теперь уже все здание принадлежало компании "Санрайз". Сияющие буквы названия, спроецированные на воды океана в виде роскошного нимба вокруг здания, видны были даже с орбиты. Когда я вошел в кабинет, Сэм поднялся с кресла и пошел мне навстречу, протянув руку для приветствия. Я молча пожал его бугристую деловую ладонь. Говорить надлежало Сэму. Хозяином положения был он. - Привет, Ларри. А ты хорошо выглядишь. - сказал он, окидывая меня взглядом с ног до головы. - На марсианских пайках немного сбросил вес, а? - Угу. А про тебя этого не скажешь. Ходячая иллюстрация к распространенному на Марсе представлению о землянах. Сэм захохотал так, что затряслось его объемистое чрево, и хлопнул по нему обеими руками. - Делать нечего, придется переселиться на Марс. - бодро заявил он. - Одно плохо, с водой у вас туго. Ищут-ищут, деньги тратят, а толку никакого. Я не стал развивать эту тему. - Ну что, - с улыбкой сказал Сэм, усаживая меня в кресло и устраиваясь напротив. - Пообщался с крупной правительственной шишкой? Совсем, как человек, правда? Я пожал плечами: - Честно говоря, у меня эта история в голове не укладывается. До сих пор не понимаю, при чем здесь я. Хотя, конечно, поучаствовать было бы, наверное, интересно. Неужели это правда, я имею в виду письмо Арагорна? Сэм не без самодовольства похлопал себя по груди: - Я сам передавал это письмо в Правительство. - сообщил он. - Такого шока они, кажется, не переживали со времени Блокады Венеры. Вот уж не думал, что на старости лет стану причиной правительственного кризиса. Это все чистая правда, Ларри. Письмо Арагорна, будущая акция. У тебя есть шанс поучаствовать. Надеюсь, ты его уже оценил. Событие беспрецедентное. - Но я-то здесь при чем!!? Сэм очень внимательно посмотрел на меня и произнес: - Видишь ли, Ларри, это я настаивал на твоей кандидатуре. Но это долгий разговор. Выпьешь чего-нибудь? - Да. Минералку с яблочным соком. Сэм, уже протянувший руку к портативному бару, отдернул ее. - Это тебя на Марсе научили пить такую гадость? - осуждающе спросил он, но требуемый напиток соорудил, а себе плеснул полстакана содовой. И вот мы снова, как в старые добрые времена сидим в креслах, но прежней дружеской непринужденности нет и в помине. Я напряженно ждал, что скажет Сэм. Судя по предисловию можно было предположить все, что угодно. - Я лично передавал в Правительство письмо из Средиземья. - повторил Сэм. - Мне пришлось пообщаться с разными высокопоставленными людьми, и я подумал, что они, в сущности, не более и не менее умны и компетентны, чем, скажем, я. - Не понял! Ты не... Ты что, в политику надумал податься? - опешил я - В точку! - Сэм торжествующе откинулся в кресле. - Ты сразу уловил суть вопроса. Я надумал податься в политику. А что? В коммерции я уже добился успеха, захотелось, знаешь ли, попробовать себя в другом качестве, почувствовать вкус борьбы. - Так, ну и? - Проблема миров-сателлитов сейчас одна из самых острых, Ларри. Скандал с госпожой Вычеряевой перевел ситуацию вокруг миров-сателлитов на политический уровень. Правительство обеспокоено. Леонид Мышкин, о котором тебе наверняка уже рассказывали, не просто правительственный агент, он один из самых высокопоставленных и опытных сотрудников одного, скажем так, не афишируемого учреждения, соображаешь? Операция по прорыву Блокады Венера была подготовлена при его непосредственном участии. Так что можешь себе представить, насколько серьезно Правительство относится к предстоящей операции. - И ты на этом хочешь погреть руки. - Опять в точку. Хотя выражение "погреть руки" мне не нравится. Я свои личные деньги вкладываю в подготовку экспедиции и, естественно, хочу получить кое-что взамен. Ничего особенного. Просто точную, достоверную и объективную информацию о последней операции в мирах-сателлитах. Это поможет мне составить первоначальный политический капитал. В этом нет ничего предосудительного, правда? - Ну, в общем, действительно, нет. - пробормотал я. - Вот и все, Ларри. Видишь, я с тобой полностью откровенен. Мне нужно, чтоб ты работал моими глазами в Средиземье. Это ничем не отличается от твоей обычной деятельности, но теперь мне нужно от тебя немного больше внимания не к съемочному процессу, а к событиям и людям, с которыми ты будешь работать. - Ты что, шпионить мне предлагаешь за этим Мышкиным? - Нет, конечно! - искренне возмутился Сэм. - Я что, похож на идиота? Я сказал, быть моими глазами. Информация, точная информация, вот все, что мне от тебя нужно. - То есть, шпионаж. - иронично проговорил я. Сэм вздохнул и опустил голову. - Ларри, ты ведь хочешь снять фильм о Средиземье? - тихо и внятно проговорил он. - Может быть, последний фильм о мирах-сателлитах, который вообще будет снят в обозримом будущем? Хочешь? - Да. - сухо ответил я. Мне очень не понравилась его тон и вся эта пантомима. - Так в чем же дело? Я гарантирую тебе поездку. В конце концов, ловить этих людей дело Мышкина. А я хочу, чтоб ты сделал свое дело, снял все, что покажется тебе стоящим, и вернулся назад. Говоря откровенно, я настаивал именно на твоей кандидатуре, потому что никому другому я не могу доверять так, как тебе. Я осторожно поставил стакан на столик и сложил руки на груди. - Иначе говоря, ты никого не держишь на крючке так прочно, как меня? Ты вытащил меня с Марса, дал мне уникальный шанс вернуть былую славу. Рассчитываешь, что от такого предложения я не смогу отказаться? - Ерунду ты городишь. - поморщился Сэм. - Я доверяю тебе, потому что мы с тобой долгие годы были друзьями. Я считал, что мы хорошо понимаем друг друга. Пойми же ты, в том, что я от тебя хочу, нет ничего предосудительного. Я мог бы предложить такую работу любому оператору, и тот был бы счастлив и не задумался ни на минуту. Но любому оператору я не доверяю так, как тебе. Я замолчал, обдумывая его слова. Конечно, мне не стала больше по душе предлагаемая миссия, но с другой стороны, разве поспоришь с Сэмом, когда он утверждает, что именно ради этого я и отправляюсь в Средиземье: увидеть Средиземье. - Ну, хорошо, - проговорил я. - Но, Сэм, давай сразу договоримся. Главное для меня - это фильм. Я не стану специально бегать за этим Мышкиным и соваться в его дела. Сэм жестом миротворца поднял обе ладони. - Да-да, именно этого я и хочу. Мне не нужна ищейка. Если Мышкин по возвращении покажет, что ты мешал ему выполнять его миссию, это мне сильно повредит, правильно? Снимай свой фильм. Делай все, что считаешь нужным, по возвращении ты мне покажешь отснятый материал ну, а вознаграждение я готов выдать тебе сразу же. Какая сумма гонорара тебя устроит? Помимо, разумеется, прав на прокат фильма. - Не надо мне ничего. - проворчал я. Сэм укоризненно покачал головой. - Не скромничай, Ларри. Я человек состоятельный. - Неужели нельзя обойтись без политики хотя бы в Средиземье! - вырвалось у меня. Сэм пожал плечами. - Не понимаю. Туда мы со своей политикой и не лезем. Напротив, я лично убежден, что все контакты с мирами-сателлитами должны быть прекращены после того, как госпожа Вычеряева и ее группа будут доставлены обратно. - А Бетти? - вспомнил я. - Она что... тоже? - Ну, это было бы совсем уж глупо! - возмутился Сэм. - Нет, Бетти не при чем. О моих планах она ничего не знает. Она как раз очень удачно подвернулась в качестве третьей стороны, в лояльности которой у наших политиканов никаких сомнений быть не может. Да и твое участие благодаря ей выглядит уместно. Что я мог ему сказать? Сэм знал, что я не смогу ответить ему отказом. О сумме моего вознаграждения мы решили поговорить позже. - Посоветуйся с женой, - отечески посоветовал мне Сэм, - женщины в таких делах разбираются лучше нашего. Один вопрос уже давно вертелся у меня на языке. - Слушай, Сэм, - проговорил я, - а ты уверен в этом предприятии? Оно выглядит, как авантюра. Один правительственный агент в сопровождении двух, считай, случайных людей. У них, в Правительстве, что, совсем ум за разум зашел от волнения? - А сколько ты народу хотел бы заслать в Средиземье? - осведомился Сэм. - Пару сотен в сопровождении глайдеров? Нет, все продумано. Мы будем работать в сотрудничестве с местными властями. Исполнителей обеспечат они, с нашей стороны - руководитель и при нем экспертная группа. Все логично, правда? Мне нечего было возразить. На этом мы распрощались и, обуреваемый разнообразными чувствами, я поплелся к себе в гостиницу. На следующий день вечером мы должны были встретиться с Леонидом Мышкиным и Бетти в небольшом подводном ресторанчике, принадлежавшем, как и все, над и под поверхностью воды в радиусе пятнадцати миль от здания, компании "Санрайз". Метрдотель провел нас в полутемный зал, где колыхались, эффектно подсвеченные, голографические проекции гигантских водорослей, между которыми взад и вперед сновали разноцветные рыбки. Погруженные в тень столики с посетителями на этом фоне выглядели точь-в-точь как жутковатые обитатели морского дна, вроде гигантских раков-отшельников. Бетти и Леонид ждали нас за столиком, притаившимся под сенью огромной коралловой ветви. Леонид оказался среднего роста полноватым брюнетом с длинным носом и челкой энергичного фасона, из-под которой лукаво поблескивали темные глаза. За этим блеском больше ничего нельзя было рассмотреть, и я решил, что Леонид - большой пройдоха. Он еще издали увидел нас, сразу вскочил и ждал, пока мы подойдем, широко улыбаясь и протянув для пожатия руку. Впоследствии я убедился, что Лео никогда и ничего не стесняется, в особенности, не стесняется в любой ситуации выглядеть клоуном. - Приветствую! - провозгласил он, сотрясая руки по очереди мне и Сэму. - Леонид Мышкин, будем знакомы! Сэм представил меня, и мы с ним уселись за столик напротив Леонида и Бетти. - Значит так, - проговорил Леонид, по очереди бросая на нас с Сэмом хитрые взгляды, - меню мы изучили, метрдотель допрошен: берем салат из печени трески, буайбес, и филе морского окуня. На сладкое фруктовый салат. Прочие предложения будут рассмотрены. Мы почли за лучшее согласиться, не утруждая себя прочими предложениями. Лео щелкнул пальцами, угодив в какую-то проплывающую над его головой рыбину и оглушительно рявкнул: - Метр! Будьте любезны! Пока он делал заказ, я исподтишка рассматривал Бетти. Она изменилась за эти три года, повзрослела, сделалась на вид менее самостоятельной и еще больше похорошела. Она сидела, глядя на свой прибор и машинально крутила в пальцах вилочку. Со мной Бетти едва поздоровалась, и мои надежды на веселое примирение разлетелись вдребезги. Я помрачнел и еле удержался от того, чтоб тоже не начать вертеть что-нибудь в руках. Меня выручил официант, подавший первое блюдо. - В общих чертах вас уже ознакомили с ситуацией? - спросил Леонид, набивая рот салатом. - Очень хорошо. Наша первичная задача: осмотреться на месте, установить контакт с представителями местной власти, скоординировать наши действия, обнаружить группу незаконно вторгшихся лиц и препроводить по месту проживания. - А как вы будете препровождать? - спросила Бетти. Леонид обратил на нее взгляд поблескивающих весельем глаз: - Для начала будет проведена разъяснительная беседа. В случае, если она окажется неэффективной, придется применить дополнительные средства воздействия. Бетти передернулась и, как будто ища поддержки, схватилась за свой бокал. Леонид теперь обратился ко мне: - Жан сказал, что вы свою прежнюю одноклассницу узнали с трудом. - Это было сто лет назад. - признался я. - Хотя она с тех пор не сильно изменилась. Леонид кивнул и проговорил: - Знаете что, мне хотелось бы узнать побольше о госпоже Вычеряевой. Официальные данные мы собрали, психологический портрет ясен, но вот что она за человек? Вы меня понимаете? Я кивнул. В самом деле, это было сто лет назад, в детском интернате "Медная гора" на Урале. Я там прожил год в рамках программы по обязательной акклиматизации детей, рожденных на Марсе. Земля испугала меня. После тесноты наших загнанных под купола полуподземных поселков, после красноватых пустынь, после неживого, точно толстая стеклянная пластина, неба с ослепительным бликом солнца, оказаться в мире, где везде, куда не посмотри, в небо вздымаются горы, поросшие дремучими лесами, и каждый лист, каждая капля смолы купается в потоках света и тепла. Поначалу мне пришлось очень плохо. Меня изводило земное тяготение, мучил воздух, насыщенный запахами, от которых у меня постоянно болела голова и была раздражена слизистая оболочка дыхательных путей. Этот мир был слишком насыщен жизнью. Для меня он был ожившей сказкой, притягательной и пугающей одновременно. На Марсе неутомимый борец с детскими страшилками, которых полным-полно в любом интернате, на Земле я вдруг безоговорочно поверил всем сказкам, всем болезненно причудливым историям с плохим концом, которые рассказывают после отбоя. Я уверовал в существование гномов, ведьм, в то, что собака шеф-повора - оборотень, в Хозяйку Медной Горы, которая ночью ходит между корпусами и забирает с собой всех, кто только посмотрит на нее из окна. Душой этого сказочного мира стала для меня Лили Ева. Высокая девочка, на два года старше меня, мне она казалась совсем взрослой. От взгляда ее широко расставленных зеленоватых глаз у меня замирало сердце. Я считал, что именно такой и должна быть Хозяйка: с ледяным взором прекрасных глаз, с медно-рыжими волосами. Лили тоже жила в мире сказок, но в отличие от меня, перепуганного чужака, чувствовала себя там, как дома. Фантазия ее вечно устремлялась ко всему сумрачному, потустороннему, питалась отзвуками иной, смутно враждебной человеку жизни. Никто лучше нее не знал, в какой из заброшенных окрестных шахт двести лет назад видели гномов, а после этого там случился обвал, как однажды в лесу недалеко от интерната в кругу поганок нашли скелетик хвостатого младенца, только к ней глухой ночью заглядывали в окно летучие мыши с человеческими глазами. Отменной успеваемостью Лили Ева не отличалась, держалась особняком от других детей, учителей утомляла к месту и не к месту демонстрируемой независимостью поведения, сверстников отпугивала неожиданными выходками, вечно драпировалась в какие-то шали и юбки, ходила босиком, в общем, была, что называется, белая ворона. Мы с ней как-то сразу заметили друг друга и целых полгода я жил, точно спал, в плену ее мрачного мира. Думаю, у Лили еще никогда не было такого благодарного слушателя. Фантазия ее заработала с удвоенной силой. Ночью она вытаскивала меня из постели, и мы вместе шли через лес к дальней затопленной шахте, ждать, не покажутся ли на поверхность погибшие рудокопы, или, убежав с урока, искали полянки, где ведьмы устраивают шабаши. Лили рассказывала мне истории, одна неправдоподобней другой, каждая ель в окрестностях интерната была опутана паутиной ее бредовых фантазий. А в один прекрасный день все кончилось, как кончается детство, необъяснимо и безвозвратно. Помню, Лили должна была ждать меня в два часа дня в условленном месте, но я в тот день отправился с нашей группой на конную прогулку и совсем забыл про нее. Когда Лили вечером спросила, почему я не пришел, я честно сказал, что забыл. Она заплакала, я попросил прощения, она успокоилась и сказала, что нашла пещеру в склоне ближайшей горы, и мы сегодня ночью обязательно должны пойти туда. Она взяла с меня клятву, что я приду на наше условленное место, я с легким сердцем дал ее и всю ночь спокойно проспал. Лили больше не подходила ко мне, даже не смотрела в мою сторону. Через год я вернулся на Марс, про Лили Еву совсем забыл и встретил ее снова уже на последнем курсе университета. Она приехала к нам вместе с труппой артистов. Лили выступала в жанре музыкальной пантомимы. Я сразу узнал ее, и после выступления, ведомый чувством ностальгии по детским годам, пошел к ней в гримерную. Лили тоже помнила меня. Мы встречались еще несколько раз, и между нами даже завязался роман. Лили стала красавицей. Я плохо помню ее лицо, потому что в моих воспоминаниях его вечно заслоняли огромные, прекрасные глаза Лили. И внутренне она сильно переменилась. От детских фантазий не осталось и следа, и поначалу я счел, что так благотворно повлияла на нее удачно выбранная карьера. Только потом я понял, что Лили не так-то легко отказаться от своих грез, она просто научилась скрывать их. Когда я понял это, мы расстались. Поначалу женщина, готовая в любой момент заговорить о крылатых демонах полуночи, кажется необычайно пикантной, но это быстро надоедает. Обо всем этом, опуская подробности, которые я считал личными и к делу не относящимися, я рассказал нашей компании. - Да она просто ненормальная! - фыркнула Бетти и уронила на пол свою злополучную вилку. Леонид полез ее поднимать. - Нет! - решительно возразил я. - Никто никогда ей диагноза не ставил, да и я, хотя и не профессиональный психиатр, могу заявить, что она при всех своих фантазиях совершенно нормальна. Это артистическая натура. В нашем мире ей всегда было слишком тесно. - О! - сказал Леонид, поднимая палец. - В этом, как говорится, корень проблемы. Даме надоело плясать перед тупой аудиторией, она собрала группу единомышленников и отправилась в мир, где, как она полагает, всегда обитала, так сказать, духовно. А из этого мира, - он затрясся от смеха, - требуют санитаров! Леонид смеялся так заразительно, что мы все, не удержавшись, захихикали. Бетти впервые поглядела на меня и смущенно отвела глаза. У меня отлегло от сердца. Все вокруг вспыхнуло радужными красками, и даже недоеденный буайбес в тарелках и дурацкие водоросли сделались милы и гармоничны. Доев второе блюдо, Сэм получил видеовызов, вполголоса переговорил с кем-то, извинился и покинул нас. По-моему, это входило в его планы. А мы очень весело дообедали. Леонид навел нас с Бетти на разговор о наших прежних фильмах, и следующие два часа пролетели, как одна минута, в сплошных воспоминаниях. Когда с десертом было покончено, Лео откинулся на спинку стула, выбил пальцами сложную дробь по крышке стола, по очереди посмотрел на нас с Бетти и предложил отправиться к нему домой, поговорить о конкретных деталях будущей экспедиции. Леонид жил в Канаде, недалеко от Торонто в собственном доме, который строили его дед, отец, а достраивал уже лично Леонид. Добираться до этой семейной цитадели пришлось больше часа, но мы не пожалели ни об этом, ни о том, что одеты не по сезону. В северных краях уже начиналась осень. В лесах вокруг дома золото и багрянец теснили потрепанную зелень листвы. Усадьба Леонида высилась среди большого сада. Старые деревья так разрослись, что полностью скрывали весь первый этаж. Над темно-зелеными купами, точно верхняя палуба корабля, возносился фасад второго этажа под островерхой кровлей. Когда мы подошли к деревянной калитке, раздался собачий лай и огромный волкодав просунул морду между планками. - Фу, Рокки! - сказал ему Леонид. - Замолчи! Волкодав немедленно затих, сказал горлом "Увр-р-ры!", убрал морду и отскочил в сторону, размахивая хвостом. - Дома никого нет! - жизнерадостно заявил Леонид. - Жена с детьми в Махачкале у тещи. Вот так потихоньку разваливаются семьи, дети привыкают скитаться по чужим домам. Он провел нас в гостиную, самыми примечательными деталями обстановки которой были огромный ярко оранжевый мятый ковер и большой камин. В углу валялся несомненный виновник плачевного состояния ковра, реактивный самокат. Крупная серая кошка, спавшая в кресле, проснулась, приподнялась, недовольно поглядела на нас из-под белых бровей, но, в конце концов, решив, что мы безобидны, снова подобрала под себя лапки и прикрыла глаза. - Чай на троих, пожалуйста. - сказал Лео, обращаясь к домашнему компьютеру. - Да, сэр. Чай будет подан в гостиную через десять минут. - ответил доброжелательный механический голос. - Леонид, - напомнил я, - а можно посмотреть на письмо, из-за которого весь сыр-бор? - Да. Пожалуйста. Из внутреннего кармана куртки Лео извлек продолговатый конверт и передал его мне. Бетти, не поднимаясь из своего кресла, с любопытством вытянула шею. Я вытащил из конверта листок желтоватой бумаги грубой фактуры, на котором пестрели чернильные строчки. - Это копия. - заметил Леонид. - Подождите, сейчас будет перевод. На моих глазах бумага побелела, стала гладкой, и таинственные знаки уступили место обычному машинописному тексту. Я прочел: "Писано в Минас-Тирит лета *** года Четвертой Эпохи в день первый месяца Лотэссэ..." Я не хочу приводить здесь текст этого письма. Когда я читал его, то испытывал чувство неловкости, как если бы из праздного любопытства сунул нос в очень важное дело. Видимо, так сказывалось воздействие старинного учтивого слога, да и осознания, кем написано это письмо. Я молча вернул листок Леониду. Тот снова упрятал его в конверт и положил на кофейный столик. - А вот фотография короля Элессара. - сказал он, включая маленький настольный экран. Бетти подошла и присела перед экраном на корточки. Король Элессар выглядел примерно так, как я и представлял его себе. Мужчина средних лет с длинными темными волосами. Его лицо было не красивым, но удивительно благородным. Оператор сфотографировал его в тот миг, когда он взглянул прямо в камеру, и у меня возникло абсурдное желание отвернуть экран в сторону, таким живым и проницательным был его взгляд. - Внушает невольное уважение. - негромко, как будто сам себе, проговорил Леонид. - Сейчас такие лица перевелись. Исчезли навсегда вместе с аристократией и абсолютными монархиями. - Да-а... - неопределенно протянула Бетти. Леонид к моему сильному облегчению выключил экран. - Король, надо полагать, будет нашим куратором в Средиземье. От него во многом зависит успех нашего предприятия. - заявил он. - Книга его характеризует с лучшей стороны, письмо, вроде бы, книге не противоречит, но опыт подсказывает, что истина всегда находится где-то в стороне. Во всяком случае, мне будет любопытно с ним познакомиться. - Он хочет, чтоб мы явились во дворец. - проговорил я. - Хочет, значит, все получит. - сказал Леонид. - К сожалению, плана цитадели у нас нет, поэтому телепортироваться во внутренние помещения мы не сможем, да это и не к чему. Точка телепортации намечена во внутреннем дворике рядом с небезызвестным Белым Древом. Думаю, стража предупреждена, и никто на нас с оружием бросаться не будет. - А когда мы отправимся? - спросил я. - Значит так. По нашему времени переброска запланирована на пятое сентября, то есть, через две недели. По времени Средиземья дата прибытия - утром третьего дня по написании этого письма. - Почему именно третьего дня? - удивился я. - Почему не сразу? Леонид пожал плечами: - Так решили наши психологи. По каким-то своим соображениям они рекомендовали именно третий день. Пусть. Третий, так третий. - А сколько же всего человек из нашего времени находится сейчас в Средиземье? - спросил я. - Пятнадцать, считая Лили Еву, - ответил Леонид. - Компания разношерстная. У меня есть список. Он снова включил экран, вызывая одну за другой фотографии ничем внешне не примечательных мужчин и женщин. Я обратил внимание, что все они находились в возрасте от двадцати пяти до тридцати лет. А Лили Еве сейчас должно быть тридцать семь. Анкетные данные были такими же непримечательными, как и лица ушельцев: библиотекарь, малоизвестная поэтесса, наладчик лифтового оборудования, все заурядные люди без криминального прошлого, без особых талантов. Я обратил внимание Леонида на этот факт. Он энергично кивнул, так что подпрыгнула его челка. - Социальный тип примерно ясен, - мягко проговорил он. - все это земляне, горожане, люди с высшим, в большинстве своем, гуманитарным образованием, ну и, вы совершенно правильно заметили, люди заурядные. Ни один из них не добился каких бы то ни было успехов на своем профессиональном поприще. И, обратите внимание на их профессии, это все люди с воображением, именно таких легче всего увлечь красивой сказкой, убедить в том, что она лучше реальности. - Влюбленный в сказку наладчик лифтов. - хихикнула Бетти. Леонид пожал плечами: - Ты думаешь, таких людей не бывает? Из кухни прибыл сервировочный столик, нагруженный чайником, чашками и тарелкой с горячими пирожками. Леонид принялся разливать чай. - Судя по тексту письма, сами по себе эти люди не вызывают опасений у властей в Минас-Тирите, - сказал он, - но проповеди Лили Евы привлекают местную публику определенного сорта. Эти проповеди носят ярко выраженный экстремистский характер. Не трудно догадаться, что слушать их будут недовольные всех мастей, деклассированные элементы. Лили Ева формирует вокруг себя взрывоопасную среду. - А она не могла провести с собой в Средиземье какое-нибудь оружие? - с беспокойством спросила Бетти. То же самое и я хотел бы знать. Леонид нахмурился: - Нет! Здесь у нас стопроцентная гарантированная уверенность. Мы провели всестороннюю проверку. На складах боеприпасов полная комплектность, да и Лили Ева, или кто-либо из ее группы не имели доступа ни на эти склады, ни в хранилища взрывчатки. Даже в магазины охотничьего снаряжения никто из этих людей не наведывался. Да и, как мне думается, оружие для Лили Евы слишком грубая материя. Она ведь идеалистка, мечтательница такие люди могут бросаться ужасными словами, но быть при этом совершенно безобидны. Думаю, она много говорит, но совершенно не желает, чтоб ее слова возымели какие-то последствия. Эту ночь мы провели дома у Леонида, а на следующий день началась уже позабытая мной вакханалия сборов. Опять полное медицинское обследование, подготовка спецкостюмов, подгонка снаряжения, которое призвано спасти нас от всевозможных опасностей и наверняка в критическую минуту откажет. Попутно нам преподавали курс Всеобщего языка, составленный на материалах экспедиций в Гондор. Всю эту неделю мы с Бетти обитали в гостинице "Камерун" в западной Африке. Наша миссия подготавливалась в условиях строгой секретности. Никто из наших родных и близких не должен был знать, куда мы направляемся. Мне разрешили сделать один-единственный звонок жене, чтоб сообщить ей, что я отправляюсь вместе с группой геологов в экспедицию к северному полюсу Марса и неделю буду недоступен для связи. Именно такой срок был нам отпущен. Время в мирах-сателлитах течет по-разному, но в Средиземье оно полностью соответствует земному стандарту времени. Пробыв там день, теряешь день здесь. В свободное время мы с Бетти гуляли и болтали о том о сем, но неизменно в наших разговорах всплывало Средиземье. - У меня тоже все разладилось, после того, как я ушла из "Санрайз". - однажды разоткровенничалась Бетти. Ее слова задели меня. Разве я ей говорил что-нибудь подобное про свою жизнь после ссоры с Сэмом? При чем тут "тоже"? - Поначалу не знала, к чему себя применить: покрутилась в кинобизнесе без особенного успеха, потом бросила это дело, устроилась в газету корреспондентом, чуть не побывала замужем. Ну, в общем, так все как-то. Бессмысленная беготня. Прозябание. - Ну, это естественно. - как можно авторитетнее заявил я. - У нас было дело, которое занимало нас полностью, и вдруг его не стало. Разве жизнь на полном скаку поменяешь? Пройдет немало времени, прежде чем найдешь что-то новое. Бетти искоса взглянула на меня. - Это было не просто дело, которое занимало нас полностью, - твердо произнесла она. - Это и была наша жизнь. Неужели ты не понимаешь, что миры-сателлиты не просто существуют рядом с нами? Что их существование имеет определенный смысл. Я вижу, что они призывают к себе людей. Они призвали нас, Лили Еву и ее людей. Зачем? Я не знаю. Но, я знаю, что мы уже не сможем жить вне Средиземья. Настала моя очередь косо посмотреть на Бетти. Сейчас она до жути походила на Лили Еву. Я мысленно содрогнулся. Не получили бы мы еще одну проповедницу на свою голову. - Бетти, - откашлявшись, проговорил я, - Тебе не кажется, что ты все усложняешь? Давай смотреть на вещи трезво. У нас была работа, была слава, потом это все кончилось, естественно, что мы впали в депрессию, у нас ничего не ладилось. Теперь наша работа снова при нас, мы воспрянули духом... Вот и все. При чем тут смысл существования миров-сателлитов? Бетти недолго помолчала, потом с тяжелым вздохом проговорила: - Ладно, это бессмысленный разговор. Тебе меня пока не понять. Мне стало смешно. Даже Лили Ева никогда не говорила таким умудренным голосом. Я немного успокоился. Наконец настал день отправления. Я проснулся чуть свет и уже не мог заснуть. Только сейчас я с пугающей ясностью осознал, что мне предстоит не просто превесело и на самом высоком профессиональном уровне носиться с камерой в погоней за средиземскими диковинками. Мне придется по-настоящему окунуться в жизнь этого мира, говорить с его людьми, вмешиваться в его проблемы, брать на себя ответственность за их разрешение. И все это еще до наступления вечера. Про Лили Еву я вообще не мог думать без содрогания. Она-то всегда умела обвести меня вокруг пальца. В мучительных раздумьях я забрел в ванную комнату, случайно бросил взгляд на свое отражение в зеркале и пулей вылетел обратно в спальню. Страшно подумать из каких болванов должна состоять правительственная комиссия, утвердившая мою кандидатуру. При одном взгляде на мое лицо ясно, что я с собственной жизнью не способен разобраться. Я со стыдом вспомнил свое пиво, свои акварели, свои фотографии марсианских каньонов, свои жировые складки. Разве такой, как есть, я гожусь для Средиземья? И, если уж на то пошло, разве для него годится Леонид? Или Бетти? Только это немного меня успокоило. Если уж мы все трое не похожи на идеал, тем меньше позора в случае, если задание мы провалим. А в том, что мы его провалим, я не сомневался. В девять утра мне позвонил Леонид, жизнерадостно известил, что перемещение назначено на двенадцать часов, потребовал, чтоб я был готов и никуда из номера не отлучался. Сразу после него позвонила мрачная, не выспавшаяся Бетти и сходу пожаловалась на упадок сил и дурные предчувствия. Как выяснилось, она испытывала те же тревоги, что и я, и в течение полчаса мы с ней дружно обсуждали наше несовершенство. Потом Бетти вспомнила, что хотела помыть голову, и нажала кнопку отбоя. В некотором отношении женщинам живется куда легче, чем нам. Время отправления переносилось еще дважды, сначала на час дня, потом на четыре. Я уже перестал о чем бы то ни было тревожиться, уверенный, что никуда мы не отправимся, когда в половине четвертого на связь снова вышел Леонид и приказал, чтоб я с вещами спускался в холл гостиницы. Все тревоги и сомнения мгновенно вернулись на свои места, но я мужественно их подавил, взял рюкзак и на лифте спустился вниз. Мы встретились у крохотного зимнего садика, разбитого над искусственным родничком. Одно деревце стояло, сплошь одетое белым цветом. Я не мог отвести от него глаз, так оно было красиво. - Белое Древо Гондора. - прошептала Бетти и отвела глаза под моим укоризненным взглядом. Я втихомолку жалел, что не рассказал Леониду о нашем давешнем разговоре. Я считал, что Бетти с ее образом мыслей делать в Средиземье нечего, и не сомневался, что психологи из таинственной организации Леонида со мной согласятся, но предпринимать что-то было уже поздно. Мы не заметили, как Леонид подошел к нам. Он был налегке, без рюкзака, одетый также как и мы, в спецкостюм из ткани, по фактуре напоминающей замшу светло-коричневого цвета. У Бетти костюм был зеленоватый, у меня серый. Предполагалось, что такие костюмы в Средиземье не будут бросаться в глаза, а под их внешней простотой скрывается уйма хитроумных приспособлений от потоуловителя до встроенной автоматической аптечки. - Ну, как настроение? - после приветствий бодро осведомился Леонид. Мы с Бетти, не сговариваясь, пожали плечами, но наш командир вдаваться в детали не стал и взмахом руки направил нас к выходу, где уже ждал глайдер. Я, как и все прочие жители Земли и Солнечной системы, знал, что с объединением государств, армии утратили функциональное значение и перестали существовать, и, когда читал в какой-нибудь книге: "военный порядок", "военная организованность", с трудом воспринимал смысл этих оборотов. Теперь я познакомился с ними воочию и испытал смешанное чувство восхищения и тревоги. Невозможно было не восхищаться тому, с какой быстротой и четкостью нас перебрасывали с одного средства перемещения на другое, и в то же время я отчетливо осознал, что армии, никуда не исчезли, просто изменились, и мне было тревожно при мысли, что кто-то считал нужным поддерживать их существование в нашем упорядоченном, таком спокойном и благополучном мире. Эти мысли не долго занимали меня. Не прошло и получаса, как мы с Бетти, ошеломленные после головокружительного полета на глайдере, стояли перед знакомыми дверями Института физики пространства. Последовала последняя проверка оборудования, растянувшаяся на полтора часа, и нас наконец допустили в кабину перемещения. - Два слова перед тем, как мы отправимся. - с непринужденной улыбкой сказал нам Леонид. - Когда мы вступим в первый контакт с обитателями Средиземья, говорить буду только я. Я уверен, что обойдется без эксцессов, но все равно прошу на первых порах никаких самостоятельных действий не предпринимать. Прошу прощения, что вынужден отдавать такие распоряжения, но, уверен, что там, как и здесь, от первого впечатления зависит очень многое. Мы с Бетти кивнули. У меня неприятно засосало под ложечкой. Я вспомнил еще одно выражение из исторических книг: "военная дисциплина". Все во мне возмутилось при мысли, что, хочу я этого или нет, мне теперь придется подчиняться ей, но тут свет померк и загорелся снова. Мы стояли под открытым небом. Перед нами на некотором отдалении высилась стена, сложенная из белого камня. Позади я услышал журчание и, оглянувшись, увидел фонтан, возле которого росло стройное деревце с белоснежной корой. Его ветви были украшены соцветиями серебристых листьев. Я поймал на себе взгляд Бетти. Глаза у нее были совершенно круглые, в них ясно читалась паника. Лили Ева сидела в кресле с высокой спинкой и через стол смотрела на Халлакара. Халлакар занимал куда более скромную позицию на низкой скамейке у самых дверей. Свой черный плащ он не снял, и сидел в непринужденной позе, уперев в колени сжатые кулаки. Отделаться от него было невозможно. - Госпожа, я не понимаю ваших планов, - уже в который раз за последний месяц произнес Халлакар, - Вы говорите верные слова. Я согласен с каждым, поэтому поверил вам и пошел за вами, но мы должны не только говорить, мы должны действовать. Не забывайте, здесь, в Минас-Тирит, мы в постоянной опасности. Это город короля. Здесь все ему преданы, и любой прохожий на улице может выдать нас. Решайтесь поскорей на что-нибудь. Мои предложения вам известны. Лили Ева устало опустила веки. Почему они все здесь так деятельны? Они как будто и не подозревают, что живут в сказке, где нужно только удивляться, только благоговеть. Взять хотя бы Халлакара. Сколько чудес повидал этот бывший воин Гондора, бывший Страж Цитадели, а теперь разыскиваемый беглец и смертельный враг короля, и что же? Халлакар способен до бесконечности говорить об оружии, о поисках союзников, а когда Лили Ева заводит речь о мудрости вековечной Тьмы, о ее воинах и хранителях древнего знания, он выслушивает ее хоть и почтительно, но с неприкрытой скукой. - Мы уже говорили о ваших планах, Халлакар, - раздраженно проговорила Лили Ева, - Они самоубийственны. Честное слово, вы сами, должно быть, не понимаете, что говорите. Отправиться в Харад, уговорить императора начать новую войну против Гондора? Вы понимаете, сколько прольется крови? Сколько вам крови нужно?!! И во имя чего? Чтобы вы могли стать наместником в Гондоре харадского императора? И где, в конце концов, ваши гарантии, что Харад победит? Губы Халлакара неприятно сжались, но он ответил по-прежнему почтительным и твердым голосом: - Любые гарантии. Если бы вы, госпожа, только согласились дать нам оружие. Лили Ева открыла глаза и в досаде сорвалась с кресла. - Я вам запрещаю об этом говорить! - крикнула она. - Что за глупости! Оружие! Вы один раз уже его получили... Я от вас только об одном и слышу: оружие, оружие! Зачем я вам только о нем рассказала! Его нельзя достать! Вы понимаете? Нельзя! В нашем мире его охраняют! Оно все пересчитано, заперто! Все! И если я еще хоть раз услышу!... Она снова упала в свое кресло. В комнате повисла тишина. Халлакар невозмутимо поправил перевязь с мечом. Он раз за разом заговаривал с Лили Евой об оружии, потому только, что до сих пор не был уверен, в самом ли деле она не может достать его или по женской нерешительности не хочет это сделать. - Вы правы в одном... - негромко произнесла Лили Ева, не открывая глаз. Халлакар поднял голову и внимательно посмотрел ей в лицо. - Мы должны покинуть этот город. - проговорила женщина. - Я задыхаюсь здесь. Неужели мы не можем уехать в Мордор? Я хочу видеть Роковую Гору, я хочу видеть развалины Черной крепости. Неужели там только пустыни? Тогда я хочу видеть пустыни! - С позволения благородной госпожи, в Мордоре не только пустыни. Лили Ева широко раскрыла глаза. Тьма в углу возле самой двери зашевелилась и приобрела явственные очертания невысокого человечка, закутанного в черный плащ. С низким поклоном человечек сделал шаг вперед, но капюшона с лица не поднял. - Кто это? - неуверенно произнесла Лили Ева. Халлакар небрежно обернулся в сторону незваного свидетеля их разговора. - А я и забыл вам представить своего друга. - проговорил он. - Это Херумор. - Как Херумор!? Тот самый Херумор!? Невысокий человек озадаченно замер под своим плащом. - Не понимаю, с позволения благородной госпожи. - пробормотал он. - Вы Херумор-чернокнижник? Человечек издал удовлетворенный смешок. - О да! Я знаю все темные наречия. Я знаю магию орков, магию драконов, даже магию живых мертвецов, что служили у самого подножия Черного Престола. Вы хотите в Мордор, госпожа? О, я могу провести вас туда. Я знаю тайные тропы, знаю, из каких источников можно пить. Орки пили из них, значит, и человек при крайней необходимости может. Лили Ева с интересом смотрела на странного пришельца. - Вы были в Мордоре? - спросила она. Человечек склонился, как будто сами звуки этого имени вселяли в него благоговейный трепет. - Да! - торжественно произнес он. - Я там был. Я, недостойный червь, лицезрел Хозяина Темной Крепости! Глаза Лили Евы расширились. - И с тех пор я не могу взирать на мир прежними глазами. Неожиданно сильным движением Херумор откинул свой капюшон. Лили Ева отпрянула. Халлакар обернулся безо всякого интереса и досадливо поморщился. В самом деле, чернокнижник Херумор не мог больше смотреть на мир так, как на него взирают все прочие люди. Оба его глаза находились на одной стороне лица. Едва взявшись за книгу Толкина, Лили Ева решила, что этот беспокойный христианский профессор многого не договаривает. Он вскользь писал о ледяных пустынях Севера, о разрушенной Северной Цитадели, о железных темницах Ангбанда, о Мордоре, куда, под покров тьмы, день и ночь по древним дорогам с юга и востока идут отряды конных и пеших воинов. Он явно избегал говорить больше об этих по настоящему интересных местах, выталкивая на передний план своих рыцарей со светящими глазами. Но сама его сдержанность, сквозь которую прорывались временами видения: яркие и страшные, как пожар в ночи, подействовала воспламеняюще на фантазию Лили, вечно тянущуюся ко всему таинственному и темному, окруженному ореолом мрачности и отверженности. Она почти влюбилась в руку, власть и могущество которой были столь огромны, что им подчинялись даже горы. Ни эльфы с их звездами и лесами, ни великие королевства людей не пленяли ее воображение. Она была уверена, что Толкин из обычной человеческой ограниченности не пожелал разглядеть в фигуре, сокрытой во тьме, ни истинной мудрости, ни красоты. Едва дочитав до конца "Властелин колец", Лили Ева решила, что хочет отправиться в Мордор и убедиться, что господин Толкин был не прав. Как и всякая артистическая натура, Лили Ева испытывала потребность делиться своими чувствами с людьми, близкими по духу и воззрениям. Один знакомый по переписке, второй, третий - вокруг Лили начал формироваться кружок, и само собой появилось название: "Дети Цитадели". Они много говорили о Средиземье, вместе читали книги и смотрели фильмы, но идея отправиться туда пришла в голову только Лили Еве. При всей своей художественной нервозности, она могла быть очень практичной и целеустремленной, к тому же людям, поставившим перед собой определенную цель, частенько везет. Повезло и Лили Еве, но она не спешила сообщать о появившейся возможности своему окружению, опасаясь попасть в неловкое положение, если ее новость будет воспринята холодно. Сначала она решила лично побывать в Средиземье. Лили Ева решила, что пробудет там совсем недолго, скажем, часов семь. Ей нужно было осмотреться, решить, в самом ли деле этот мир таков, каким рисует его воображение. Лили Ева тщательно выбирала место для своего путешествия. Вслух выражая недоверие словам Толкина, в глубине души она опасалась, что он все же сказал правду про Ангбанд, Мордор и их хозяев. Лили Ева содрогалась при мысли оказаться одной среди усыпанных пеплом равнин Мордора, чего доброго попасть в лапы оркам и быть убитой или подвергнуться пыткам. Какой бы это был жалкий конец ее затее. Поразмыслив, Лили Ева выбрала долину Моргула. Ей хотелось взглянуть на луга цветущих предсмертников и башню Минас-Моргул, мертвенно светящуюся во мраке. Здесь она могла бы чувствовать себя в относительной безопасности. Лили Ева рассчитывала, что долина эта - еще не Мордор, к тому же в Цитадели находились назгулы, а к ним женщина почему-то испытывала несравненно большее доверие, чем к оркам. Желание Лили Евы исполнилось ровно через месяц, и долина Моргула, точно видение кошмара, навсегда канула в глубочайшие бездны ее памяти, изредка всплывая наружу в снах. Лили Еве снова повезло. Бродя у самого преддверия страны Мрака, она не привлекла внимания ни назгулов, ни их слуг и помощников, но сама долина Моргула едва не погубила ее. Лили Ева видела цветущие предсмертники, их аромат отравил ее, как доверчивую мушку, забравшуюся в ядовитый цветок. Лили Ева долго боролась с головокружением и тяжелой дремотой, пытаясь глазами искать вокруг красоту, которую создавала в своем воображении, но чем дальше, тем больше ожидание чуда сменялось страхом. В долине Моргула не было красоты, не было времени, здесь была только вечность смерти, ее всемогущество перед жалкой, скоротечной жизнью. Минас-Моргул ждал Лили Еву. Едва сдерживающая слезы испуганного разочарования, она задолго до назначенного часа вернулась обратно. Больше она не пыталась путешествовать в Средиземье в одиночку, но мысль переселиться туда ее не оставила, как не оставила и упрямая надежда воочию увидеть истинное величие Мордора. Лили Ева решила, что просто еще не готова предстать перед ним. О возможности уйти в Средиземье она сообщила своим людям. Те приняли весть со смешанным скептицизмом, кое-кто отказался и оставил "Детей Цитадели", но многих заинтересовала эта возможность. Если у кого-то из оставшихся и были сомнения, Лили Ева убедила всех. После того, как ее торжественные и зачастую (теперь она понимала это) сентиментальные фантазии были развеяны, Лили Ева стала еще упрямей и целеустремленней. Свойство артистической натуры - быть уверенным в своей исключительной правоте, даже если ее опровергает сама жизнь. Лили Ева готовилась хотя бы самой создать в Средиземье тот Мордор, который прозревала в видениях, и для этого ей нужны были люди. К тому же, Лили Ева прекрасно отдавала себе в этом отчет, ей не хотелось окончательно уходить в Средиземье одной. Посовещавшись, "Дети Цитадели" избрали местом жительства Минас-Тирит времен короля Элессара. Это была уступка слабости человеческой природы. Люди полагали, что Минас-Тирит четвертой эпохи располагает достаточным комфортом, чтоб удовлетворить их самые насущные потребности. Лили Ева не стала возражать. Она ни за что не призналась бы, что теперь и сама побаивалась Мордора. Об этой стране удобней было рассказывать, чем пребывать там. Судя по тишине, по безлюдью вокруг, по реденькому свету, льющемуся с бесцветного неба, было раннее утро. - Придется самим известить о себе. - негромко проговорил Леонид. - Тем лучше. Он внимательно осмотрелся, а следом за ним и мы с Бетти. Мы стояли в просторном дворе со всех сторон окруженном стенами. Прямо перед нами высились строения, увенчанные белокаменной башней. Как я понял, это и была Звездная Цитадель. Со двора внутрь можно было попасть сквозь двухстворчатые двери, к которым вели несколько ступенек. Обернувшись назад, я увидел закрытые ворота. - Ворота ведут из Цитадели, - сориентировался Леонид, - Дверь - внутрь башни. Помнится, именно этим путем шли Гэндальф и Пин, там должен быть тронный зал, сейчас делать там нечего. Пойдемте к воротам. - Вы думаете, там стража? - почему-то шепотом спросила Бетти. Я почувствовал досаду из-за того, что сам соображал не так быстро. Леонид кивнул. - Сейчас и выясним, предупреждали ли кого-нибудь о нашем появлении. Попрошу предоставить ведение переговоров всецело мне. Мы с Бетти молча кивнули. У меня внутри все похолодело от настороженного ожидания. Сейчас, впервые мы встретимся лицом к лицу с человеком из другого мира. Леонид бодрым шагом двинулся к воротам, осмотрел их и толкнул от себя. Створка ворот сразу же подалась и бесшумно приоткрылась. Леонид сделал резкий повелительный жест рукой, лишний раз призывая нас к молчанию, отступил на шаг и громко произнес на всеобщем языке: - Доброе утро! Вот так делается история. В открывшийся проем выглянули два воина. Слова из книги Толкина вспомнились мне так явственно, словно кто-то раскрыл передо мной нужную страницу. На воинах были черные, шитые серебром одежды и блестящие высокие шлемы с крыльями чаек. Мое замешательство было тем сильнее, что я и ожидал и не ожидал увидеть их точно такими, как они были описаны во "Властелине Колец". Воины смотрели на нас в не меньшем замешательстве - Доброе утро! - повторил Леонид. - Мне бы хотелось, чтоб вы известили о нашем прибытии короля и передали ему вот это. Он извлек из кармана то самое письмо и протянул воинам. Те переглянулись. - Нужно доложить капитану. - решил один. - Я пойду. Их речь я понимал без труда, хотя они и говорили с сильным непривычным акцентом. Воин с легким поклоном взял у Лео из рук письмо и удалился. Оставшийся жестом показал нам, что мы должны выйти из ворот. Мы подчинились. Воин закрыл ворота и встал перед ними. Желания вступать в разговоры он не изъявлял и терпеливо сносил наши любопытные взгляды. Может быть восторженность сильно преувеличила мои впечатления, но мне показалось, что этот человек резко отличается от всех людей, когда-либо виденных мною. От его прямой осанки и спокойного лица исходило ощущение благородной силы и достоинства. Я почувствовал себя ребенком рядом с ним. Воин смотрел куда-то поверх наших голов и, хотя он ни единым движением не выдавал беспокойства, мне подумалось, что он сильно смущен нашими разглядываниями. На наше обоюдное счастье, капитан явился очень скоро. Хотя в одежде этого человека не было заметно никаких знаков различия, его высокий ранг обличала почтительность, с какой воин следовал в полушаге позади него. - Доброе утро! - в третий раз повторил Леонид свою коронную фразу. Капитан в знак приветствия наклонил голову и проговорил: - Следуйте за мной! Воин, охранявший ворота, отступил в сторону, и мы снова вошли во двор с деревом и фонтаном. Леонид пошел рядом с капитаном, мы с Бетти следовали за ними. Я услышал, как Леонид спросил капитана: - Вы ведете нас к королю? Капитан обернулся к нему и произнес с легким удивлением: - Да. Двухстворчатые двери раскрылись перед нами, и мы вступили в величественный тронный зал. Но подробно рассмотреть его убранство нам не пришлось, мы сразу же свернули в боковую дверь. Нас провели по переходу, освещенному факелами, через несколько небольших зал, мы поднялись по лестницам и, наконец, очутились в небольшой комнате со стенами из светло серого, украшенного строгой резьбой камня. Свет проникал сюда сквозь два стрельчатых окошка под самым потолком. У стен стояли низкие деревянные кресла. Капитан жестом показал, что мы можем сесть, и ушел в другую дверь. Леонид уселся первым, с явным облегчением выставил рюкзак перед собой, сложил на него руки и по очереди посмотрел на нас с Бетти. - Впечатления? Бетти неопределенно дернула плечом. - Тут все, как во "Властелине колец". - сказала она. - Мне все время кажется, что я читаю книгу. Не могу поверить, что все эти люди существуют на самом деле. - И у меня то же самое. - подтвердил я. - С той только разницей, что это не книга, - наставительным тоном заметил Леонид, - Можете быть уверены, что это все самые обычные люди, с самыми обычными мыслями в голове, от нас они ничем... Договорить он не успел. Капитан снова вошел в комнату и жестом пригласил нас следовать за собой. Сдержанная торжественность этого жеста безо всяких слов говорила, кто ожидает нас. - Вы можете оставить свою поклажу здесь. - предложил капитан. Мы с удовольствием последовали его предложению, составили рюкзаки к стене и подошли к двери. Каюсь, на этот раз я не без удовольствия пропустил Леонида вперед. Представители здешней власти вызывали во мне робость еще сильней, чем наши собственные. Король ждал нас в соседней комнате. Она была чуть больше предыдущей. Сквозь распахнутые окна снаружи лился солнечный свет и доносилось птичье пение. Король стоял спиной к свету, поэтому в первый момент я не разглядел его лица, увидел только высокий силуэт. На вид королю не больше сорока лет, но я знал, что он гораздо старше. Я сразу вспомнил фотопортрет, увиденный в доме Лео, но то изображение было лишь слабой копией оригинала. Внешность и осанка короля исполнена достоинства и подлинного величия. Лео прав, сейчас такие люди перевелись. Достаточно один раз посмотреть на него, чтоб преисполниться почтением и однажды встретиться с ним глазами, чтоб навсегда полюбить его. Взгляд их проницателен и строг, но под ним не теряешься, напротив, он ободряет. Честное слово, я не собирался делать это, но поклонился королю. Я заметил, что Леонид тоже наклонил голову. Про Бетти ничего сказать не могу, она стояла позади меня, тихо, как мышка. - Здравствуйте. - сказал король, кивнув в ответ. - Доброе утро! - облегченно провозгласил Леонид. Я услышал, как Бетти чем-то чуть слышно давится за моей спиной. Король кинул на нее быстрый взгляд, и я почувствовал, что неудержимо краснею. Бетти затихла. - Пожалуйста, садитесь. - сказал король, рукой указывая куда-то позади нас, и я вдруг догадался, что он смущен и встревожен нашим появлением ничуть не меньше, чем его воины, и, также как мы, не знает, как себя вести. Позади нас оказались точно такие же деревянные кресла, как в соседней комнате. Король уселся напротив нас в другое кресло, предназначенное специально для него. Он внимательно смотрел на меня, а я от волнения потерял дар речи, и для меня было большим облегчением, что Леонид как будто совершенно не растерялся и готов начать переговоры. Он откашлялся и заявил: - Ваше величество, Правительство нашего мира получило ваше письмо и, поскольку сложившаяся ситуация сильно нас обеспокоила, было принято решение отправить сюда оперативную группу с целью розыска "гостей" и препровождения их по месту первоначального пребывания. Разрешите представиться, руководитель группы, Леонид Мышкин, должность, занимаемая мной в нашем мире, примерно соответствует капитану Стражей Цитадели. Это Беатриса Стромбольска, эксперт по Средиземью, по вашему миру, в той части, которая доступна нам для изучения по письменным материалам и материалам нескольких предыдущих экспедиций, и Ларри Кингсом, он является, так сказать, экспертом по нашим гостям, и поможет нам в установлении их местонахождения, а затем и контакта. На счету у Ларри и Беатрасы целая серия экспедиций в прошлое вашего мира, ну, а я у вас впервые. Я буквально онемел. Я не ожидал, что Леонид так хорошо знает Всеобщий. Конечно, Лео употреблял в своей речи совсем другие слова, но так толково и уверенно, что я невольно переводил его речь на привычный официальный лад. Король, похоже, был доволен. Я больше не чувствовал, чтоб от него исходило смущение и вообще какая-нибудь неуверенность. Он положил руки на подлокотники кресла и по очереди переводил взгляд на того из нас, кого Леонид представлял в данный момент. - Признаюсь, я и ждал, и не ждал вас, - сказал он, когда Леонид замолчал. - Когда я диктовал это письмо, у меня было чувство, что я пытаюсь общаться с собственным воображением. Я так и не был уверен до конца, явились ли эти люди извне, или порождены моим миром. В моем собственном государстве хватает сеятелей смуты. Как не хотелось бы утверждать обратное, в Гондоре и Арноре не все благополучно. Леонид кивнул: - Разрешите вопрос? Как вы догадались, что эти люди пришли извне? Что именно вас натолкнуло на эту мысль? Король ненадолго задумался. - Моим людям удалось несколько раз побывать на собрании "Детей Цитадели", - проговорил он, - так они предпочитают себя называть. Мне передали, что говорит эта женщина, их проповедница. Она полна восторга перед мощью Мордора и Ангбанда, перед мудростью и силой их хозяев. У меня сразу возникла мысль, что она не знает, о чем говорит. Это была моя самая первая мысль: "Она как будто явилась из другого мира". Поначалу я не придал этой мысли значения, но мои люди, разыскивая повсюду Детей Цитадели, начали доносить мне о прочих странных людях, которые явно не имели к Детям никакого отношения. И я решил рискнуть. Детей Цитадели окружают слухи о грозных мирах, откуда явилась их вдохновительница, об ужасном оружии, способном положить конец существованию всего рода человеческого. У меня есть подтверждения того, что эти слухи правдивы, но я никогда не верил, что иные миры в самом деле угрожают нам, иначе пришельцы уже захлестнули бы нас. Да и присутствие в городе людей, не связанных с Детьми, доказывало, что мои догадки верны. Я приказал подбросить письмо одному из этих людей. - Вы были правы. - сказал Леонид. - Эта женщина, ее, кстати, зовут Лили Ева Вычеряева, в нашем мире никакой властью не обладает. Поэтому-то она избрала ареной деятельности ваш мир. Здесь она - реальная фигура, может угрожать оружием. У нас оно, кстати, действительно, есть, но Лили Ева доступа к нему получить не может. Так что это блеф. Король внимательно выслушал Леонида и сказал, слегка хлопнув ладонями по подлокотникам кресла: - Я так и думал! Но вы, должно быть, устали с дороги. Не дело вести долгие разговоры, едва гости вошли в дом. Сейчас вас проводят в ваши комнаты, и вы сможете немного отдохнуть перед завтраком. Надеюсь, вы разделите трапезу со мной. Леонид сразу же поднялся и снова поклонился королю, мы с Бетти последовали его примеру, но кланяться не стали. У Леонида это получалось живо и естественно, а мы, должно быть, со стороны выглядели увальни увальнями. Боюсь, у короля сложилось далеко не превратное представление о нашей совместной значимости в экспедиции. Еще один недолгий переход по внутренним покоям дворца вслед за провожатым - это был уже не капитан, а, судя по одежде, простой слуга, - и нас ввели в просторную комнату. Бетти предназначался отдельный апартамент, но она не пожелала осматривать его и осталась с нами. Слуга с такой невозмутимостью, словно дело происходило где-нибудь в заурядном отеле на Лазурном берегу, показал нам, что к общей комнате примыкают две спальни, или точнее спальных алькова, почти полностью занятые широкими кроватями, уверил нас, что горячую воду принесут сию минуту, и покинул помещение. Мы сложили поклажу и разошлись по комнате, осматриваясь. Здесь все: мебель, несложная утварь, плотные занавеси на окнах и в проемах альковов совсем не походило на предметы привычного нам быта. Вещи на наш вкус, сформированный привычкой к машинному производству, были грубоваты, но несли отпечаток старательного труда. Мне было удивительно, что руки, вооруженные всего лишь резцом, рубанком или молотком потрудились не только сделать стул, но и украсить его ножки и спинку узором в виде лиственных гирлянд, что на занавесях выткан несложный, но очень приятный орнамент. Я гадал, сколько же пришлось потрудиться столярам, резчикам и ткачам, чтоб изготовить всю обстановку нашей комнаты. У нас это заняло бы считанные часы, в Средиземье, должно быть, целые недели. Леонид безо всякой лирики уселся верхом на достопримечательный стул и с явным восхищением проговорил: - Каков, а? Я ведь говорил, таких людей больше нет. К нему явись хоть на танке, нипочем не испугаешь и с толку не собьешь. Закончил разговор, когда это ему удобно, а сейчас, наверняка, переваривает информацию. Интересно, кто еще, кроме него, будет за завтраком? Дверь бесшумно раскрылась, пропуская слуг с большими кувшинами горячей и холодной воды. Они оставили свою ношу в комнате и удалились также безмолвно и невозмутимо, как их предшественник. Бетти уселась напротив Леонида. - А ты ловко навострился разговаривать с королями. - заметила она. - Я даже не ожидала. Что, этому у вас тоже учат? - У нас много чему учат. - уклончиво ответил Леонид. - Только не этому. Это у меня, видимо, врожденное. У меня какой-то прапрапрадед в восемнадцатом веке, что ли, был адъютантом короля Германии. Видимо, генная память. Так сказать, передалось. Может, еще чего-нибудь передастся. - Может быть, стоит переодеться? - озабоченно проговорила Бетти, не чувствуя интереса к тайнам рода Мышкиных. - Есть во что? - осведомился Леонид. - Я с собой захватила платье. На всякий случай. - Нет, не стоит, - подумав, решил Леонид, - психологически, момент выбран неверно. Мы здесь не дома. Будем придерживаться делового тона и официальной формы одежды. Хотя, я бы тоже с удовольствием переоделся. Ходишь в скафандре, как на Марсе, весь в датчиках. Того гляди, пялиться начнут. Меня одежный вопрос пока не волновал, но разговоры о внешнем виде навели меня на другую мысль. Я пощупал рукой подбородок. Так и есть, колется. Гиперпространоственное перемещение дает ряд странных, до сих пор никак не объяснимых медициной эффектов на живом организме. Во-первых, оно способствует, правда, в очень незначительной степени, омолаживанию, во-вторых, скачек почему-то стимулирует рост волос. К счастью, эффект этот недолгий и кратковременный, но все равно малоприятно спустя час после перемещения обнаружить, что ты зарос, не хуже аргентинского гаучо. Я достал бритвенные принадлежности и прошел в альков. Бриться и умываться пришлось в полумраке и тесноте и, как я ни старался быть аккуратным, часть воды пролилась на пол, но я благополучно со всем справился и сразу почувствовал себя уверенней. Из зеркальца на меня смотрел цивилизованный мужчина, представитель преуспевающего мира, я испытывал к нему сильную симпатию. Мои спутники, как оказалось, последовали моему примеру. Когда я снова вышел в общую комнату, Леонид вытирал мокрое лицо полотенцем, Бетти, стоя у окна, водила щеткой по волосам. - Ну, что, - бодро сказал наш капитан, - Теперь, полагаю, вы можете принять более живое участие в общении. Если по ходу беседы возникнут какие-то вопросы, разрешаю задавать. - Слушаюсь, сэр! - не поворачиваясь, ответила Бетти и рассеянно откозыряла щеткой. Леонид ухмыльнулся. - Стало быть, распоряжение младшему офицерскому составу ясно. Дверь во второй раз беззвучно открылась, и вошедший слуга с поклоном возвестил, что государь ожидает нас в трапезной. Еще один переход - на этот раз мы все время поднимались по лестницам - и слуга распахнул перед нами высокие двустворчатые двери. Леонид как в воду глядел. За столом, кроме короля, нас ожидали еще двое. Увидев нас, все поднялись с мест. Я смутился, приняв это движение за проявление почтения к нам, и совсем впал в смятение, когда увидел, что встает и король, но скоро понял, что люди поднялись только из желания подойти к нам поближе. Мне еще предстояло оценить, что при дворе короля Элессара строгая церемонность не мешает непосредственности, и это очень облегчает общение. Король с улыбкой проговорил, обращаясь к своим приближенным: - Это друзья, откликнувшиеся на наш призыв о помощи. Потом, что сильно удивило меня, он назвал, ни разу не ошибившись, наши имена и фамилии. Оказывается, он запомнил непривычно звучащие, наверняка для него непроизносимые слова с первого раза. Вот это память! Я заметил, что в его глазах мелькнула искорка веселья. Он не сомневался, что ему удалось произвести на нас впечатление, и был доволен. - А это мои советники. - сказал король. У меня самого память не королевская. Я не только не смог бы воспроизвести эти имена, они просто стерлись из моей памяти бесследно, едва король умолк. Должно было пройти некоторое время, прежде чем я усвоил, что рослого, худощавого мужчину с умным лицом и улыбчивыми голубыми глазами зовут Мэнельтар, а второго, совсем молодого юношу, Манозагар. При виде Манозагара, я испытал настоящее потрясение. В Средиземье, оказывается, проживала почти точная копия нашего Лео. Те же веселые темные глаза, тот же тонкий с горбинкой нос любопытного пройдохи, только вместо челки на лоб падала волнистая темная прядь, да и был Манозагар красив и подтянут, не чета нашему простоватому, упитанному Мышкину. Новое потрясение я испытал, узнав, что они, так сказать, трудятся на общей ниве. Манозагар был капитаном городской стражи, выражаясь современным языком, шефом полиции. Менельтар оказался Хранителем Ключей, как я понял, наместником Минас-Тирита, чем-то вроде нашего мэра. Слуги подали первую перемену блюд и удалились. Лео, не чинясь, воткнул вилку в какое-то мясо и принялся отпиливать себе кусок ножом. Менельтар и Манозагар, как завороженные, наблюдали за ним. Может быть, рассчитывали, что Лео всосет мясо хоботом или выкинет еще что-нибудь в таком духе. Я поймал себя на том, что тоже с интересом слежу за манипуляциями Лео и отвел глаза. Нет ничего тягостней взаимного молчания в малознакомой компании, но разрушить его было некому. Сам я никогда не умел заводить светские разговоры на ровном месте, на Бетти тоже не приходилось рассчитывать, она окончательно притихла над своей тарелкой, Леонид и король, по-видимому, никаких неудобств от тишины не испытывали, Манозагар и Менельтар были заняты наблюдениями над Лео. В отчаянии я отломил крыло у какой-то дичины, украшавшей центр стола, и вцепился в нее зубами. Завтрак здесь был почище нашего обеда. Потом я установил, что богатый стол, за который нас усадили, накрыт специально в нашу честь. Обычно в Гондоре приняты куда более скромные трапезы. - Как вы догадались о существовании нашего мира? - спросил Менельтар. Тот же самый вопрос, который беспокоил Мышкина. Леонид торопливо прожевал кусок мяса, проглотил и сказал, кивнув на Бетти: - Вот сейчас вам ученый специалист все объяснит. Бетти без особого увлечения завела хрестоматийную повесть про Толкина и первые опыты гиперпространственных перемещений. Ей не хватало слов, она то и дело беспомощно умолкала. К моему удивлению, ей на выручку пришел король. Он как будто прекрасно понимал, что хочет сказать Бетти, даже если речь шла о чистой науке, и терпеливо подсказывал ей нужные слова. Бетти, почувствовав поддержку, ожила и под конец говорила, обращаясь уже только к королю. - Та самая книга, которую писали Бильбо и Фродо, - проговорил он, покачав головой, когда Бетти закончила - и она написана вторично? Ничего более невероятного я в жизни не слышал. Нет, не может быть случайным, чтоб это повествование перешагнуло рубеж миров. - Господин Толкин упоминал о Фродо и Бильбо, как об авторах. - сказала она. - А на чем заканчивается ваша книга? - с интересом спросил Манозагар. - Я там есть? - Нет. - покачала головой Бетти. - Ты слишком поздно родился. - пояснил Менельтар. - Ты когда родился? А когда война закончилась? Ни тебя, ни меня в книге быть не может. Правильно? - Да. - с легкой улыбкой подтвердила Бетти. - Вот так всегда, - загрустил Манозагар, - Как работать, так не важно, когда родился, а как захочешь прославиться, так "поздно родился". - Ты знаешь что, - без тени сомнения заявил наместник, - ты нам голову славой своей не морочь, живи и радуйся. Кто потом страну будет в порядок приводить после твоих подвигов? У Манозагара весело блеснули глаза. - А я радуюсь. - с нажимом ответил он. - Только времена все равно не те. Какие теперь подвиги? - Ничего, - энергично жуя, утешил его Леонид, - Мы про вас персональную главу допишем, когда будем ловить Друзей, то есть Детей. Эта тема близко касалась всех, и разговор больше не умолкал. По приказу Менельтара слуга принес охапку пергаментов с тщательно вычерченными планами всех семи городских уровней. - Дети Цитадели всегда собираются внизу, на первом или втором уровне, - сообщил Манозагар. - всякий раз в другом месте. Одни раз вот здесь, тут раньше была сукновальня, хозяин продал дело, помещение временно пустует, один раз в таверне "Под Белым древом", но нам эти места слишком хорошо известны, так что Детям было неспокойно. Один раз их видели на пристанях Харлонда, но только один раз. Понятно, портовый люд не любит чужаков. - Значит, ни моряков, ни людей, связанных с морем, среди Детей нет. - заключил Леонид. - Нет. - согласился Манозагар. - Но это до поры до времени. Если эта женщина будет продолжать проповедовать, ее слова рано или поздно докатятся до гаваней и найдут там внимательных слушателей. Известно, в портах всякий люд ошивается. - А вы знаете, что именно она говорит? - подала голос Бетти. Манозагар коротко взглянул на нее: - Она много чего говорит. - сухо произнес он. Чем-то ему очень не понравился вопрос Бетти, а, может, и сама Бетти. - Главным образом о вещах, о которых не имеет представления. О Свете, о Тьме, обо всякой дребедени, но это еще полбеды. Она упоминает Мордор и Ангбанд, восхваляет их хозяев и скорбит об их исчезновении. И обвиняет в этом нас. Кричит, что белые стены города запятнаны кровью бесчестных воин. Манозагар возмущенно перевел дух. - И все это пропаганда, направленная к свержению существующего порядка. - негромко подытожил Леонид. - Той категории людей, к которой она обращена, безразлично, сколько в этих словах правды. Манозагар посмотрел на него с благодарностью. - Послушайте, а вам не удалось поймать хоть кого-нибудь из Детей? - задал вопрос Лео. - Вообще-то, да. Недавно схватили одного воришку, но он оказался таким болтуном, что рассказал гораздо больше того, о чем его спрашивали. Вот что значит, человек дурак. Оказалось, он немало пошатался с Детьми Цитадели. - Посмотреть бы. - протянул Леонид. Манозагар бросил вопросительный взгляд на короля. - Я тебе поручил это дело. - сказал государь Элессар. - поступай, как считаешь нужным. - Ладно. - согласился Манозагар. - Прямо сейчас? - Можно. Леонид взглянул на меня и Бетти. - Я останусь здесь. - быстро проговорила девушка. - Разумеется. - кивнул Леонид. А мне было очень любопытно взглянуть на последователя Лили Евы и еще любопытней посмотреть на тюрьму в Минас-Тирит. Толкин в своей книге не писал ни о чем подобном, и я гадал, как будет выглядеть подобное заведение в городе, хотя и увенчанном славой, но, что ни говори, средневековом. - Леонид, возьми меня с собой. - попросил я. Мышкин, немного подумав, кивнул. Мне ужасно хотелось сходить в нашу комнату за камерой. Игрушка, которой оснащены наши спецкостюмы, имеет узкое поле зрение и неважное качество съемки, а мне не терпелось приступить к работе над фильмом. Хотя мы и посланы в Минас-Тирит совсем с другими целями, я понимал, что съемки наших поисков дадут уникальный материал о Средиземье и населяющих его людях, и уже грезил международными овациями и новой славой. Однако добраться до камеры не представлялось возможным, Манозагар и Леонид не стали бы меня ждать. За неимением лучшего, я постарался получше настроить маленькую камеру. Тюрьма помещалась во втором сверху и шестом снизу ярусе города. Я ни за что не догадался бы, что это тюрьма. Пройдя по узкой пустынной улочке, мы вошли в низенькую калитку в сплошной каменной стене и очутились в тесном дворике. Он был пуст, только посередине рос в квадрате освобожденной от камня, а может быть, просто насыпанной туда земли, тщательно ухоженный шиповниковый куст. У дверцы в противоположной стене стоял на часах воин. Его простая одежда разительно отличалась от пышных одеяний Стражей Цитадели, и шлема у него не было. Увидев Манозагара, он отступил, пропуская нас внутрь здания, хотя и бросил на нас с Леонидом озадаченный взгляд. В тюремном коридоре, как и полагается, было темно, горели укрепленные на стенах факелы. Короткий коридор окончился короткой винтовой лестницей. Спустившись по ней, мы очутились в новом коридоре, по обе стороны которого тянулись прочные двери. Путь нам преграждала решетчатая дверь. Откуда-то сбоку вышел тюремщик. Он молча поклонился Манозагару, достал связку ключей, впустил нас и снова запер дверь за нашими спинами. Не скрою, я почувствовал себя неуютно. У меня живое воображение, и я с легкостью представил, что двери закрылись навсегда и долгие годы мы проведем в этом тесном коридоре в темной камере, не видя солнца, ярко сияющего добрым людям всего в каком-нибудь десятке метров над нашими головами. - Мне нужен Бризовир. - распорядился Манозагар. Тюремщик подошел к третьей слева двери и принялся отыскивать в своей связке нужный ключ. Что ясней ясного говорит о различии нашего мира и Средиземья, так это молчаливость слуг и вообще подчиненных. У нас любая горничная в отеле, пришедшая менять полотенца, наболтает за пять минут больше, чем телеведущий, а приходящая уборщица вообще со временем превращается в полноправного члена семьи. Между тем дверь открылась. Леонид и Манозагар первыми вошли в камеру, и я последовал за ними. Никаких сенсационных ужасов я не ожидал. Внешний вид тюремных коридоров уже позволял судить о том, какими будут камеры. В них было сухо и даже довольно чисто, вот разве что темновато. Камера оказалась небольшой комнаткой. Темноту здесь рассеивала подвешенная к потолку масляная лампа. К одной стене были придвинуты стол и табурет, на котором стоял таз и кувшин для умывания. У стены прямо напротив двери располагался тюфяк, на котором, подобрав под себя ноги и накинув на плечи одеяло, сидел пожилой лысоватый мужчина. Увидев нас, он сердито собрал морщинами высокий выпуклый лоб и засверкал глазами из-под кустистых бровей. - Ну и долго меня еще будут держать здесь?! - все время повышая и без того пронзительный голос, высокомерно заговорил он. - Я тут торчу уже вторую неделю! Думаете, я не знаю, что могу жаловаться королю? За дурака меня держите? Вы меня не судите, потому что доказательств у вас нет, что я дернул эту цепочку у ювелира, а выпускать не выпускаете. А? Как это называется? Сейчас же принесите бумагу, я буду жаловаться! - Только у короля и забот, что читать твои каракули. - добродушно заметил Манозагар, снимая умывальные принадлежности с табурета и передавая его Леониду. - Да и зачем тебе на волю? Здесь тебя кормят, а там кто тебя кормить будет? Думаешь, мы тебе дадим воровать? Мы тебя вышлем из города, и живи как знаешь. Бризовир умолк, поджал губы, и еще плотней закутался в свое одеяло. Манозагар приказал тюремщику принести еще два сидения и, когда требуемое было доставлено, плотно прикрыл дверь в камеру. Мы все расселись вокруг нахохлившегося воришки. - Давай поговорим. - предложил Манозагар. - Меня интересует все, что ты знаешь о Детях Цитадели. - Я уже все рассказал! - отрезал Бризовир. - А теперь расскажешь еще раз. - Когда меня выпустят? - Никогда! - потерял терпение Манозагар. - Или будешь делать, что тебе говорят, или я тебя засуну в другую тюрьму, поглубже и поближе к реке. Думаешь, у нас таких нет? Бризовир жизнерадостно хрюкнул. - Там у меня, боюсь, совсем ослабнет память, а вам ведь нужно, чтоб я рассказывал про Детей Цитадели. А? Цепочка у ювелира! Да вы про нее уже и думать забыли. Зато трое благородных господ приходят, чтоб послушать, что Бризовир скажет про Детей Цитадели! А? За дурачка меня держите? Нет, сначала вы мне скажите, когда вы меня выпустите, а потом я, может быть, скажу про Детей Цитадели. Манозагар, нахмурившись, слушал Бризовира. - А ну заткнись. - негромко бросил он, и воришка испуганно затих. - Думаешь, мы с тобой будем торговаться? Да ты уже все выложил, что знал. Забыл? Вот уж дурак ты. Все твои байки нам давно известны. А теперь я хочу, чтоб ты их повторил еще раз. Все, что я тебе обещаю, так это, что через три дня будет суд, там решат, сколько тебе еще здесь сидеть, а потом мы тебя вышлем из города. Это все. Давай теперь, рассказывай. Бризовир угрюмо смотрел в пол. Его рот подергивался, как будто воришка разговаривал сам с собой. Он, как маленький, вздохнул и зябко повел костлявым плечом. - Хватит выступать, - нетерпеливо оборвал Манозагар, - Никому тебя не жалко. Говори. - Что я должен говорить? - слабым голосом пролепетал Бризовир. - Все с самого начала. Как ты нашел Детей Цитадели, долго ли пробыл с ними. Все, что только знаешь. Бризовир начал рассказывать. Да, это был болтун по призванию. По-моему, уже через минуту он не помнил, что сидит в темнице и ожидает решения своей участи. От нашего внимания красноречие его все пребывало. Рассказывал он интересно, живо и даже не без артистизма. Я прямо-таки воочию видел все, о чем он говорил. Бризовир пришел в город полгода назад, бежав из Северного Итилиена, где его ожидала тюрьма за деяния, аналогичные тем, что привели его к нынешнему плачевному состоянию. В городе он некоторое время промышлял по мелочи на городских рынках и торговых улицах, пока однажды ему не попалась на глаза группа людей. Они были одеты в черное платье, что вообще-то не редкость в городе, но держались подчеркнуто особняком, сторонясь толпы, величаво и сумрачно. Их можно было принять за свиту чужеземного князя. Из любопытства Бризовир последовал за ними. Он быстро определил, что главной среди этих людей была высокая рыжеволосая женщина, закутанная в просторный плащ. К ней обращались с подчеркнутой почтительностью, а она сама говорила мало и выглядела усталой и ко всему безразличной. Странные люди обошли кругом рыночную площадь и пошли по улочке, ведущей к воротам на первый ярус. Бризовир следовал за ними. У маленькой харчевни люди в черном остановились и стали о чем-то совещаться. Бризовир воспользовался этим, чтоб подобраться поближе и увидел, что у одного из увлеченных разговором мужчин из кармана виднеется кошелек. Бризовир высоко оценивал свою профессиональную репутацию. Пропустить такую возможность означало бы уронить воровское достоинство. Он подобрался вплотную и протянул руку за кошельком. К несчастью его заметили. Дальше события разворачивались по классическому сценарию. Крики, общее возмущение. Бризовир получил крепкий тычок в ухо и приготовился получить следующий, когда с гневом возвысила голос рыжеволосая женщина. Она запретила своим людям трогать Бризовира и заговорила с ним. Она спросила, как его зовут и почему он пошел за ними. Воришка, которого тесно обступили со всех сторон, не мог бежать, поэтому начал подобострастно врать. В миг придумал больную мать, и что кошелек он вытащил, понимая, что это не слишком большая потеря для таких благородных господ, а сам он человек простой и очень бедный. Деньги нужны ему для несчастной, больной матери. Женщина выслушала его внимательно и прервала только один раз, когда Бризовир с самой униженной гримасой назвал себя простым человеком. "Простых людей не бывает". - коротко и убежденно произнесла рыжеволосая женщина. Эти слова очень понравились воришке. Его истасканное лицо посерьезнело, он выпрямился на своем тюфяке и несколько раз повторил, значительно кивая головой: - Нет, не бывает простых людей. Это она правильно сказала. Всяк по своему непрост! - Дальше что было? - опять потерял терпение Манозагар. Бризовир прибился к Детям Цитадели. К ним самим он относился безо всякого почтения, но очень зауважал Лили Еву. Он был необычайно высокого мнения об ее уме и прочих достоинствах. - Мудра и сострадательна, точно сама владычица Ниенна. - торжественно объявил он нам. - Возможно, это она сама и явилась в мир. Я видел, она творит чудеса мановением руки. - Вот такие? - весело спросил Леонид и протянул руку к Бризовиру. Темноту прорезал тонкий лучик света от карманного фонарика. Бризовир с необычайной живостью вскочил на ноги, опрометью метнулся в угол и принялся испуганно орать. - Что это за лучик у тебя? - заинтересовался Манозагар, когда мы вышли в коридор. После перенесенного стресса, Бризовир отказался разговаривать дальше и на Лео смотрел с таким ужасом и отвращением, как будто тот прямо покусился на священность особы его госпожи. Лео передал юноше фонарик, показав, куда надо нажимать. Манозагар некоторое время забавлялся, направляя луч света во все стороны и наконец вернул Лео. Я понял, что вещица мало впечатлила его. - Теперь понимаешь, почему они так опасны? - хмуро спросил Манозагар. - Этот ворюга на нее чуть не молится. Она скажет ему, что не бывает простых людей, а потом заведет речь про возрожденный Мордор. - Демагогия. - безмятежно отозвался Лео. Манозагар непонимающе глянул на него, и Лео пояснил. - Красивые, громкие слова всегда привлекали не слишком умных людей, как этот ваш Бризовир. Он, что ли, для вас опасен? - Можешь не сомневаться, там найдутся и поумней. - Например? Манозагар немного помолчал, а потом без особой уверенности проговорил: - Халлакар. И, поскольку Лео ждал, он неохотно продолжил: - Десять лет назад закончилась последняя война с Харадом. Мы победили, и условия мира были для Харада необременительны, хотя они и обязаны были платить нам дань. Но надо знать, что это за народ. Они долго помнят обиды, настоящие и мнимые, и не успокоятся, пока не сведут с нами счеты за поражение. Особенно им не давали покоя крепости, недавно возведенные нами на южной границе. Сколько раз они умоляли нас разрушить их. Каких только клятв в вечной верности не приносили, предлагали даже в заложники сыновей всех до единого южных князей. Король на все их мольбы отвечал отказом. Он-то знает цену клятвам Харада. Они притихли, но от своего, как оказалось, не отступились. Сын Халлакара, Белизир, был командиром в гарнизоне одной из этих крепостей. Однажды он исчез, а месяц спустя крепость была взята штурмом и разрушена, а гарнизон перебит. Манозагар нахмурился и крепко-накрепко сжал губы. Говорить о поражении Гондора было ему тяжело. - Что сделал король? - осторожно спросил Лео. - Что мог сделать король? Он снова двинул войска к границам Харада, хотя ему уже опостылели войны с этим вероломным народом. Король пригрозил, что на этот раз намерен воевать до конца. Императорская столица будет сожжена, а сам император привезен в Гондор в качестве пленника. Конечно, тот перепугался. Он знает, что король не угрожает тем, чего не в силах выполнить. Опять посыпались клятвы. Император де, в великом гневе на своих подданных за их предательство. Он - вернейший из друзей Гондора. На крепость напал один из маленьких южных князьков, тех, что живут в пустынях, вечно грызутся между собой и власть императора не ставят ни во что. Их дерзость переполнила чашу терпения самого харадского владыки. Он будет беспощаден. Не пройдет и месяца, как в Минас-Тирит пришлют всех, кто участвовал в нападении на крепость, живых, или их головы. Лео хмыкнул. - Мы были бы очень глупы, если бы ждали этого! - с жаром подхватил Манозагар. - Но на наше счастье Белизир дерзостью превосходит любого харадского князя. Он со своим харадским отрядом появлялся под стенами то одной, то другой уцелевшей крепости, похвалялся, кричал, чтоб король готовился вернуть корону тому, у кого больше прав на нее. Его удалось схватить, но какой ценой! Каждый воин в его отряде стоил троих. Земля сплошь была полита кровью в том месте, где они бились с гондорцами. Белизира доставили в Минас-Тирит. Король известил об этом харадского императора и потребовал от него увеличить дань, чтоб восстановить разрушенную крепость. Тот согласился. Он уже раскаялся в своей опрометчивости и, как видно, считал, что дешево отделался. Белизира должны были судить и наверняка казнили бы, но он не стал ждать суда - наложил на себя руки в тюрьме. Халлакар был в то время десятником Стражей Цитадели. Когда Белизира доставили в город, тот исчез из Цитадели, а через день после смерти сына королю попало письмо. Там говорилось, чтоб король и его сын держались осторожней на улицах. Теперь то здесь, то там в городе тлеют очаги бунта. Каким бы достойным и мудрым не был правитель, всегда найдутся недовольные его властью, а Халлакар обладает даром увлекать за собой людей. Ему повинуются без радости, но беспрекословно. Он говорит, что его род прямо восходит к королям Нуменора. Я видел его и верю этому. Есть в нем что-то от величия и безумия Ар-Фаразона. - Думаешь, Халлакар среди Детей Цитадели? - Да, его видели на их собрании. Он там, среди них. Слухи об оружии - его рук дело. Лео немного помолчал, а потом спросил: - Почему Халлакара не удалили из Цитадели, когда его сын бежал, или не установили за ним слежку? Этот вопрос привел Манозагара в затруднение. Он даже шаг замедлил и ответил с еще большей неохотой: - Было установлено, что Халлакар не причастен к планам Белизира. Государь распорядился, чтоб он остался в том же звании среди Стражей Цитадели. Халлакар никогда ни единым словом не намекнул, что одобряет поступок сына. Он вообще про него не говорил до того момента, как произошло все, что произошло. - Еще вопрос. - негромко проговорил Лео. - Государь сказал, что у него есть подтверждения слухам об оружии, которое привезли с собой наши люди... Что это за подтверждения? Манозагар мрачно кивнул: - Он говорил о двух моих людях. Они отправились на собрание Детей Цитадели. На следующее утро мы их нашли в том доме. Я был уверен, что ни Халлакар, ни кто-либо из его людей их не знает, но ошибся... Им обоим отрезали головы. Не ножом, не мечом. Самое острое оружие так резать не может. У Кальмакила была еще отрезана рука, и туловище почти разрезано пополам. У меня волосы зашевелились на голове, когда я вообразил эту картину, а Лео как ни в чем не бывало обернулся ко мне и сказал на нашем языке: - Молекулярный резец. Слышал? Почти пополам. Сел он, конечно, после такого... Обернувшись к Манозагару, он проговорил: - Да, это сделано нашим оружием, но оно теперь вреда не представляет. - Мне какая разница? - буркнул Манозагар. - Халлакар не менее опасен и безоружный. Лео и Манозагар шли впереди, предоставляя мне следовать за ними. Меня это устраивало. Мне остро хотелось стать незаметным и вездесущим, отстать от своих спутников и пуститься открывать город. Начиная снимать фильм, всегда проходишь через этот этап, когда руки трясутся от жадности отснять и записать, как можно больше. Уже потом в студии настанет время для сортировки полученного материала. Поскольку вольная прогулка по городу пока не представлялась возможным, я решил довольствоваться тем, что есть, и потихоньку нажал на кнопку рекордера, как раз в тот момент, когда Манозагар начал рассказывать о Халлакаре. Надеюсь, Лео меня простит. Хотя он сам, наверняка, тоже записывает этот разговор. Халлакар пробудил во мне любопытство. Мне он рисовался этакой отдаленной сумрачной фигурой, закутанной в плащ страдания и мести, и очень хотелось узнать, как выглядит и ведет себя этот человек в действительности. - Я хочу осмотреться в городе. - сказал Лео. - Это можно устроить? Манозагар, помедлив, кивнул. - Тогда мне нужна какая-нибудь неброская одежда и провожатый. - Это все будет. - Можешь не беспокоиться. Никто из Детей Цитадели меня не знает. - я не видел лица Лео, но мог присягнуть, что он ухмыляется. - Нет, - проговорил Манозагар, - этого я не боюсь. Нас снова провели в отведенные нам комнаты. Лео, дожидаясь обещанной одежды и провожатого, извлек из своего рюкзака компьютер, уселся к столу, прикрепил к вискам менто-датчики и принялся вдумчиво смотреть на экран, по которому побежала строка печатного текста. Я, чтоб не отвлекать его, взялся было разбирать вещи, но Лео справился очень быстро. Он выключил компьютер и обратил ко мне сияющее лицо. - Ну что, - неторопливо с торжеством проговорил он, - ситуация в общем и целом ясна. В общем-то пассивная по своей сути группировка Лили Евы получила мощный лидерский фактор в лице Халлакара. Он привел к Детям Цитадели своих людей и, надо полагать, распоряжается всеми практическими делами организации, уступая Лили Еве роль идеолога и духовного лидера. Наверняка он успел внести коррективы в изначальную программу Детей, если таковая вообще имелась. Думаю, окажусь недалек от истины, предположив, что их нынешняя цель - свержение короля Элессара, физическое устранение его и наследника и воцарение на троне Гондора и Арнора Халлакара - прямого потомка Королей из-за Моря. Нечего сказать, Лео здорово разложил все по полочкам, и все же картина, описанная им, казалась мне не полной. - Э-э, - протянул я, - Мне все равно не понятно, почему они сами не могут справиться с Детьми Цитадели? Их же совсем не много. Зачем понадобилось нас призывать? - Оружие. - напомнил Лео. - До самого последнего времени они были уверены, что Дети Цитадели располагают неким страшным оружием. Я пожал плечами. Я все еще не был убежден до конца. - Тебя что-то смущает? - спросил Лео. - Есть какие-то соображения? Догадки? - Да нет. Ничего у меня нет. Единственное, что у меня есть - чувство, что мы упускаем из вида какой-то фактор. Что-то, связывающее Лили Еву, Халлакара и короля. Что-то, лежащее на поверхности. Очевидное. Лео внимательно смотрел на меня. - Интересно. - медленно проговорил он. - Откуда такое предположение? - Нюх киношника. Понимаешь, в ситуации, чтоб она обладала художественной достоверностью, должна быть внутренняя связь, некий объединяющий мотив. - Это стоит обдумать. Если появятся какие-нибудь идеи, сообщишь? - Конечно. Вошел слуга, неся аккуратно сложенную одежду. Интересно, почему они здесь никогда не стучатся перед тем, как войти? Хорошо бы завести такой обычай, хотя бы на время нашего здесь пребывания. - Зачем тебе понадобилась одежда? - спросил я. - У нас же есть. Помимо спецкостюмов, нас обеспечили нарядами, сшитыми по гондорским образцам - Во-первых, я для успешного ведения расследования хочу почувствовать себя настоящим гондорским жителем, а наши маскарадные костюмчики из синтетики для этого не годятся, а во-вторых, представляешь, просто хочу походить в местной одежде. Следом за слугой в комнату вошел еще один местный житель, по виду преуспевающий торговец и, поклонившись, представился Бергилем. Он должен был сопровождать Лео. Тот, подхватив новое облачение, скромно удалился в альков, слуга ушел, а мы с незнакомцем оказались предоставлены друг другу. Второй раз за день мне пришлось насладиться радостями скованного молчания. К счастью, Лео пробыл в своей гардеробной недолго. Одежда пришлась ему почти впору, а мелкие недостатки скрыл плащ. - Вам с Бетти пока что лучше остаться здесь. - распорядился Лео. - Вас, в отличие от меня, могут узнать. Но уже завтра, думаю, вам нужно будет выйти в город. Он помахал мне на прощание и скрылся за дверью вместе со своим провожатым. А я, когда дверь закрылась, облегченно перевел дух. Мне уже давно хотелось остаться одному, подумать, свести воедино ощущения, просто подышать воздухом Средиземья. Бесцельно блуждая по комнате, я подошел к окну и замер в восхищении. Небо было чистым и огромным, каким оно бывает только на большой высоте. Далеко внизу блестела лента широкой реки. Я видел пристани и множество судов с разноцветными парусами, сгрудившихся у пирсов или неспешно плывущих по реке. Чуть ближе зеленели в золотистой полуденной дымке поля, а еще ближе взгляд принимался скакать по бесчисленным черепичным крышам, уступами громоздящимся одна поверх другой, башням, башенкам, террасам, зеленым купам садов. Город лепился по склону крутой горы, но в том, как он упрямо стремился вверх, чувствовалось какая-то непритворная легкость, словно не суровая надобность войны, а исключительно природная любовь к полувоздушному существованию вынудила древних строителей среди обширных Пеленорских полей избрать для жительства Миндоллуин - первый форпост огромной скалистой цепи Белых гор. Когда мне надоело любоваться отдаленными панорамами, я поглядел вниз и увидел садик, разбитый на крошечной терраске. Небольшую клумбу голубых цветов, похожих на незабудки, осеняла тень стройного деревца с поникшими, как у ивы ветвями. Я задумался, кому принадлежит этот садик, замечтался и, должно быть, задремал с открытыми глазами. Неожиданный стук в дверь резко пробудил меня. На миг я испугался падения. Ива и клумба с голубыми незабудками качнулись, опасно приблизившись, я судорожно вцепился в подоконник и окончательно проснулся. - Кто там? - крикнул я, отступая от окна. Сердце у меня болезненно колотилось, а колени были ватными. Вошла Бетти. Она оглядела комнату и спросила: - А где Лео? - Ушел осматривать город. - А ты чего остался? - Лео сказал, что пока нам лучше побыть во дворце. Бетти неопределенно приподняла брови и уселась за стол, на то же место, где сидел Лео. Вид у нее был кислый. - Чем занималась? - осторожно спросил я. - Ничем. - вяло отозвалась Бетти. - Общалась с дочерьми короля. - Ух ты! - я постарался изобразить голосом восторг, который очень трудно было испытать, глядя на унылое лицо нашей спутницы. - Никакого "Ух ты"! - почему-то разозлилась Бетти. - А очень глупо. Чувствуешь себя незваным гостем, которого не знают, куда пристроить и чем занять. - Ну, мы-то как раз званые гости. - Лео, а не мы! Бетти опустила голову и подперла лоб кулачком. - Глупо это все ужасно. - пробормотала она. - Да ты чего? - изумился я. - Ты же так рвалась в Средиземье! - Рвалась. - глухим голосом подтвердила Бетти. - Но, как оказалось, я его представляла несколько иным, чем оно есть на самом деле. - И в чем отличие? - я совсем не понимал настроения Бетти, и был убежден, что она просто устала. В конце концов резкая смена обстановки кого угодно выведет из равновесия. - Может, тебе просто надо отдохнуть? - осторожно предположил я. Из опыта семейной жизни знаю, что женщины больше всего ненавидят, когда им предлагают сделать то, что они и сами считают правильным. Как и предполагалось, удар попал в самую точку. - Не указывай мне! - возмутилась Бетти. - Я не истеричка какая-нибудь! Со мной все в порядке! "Тогда катись отсюда и дай отдохнуть мне!" - мысленно огрызнулся я, а вслух сказал: - Не понимаю, что тебя не устраивает? В конце концов, мы с тобой здесь для того, чтоб снять фильм. Думай, что мы в самой обычной экспедиции. Мы должны как можно больше узнать, как можно больше отснять. Мы - посторонние наблюдатели. - Вот в том-то и дело! - Бетти подняла голову и сердито уставилась на меня. - Это во мне дело! Неужели ты не понимаешь! Посторонние! Это я посторонняя! Они меня не хотят, этот мир меня не хочет! Лео они сразу приняли, как своего, тебя тоже, а со мной они обращаются, как будто я откуда-то свалилась! Началось самое интересное - женские слезы. У Бетти лицо пошло некрасивыми красными пятнами, и под глазами возникла сырость. Она сердито вытерла ее кулаками, но только расчистила дорогу для целых слезовитых потоков. Я смотрел на нее в полном замешательстве, не зная, что тут можно сделать и, видимо, от бессилия, тоже начал сердиться. - Знаешь что. - сказал я, мысленно цепенея от собственной жестокости. - Ты меня прости, но ты, наверное, сама себя неправильно ведешь. Еще один удар попал точно в цель. Я уже всерьез опасался за целостность собственной личности. - Что?! - Бетти от злости так и подпрыгнула на стуле, сразу забыв про слезы. Я рассердился окончательно. - Что слышала! Сама подумай, если, как ты говоришь, к нам с Лео относятся без предубеждения, а к тебе с предубеждением, значит, ты сама в этом виновата. "Хотят", "не хотят", что за ерунду ты несешь! Люди к тебе относятся так, как ты сама к ним относишься. Смотришь на них, наверное, свысока, вот они и ... Бетти встала и удалилась, всем своим видом изображая оскорбленное достоинство. Бежать за ней я не стал. По себе знаю, что, получив горькую отповедь, человек лучше усваивает ее в одиночестве. Я ограничился тем, что крикнул вслед Бетти: - Прими таблетку и ложись спать! В ответ комнату потряс грохот с гневом захлопнутой двери. Да, что бы там она не говорила, Бетти явно уже освоилась на новом месте. По мне, было бы гораздо лучше, если бы она не только чувствовала себя незваной гостьей, но и вела себя соответственно. Я представил, сколько человек слышало наши крики, и покраснел. Некоторое время я колебался, не отправиться ли в комнату Бетти и не растолковать ли этой дурехе, какой ущерб наносят ее истерики нашему образу в обожаемом ею Средиземье, но, вообразив, какой долгий и потогонный предстоит разговор, почувствовал себя ужасно усталым, забрался в постель и уснул. Оказывается, я проспал большую часть дня. Когда я открыл глаза, в комнате было темно. Я машинально поискал глазами светящийся циферблат часов и вспомнил, что я не дома. Мне сразу стало одиноко и тоскливо. Верный убеждению, что плохому настроению нельзя давать укорениться, я быстренько вскочил с постели и принялся разыскивать фонарик в карманах брошенного на стул спецкостюма. Счастливо обретенный, фонарик превратился в настольную лампу. Я установил его на сидении стула и отрегулировал фокусировку так, чтоб рассеянный свет освещал весь альков. Прикосновение к предмету современного быта прибавило мне уверенности. Пусть я никто в Средиземье, с его магами, эльфами и славными рыцарями, пусть здесь я просто неуклюжий и (надеюсь, что нет) плохо воспитанный гость, но даже в Средиземье, я по-прежнему повелитель множества хитроумно изготовленных вещей, существования которых люди волшебного мира даже вообразить себе не могут. Это здорово подбадривает. Решив проблему освещения, я в затруднении уставился на спецкостюм. Всякий, кому случалось надеть это изощренное изобретение, мечтает снять его при первой возможности. Недолго поколебавшись, я достал из рюкзака обычную одежду, скопированную с гондорских образцов. Штаны из мягкой, плотной ткани, рубашка, куртка, короткие сапоги, все неброских, "натуральных" цветов, которыми безудержно гордилась лаборатория синтетических материалов, зато в рукав куртки вшит обязательный радио-маяк и видеокамера. Едва подумав о ней, я, как был, в незастегнутой рубашке снова нырнул в недра рюкзака и осторожно извлек оттуда мое бесценное сокровище. Даже в годы далекой юности это была не лучшая модель на рынке дешевых мало функциональных видеокамер, а сейчас к конструктивным недочетам прибавилось множество мелких старческих недугов, и все же лишь ее я считал достойной высокой чести снимать Город Королей. Давным-давно эта камера терпеливо проходила вместе со мной самодеятельный курс операторского мастерства. Именно ей я снял свой первый фильм, тот, что принес мне славу и определил мою дальнейшую судьбу. Это было любительское, плохо смонтированное, но даже сейчас и даже мне самому ужасно интересное "Возникновение жизни на Марсе". Я осторожно коснулся чувствительного датчика. Секунды три маленький экранчик был пуст и темен, и вот на нем появилась надпись: "Вас приветствует компания JMT" и следом: "Введите параметры съемки". Разве я был бы знаменитым Ларри Кингсоном, если бы мог противиться магии этих слов? Я прижал пальцем датчик и выбрал широкоформатный объектив и съемку в условиях низкой освещенности. В ответ на экранчике замигала надпись "Ждите, идет настройка". Камера анализировала окружающие условия, самостоятельно подбирая параметры съемки соответственно данным указаниям. Держа камеру в руке, я подошел к окну. Я не торопился. В конце концов, я снимал всего-навсего пробную первую сцену, которая, возможно, даже не войдет в основной фильм. И все же мне хотелось сделать ее как можно лучше. Я знал, что каким-то магическим образом от того, останусь ли я доволен первой сценой, зависит успех или провал всего фильма. Тьма скрыла город королей. Лишь кое-где силуэты крыш и башен виднелись на фоне более светлого неба, несколько освещенных окошек позволяло угадать контуры какого-нибудь здания, а в гаванях целая россыпь огоньков мигала и подмигивала, покачиваясь на мачтах кораблей. И все эти огоньки, такие уютные, домашние на вид, не могли, лишенные могучей электрической силы, бросить вызов небесам. Звезды сияли над Крепостью Рубежа, ясные, как ни над одним городом множества миров. Я нажал кнопку пуска и поднял камеру на уровень глаз. - Мы смотрим на Минас-Тирит с высоты Белой Башни. - сказал я будущим телезрителям. - Город под нами, но его не видно в темноте. Лишь по этим огонькам - освещенным окнам, мы можем угадать очертания его кварталов, расположение улиц. Вон там, где окошек особенно много, наверное, дом, где живет множество семей, кондоминиум на средиземский лад. На ступенях такого дома Перегрин Тук познакомился с Бергилем. А там, высокое, узкое окно, словно повисло в небе - это башня. Свет яркий, значит лампа освещает комнату. Может быть, там работает какой-нибудь ученый, и пишет он историю Войны Кольца и Возвращения Государя. Сейчас ночь, и, не видя Минас-Тирита, белого города королей, мы можем лишь гадать, какими предстанут перед нами его улицы, площади, стены при свете дня, будут ли они похожи на описания в книге, или окажутся совсем другими, но мы их обязательно увидим. Позади меня раздался скрип открывающейся двери. Я обернулся и увидел Лео. Он входил в комнату с зажженной лампой в руках. - Пойдем-ка, - без предисловий сказал он, - есть разговор. У тебя найдется экран побольше? Я не стал ни о чем расспрашивать, мигом достал портативный раздвижной экран, предназначенный для оперативного просмотра отснятого материала, и подошел к Лео. Голос нашего капитана прозвучал так, что я понял - он собирается сообщить что-то чрезвычайно важное. - Что-то случилось? - спросил я. - Да. - коротко ответил Лео. - Приключения начинаются. Он повел меня куда-то по темным коридорам. То там, то здесь настенные светильники разбавляли сплошную мглу, но справиться с ней были не в силах. Я уже безо всякого стеснения водил камерой направо и налево. Вид внутренних переходов цитадели наглядно свидетельствовал, что построена она была в суровые времена войн, хотя искусство древних строителей было таково, что даже сугубо функциональным, наглухо замурованным в камень коридорам и лестницам они сумели придать величавую торжественность. Леонид уверенно шел вперед. - Это ты так уже ориентируешься? - удивленно присвистнул я. - Ну да. А что? Это не так сложно, как кажется. Я посмотрел план здания. Вот, мы пришли. Лео толкнул рукой дверь справа, и мы вошли в просторную комнату. Нас уже ждали. В комнате были Манозагар, Менельтар, король, а с ними Бетти и еще один юноша, на вид ровесник Манозагара. Когда мы вошли, возникла кратковременная суета. Мне понадобился столик, чтоб установить проектор, и Манозагар лично принес его из соседней комнаты. Незнакомый юноша все время пристально смотрел на меня. Король положил ему руку на плечо и подвел ко мне. - Это мой сын, Эльдарион. - сказал он. - Я решил, что он тоже должен принять участие в этом деле. А это Ларри. Эльдарион, хотя и очень похожий на отца, был в отличие от него удивительно красив, но я сразу подумал, что это не та прославленная красота, какой по слухам отличаются эльфы. Есть, хотя их очень мало, люди, глядя на которых понимаешь, что случайная комбинация отцовских и материнских генов не может создать подобное совершенство. Такими чертами по собственной воле облекается необычайно благородный и возвышенный дух. Я с волнением подумал, каким доблестным и достойным человеком должен быть наш король, если небо подарило ему такого сына. Чувствуя, что становлюсь неприличным, я отвел глаза от Эльдариона, но меня так и подмывало рассмотреть его поподробней, ведь он был наполовину эльф, за которыми мы с Бетти безуспешно гонялись в наших прежних экспедициях. Принца, как видно, тоже терзало любопытство на мой счет, поэтому мы, пытаясь украдкой взглянуть друг на друга, то и дело встречались взглядами, так что принц в конце концов порозовел от смущения и принялся смотреть в другую сторону. Леонид тем временем покончил с настройкой аппаратуры и объявил: - У меня все готово. Я могу начинать? Очень хорошо. Ну что, вынужден с сожалением отметить, что наша миссия раскрыта. Лео сделал паузу в расчете на какие-то проявления эмоций с нашей стороны, но их не последовало. Все сидели и чинно ждали, что он скажет дальше. - У меня есть запись этого события. - продолжил Лео. - Предлагаю посмотреть. Лео включил камеру и выбрал соответствующий эпизод. В комнате сразу стало шумно. Стерео динамики наполнили ее звуками городских улиц: шарканьем подошв пешеходов, стуком колес, гулом голосов. - Рыночная площадь. - прокомментировал Лео для меня и Бетти. А меня больше, чем кадры видеозаписи, интересовала реакция наших средиземских знакомых, и снова я испытал разочарование. Я ожидал если не восторга, то хотя бы изумления, но они смотрели на экран безучастно, словно такие дива были им не в новинку. "Они ведь живут в волшебном мире. Они и в самом деле и не такое видали". - напомнил я сам себе, и все же разочарование было очень сильно. Досадно, современный человек силен техникой, а техника - порождение ума, которым мы гордимся больше, чем всеми остальными нашими достоинствами. Не восхищаешься техникой - не ставишь нас ни во что. Но я отвлекся. - Базар бывает каждый день? - прозвучал в динамиках негромкий, как всегда глуховатый голос Лео. - Два раза в неделю. - охотно ответил его провожатый. - Народу много... Обойдем? - Пожалуй... Вот здесь короткая дорога. Поле зрения камеры, послушной движениям Лео, сместилось, в него вплыла сначала стена и угол двухэтажного здания, а затем узкий переулок, уводящий куда-то влево и вниз. Переулок, мощеный камнем и стиснутый каменными стенами домов, выглядел неприветливо, но едва Лео и его спутник сделали по нему несколько шагов, по левую руку открылась площадь. В центре ее, заключенный в мраморную чашу, бил родничок, вокруг которого росли три молодых деревца. - Внимание! - сказал Лео. - Вот! Раздался какой-то неразборчивый окрик. Поле зрения камеры вдруг резко сместилось - Лео обернулся. Быстрым шагом к нему подходила высокая женщина, закутанная в широкий черный плащ. Я сразу узнал Лили Еву. Пребывание в Средиземье явно пошло ей на пользу, выглядела она моложе, чем на последних фотографиях, снятых до перемещения. Даже черты ее лица изменились. Такой эффектной я никогда не видел мою старинную приятельницу. Я долго не мог сообразить, в чем дело, пока не догадался, что изменилось не само лицо, а его выражение. В нем больше не сквозило разочарование с оттенком недоброжелательного превосходства над прочими людишками, оно стало энергичней и в то же время спокойней. - Что вы здесь делаете? - отрывисто произнесла Лили Ева на своем родном языке, и Лео принялся переводить. Его двойник на экране ответил не сразу, и, когда он заговорил совершенно спокойно, даже безучастно, мне сразу с мурашками по спине вспомнилось, в каком ведомстве служит Лео. - Лили Ева Вычеряева? - осведомился Лео. - Мое имя вы знаете. - нервозно, но без тени страха ответила Лили Ева, - А ваше? Можно полюбопытствовать? - Можно. Меня зовут Леонид Мышкин. Лили Ева от нетерпения даже притопнула ногой: - И... - Что, и? - Так уж вы просто Леонид Мышкин! Может, скажете еще, что прибыли сюда снимать очередной дурацкий фильм? Почему тогда с вами этот человек? Он гондорец. - Умная женщина. - вполголоса прокомментировал Лео. - Сходу во всем разобралась. Этот бы ум да на мирные цели... - Я старший сотрудник отдела по расследованию Чрезвычайных ситуация Ведомства Внутренней Безопасности. - проговорил Лео на экране. - Рада за вас. Так вы эти чрезвычайные ситуации расследуете или создаете? В чем причина вашего визита сюда, например? Что-то не в порядке? - Вы, не имея разрешения Правительства, проникли в мир-сателлит и незаконно пребываете здесь уже три месяца. - невозмутимо ответил Лео. - Ваши действия противоречат Указу Президента о сохранении тайны в отношении пребывания наших граждан в мирах-сателлитах. Может быть, эта ситуация пока и не чрезвычайная, но в наши обязанности входит не только расследовать их, но и по возможности предотвращать. Насколько жесткой будет наша реакция, зависит от момента. Пока с вашей стороны правонарушение не слишком тяжкое, так что я бы, со своей стороны, рекомендовал вам добровольно последовать за мной. - Еще чего захотели! - Лили Ева под плащом скрестила руки на груди. Держалась она по-прежнему очень независимо и на тираду Леонида ухом не повела. - А вы-то сами не нарушаете Указ? С вашей легкой руки о существовании нашего мира теперь известно королю. - Он сам и пригласил нас. На лице Лили Евы отразилось замешательство, но она быстро справилась с ним и ответила с прежней живостью, даже слишком живо и презрительно. Я как бывалый киношник сразу почувствовал - переигрывает. - В таком случае, какие ко мне лично претензии? Существование нашего мира обнаружено. Указ нужно отменить. - Во-первых, это не вам решать. - парировал Лео. - во-вторых, пребывание в мире-сателлите без лицензии все равно остается незаконным, и, вдобавок, поскольку Правительством получено личное обращение короля Элессара с просьбой прекратить вашу деятельность в Средиземье, Президент отдал соответствующее распоряжение, которому я и подчиняюсь. На эти слова Лили Ева звонко расхохоталась, встряхнув пышной гривой волос. - Вы, значит, решили принять участие в судьбе Средиземья? Это мило. Но Средиземье, знаете ли, это не только король Гондора. С чего вы взяли, что поддерживаете правильную сторону? Должно быть, начитались книжек господина Толкина и лезете в драку? А что, если здесь все совсем не так? Не боитесь, получить от Арды по носу? - Нет, не боюсь. А вас я намерен из Средиземья изъять. Я, лично, ни на чьей стороне сражаться не хочу и вам не дам. Вы плохо влияете на впечатлительные, экстремистски настроенные элементы. Проще говоря, местных бандитов. - Лично? Ого! Только предупреждаю, это не совсем безопасно! Для вас лично. Может быть, вы не знаете или не хотите знать, что Средиземье - не простой мир. Здесь есть Силы побольше вашей, и, если они захотят, чтоб вы им не мешали, от вас только пыль останется. Она развернулась и быстрым шагом направилась прочь, только один раз приостановившись, чтоб крикнуть через плечо: - Я вас предупредила! Как друг! Лео нажал кнопку паузы. - Вот... - начал был он, но его неожиданно прервал принц. - Там кто-то стоит. - негромко проговорил он, протягивая руку к экрану. Мы все непроизвольно подались вперед. Фигура Лили Евы была в фокусе, а в той стороне, куда она направлялась, сплошное размытое пятно стены было сверху донизу перечеркнуто узкой вертикальной тенью. Именно на нее указывал Эльдарион. - Это какой-то переулок, - сказал Лео. - Она ушла туда. - Да, это переулок. - подтвердил наместник, прищурившись и так сильно подавшись вперед, что его крючковатый нос едва не ткнулся в экран. - Совсем узкий - просто щель между двумя домами. Он выводит на соседнюю улицу. - Я сейчас сделаю крупней. - проговорил Лео. Картинка на экране изменилась. Фигура Лили Евы рывком приблизилась, сделалась размытой, зато стала четко видна щель между домами. Теперь можно было разглядеть, что она вовсе не черная, просто полна теней, но в самой глубине отсвет указывал на близость освещенного пространства. Среди этих теней у самой земли пряталась еще одна, напоминающая согбенный силуэт человеческого существа. - Вот почему она держалась так смело. - понимающе кивнул Лео. - Чувствовала за спиной дружескую поддержку. Боюсь, все же дал я маху. Надо было взять ее за локоть и вести во дворец. - Вот это уже было бы небезопасно. - проговорил король. - Этот скрюченный хмырь? - Неужели в вашем мире опасны только высокие и статные? У меня мороз подрал по коже. В мире, где нет молекулярных резаков и плазменных пистолетов, оружия, смертельного даже в руках ребенка, король мог иметь в виду только магию. Злую магию, конечно, перед которой мы беззащитны. Лео как-то странно кашлянул. - Кто это, интересно? - проговорил Манозагар. - Ты можешь сделать, чтоб было видно? - Нет, - с сожалением откликнулся Лео, - лучше уже не будет. В доказательство он еще укрупнил картинку, но вместо того, чтоб проступить отчетливей, человеческая фигура окончательно затерялась среди расплывшихся в неясный серый фон теней. - Он прячет лицо. - неуверенно заметил Манозагар. - Сделайте, как раньше! - приказал король Лео и, когда закутанная в плащ фигура обозначилась снова, мрачно проговорил. - В самом деле. - А что? - настороженно спросила Бетти. - У Неназываемого в подчинении было много всяких тварей, - пояснил король, - не только орков и назгулов. Часть из них погибла, когда прекратились удерживавшие их чары, часть была перебита, но часть уцелела. Первое время после войны они отсиживались в своих подземельях в Мордоре, и нам дали отдышаться и разобраться с делами на востоке, но потом осмотрелись, залечили раны и принялись искать себе место в новой жизни. Их тянет к людям, и особенно влекут города. Король замолчал, и рассказ подхватил Менельтар. - Лет двадцать назад эти твари так и повалили в Минас-Тирит. Некоторые умели искусно колдовать и принимали человеческий облик, те, что колдовали похуже, чарами отвлекали внимание стражи, или просто проскакивали в толпе. В Минас-Тирит каждый день приезжает много всякого народа, не станет же стража заглядывать под каждый опущенный капюшон. До поры мы этих чужаков не замечали. А они облюбовали себе катакомбы, глубокие пещеры и сидели тихо. А узнали мы об их существовании, когда уехала королева. Одно ее присутствие было способно если не отпугнуть этих тварей, то хотя бы держать их в страхе и бездействии. Когда королева покинула город, все темные создания вышли из своих нор, и ночами на улицах царил страх. - Это была настоящая война! - блеснул глазами Манозагар. - Пришлось призвать князя Имрахиля и эльфов из южного Итилиена во главе с Леголасом. Их чары обращали сауроновых тварей в бегство, а настигали их эльфийские стрелы. Ни один враг не вернулся назад в Мордор! - Потише хвастайся, - остановил его король, - Тебя тогда и на свете не было. Да и я, кажется, не разрешал тебе называть по имени ни самого Врага, ни его страну. Манозагар пристыжено пробормотал: - Прошу прощения. Лео поспешил прийти ему на выручку, переведя разговор на другую тему: - Раз мы обнаружены, предлагаю поразмыслить, какие шаги предпримут Лили Ева и ее группировка. По мне, так они должны постараться как можно скорей покинуть город. Я был согласен с Лео, но гондорцы, не сговариваясь, покачали головами: - Бежать им некуда, разве что в Харад. - проговорил Манозагар. - В любом городе, кроме Минас-Тирита, они будут слишком на виду. А бегство в Харад? Мы ведь можем перекрыть дороги. Если этого не понимает Лили Ева, то должен понимать Халлакар. - Стало быть, нужно бросить все силы на поиска места, где они укрываются. - заявил Лео. - А самое главное схватить Халлакара. Без него вся шайка развалится. - Мы можем прямо сейчас начать поиски. - с готовностью подхватил Манозагар, оборачиваясь к королю. - Мои люди ждут только приказа. Государь, не станет Халлакар бежать, спасая свою жизнь! - Подожди. - нахмурился король. - Не так все просто. Бегство не в обычае Халлакара, это верно. В нем древняя кровь нуменорских королей. Он доблестен, но не глуп. Хотя бегство и не в его обычае, но, уверен, в Минас-Тирите его уже нет. Он слишком хорошо знает, как высоко я ценю его голову, и бережет ее. Он наверняка понимает, что мы постараемся теперь действовать быстро, и сделает все, чтоб мы поймали пустоту. В лучшем случае, в наших руках окажутся несколько не самых верных и не самых нужных ему людей. - Ваше величество, каковы цели Халлакара? - вдруг быстро спросил Лео. - Мне нужно знать его намерения, чтоб предугадать его дальнейшие действия. Как вы думаете, он хочет занять трон Гондора? Король некоторое время молчал, потом проговорил с явной неохотой: - Нет, это невозможно, и Халлакар знает это. Его род недостаточно знатен и происходит всего лишь от побочной ветви рода Элроса. Народ Гондора не захочет признать его королем. Да и честолюбие не главная страсть Халлакара. Он жесток, а сейчас его жестокость обрела цель в мести. Думаю, его устроит моя смерть и смерть моего сына или наш плен. В таком случае, да, он мог бы сделаться в Минас-Тирит наместником, хотя бы харадского императора. Император знает эту семью. - Значит, он все-таки должен отправиться в Харад? - настаивал Лео. - Может быть. - помедлив ответил король. - Тогда надо перекрыть дороги. - Государь, будет ли такой приказ? - подал голос капитан стражи. - Да. - сказал король. - Иди. Может быть, мы чего-нибудь добьемся этим. Манозагар тут же сорвался с места и скрылся за дверью. - Отец, разреши, я тоже пойду с ним. - проговорил Эльдарион. - Иди. Эльдарион немедленно удалился. - Вы не уверены, что Халлакар отправится именно в Харад? - спросил Лео, внимательно глядя на короля. - Нет, не уверен. Все говорит о том, что так и только так он должен поступить, но это слишком очевидно, а Халлакар хитер. Боюсь, что он ведет меня по ложному пути. - Надо же на что-то решиться. - тихо проговорил Лео. - Конечно, недооценивать противника не стоит, но и приписывать ему особенно сложные расчеты тоже не надо... Король взглянул на Лео и слегка улыбнулся, а наш капитан скомкал на полуслове свою поучительную речь. - Вы очень похожи на Манозагара. - проговорил король. - Он тоже всегда хочет, чтоб я быстро принял решение и отдал нужный приказ. Это у вас обоих от молодости. Не надо учить меня торопливости. Кто бьет второпях - часть промахивается. Несчастный Лео отвел глаза. Мне даже стало его жаль. - Время у нас есть. - мягко проговорил король. - В городе или вне его, даже за месяц Халлакар не соберет себе армию. Хотя не только в армии дело. Лили Ева сказала правду. В нашем мире много разных сил, и многие дремлют до поры. - король наклонился к экрану. - Мне не дает покоя этот человек. Он кажется мне опасней, чем Лили Ева или Халлакар, а мы ничего не знаем о нем. - Вы думаете, что он из бывших прислужников Неназываемого? - спросил Лео. - Может, и не из бывших. Напрасно думать, что древнее зло умерло навсегда. Оно бессмертно и снова возрождается. - Да, если уж на то пошло, то оно никогда и не умирало. - тихонько сказал Лео. - Неназываемый был носитель зла, его хозяин тоже. Они были сильны, поэтому может показаться, что они - его причина, а на самом деле у зла нет причины. Оно просто объективно существует, и наша задача не гадать, откуда оно взялось, а что с ним делать. - Это правда. - сказал король и очень внимательно взглянул на Лео. - Вы читаете мои мысли. Лео открыл было рот для новой тирады, но почему-то промолчал и скромно стушевался. Объективное тщеславие Мышкину тоже не чуждо. Вернулся Эльдарион и уселся рядом с отцом. - Гонцы отправились, - сообщил он. - Через несколько часов все дороги на юг будут перекрыты. В Харлонде уже предупреждены. - Хорошо. - сказал король. - Пока нам остается только ждать. - Не мешает поесть и отдохнуть, - подал голос Менельтар. - Я позову слуг. Пусть принесут ужин. - Принимается. - сказал Лео. Когда Лили Ева и Херумор вошли в дом Халлакара, тот затачивал меч, но, увидев вошедших, отложил его в сторону. Принесенные новости он выслушал стоя, не выразив при этом никаких чувств. - Вы думаете, этот человек явился сюда один? - спросил он, когда Лили Ева закончила свой рассказ. - Я видела только одного, но их, наверняка, больше. Если наше Правительство решило вмешаться, одним человеком оно не ограничится. Они приложат все силы... Халлакар знаком показал, что это не важно. Он предложил Лили Еве руку, подвел женщину к стулу возле стены и усадил. - Побудьте здесь недолго, госпожа. - сказал он. - Мне надо поговорить кое о чем с Херумором с глазу на глаз. Они с кудесником скрылись в соседней комнате. Лили Ева, оставшись в одиночестве, огляделась по сторонам. Жилище Халлакара она посещала второй раз, но в первый была здесь глухой ночью, тогда горел один единственный масляный светильник, он лишь слегка рассеивал мрак, не позволяя рассмотреть толком ни обстановку комнаты, ни лицо собеседника. Сейчас, при более ярком освещении можно было рассмотреть, что в комнате царит одинокое запустение, свойственное жилищу мужчины, который к тому же не придает значения удобству своего обиталища. Грязь на полу уже скрыла каменные плитки, на пустых полках слой пыли, матрац на постели ничем не прикрыт, на него вместо одеяла брошен старый плащ. Но на все это: на старый плащ, на закопченный чайник над очагом, Лили Ева не могла смотреть без волнения, потому что эти вещи принадлежали Халлакару. Их касались его руки, он пользовался ими, не задумываясь, что для кого-то эти вещи представляют особую ценность. Лили Еве было почему-то особенно приятна мысль, что Халлакар не задумывается об этом. Когда-то она вместе с прочими людьми, населяющими Солнечную систему, открыла для себя Средиземье и влюбилась в этот мир до того, что, одним энергичным усилием преодолев все препятствия, ворвалась туда, где намеревалась царствовать ее одинокая, пылающая ледяным огнем душа. Но здесь она неожиданно обрела нечто большее, чем высокие черные замки и чернокнижная изощренная мудрость. Лили Ева нашла Халлакара, который ненавидел короля, поклялся убить его и жил угрюмой жизнью изгоя, окруженного такими же изгоями. Лили Ева влюбилась в Халлакара сразу же, в ту первую ночь, когда они познакомились. Оставив свою свиту устраиваться на ферме, которую они купили недалеко от города, Лили Ева одна явилась в Минас-Тирит. Город сразу покорил ее воображение. Она до ломоты в ногах бродила по улицам, разглядывая дома, мостовые, людей, оглушенная и потрясенная новой жизнью, чуждой не только всему, что она видела, но даже всему, о чем когда-либо мечтала. В город она вошла вечером и через несколько часов заблудилась на кривых улицах где-то на четвертом ярусе. Идя, как ей казалось, в верном направлении - все время вниз, она почему-то раз за разом оказывалась у одного и того же дома с барельефом, изображавшим чаек. Сделав три или четыре круга, Лили Ева отчаялась найти дорогу из города самостоятельно и подумывала уже о том, чтоб обратиться за помощью, когда кто-то прикоснулся к ее плечу. Обернувшись, она увидела мужчину, лицо которого было скрыто низко опущенным капюшоном темного плаща. - Госпожа сбилась с пути? - проговорил он. - Позволит ли госпожа указать ей дорогу? Лили Ева, онемевшая от неожиданности и старомодной учтивости незнакомца, только и могла что кивнуть. Мужчина предложил ей руку и повел куда-то вниз по улице. Смеркалось, повсюду зажигали фонари. У Лили Евы от усталости кружилась голова, огни фонарей мерцали перед ее глазами, точно огромные звезды. Спутник вел ее куда-то все вниз и вниз. Идти, опираясь на его руку, было прекрасно. - Мы пришли. - неожиданно сказал он. Лили Ева увидела, что они стоят перед каким-то переулком, скорее лазом между двумя домами. Очарование прогулки мигом улетучилось. - Что это!!? - вознегодовала она. - Куда вы меня привели!? - Ко мне домой. - ответил незнакомец. - Сейчас уже поздно, городские ворота закрыты. Госпожа, вероятно, не знает, что здесь принято закрывать на ночь ворота. Вам придется или войти или провести всю ночь на улице. - Имейте в виду, - уже по настоящему испуганная Лили Ева все же старалась, чтоб ее голос не дрожал, - Имейте в виду, что меня будут искать. - Не бойтесь, я не причиню вам вреда, - успокоил ее мужчина, легонько подталкивая спутницу вперед. - Осторожно, три шага - и ступеньки. Потом они поднялись еще по одной лестнице, уже внутри дома, и оказались в обиталище Халлакара. Он усадил Лили Еву на тот самый стул, на котором она сидела сейчас, и зажег масляную лампу. - Кто вы такой? - спросила женщина, уже успевшая оправиться от страха. Только сейчас она вспомнила, что в кармане у нее лежит благоразумно прихваченный из дома разрядник нервно паралитического действия. Одно прикосновение - и ее обидчик повалится на землю как сноп. Как она только могла забыть об этом надежном оружии? Лили Ева незаметно сунула руку в карман и сжала разрядник в пальцах. - Меня зовут Халлакар, - сказал мужчина. Он стоял в нескольких шагах от нее, не пытаясь не приблизиться к своей собеседнице, ни выбрать себе место для сидения, - Но мое имя вам ничего не скажет, поэтому, я считаю гораздо более существенным вопрос, который я намереваюсь задать вам. Вы не из этого мира, госпожа? Лили Ева так и застыла с разрядником в пальцах. Она-то успела возгордиться своим умением держаться естественно и незаметно в чужом мире. Даже возомнила, что Средиземье приняло ее с первого раза, как неотъемлемую часть себя. - Одежда у вас в точности такая, какую носят в Гондоре, - проговорил Халлакар. Лили Ева не видела его лица, но по тону его голоса можно было догадаться, что он улыбается, - только ваша одежда и то, как вы себя держите, обличает в вас знатную женщину. У нас же знатные женщины обычно не ходят по улицам в одиночку, тем более, по улицам незнакомого города. Лили Ева могла бы отпираться, могла бы отказаться отвечать, но вместо этого с покорностью, удивившей ее саму, ответила: - Да. Я не принадлежу к этому миру. Халлакар удовлетворенно кивнул. - В таком случае, что привело вас сюда? Лили Ева с улыбкой вспоминала тот разговор. Она кое-что рассказала Халлакару про себя и очень многое, про мир, из которого прибыла. Ей овладело чувство беззаботности. Она радовалась каждому вопросу Халлакара, неизменная учтивость его речей приводила ее в упоение, которого не могла пересилить даже усталость. Заметив наконец, что его гостья еле сидит на стуле, Халлакар предложил ей свою кровать, а сам провел ночь, заняв ее место. Мужчины вышли в смежную комнату. Когда-то давно она служила кухней. Сюда Халлакар притащил весь лишний скарб, оставшийся от прежних жильцов. Пыли и грязи здесь было гораздо больше, чем в жилой комнате, поставленная на дыбы и прислоненная к стене кровать успела лишиться одной из верхних ножек, ставшей пробой для заново заточенного меча. - Ты видел этого человека? - обратился Халлакар к Херумору, плотно прикрывая дверь и прислоняясь к ней спиной. - Видел. Это их начальник. На него и стоит посмотреть, прочие не интересны. - Что ты о нем думаешь? Что у него на уме? - Он собирается вернуть домой нашу госпожу. Он так и сказал, и это можно прочесть по его глазам, до меня и до вас ему нет дела. Халлакар усмехнулся. - Да и мне бы до него дела не было... но можно ли как-то использовать их в наших целях? - А каковы наши цели, господин? - Неужели они загадка для тебя, Херумор? Ты ведь читаешь в сердцах. - Я хотел бы услышать об этом от вас, чтоб быть уверенным, что не ошибся. Эти слова задели какую-то струну в сердце Халлакара, потому что он вдруг сорвался с места, сделал несколько стремительных шагов по кухне и снова вернулся к двери. - Нет. - очень спокойно проговорил он. - Я пока не до конца доверяю тебе, чтоб открыть тебе свои планы. Вместо ответа Херумор стащил с головы капюшон. Оба его глаза внимательно смотрели на Халлакара. - Вы не доверяете мне, господин? - веско спросил он. - Вы думаете, я могу предать вас? Халлакар взглянул в лицо Херумору и отвернулся, не сдержав брезгливой гримасы. Наедине он никогда не скрывал, что облик чародея ему отвратителен. Но кроме отвращения, Херумор вызывал у отважного Халлакара безотчетный, непреодолимый страх. Стоило Халлакару чуть подольше посмотреть в его спокойные, древние глаза, сидящие один наискось от другого, и ему чудилось, будто изъян не только на лице Херумора - он в нем самом. Халлакар подозревал, что в его теле уживаются два существа, и если одно еще отдаленно напоминает человека, то в другом человеческого не больше, чем в гниющем пне. Херумор подошел к Халлакару после одного из собраний, на котором говорила Лили Ева. Никто не видел, как проник в помещение старой шорной мастерской этот неприметный человечек. Халлакар в одиночку направлялся к себе домой, и Херумор увязался с ним. Он держался так почтительно и говорил так умно, что понравился нуменорцу. Тогда Халлакар еще не видел лица Херумора. Херумор продолжал молча смотреть на Халлакара и, чтоб избавиться от этого взгляда, тот огрызнулся: - Я спросил, можно ли их как-то использовать? - Если хотите, можете поговорить с ними. - с прежней почтительностью ответил Херумор. - Тогда, возможно, вы примете какое-то решение на их счет. - Как это, поговорить? - Не с глазу на глаз, разумеется, но можно. Я помогу. - С кем я буду разговаривать? С этим их начальником? - Нет. Я слышал его, думаю, разговор был бы бесполезен. Среди них есть девушка. Вы могли бы поговорить с ней. Не ошибусь, если скажу, что господин обладает особым даром овладевать женскими сердцами. Вы и от госпожи могли бы многого добиться... Херумор едва успел отшатнуться. Меч Халлакара вылетел из ножен с быстротой атакующей змеи. - Как ты смеешь, сауронова тварь! - закричал Халлакар, вложив в этот крик, оглушивший его самого, всю ненависть и страх перед отвратительным уродцем, которые давно исподволь тлели в нем. - Не забывай, с кем ты говоришь, и что ты говоришь! Чародей поспешно отступил на несколько шагов. - Вы не так поняли меня, господин! - жалобно проговорил он. - Почему вы сердитесь!? Вы сильный и умный человек, вот и все, что я имел в виду. Наша госпожа слушает вас, значит, и та женщина могла бы послушаться. В дверь настойчиво постучали. - Что здесь происходит? - раздался обеспокоенный голос Лили Евы. Халлакар поморщился, приоткрыл дверь и сдержанно проговорил: - Все в порядке, госпожа. Прошу прощения, мы задержимся еще на некоторое время. Вернувшись в комнату, он неохотно вложил меч обратно в ножны: - Заткнись и не мели вздор! Халлакар бросил взгляд на противоположную стену. Тень Херумора застыла на ней, воздев руки, хотя сам чародей как обычно съежился в три погибели и втянул голову в плечи. - И прекрати свои чернокнижные штучки! - свирепо зарычал Халлакар. - Меня этим не испугаешь! - Вы воин, господин. - с присутствием духа, не вяжущимся с его раболепной позой, возразил Херумор. - Вам положено чуть что выхватывать меч и обращать его против врагов. Это ваше дело, в нем - веление вашей судьбы, так не мешайте же и злому колдуну вершить его дела. Ни вы своей, ни я своей природы все равно не изменим. Тень его все же съежилась до привычных очертаний. На лбу Халлакара выступила испарина. Он не решался стереть ее, чтоб чародей не заподозрил в нем слабости. Нарочито безразличным тоном он заговорил о другом: - Что же нам теперь делать? Я хотел бы выслушать твой совет. - Это опять-таки зависит от того, что вы хотите. Я мог бы многое посоветовать вам, если бы знал наверняка... - Наверняка я знаю только одно, - перебил его Халлакар, - Со следующего утра на нас начнут охоту. Херумор молча, почтительно ждал. Халлакар опустил глаза, но тут же с вызовом вскинул их на чародея. - Раз уж тебе нужно во что бы то ни стало вытянуть из меня какое-нибудь решение, - презрительно сказал он, - То вот оно. Нужно бежать из города. Но убегать, как трус, с погоней по пятам я не собираюсь. Мы возьмем с собой принца Эльдариона. - Сына короля? Зачем он вам, господин? Это опасно. - А ты надеялся на спокойную жизнь, когда связался со мной? - Халлакар усмехнулся. - Нет уж! Мальчишка будет моим заложником. Король не посмеет преследовать нас, если будет уверен, что жизнь наследника в моих руках. А он знает, что я буду беспощаден с его сыном, как он был беспощаден с моим. - И что же дальше? - тихо спросил Херумор. - Постойте, господин, дайте мне договорить. Во-первых, как нам схватить Эльдариона? Для этого нужно проникнуть в Цитадель. - Нет. Мальчишка привык бегать по городу в одиночку. Просто придумай, как выманить его. Это ты искусник, а не я. - Хорошо. - голос Херумора окреп. - Схватим Эльдариона. Он станет нашим заложником, но куда же мы отправимся с этим драгоценным заложником? - В Харад, в Умбар. Да мало ли земель, куда не распространяется власть короля? Мало ли правителей, только и ждущих подходящего случая начать войну? Херумор покачал головой. - Послушайте меня, господин. Осмелюсь заметить, вы - человек Запада и плохо знаете Восток. В Хараде вам ни минуты не будут рады. Вспомните, как год назад Харад был напуган угрозой новой войны с королем. О, теперь Харад не тот, что прежде. Министры, некогда уговорившие императора на войну, давно сгнили в подземных казематах, и на их не погребенных костях умирают новые узники. Харад сейчас не хочет войны, безрассудная отвага не в его правилах. Нет, Харад, как полная яда змея, желает в покое ждать, пока не настанет время свершиться его мести. Он будет поддерживать видимость дружбы с королем, пока власть Гондора не ослабеет, и только тогда обрушит на него удар новой войны. А сейчас они - лучшие друзья Короля. Если вы явитесь в Харад с Эльдарионом, с вас, пожалуй, заживо сдерут кожу, а принца отправят с почетом к отцу. - Умбар? - Халлакар против воли слушал очень внимательно. - Что такое сейчас Умбар? - снисходительно молвил Херумор. - Король развеял его мощь. Черные паруса больше не осеняют ужасом южные побережья. Два десятка трухлявых галер, да несколько тысяч оборванцев, вот что такое Умбар. И, разрешите добавить, вы напрасно надеетесь на госпожу. Она не может дать вам оружие. Халлакар усмехнулся и опустил голову. - Это я и без тебя понял. Хорошо. Что ты предлагаешь? - Я предлагаю вам себя. - торжественно молвил Херумор. Халлакар испытывающе взглянул на него. - Пусть вас не смущает моя несчастная наружность. - уверил Херумор. - Я могущественный маг. Осмелюсь заявить, куда более могущественный, чем хозяева прежних черных крепостей. Мощь моя скрыта до времени, а вам ли не знать, что это такое. Доверьтесь мне, и я высоко вознесу вас. - Надеешься править Гондором с моей помощью? - усмехнулся Халлакар. - Что вы! Мне это совсем не нужно. Нечто в этих словах заставило Халлакара нахмуриться, Херумор заметил это и поспешно добавил: - У меня и в мыслях нет мешать осуществлению ваших законных притязаний. Не мне становиться на дороге у того, в чьих жилах течет возрожденная кровь Королей из-за Моря. Халлакар властным жестом остановил его. Он думал. - Хорошо. - в затруднении молвил он. - Возможно, когда-нибудь мы еще вернемся к этому разговору. А сейчас я вижу, что, в самом деле, еще не готов действовать. Мне нужно переждать. Ну, так что же ты посоветуешь, чародей, бежать из города или оставаться? - Оставаться здесь. - не задумываясь, ответил Херумор. - Хорошо. Где нам укрыться? Все наши убежища ненадежны. - О, я знаю убежище, где мы будем в полной безопасности, как если бы король вовсе не искал нас. Халлакар недоверчиво смерил взглядом своего собеседника. - Ты имеешь в виду Цитадель? - И да, и нет. Усыпальницы. - Ха! Скажи еще, тронный чертог! Как проникнуть в усыпальницы? Туда ведет только одна дверь, и ее всегда охраняют. - Осмелюсь возразить, в усыпальницы уже не ведет одна дверь. Несколько лет назад, когда уцелевшие слуги Владыки проникли в город, некоторые поселились в усыпальницах. Они проложили к древним могилам свои пути. - Веселенькое же ты предлагаешь мне соседство: твари Неназываемого и мертвецы. - Нет, господин, только мертвецы. Ни один из слуг Прежнего Господина не уцелел, хотя сон мертвых и стал с той поры беспокоен. Но со мной вы можете не опасаться их, господин. В дверь решительно постучали, и голос Лили Евы проговорил: - Немедленно впустите меня! Халлакар сейчас же отошел в сторону и открыл дверь. Женщина вошла в комнату, переводя настороженный взгляд с одного на другого. - В чем дело? Вас нет уже больше получаса. О чем таком вы разговариваете, чего я не имею права слышать? - Херумор предложил нам убежище. - ответил Халлакар. - Это было опрометчивое решение, подойти к тому человеку, госпожа. Нас теперь будут искать, не жалея сил. Нам придется укрыться и переждать неделю, может быть, и больше. Лили Ева в растерянности взглянула на Херумора, но колдун снова спрятал лицо под капюшоном и ни одним движением не показывал, что намерен участвовать в разговоре. - И... куда?... - Херумор говорит, что ему известна дорога в Усыпальницы. Там мы и расположимся. - Ах вот как... Ну что ж... - испуганной Лили Ева не выглядела. - А, может быть, лучше покинуть город? Вы же сами предлагали... - Теперь это уже невозможно. Дороги наверняка перекрыты. - А потом? Когда пройдет этот месяц? Что мы будем делать потом? - Вот тогда мы, скорее всего, покинем город. Нам надо будет многое обдумать прежде, чем что-то решать. Халлакар обратился к Херумору: - Когда мы отправимся в Усыпальницы? - Сегодня же ночью, когда стемнеет. Сейчас я уйду, а через час вернусь сюда. Постарайтесь быть готовы к этому сроку. - Нас больше тридцати человек. Как ты сможешь провести всех незаметно? - О, положитесь на меня, господин. Для наших врагов мы просто исчезнем, как дурное сновидение. Тот, кто служит тьме, знает толк в скрытности. Халлакар кивнул, и Херумор сразу же ушел. Халлакар и Лили Ева вернулись в жилую комнату. - Предупредите ваших людей. - сказал Халлакар. - Они все сейчас в городе? Хорошо. Пусть будут готовы к наступлению темноты, но пока не трогаются с места. Я не знаю, какими путями нас поведет Херумор. Лили Ева порывисто схватила его за руку. - Простите меня! - умоляюще проговорила она, заглядывая в глаза Халлакару. - Если бы я только знала, что это все так осложнит! - Вам не за что просить прощения, госпожа. - невозмутимо ответил воин, не замечая ее руки. - Я сказал, что то было опрометчивое решение, но я не сказал, что оно было неверным. Я верю, что некая сила ведет нас, и она, в отличие от нас, знает наилучшую дорогу. Положимся на нее. - Простите. - еще раз проговорила Лили Ева, убирая руку. - Пойдемте, госпожа, у нас мало времени. - Халлакар первым направился к двери. Ужин для нас накрыли в той же комнате. Проектор убрали со стола, и его место заняли блюда с лепешками, сыром, фруктами и чашки для вина. Едва успели удалиться слуги, а мы занять места за столом, как дверь снова распахнулась и в комнату быстрым шагом вошла молодая девушка сказочной красоты. Как ни роскошны были покои королевского дворца, но она вошла, и точно молодой месяц заглянул в убогую избушку, превратив ее в сияющий чертог. Девушка остановилась, окинула нас всех быстрым взглядом и сказала: - Желаю вам всем доброго вечера. Вы ведь не сядете за стол без нас? Голос был мелодичный, но очень решительный, чувствовалось, что его обладательница - девушка с крайне самостоятельным характером. Даже не знай я, что, кроме сына, у короля есть еще две дочери, я бы не сомневался ни минуты. Перед нами стояла принцесса. Ее старшая сестра уже входила в комнату. Лицо ее было спокойней и строже и она, хоть и показалась мне менее красивой, куда больше походила на эльфийскую владычицу. - Доброго вам вечера. - сказала она в свою очередь. - Мы еще даже не знакомы, а я уже должна просить прощения за свою сестру. Если бы слова старших имели над ней хоть какую-то власть, всем жилось бы спокойней. - Это мои дочери, - сдерживая улыбку, проговорил король, - Старшая, Гилраэнь и младшая, Сильмариэн. Девушки поклонились нам, а мы, поднявшись с мест, поклонились им. Слуги принесли еще два кресла и приборы. По левую руку от меня села Сильмариэн, по правую Эльдарион, рядом с ним сидела Бетти, а за ней король. Лео втиснул свой стул между сидениями Менельтара и Манозагара. Теперь мы окончательно перемешались с гондорцами, но в отличие от той, первой совместной трапезы, никто уже не чувствовал смущения. Прошел всего один день, а я так привык и к обстановке и, в особенности, к людям, как если бы всегда жил в Минас-Тирите. - Ларри? - Сильмариэн, не успев устроиться на своем месте, приступила ко мне, как к старому знакомому. - Что бы вы сделали, если бы там, в Белерианде, вам встретился эльф? - Не знаю. - честно ответил я. - Эльфов мы не видели, в основном орков. Думаю, если бы эльф решил показаться мне, это бы означало, что он не против со мной поговорить или посмотреть на меня поближе. А я бы наблюдал за ним и вел себя по обстоятельствам. - Ларри! - строго сказала Сильмариэн. - Вы хороший человек, и вы мне нравитесь! Вы можете поговорить со мной, и записать меня, если хотите. Я не против. Во мне тоже есть эльфийская кровь. - Спасибо. - от всей души поблагодарил я. - Не пришлось бы вам спасаться от нее бегством. - с улыбкой проговорил король. - Любопытством Сильмариэн никому не уступит, и поговорить она любит, о чем бы речь ни зашла. - О, да! - подтвердил Манозагар. - Если придется совсем туго, можете посылать ко мне за помощью. Мне не привыкать принимать удары на себя. Сильмариэн в ответ независимо повела плечом и взяла себе хлеба. Некоторое время разговор вращался вокруг нейтральных тем. Из деликатности, или из каких-то других соображений наши хозяева не расспрашивали нас о нашем мире, и такое отсутствие интереса почему-то не казалось мне странным. Куда больше удивляло другое, своим миром они, похоже, тоже не интересовались. А ведь я, после того, как за столом прозвучало слово "Белерианд", был готов, что меня забросают вопросами. Но вместо этого меня спросили о другом. - Вам нравится у нас? - задала вопрос Сильмариэн. - Вам хотелось бы жить в нашем мире? Я задумался: - И да, и нет. Мне очень нравится здесь, но жить... не знаю. Здесь все слишком непривычно. Боюсь, остаться здесь навсегда я бы не смог. - О! - воскликнула Сильмариэн. - Разве я того же самого не говорила? Почему только вы все не хотите меня слушать? - Лили Ева не покинет наш мир по доброй воле. - возразил король. - Да ей и не дадут этого сделать. Меня угнетает мысль, что она попала в очень хитрые сети и станет, возможно, даже против своей воли, орудием злой воли. - А почему вы не могли справиться с ней самостоятельно? - осторожно подала голос Бетти. - Неужели вы не смогли бы поймать ее и Халлакара? - Мог бы, но не хотел. Лили Ева не принадлежит к моему миру. Не мне ее останавливать. - А если бы мы не пришли? - настаивала Бетти. - Что бы вы тогда делали? - Тогда я понял бы, что должен действовать сам, - сказал король, - И в таком случае уже не медлил бы. Но вы пришли, все сложилось так, а не иначе. К чему гадать о том, что могло бы произойти? Вместо ответа Бетти зачем-то схватила с блюда кусок сыра, разломила его у себя на тарелке, быстро взглянула на короля (я с замиранием сердца почувствовал, что сейчас она что-нибудь выкинет) и выпалила: - Ваше величество, можно мне задать вам вопрос? Король слегка улыбнулся и наклонил голову. - Только обещайте, что поймете меня правильно. - настаивала Бетти. - Обещаю, что приложу к этому все силы. - Вы не думаете, что Лили Ева может быть в чем-то права? Холодный пот струйкой потек у меня по спине. Невозможно было вообразить вопрос неудачней. От неловкости я как уставился в свою тарелку, так и не решался поднять глаз. Вот сейчас разразиться скандал, и мы вылетим из Минас-Тирита, и король Элессар всегда будет вспоминать о нас с гневом и презрением, и... ох какой разнос я устрою этой идиотке, когда мы с позором вернемся домой. Лео кашлянул, намереваясь что-то сказать, но король властно остановил его: - Подождите! Я наконец нашел в себе силы поднять глаза. Бетти с решительно сжатыми губами сидела, откинувшись на спинку кресла. Видно было, что от своего она не отступится. Лео смотрел на нее с непроницаемым лицом, и я снова вспомнил, по какому ведомству он служит. Если бы на меня смотрели так, я бы, наверное, от страха залез под стол. А король неожиданно улыбнулся весело и ласково и положил свою руку на руку Бетти. - Я понимаю, что вы хотели сказать, и не сержусь. Но я хочу, чтоб и вы меня поняли. Я знаю толк в высоких материях и могу, когда есть свободное время, поразмыслить о природе добра и зла, но как правитель не имею права на колебания. Я должен управлять моим королевством и хранить покой моих подданных. Слова Лили Евы возмущают умы слабых, подталкивают их к неповиновению, которое будет гибельно для них самих, поэтому я должен положить этому конец. Король замолчал, и подал голос Менельтар. Вот он был сердит по-настоящему. На Бетти он даже не смотрел и говорил, отвернувшись в сторону: - Если бы вы слышали, о чем говорит эта женщина, вы не задавали бы таких вопросов. Она готова часами болтать о величии Мордора, потому что никогда там не была. А я был в Мордоре, я видел жилища орков и видел самих орков, и если это все создала мудрая и справедливая рука, то я уже совсем стар и выжил из ума. - Силы, пытающиеся дестабилизировать обстановку в стране, всегда несут угрозу жизни людей, - неумолимо гнул свое Мышкин. - Вспомни Блокаду Венеры. - Лили Ева пока никому не угрожает! - огрызнулась Бетти и осеклась... вспомнила, должно быть, Халлакара. - Она лично! - Давайте закончим этот разговор. - предложил король. - Сейчас для него не время и не место. Все замолчали. Лео, нахмурившись, очень внимательно смотрел на Бетти. Как ни странно, ужин окончился спокойно и даже весело. Труд присматривать за ходом беседы взял на себя король, и под его незаметным руководством мы говорили о чем угодно, только не о Детях Цитадели. - Что вы предполагаете делать завтра? - спросил король, когда мы уже собирались вставать из-за стола. Лео посмотрел на нас с Бетти. - С вашего позволения мы хотели бы сходить в город все вместе. - проговорил он. Я мысленно возликовал. - Хорошо. - согласился король. - Отец, можно мне сопровождать наших гостей? - подал голос Эльдарион. Король взглянул на него и кивнул: - Да. - Государь, принц, это может быть небезопасно. - с тревогой напомнил Менельтар. - А мне надоело сидеть в Цитадели. - беспечно ответил ему Эльдарион. - Прятаться за стенами не по мне, да и неужели вы, почтенный Хранитель Ключей, верите, что мне суждена смерть от кинжала убийцы? - Всякое может случиться, принц. Мой долг напомнить вам об осторожности. - Я благодарен вам и обещаю быть осторожным, но наш государь уже принял решение, и не нам его оспаривать. - сказав это, Эльдарион рассмеялся и вскочил с места. - Решено! А теперь пора спать! Завтра я подниму вас на рассвете. Вы должны увидеть восход солнца со стен Цитадели, а потом мы пойдем осматривать красивейший город всех миров! Мы с принцессами тоже поднялись, а король, наместник и Манозагар остались за столом. - Покойной ночи, - сказал король. - Идите отдыхать, а нам еще нужно поговорить о делах. - Только попроси Манозагара, чтоб он не посылал своих людей присматривать за нами! - весело воскликнул Эльдарион. - Я замечу опасность быстрей, чем они. Он был в большем восторге от предстоящей прогулки, чем мы все, вместе взятые. - Если ты будешь так себя вести, отец может переменить свое решение, - неодобрительно промолвила старшая принцесса, но Эльдарион вместо ответа взял ее руку и поцеловал. Девушка в ответ ласково улыбнулась ему. - Не тревожься за брата, Гилраэнь. - сказал король. - Я знаю, что на деле он куда благоразумнее, чем на словах. Идите. Постели тут мягкие. На Марсе я успел отвыкнуть от такой роскоши. Перед тем, как лечь, мы с Лео еще немного поговорили о том, о сем, но у нашего капитана слипались глаза, через каждые два слова он зевал и в конце концов признался, что не только не соображает, о чем я у него спрашиваю, но и, что он мне отвечает. Я устыдился и отпустил его спать. Я думал, что, отоспавшись днем, долго не смогу уснуть, но в сон провалился, едва опустив голову на подушку. Из забытья меня вырвала чья-то рука, тряся за плечо. Я замычал и, еще полусонный, сел на постели. - Ларри, подъем! - окликнул меня Лео. - Пора вставать! Капитан стоял перед моей кроватью, держа в одной руке зажженную лампу, а другой продолжая придерживать меня за плечо. - Встаю. - выдохнул я и в подтверждение своих слов спустил ноги с постели. Было еще темно. Спать хотелось безумно. Никакой Минас-Тирит не был мне нужен, ничего мне не было нужно, кроме моей уютной постели. - Я скажу, чтоб принесли воды. - предложил Лео. О нет! Ведь здесь нельзя даже принять душ. Спать сразу расхотелось. Я со стоном встал на ноги и попытался вспомнить, не выкладывал ли я вчера из рюкзака упаковку гигиенических салфеток. Конечно же нет. За ними пришлось нырять на самое дно и долго разыскивать их на ощупь среди прочих загадочных свертков. - Завтрак! - такими словами приветствовал меня Лео, когда я, кое-как обтертый салфетками, побритый и одетый, выбрался из своей норы. Оказывается, было не так уж и рано. Свет не проникал за плотные занавеси алькова, и там все еще царила глубокая ночь, а в комнате уже вступило в свои права раннее утро. Излучающий самодовольство Лео восседал во главе стола. - Их высочества ушли сию минуту. - с широкой ухмылкой заявил он. - Отправились будить Бетти. Учти, настроение с утра у него еще энергичней, чем вчера, надолго он не задержится, так что ешь быстрей. Я больше для проформы сделал скептическое лицо. Я испытывал прилив энтузиазма, готовности к новым впечатлениям и мог бы выступить в город хоть прямо сейчас, только, разумеется, после завтрака. На столе обнаружилась прикрытая крышкой миска овсянки, и я положил себе полную тарелку. Никто не верит, что на Марсе это деликатес. У нас ее обожают. Но, как и предсказывал Лео, толком насладиться завтраком не получилось. Не прошло и нескольких минут, как в комнату ворвался Эльдарион, за ним плелась растрепанная, зевающая Бетти в джинсах и рубашке. Непостижимый человек. Вчера ее высокая щепетильность требовала платья, а сегодня она бродит по дворцу, как у себя дома. - Вы еще не позавтракали? - изумился принц. - Ну, вот вам ваш третий соратник. Ешьте скорей, солнце вот-вот встанет. Нельзя пропустить его восход. Бетти упала на стул и взялась за голову обеими руками. - А вы-то сами завтракали? - добродушно спросил Лео. - Садитесь, принц. Эльдарион без уговоров подсел к столу, взял булку и налил себе в чашку молока. - Давайте будем обращаться друг к другу на ты. - предложил он, макая хлеб в молоко и откусывая кусочек. - Все мои друзья так делают. - Хорошо. - согласился Лео. - На ты, так на ты. Бетти, повернув голову, с любопытством смотрела на Эльдариона. - Ты бы съела что-нибудь. - сказал я ей и обратился к принцу. - К обеду мы вернемся? - Как захотим. - пожал он плечами. Я понял так, что будь его воля, во дворец мы бы не попали бы и к завтрашнему обеду. Дожевывать пришлось уже на ходу. - Мы не сможем подняться на самый верх Белой Башни. - объявил принц. - Но я знаю другое хорошее место. По лестнице мы поднимались уже бегом. Бетти легко поспевала за Эльдарионом, мы с Лео нажимали позади. Я начинал смутно понимать, почему пути людей и эльфов разошлись. Но к окну мы успели секунда в секунду. Солнечные лучи брызнули нам в глаза, и мир сделался веселым и благодатным. Лица коснулся прохладный ветерок. Безоблачное небо не описать было словами, такое оно было кроткое, чистое и высокое, совсем не то, что беспощадный ультрафиолет на сотом этаже небоскреба в нашем мире. "Да и есть ли здесь ультрафиолет?" - подумалось мне. В этих небесах ведь странствует ладья Эарендила, и солнце, возвращающееся каждое утро в мир, не наш косматый шар термоядерного пламени, а лик величавой небесной девы. Я положил руки на подоконник и выглянул вниз. Минас-Тирит скрывался в утренней дымке, и мне радостно было думать, что через несколько минут солнце разгонит туман и город королей, точно разукрашенный парусами белоснежный корабль, вплывет в новый день. Где-то совсем рядом чистый утренний зов пропела труба. - Новый день пришел! - громко и весело воскликнул Эльдарион, высовываясь в окно рядом со мной. - А нам пора в путь! Но для начала пришлось вернуться в комнату и дождаться, чтоб Бетти переоделась. Мне удалось-таки доесть холодную овсянку. Поразмыслив, я решил, что на первый раз брать свою камеру не стоит. Я еще не придумал, как приноровиться снимать ею незаметно. Мы снова прошли через дворик с фонтаном и Белым Древом. - А что будем делать, если тебя узнают на улице? - поинтересовался Лео у принца. - Меня не узнают, если я не захочу. - заявил Эльдарион. - Мы, следопыты, умеем быть незаметными. Ворота Цитадели распахнулись перед нами и, пройдя по короткому туннелю, мы очутились на городской улице. В усыпальницах было темно и холодно. Снаружи не пробивался ни единый звук внешнего мира, ни единый лучик солнца. Херумор сказал правду. Неведомые твари проложили свои пути в древнее место успокоения Королей и Правителей, но какими же темными и тесными были эти пути. Кое-где людям пришлось ползти на коленях, пригибая головы и волоча за собой мешки с вещами, все их лампы и факелы погасли, погасли и фонарики, которые пытались зажигать люди Лили Евы. Дети Цитадели шли и ползли в кромешном мраке, держась друг за друга. Впереди двигался Херумор, время от времени он подавал голос, сзади ему отвечал Халлакар. Больше не было слышно ни звука, кроме редких стонов, женских всхлипываний и сдавленных проклятий. Когда она вошли наконец в усыпальницы, люди, обессиленные больше, чем можно было ожидать от недолгого пути, попадали на пол. На ногах остались только Лили Ева, Халлакар и Херумор. Халлакар зажег лампу и поднял ее высоко над головой. Свет не достигал стен, но неожиданно ярко высветил ближайшие надгробья, и всем на миг почудилось, что фигуры, возлежащие на них со сложенными на груди руками, не камень, а мертвецы. Впрочем, наваждение тут же исчезло, а люди слишком устали, чтоб испугаться всерьез. Лили Ева зябко поежилась, плотней запахнулась в плащ и встала поближе к Халлакару. - Здесь мы в безопасности. - сказал ей воин. - Можно зажечь огонь. Никто не узнает, что мы здесь. При усыпальницах есть привратник, но его от нас отделяют две двери и улица. - Здесь тяжело находиться. - прошептала Лили Ева. - Здесь так тихо, как будто мы глубоко под землей. Халлакар покачал головой. - В могиле куда тише. - сказал он с блеском странного веселья в глазах. Понемногу Дети Цитадели начали приходить в себя, зажигать лампы и устраиваться на новом месте. Люди Лили Евы разложили свои постели, люди Халлакара разместились среди них. Двое легли совсем рядом со щелью, ведущей наружу. Поели хлеба и вяленого мяса и запили холодную трапезу водой. - Теперь нужно поговорить с людьми. - сказал Халлакар, отведя Лили Еву в сторону. - Они устали, испуганы и еще не привыкли к этому месту. Расскажите нам что-нибудь, чтоб все сомнения исчезли. Лили Ева кивнула. Она сама готова была расплакаться, так страшно, неприютно было вокруг, такой тяжкой казалась доля отверженных, которую они избрали добровольно. Но Халлакар просил ее быть твердой, а для него она готова была никогда не ведать ни боли, ни страха, ни жалости. Она взяла лампу и вышла в круг людей, показывая, что собирается говорить. Люди подползли поближе и расселись у ее ног. - Долго нам сидеть здесь? - спросила Мэри, бывшая библиотекарша. - У меня мороз по коже от этого места. Тут, наверное, и крысы есть. - Будем надеяться, что недолго. - успокоила ее Лили Ева, уже чувствуя, как вдохновение, предшествующее слову, переполняет ей грудь. - Пока мы здесь, вдали от всего мира, я хочу говорить с вами. Дети Цитадели, видящие, помнящие, знающие, не позволяйте замутить дар чистой прозорливости, отметивший вас для избранного служения. Помните, этого хочет от нас Повелитель, могучий и вездесущий даже в изгнании. Херумор между тем поманил Халлакара в сторону. Двумя бесплотными тенями они скользнули во тьму. - Нам тоже есть о чем поговорить. - сказал Херумор, откидывая капюшон. В темноте усыпальниц голос чародея звучал тверже, как будто только теперь он задышал полной грудью. - Я помог вам, господин, и помогу еще не раз, - сказал чародей, - но за свою службу я хочу получить вознаграждение. Халлакар брезгливо поморщился. - А что, если мне больше не понадобится твоя служба? Разочтемся прямо сейчас. Я чувствую, что плата за новые услуги будет для меня непосильна. Проси, чего хочешь. Если вознаградить тебя в моей власти, ты получишь свою награду, если нет - не взыщи. Херумор искренне удивился: - Не понадобится моя служба? Еще как понадобится. Что вы будете делать, после того, как выйдете отсюда? У вас есть планы? У вас есть средства? Вы говорите о мести, но какой мести вы хотите? Если бы вы хотели просто расплатиться с королем ударом кинжала за смерть сына, вы давно уже сделали бы это. Нет, вы хотите чего-то другого. Или я не прав? - Прав. - помедлив процедил Халлакар. В темноте его опущенные глаза бегали, как будто следили и никак не могли уследить за какой-то ускользающей целью. - Господин! - голос Херумора зазвучал неожиданно мягко и проникновенно. - Что, если я предложу вам план мести, которая утолит вашу скорбь? Такой мести, что король и его сын будут до конца жизни гореть на медленном огне и конца их мукам не будет. Что вы скажете о падении Минас-Тирита, о том, как песок занесет его гавани, как Белая Башня покроется копотью. О вырождении потомков благородного Нуменора, о том, как свет доблести и счастья, где бы он ни вспыхивал отныне, будет тут же угасать под натиском тьмы. - Хватит! - крикнул Халлакар и с угрозой сделал шаг к Херумору. Эхо его голоса загремело среди стен Усыпальниц, и в ответ ему послышался недобрый ропот, словно мертвые негодовали на нарушителя их покоя. Халлакар схватил Херумора за плащ и потащил еще дальше в темноту, где их не могли бы найти. - Как ты смеешь так говорить со мной, проклятый нелюдь! - прошипел он в самое лицо Херумора. - Ты предлагаешь мне то, от чего сам Неназываемый не отказался бы! Ты думаешь, мне этого надо? Думаешь, я предатель своего народа? Херумор болтался в его руке, точно кукла. Тело волшебника было совсем хилым, но неожиданно он напрягся и вдруг очутился в трех шагах от Халлакара. Воин не видел его в темноте. - Где ты? - вполголоса с яростью бросил он. - Не смей бежать, трус! - Я не трус. - раздался спокойный голос Херумора. - Я черный маг. Я не раз говорил вам об этом, но гордым нуменорцам попробуй что-то объясни. Каюсь, я слишком увлекся. Что ж, с кем не бывает. Да мне и не под силу было бы привести в исполнение собственные слова. Вы, господин, должны великодушно простить меня. Кому, как не нуменорцу понять, что значит честолюбие. Но будьте же благоразумны. Никто, кроме меня, не поможет вам. Итак, начнем еще раз. Чего вы хотите? Позвольте, я угадаю. Смерть короля Элессара, смерть его сына, война, падение Гондора. Вместо ответа Халлакар вытащил из ножен меч. С его лезвия пролился смертельный голубой свет, и в его лучах неожиданно ясно обозначилась фигура остолбеневшего от неожиданности Херумора. Халлакар подошел к нему и приставил острие меча к горлу чародея. - Уходи! - приказал он. - Уходи или я убью тебя! Отныне наши дороги разошлись. - Это неизвестно. - пробормотал Херумор, низко кланяясь. - Но я уйду. Его фигура опала, осыпавшись коротким водопадом черного песка, а на том месте, где он стоял, осталось пятно жирной черной копоти. - Это самая обычная командировка. Питание и проживание за счет принимающей стороны. - уверял меня Лео, и я как всегда не мог сообразить, шутит он или в самом деле так думает. Впереди шли Бетти и Эльдарион, мы держались в двух шагах позади них. К обеду мы обошли весь город, побывали и у Великих ворот, и на верхнем ярусе и всласть побродили по улицам. Вблизи город оказался еще лучше, чем с высоты. Чистые, просторные улицы были вымощены узорчатой брусчаткой, дома выстроены (многие совсем недавно) из светлого камня и украшены фресками или каменной резьбой, повсюду цветы, заботливо ухоженные деревья, повсюду играли дети, и прохожие под стать городу выглядели довольными и веселыми. Удивительно, как проповеди Лили Еве нашли здесь слушателей. - Ну, Лео. - сказал я. - У тебя, я вижу, хорошее настроение. Ты, должно быть, уверен в удаче? - Конечно. - серьезно ответил Лео. - Почему я должен быть не уверен? Только я уверен не в удаче, а в том, что я прав, а госпожа Вычеряева не права, и знает это. Человек, который не уверен в твердости своей позиции, не имеет достаточно внутренних сил для сопротивления. Скоро мы все вернемся домой. - Не уверен, что мне хочется этого, - признался я. - Мне очень нравился Белерианд, но я видел только его земли, а теперь, после того как я повидал людей, мне кажется, что родной для меня - этот мир. Здесь даже воздух другой, а люди... - Люди здесь те же, что и у нас, - добродушно возразил Лео, - А домой тебе не хочется, потому что мы здесь только второй день. Погоди, думаю, раньше чем через неделю мы наших подопечных все равно не разыщем, у тебя еще будет время заскучать. Мысленно я согласился с ним, а вслух поинтересовался: - Скажи, Лео, мне все-таки интересно, а у тебя есть что-нибудь с собой на случай, если нам окажут сопротивление? - Ты имеешь в виду оружие? Нет, его у меня нет. А зачем? - Мне кажется, это необходимо. - Нет, конечно. Во-первых, это запрещено специальным указом Правительства, а во-вторых, я не сторонник силового подхода. Точнее так, в данном случае я считаю его нецелесообразным. Что мне, угрожать Лили Еве пистолетом? Мелодрама какая-то. Повозиться придется не с ней, а с Халлакаром. Но, как сказал король, если он не имеет права останавливать Лили Еву, то мы не имеем права пресекать деятельность Халлакара. Пусть с ним разбираются свои. Лео помолчал немного, а потом добавил: - Ты знаешь, Ларри, единственный, по ком я буду, наверное, скучать, так это по нашему королю. Вот таких людей в нашем мире действительно нет, но и в своем он один единственный. Мы с ним немного поговорили вчера наедине... Лео вдруг осекся и зорко посмотрел вперед. У меня екнуло сердце. - Корм! - вполголоса радостно гикнул Мышкин. Бетти и Эльдарион оглянулись. - Лео, вы что, снова есть хотите? - недовольно спросила Бетти. Вот опять ей что-то не нравится. - Конечно! - бодро ответил Лео. - Последний раз я кормился в десять утра, да и то на ходу, а сейчас половина второго. - Я тоже хочу есть. - подал голос Эльдарион, и Бетти обиженно умолкла. - Значит, берем шестнадцать, - заявил Лео, - По четыре на каждого, если кто чего не осилит, я все доем. Пирожки у тетки сказочные. Лео достал из кармана серебряную монетку, подбросил и поймал на ладонь. - Деньги? - хитро улыбнулся Эльдарион. Лео передал ему монетку. - Настоящее серебро. - заверил он. - Вы ее не отличите от своих. - Серебро, - подтвердил Эльдираон, беря денежку в руку, - Но... какое странное. Мы с Лео и Бетти переглянулись. - Почему странное? - спросил Мышкин. Эльдарион нахмурился, на его лице застыло выражение сосредоточенности. - Не могу объяснить. - признался он. - Серебро, как серебро. Как у нас его получают? Где-то есть серебряные рудники? - обратился ко мне Лео. - Где-то на астероидах, - непроизвольно переходя на родной язык, сказал я, - Но на каком, убей меня, я не... Взгляд Эльдариона так и впился в мое лицо. - Асте-ро-ид... - с усилием шевеля губами, повторил он. - Небесные камни! Послушайте, отдайте ее мне! Или, знаете что, давайте лучше меняться. Он достал из кармана еще одну серебряную монетку и сунул ее в ладонь Лео. - Да ладно, зачем, не обеднеем... - попытался отшутиться наш капитан. - Нет, берите, берите. Лучше будет, если мы обменяемся. - Ну, хорошо. Лео внимательно посмотрел на Эльдариона и отправился наконец за пирожками. Мы втроем остались дожидаться его на лавочке, примостившейся в стенной нише. Эльдарион уже успел убрать монетку и сидел с безмятежным видом, разглядывая людей, идущих по улице, а мы с Бетти сгорали от любопытства. - Эльдарион? - осторожно спросил я. - Как ты догадался, что астероиды - это небесные камни? Мальчик повернулся ко мне, и блеск его глаз поразил меня. Нет, есть в этом мире еще что-то, кроме волшебства. Доблесть и мудрость здесь чище и строже, и могущественнее, чем в нашем мире, но и это еще не все. - Я ведь наполовину эльф, - с улыбкой пояснил Эльдарион, - Отец, правда, уверен, что я человек во всем, и от эльфа у меня ничего нет, но этот дар все-таки достался мне от матери. Эльфы умели говорить с деревьями, даже с камнями. И мне металл и камни многое рассказывают, но это серебро рассказывало нечто настолько странное, что я не понял его, а ваши слова как будто сорвали пелену с моих глаз. - Что же оно тебе рассказало? - спросила Бетти. Эльдарион прикрыл глаза. - Ваши небесные корабли не похожи на ладью Эарендила. - тихо и внятно произнес он. - Они огромны, они сделаны из железа, они безмолвно скользят в пустоте среди звезд, их несет несказанное пламя. У меня по спине побежали мурашки от его слов. Во вспышке сверхъестественного озарения я воочию увидел на фоне черноты космоса с его неподвижными звездами гордость марсианского флота, межпланетный крейсер "Махабхарата". Из его дюз вырывалось свирепое голубоватое свечение. "Куда он летит?" - успел удивиться я, но видение уже погасло. Пораженный и напуганный, я уставился на Эльдариона. Бетти тоже смотрела на него круглыми глазами. Лео подошел к нам, неся в узелке свои драгоценные шестнадцать пирожков. - В чем дело? - спросил он, оглядывая нас. - Что случилось? - Ничего! - быстро произнесла Бетти и села прямо. Пирожки оказались изумительными, они так и таяли во рту. Два я проглотил, почти не жуя, а, откусив половину третьего, понял, что сыт по горло. Лео слопал четыре своих пирожка, отобрал по пирожку у Элдариона и Бетти, но есть не ел, а только смотрел на них счастливыми глазами. - Да, - со вздохом сказал он наконец, - Под такие пирожки нужно иметь второй желудок. Эльдарион тихонько засмеялся. - Лео, а можно я спрошу? - проговорил он. - Вы все время стараетесь идти так, чтоб я был у вас на виду. Вы меня охраняете? - Ну, - кашлянув, ответил Мышкин, - не то, что бы... - А что вы будете делать, если на нас нападут? - не отставал Эльдарион. - Как что? Буду драться, так сказать, морды бить. - с тихим смешком ответил Лео. - А если на нас нападут вооруженные люди? У вас же нет ни меча, ни кинжала. Оказывается, невооруженный Мышкин смущал всех. На первый взгляд он выглядел увалень увальнем, но при более близком знакомстве поражал разительный контраст между его внешностью и характером, и тогда становилось очевидно, что у такого человека обязательно должно быть оружие, как нечто, испокон веков подобающее воинам. - Буду морды бить. - еще тише повторил Лео. - Но как? - Если человек берет меч, значит, в своих собственных силах он не уверен. - пояснил наш капитан. - Он рассчитывает на оружие, а я ни на что не рассчитываю, кроме себя, поэтому я сильней. Эльдарион окинул его с головы до ног уважительным взглядом. - А если их будет несколько? - Они, значит, будут мешать друг другу. - Вот это да... - тихо проговорил Эльдарион, не сводя с Мышкина восхищенных глаз. - Вот это да! - Между прочим, - проговорил Бетти, - Вы знаете, что за нами присматривают и без участия Лео? - А! Ты тоже заметила? - рассмеялся Эльдарион. - Я так и думал, что именно ты заметишь! Это люди Манозагара. Он все-таки послал следить за нами. Отец его слишком балует, а моих приказов он никогда не будет слушаться, и просьбы для него пустой звук, если он считает, что для нашей безопасности нужно сделать что-то так, а не иначе. По-настоящему он подчиняется только Менельтару. Они оба слишком любят нас и поэтому боятся за нас больше, чем нужно. Это они сговорились, я знаю. Я лично слежку не замечал, но Бетти сказала, что несколько раз ловила слишком внимательные взгляды, которыми кидали на нашу компанию казалось бы случайные прохожие и некоторых из этих прохожих она видела дважды. От женских глаз ничто не укроется! - Манозагар такой молодой, и уже начальник стражи. - проговорила Бетти. - Ну и что, - пожал плечами Эльдарион, - Он необыкновенный человек, и молодость не при чем. Если хотите, я вам расскажу его историю. Мы дружно кивнули. - Его родители жили в южном Гондоре на побережье. Двадцать лет назад туда еще время от времени налетали пираты. Отец Манозагара погиб, отражая их нападение, а мать, не успевшую еще родить сына, которого она уже носила, увели и продали в рабство в дальний Харад. Манозагар родился там, а, когда ему исполнилось пять лет, его мать умерла, а он бежал. Мы слушали, затаив дыхание. - Что ему пришлось испытать во время бегства, этого мы никогда не узнаем. Отец говорит, что он походил на выходца с того света, когда добрался до устья Харнена, где тогда стоял королевский флот. Не иначе, его вела судьба. Говорят, он вышел из пустыни, бросился в реку и поплыл к кораблю, на котором находился король. Когда его подняли на палубу, он подошел к отцу и упал у его ног. Отец сам выхаживал его, а потом взял с собой в Минас-Тирит. Он и дал ему имя Манозагар. На языке Нуменора это означает "Меч духа". Манозагар вырос вместе с нами. Королю он сын, а нам брат. Некоторое время мы молчали. - Это, должно быть, страшный человек. - тихонько проговорила Бетти. Эльдарион нахмурился. - Нет! Вовсе нет! Он добрый человек, хотя спуску никому не даст. Он истинный гондорец. Суровость в его природе. А по-настоящему опасным он может быть только для тех, кто угрожает мне или отцу. Бетти поежилась и вдруг быстро поднялась со скамейки. - Пойдемте, - быстро сказала она каким-то ненатуральным голосом, - Мы ведь уже поели. - Ну, что ж, - медленно проговорил Лео, глядя на нее снизу вверх, - Можно и пойти. Начался и подходил к концу в темноте и молчании второй день пребывания в Усыпальницах Детей Цитадели. За эти два дня их отчаяние и ужас не раз становились непереносимыми, но, когда люди вот-вот могли потерять человеческий облик: воины выхватывали из ножен мечи, готовые рубить надгробия, стены, друг друга, женщины и мужчины принимались выть, кричать и плакать все громче, незримая рука властно опускалась над ними, умиряя слепой ужас заточения, и снова раз за разом секунды, мельчайшими пылинками налипали на комочек страха, заставляя его разрастаться и застилать мир перед глазами измученных людей. Две женщины Лили Евы сошли с ума. Они больше не кричали и не плакали, но сидели каждая в своем углу, раскачиваясь и бормоча. На них старались не смотреть. Поначалу Лили Ева пыталась говорить с людьми, но они больше не хотели ее слушать, обрывали гневными криками. Их с Халлакаром давно убили бы, если бы не люди Халлакара. Они не поддавались панике дольше других и до той поры, пока люди, обессилев от отчаяния, не потеряли вкус к расправе, их мечи охраняли двух отверженных. Они же давали отпор тем, кто пытался стучать в ворота Усыпальниц, призывая помощь. Один мужчина был убит. Его отнесли подальше во тьму и оставили среди надгробий. Таков был урок, данный Халлакару Херумором. Халлакар постарел за эти дни. Он сидел неподвижно, сгорбившись, в стороне от всех. Если его воины обращались к нему за приказаниями или спрашивали о чем-то, он безмолвно качал головой и делал жест рукой, показывая, что ему нечего сказать. Поэтому воины выполняли приказ, данный им еще до ухода в Усыпальницы: находиться там, пока не последует новое распоряжение. Лили Ева находилась при Халлакаре. Среди безумия, среди ужаса и криков, то стихающих, то поднимающихся с новой силой, только эти двое сохраняли ясность ума. Лили Ева в глубоком горе смотрела, как меняется суровое лицо ее возлюбленного, как тень, более глубокая, чем тень смерти ложится на его черты. Она пыталась заговорить с ним, но он отвечал ей неохотно и не всегда. - Они так кричат! - со страхом озираясь, проговорила Лили Ева. - Нас давно должны были услышать снаружи. - Нет. - сказал, помолчав Халлакар. - Нас никто не услышит. Чародей сказал правду, мы исчезли для своих врагов, точно дурное сновидение. Но в чей сон занесло нас самих? - Не надо так говорить. - попросила Лили Ева. - Кто бы он ни был, зачем ему нужны наши страдания? Она коснулась руки воина. Рука была холодна, как лед. Халлакар пристально посмотрел ей в лицо, и Лили Ева отшатнулась. Это не Халлакар, это сам король Мертвых вернулся в мир, и слова его были еще страшней его лица: - Ему не нужна ни наши страдания, ни наша смерть. - сказал Халлакар. - Ему нужны наши жизни. Лили Ева отвернулась и тихо заплакала. Страх, подобного которому она не изведывала никогда в жизни, оледенил ее до мозга костей. - Но не может быть, чтоб для нас не нашлось выхода. - собрав последние крупицы мужества, проговорила она. - Неужели вы сами в это верите? Не вы ли говорили про силу, которая ведет нас? Халлакар не ответил, и Лили Ева уже хотела продолжать, но он заговорил: - О каком выходе вы говорите? Путь, которым нас привел сюда Херумор, заперт, мы искали его и не нашли. Черные чары запечатали его, и он теперь не доступен для смертных. А выйти из ворот? Ну, что ж, может быть, это единственно правильное решение. Меня и моих людей ждет смерть, но вас пощадят, и вы вернетесь домой. Да. Это справедливо. Вам не место в нашем мире. Достаточно двух этих несчастных и того бедняги. Мы выйдем сейчас. Халлакар хотел было подняться, но его Лили Ева не пустила его. Она снова схватила воина за руку и прижалась к ней лицом. Из глаз женщины хлынули слезы. Лили Ева целовала руку Халлакара, длинные волосы женщины рассыпались и накрыли ее пышным плащом, на нее лились слезы. Халлакар с изумлением смотрел на свою спутницу. - Нет! Нет! Нет! - задыхаясь, шептала Лили Ева. - Неужели вы ничего не понимаете? Я не могу жить без вас! Я не вернусь домой, у меня больше нет дома, если вы умрете, то умру и я! Я так люблю вас! Халлакар с недовольной гримасой вырвал у нее руку и отступил на шаг. Лицо его было замкнуто и угрюмо. - Вы не должны говорить мне этого. - сказал он. - Наши судьбы - разные судьбы. А смерть? Ну, что ж, может быть нас всех только это одно и ждет. Лили Ева от горя едва держалась на ногах. Она опустилась на колени, склонившись головой до земли. Халлакар безмолвно взирал на нее, но само безграничное отчаяние придало Лили Еве сил. Она снова поднялась и протянула к воину обе руки. - Хорошо! Выйдем! Но позвольте мне хотя бы просить за вас перед королем. Он не заставит меня замолчать, пока не поклянется быть к вам милосердным. У него самого есть единственный сын, ему ли не понять, какую потерю пришлось вам пережить. Кто, как не вы, достоин сострадания? Халлакар с брезгливой гримасой отвернулся. - Сколько лет еще трусы и глупцы будут петь эту песню. - сквозь зубы проговорил он. - Нет! Мы, потомки древнего Нуменора не даем и не ждем ничтожной жалости. Мы в ответе за все, что мы делаем, иначе мы не были бы избранным народом. Вы не посмеете ни слова сказать в мою защиту, иначе вы не выйдете отсюда. Он повернулся и быстро зашагал к воротам, но внезапно остановился. Чей-то голос окликнул его из темноты. Халлакар стремительно обернулся. Тускло горели лампы, в их свете были видны силуэты сидящих на полу людей. Все они были безмолвны и неподвижны. Время в Усыпальницах остановилось. - Халлакар! - еще раз окликнул гондорца знакомый голос. - Ты не узнаешь меня? - Кто это? Халлакар неуверенными шагами двинулся обратно в темноту. Он машинально вытащил из ножен меч, и тот чуть разогнал мрак мертвенным голубоватым светом. - Это я! - был ответ. В свете, стекающем с лезвия, Халлакар увидел прямо перед собой надгробие. По ее верхнему краю, словно в дурном сне, тянулся узкий каменный барельеф, изображавший вереницу кошмарных тварей. У плеча вытянувшейся на спине могильной фигуры лежал череп. С еле слышным щелчком приоткрылись челюсти, и снова раздался голос: - Ты не узнаешь меня? - Херумор. - чуть слышно выговорил Халлакар. - Да, это я, - череп подпрыгнул и осклабился, - Ты теперь знаешь, что значит спорить со своей судьбой, не правда ли, Халлакар? Будь, наконец, благоразумен. За благоразумие я щедро вознагражу тебя. Если будешь продолжать упрямиться, то все вы умрете здесь. Бесстрашного Халлакара охватила внезапная дрожь. - Чего ты хочешь?! - крикнул он. - Чего... Чего вы хотите?! - Тебя! - был короткий ответ. - Тебя, Халлакар, и весь мир! Я пришел получить назад свои владения. Я хочу, чтоб ты стал первой ступенью, по которой я взойду на трон. Халлакар замотал головой, взгляд его был прикован к пустым от сотворения миров, глазницам. - Нет? Тогда умри здесь, жалкая тварь! Но сначала подумай, не ты ли призвал меня? Вспомни, когда ты узнал о смерти сына, ты воззвал ко всем силам, добрым и злым, о помощи. Я услышал твой призыв. Я пришел! Халлакар медленно поднял обеими руками меч и направил его острие себе в грудь. - Сделай это! - злобно крикнул череп. - Сделай это, несчастный глупец, и я тут же заберу твою душу. Ты хочешь быть первым среди моих назгулов? Хочешь быть жалкой тенью прежней наводящей ужас тени? Тогда сделай это! Меч выпал из рук Халлакара. Его лезвие коротко лязгнуло о камень. Халлакар стоял на коленях, закрыв лицо руками. - Кто ты? - прошептал он и ужас, стремительный и неотвратимый, как смерть, был ему ответом, а череп захохотал: - Не бойся, глупый нуменорец! Я не из породы твоих врагов. Те две ужасные тени развеялись, а я пришел, чтоб пребывать с вами вовеки. Послушай меня. Я хорошо знаю людей. Я не потребую от тебя ничего, что превышало бы твои силы. Ничего, что было бы противно твоей природе. Вспомни своего сына. Вспомни, какой он был красавец, как он всех превосходил умом и дерзостью. В мыслях ты называл его истинным потомком грозных королей запада. Ты предашь его память? Ты отречешься от мести? Может быть, ты уже готов ползти на коленях к королю, умоляя покарать тебя, как угодно, но спасти твою черную душу? - Замолчи! - крикнул нуменорец и поднял меч. - Не делай глупостей. Тебе меня не убить. Ты же сам это знаешь. Ты просто боишься, боишься, как последний жалкий трус. Тебе страшно довериться мне, ты ведь в жизни никому не доверял. Но теперь надо сделать это, Халлакар. Выхода нет, бежать некуда. Подумай, что жизнь твоя все равно кончена, по приговору короля или здесь, в каменном мешке. Выбери то, что тебе по сердцу, выбери предательство и убийство. Останься со мной. Я дам тебе все, что ты хочешь. Ты пропал, Халлакар, но месть твоя свершится. Ты увидишь, как король Элессар падет на колени у твоих ног и оборвешь, когда тебе будет угодно, жизнь его сына. Думай скорей, да или нет? Время твое на исходе. Халлакар долго молчал. Лицо его было неподвижно, и, точно год за годом незримо проносилось над ним, оно старело, все глубже погружалось в тень. - Да. - выговорил наконец Халлакар. - Вот и хорошо. - сказал череп. - вы, люди, сами не знаете, чего хотите. Поверь, ты выбрал лучшее. Теперь слушай, больше вы не будете сидеть в этом склепе. Сейчас я открою вам путь назад, ты выведешь своих людей обратно в город, а потом я приказываю тебе сдаться. Об этом я позабочусь сам. Через день вы все будете в руках у короля, тогда я скажу тебе, что делать дальше. Ты все понял? - Да. - помедлив, повторил Халлакар. Череп со щелчком захлопнул челюсти, скатился с надгробья и с грохотом разбился о пол. Халлакар поднялся и пошел назад к своим людям. Халлакара, Лили Еву и остальных Детей Цитадели схватили через два дня. Ранним утром меня разбудил грохот в общей комнате. Я выскочил из своего алькова и увидел растрепанного Мышкина, спешно надевающего штаны. Рядом с ним валялся опрокинутый стул. У дверей стоял Манозагар. - Все! - торжествующе крикнул мне Лео. - Хватай камеру, сейчас вся компания будет здесь! - Что такое? - Человека, похожего на Халлакара, видели в городе. - Не похожего! - перебил Манозагар, блестя глазами. - Это был Халлакар. Мои люди уверены в этом. Они окружили дом, ему не уйти. Он в наших руках. Лео наконец справился со штанами, схватил куртку, и они с Манозагаром выскочили из комнаты. Спать дальше было невозможно. Я оделся, взял камеру и пошел будить Бетти. Она спала, свернувшись в комочек под одеялом, но сейчас же проснулась, едва я коснулся ее плеча. Со сна вид у нее был встрепанный и почему-то испуганный. - Что? - пролепетала она. - Детей Цитадели, кажется, накрыли. Лео и Манозагар пошли в город. - сказал я. - Господи. - Бетти села и натянула одеяло до подбородка. - Уверены? - Манозагар уверен. - Господи. Бетти обхватила себя руками. На лице у нее появилась растерянная улыбка. - Знаешь, Ларри, - сказала она, - А ведь это я помогла Лили Еве попасть сюда. Я сел, там, где стоял. - Ты что городишь!? - Это правда. Мы с ней познакомились... Она мне сама позвонила, когда я уже не работала у Сэма. Ей очень понравились наши фильмы, она хотела встретиться со мной, а у меня все равно никаких дел не было. Мы очень много общались. Разговаривали про наши фильмы, про Белерианд, про Средиземье. Ну, в общем, не знаю, как это получилось. Наверное, в душе я сама похожа на нее. Это был наш общий план: уйти в Средиземье. Я сама бы на это ни за что не решилась, а она... она меня как будто околдовала. Я была уверена, что у нее все получится, что она создана для Средиземья. У меня оставались кой-какие связи в Институте... Бетти смотрела на меня с жалкой улыбкой и все время мяла в руках край одеяла, но, если я хоть немного разбираюсь в женщинах, раскаяния в ней не было ни на грош. - Ну, будет тебе. - пообещал я. - Лео знает? - Да, он еще раньше догадался и заставил меня все рассказать. - Будет тебе... - повторил я. - Все-таки ты ненормальная. - Знаю. - криво усмехнулась Бетти и спихнула меня с кровати. - Уйди, я хочу одеться. Я бесцельно бродил по дворцу, пока не наткнулся на Менельтара. Хранитель ключей спешил куда-то, но, увидев меня, остановился и поздоровался. - Это вы? Доброе утро. Я как раз хотел послать за вами. Пойдемте к королю. - Их привели? - спросил я. - Их ведут во дворец. Они не оказали сопротивления. Сначала обнаружили Халлакара и его людей, а те указали, где скрывается Лили Ева и прочие. Странно это. - Почему? - спросил я, стараясь не пыхтеть, поспевать за наместником было трудновато. - Не могу поверить, что Халлакар сдался без сопротивления. Менельтар привел меня в ту самую комнату, где мы беседовали с королем в первый день. Король и принц уже были там. Всю мебель убрали. Король и непривычно притихший Эльдарион стояли у окна. Лицо короля было спокойно, но глаза грозно блестели, и между бровей залегла складка, не предвещающая ничего хорошего. Он молча кивнул в ответ на мой поклон и указал, что я должен подойти и встать рядом. Я встал чуть поодаль, рядом с принцем. Через некоторое время к нам присоединилась Бетти. Ждать пришлось недолго. В дверь вошел Манозагар, подошел к королю и, преклонив колено, проговорил: - Государь, Халлакар здесь. - Пусть его приведут. - негромко приказал король. От этой сцены на меня повеяло холодком. Я привык видеть этих людей совсем другими. Сейчас на их лицах не было улыбок, они как будто не узнавали ни меня, ни друг друга, и я с печалью подумал, что по-настоящему никогда не пойму Средиземья, и ни для кого не стану здесь своим. Манозагар удалился, и через минуту двери распахнулись. Халлакар не был скован, его сопровождала вооруженная стража. Двое воинов в черных одеяниях Стражей шли по бокам от него и двое позади. Я с жадностью рассматривал Халлакара. Это был высокий и, видимо, очень сильный человек. Ростом он лишь немногим уступал королю и держался с большим достоинством. Поношенный черный плащ лежал на его плечах, как мантия. Его подвели совсем близко, он гордо вскинул голову и прямо взглянул на короля. Они явно принадлежат к одной расе, что-то общее есть в их чертах, но, между тем, какие же это разные черты. Лицо короля озаряет внутренний свет, делая его облик благородней и строже, на лице Халлакара тоже лежит какой-то отсвет, но он черен. Глядя на него, понимаешь, что этот человек предназначен судьбой для великих и страшных дел. А его глаза. Так не смотрят живые, так мог бы взирать на мир оживший мертвец. Король спокойно выдержал взгляд своего врага. - Вот мы и снова смотрим друг на друга, Халлакар. - негромко сказал он. - Ты убил моих людей, ты хотел убить моего сына и меня, ты подбивал моих подданных на мятеж. Если тебе есть, что сказать в свое оправдание, говори сейчас. На суде милости не будет. Халлакар ничего не ответил. Еще некоторое время король всматривался в его лицо, потом проговорил: - Уведите его. Халлакара увели. Король отвернулся и снова встал к окну. Мы молчали. - Оставьте меня. - наконец приказал он. - Эльдарион, ты тоже. Но за дверью раздались приближающиеся крики, топот ног. Дверь с грохотом распахнулась, и, путаясь в полах своих длинных одежд, в комнату ворвалась Лили Ева, опрометью бросилась к королю, упала к его ногам и закричала: - Нет, государь! Это не он, это я виновата! Я убила этих людей! Своим оружием! Я никогда не давала его Халлакару! Убейте меня, но его пощадите! Король стремительно наклонился и бережно поднял женщину. Лили Ева расширенными глазами впилась в его лицо. Я не мог узнать ее. Я никогда не видел, чтоб на человеческом лице было написано такое страдание. У меня подкосились ноги, а когда король заговорил, его голос потряс меня. - Каждый понесет заслуженную кару. - сказал король. - Вы совершили ошибку, решив войти в наш мир, не правда ли? Вы дорого поплатились за эту ошибку. Каждый понесет заслуженную кару. Лили Ева сникла. Не поддерживай ее король, она свалилась бы на пол. К ней подошел Лео и мягко, но решительно взял ее под руку. Лили Ева позволила увести себя, но, уже подходя к дверям, издала дикий, мучительный вопль. Ему ответил тихий вскрик. Бетти стояла рядом со мной, белее бумаги. - Ларри, уйдем. - шепнула она. - А то я сейчас умру. Я привел Бетти в нашу комнату, достал аптечку и дал девушке двойную дозу успокаивающего, потом взял ампулу и себе. Все это время Бетти сидела на моей кровати, сгорбившись, и машинально накручивала на палец прядь волос. Я сел рядом с ней. Лекарство уже начало действовать, но я все равно чувствовал себя погано. Никогда в жизни не считал себя нервным человеком, наоборот, где-то даже гордился знаменитой марсианской выдержкой, тем неприятнее было понимать, что есть вещи, в которых я не только не могу участвовать, рядом с которыми я даже не могу находиться. В самом деле, ну что такое я видел? Двое мужчин, связанные взаимной непримиримой ненавистью, и потерявшая рассудок от горя женщина. И все же я видел нечто большее. Это были смертельные страсти, огромные, как горы, и любой, кто осмеливался хотя бы приблизиться к ним, рисковал если не жизнью, то рассудком и душой. Под действием снотворного я даже задремал в своем удрученном настроении и проснулся оттого, что портьера с громким шелестом отлетела в сторону. На пороге алькова стоял Мышкин. Он настороженно оглядел нас. - Здесь все в порядке? - спросил он. - Да. - ответил я. - Слава богу. Мышкин вошел и опустился на кровать. - Как Лили Ева? - тихо спросила Бетти. Теперь вина в ее голосе была неподдельной. - Спит. Пришлось вкатить три дозы снотворного подряд. Понимаешь, теперь, каково это, устраивать чужую судьбу? Бетти поднесла руку ко рту, закусила кожицу на пальце и тихонько завыла. Лео обнял ее одной рукой за плечи и привлек к себе. Девушка, плача, уронила ему голову на плечо. - Что король сделает с Халлакаром? - спросил я. Взгляд Лео метнулся к окну. - Это не наше дело, - сдержанно проговорил он и неожиданно со страстью добавил. - Бежать отсюда надо! Ты смотри, что с нами здесь делается! Мы здесь все с ума сойдем или поумираем. Бетти уже вовсю заливалась слезами. - Ну что ты ревешь? - рассердился Лео. - Я не могу! - прорыдала Бетти. - Мне так жалко всех, и Лили Еву, и Халлакара, и... и короля! - Короля-то чего? С ним все в порядке. А вот дуреху эту мне самому жалко, только тут уж ничем не поможешь. - Так все плохо? - тихо спросил я. Лео поднял три пальца. - Три дозы снотворного. - веско проговорил он. - Ты можешь представить, что происходит с человеком, которого не берут две дозы подряд? Я мог. Мне опять стало нехорошо. - Ладно. - Лео отстранил Бетти и принялся рукавом куртки вытирать ей слезы с лица. - Что я сказал? Кончай реветь. Я не могу с тобой еще возиться. У меня у самого нервы на пределе. Вот черт, дай салфетки Ларри. Получив в руки салфетку, Бетти немедленно уткнулась в нее носом. Конца слезам пока что не предвиделось. - Значит так, - сказал Лео, - Я сейчас свяжусь с Центром, и вас всех отправляю. Сам пока что останусь. Исчезли две наших женщины: Мэри Гросс и Сара Асташкова, надо их разыскать. До вечера из комнаты не выходите, только в комнату Бетти - собираться. На память ничего не отколупывать, слез не лить, по дворцу не бегать, к местным не приставать. Я предупрежу короля, все, кто захочет с вами проститься, сами к вам зайдут. Я уныло кивнул. Слух неприятно царапнуло словечко "местные". Я понимал, что таким образом Лео маскирует искреннюю печаль расставания, но мне все равно была неприятна его казенная небрежность. - Бедная Лили Ева... - прорыдала Бетти. - Она же не переживет... - Переживет. - нахмурился Лео. - Только отсюда ее надо вывозить, а то свихнется. Ничего, от этого не умирают. Поживет где-нибудь в Охотске или в Торонто, где там ей определят, поработает, успокоится и через год будет другим человеком. В конце концов, это все пойдет ей только на пользу. Лео ушел. Бетти из-за своей салфетки попросила, чтоб я оставил ее одну. Я поднялся и с тяжелым сердцем вышел в общую комнату. На краю стола сиротливо лежала моя старая камера, которой я так и не снял Минас-Тирит. Я машинально погладил ее кончиками пальцев, как будто она, а не я нуждалась в утешении. Известие о том, что Лили Ева находится в наших руках, в Центре восприняли с большой радостью. Нам предписывалось оставаться на месте и в ближайшее время ожидать обратной переброски. Она задерживалась из-за каких-то флюктуаций, но нас уверили, что это ненадолго. Завтра днем, если считать по времени Средиземья, мы будем дома. Тем вечером нас позвали в покои короля. Там были все: и Эльдарион, и принцессы, и Менельтар с Манозагаром. Взамен повседневного неброского платья на них были торжественные одеяния. Мягко переливались светлые шелка, свет ламп вспыхивал на золотом и серебряном шитье. У меня рука сама собой потянулась за камерой. Я понимал, что такого Средиземья во полном блеске могущества и славы мне не придется увидеть уже никогда. Но камеры при мне не было. Смирившись с мыслью, что фильма мне не снять, я убрал ее в рюкзак. Какими же наивными представлялись мне прежние планы поснимать сцены повседневной жизни Минас-Тирит, попытаться по возможности пробраться на тайное собрание Детей Цитадели, а потом запечатлеть на пленку их арест. Есть люди и события, в лицо которым нельзя направлять камеру. Во всяком случае, я за это не возьмусь. Когда мы появились, все с серьезными лицами поднялись с мест. Мы остановились в дверях. Даже Мышкин немного смутился и, по-моему, очень растрогался. - Пусть наше прощание не омрачает скорбь, даже в такое тяжкое время. - проговорил король. - Разлука с вами для нас всегда будет печальным воспоминанием, но в этой печали для нас есть радость обретения друзей. Мы надеемся, что и вы станете вспоминать о нас с любовью. - О! - прежде чем Мышкин по праву старшинства успел хотя бы открыть рот, Бетти шагнула вперед и, прижав руки к груди, пылко произнесла. - Ваше Величество, даже больше, чем вы думаете! Король улыбнулся. - Тогда проведем этот вечер так, как если бы нам не грозила близкая разлука. Мы все расселись: Бетти и Эльдарион по обе стороны от короля, рядом с ними Манозагар, а мне в компанию опять достались принцессы. На Сильмариэн, как помню, единственной, было платье из серого шелка без всяких украшений, печальное, как дождливый денек в разгар лета. - Так мы с вами и не поговорили. - грустно произнесла она, дружески беря меня за руку. - И вашим соплеменникам вы никогда не покажете эльфов. Я грустно кивнул. Мы прекрасно понимали друг друга. Время еще есть, но разве можно второпях взять интервью у эльфийской царевны? Да и кому это было бы нужно? - А мне так хотелось бы увидеть ваш мир, - прошептала Сильмариэн, - Вашу землю и ваши небеса. Они переглянулись с сестрой. - Огромные миры, летящие в небе! - с непередаваемым выражением произнесла Гилраэнь. - В этих словах есть нечто, посылающее сердцу смертельный удар. Должно быть, это счастье, что наши миры так далеко. - Я чувствую, что вы уже не вернетесь назад. - сказала Сильмариэн. - Ни вы, ни кто другой. Слишком различны наши дороги. - Подобная дверь приоткрывается лишь однажды. - вторила ей Гилраэнь. - хотела бы я знать, ради какой цели она была открыта. Это должна быть воистину величайшая цель. - В таком случае она не доступна человеческому уму. - попытался отшутиться я. - Завтра нас, наверное, уже не будет здесь, попробуй, догадайся тогда, ради чего мы вообще сюда явились. Но на старшую принцессу мой шутливый тон не произвел должного впечатления. Она слегка нахмурилась. На душе у меня опять заскребли кошки. Ничего не скажешь, наши дороги различны, и нам бы для счастья и спокойствия никогда не знать друг друга. Бетти и король тоже беседовали. Краем уха я уловил несколько слов и стал прислушиваться. - Государь, вы не помилуете Халлакара? - каким-то натянутым полуразвязным тоном произнесла Бетти. Король внимательно глянул на нее. - Вы просите за него? Бетти замялась. - Так да или нет? - Нет. - решилась Бетти. Я облегченно перевел дух. В кои это веки эта дуреха поступила правильно. Не нам вмешиваться в судьбу здешних людей. Предчувствие подсказывает, что это либо вредно, либо бесполезно. Третьего не дано. - Вы все решили заранее. - тихо произнесла Бетти. - Да, - очень мягко ответил король, - и, поверьте, значительно раньше, чем увидел Халлакара. У истинных потомков Нуменора нет друг от друга тайн. Он сам выбрал свою судьбу и ради ее осуществления пожертвовал бы жизнью, я не стану оскорблять его, возвращая ему проигрыш. Бетти покраснела и с усилием произнесла: - Вы все здесь очень странные люди. О каком проигрыше вы говорите? Должно же быть милосердие. То, что вы говорите, просто безжалостно. - Нет. Это не безжалостно, это только справедливо. Вам кажется, что я ищу оправданий себе, но, знай вы Халлакара так хорошо, как я, вы бы поняли, что ничего иного он и не ждет от меня. Мы, потомки погибшего Нуменора всегда честны, даже когда поступаем дурно, и желаем, чтоб с нами обошлись так же честно. Как равный с равным, как сильный с сильным. Бетти опустила голову и произнесла с непонятной интонацией. - У нас в мире никто не рискнул бы сказать то, что вы сказали. - А что я такого сказал? Бетти замолчала и в затруднении принялась накручивать на палец прядь волос. Она все же надумала что-то сказать, но, когда она уже открыла рот, король с неожиданной резкостью перебил ее. - Не думайте, что мне легко выносить смертный приговор. Это всегда тяжело и вдвойне сейчас. Мы с Халлакаром принадлежим к одному народу, который должен был исправлять зло в мире. Мне больно видеть, что вместо этого мы раз за разом впадаем во зло. Раз за разом падение, однажды совершенное нашими отцами, оживает в потомках. Бетти опустила голову и произнесла так тихо, что я не столько расслышал ее слова, сколько догадался об их значении: - Мне очень жаль Лили Еву. Король ничего не ответил. Мы засиделись до самого утра, и время пролетело, как один час. Понемногу разговор стал общим. Мы сдвинули кресла, и рассвет встретили одной компанией. Даже если мы никогда больше не встретимся, мне не забыть, какое сильное чувство привязанности и любви я испытал к этим людям. Я никогда не смогу думать о наших гондорцах, как о чужих. Наступление утра первым заметил Манозагар. - Значит, пора расставаться. - проговорил король. - Надеюсь, мы не очень утомили наших гостей? - Нет! - ответили мы. Нас проводили до дверей. На прощание мы обменялись рукопожатием, а Бетти так просто подошла к королю и прижалась лбом к его плечу. - Так. - зловеще проговорил Мышкин. - Чувствую, придется принимать дополнительные меры. Король с улыбкой положил руку на голову Бетти. - Беатрис очень приглашает меня в ваш мир. - Да! - с жаром подтвердила Бетти, оборачиваясь к Мышкину. - Совсем ненадолго, разве нельзя? - Я задушу своего сотрудника! - ясным голосом проговорил Лео. - О, отец, вот я бы ни за что не отказалась! - воскликнула Сильмариэн. - И я бы, наверное, не отказался, если бы мне было столько же, сколько тебе. - ответил Король. - Вам и поверить трудно, что теперь я не так любопытен, как в то время, когда мне было двадцать пять. - Беатрис, отойди от отца троих детей. - сдержанным тоном попросил Лео. Бетти сделала это, но не раньше, чем король сам отстранил ее, и все же, когда мы выходили из комнаты, на лице у нее была счастливая улыбка. Кажется, хоть здесь можно не тревожиться. Утром выяснилось, что отказал передатчик. Лео с проклятиями то вдавливал подушечки больших пальцев в платы чувствительных элементов, то поднимал заднюю панель и лез проверять начинку передатчика. Заряд в батареях был полным, но контрольный экран мерцал равномерно и пусто. Нигде чувствительные поля не меняли потенциал, указывая на присутствие сходных полей. Как будто нашего мира никогда и не существовало. Мы с Бетти молча смотрели, как Мышкин борется с передатчиком. - Чертова техника! - прорычал он, вскочил из-за стола и умчался к себе. Вернулся он, неся в руках запасной передатчик. Мы с Бетти переглянулись. Мне становилось все тревожней. Я протянул руку ко второму передатчику. - Дай-ка я попробую. - Ну, попробуй. Я наклонился над передатчиком, заранее полный недобрых предчувствий. Я даже не стал поднимать заднюю панель. Все и так было ясно. - И этот не работает. - сказал я. - Чудеса. - со значением произнесла Бетти. Лео бросил на нее один единственный взгляд, ни слова не говоря, сорвался с места и скрылся за дверью. - Рано Мышкин домой собрался. - коротко подытожила Бетти и пренебрежительно сдвинула в сторону оба передатчика. А я из какого-то внезапного упрямства еще раз безуспешно попытался установить связь. Еще несколько минут назад я страстно не желал расставаться со Средиземьем, но теперь отдал бы все, что угодно, лишь бы передатчик ожил. Слишком страшно было получить явное указание на то, что мы стали игрушкой одной из тех грозных сил, которыми полон этот мир. Мышкин вернулся в комнату бегом. За ним спешили Эльдарион и Манозагар. Принц подошел к столу и, ни о чем не спрашивая, положил руки на передатчик, сначала на один, потом на другой. - Нет. - серьезно проговорил он, несколько мгновений спустя. - никаких чар. Ни добрых, ни злых. - Так. - Мышкин ловко отстранил его и снова подсел к столу. Он поднял заднюю панель и погрузился в детальное изучение микросхем, потом поставил панель на место и, прикусив губы, изо всех сил вдавил подушечки больших пальцев в чувствительные элементы. - Работай же, скотина! - прорычал он, переходя на родной язык. - Вакуумная сборка, свинячья. Гарантии у них! Всех передушу! Бетти стояла у него за плечом. Лео вдруг бросил передатчик и вскочил. Бетти едва успела убраться с его дороги. - Ты куда? - Помолчи! Мне нужна лошадь. - Лео обратился к Манозагару. - Я еду за город. - Да. - сказал очень серьезный Манозагар. - Пошли. Лео вернулся, мрачный и спокойный, и сразу отправился к королю. О своей отлучке он ничего никому не сказал. Стало ясно, что мы остаемся в Средиземье. Я и не знал, радоваться или огорчаться. Страха я больше не испытывал, наоборот во мне крепла решимость. Я хотел знать, что за существо противостоит нам, и одолеть его. И еще, в глубине души я понимал: так или иначе, вне зависимости от моих личных желаний, нам не покинуть Средиземья, пока этого не произойдет Вечером мы снова собрались в покоях короля. Прежней радости не было и в помине, но и уныния мы не испытывали, и дурные предчувствия не беспокоили никого из нас, за исключением разве что короля. Он сидел, опустив голову. Между бровей залегла морщина, и обозначились две горькие складки возле губ. Мы все время от времени бросали на него настороженные взгляды, но никто не решался нарушить молчание. - Ну что ж. - со вздохом сказал наконец государь. - Этого следовало ожидать. Нас вынуждают принять вызов. Но больше меня беспокоит другое: как бы не оказалось, что, приняв вызов, мы приняли и роль, навязанную врагом. Не я ли говорил: не опасны ни Халлакар, ни Лили Ева, опасно то, что стоит за ними. Я не знаю, что это или кто это, но я чувствую, оно исполнено ненависти, по сравнению с которой ненависть Халлакара - всего лишь намек на нее. Мы по-прежнему молчали. Во мне снова зашевелился страх при мысли, что мы стали частью планов этой незнакомой силы. - Что нам предпринять, государь? - спросил Манозагар. - Не прикажете ли еще раз обыскать город? - Нет. - твердо ответил король. - Мы никого не найдем. Пока что будем делать то, что должны. Я говорил с людьми Халлакара. Они все мне рассказали. Это он убил Кальмакила и Орнендил. Послезавтра его ждет суд. - Стоит ли так рисковать? - вмешался Менельтар. - Пусть это произойдет завтра. Чем скорей... - Нет! - повысил голос король. - В этом я ни у кого не пойду на поводу! Я установил порядок правосудия и не стану менять его даже ради спасения престола, тем более - из страха перед неназываемой тварью. Кто-то осторожно коснулся моей руки. Это была Сильмариэн. Моя эльфийская подружка была очень бледна. - Господин Толкин написал еще что-то после "Властелина колец"? - на ухо прошептала она мне. Я не мог ответить, но тихий шепот Сильмариэн услышала Бетти. - Да. - с нажимом произнесла она. - Он написал еще кое-что: "Возрождение Тени". Сильмариэн побледнела и растерянно поглядела на отца. - Что поделать, девочка. - тихо проговорил король. - Ты принадлежишь к роду, которому вечно предстоит сражаться с тьмой. А это древо от начала веков выбрасывает новые ветви и приносит горькие плоды. Нам еще много предстоит страдать, но, кто сказал, что эта война проиграна нами изначально? - Ах, отец, но как же это?! - горестно воскликнула Сильмариэн. - Неужели все было напрасно: наша война, все подвиги, все жертвы?! Тьма снова тут, как будто и не уходила! - Я читал "Возрождение Тени". - неожиданно подал голос Лео. - Там всего пять страничек, что ли, и мысль мне ясна. Мы все выжидательно посмотрели на него. - Господин Толкин не очень верил в доброе начало в людях. - сказал наш капитан. - Он делил мир на героев, недоступных злу, и простых людей, злу обреченных. Соответственно, проходит время героев, наступает время черни. Вот и весь его вывод, а я бы с ним поспорил. Просто, Толкин работал преподавателем, а общение со студентами во время экзамена, как правило, не способствует формированию представлений о возвышенности человеческой природы. Сильмариэн улыбнулась сквозь слезы. Лео с шутовской улыбкой развел руками. - Вам нужно покинуть город. - распорядился король, обращаясь ко мне, Лео и Бетти. - Ваше присутствие играет какую-то роль в планах врага. Враг здесь, в Минас-Тирит. Вне городских стен вы будете в безопасности. И ты, Эльдарион, поедешь вместе с ними. Манозагар и принц дружно сорвались с мест. - Нет, отец! - воскликнул мальчик. - Я не уеду! - Государь! - отчаянно вторил ему Манозагар. - Это приказ! - с гневом повысил голос король. У меня и то душа ушла в пятки, а Эльдарион и Манозагар умолкли и опустили головы. - Сейчас ступайте отдыхать, а с рассветом вы должны быть уже в пути. Вы едете в Дол-Амрот. Манозагар, отправь гонца к князю Имрахилю. Манозагар, Менельтар и обе принцессы удалились. - Вы уверены, что это необходимо? - спросил Лео у короля. - Честно говоря, мне тоже не хочется уезжать из города. Мне не хочется покидать вас в трудную минуту. - Вы не покидаете меня. - покачал головой король. - Напротив, вы оказываете мне неоценимую услугу. Я чувствую, враг метит не в Халлакара, не в Лили Еву, не в меня. Его цель - мой сын. Мимолетная тень прошла по его лицу, и я вдруг понял, что король давно уже изнемогает от волнения и страха. - Меня? - удивленно воскликнул Эльдарион. Король положил руку ему на плечо. - С вами и с князем Имрахилем он будет в безопасности. - обратился он к Лео. Глаза Лео блеснули строгим блеском, тем, который, если присмотреться, никогда не исчезал в них. - Ну что ж. - весело проговорил наш капитан. - Раз так, едем в Дол-Амрот. Халлакар сидел за столом в своей камере и смотрел на тающий огонек масляного светильника. Масло подходило к концу. Можно было стукнуть в дверь и попросить новый светильник, но Халлакару не хотелось двигаться. С той самой минуты, как его привели в камеру и заперли за ним дверь, он чувствовал упадок сил и полную душевную опустошенность. Ему приносили еду, к которой он не прикасался, время от времени в камере появлялся страж и добавлял в светильник масла, а Халлакар все также неподвижно сидел на своем месте. Он не знал, сколько прошло времени, но полагал, что не очень много. Халлакар ждал, что через три дня его поведут на суд. Больше он ни о чем не думал. Он забыл даже про Херумора. Халлакар знал, что жизнь его подошла к концу, но предчувствие близкой смерти не огорчало и не пугало его. Он страстно желал одного, перед смертью еще раз говорить с королем Элессаром, так, как могут говорить друг с другом лишь два потомка нуменорских королей, и, может быть, получить от него прощение. Тогда Халлакар умер бы если не счастливым, то спокойным. - Халлакар! - от звуков тихого шепота, внезапно раздавшегося в его камере, у Халлакара волосы встали дыбом. - Ждешь смерти, Халлакар? - Когда ты оставишь меня в покое? - с тоской прошептал в ответ нуменорец. - Никогда! - хихикнул голос. - Напрасно ты размяк, взываешь к своему королю. Забыл наш уговор? А я не забыл. В мои планы пока не входит, чтоб ты умер. Я хочу, чтоб ты жил. Халлакар поднялся. По его жилам прошла волна черного пламени. Сильно закружилась голова, но головокружение вскоре прошло. Сознание было ясным, а мысли - точно молнии в черной пустоте. - Так лучше, Халлакар? - вкрадчиво промолвил Херумор. - Лучше ведь? Ах, Халлакар, если бы ты только меня слушался. Но ты ведь такой упрямец. Огонек масляного светильника погас. - Позови стража, - посоветовал голос, - Ты не хочешь сидеть в темноте. Халлакар, повинуясь, громко постучал в дверь. Страж заглянул в окошечко. - Что? - Принесите мне светильник. Страж удалился. Через минуту в замке загремел ключ. Дверь открылась, впустив стража и вместе с ним зыбкое пятно света. Халлакар взял светильник у него из рук, и в лицо остолбеневшему от неожиданности воину пропел короткое заклинание, возникшее, откуда ни возьмись, в его сознании. Страж, бездыханный, свалился у его ног. Халлакар, сжимая светильник в правой руке, метнулся к выходу. Второй стражник стоял возле самой двери. Он услышал шум падения и бросился было к двери, но Халлакар оказался проворнее. Вырвавшись в коридор, он подскочил к стражу и изо всех сил ударил его в висок тяжелым светильником. Часть масла выплеснулась и обожгла руку Халлакара, но тот даже не заметил этого. - Очень хорошо! - удовлетворенно сказал голос Херумора. Халлакар нагнулся, поставил светильник на пол и снял с пояса у стражника меч. - Теперь надо уходить. - сказал Херумор. - Но будь осторожен. Здесь полно стражи, и в городе все начеку. Халлакар накинул на плечи плащ стражника. Его не оставляло болезненное чувство, что Херумор говорит прямо у него в мозгу, как внутренний голос. Иногда он мог с точностью предугадать, что волшебник скажет в следующую секунду, но обдумывать эту странность не было времени. Халлакар стремительно и бесшумно двинулся прочь от камеры. Стояла ночь, и в тюремных коридорах было пусто. Никто не заметил беглеца, и вскоре он очутился рядом с наружной дверью. Здесь было светло. Дверь в коморке охранников была открыта нараспашку. Оттуда доносились громкие голоса и смех. Халлакар остановился и прижался к стене. Как назло голос Херумора умолк. Напрасно прождав несколько минут, Халлакар решился. Он обнажил меч и сделал шаг вперед. Он возник в проеме двери, как видение из потустороннего мира. Остолбеневшим воинам почудилась, будто его фигура головой достает потолок, а длинный меч испускает ужасный мертвенный свет. В следующее мгновение Халлакар ворвался в комнату. Рукоять меча стала обжигать его руку, но разжать пальцы Халлакар почему-то не мог и, чтоб спастись от боли, ему оставалось только орудовать им все быстрее. Ужасная сила переполняла его. Сейчас он мог бы приносить смерть одним прикосновением. Его меч сверкал по всей комнате. Двое воинов были убиты, не успев подняться. Трое остальных выхватили оружие и бросились к Халлакару, но их мечи ломались, едва коснувшись сияющего клинка. Один, потом и второй свалились с рассеченными черепами. Третьего Халлакар убил, пронзив ему грудь мечом. Он остановился, тяжело дыша. Меч выпал из его руки. Рукоять и лезвие дымились. В комнате пахло жженым. На мертвых тлела одежда, по полу, быстро собираясь в лужи, текла кровь. Халлакар посмотрел на свою руку и едва не взвыл от ужаса. Она вся была покрыта желтоватыми пузырями. - Проклятие! - простонал воин, поворачивая руку перед глазами. - Хорошо! - проговорил Херумор. - Молодец! Рука - ерунда. Она заживет. Надо уходить. Халлакар быстро нашел связку ключей на поясе у одного из стражников. Херумор подсказал, что к внешней двери подходит ключ с львиной головой. - Но будь осторожен. - еще раз предупредил он, когда Халлакар уже стоял на пороге, жадно вдыхая вольный воздух. - Я не хочу, чтоб тебя схватили на улице, или во дворце. - Не волнуйся. - под нос буркнул Халлакар, сделал шаг, и темнота поглотила его. Все это время Лили Ева крепко проспала. Три дозы сильнейшего снотворного сделали свое дело. В первый день в ее комнате время от времени появлялся Лео, прислушивался к дыханию спящей, считал пульс и, успокоенный, удалялся. На второй день он приходил всего несколько раз. День сменился вечером, вечер - ночью. Когда во дворце погасли все окна, кто-то принялся настойчиво будить Лили Еву. Ее омраченного искусственным сном сознания коснулся шепот: - Буди ее! Сильные руки подняли ее и усадили. Лили Ева услышала, как ее окликают по имени. Преодолевая сонное забытье, она открыла глаза и увидела Халлакара. В мгновенной вспышке ошеломления и радости сон отлетел. - Это вы! - воскликнула Лили Ева. - Да. - шепнул Халлакар. - Мне удалось бежать. Но мы должны спешить, от этого зависит моя жизнь. Поднимайтесь, госпожа. Лили Ева вскочила и только теперь увидела, что в комнате они не одни. Рядом с ее постелью стоял Херумор как всегда в плаще и опущенном на лицо капюшоне. Лили Ева вздрогнула и отвела глаза. - Ваши вещи здесь? - спросил Херумор. Лили Ева огляделась и увидела в углу свою сумку. - Да. - Возьмите все, что необходимо в дороге, и уходим. Не задавая лишних вопросов, Лили Ева присела над сумкой, достала аптечку и несколько упаковок пищевых концентратов и рассовала по карманам. В ее крови все еще было полно снотворного, и Лили Еву снова начал одолевать сон, но она ожесточенно гнала его. Женщина не знала, как они выберутся из дворца, потом из города, где найдут приют, но все эти вопросы совсем не занимали ее. В ней рождалось новое существо: чуждое порывам, зато обладающее неизбывной преданностью и упорством. - Я готова! - сказала она полминуты спустя. Херумор повел их куда-то. В темноте Халлакар взял Лили Еву за руку. Его ладонь и пальцы были выпачканы в чем-то липком. - Что это? - вполголоса прошептала женщина. - Ничего особенного. - буркнул Халлакар. На пороге Лили Ева споткнулась обо что-то мягкое. Она наклонилась и различила в темноте очертания неподвижного тела. Халлакар дернул ее за руку, заставляя ускорить шаги. Лили Ева поняла, в чем испачканы его руки. К горлу женщины подступила тошнота. Ей захотелось вырваться и убежать, но только на миг. Лили Ева закусила губу и изо всех сил заторопилась вслед за своим спутником. Херумор безошибочно ориентировался в переходах Цитадели. Он выбирал самые темные коридоры, поворачивал то направо, то налево. Несколько раз, предупредив своих спутников, что они должны быть особенно осторожны, он вел их через какие-то темные комнаты. Наконец они поднялись по лестнице и остановились перед дверью, на которой тускло поблескивала светлая чеканка. - Где мы? - вполголоса спросила Лили Ева, опасаясь, что Херумор заблудился. - У нас есть еще одно маленькое дело, госпожа. - безразлично молвил Херумор. - Оно не займет много времени. Дверь бесшумно распахнулась, и троица вошла в комнату. Посреди нее на столе стояла зажженная лампа. Два скрытых занавесями дверных проема вели в соседние помещения. - Нам сюда! - сказал Херумор, указывая на одну из дверей. Это была спальня. Сквозь большие сводчатые окна проникало достаточно света, и убранство комнаты можно было рассмотреть во всех подробностях. Стену справа украшал большой гобелен с изображением цветущего древа. Изголовьем к нему была придвинута кровать. Серебряные, поблескивающие шнуры удерживали легкий полог. Халлакар выпустил руку Лили Евы. Они с Херумором бесшумно двинулись к кровати. Лили Ева, полная смутного страха, следовала за ними. Мужчины остановились в шаге от кровати. Лили Ева выглянула из-за их спин и увидела спящего юношу. Его красота сияла и вдруг показалась женщине страшной, словно грозила чем-то. Лили Ева заставила себя отвести глаза. Юноша открыл глаза и быстро сел на постели, но еще раньше к нему метнулся Халлакар. Он схватил Эльдариона за руки и повалил обратно на подушку. - Молчите, принц! - вполголоса приказал он. - Вы в нашей власти. Вам никто не поможет. Если вы будете кричать, я убью вас. Эльдарион внимательно посмотрел в глаза Халлакара и проговорил: - Я не буду кричать. Пустите меня. Халлакар убрал руки. Когда-то, очень давно, когда он был совсем другим человеком, Халлакар часто воображал себе эту сцену, упиваясь предвкушением жестокости, которой насытит свою месть. Сейчас и горе, и месть, и любимый сын отдалились куда-то, сделались расплывчатыми тенями среди прочих теней. К этому лежащему на постели мальчику Халлакар не испытывал ни вражды, ни жалости. Он не знал, что делать дальше, да и оружия у него не было. Он поднялся и отступил на шаг. Эльдарион откинул одеяло и одним прыжком очутился на полу. Он переводил настороженный взгляд с одного своего врага на другого, а они почувствовали внезапный необъяснимый страх перед ним. Эльдарион взглянул на Херумора, и глаза его странно блеснули. Он протянул руку к капюшону Херумора. Волшебник с криком увернулся. - Держи его! - испуганно крикнул он Халлакару. Наваждение исчезло. Халлакар метнулся к Эльдариону и наотмашь ударил его по лицу. Мальчик покатился по полу, ударился о стену, но тут же со стоном поднялся. На одной его щеке отпечаталось грязное пятно. Он уже не казался ни красивым, ни страшным - просто испуганный, беспомощный мальчик. Халлакар почувствовал, как что-то твердое ткнулось ему в ладонь. Он опустил глаза. Херумор совал ему в руку нож с широким, острым лезвием. Халлакар шагнул к Эльдариону. Лили Ева вскрикнула, Херумор, подскочив к ней, зажал женщине рот. Она замерла, вся дрожа. Мальчик не пытался сопротивляться, или бежать. Его неподвижный взгляд был прикован к ножу в руке Халлакара. Неожиданно он поднял глаза и взглянул прямо в лицо своему убийце. Халлакар остановился как вкопанный. На миг ему почудилось, что перед ним его собственный сын. - Не медли! - злобно крикнул Херумор. - Что ты стоишь, как баран? Или твоя жизнь, или его! В твоих руках судьба Королей из-за Моря! Царственное древо даст только один росток! Сумей убить его, и я возведу тебя на престол, положенный тебе по праву рождения! - Ты не сделаешь этого! - звонко сказал Эльдарион, и в его голосе была сила, которой не было в голосе Херумора. - Мы принадлежим к одному роду, Халлакар, Тар-Дулгузагар, сын Халлатана, отец Белизира. Ты тоже потомок Берена и Лютиэнь из Дориата, а ее роду не угаснуть, пока стоит мир! Нож выпал из руки Халлакара. Прозрачная чернота улетучилась из его сознания. Он снова стал самим собой. Ненависть, скорбь, неутоленная жажда мести вернулись к нему. Будь Эльдарион на шаг ближе, Халлакар убил бы его с наслаждением. Чтоб не сделать этого шага, он так закусил губу, что зуб с хрустом вошел в мякоть, в рот потекла соленая кровь. - Беги. - сказал он и тут же крикнул. - Беги же! Эльдарион бросился к двери. Он был уже в соседней комнате, когда его схватили за руку холодные, цепкие пальцы. - К кому вы так быстро бежите, принц? - услышал Эльдарион срывающийся шепот, от которого у него перехватило дыхание и подкосились ноги. - Так мне за вами и не угнаться. Эльдарион обернулся. Херумор был без капюшона. Один его глаз закатился, второй полыхал безумным страхом. Всей тяжестью он прижал принца к стене. От одного его прикосновения страшная боль пронзала Эльдариона от макушки до ступней. От боли и страха он совсем потерял голову, а Херумор между тем разжал его пальцы и вложил в них нож, тот самый, который выпал из руки Халлакара. Обхватив пальцы принца своими, он заставил его замахнуться и направил удар. Лезвие сквозь плащ вошло в грудь чародея. Херумор завизжал. Тяжело дыша сквозь оскаленные зубы, он вырвал нож. С лезвия капала кровь. Теперь он стряхнул с рукояти пальцы мальчика. Рука Эльдариона безжизненно упала, голова свесилась на грудь. Если бы Херумор не прижимал его к стене, мальчик свалился бы на пол. Ножом, испачканным в своей крови, Херумор сильно ударил его в плечо. Эльдарион закричал. Голова его вздернулась, глаза дико выкатились. Херумор оставил нож в ране и отскочил. Эльдарион со стоном наклонился вперед, чудом удерживаясь на ногах. Из-за спины Херумора к нему метнулся Халлакар, но Эльдарион, собрав последние силы, прошептал: - Не подходи ко мне! - Скорей! - Херумор дернул Халлакара за плащ. - Бежим! Лицо его побелело, глаза были безумны. Халлакар повернулся и, схватив за руку еле живую от ужаса Лили Еву, ринулся к двери. Херумор, все время опасливо оглядываясь, следовал за ними по пятам. Едва они исчезли, Эльдарион, лишившись чувств, свалился на пол. Были тому причиной чары Халлакара или простое везение, но они беспрепятственно покинули город. Никто не гнался за ними. Беглецам удалось миновать ворота, когда их уже готовились закрывать. Херумор все время поторапливал своих спутников. На одной из ферм они купили трех коней и сбрую у донельзя удивленных хозяев и верхом устремились по дороге к Осгилиату. Халлакар и Лили Ева не задавали вопросов, догадываясь, куда направляется Херумор. Даже во тьме они чувствовали перед собой присутствие могучего каменистого хребта. Он лежал под ночной тенью, такой же неприступный и угрюмый, как лежал под скоротечной тенью Саурона, как лежал бы под вековечной тенью его победы. Беглецы переправились через Андуин по мостам Осгилиата, еще раз сменили лошадей, попросту угнав из с пастбища, и устремились по древней дороге все дальше и дальше - на восток. Чем дальше позади оставался Минас-Тирит, тем веселей делался Херумор. Он ехал впереди маленькой кавалькады. Первое время он то и дело настороженно оглядывался, потом успокоился, бросил поводья на шею своей лошади и запел. Халлакар удивленно вскинул голову. Херумор ехал, подбоченившись, и пел глухим низким голосом какую-то дикую песню без начала и конца. Халлакар плохо понимал ее, потому что Херумор то и дело переходил на странный язык, не похожий ни на одно наречие Средиземья. Когда же он пел на всеобщем языке, речь шла о его мудрости, о силе, о величии, которого он намеревается достичь. Херумор именовал себя Изначальным. Халлакар поморщился. Он очень плохо себя чувствовал. Страшно разболелась обожженная рука. Все пузыри на ней полопались, кожа висела клочьями, обнажившееся мясо было багровым. Кисть распухла, и опухоль распространялась все выше. Халлакар держал руку под плащом, и ему мерещилось, что она там все растет и растет, а вместе с ней растут боль и жар. А тут еще голос Херумора мучительно вкручивается в мозг. Халлакар начал терять сознание. Лили Ева, пристально наблюдавшая за ним последние полчаса, вполголоса спросила: - Что с вами? Вам нехорошо? - Да. - с усилием ответил Халлакар, выпрямляясь в седле. Перед глазами порхали багровые бабочки, то и дело вспыхивая режущим светом, от боли и слабости к горлу подступала тошнота. Лили Ева достала аптечку и извлекла оттуда ампулу. - От этого вам станет лучше. - сказала она и, прежде чем Халлакар успел помешать ей, взяла его за правую руку. Халлакар вскрикнул, и Лили Ева тоже вскрикнула: - Боже мой! Что с вашей рукой? - Ничего. - сквозь зубы прошипел Халлакар, пытаясь снова прикрыть руку плащом, но Лили Ева не дала ему сделать этого. - Нам надо остановиться. Надо перевязать! - крикнула она. Херумор обернулся и недовольно буркнул: - Вот еще, глупости. Мы должны спешить, рука подождет. - Нет, не подождет! - Лили Ева уже остановила свою лошадь и схватила за повод коня Халлакара. Халлакар тяжело сполз на траву у обочины дороги и лег, уткнувшись лицом в сгиб локтя. Не сдержавшись, он глухо застонал. Лили Ева мигом очутилась рядом с ним. Херумор повернул коня, подъехал и тоже спрыгнул на землю. - Ну, что еще? - пробурчал он, наклоняясь над Халлакаром. - Уйдите! - замахнулась на него Лили Ева. - Вот еще. Здесь я понимаю побольше вашего, людишки. Он небрежно схватил руку Халлакара и повернул перед глазами. Халлакар застонал сквозь зубы. - Тише! - яростно крикнула Лили Ева, но Херумор не обратил на нее ни малейшего внимания. Свободной рукой чародей наскреб пригоршню грязи с дороги и, основательно поплевав в нее, принялся деловито обмазывать раны на руке Халлакара. Лили Ева смотрела на него с ужасом и брезгливостью, но мешать не осмеливалась. Халлакар принимал это дикое лечение без единого звука. Через несколько минут он открыл глаза. Взгляд его прояснился. Херумор тотчас отбросил руку Халлакара, точно ненужную вещь. - Получайте назад вашего горячо возлюбленного. - буркнул он Лили Еве. - А теперь на коней и в путь! К вечеру мы должны быть уже на перевале! Мы спали всего часа четыре и на ногах были задолго до рассвета. Умыться и уложить вещи заняло совсем немного времени. Слуги уже принесли завтрак. Мы сели к столу, ожидая Эльдариона. Дверь открылась. - Ну, наконец-то... - начал Мышкин и осекся. В дверях стоял Манозагар. Ничего трагического не было в выражении его лица, но у меня на теле каждый волосок поднялся дыбом от предчувствия огромной беды. - Лео, - сказал Манозагар, - Пойдем скорей, Эльдарион ранен. Халлакар бежал и Лили Ева тоже. Мы вскочили. Бетти метнулась было к себе за аптечкой, но Лео остановил ее и рванул за собственной. Потом мы изо всех сил торопились по переходам дворца. Манозагар предупредил, что бежать не следует. - Ничего особенного пока не случилось. - сказал он, но таким голосом, что мы еще наддали скорости. В покоях принца уже был король, обе принцессы и еще какой-то старичок. Все окна в комнате были распахнуты настежь, и, как мне показалось, из открытого окна ветерок приносил какой-то необычайно свежий, приятный запах. Однако я вскоре обнаружил, что запах исходит не от окна, а от миски, наполненной горячей водой. Она стояла на столике возле кровати. Эльдарион лежал навзничь с закрытыми глазами. Он был без сознания. Король поднялся нам навстречу. На него страшно было смотреть. Сейчас как никогда прежде было видно, как долга жизнь и как огромны душевные силы этого невероятного человека. - Ацелас оказался бездейственным. - сдержанно проговорил король. - Может быть, у вас что-то получится? Он отошел и, отвернувшись, встал к открытому окну. Лео довольно бесцеремонно отстранил старичка, сел на краешек постели Эльдариона и откинул одеяло. Тело мальчика было совсем бескровным. На плече лежала чистая тряпочка. Лео приподнял ее, и мы увидели рану, небольшую, но на вид очень глубокую. Кожа вокруг нее странно сморщилась и была нездорового ярко розового цвета. Лео уверенным, как у опытного врача, движением приложил одну руку ко лбу Эльдариона, другой прижал к его запястью диагностор. По экранчику поползли столбцы цифр и значков, но на них Лео не смотрел, ожидая окончательного диагноза. - Чем его ранили? - спросил Лео. - На первый взгляд большая потеря крови, и рана выглядит скверно. Возможно, яд. - Вот оружие, которым ранили принца. - старичок, ничуть не обиженный обращением Лео, кивнул на столик возле кровати. Там на куске полотна лежал нож с черной рукояткой. При одном взгляде на него мне стало не по себе. Если у каждой вещи есть своя судьба и предназначение, то этот нож обладал судьбой убийцы. - Лезвие чистое, господин. - проговорил старичок. - Яда на нем нет. Может быть, чары... Но кто в наше время умеет творить подобные чары? Диагностор пронзительным писком оповестил о готовности. Лео впился взглядом в экран. - Странно. - проговорил он. - Большая потеря крови, но это и так видно, и еще... В его крови что-то есть, но диагностор не может распознать, что. Лео умолк, внимательно просматривая столбцы значков. - Антитела с чем-то борются. Но с чем? - пробормотал он. А между тем его пальцы, действуя как бы сами по себе, торопливо подбирали в аптечке нужный препарат. Выбрав ампулу, Лео приложил ее к руке принца. Цвет оболочки ампулы понемногу бледнел. Лекарство поступало в кровь. Мы все в молчании следили за Лео. Общая беда нависла над нами: и теми, кто был к ней причастен и теми, кто, казалось, мог лишь взирать на нее. Эльдарион шевельнулся и открыл глаза. Сильмариэн разрыдалась и бросилась на шею сестре. - Тише! - сердито прошептала та. Младшая принцесса затихла. Король стремительно подошел к постели и склонился над сыном. - Эльдарион! - тихо позвал он. Глаза мальчика прояснились. - Отец. - чуть слышно проговорил он. - Яд в моей крови... Это Херумор. Он бежит на восток. Вам надо торопиться... Судьба... Глаза его закрылись так быстро, словно чья-то рука торопливо опустила занавеси в доме, где готовится что-то страшное. - Эльдарион! - крикнул король. Мальчик снова был без сознания. Король выпрямился и отступил от его постели. - Королева уже на пути в Минас-Тирит. - произнесла Гилраэнь. - Отец, не медли! - Коней! - приказал Арагорн. - Открыть ворота! Его голос молнией пронзил нас. Манозагар бросился к окну и что-то прокричал вниз. Вслед за королем мы выбежали во двор с Белым Древом, в миг пересекли его и оказались за воротами Цитадели. Там нас уже ожидали три верховые лошади. У меня не было никаких вопросов и сомнений. Последний раз я ездил верхом в интернате, но я знал, что если будет нужно, я выдержу любую скачку. Король первым вскочил в седло и с места бросил коня полным махом. Лео последовал за ним. Я помедлил всего мгновение. Вслед за нами из Цитадели выскочили Манозагар, Бетти, Сильмариэн и Гилраэнь. Рядом с ними стояли двое стражей и конюхи. Никто ничего не сказал, не пожелал, не махнул вслед, они просто смотрели, и в их взглядах были все напутствия, все пожелания, все отчаянные просьбы не медлить. Моя лошадь пригнула голову и, не дожидаясь понуканий, сама поскакала вслед за конями Арагорна и Лео. Мы неслись вниз по улицам, погруженным в предрассветную тень, а перед нами летел крик (или это продолжал звучать у меня в ушах громовой голос государя?): - Открыть ворота! Промчавшись, как вихрь, вниз от Цитадели, мы миновали первые ворота, затем вторые, третьи... последние ворота не успели открыть полностью. Конь Арагорна проскочил в щель между приоткрывающимися створками, наши кони последовали за ним. Ворота Минас-Тирит смотрят на восток, и первое, что я увидел, оказавшись за городской стеной, - Горы Тени. Исполинский хребет, с такого расстояния совсем не устрашающий, припал к земле, как несметная темная рать. Она стояла на восточных рубежах, все еще угрожая белому Городу Королей. Но тут над Горами Тени взошло солнце. Без рассветного румянца, без первых лучей, с небес сошел золотой поток и ослепил нас. Свет становился все ярче, разливался все шире. В его сиянии исчез мрачный хребет. Позади нас с городских стен, приглушенная расстоянием, запела труба, ей ответила вторая, третья. Как будто войско приветствовало друзей, в последний черный час пришедших на помощь. И я был счастлив спешить изо всех сил. Я знал, куда мы так отчаянно торопимся. Нас ждет сражение. Пусть не великая битва Белерианда или Войны Кольца, но это одно из сражений, о которых говорил государь. Мечи отточены, и правда на нашей стороне. В этом сражении я должен буду принять участие и, возможно, погибну, но даже если мне суждена верная смерть, никому и никогда я не уступил бы своего права лететь навстречу восходящему солнцу на бой со злом. Не успели мы отъехать и на километр, как позади раздался бешеный топот копыт. Оглянувшись, я увидел всадника, изо всех сил погоняющего коня, и с удивлением узнал Манозагара. Его лошадь обогнала мою и поравнялась с лошадью короля. Ветер донес до меня гневный окрик: - ...Немедленно возвращайся!!... Манозагар помотал головой. - Здесь я нужней! - услышал я - .... и Эльдариону! Король в гневе пришпорил коня. Тот опустил голову, с силой ударил копытами в землю и в мгновение ока унес всадника далеко вперед от нашей кавалькады. Через полчаса мы были в Осгилиате. От наших бедных лошадей валил пар. Они еле переставляли ноги, но, спотыкаясь, низко опустив головы, из последних сил внесли нас за городские ворота. Стражники у ворот узнали государя и бросились исполнять его приказы. Ни они, ни их предшественники, несшие караул ночью, не видели трех странного вида путешественников: двух мужчин и женщину. Убедившись, что расспросы бесполезны, мы оставили наших лошадей у ворот и пешком отправились к палатам наместника. - Передай, пусть приготовит самых лучших коней, - приказал король одному из стражей, - мы спешим. Воин побежал вперед, передавать приказание государя. Когда мы подошли к палатам, свежие кони уже ждали нас, нетерпеливо переступая ногами и вырывая поводья из рук конюхов. Мне представился лишний случай оценить людей Средиземья. Я ожидал, что простое человеческое любопытство выгонит наместника из дворца, чтоб хоть парой слов перекинуться с королем, но ни его самого, ни кого-либо из его окружения не было. Мы снова вскочили в седла и погнали лошадей из города. Путь, проделанный нами в тот день, лучше не вспоминать. Мне стоило чудовищных усилий удерживаться верхом, и все же я только по счастливой случайности не вывалился из седла. Каждый шаг моей лошади ноющей болью отдавался в спине, но сильней всего досталось ногам. Болели даже те мышцы, о существовании которых я не подозревал. К счастью, необходимость беречь силы наших лошадей, поскольку сменить их к востоку от Осгилиата было негде, вынуждала нас двигаться по большей части шагом. Король по-прежнему возглавлял наш маленький отряд. Он совсем не правил своим конем, даже поводья бросил ему на шею, но тот, чувствуя, как отчаянно спешит всадник, все силы отдавал дороге: где шел рысью, где быстрым шагом, а при мало-мальском уклоне поднимался в легкий галоп, подавая пример своим товарищам. Часа через четыре король отдал приказ остановиться. Силы, наши и лошадей, были на исходе. Мы находились уже совсем недалеко от Перекрестка и Минас-Моргула, где намеревались пройти через перевал и вступить в Мордор. Всем нам было ясно, что только туда может бежать наш общий враг. Мы безо всякого удовольствия поели немного сушеного мяса и лепешек, которые обнаружили в седельных сумках. Помимо них к седлам были приторочены мечи. Лео внимательно осмотрел свой, примерил и подогнал перевязь. Я последовал его примеру, понимая, что, во-первых, оружие скоро пригодится, а во-вторых, что я все равно не умею с ним обращаться. Потом мы легли отдохнуть. Лео сразу же захрапел, а я от усталости никак не мог заснуть, поэтому слышал все, что произошло между королем и Манозагаром. Они отошли подальше и говорили вполголоса, но тон разговора был такой, что я, хотя и мучаясь чувством вины, невольно навострил уши. - Разве я не приказал тебе возвращаться? - тихо спросил король. - Как ты смел не послушаться? - Государь, - твердо ответил Манозагар, - Вы поручили это дело мне, позвольте же мне довести его до конца. Я должен схватить Халлакара. Приказывайте мне что угодно, но он мой смертельный враг. Я должен отомстить ему. - Эльдарион уже отомщен, Манозагар, неужели ты не понимаешь этого? Мы не против Детей Цитадели сейчас выступаем. - проговорил Арагорн. - Я приказывал тебе, теперь прошу, возвращайся в Минас-Тирит. Я осторожно повернул голову, чтоб лучше видеть, и тут же с удвоенным стыдом отвернулся. Манозагар стоял перед королем, низко склонив голову, но в самой его почтительной позе было упрямство. - Хорошо. - сухо сказал король. - Делай, как решил. Но капитан, для которого мой приказ ничто, мне не нужен. Теперь я вижу, что ты слишком молод, чтоб носить это звание. Я слагаю его с тебя. Когда мы вернемся в Минас-Тирит, ты отправишься в Аннуминас, под начало к Хальбараду. И знай, что по твоей милости у меня теперь одной заботой больше. Король поднял нас примерно через час. Мне пришлось принять транквилизатор, чтоб заставить шевелиться одеревеневшее тело. Лео тоже приложил к запястью ампулу. - Ваше Величество... - начал он. Король, не дав ему договорить, молча покачал головой. По его лицу не было заметно ни усталости, ни вообще каких-нибудь чувств, только в глазах временами поблескивало что-то, словно дальние грозные зарницы. Лекарство подействовало очень скоро. Пропала вялость, растаяла ноющая боль во всем теле. Я смог распрямить плечи и даже стал с интересом оглядываться по сторонам. Древняя дорога вела к северу, вдоль внешнего края Хмурых Гор. Она была пустынна. Спустя много лет после Войны Кольца люди все еще не решались селиться поблизости от Черной Страны. Лео пришпорил свою лошадь и догнал короля. - Вы уверены, что они отправились именно в Мордор? - спросил он. - Здесь не произносите этого имени. Да. Все злые силы берут там свое начало или черпают силы. Мы преследуем не человека, мы преследуем могущественную древнюю тварь. И, если я все же ошибаюсь, и ее дом не на востоке, это будет стоить жизни моему сыну. - Там, там он. - процедил Лео. - Это ведь ближайшая дорога? - Да. Король смотрел вперед. Дорога вошла в лес и через несколько десятков метров уже скрылась в тени огромных деревьев, но король смотрел так, словно видел кого-то очень далеко впереди и не хотел ни на миг спускать с него глаз. - Мы должны любой ценой остановить чернокнижника, но опять, как и в прошлой войне, не от нас зависит победа. - горько проговорил он. Лео вопросительно глянул на него, но король больше ничего не сказал. Минас-Моргула беглецы достигли незадолго до полудня. Древняя цитадель была разрушена, но чудовищные руины, безжизненные и немые, пугали больше, чем сама цитадель во времена своего могущества. Луга предсмертников исчезли, но в воздухе еще витало смутное воспоминание об их аромате, и Лили Ева в невольном страхе поднесла ладонь ко лбу. И она, и Халлакар невольно поежились, когда Херумор беспечно направил своего коня через мост, на котором валялись обломки разбитых изваяний, но они послушно следовали за своим проводником. Тень крепости упала на них могильной сенью. Створки ворот были сорваны и валялись на земле. Черный проем зиял слепо и страшно. Спутникам Херумора одновременно пришла в голову одна и та же мысль: что бы ни случилось дальше, даже, если они уцелеют, в мир живых уже не будет возврата. Конь Херумора начал храпеть, пошел боком и остановился. Дальше животных нельзя было заставить идти. Они чуяли древнее зло и в отличие от неосмотрительно самоуверенных людей не хотели преодолеть свой страх перед ним. - Лошадей придется бросить. - сказал Херумор своим спутникам. - не беда. В Мордоре они нам уже не понадобятся. Они спешились. Лошади тут же галопом умчались прочь. Лили Ева бросила один единственный тоскливый взгляд им вслед. Херумор повел их к проему ворот. Чем ближе они подходили, тем усиливалось сходство разрушенной цитадели с головой одноглазого монстра. Вот он в обманчивой неподвижности раскрыл свою пасть. Попробуй, войди, и каменные челюсти сокрушат твое тело, а дух попадет в сам ад - бессонную душу этого гибельного места. Но, шаг, еще шаг, вот они уже в воротах, и ничего не произошло. Крепость пропустила их и равнодушно опустила над ними покров тьмы, также как опускала над многими и многими. Внутри крепости воздух был спертый и какой-то неживой. Дыхание путников участилось, но от этого стало только хуже. Каждый вдох приходилось силой проталкивать в легкие, но и там воздух нисколько не насыщал кровь кислородом, а лишь болезненно распирал грудь. У Халлакара и Лили Евы разболелась голова, и странно померкло зрение. Они старались держаться рядом с Херумором, опасаясь потерять его из виду и заблудиться среди руин. А чародей прекрасно ориентировался в крепости. Вслед за ним они прошли несколькими бесконечно длинными коридорами, спустились по лестницам. Дневной свет проникал через многочисленные проломы в стенах, но здесь он не радовал, а вызывал отвращение и страх. Солнце иного, чуждого смертным мира заглядывало в Минас-Моргул. Повсюду виднелись следы большого пожара. Некогда здесь горели даже камни, на них остались следы копоти. В некоторых местах каменная кладка пошла пузырями и поплыла от чудовищного жара. Лили Ева ожидала, что им попадутся многочисленные скелеты орков, но ни одного скелета не было, зато пол под ногами покрывал толстый слой пепла. Он клубами вздымался вверх при каждом шаге путников, попадал в нос и горло. Лили Ева и Халлакар закрыли лица краями плащей, но даже сквозь ткань чувствовали удушливый смрад пепелища. Миновав последний зал, потолок которого подпирало множество почерневших до самого верха колонн, они пробрались через проем в стене и остановились. В лицо путникам повеял горький ветер, но после Минас-Моргула это был живительный аромат. Лили Ева и Халлакар, отбросив с лиц плащи, вдыхали его полной грудью. Перед ними, поднимаясь к перевалу, лежала древняя дорога. Правее она уходила под арку ворот, но самих ворот уже не было, их погребла огромная куча щебня и битых камней, все, что осталось от рухнувшей башни. Лили Ева и Халлакар были измотаны, но Херумор не позволил им остановиться. - Вперед! Вперед! - торопил он своих спутников. - Пока мы не в Мордоре, мы не в безопасности. Еще до наступления темноты они поднялись к перевалу и в сумерках начали спуск по дороге, пролегающей уже по землям Мордора. Одним Лили Еве и Халлакару ни за что не удалось бы проделать такой путь, но, когда собственные силы покинули их, в жилы беглецам влилась чужая, неумолимая воля, побуждая их измученные тела тащиться дальше и дальше. В полночь Херумор великодушно объявил привал. Не было топлива для костра, зато Халлакар обнаружил неподалеку лужу с застоявшейся, но еще пригодной для питья водой. Они поели. Херумор отказался от еды и, позевывая, кутался в плащ. Лица он теперь не прятал. Оба его глаза равнодушно взирали на безрадостный мир. Плато Горгорот, засыпанное пеплом и прахом, изборожденное трещинами и провалами, лежало, безжизненное до самого горизонта. - Зачем тебе понадобился Мордор? - спросил Халлакар. После того, как они покинули опочивальню Эльдариона, Халлакар снова стал самим собой, но от его былой гордости не осталось и следа, хотя воля в эти последние дни стала тверже железа. Если бы его сейчас увидел Ларри Кингсом, то сказал бы, что Халлакар больше походит на великого государя, чем сам король Элессар. Херумор посмотрел на воина и хмыкнул. - А зачем тебе понадобился Эльдарион? - в тон ему ответил он. - У тебя свои дела, у меня тоже есть кое-какие старые делишки. Я хочу, чтоб то, что должно произойти, произошло именно здесь. Он замолчал и уставился вдаль, на далекий черный конус потухшего Ородруина. - Они меня никогда не понимали, всегда пренебрегали мной, - тихо, проникновенно заговорил он, ни к кому не обращаясь. - И Жестокий и тот, Первый. Но Первый знал, какова моя сила. Он говорил Жестокому: вот, взгляни, кто придет после того, как покончат со мной и с тобой, и мне жаль людей, которым уготовано жить в его эпоху. Жестокий никогда его не слушал. Он не очень-то любил Первого. В особенности, после того, как выучился от него всему, чему хотел. Он всегда считал себя умнее всех. Надо мной он смеялся. А кто надо мной не смеялся? Балроги хлестали меня бичами, волки рычали мне вслед. И все же прав был Первый. Где он сам? Где Ужасный - обезьяна Могучего? А я, вот. - Херумор горделиво выпрямился. - Я пришел! И завтра я сяду на трон мира. Он обернулся к Халлакару и шутливо подмигнул ему: - Можешь радоваться. Завтра король Элессар будет стоять передо мной на коленях. Жизнь его сына в моих руках, и он это знает. А я так и быть, по старой дружбе уступлю тебе разговаривать с ним. Можешь ставить ему любые условия. Можешь приказать, чтоб он отдал тебе корону или своими руками разрушил Минас-Тирит, или и то, и другое. - Завтра король Элессар убьет тебя, древний червь. - спокойно проговорил Халлакар, но Херумора так и подбросило, как от тычка раскаленным прутом. Он подскочил к Лили Еве и Халлакару и остановился, уперев руки в бока. В его тщедушной фигурке была такая злоба и такая неимоверная страшная сила, что женщина отшатнулась, а Халлакар продолжал невозмутимо сидеть на своем месте. Некоторое время Херумор переводил пылающий ненавистью взгляд с мужчины на женщину. - Ты его очень сильно любишь. - проговорил он, тыкая пальцем в Лили Еву. - Мечтаешь подарить ему сына взамен того, мертвого. А он тебя не любит, нет, ты для него меньше, чем его тень. Он и сына своего не любит. Знаешь, кого он любит? Он любит только короля. Мечтает умереть от его руки. Херумор вытянулся и погрозил бесстрастному Халлакару кулачком. - Это ты умрешь! Ты! А я буду жить! Этот мир принадлежит мне. Вы сами отдадите его мне, жалкие, ничтожные рабы собственных страстей. Всюду, где только не расцветет мудрость, не заблестит доблесть или благородство, им будет сопутствовать порок. Худая молва будет следовать по пятам за героем. Люди разучатся отличать добро от зла. Они прогонят королей и призовут воров. И тогда приду я - Херумор Благожелательный, Херумор Миротворец, Херумор - Друг Людей. Все захотят, чтоб я рассудил их, чтоб утешил их страдания, и я буду судить, буду утешать. Мое правление будет вечным! Херумор раскинул руки. В складках его плаща таилась извечная тьма, и она начала сгущаться вытекать наружу и растекаться по земле. - Болтай, что хочешь, - равнодушно молвил Халлакар, - А конец твой близок, хотя и мой тоже, к слову сказать. Херумор зарычал по-собачьи. Пальцы его маленьких рук шевелились, словно раздирали что-то, но он не мог или не осмеливался ни на шаг приблизиться к Халлакару. Круто развернувшись, он отскочил, бросился прочь и скрылся в темноте. К полудню мы достигли Перекрестка с изваянием древнего короля. - Что это? - спросил Манозагар, приподнимаясь на стременах. - Лошади, как будто? В самом деле, вокруг изваяния бродили, пощипывая траву, три взнузданные лошади. На двух седел уже не было, на третьей еще держалось, но съехало ей под брюхо. - Это их лошади. - сказал Манозагар. - Да. - кивнул король. - Боюсь, они уже в Мордоре. Времени совсем мало. Давайте-ка возьмем этих лошадей с собой. Лео и Манозагар, спешившись, легко поймали их, поправили уцелевшее седло. Теперь у нас были запасные лошади, и мы продолжили путь. Теперь мы могли ехать быстрей, чему мои ноги не обрадовались. Местность все время поднималась. Хмурые горы вздымались все выше. Заходящее солнце золотило их склоны. Сейчас, когда развеялся мрак, некогда окутывавший их, они выглядели почти красиво, но вот дорога обогнула скальный выступ. Я посмотрел вперед и вздрогнул. У меня с собой была маленькая камера, но в продолжение всего пути мне и в голову не приходило включать ее. Сейчас я сделал это. Мертвая крепость Минас-Моргул вступила в новую смерть. Уродливые руины со следами копоти высились под ясным небом, бесконечно чуждые красоте мира. Но они были живы, как любой неупокоенный мертвец. Они ждали власти, которая заново возведет эти стены, и могли ждать вечно. Я оглядывал их в видоискатель и думал, что, вопреки уверениям философов и оптимистов, зло существует взаправду и, если сокрыто, то лишь потому, что ждет своего часа. Наши лошади отказывались идти дальше. Лео чертыхался, безуспешно пытаясь пришпорить своего коня. - Не надо. - остановил его король. - Так вы ничего не добьетесь. Они боятся этих стен и дальше не пойдут. Нам придется оставить их здесь. Мы спешились. Лео разочарованно похлопал своего коня по шее. - Иди домой. - сказал он, и лошадь, как будто поняла его слова, развернулась и побежала прочь, за ней последовали остальные. Король повел нас к проему ворот. Камеру я выключил. Мне стало не по себе. Дома с привидениями хороши, когда читаешь про них в интересной книжке, но как же страшно забраться в такой дом, в такую крепость, где, наверное, можно заблудиться в каменных кишках, в отчаянии и тоске бродить там до самой смерти, умереть и самому стать призраком, пополнив ее жуткий гарнизон. Я крепко помотал головой, разгоняя предательские мысли. Король и Манозагар как ни в чем не бывало едут впереди. Мышкин тоже паники не выказывает, один я что ли такой трус? Я вспомнил девиз, который нам вбивали в головы с самых ранних лет: "Рожденный на Марсе струсить не может". Почему? Очень даже может. В нашем деле главное что? Вида не подавать. - Как я понимаю, надо придерживаться направления на восток? - проговорил Лео. Король, помедлив, кивнул. - Да, там должны быть внутренние ворота. Лео взглянул на запястье правой руки. Я понял, что ему понадобился компас. - Пойдем на восток. - проговорил он. - Тогда, нам туда. Путь по внутренним переходам цитадели был тягостным. Кое-где стены обрушились, мы не могли перебраться через каменные завалы, приходилось искать обходные пути. Мы перепачкались в пепле и копоти (и того, и другого было в избытке) и смертельно устали. А между тем темнело. - Не останавливаться! - требовал король. - До темноты мы должны выбраться отсюда! И мы выбрались. Задыхающиеся, полуживые мы вышли из пролома во внутренней стене. Здесь разрушения были гораздо сильней. Местами от стен не осталось ничего, кроме каменного крошева вперемешку с более крупными глыбами. Перед нами лежала дорога на перевал. Король обернулся к нам. - Я знаю, что вы устали, - сказал он, - Но мы сможем отдохнуть не раньше, чем Минас-Моргул скроется из виду. Как ни странно, дальнейший путь дался очень легко. С перевала все время дул свежий ветер. Высоко в небе он разогнал тучи, и над Мордором зажглись бесчисленные звезды. От усталости я начал дремать на ходу с открытыми глазами. Звезды кружились перед моими глазами, а внизу их сторожили острые клыки скал. - Будет ли когда-нибудь живой эта страна? - вполголоса проговорил кто-то впереди. - Нет. - ответил король. Я был согласен с ним. В черных пиках гор, вздымавшихся и слева и справа над нашими головами, чудилась до времени уснувшая, но не утратившая злобной власти мощь. Над ними витали древние проклятия, и даже я, человек иного мира, понимал, что еще очень-очень долго ни солнечный свет, ни дождь, ни западный ветер не смогут уничтожить их. На перевале дул сильный ветер, но нам посчастливилось обнаружить небольшую пещерку, скорее расщелину в скале, где хватило места всем. Лео зажег фонарик, и они с Арагорном тщательно осмотрели расщелину, прежде чем позволить нам расположиться на ночь. - Ну вот, - сказал король, - Сейчас мы отдохнем. Я и так сильно рискнул, заставив вас войти в Минас-моргул на закате, а уж вступить на земли Мордора ночью - просто безумие. Как мы не спешим, но дальше отправимся только на рассвете. Херумор так и не вернулся. Утро Халлакар и Лили Ева встретили вдвоем. Женщина заставила Халлакара проглотить таблетку пищевого концентрата и бережно приложила к его руке ампулу транквилизатора. Халлакар молчаливо и безучастно предоставил ей заботиться о себе. - Что мы теперь будем делать? - спросила Лили Ева, когда было покончено с завтраком - он не занял и минуты. Халлакар опустил голову. - Если Херумор привел нас сюда, значит, мы ему нужны. В таком случае неважно, что делать. Он привалился спиной к камню и закрыл глаза. - Я чувствую, что нужно просто ждать. - сказал он. - Вот только сил у меня маловато. Даже на ожидание... но оно будет недолгим... Последние слова Халлакар произнес еле слышно. Лили Ева не разобрала их. Она подсела к Халлакару и, сломленная страшной усталостью, которую не исцелил даже ночной сон, положила голову ему на плечо. Солнце поднималось все выше. Его лучи пригревали беглецов сквозь их черные плащи. Лили Ева не заметила, как задремала. Неожиданно что-то разбудило ее. Она вскочила на ноги. Халлакар неподвижно сидел у камня, свесив голову на грудь. "Спит." - подумала Лили Ева. Отсев подальше она принялась осторожно перебирать содержимое своих карманов. Аптечка была полна, зато еды осталось в обрез. От иссушенного воздуха Мордора у женщины начало свербеть горло, разболелась голова. Лили Ева мельком взглянула на аптечку и спрятала ее в карман. Лекарства могли пригодиться. Во всяком случае, тратить их на себя она не собиралась. Нужно было подумать и о запасе воды. В аптечке Лили Ева отыскала абсорбирующие таблетки. Она бросила их в лужу, из которой они пили вечером, и, пока таблетки шипя и клокоча, быстро поглощали воду, глубоко задумалась. Ее решимость не ослабела, и надежда не покидала ее. Херумор одним присутствием подчинял ее волю своей. Пока он был рядом, Лили Ева следовала за ним, покорная, как овечка, но, стоило ему удалиться, и способность трезво рассуждать возвращался к ней. Она была уверена, что им нужно как можно скорей выбираться из Мордора. Эта жуткая пустыня была ей отвратительна. Вряд ли сейчас она захотела бы произнести хоть одну из своих прежних проповедей. Зато всем, кто стал бы ее слушать, она могла бы сказать нечто другое. Солнце стояло еще невысоко. Женщина проспала не долго. Лили Ева решила, что пора собираться в путь, тогда еще до заката они выберутся из Черной Страны. Она подошла к Халлакару и бережно положила руку ему на плечо. От одного ее прикосновения тело воина безжизненно завалилось на бок. Он был мертв. Не веря своим глазам, Лили Ева стояла над ним. Она даже не сразу поняла, что произошло. Ушел в небытие, оберегая себя рассудок, но когда женщина вернулась к действительности, ужас и горе пронзили ее, точно громовая стрела, пущенная с неба. Закрыв лицо руками, Лили Ева упала на колени. Она стояла так очень долго, неподвижная, безмолвная над неподвижным и безмолвным Халлакаром, а солнце Мордора заливало их потоками света и тепла. Наконец Лили Ева поднялась с колен. На ее лице не было ни слезинки. Она в последний раз склонилась над Халлакаром, нежно приподняла ему голову, опустила капюшон плаща на его мертвое лицо, благородное и спокойное в глубочайшем сне, и быстрыми шагами пошла на восток. Херумор осторожно выглянул из-за камня. Последние несколько часов он наблюдал за беглецами. Он видел смерть Халлакара, хотя она пришла безмолвными шагами, и даже защелкал зубами от удовольствия. Это было очень кстати. Халлакар уже начал мешать ему. Теперь оставалась женщина. Херумор скорчил презрительную гримасу. Конечно, он догадывался, куда она направляется. К Горе Рока, конечно. Всех их тянет туда. Херумор был уязвлен. Неужели эта простушка воображает, что он мог бы устроиться в том месте, где некогда находилось средоточие сил Жестокого? По отношению к нему, Херумору, это просто издевательство. Да и как он добрался бы туда? До Ородруина неделя ходу. Выскочив из своего убежища, Херумор в два не по-человечески бесшумных и длинных прыжка настиг Лили Еву и схватил женщину за волосы. Она вскрикнула от неожиданности и еще раз вскрикнула, уже от ярости, когда увидела, кто схватил ее. Лили Ева попыталась вцепиться ногтями в лицо Херумора, но тот был совсем не так хил и тщедушен, как мог показаться. Он с размаху швырнул Лили Еву на землю. Женщина ударилась головой о камень и осталась лежать неподвижно. Чародей обеспокоено присел возле нее на корточки. Смерть Лили Евы была бы совсем некстати. Он озабоченно приподнял голову женщины и с облегчением перевел дух. Женщина была жива, только лишилась сознания. Херумор сразу повеселел. Вот это было уже удачно. Своими криками она могла, чего доброго, привлечь нежелательное внимание. Враги неподалеку. Надо спешить. Херумор поднял Лили Еву и легко понес ее, лавируя среди камней. Идти пришлось не меньше часа, но Херумор двигался все также быстро и целеустремленно, по-видимому даже не замечая своей ноши. Он теперь возвращался назад к горам Тени, но очутился примерно пятью милями южней Минас-Моргул. Здесь, под сенью утеса, одиноко торчащего вверх, как изъеденный проказой палец, притаился зев пещеры. Когда-то очень давно она чем-то приглянулась Херумору, а со временем стала даже большим, чем дом. Здесь Херумор отдыхал, ел, размышлял, веками ожидая своего часа. И теперь он вернулся сюда, как надеялся, в последний раз. Внутри пещеры не было темно, хотя дневной свет мерк уже в нескольких шагах от входа. Слабое свечение испускали толстые наросты плесени на стенах и на полу. Херумору нравился их запах. И еще ему, ненавидящему всех двуногих и четвероногих, летающих, ползающих и питающихся соками земли, хотелось хоть какое-то живое существо иметь при себе. Он нашел домашнего любимца по вкусу. Помимо плесени на стенах были нацарапаны или выведены копотью и еще чем-то темным надписи. Частью это были древние злые заклинания, вошедшие в мир вместе с мятежным духом или изобретенные позже умами злых колдунов. На орочьих наречиях, на забытом языке Ангбанда, на мертвых языках племен, некогда служивших Врагу. Некоторые надписи были составлены на языках, которых не знал и сам Херумор. Когда он написал их, волшебник не помнил, но считал, что они придают его убежищу особый уют. Войдя в пещеру, Херумор сразу же сбросил Лили Еву на пол. От удара об пол она очнулась и со стоном приподнялась на локте. Она огляделась вокруг, и по ее лицу прошла судорога отвращения. Помимо удушливого зловония и отвратительных наростов плесени в пещере было еще что-то, неизмеримо более мерзкое, что человек ощущал, но не мог описать. Херумор самодовольно улыбнулся. Гримаса на лице Лили Евы была для него дороже любых похвал. Он подскочил к женщине и снова ухватил ее за волосы. - Ну так, милочка, - проговорил он, безо всяких усилий переходя на родной язык Лили Евы, - Будь паинькой, и я тебя не обижу, хотя, ух, как могу это сделать! Соображаешь? Ты, надеюсь, уже поняла своей глупенькой головкой, что я не человек. Если мне придется сделать тебе больно, очень, очень больно, это меня ни на минуточку не расстроит. Зато, если ты будешь умницей, мы сможем прекрасно поладить. Лили Ева стонала, пытаясь отцепить руки, вырывающие ей волосы. Удивления перед неожиданной метаморфозой Херумора она не испытывала, как ни не думала больше и о мести. В ней остался только первобытный ужас твари, чье тело и дух предназначены на заклание на черном алтаре. И даже не смерть вызывала в ней такой страх, а то, чьей власти послужит ее смерть. Херумор отпустил ее, и женщина стала на четвереньках отползать от него, отползала все дальше и дальше, из последних сил устремившись к выходу из пещеры. Закрыв глаза, закусив губу, она молилась без слов об одном, чтоб, если ей не суждено уйти из этого места живой, пусть заберут отсюда хотя бы одну ее душу. Неожиданно она уперлась лбом во что-то вроде упругой, частой сетки. Лили Ева открыла глаза и издала долгий вопль отчаяния. Путь перед ней был свободен, но ползти дальше она не могла - податливая сетка удерживала ее. Херумор подошел к женщине и пинком отбросил ее назад в глубь пещеры. - Что... вы хотите от меня?... - стуча зубами, пробормотала Лили Ева. - Ничего особенного, - сказал Херумор и ухмыльнулся. - Ничего такого, чем тебе не приходилось уже заниматься. Видишь ли, напрасно сравнивать меня с Сауроном или с Морготом. Я мыслю гораздо шире и поэтому добьюсь большего. Я понял, что власть таких существ, как я, необорима, только если распространяется на несколько миров. Ты ведь тоже стоишь на земле двумя ногами. Кто открыл вам дверь в ваши миры-сателлиты? Думаешь, это произошло случайно? Нет! И вы, дурачки, угодили в ловушку! Херумор в возбуждении прошелся по пещере и снова остановился перед Лили Евой. Его так и распирало от торжества. Узкая грудь вздымалась и опадала под черным одеянием. Лили Ева только сейчас заметила, что ногти на маленьких руках Херумора очень длинные и прозрачные. Херумор перехватил ее взгляд. - Я знаю, о чем ты думаешь, - хихикнул он, - твой рассудок ищет спасения в присущей ему гордыне. Ты думаешь, это не более чем волшебная тварь, что твой эльф или гоблин. Что ему делать у нас в мире, в настоящем мире, где есть электричество, компьютеры, космические корабли. Так ведь? Он стремительно наклонился и сунул прямо в лицо Лили Еве маленький кулачок. - Я и в вашем мире тоже! Я - во всех мирах! Когда ничтожный бахвал возводит хулу на героя - это я! Когда мать просит хлеба для своих детей, а ей отвечают бранью - это тоже я! Я там, где вы слишком трусливы, чтоб назвать зло злом, где вы слишком ничтожны, что сказать: мы получаем удовольствие от зла, мы хотим жить в нем. Не Мелькор, не Саурон, не они - я во всех мирах! - Херумор перевел дух и заговорил спокойней. - Но это все слова, как ты понимаешь, просто слова, но я хочу, чтоб они отныне обозначали нечто реальное. Кто сказал, что такое существо, как я, должно влачить жалкое существование в этой норе? Нет, пожалуй, я поселюсь в обоих мирах. Тогда мне уже никто не будет нужен, чтоб властвовать. Херумор ухватил Лили Еву за ворот и одним движением разорвал ей платье до пояса. - От собственного зла удовольствие вы получаете, а тебе повезло, ты единственная получишь удовольствие вместе со мной. - сказал он, осклабляясь. - Боюсь, твое тело, моя козочка, потом уже никуда не будет годиться, зато твоей душе я уже уготовал огненные чертоги. Ты ведь всегда хотела быть королевой именно в таком месте. Лили Ева инстинктивно закрылась руками, но Херумор схватил их, и они безжизненно поникли. Херумор сбросил плащ и взялся обеими руками за ворот своего одеяния, намереваясь поступить с ним также, как с платьем Лили Евы, но внезапно снаружи раздался шум, а вслед за ним - звуки человеческих голосов. Херумор отскочил от своей еле живой от ужаса жертвы и злобно оскалился. В пещеру один за другим входили Арагорн, Манозагар и двое пришлых. Херумор был напуган, но присутствия духа не потерял. Он знал, что в его собственном логове никто не в силах причинить ему вред, и все же страх повис в нем натянутой, как струна жилкой, на которой бьется жизнь. Никогда я не видел такого отвратительного места. Как ни ужасны развалины Минас-Моргула, по сравнению с этой пещерой они сошли бы за заурядную помойку. Здесь пахло сладковатой гадостью и еще чем-то, отчего перехватывало дыхание, и легкие отказывались сделать новый глоток воздуха. - Мы войдем. - проговорил Арагорн перед входом в пещеру. - Но будьте очень осторожны и ни в коем случае не говорите с ним. Если понадобиться, это буду делать я. Мои спутники бесстрашно вошли внутрь, и я последовал за ними. Первым шел Арагорн, за ним Манозагар и Лео, я замыкал шествие. Гондорцы достали из ножен мечи. Их клинки засветились. Увидев этот свет, неожиданно яркий и живой, я приободрился. Бой, в который вступает такое оружие, не может быть проигран. Я сразу увидел какое-то маленькое существо, стоящее посреди пещеры, но в этом месте отказывало не только дыхание, но и зрение, существо сначала показалось мне похожим не то на вставшую на задние лапы огромную крысы, не то на паука и, только присмотревшись, я понял, что это все же человек со страшно изуродованным лицом. - Зачем вы пришли сюда? - по-собачьи щелкая зубами, заговорил он. - Хотите умереть? Я сожру вас всех до одного. Я уже давно голоден. Арагорн поднял полыхающий белым светом меч. Херумор отшатнулся. Видно было, что он борется с желанием закрыть лицо руками, но голос его был все также самоуверен. - Опусти оружие, Бродяжник! Меч тебе не поможет. Ты видел ту падаль на дороге? Понимаешь, что это значит? Твой сын уже во мне, а я в нем. Поэтому ты и здесь. Как бы ты иначе нашел дорогу сюда? Тебя привел твой сын, чтоб убить. Хочешь напоследок поговорить с ним? Он живой. Он здесь, со мной. - Замолчи. - сказал Арагорн и в его тихом голосе была такая сила, что стены мерзкого логова вздрогнули, со стены сорвался целый пласт плесени и с омерзительным хлюпаньем шлепнулся на пол. - Ты думаешь, я не знаю, кто ты, Червь? Ты был жалким рабом Врага, и сколько бы ни лаял, ничем большим не станешь. Ты взялся за дело, на осуществление которого тебе не хватит сил. Конец твой близок. Херумор с непередаваемой гримасой, от которой стали совсем нечеловеческими его уродливые черты, слушал короля. Он мелко подрагивал всем телом, и я вдруг с ужасом сообразил, что чародей дрожит не от страха. Он едва удерживается от смеха. Он протянул руку, как бы прося извинения за неуместное веселье. - Я тебя выслушал. - проговорил он, овладев собой. - а теперь послушай меня. Не такой уж я дурачок, как все всегда думали. Мне нужен хозяин, это так. Зло не может без добра, так уж повелось. Но я нашел такого хозяина, который тысячекратно приумножит мои силы. Ты ведь знаешь, он будет не простым королем, твой любимый Эльдарион. Ты знаешь, что ему суждено превзойти тебя, истинный король людей. Ты вел людей, видя перед собой свет, а он должен будет вести их в кромешном мраке. И он поведет их. Каким он будет вождем, какую любовь и преклонение он будет внушать! Когда он умрет, в Гондоре не хватит золота и мрамора, чтоб выстроить ему подобающую гробницу. Но теперь я буду помогать ему править. Понимаешь, что это значит? Чем выше будет вздыматься знамя со звездами и древом, чем прекрасней будет сияние крылатого венца на челе короля Эльдариона, тем безнадежней будет сгущаться повсюду тьма. Король, подняв меч, шагнул к чародею. - Еще шаг и твоему сыну конец! - взвизгнул Херумор. Король остановился, и я услышал как всегда глуховатый, жутко спокойный голос Лео. Он говорил по передатчику: - Бетти? Что там у вас? Эльдарион жив? Лео все-таки потрясающий человек! Не могу представить ситуацию, в которой ему изменило бы самообладание. Любое воинство Средиземья могло бы гордиться им. Он включил динамики, и в тишине пещеры неестественно ясно прозвучал и сразу же оборвался встревоженный голос Бетти: - Жив! Он в сознании! Лео, что-то происходит! Ради бога, поспешите! Херумор взвыл и воздел над головой стиснутые кулаки, но с криком ярости из-за спины короля к нему ринулся Манозагар: - Эльдарион! - взывал он, повторяя имя своего вождя, как боевой клич. - Я здесь! Убей его, Эльдарион! Его меч грозно сверкнул, проложив сквозь мрак дорогу целому полотнищу белого пламени, и опустился на шею Херумора. Мгновение растянулось в минуту. Я исступленно ждал, как скатится с плеч голова чародея и, когда этого не произошло, меня охватила смертная тоска. Херумор схватил Манозагара за руку, выше меча. Тот, блеснув, упал на пол и разбился вдребезги. Белое пламя погасло. Херумор с рычанием бросился на Манозагара, повалил его и, встав обеими коленями ему на грудь, потянулся оскаленными зубами к его горлу, но тут с полу метнулась какая-то тень. Я с ужасом и брезгливостью узнал Лили Еву. Она была почти так же страшна, как сам Херумор. Платье на ней было разорвано, но женщина не пыталась прикрыть обнаженное тело. Схватив чародея за шиворот, она оттащила его в сторону. В первый момент Херумор, как видно, опешил от неожиданности, но тут же пришел в себя, ловко вывернулся из рук Лили Евы и ударил ее кулаком в лицо. Женщина покатилась по полу. Мы бросились к чародею с трех сторон, но прежде, чем успели добежать, чей-то голос прогремел в пещере, приковав наши ноги к земле. - Херумор! - сказал он. - За тобой уже идут. Жди. У дальней стены пещеры стоял Халлакар. Он был совсем такой, каким я запомнил его в королевском дворце. Старый плащ лежал на его плечах, как мантия, в руке он держал меч, но не светлый, а черный - угольная полоса небытия, вторгшаяся в мир. А в лице Халлакара больше не было тени. Оно стало спокойным и очень красивым. Глаза Херумора выкатились, когда он увидел призрака. Он взвыл и сделал что-то невообразимое. Разорвав на себе одежду, он впился зубами в собственную руку. С тошнотворным треском ткани разорвались, потекла кровь. Херумор бросился на Манозагара и зубами выдрал кусок мяса из его плеча. Юноша закричал. Кровь Херумора текла прямо в его рану. С криком ярости король рукоятью меча ударил чародея в голову, а подползшая сзади Лили Ева вцепилась в край его одеяния, но меч короля переломился пополам, не причинив чародею вреда, а Лили Еву Херумор схватил за волосы и изо всех сил ударил головой о камень. Тело женщины мешком свалилось у его ног. Призрак Халлакара, подняв черный меч, двинулся вперед, но Херумор пролаял на него какое-то заклинание. Края одежды призрака загорелись бесцветным пламенем, вспыхнул меч, занялась рука до локтя. Халлакар закричал, лицо его исказилось нечеловеческой мукой. Оружие теперь оставалось только у меня и Лео. Я понял, что пришел наш час умирать. Я поднял меч и пошел вперед. Рядом со мной, плечом к плечу шагал Лео. - Стоять! - властно крикнул нам Херумор. - Стоять! Вы из другого мира! Вы вообще не при чем! Ваши мечи не могут причинить мне вреда, а я могу убить вас одним пальцем! Этим он не заставил нас остановиться, о нет! Но, приподнявшись на одной руке, заговорил Манозагар. Лицо его было бледным, и тень близкой смерти уже пала на него. Вся его одежда пропиталась кровью. Он поднял руку, кровавыми пальцами убрал со лба прядь волос и засмеялся. - Мой господин идет! - проговорил он ясным голосом. Херумор застыл, глядя вверх, с отвалившейся нижней челюстью. Сквозь скальную толщу с небес сходил отдаленный гул. Завибрировали стены, плесневые бороды срывалась с них, исчезали, стертые невидимой рукой надписи со стен. Гул становился все громче, все явственней, и я внезапно понял, что это такое. Гул сменился грохотом, который накатывался, как лавина, одна, другая третья. Херумор скорчился на полу, в ужасе пытаясь зарыть голову в камень. А грохот уже наполнил весь мир. Стены ходили ходуном, сквозь них просвечивало голубоватое сияние, и вдруг ослепительные столпы призрачного от термоядерной ярости пламени упали с потолка. В них плавился свет, время, а Херумор исчез быстрей, чем капелька воды с раскаленных ракетных дюз. Я упал на колени и зарыдал во весь голос, потому что мое сердце разрывалось от гордости и счастья. Я знал, что это такое. Это пламя не могло причинить нам вреда. Его и не было. Это за пропастями электромагнитных потенциалов, на оборотной стороне временных петель, небывалый, никогда не существовавший здесь, первым прорвав заслон вражеских кораблей, садился на задыхающуюся Венеру красавец "Махабхарата", искалеченный, с пробитым корпусом, но гордый победитель, несущий спасение. А гул становился все громче. Он ширился, он разрывал нам барабанные перепонки. Херумора уже не существовало, но силы, вызванные кем-то к жизни были слишком огромны. Где-то в небытие отсюда пришли в возмущение планеты и звезды нашего космоса. Миры сближались, уже схлестнулись в смертельном противоборстве силы тяготения. Я чувствовал, как начало разрушаться мое тело, но в предсмертной тоске мог только созерцать его распад. Кто-то схватил меня за шиворот и дернул назад. Король держал на руках безжизненное тело Манозагара. Он крикнул что-то, но я не услышал его, только понял: - Бежим! И я побежал. Так я не бегал никогда в жизни. Как будто какая-то сила подхватила меня и единым махом зашвырнула метров на двести от пещеры. Мы упали за камнями. Вовремя. Из пещеры вырвался сноп смертельного, на этот раз не призрачного света. Раздался оглушительный взрыв, земля заходила ходуном, как лодка в штормовом море, и все стихло. Мы довольно долго лежали, не шевелясь. Я пребывал на узкой грани между смертью и жизнью, а тело, не спеша, выбирало, жить или умереть. Первым выбор в пользу жизни сделал слух. Я понял, что слышу какое-то потрескивание и, приподняв голову, увидел, что это камни. Вокруг нас они раскалились, а многие раскололись. От каменных глыб поднимались едкие дымки. Пещеры больше не было, не было и скалы, похожей на скрюченный палец. На этом месте зиял свежий обвал. Лео и король тоже пришли в себя. Арагорн склонился над Манозагаром и бережно положил его голову себе на колени. Юноша был еще жив. Глаза его открылись, на губах появилась нежная улыбка. - Отец, - с любовью позвал он, - Я опять нарушу ваш приказ. Я не поеду в Аннуминас. - Прости меня. - прошептал король. Манозагар с улыбкой покачал головой: - Нет... Я решил ехать и не раскаиваюсь. Если бы только знать, что мы встретимся с вами там, куда я ухожу... - Мой храбрый мальчик, - тихо и твердо проговорил король, - сын мой. Пусть будет благословен твой путь. Дождись меня. Силы быстро покидали Манозагара. Я и Лео молча смотрели на него и короля, понимая, что ничего нельзя поделать. Манозагара умирал не от раны. - Если вы провожаете меня без скорби, государь, - из последних сил шепнул Манозагар, - То и я ухожу без печали. Король склонился над ним, целуя его в лоб, а когда он выпрямился, Манозагар был уже мертв. Король в отчаянной скорби прижал его тело к груди. Мы похоронили Манозагара в Мордоре. Его тело отнесли подальше от пещеры, выбрали место на невысоком пригорке. У меня и Лео остались мечи, ими мы выкопали могилу. Мы не сговариваясь, сочли, что это правильно. Самая пышная усыпальница Минас-Тирита не будет достойна Манозагара больше, чем место его подвига. Я вспомнил о Халлакаре, но король, как будто прочитав мои мысли, проговорил: - Не нужно. О его теле уже позаботились лучше, чем это могли бы сделать мы. Поэтому мы взяли две пригоршни пепла рядом с тем местом, где обвал засыпал вход в пещеру, и похоронили в одной могиле у подножия холма, где покоилось тело Манозагара. На холме мы сделали могильную насыпь, и король поставил на ней обломок черного базальта. - Здесь положат другую надгробную плиту, - проговорил он, - пока же пусть будет хотя бы такая. Мы втроем встали над свежей могилой. - Может статься, проклятие скорей оставит эти места, если герой будет покоиться здесь, где зло повержено им, - вполголоса произнес король и добавил что-то на эльфийском языке. Лео вдруг нагнулся к самой земле. - Это может произойти раньше, чем вы думаете. Взгляните, государь. - произнес он странным голосом, указывая на что-то пальцем. Мы с Арагорном одновременно наклонились. Честное слово, даже, если помнишь, что Средиземье - волшебная страна, трудно привыкнуть к тому, что волшебство здесь - непреложная реальность. Я не верил собственным глазам. На могиле Манозагара прямо из пепла и пыли, расталкивая в стороны комочки туфа, пробивался тугой бледно зеленый стебелек. Не колючие кусты, не терновник, должно быть, первый за долгие столетия росток зеленой травы в Мордоре. У меня снова как по заказу выступили слезы на глазах, и голос Лео дрогнул, когда он с необычайной торжественностью произнес: - Через год это место скроет зеленая трава. Стон неутолимой скорби вырвался из груди короля: - Манозагар... - позвал он и умолк. Эльдарион ждал нас во дворике с Белым Древом. Он подбежал к нам, молча опустился на колени перед отцом и прижался лицом к его руке. Арагорн поднял его и крепко прижал к груди. Эльдарион горько заплакал. - Ну-ну. - шепнул ему король. - Манозагар не захотел бы, чтоб ты оплакивал его. Но Эльдарион зарыдал еще горше. По ступеням спустились обе принцессы. На них были черные платья. Сильмариэн крепилась до последнего, но слезы сами собой покатились из ее глаз. Она подошла к отцу, и Арагорн обнял обоих своих безутешных детей. - Как мы счастливы, что вы вернулись. - проговорила Гилраэнь, подходя по очереди ко мне и Лео и каждому пожимая руки. - Больше всего мы беспокоились за вас. Она отвернулась. И нам с Лео в течение следующих десяти минут тоже пришлось смотреть в разные стороны. Аппаратура была в полном порядке. От флюктуаций не осталось и следа. Поля стабилизировались. Едва Лео, вернувшись в нашу комнату, взялся за передатчик, тот чуть не взорвался криком. Оказывается, нас вызывали двое суток подряд, ровно столько, сколько длился наш путь из Мордора. Связь держала Бетти, по мере сил стараясь успокоить Центр и уверить его, что ситуация находится под нашим контролем, но, как видно, мало преуспела. Лео доложил о наших потерях, а потом попросил меня выйти из комнаты. Кажется, по возвращении домой ему грозили крупные неприятности, но, думаю, как и для меня, они меркли перед нашим общим большим горем - расставанием с друзьями. Снова пришло время прощаться. Второе прощание не затянулось и вышло гораздо печальней первого. Не было праздничных одежд и улыбок. И король, и принцессы, и Эльдарион все были в черном. - Нам больно, что мы не можем оставить вам на память прощания, не омраченного скорбью, - проговорила Гилраэнь, - Но мы потеряли брата. - И друга. - грустно добавил я. Сильмариэн отвела меня в сторонку. - Вот, Ларри. - проговорила она, протягивая мне на ладони маленькое серебряное колечко. - У вас есть жена, подарите это, пожалуйста, ей. Я осторожно взял подарок. Колечко украшал изумительно красивый узор в виде листьев. - Спасибо. - сказал я и неожиданно для самого себя добавил. - Знаете, Сильмариэн, мне очень жаль, что вы не можете увидеть Марса. - Мне тоже очень жаль. - проговорила Сильмариэн. - Но если не я, пусть хотя бы мой подарок... залог дружбы между нашими мирами. Про Марс мне немного расскажет Эльдарион. Он так замечательно рассказывает. И тут, я не фантазирую, все произошло именно так, мы одновременно слово в слово произнесли: - Марс весь покрыт морями красных пустынь. Сильмариэн засмеялась, и я засмеялся вслед за ней. Печаль самую малость оставила меня и, самую-самую малость мне захотелось домой. - Ларри, - окликнул меня Лео, - Пора! Мы встали лицом друг к другу: Ларри, Бетти, я - по одну сторону, по другую - Арагорн, Эльдарион, Гилраэнь и Сильмариэн. Рукопожатия здесь не очень-то в ходу, но Арагорн, не колеблясь, протянул Лео руку. Наш капитан крепко пожал ее. Затем Арагорну подали руки я и Бетти. - Прощайте. - ласково и твердо сказал государь. - Спасибо вам. Я не знал, надо ли радоваться, что пути наших миров пересеклись, но узнав вас, рад этому. Вряд ли мы встретимся когда-нибудь еще, но я хочу, чтоб вы знали, что здесь, в Средиземье, у вас есть друзья, которые о вас никогда не забудут. Лео печально кивнул: - Мы вас тоже никогда не забудем. - проговорил он. - Больше мы никогда не увидимся, но, если понадобиться, вы же найдете способ связаться с нами? Арагорн покачал головой. - Этого не должно произойти, - сказал он. - У каждого мира - своя судьба. Мы встретились, и в этом было предначертание судьбы, но отныне нам предначертано идти разными дорогами. Тогда вперед выступил Эльдарион. Он был еще очень бледен, и я знал, что рана сильно мучает его, но в глазах его блестел свет, так поразивший меня когда-то на улице Минас-Тирита. В самом деле, это будет король, еще более великий, чем король Элессар. - Но Херумор не пал, - без улыбки произнес Эльдарион, - мы еще не раз узрим его дела, хотя его самого лицом к лицу уже не увидим. Зло есть в мире, это правда. Оно - часть нашего мира, избавиться от него окончательно не в наших силах, и это правда. - Эльдарион умолк, но тут же гордо вскинул голову и проговорил звонко и весело, - но и добро есть, это ведь тоже правда! И оно такая же часть нашего мира, - это правда! Об этом почему-то всегда забывают. Такси доставило меня домой. Я выбрался наружу сам, выволок рюкзак, уныло выслушал от автомата, сколько монет списали с моей карточки, и побрел через лужайку к дому. На душе у меня было тяжело. Сердцем я был еще в Средиземье. Дома на знакомой улице казались нелепыми и некрасивыми, люди чужими. Я боялся встретить кого-нибудь из знакомых, чтоб не пришлось вступить в неизбежный разговор. Я чуть не на цыпочках вошел в собственный дом, но, конечно, остаться незамеченным и еще немного понежить свою скорбь мне не удалось. Томми в рубахе, завязанной на пузе, и каких-то невообразимых шортах спускался по лестнице со второго этажа. - Папахен! - заорал он и, спрыгнув прямо с середины лестницы, со всего маху повис у меня на шее. Кажется, это сейчас модно у молодежи, не стесняться в выражении эмоций. Сын и наследник чуть меня не придушил. На крик из гостиной выбежала Сьюзен, всплеснула руками и тоже бросилась ко мне. Нашими общими усилиями приплясывающий и орущий Томми был оттеснен в сторону. - О, дорогой, - проговорила Сьюзен, обнимая меня и внимательно заглядывая в глаза,- Ну, как ты? Я всю неделю ужасно беспокоилась за тебя. Я не знал, что сказать. Ведь для Сьюзен и Тома я все это время провел на Марсе. - Нам все сказали. - успокоила меня Сьюзен. - Звонил Сэм. У меня не было никакого желания гадать, из каких соображений он решил нарушить секретность. - По всякому. - честно признался я. - Погоди-ка. Я достал из нагрудного кармана серебряное колечко. - Вот, это тебе. Светлое эльфийское серебро весело блеснуло под лучами нашего солнца. - Боже мой, - одними губами произнесла Сьюзен, держа кольцо на ладони. - Боже мой. Ларри, ты чокнулся, зачем ты его привез!... Боже мой, какая красота!... - Меня просили, чтоб я тебе передал. - сказал я. - Это подарок. - Подарочек на день рождения! - перевозбудился Томми. - Мам, не надевай его, это плохо кончится! - Том! Уйди куда-нибудь сию минуту! - потеряв терпение, крикнула на него Сьюзен. - Это просто невозможно! - А почему это ты дома в разгар четверти? - вспомнил я. Том, уже сделавший два шага в сторону кухни, развернулся с оскорбленным видом: - К твоему сведению, я прохожу практику в больнице. - патетически заявил он. - Не у одного тебя руки по локоть в крови. - Господи, что за бред. - рассердилась Сьюзен. - Марш отсюда! Не слушай его, Ларри. Какая практика в четырнадцать лет, все больные разбегутся. У них просто цикл ознакомительных лекций по устройству госпиталей. Томми с гиканьем скрылся за дверью кухни. Потом меня, конечно, отвели в ванную, покормили, уложили отдыхать. Я слышал, как Томми еще некоторое время носился по нижнему этажу, издавая воинственные вопли и грозя смертью оркам и драконам. Потому Сьюзен, кажется, удалось его куда-то сплавить, а я заснул. Спал я недолго, но очень крепко. Проснувшись, я некоторое время нежился под легким одеялом, наслаждаясь тончайшими простынями, легким веянием озонированного воздуха - всем, от чего я отвык в Средиземье. Повседневная жизнь властно прибирала меня к рукам. Пройдет еще несколько дней, и сном станут белоснежные стены Минас-Тирита и лица друзей. При этой мысли сердце мое болезненно дрогнуло, и я, опечаленный, открыл глаза. Сквозь полузадернутые шторы пробивались солнечные лучи. Рядом с моей постелью сидела Сьюзен. - Привет. - шепотом сказала она мне. - Ты проснулся? - Да. - также шепотом ответил я и перевернулся на бок. - Ты давно здесь сидишь? - Не очень. Сьюзен нагнулась, поставила локоть на постель, положила подбородок на подставленный кулачок и стала смотреть на меня. Какая же она у меня красивая. - Ты похудел. - проговорила она. - И еще что-то в тебе изменилось. Какой-то ты стал твердый, не мой какой-то. Тяжело там пришлось? - Очень. - сказал я, сел на постели, взял свободную руку Сьюзен и поцеловал. - Но там все же легче, чем у нас. На руке Сьюзен блестело серебряное эльфийское колечко. Вечером я показал жене и сыну отрывки, снятые в Средиземье, и рассказывал о том, что с нами произошло. Узнав о судьбе Халлакара, Манозагара и Лили Евы, Сьюзен убежала куда-то и вернулась, промокая глаза салфеткой. Томми слушал о том, что произошло в пещере Херумора с круглыми глазами: - Папахен, - тихо сказал он, - У нас тут была страшенная вспышка солнечной активности. Все коммуникационные спутники повышибало. - Да. - кивнула Сьюзен. - Настоящая катастрофа, последствия до сих пор устраняют. С Венерой связь еще нестабильная, с Марсом и астероидами нормально. Наследник желал разобраться в ситуации досконально. Как будущий врач. - Не понял, па. - проговорил он. - Этого Херумора убила "Махабхарата", когда садилась на Венеру? То есть, если я беру напрокат глайдер, то рискую задавить какого-нибудь хоббита? - Не глупи! - рассердился я. Но Том ожидал объяснений. Мне вспомнились слова Эльдариона. - Понимаешь, там, где есть зло, настоящее зло, безо всяких скидок, всегда есть настоящее добро, тоже безо всяких скидок. Херумор был злом. - тут мне стало трудно подбирать слова, но Томми смотрел на меня очень внимательно, и я закончил. - Он протянул руку к нашему миру, забыв, что добро, которое сражается с ним, всегда рядом. Пусть у нас нет эльфийских мечей, но героизм есть и у нас. А это для таких, как Херумор, смертельней всякого оружия. Его убила не "Махабхарата". Его убил подвиг, совершенный ради спасения чужих жизней. - Фантастика! - проговорил Томми. Сьюзен тем временем рассматривала на экране лицо Эльдариона. - Какой необычный мальчик, - задумчиво проговорила она, - Сразу видно, что это будущий король. Томми бросил беглый взгляд на экран и снова пристал ко мне: - Что, правда, каналы в Средиземье теперь закроют? - Думаю, да. - ответил я. - А что, потянуло на подвиги? - Да нет, - с напускным безразличием пожал плечами Томми, - Просто хотелось бы там побывать. Вояк там хватает, а вот врачей... - Трепачей таких там точно не хватает. - заметила Сьюзен. - Да нет, сын, - проговорил я. - Не хотелось бы тебя огорчать, но нам и в самом деле лучше жить порознь. - Ты, Том, слушаешь только то, что тебе хочется услышать. - снова вмешалась Сьюзен. - Ты что, не слышал, почему мы попали в миры-сателлиты? Кому это было нужно? - Мам, ты веришь этой роже?! - благородно взвыл сын. Я тоже не верил Херумору. Он вовсе не так силен, как бахвалится, и никакое свершение ему не по плечу. Он лишь взращивает семена зла повсюду, куда только может дотянуться, но даже посеял их не он. Не он, не он проложил нам дорогу в Средиземье. Перед моими глазами грозной зарницей разлилась солнечная вспышка, но за ней еще ярче блеснули отважные глаза Эльдариона. В груди у меня заломило от острого предчувствия. Путям наших миров не дано пересекаться, это правда, но не дано прекратиться и дружбе между нами, это тоже правда. И если наступит когда-нибудь черный час в мире межзвездных кораблей и нанотехнологий, разве хоть минуту помедлит с помощью наше Средиземье? Следующий день был хлопотным. Сначала мы доложили о результатах операции в Центре. Точнее, мы с Бетти присутствовали на докладе в качестве свидетелей. С Лео снимали шкурку за халатность (передатчик нужно было захватить с собой в Мордор), за отсутствие профессионализма, выразившееся в неумении держать события под контролем и неспособности принимать решения в быстро меняющейся ситуации, за какое-то ирреальное множество просчетов, повлекших в результате смерть трех человек. Мы с Бетти пытались протестовать. Нас внимательно слушали, но, как водится, не слышали. Конец заседания мы не застали. Нас попросили удалиться. Позже я узнал, что Лео лишили звания и вынудили подать в отставку. Политическая подоплека его дела для меня очевидна. Вечером того же для меня вызвал веселый и очень занятой Сэм, небрежно проглядел мои записи и поблагодарил за содействие. Меня передернуло, но я кое-как справился с желанием стукнуть кулаком у него перед носом и высказать все, что я думаю о его политических притязаниях. От всяких денег я решительно отказался. О фильме мы с ним даже не заговаривали. Потом некоторые отрывки из моих записей фигурировали на правительственном заседании, посвященном перспективам исследования миров-сателлитов. Заседание проходило в бурной обстановке, и Правительство в кои-то веки выступило единым фронтом. Все исследования в мирах-сателлитах были свернуты, Институт физики пространства закрыт, аппаратура демонтирована. Этот процесс дал решающий толчок карьере Сэма. Он теперь министр телекоммуникаций, крупная шишка. У меня нет возможности общаться с ним, да и желания особого нет. После отставки Лео поселился в своем канадском доме. Мы с Бетти частенько приезжаем к нему. Крах своей карьеры Лео воспринимает философски. Гораздо больше ему хочется говорить про Средиземье, и мы иной раз до утра сидим у него на кухне, вспоминая наших друзей. Сьюзен, кстати, теперь детская писательница. Недавно мы смотрели фильм, снятый по ее последней книге. Эльфы там с крылышками, а гномы похожи на лягушат в красных колпачках, воин нет и в помине, зато отвага и трусость, благородство и подлость, добро и зло, самые настоящие, неподдельные, такие, какими мы видели их в Средиземье, какими видим и в нашем мире. Замуж Бетти пока не вышла, но на презентации фильма, до невозможности нас удивив, появилась под руку с неким капитаном межпланетного крейсера. Вечно ее тянет на романтику. Мы со Сьюзен слетали на Марс, а потом и совсем перебрались туда. Я снова занялся съемками, окончательно переключившись на фильмы о дикой природе, стал ведущим еженедельной передачи "Жизнь в Космосе", и мне совсем не скучно делать это после того, как я снимал Белерианд и Минас-Тирит. Наоборот, я все время помню, как Сильмариэн хотелось увидеть наш мир, и, в очередной раз подходя к камере, представляю, что вместе со всеми зрителями смотрит на меня и она. Это помогает мне найти нужные слова. Я бесконечно горжусь тем, что в письмах, присланных в адрес нашей редакции, разными людьми с разных планет и даже с космических станций, на все лады повторяется одна и та же фраза: "Только ваши передачи заставили меня по-настоящему оценить значение всего, что мы делаем в космосе". Так что Бетти была не совсем права, когда говорила, что Средиземье призвало нас. Да, оно призвало, но не оторвало нас от нашего мира, не исказило нашего пути и вернуло нас обратно более сильными и более стойкими, способными дарить радость и любовь, по мере сил исправлять несправедливость, словом, на свой лад делать то, что составляет смысл жизни благородных героев "Властелина Колец" - сражаться со злом. Послесловие. Правление короля Эльдариона стало воистину золотой странице в летописях людей. Его почитали в разных странах, от Харада и дальних южных пустынь до Арнора, и, возможно еще чаще, чем отца, Эльдариона именовали "Король Людей". В его правление впервые за множество лет зазеленело плато Горгорат. Первой покрылась цветами могила Манозагара. Алые розы увили светлую каменную плиту, заменившую глыбу базальта. На ней - спящий рыцарь, на нем кольчуга и боевой шлем, в ногах щит, в руке он сжимает меч. Ковер травы и цветов вскоре покрыл весь холм, укрыл скромную могилу Лили Евы и Халлакара, и над ней тоже поднялись розы - багровые, как раненое сердце, никнущие к земле в вечной печали. Нельзя сказать, чтоб в правление Эльдариона не было бед и несчастий. Зло всегда сопутствует добру, мудрость не свободна от ошибок, и все без исключения люди могут оступаться. Однажды в Минас-Тирите появился проповедник. Он назвал себя Херумором и скрывал лицо. Он говорил о том, что Саурон и Мелькор были низвергнуты напрасно. Что их мудрость и сила могли бы дать людям много больше, нежели несовершенное правление горделивых нуменорских королей. Если он был не уверен в своих слушателях, то говорил осторожно, призывал их задумываться, оглянуться вокруг, искать во всем следы несправедливости и угнетения. Если же люди слушали его внимательно, он говорил о том, что пора повалить Белую Башню, разрушить Минас-Тирит и разойтись всем в разные стороны, избрав богов себе по душе. Проповедника схватили и доставили к королю. Эльдарион сидел на троне своего отца. На голове его вместо короны был обруч с ярким камнем, но еще ярче блестели его глаза. Он приказал страже и советникам оставить их наедине и по ступеням спустился к проповеднику. Хотя король не выказывал гнева, человек невольно попятился. - Как ты называешь себя? - спросил Эльдарион. - Херумор. - тихо пробормотал человек. Он устыдился, потому что перед лицом государя понял, что избранное им имя не подобает ему. - Откинь капюшон. - приказал Эльдарион. Человек повиновался. Он был уже стар. Его высокий лоб избороздили морщины, щеки запали, и лицо хранило выражение недоуменной старческой растерянности. Он взглянул на Эльдариона, вскрикнул и начал отступать, закрываясь рукой. Эльдарион не сделал ни движения, чтоб последовать за ним, но, когда король заговорил, беззвучный удар грома вторил его словам. Король сказал только три слова: - Я убил Херумора! Проповедник вздрогнул, руки его упали, на лице, сменив растерянность, застыло выражение ужаса. Эльдарион посмотрел ему в лицо, и в прямом взгляде его глаз было нечто, мгновенно убившее последнего слугу черных сил в Средиземье.
Февраль - май 2005
return_links();
//echo 15;
?>
build_links();
?>
|