Главная Новости Золотой Фонд Библиотека Тол-Эрессеа Таверна "7 Кубков" Портал Амбар Дайджест Личные страницы Общий каталог
Главная Продолжения Апокрифы Альтернативная история Поэзия Стеб Фэндом Грань Арды Публицистика Таверна "У Гарета" Гостевая книга Служебный вход Гостиная Написать письмо


Повесть об исцелении орков

Ныне поведаю о том, как Эктелион из Эрин Ласгален исполнил обещание, данное им Истару Палландо.

После того, как ушел Тинмегиль, Эктелион три года прожил среди северян. Он и его сородичи были окружены великим почетом, их мудрости внимали и делали по слову их.

Но обещание, данное Тинмегилю, не давало Эктелиону покоя; и часто в сердце своем он слышал могучий и властный голос, звавший его; и чем более помышлял он о своей клятве, тем яснее был виден ему путь к исполнению ее, разрозненные и бессвязные мысли обретали завершенность и воссоединялись, и вот, узрел он ткань грядущих речей своих.

И когда исполнилось это, пришел он к Маглору, и заговорил о делах своих, и сын Феаноров ответствовал ему: "Воистину, клятва зовет к исполнению. Ныне ты знаешь слова, какие скажешь, мне же ведомы песни, которые спою, дабы еще подтвердить твои слова."

Тогда, собравшись, пошли они на юг; лишь Элуред и Элурин знали о цели похода их и пошли с ними.

Сперва пришли они к Трандуилу, дабы испросить у него совета и помощи в задуманном. Но король лесных эльфов удивился и ужаснулся замыслу их, начал уговаривать отказаться от этой затеи и даже, решив, что брат его безумен, захотел было заключить Эктелиона под стражу, сказав: "Над пришедшими с тобою я не властен, но тебя могу удержать от деяний безрассудных и гибельных." М молвил ему тогда Эктелион: "Ни стража, ни замки, ни даже оковы не в силах удержать того, кто послушен велениям своего сердца."

В то время Келеборн и сыны Элронда были там. Выслушав Эктелиона, они убедили Трандуила в разумности помыслов и поступков брата его, и даже пожелали сопутствовать ему.

Осень была в Эндоре, когда покинули они Ласгален и взошли а серые кручи Хитаэглира. Долго странствовали они в пустынном пограничье земли Бьорнингов, ибо очень редко в ту пору покидали орки свои горные замки и крепости и почти не беспокоили жителей предгорий. Дыхание осени стало холодным, грива ее пожелтела, а ночи стали непроглядно темны. Вскоре после Эндери, когда они совсем уже было решили вернуться в Ласгален и перезимовать там, встретили они воинов Темного Народа. Орки хотели напасть на них, но Эктелион показал им золотой знак, полученный им от Таркаша, и согласились они провести эльфов к своему вождю.

С удивлением взирал Верховный Орк на незваных гостей; он спросил их, зачем пришли они. И сказал ему Эктелион: "Нас ведет Вышняя Воля. И вот, дано нам Слово для тебя, и должен будешь ты решить, принять его, или отвергнуть." Тогда Таркаш отослал свою стражу, и привел эльфов в башню, что была западным отростком гор; словно поединщик, выступивший из рядов воинства, далеко от гор высилась она, и со всех сторон обступали ее падубы Эрегиона. Поднявшись на вершину скалы, воссели они на каменных скамьях. И был закат, и звезды зажигались над ними. Тогда спросил Таркаш их снова, зачем пришли они. И, поднявшись с места своего, отвечал ему Эктелион: "Внемли моему слову, вождь Темного Народа. Ибо вот, то, что измолвлю я, не есть плод моих дум, но сказано мне от предстоящих надо мною. Внемли же слову мира! Не странно и не страшно ли, что народы наши, эльфы и орки, которые суть один род и одно племя, питают друг к другу великую ненависть?! Могут ли ветви одного древа враждовать между собой без того, чтобы само древо погибло? Взгляни, меж другими народами нет столь великих и нелепых распрей. Почему же нам не воссоединиться? Мы примем вас, как утраченных и вновь обретенных братьев, и примем вас с Владыками Мира. Не надо будет вам скры- ваться от солнца в пещерах и добывать себе хлеб в бессмысленных битвах с людьми. Жилища наши стоять будут рядом, мы научим вас всему, что сами знаем и умеем. Потом же, возможно, нам суждено вместе войти в чертоги Валинора. Так скажи, что согласен, о вождь!"

Долго сидел Таркаш молча, потом вымолвил тихо и сумрачно: "Ты прав. Народы наши живут в ненависти. Я стал властелином орков потому, что вижу дальше и глубже многих моих сородичей, и я не враг вам. Но мне ведомы самые корни этой ненависти, и они неистребимы. Вы жили, наслаждаясь светом и красотой; прекрасные, мудрые и сильные, творили чудесные вещи и деяния; изначально дивные и светлые, такими же и остались. Мы же были ввергнуты Черным Господином в узилища, страдания и отчаянье, рожденные Тьмой, изувечили и тела, и самые души наши. В муках и отчаяньи прокляли мы вас, светлых и свободных. Веками Злая Воля гнала нас на битвы с вами; но не только наносная ненависть вела нас в битву, зависть, рожденная созерцанием вашей благости, была не менее сильна, чем страх ослушаться Властелина. Ныне же все Властелины сгинули, в нас осталась лишь ставшая привычной ненависть ко всему миру. Эта привычка к жестокости и злу сделала нас племенем грабителей и убийц, губителей красоты. Но мы желаем измениться! И многие из нас поверили Белой Длани, посулившей нам примирение с миром; но потом Саруман оказался ничуть не лучше Багрового Ока. Те, в черной стране, по крайней мере не лгали о своих намерениях. И мы остались одни на весь мир, окруженные лишь врагами. И где же были вы? Вы гнали нас, как прокаженных, вместо сострадания веками дарили нам лишь презрение и убивали, где только могли. "Гурт а Гламхот" - так, кажется? Мы разделены навеки, не братья теперь, но враги. Уходи, зов твой опоздал на тысячи лет. Ничто не в силах изменить нас и вернуть к свету. Таких, как я, кто думает и понимает, нет более в моем народе, мы выродились и сгинем во мраке забвения. Уходите же прочь, жестокие милосердцы, забудьте нас и не мучайте более своим непрошенным состраданием!"

"Не отвергай нашу помощь и дружбу, утративший надежду,"- возразил ему Маглор. - Не навеки отлучены орки. Время избывает проклятья, несет прощение и исцеление. Взгляни на меня: я - сын Феанора, и клятва наша стала причиной столь великого зла, что содеянное вами меркнет перед ним, тем более, что вы творили зло, повинуясь злой воле своих Властителей, мы же - из собственной гордыни и неразумия. Но Отец наш милосерден, и милосердны дети его, и многие из претерпевших от нас недоброе даровали нам прощение. Я же приношу покаяние и моление за себя, за отца моего и братьев, и верую в праведность Судящего меня. Ныне, когда содеянное Черными Владыками стало забываться, а раны мира начали заживать, родилась надежда и для Темного племени, и мы - ее вестники. Знай, что есть на Востоке место, где народ наш пробудился к жизни по Слову Всеотца; там, на священных берегах Куйвиэнен, которых не коснулась Тьма, найдете вы исцеление. Святые воды нашей колыбели очистят ваши тела, и души ваши, омытые в хрустальной купели, очистятся от скверны. Вы воистину станете братьями нам и обретете свободу и величие. Внемли же нашим словам, вождь, ибо мы зовем народ твой ступить на путь надежды и обновления!"

Поднял голову вождь орков, и взор его был чист и светел, и ясен, словно звезда. Но снова вдруг омрачилось лицо его, печально вымолвил он: "Я верю тебе, господин, но не знаю, поверят ли мои орки."

" Не тревожься об этом, брат,- сказал Келеборн.- Если возжелают поверить - поверят, ибо никакой Тьме не угасить Свет Единого в ваших душах. Пусть народ твой сойдется в каком-либо месте, тобою назначенном, мы сами будем говорить с ним."

"Но не убьют ли они вас? Ведь есть еще помнящие Железный Венец, Багровое Око и Белую Длань, и те, кто осаждали Лориен и бежали пред твоим гневом, Владыка Золотого Леса!"

"Жизни наши - в руках Всеотца. Наши помыслы - не о спасении их, но о том, чтобы исполнить волю пославшего нас."

И вопросил тогда Таркаш: "Как именуете вы Того, кого зовете Всеотцом, каким именем обращаетесь к Нему?"- и, получив ответ, преклонил он колена и молвил: "Внемли же мне, Эру Илуватар, Аттолма, и Менельэссиэ, Отец Сущего и наш отец! Я, вождь орков, взываю к тебе! Помоги народу моему услышать глас надежды, смягчи их сердца, вложи в них мудрость и ниспошли очищение нам, изувеченным Тьмою!"- и, взглянув на небо, возгласил он удивленно и радостно: "Смотрите, воистину, знамение это, что услышано мое моление! На Западе вспыхнула ярчайшая заезда!"

" Славься, Эарендил, ярчайшая из звезд!- возгласил Элуред. - Когда пал Нуменор, приугасла Гиль Эстель, Звезда Надежды, ныне же она вновь обрела свой полный блеск, и это - знамение судьбы орков."

И сказал Эктелион: "Истинно говорю тебе, что премного восхвален ты будешь унаследующими тебе. Ныне же, если принял ты наше послание и внял нашему зову, то испей нашего меду - впервые за три Эпохи уста орка коснуться мирувора." - И, наполнив чашу, подал ее Таркашу. Медленно взял ее в руки Верховный Орк, медленно осушил и сказал: " Вначале горек был мне ваш мед, но теперь кажется мне, будто бы испил я звездного света, и стал он моею кровью." Тогда Эктелион вновь наполнил чашу, и каждый испил из нее в свой черед; и лембас, преломив, равной долей разделили меж собою.


В скором времени Таркаш собрал свой народ. Женщины и дети, подростки и взрослые воины сошлись все вместе в предгорной долине Лоэг Нинглорон. Там встали они лагерем, каждый род - отдельно от прочих, и разбили шатры свои. Очень их удивило странное поведение Верховного Орка, однако никто не посмел ослушаться. Недоумевали и вожди орков, приближенные к Таркашу, и, собравшись вместе, подошли они к нему и сказали: "Господин, или околдовали тебя эти пришельцы? Ты не расстаешься с ними и посылаешь странные прказы. Дозволь нам убить их, и ты освободишься от чар." Но Таркаш запретил им, говоря: "Они не чародеи, но посланцы, и принесли нам важные известия, и я хочу, чтобы весь мой народ выслушал бы их, а выслушав, произнес бы свое решение."

И в назначенный день собрался весь Темный народ; и в закатные сумерки вышел Таркаш к ним, и поднялся а утес, возвышавшийся над долиной, так что каждый видел и слышал его. И эльфы поднялись и встали подле него. Бранью и хулением, и злобными проклятьями встретили их орки, и даже несколько стрел впилось в землю подле их ног. Но Таркаш поднял руку - и смолкла толпа. Тогда Эктелион повел свою речь, он сказал оркам все, что прежде было поведано их вождю, и еще многое к тому прибавил. Хоть и с неохотой, но слушали его орки и поневоле дивились его красноречию. Когда же умолк Эктелион, Маглор поднял свою арфу и запел. Завороженные, молча и недвижно слушали орки его песнь, словно бы дивным сном забылись они на время. Оружие выпало из грубых рук, щиты и шлемы пали на землю. Мудрость и красота Высокого Наречия вливались в души Темного народа, переполняя их неведомыми им дотоле покоем и радостью.

Голос Маглора поражал своею силой и звучностью, прекрасно высокие отзвуки его проникали во все ущелья и поднимались ко сводам Мира; Келеборн и Эктелион, Элуред и Элурин, Элладан и Элрохир вступали в песню свой черед, и голоса их сливались воедино, и слышались в той песне светлые чары Айнулиндале, где были предпеты Перворожденные. Ветра Запада вторили ей, перебирая кудри вереска, проносясь меж скал и камней, острых утесов и сплетений терна и остролиста, ивы шелестели в такт мерно падавшим и взлетавшим словам, и семь источников, бивших из склонов низины, подпевали хрустально и чисто, и рокотал издалека могучий Андуин; и, казалось, слышно было, как лучи закатного Солнца с нежным звоном ложаться на золотые лепестки ирисов...

     "...Над хрустальными  водами  Куйвиэнен,
      Сиявшими отблеском юных звезд,
      Проснулось Светлое племя, звездный народ,
      И пение Перворожденных звучало в Эндоре
      Еще до того, как первые птицы запели,
      До дня,  когда явлены были
      Багряный и златосеребряный восходы
      И гулкозвучный  лес  шумел  от Хелкара до Белегаэра
      Это было в дни Юного Мира,
      Когда Всадник проносился по Северным Землям,
      И дрожала земля под копытами Нахара,
      И рокотал Валарома,
      И в страхе бежали пред ним порожденья Моргота,
      А на Западе, за темнопенистым  морем,
      Сливались сияния двух Дерев,
      Нинквэлотэ и Лаурэлин роняли на землю
      Медвяную свежесть росы,
      И Варда ее  собирала  в озера,
      И светом полнился Валинор,
      Майар пели на зеленых холмах,
      И звенел песнями Валимар,
      Льдистым светом полыхала глава Ойолоссеа,
      Свет и покой наполняли пределы Амана...
      О,  как давно это  было, давно и недавно!
      Но предания о тех днях
      Вечно живы в памяти Калаквэнди,
      С тех пор изувечен был Эа,
      Но он неизменно прекрасен в сердце эльдар..."

Опустил свою арфу Нолдор. В глубоком молчании спустились эльфы с утеса, и у подножия подступили к ним старые орки, и старейший из них, огромнейший, но дряхлый урук, прокричал, что надобно убить незванных гостей, пока своим чародейством они не свели с ума и не погубили всех орков. Тогда Эктелион взял свой меч и подал его орку, молвив: "Если веришь своим словам - рази." Орк схватил меч, занес его для удара, но дрогнула рука его, и упал меч на камни. Посмотрев в ясные очи эльфа, сказал тогда орк: "Слишком темен я, чтобы идти по предложенному тобой пути. Но спаси наш народ," - и, отпрянув, кинулся вниз со скалы; холодные и чистые воды ручья приняли тело его и сомкнулись, незамутненные; и ирисы склонились над ним. Прочие же орки сказали: "Не поднимем на вас руки, Вестники Надежды. Ведите нас, и да сбудутся ваши слова!"


И начали тогда орки собираться в дорогу. Отправлены были гонцы к Бьорнингам, и те согласились пропустить орков через свои земли. На золото и драгоценности, извлеченные из тайников, куплены были пони и мулы, и вьючные лошади, повозки и всяческие припасы, необходимые в долгом пути. Всех пленников и рабов отпустили они из узилищ и потаенных рудников, щедро одарив их во искупление причиненного зла, а в селения по обе стороны гор отправлены были богатые дары - как вергильд за нанесенный ущерб и убитых в набегах.

Покуда шли сборы, Келеборн и сыны Диора отправились с вестями к Трандуилу. Элладан, Элрохир и Эктелион ходили среди Темного племени, исцеляли больных, леча раны и увечья; а вскоре замечено было, что орки стали легко переносить солнечный свет, даже радуются ему, и Маглор научил их древним обрядам встречи и провожания на заре лучезарного Анара, и вошло это в обычай среди орков.

Изо всех селений, крепостей и замков Хитаэглира собрались орки в Лоэг Нинглорон; дважды десять по десять сотен было среди них воинов - все более северяне, но были и уруки Мордора, и Урукхай; а стариков, женщин и детей было - треть от числа воинов.

Кода выступили они в поход, на много лиг растянулись их отряды. Впереди ехали Эктелион и Таркаш, а сыны Элронда шли среди орков, и говорили с ними, а Маглор играл на арфе и пел, и радовалось его песням Темное племя.

Как и было обещано, Бьорнинги пропустили орков через свои земли, но все же несколько отрядов шло в отдалении за орками, поскольку не доверяли им лесовики и следили за ними. Орки же шли, не причиняя никому обид и вреда. Пройдя вдоль Андуина на север, они перешли реку у Старого Брода и вышли на Мэн-и-Наугрим, и по ней достигли лесного нагорья.

Долго беседовали Келеборн и Трандуил, затворясь в тиши тронного Зала; после этого разговора повелел король народу своему радушно и гостеприимно приветить Темное племя. С удивлением и радостью узнали эльфы о причинах похода орков и о том, что содеяли Эктелион и Маглор. В крепость, что на Лесном нагорье, отправлены были гонцы. Множество ярких, островерхих шатров было разбито у ворот крепости, подле лесного озера; из Приозерья привезли вино, плоды и всякую снедь. Когда орки подошли к крепости, их встретила веселая толпа эльфов, все они были безоружны и нарядно одеты. Сам король со своею свитой вышел навстречу оркам; Таркашу и малым вождям были оказаны великие почести - как родичам или высокородным союзным владыкам.

Орки все же не смогли избавиться от подозрительности, многие не пожелали снять оружие и доспехи; но эльфы словно и не замечали этого, равно как и грубость и неучтивость орков, их уродство и нечистоплотность. Песни менестрелей и легкая музыка лились со всех сторон, длинные столы меж шатров и деревьев были украшены цветами и ломились от яств, яркие светильники свисали с ветвей. Серебряные чаши наполнялись мирувором, и лембасы были преломлены, так что каждый отведал эльфийского хлеба. Поначалу орки ели и пили с опаской, отовсюду ожидая предательства, но потом позабыли все свои опасения и страхи, ибо как родичей, вернувшихся издалека, привечали эльфы орков. Между тем светлое чарованье, целительный эльфийский мед и лембасы оказали свое дивное действие: испрямились спины орков, выправились черты лиц, волосы, перестав напоминать спутанную звериную шерсть, ровными и чуть волнистыми прядями ниспадали на плечи их; пропала, точно и не было ее, нездоровая смуглость, исчезли шрамы и следы былых ран, глаза заблестели молодо и весело. Вскоре орки скинули доспехи, оставили оружие и предались веселью вместе с гостеприимными хозяевами.

Несколько дней длилось празднество. Затем Таркаш и другие вожди орков побывали в подземном дворце Трандуила. Лесной король подарил Верховному Орку свой меч, а Таркаш поднес ему в ответный дар митрильный шлем, некогда принадлежавший, как гласили письмена на нем, Тургону из Гондолина.


Год и шесть месяцев прожили орки в Эрин Ласгалене; и вот, в начале яснозвездного месяца Вирэссэ они отправились в дальний путь.

Они шли по южному берегу Кельдуина, шли не торопясь, ближе к вечеру раскидывли шатры и окружали стан кольцом повозок и кибиток, ночь отдыхали, а наутро вновь отправлялись дальше. Не было среди них ни раздоров, ни кровавых свар, обычных для орков, ни даже перебранок и ругани. Сильно изменились они с тех пор, как гостили у эльфов. Все чище и звонче становился их выговор, вместо грубо искаженного Вестрона все чаще звучал меж ними Синдарин.

Теперь уже целая сотня эльфов сопровождала их в пути. Они рассказывали оркам о былых временах, пели песни, древние и новые, учили Темное племя разным ремеслам, показывали, как усмирить коня не силой, но лаской. Многие орки научились играть на арфах, лютнях и флейтах, и часто звонко и радостно взлетала над вереницей повозок песня; и голос а, что пели ее обрели красоту и полнились глубиной и звучностью. Воины снимали с себя брони и кольчуги, оставляли в повозках оружие и ходили больше налегке, сменив тяжелые и зловонные одежды из кожи и грубой холстины на легкие и яркие одеяния.

И как-то исподволь, незаметно, пробуждалась в орках та древняя сила, которой владеют квэнди. Одни учились разгонять туманы, отводить непогоду, придавали причудливые формы дыму костров, вызывали светлые и прекрасные видения; другие пробуждали в камнях и самоцветах, в металле, дереве и янтаре их потаенную красоту, все увереннее руки орков брались за инструменты и создавали дивные вещи, подобных коим никогда не было, ибо, хотя сила орков была подобна силе квэнди, но, подвергнувшись искажению во Тьме, изменилось, и поэтому сотворенное орками сильно отличалось от творений Дивного Народа. А некоторые из орков отходили в сторону от отрядов, в степи, и дикие птицы, прилетев, садились им на плечи и руки, и звери подбегали к ним, шли рядом, дозволяя ласкать себя.

Особенно же преображались дети орков, рожденные в пути или незадолго пред ним. Ни единой оркской черты не было в их лицах, да и сложены они были на диво правильно и изящно. Светлоокие и высокие, они напоминали, скорее, эльдар, только что родившихся эльфов. Волосы их были темны, как вороново крыло, глаза серые, словно море, или зеленые; но иногда вдруг блистали и золотые кудри, как у ваниар. И дивились, и радовались этому орки. А дети их льнули к эльфам, и те учили их всему, что сами умели, и передавали им Предание. Юный орк, младший брат Таркаша, Хадрог, которому не было и шестнадцати лет - а по эльфийскому и орочьему счету это очень и очень мало - особенно подружился с Маглором. Их часто видели вместе; гордый нолдорский принц ехал, посадив своего юного друга на луку седла. Он обучил Хадрога искусству сложения песен, и впоследствии сей юноша стал великим менестрелем.

Между тем орки Эред Литуи, прослышав о том, что сородичи их пустились в дальнее странствие, послали к ним гонцов. Когда посланные увидели преображенный народ Таркаша, их изумление скоро сменилось злобой, с проклятьями они повернули прочь. Но Эктелион, нагнав их, говорил с ними, и гонцы, возвратясь, ничего не рассказали своим соплеменникам, а только лишь позвали их присоединиться к странствованию народа Таркаша.

Думая, что это - военный поход, орки Изгарных гор выслали большой отряд. Шли они быстро, опасаясь встречи с воинством Восточной земли Великого Королевства, и раньше орков Таркаша достигли земель у слияния Кэльдуина и Карнена. Но увидев, как изменился народ Таркаша, изготовились они к битве, решив, что сие неведомое племя послано на них Наместником Восточной земли. И тогда Эктелион и Маглор вновь отправились к ним, безоружные, со Словом Мира на устах, и мордорские орки решились следовать за ними. Большая часть новоприбывших сразу же присоединилась к Таркашеву племени, а некоторые вернулись домой за женами и детьми. В ожидании их орки встали лагерем близ устья Кэльдуина, к северо-западу от Таур-на-Уиал. Сильно возрос отряд, ведомый Эктелионом к Озеру Пробуждения, еды стало не хватать, к тому же близилась зима. Поэтому несколько глашатаев, эльфов и орков, были посланы в Нан Авардор. С недоверием встретили авари глашатаев; долго они не давали посланцам ответа, сами же тем временем послали к становищу пришельцев небольшое войско из конных лучников; но, убедившись в истинности слов глашатаев, лучники повернули обратно. И тогда многие авари пришли к Эктелиону и Таркашу, принеся еду и драгоценную воду из родника в Барад Фалмар - терпкую, живительную влагу, они помогли им устроиться на зиму и сами остались с ними.


Наконец, через год долгого пути, подошли они к Холмистым пределам. Земли те некогда лежали на дне Хелкара, и поэтому степные равнины прорастали там меловыми холмами,которые затем сменялись лабиринтом утесов. Орки шли по руслам пересохших ручьев и по безводным ущельям. И вот все скалы перед ними слились в единую стену; свежая трава, ярко-зеленая на грязно-желтом песчанике, росла там, покрывая собой весь пологий западный склон вплоть до гребня. Словно край огромной чаши высилась стена, а за нею, в зеленой долине лежало Священное Озеро Квэнди. Поднявшись на гребень стены, узрели орки огромное озеро, подобное длани, обращенной к Западу, и воды его сияли, как хрусталь, наполненный светом Луны и звезд.

На севере и востоке озеро окаймлялось отрогами старых, выветрившихся гор; сотни ручьев истекали из потрескавшейся Кожи Земли, и весь воздух над озером полнился журчанием и переплеском струй. Нижние склоны гор поросли лесом, на юге же древесное воинство переплескивалось через низкие взгорья и заполняло весь перешеек, отделявший Чашу Эльдаров от холодного Хелкара, что лежал на юго-востоке.

Земли те казались пустынными, но здесь было сердце владений сумеречного народа пиксов. Некогда несколько родов авари попали в плен к Саурону; муки и чародейства не смогли превратить их в орков, но души их, обожженные порчей, затемнились. Когда в начале Третьей Эпохи к Руну пришли Итрин Луин, то они собрали большое воинство из свободных авари, лайквэнди, нандоров и их союзников, гномов и людей; тогда, в великом Южном Походе, они сокрушили царство Черных Нуменорцев, лежавшее в Мордоре, в Нурне; освобожденных из рабства эльфов Истари привели к Озеру пробуждения; там они и жили с тех пор, но позднее, когда число из возросло, многие переселились в разоренные земли Эренана.

Они жили, укрывшись пеленой сумеречных заклятий, и время медленно излечивало их от наследия плена. Но думы и деяния их все же отличались от дел других эльфов. Пиксы одевались в серые, бурые и зеленые одежды; свои тайные жилища строили они в холмах и скалах; их единственная крепость, Эрелондэ, была высечена в толще серых скал на острове, лежавшем посреди вод Куйвиэнен, в лиге от северо-западного берега. Издали она казалась нерукотворным каменным венцом, опущенным на хрустальное зеркало, и не было в ней никаких явных признаков жизни. Странны были обычаи пиксов: свои дома и укрывища покидали они лишь в сумерках и возвращались в них с зарею; огня никогда не разводили, так как умели брать тепло у земли; также изготовляли они чудесные светильники, которые то чуть мерцали, как болотные огоньки, то вспыхивали ослепительно и ярко. Пиксы не ели ни мяса, ни рыбы, а лишь плоды земли. И чародейство их было иным, чем у других эльфов: отказавшись от оружия, они искусно колдовали, могли представиться врагам то огромного, то маленького роста, а то и вовсе невидимыми, напускали туман, темень, чародейские образы и видения, грозные и устрашающие.

Чужаков они не любили и отваживали их по-всякому. Если вастак забредал в их земли, то, в лучшем случае, просто теряя лошадь или проблуждав в тумане, возвращался туда, откуда начинал путь, а мог и попасть в трясину или вдосталь навопиться от ужаса, спасаясь от призрачных чудовищ. Родичей же своих, авари из Авардора, Ойоривэ и с берегов Хелкаринквэ, и прочих эльдалиэ, принимали пиксы хоть и дружески, но весьма неохотно.

Потому, увидев множество грозных пришельцев, пиксы наслали на них свои чары, но Эктелион, Элладан и Элрохир легко отвели их. Тогда затворились пиксы в Эрелондэ и в других своих тайных убежищах, и глашатаи, посланные к ним, вернулись ни с чем.


Орки перешли через гряду, преграждавшую им путь и остановились в широкой тенистой логовине. С восторгом слушали они плеск волн, шелест белого песка и возгласы серебристых чаек.

И пришел день посреди года, когда солнце, едва преклонившись на Западе, тотчас же восплывает на Востоке. В сумерках этого дня орки, сбросив одежды, вошли в священные воды; Эктелион и Маглор вели под руки Таркаша. Вознеся моленья Всеотцу, окунулись они в сверкающие волны, увенчанные холодной и чистой пеной, и когда последний закатный луч коснулся поверхности озера, наполнив его золотом и царственным багрянцем, восстали из вод, и, узрев себя и других, замерли в восторге и благоговении пред свершившимся, потому что стали они прекрасны, как и те, пробудившиеся на этих берегах тысячелетия назад. Светлые, стройные тела полнились внутренним сиянием и красотой, глаза лучились предначальным светом. А Маглор поднял руки свои над водой и увидел, что ожоги от Сильмариля исчезли, и стал он юн и прекрасен, как прежде. Но более всех преобразился Таркаш, стал он прекраснее всех земных королей; из Детей Эру лишь Ингвэ и Эльвэ Синголло могли бы сравниться с ним в красоте - но не превзойти его. Полуорк, он стал полуэльфом, сочетая в себе силу Людей и красоту и мудрость Эльфов. Лунное серебро сияло на его волосах, а глаза стали - как звездные сапфиры, напоенные Истинным Светом. И новое имя наречено было ему - Ильмарион.

Но вот на румяном предвосходном небе полыхнула белейшим светом Гиль-Эстель, и ослепительно чистый луч света вонзился в берег озера.

И видно было, как по лучу, словно по сверкающей дороге, вынырнув из гряды новорожденных облаков, несутся всадники. Первый из них, серебристо-белый на белоснежном коне, поднял рог, и рокотание рога наполнило небо, и отзвук пения его грянул зычно, как грозовой раскат. Оромэ Алдарон явился на берег Куйвиэнен и встал у края вод; Нахар вздыбился под ним, и земля дрогнула под копытами коня. Эктелион поднял взор на Валара и на пришедших с ним, и сердце его вспыхнуло радостью узнавания. Рядом с Оромэ встали еще двое всадников:один, снежно-белый, на белом коне - Митрандир Олорин, другой же, облаченный в лазурную синь, седок серого, как тень, единорога - Тинмегиль Палландо; лица их были молоды и прекрасны, и совсем не походили на прежние, старческие личины, но глаза выдавали древнюю мудрость майар-Истари.

С восхищенным изумлением смотрел Валар-Всадник на вышедших из моря. И сказал он своим спутникам: "Видите, друзья:, чаяния ваши исполнились, и труды ваши здесь завершены. Сбылось хранившееся в тайных думах Эру, и подарил нам Он счастливое право приветствовать новорожденный народ."

"Не новорожденный, но Возрожденный,"- возразил Митрандир, и Тинмегиль добавил: "Да именуются они отныне - энвиниар, потому что орками звать их теперь ведь не должно."

И снова вострубил Оромэ, и новую песнь пропел Валарома в дланях его. Мглистой дымкой окутался берег, а потом мгла рассеялась, распалась надвое, как занавесь, потому что пронизал ее золотистый свет. Огромная чаша, точно прозрачный цветок, возникла на берегу.

И молвил Оромэ: "В последний раз пришел я в Эннор, и не явлюсь здесь более в зримом обличье до Конца Мира. Я пришел к вам посланцем моих Братьев и Сестер. Возрождение и очищение даровано вам от Эру, что же мы можем дать вам? Мы дарим вам и земле этой свое благословение, да расцветет она и станет прекраснейшим местом в Срединных Землях. Чаша эта - дар Владычицы Варды. В ночи и в тумане будет светить она, а если наполнить ее водой - вода излечит любые раны земли и живущих на ней. И еще: дорога на Запад, Прямой Путь, открыта для вас, и если пожелаете - сможете прийти в Аман."

И тогда заговорил Олорин, и сказал он: "Я ждал сего часа, хотя и не верил, что он настанет. Поэтому, дабы почтить вас и возблагодарить Господа, я приношу вам свой дар. Пусть чаша сия даст вам не только свет, но и тепло. Поставьте ее на возвышении в центре вашего города - а я провижу, что он у вас будет - и на семь лиг вокруг установиться вечное лето, и воздух наполниться пением птиц и ароматом бесчисленных цветов, станет он послушен вашей воле, и вы, искусством вашим, которое еще обретете, будете вызывать им и в нем прекрасные видения. Сделать так в моей власти, ибо я - Олорин, и сила моя возросла с тех пор, как я вернулся на Запад.

Тогда засмеялся Тинмегиль, и воскликнул: "Неужели ты, Олорин, превзойдешь меня в щедрости? Примите и мой дар, о Юный народ! Отныне пусть это озеро воистину явит свой незримый свет, которым оно наполнино, и да услышите вы пение духов, моих друзей и братьев, что служат Ульмо и населяют это озеро. Впрочем, наибольший из даров вы поднесли себе сами, пробудив исконную силу озера, его власть к Преображению. Сказываю вам, что отныне любой, кто темен сердцем и не ведает покоя, сможет, омывшись в Водах Пробуждения, очиститься и обратиться к свету."

И сказал Оромэ: "Итак, будьте же благословенны - и прощайте! Мир вам!" Взвились кони, взметнулся песок под их копытами, быстро скрылись из виду Валар и Олорин. Тинмегиль же, спешившись, подошел к Эктелиону, Маглору и Ильмариону, поочередно обнял каждого и молвил: "Благодарение Эру, что меня избрал Он своим орудием. Я счастлив, что некогда повстречал всех вас. Ныне же мне предстоит другой путь, другие дела; и, возможно, мне придется уйти их Кругов Мира. Но я надеюсь, что вы придете на Заокраинный Запад, и мы встретимся вновь. Впрочем, вы и не сможете не прийти. Мир изменился, и Средьземелье принадлежит теперь Младшим, и путь их не близок; вы же должны будете уйти - или стать тенями в Мире Смертных, или разделить их судьбу. Выбор за вами - но я хотел бы видеть вас в Благословенных Землях. Прощайте!"

Единорог прянул, Тинмегиль обернулся в прощальном привете и исчез сине-серой дымкой, истаял в небе, и вновь возник подле двоих, ожидавших его под звездою. И тогда в третий раз вострубил Оромэ в рог, и взмахнул копьем - и всем вдруг почудилось на миг, будто бы Гиль-Эстель полыхнула на самом острие копья Валара. И в огромной сияющей прорехе, возникшей на миг в закатном небе, узрели они дальний город с пристанями, белыми башнями и с маяком, на вершине которого горели звезды - и зазвенел чисто и ясно далекий колокол, и скрылся дивный город, видение померкло и растаяло, как туман, изгоняемый ветром...

И поселились Энвиниар подле Куйвиэнен. Вскоре пришли к ним посланные от пиксов; и удивились они, увидав перемены, произошедшие в пришельцах, когда же Ильмарион поведал им историю об Энвиниа Гламхот - Обновлении Орков, то пиксы открыли свои земли для энвиниар и помогли ми в устроении жилищ и обживании земель. Большинство Обновленных селились по обычаю пиксов, устраивая свои дома в скалах и под холмами, некоторые же ушли в леса и поселились там, сделав таланы в кронах деревьев. Но потом решено было, что земле их нужна столица.

И поднялся у Куйвиэнен белый город. Стены его, башни, дома, лестницы, площади и широкие улицы сложены были из белого камня, изукрашены серебром, алмазами и жемчугом из Хелкаринквэ. Фонтаны и сады, и рощи мэллирн украсили тот город, и мрамор не оттенял зелень деревьев. Посреди города, на серебряном столпе вознесли Чашу Валаров, и сбылось все реченное о ней, и город этот, Гильгонд, не ведал зимы и увядания.

Много раз на север и к пределам Мордора отправлялись энвиниар, и почти каждый год орки приходили к берегам Куйвиэнен, чтобы, очистившись, соединиться с Дивным народом. И скоро почти не осталось в Эндоре орков, несколько племен их скрывались в Эфель Дуат, да иногда доходили слухи об урукхай, бежавших в Харад. Говорили еще,что несколько оркских замков остались в Хитаэглире - из тех, кто не пошел в свое время за Таркашем.

Послы разных людских племен приходили в Гильгонд, гномы навещали берега Куйвиэнен, и в земли авари пришли онодримы. Постепенно люди Прирунья соединились в одно Великое Княжество; князья их чтили Влыдыку Ильмариона, а он посылал им щедрые дары, и сыны людские учились у Энвиниар, поскольку достигли обновленные мудрости Нолдор и благости Ваниар. И пока стояло их королевство, не было у них ни с кем ни войн, ни раздоров.


Звонкими каплями падали годы, и ярким был закат Дивного народа. Множились люди, мир изменялся...И прекрасное видение сияющего города, явленное энвиниарам, когда уходил Оромэ, не оставляло их думы; потому через триста лет после Обновления решили они уйти за Море, и многие эльфы сумерек последовали за ними.

Уходя, эльфы отдали людям свои древние жилища со всеми бывшими в них чудесами и сокровищами. На прощание Ильмарион передал своему другу, Великому Князю Галроду (первому из Великих Князей, кто правил под эльфийским именем) свою корону, изукрашенную сапфирами и жемчугом, и свой скипетр, сказав: "Вы, Послерожденные, отныне правите миром. Поэтому, уходя, мы просим вас: храните светлую прелесть Эндора, как и мы чтили и хранили ее. А нас наши пути ведут туда, где труды наши не будут напрасными."

И покинуты были эльфами все их земли: берега Куйвиэнен и Хелкаринквэ, Нан Авардор и Эрин Ласгален, Лориен и Итилиен, Имладрис и Линдон. Три тысячи белых кораблей ждали в Митлонде.

Все людские властители Запада, Севера и Востока, короли гномов и старейшины перианов, и даже сам Фангорн вышли провдить Уходящих.

Перед самым отплытием вышел Маглор на морской берег и увидел яркий блеск на песке. Подойдя, разглядел он, что в ожерельи осколков раковин и морской пены, лежит Сильмариль. Поднял его сын Феанора, и не обжег камень рук его, но засиял еще ярче и чище. И, вернувшись, сказал Маглор друзьям и родичам: "Вот знамение того, что правилен наш выбор. Уходя, мы оставляем здесь частицу себя, то, что навеки скреплено нашей любовью к Эндору, но обретаем нечто большее для нас - и вот! - возвращаем утраченное прежде. Доброго же нам пути!"

Три тысячи кораблей, словно белогрудые лебеди, рассекли прибрежную дымку и вспенили холодные прозрачные воды. Стая чаек поднялась им навстречу с дальнего зеленого берега, сладостный ветер ударил в лицо, принеся отзвук пения далекого рога и звон колокола, зажглись огни на белых башнях, и заря приветствовала их...


Так завершились дни Перворожденных в Срединных Землях, и не вернутся они пока Время не иссякнет. И люди пленили сей мир...

Говорят, что в миг их ухода мгла скрыла Куйвиэнен, и прибрежные земли, и Гильгонд, а когда рассеялась она - мир изменился, и на месте священной долины Квэнди легли другие земли, а она ушла из Кругов Мира, подобно Каменному Лону и Хильдориену, и не возвратиться в мир, пока он не измениться. Но те из Квэнди, кто не возжелал уйти в Благословенные Земли, могут еще найти путь к берегам, где они некогда обрели бытие...

Баллада.

Навек один  - к пустынным берегам,
Где можно на песок упасть, рыдая,
И рассказать безмолвным облакам
О миражах придуманного рая,
Что больно жгут, бесследно исчезая.
Как пульс морей - недремлющий прибой -
Привычный столь  и неизменно новый
Бесплотных мыслей непрерывный строй
Неутомимо ищущих  иного,
Выплескивая  музыку  и слово.

Холодным обжигающим  волнам  -
И только им - надменно доверяю
Печаль по недоступным  островам,
Чтоб  волны, неизбежно отступая,
Назад спеша, преграды не встречая,
Не ощущая грани роковой
У тайного  закатного  покрова,
Несли туда привет незримый мой
На берега, где я не буду снова,
Выплескивая музыку и слово.

Я клятву дал,  наперекор богам -
И проклят был;  былое проклиная,
От  рощ зеленых к мертвенным снегам
К забвенью и туманам злого края
Ушел из незаслуженного рая.
Упрямой, пережившей всех скалой,
Один расту из прошлого седого
Незнающей раскаянья тоской,
В долину преходящего земного
Выплескивая музыку и слово.

Посылка.

Тому, кто  жадной грешною душой
Коснуться смел до пламени святого
И был сожжен; но, боль избыв тоской,
Неодолимо жаждет боли снова,
Выплескивая музыку и слово.



return_links(); //echo 15; ?> build_links(); ?>