Нион Ночь после мира Туилиндо и Хамулу, а также всем, кто помнит последнюю мирную ночь Дортониона День выдался на диво хлопотливым. Такое бывало не первый раз, но никогда - столько и сразу. К вечеру Хириль уже едва ноги таскала, хоть и не подавала виду. Эмельдир устала тоже, но не к лицу же хозяйке сиднем сидеть перед гостями. То и дело бухала дверь, впуская вместе с морозным облачком очередного пришедшего, и к каждому нужно встать навстречу, усадить за стол... уставать было просто некогда. Утром приехали с застав мужчины. В том не было бы ничего необычного - вернулась осенняя стража, теперь на смену им уедет зимняя. Но совершенно неожиданно с ними прибыл Барахир, сказав, что Бреголас сам решил его сменить. То, впрочем, разумно - брат вождя Первого Дома эдайн уже четыре месяца не был дома. А что еще лучше - он привез с собой и Берена, который пропадал на заставе с лета. Его не раз предлагали сменить, но парень сам отказывался. В чем тут было дело, Эмельдир не знала. Хириль, кажется, догадывалась. Но молчала - до поры. А мать не спрашивала. Захотят они - сами расскажут. Но радость радостью, а хлопот от нее выше головы. В этот раз гости нагрянули неожиданно - а значит, надо было срочно варить еду, готовить баню, стирать пропыленное, грязное платье и белье. Вышитые узоры свежих рубашек наполняли дом, нюх щекотал ароматный запах еще теплого хлеба. Кроме того, Барахир и государя Финрода с собой привез. "Это кто кого привез...", - улыбался Финрод, а Барахир отшучивался, Берен же смущенно посматривал на отца - ясно было, что без него тут не обошлось. Никто, кажется, специально не говорил о том, но как-то само собой стало ясно: вечером быть пиру. К тому же, государь едва ли не через день собирался ехать дальше, а значит, для того, чтобы спросить у него что-то, выяснить или обсудить, оставались считанные дни. Эмельдир знала, отчего торопится Финрод - муж украдкой сказал ей, что на заставе неспокойно. Но много рассказывать второпях Барахир не хотел, а времени поговорить так пока и не нашлось - за весь день они обменялись едва ли парой слов. И Эмельдир решила отложить беседу до ночи; пока же по обрывкам разговоров, обмолвкам, выражению лиц старалась понять: насколько неспокойно? Впрочем, эдайн было не привыкать. Заставы Дортониона то и дело отбивали нападения орков, неведомо как просачивающихся сквозь посты Ард Гален. К этому все давно привыкли, и такие стычки не казались чем-то необычным. Берен, кстати, тоже несколько раз был ранен... чем немало гордился. По крайней мере, Хириль, слушавшая брата с восторженным вниманием, восхищенным взглядом льстила самолюбию молодого воина. Ближе к вечеру в дом стали подтягиваться гости. Никто не приходил напрямую к Финроду, но у всех находилось какое-то дело: у женщин - то соли попросить, то узор новый на спицах показать, то узнать, долго ли еще пробудет в отлучке кто-то из родных, несший вахту вместе с Бреголасом; у мужчин - расспросить Барахира, как там нынче, что слышно нового. И конечно, каждый что-то нес с собой; и, разумеется, хозяйка не могла отпустить никого из них, не усадив за стол. В общем, поговорить наедине Барахиру и Финроду так и не удалось, пришлось присоединиться к застолью. Ни тот, ни другой не показали недовольства, но Эмельдир знала, что теперь они засидятся за делами до света. Огромная горница оказалась битком набитой народом. Пряный запах сухих трав вытеснило тепло разгоряченных тел и мясной дух. Столы пришлось вытащить и сдвинуть вместе, мест на лавках едва хватало. Но на тесноту никто не обижался, да и не сказать, что слишком тесно было - дом-то огромный, места всем хватает. Когда-то в нем жили две больших семьи - братья-Беоринги, женившись, решили не расходиться по своим подворьям, остались с отцом, а уж когда Брегор умер, им и вовсе не показалось тесно. Сейчас большую часть времени добротная, крепко срубленная изба пустовала - Бреголас давно овдовел, сыновья его - Барагунд и Белегунд, уже взрослые, редко бывали дома, да и Барахир и Берен не слишком часто жаловали домашних своим присутствием. Вот и вышло, что во всем огромном доме оставались зачастую только две женщины и старый слуга. Потому и Эмельдир, и Хириль дождаться не могли приезда своих мужчин. Нет, конечно, скучать не приходилось - хозяйство не дает лениться. Но все ж таки вечерами, когда Хириль уходила к старой Андрет, жившей неподалеку, Эмельдир, опустив на колени шитье, долго смотрела в темные окна. А вот выйдет замуж дочь - останешься ты, женщина, одна, что тогда скажешь? Уже клубами висел под потолком гомон, то и дело взрываемый смехом, когда Финрод поднялся и взял в руки чашу. Все как обычно - здравицы в честь хозяина, приветствия и благодарности, обычные слова, встречаемые одобрительным гулом. Но перед тем, как пустить чашу по кругу, Финрод, отпивая из нее, сказал: - Пусть эта ночь, мирная ночь покажется нам бесконечной. Ибо никто не знает, что ждет нас завтра и где мы встретим ночь следующую. На мгновение люди притихли - слишком тревожно прозвучало почему-то это пожелание. Но чаша пошла по кругу, и люди решили, что у эльфов - обычное дело говорить так мудрено и странно. Все хорошо, иначе и быть не может - разве можно сомневаться в силе эльфийских и наших клинков? Берен сидел рядом с отцом, и Эмельдир то и дело втихомолку любовалась сыном. Они не виделись несколько месяцев, и за время, проведенное вне дома, он сильно возмужал. Теперь никто не назвал бы его мальчишкой - это был мужчина, в расцвете юности, но мужчина зрелый и твердый. Он раздался в плечах, отпустил усы, чем немало позабавил Хириль и, подражая отцу, говорил солидно и неторопливо. Впрочем, ребячество так или иначе еще сквозило в нем. Днем, рассказывая матери и сестре о жизни на заставе, он то и дело подшучивал над Хириль, заставляя ее краснеть; порой порывался приласкаться к матери - наедине, разумеется; а когда Хириль вышла во двор за дровами, подкараулил ее из-за угла и, схватив в охапку, повалил в снег. За то был награжден пригоршней сосулек за шиворот - и несколько минут оба, хохоча, перебрасывались горстями сухого, рассыпчатого снега, пока мать не окликнула их. Но сейчас, за столом, он, безусловно, забыл про то, что ему лишь двадцать, и старался выглядеть как можно старше и серьезней. Эмельдир не раз ловила на сыне восхищенные взгляды соседских девушек. И не раз спрашивала себя: а отвечает ли им Берен тем же? Или ни одна еще не тронула его сердца? Никому он не оказывал предпочтения, никого не выделял из общей массы. Помнится, летом мать спросила его об этом - Берен смутился, но ответил честно: "Нет, мама... может быть, когда-нибудь... потом". Что ж, ни Барахир, ни Эмельдир не настаивали на скорой женитьбе сына. Не в том даже дело, что молод еще - просто не желали сыну немилой невесты. Пусть выбирает сам и решает сам. Шум и говор уже несколько раз прорезали обрывки мелодий, когда Эмельдир, наконец, села за стол - теперь можно спокойно поесть самой. Гости уже разбрелись по интересам - мужчины окружили Барахира и Финрода, женщины столпились вокруг старой Андрет, стайка мальчишек облепила Берена и нескольких парней, вернувшихся с ним, а девушки и юноши высыпали во двор и устроили игру в снежки. Застолье шло своим чередом. Руку Эмельдир накрыла твердая ладонь. Она подняла голову - рядом стоял Берен и улыбался ей. - Мама... - Садись рядом, сынок, - она подвинулась, освобождая ему место возле себя. - Посиди со мной, если не уходишь никуда. - Я... нет, конечно, - он опустился рядом. - Устала, мама? - Немного, милый. А где Хириль? - Во дворе, в снежки играет... Берен явно хотел что-то сказать ей, но не решался. - Что случилось, Берен? - спросила Эмельдир, видя, что он никак не может начать. - Мама... я хочу уехать с государем. Вы отпустите меня? - Когда? Куда? - Эмельдир опустила ложку. - Завтра или послезавтра. Он... едет в Хитлум, - Берен запнулся. - Берен... - начала было она: ведь и дня в родном доме не побыл. Но, уловив умоляющий блеск его глаз, смолкла. Вырос сын, как сможет она удержать его? Не век же ему быть при доме... - А отец что скажет? - "ах, как заныло сердце, сынок, погоди, останься хоть ненадолго". - Отец не против, - "пойми, мама, мне очень надо". - Так поезжай... - "только будь осторожен, пожалуйста, будь..." Вслух: - Вот Хириль-то огорчится, она так ждала тебя, так скучала... - Ну что ж делать... Сын подкладывал ей на тарелку то хлеба, то мяса, а ей кусок в горло не шел. Все-то наше счастье - не то день, не то два. - Расскажи мне, Берен, - попросила она. - Пока отец занят, хоть ты скажи. Что сейчас на границах? - Все тихо, - отозвался он не сразу. - Все тихо и спокойно. Но... эта тишина давит на душу. Эмельдир удивленно и чуть тревожно взглянула на сына - никогда раньше он не говорил так. Нет, бывало, что огорчался: мол, нашим прадедам пришлось отвоевывать счастье в битвах, почему нам не досталось подвигов? Но то были детские мечты о славе, и, повзрослев, Берен сам над ними подсмеивался. Сейчас же он думал иначе - очень устало и трезво. В глубине его глаз уже давно пряталась тревога - отчего ты не видела ее прежде, мать? - Все спокойно, - говорил Берен, вертя в руках резной кубок и не замечая этого. - Зима, тишина; кажется, даже орки не тревожат. Но почему? Никогда раньше осенью не было так тихо. За четыре месяца - всего одно нападение, да и то... так, чтоб подразнить. Это не к добру. - А что думает Бреголас? - спросила Эмельдир негромко, отбирая у сына кубок и наливая в него вина. - Что думает... ничего он не думает! - с досадой проговорил Берен, тряхнув головой. - Рад, что все спокойно. Мы с отцом твердим ему, что нужно наступать самим, не ждать удара... - Ты думаешь, будет война? - перебила, не сдержавшись, Эмельдир. - Не знаю, - покачал головой Берен. - Я не знаю. Но отец почти уверен в этом... - А государь? Берен помрачнел. - Государь пока молчит, но и он неспокоен. Я еду с ним в Хитлум, мама... а там... а там - посмотрим. Внезапно лицо его засветилось. - Эх, мама, как бы я хотел учиться у него! - Чему, сынок? - ласково спросила Эмельдир. - Всему! - горячо сказал Берен. - Кузнечному делу, воинскому, охоте... - Так в чем же дело? - улыбнулась мать. Берен помолчал. - Знаешь... лорд Ангрод берет меня к себе. Пока - в дружину, а там видно будет. Эмельдир с радостным изумлением вскинула брови. - Это правда? - Да... А я даже не знаю, рад или... или счастлив, - Берен рассмеялся и крепко расцеловал ее в обе щеки. - Берен, - донеслось от двери. Финрод, Барахир и Дагнир - старый Хранитель преданий - стояли у порога. По-видимому, они отчаялись найти для разговора тихое место в доме и решили выйти в сад. - Нос не отморозьте, - крикнула вдогонку Эмельдир. Мороз и в самом деле стоял нешуточный. Вернувшаяся с улицы Хириль ежилась и растирала озябшие пальцы. Глаза ее поблескивали счастливым и загадочным светом, щеки раскраснелись. - Мамочка, я сегодня пойду к Андрет ночевать, - подсела она. - Можно? - Ты еще не набегалась сегодня? - удивилась мать. Хириль вспыхнула ярче вышитого ворота рубахи. - Нам... мне с ней поговорить надо... Эмельдир грустно улыбнулась и кивнула. Взлетевшая над столом песня заставила притихнуть самых громких спорщиков. Сильный, чистый, совсем не старческий голос Андрет поднял старую, давно забытую мелодию прежних лет и, умерив веселье, тревогой и печалью наполнил сердце... Ночью Эмельдир долго ворочалась в постели, не могла уснуть, несмотря на даваящую усталость. Хотела дождаться мужа - но ему, видимо, спать нынче не придется вовсе. В соседней горнице все горела свеча и шел тихий разговор... А потом и свеча погасла, но тишина так и не смогла наполнить дом... Сон приснился ей - тяжелый, душный. Огромная луна висела над окнами, свет ее проливался на лицо и казался неживым из-за своей яркости. И в этом сиянии - не то явь, не то бред. Эмельдир слышала дыхание спящего рядом мужа, и кошка тихо мурчала в ногах, и что-то бормотал во сне Берен за дверью. Но морозный узор на стекле сам собой складывался в невиданной красоты ледяной замок. И во дворе этого замка стояла она... Нет, не она. Взгляд скользил словно издалека, сверху, как и бывает во сне, и выхватывал - точно из омута - то толпу на широком, выложенном черными плитами дворе (нет, это не Тол-Сирион - здесь сила и власть словно кричат, стекая с небес, с трехглавых пиков, отражаясь от мрачных стен), то молчаливых охранников в черном (люди? орки?), то закутанную в плащ женщину в первом ряду, высокую женщину с лицом гордым и твердым, но смертельно бледным. Не отрываясь, сжав губы, она смотрела вперед, и возгласы ужаса и отчаяния словно обтекали ее, будто волны прибоя. И этой женщиной была одновременно и она, Эмельдир. А в кольце охранников, в середине огромного двора у высоченного столба, отполированного до блеска многими телами, стоял, привязанный за вскинутые над головой руки, медноволосый человек. Нет, эльф. Резкие, точеные его черты немного напоминали черты Финрода, но взгляд - смертельно усталый - не мог быть светлым взглядом принца Золотого Дома. Взлохмаченные медно-рыжие волосы неровно обрезаны, одежда изодрана. Эльф обводил глазами толпу... словно, ни на что не надеясь, все-таки кого-то искал. Женщина, не отрываясь, смотрела, смотрела на пленника... Стражники надвинулись на толпу, древками копий оттеснили людей к стенам. От резкого движения капюшон с головы незнакомки свалился, медные пряди сверкнули среди черных одежд, и люди оглянулись на нее... И эльф у столба вздрогнул, рванулся вперед, насколько мог. Губы его шевельнулись, и Эмельдир - сверху, бесплотно - скорее угадала, чем услышала: "Amme..." Сон зазвенел, натянулся, точно тугая нить - вот-вот лопнет. На миг Эмельдир стала ею - женщиной из толпы. Молча, но отчаянно - так, что вскинулись черные знамена, замерла толпа, дрогнули стены - простонала: - Майтимо... Высокая фигура осталась недвижна. Но Эмельдир, призрачно-невесомая во сне, качнулась вперед, наливаясь отчаянием. У стоящего возле столба потемнели медные пряди, вспыхнули каштановым блеском, и в чертах проступило другое лицо. Лицо ее сына... - Берен! - беззвучный крик вырвался и погас - морок рассыпался... Твердая рука гладила Эмельдир по волосам, по плечам, вытирала мокрые щеки. Муж прижимал ее к себе, укачивая, словно ребенка. - Что ты... что ты, родная! Успокойся. Приснилось что-то? Женщина всхлипнула, открыла глаза, попыталась улыбнуться - не смогла, лишь гримаса исказила лицо. Лунное сияние померкло, сменившись красноватыми отблесками - приближался рассвет. Все так же тихо мурлыкала во сне кошка. В соседней комнате заворочался Берен. Барахир выслушал сбивчивый шепот жены, не перебивая. - Майтимо... - проговорил он неторопливо. - Может быть, ты просто наслушалась вчера историй, которые рассказывал государь? - Я даже не подходила к нему, - покачала головой Эмельдир. Спокойствие уже возвращалось к ней - рядом с Барахиром все казалось нестрашным, столь спокойным и уверенным в себе он был. - Ты помнишь, Финрод рассказывал нам про пленение лорда Маэдроса? - У него тоже была мать? - прошептала Эмельдир. Барахир погладил ее по плечу. - Была. И сейчас есть. За Морем. Ждет его... всех их ждет. И нашего лорда ждут, и государя Финголфина... - Мама! - послышалось от двери. Берен, полуодетый, стоял на пороге, держась за дверной косяк. Красные полосы падали на его лицо. - Что ты, сынок? Еще только светает, ложись, я вас разбужу, когда нужно... - Это не рассвет, мама! Посмотри - небо красное, как при пожаре. ... Через минуту все трое были на улице. Небо на севере наливалось багровыми сполохами, словно где-то далеко полыхал гигантский костер. Хлопали двери домов, на улицу выскакивали полуодетые люди - ночь наполнялась тревогой. - Это война, - тихо сказал подошедший неслышно Финрод. - Барахир, мы выезжаем немедленно! Не жди рассвета, собирай дружину. - Да, государь, - коротко ответил тот. - Я с тобой, лорд! - вскинулся Берен. - Прошу тебя! - Нет, - мотнул головой Финрод. - Ты едешь с отцом, Берен. Я пришлю к вам вестника сразу же, едва что-то станет ясно. Это приказ. Берен вспыхнул и отступил на шаг, но тут же кивнул, овладев собой. Эмельдир посмотрела на него с тревогой и отчаянием. 31.11 - 1.12.2003 Текст размещен с разрешения автора. return_links(); //echo 15; ?> build_links(); ?>