Ульрауко Мистерия (комментарии к одному известному карандашному наброску). Ночь. Гроза. в туманном небе, подернутом пленкой дождя, появился тонкий серп луны. На утесе, среди беспорядочно лежащих, словно рассыпанных великанской рукой скал, встретились двое. Они очень похожи друг на друга: один опирается на огромный боевой молот, он одет в черное, лишь шлем, покрытый железной инкрустацией, выделяется на нем. Его руки скрыты широким черным плащом, но видно, что они привыкли много трудиться, или воевать. Лицо с грубыми, словно вырубленными из камня, чертами, нос правильной формы, глубоко посаженные глаза под густыми бровями, сверкающие двумя изумрудами, довершают впечатление. Второй очень высок, он также одет в черное, на нем простой серебряный обруч, на поясе меч, с причудливой гардой. Его лицо красиво, оно притягивает к себе, располагает. Оба сидят у костра и о чем-то беседуют. Нам трудно понять о чем они, так как все заглушает гром. Доносятся только обрывки. - Нет ты не прав, надо было вот как делать... Первый чертит что-то рукояткой молота на земле. - Я не мог так поступить, мне жалко их... - Очень зря, чего их жалеть, не люди, ты их не творил... - Мне жалко всех, я такой... - Да уж, и тебе не совестно, ты ведь просто погубил их, ты отдал их жизни, потому что тебе было жалко себя... - Как ты можешь так говорить, ты совершивший так много... ...их, из-за твоего ученика погибла великая земля, из-за тебя утеряна гармония... затоплен Беле... Особо сильный раскат грома сотрясает землю, первый морщится, второй вздрагивает. На сверкающей колеснице, запряженной почему-то козлами к ним подъезжает третий. Рыжая борода, молот в руках, больше похожий на кузнечный, карие глаза, вспыхивающие алым, видимо от огня, - он явно очень прост и давно привык к тяжелой работе. Он вступает в разговор - Ну что, все спорите, никак вину не поделите? Оба хороши, непонятно кто хуже. Братья, тоже мне... (гром стих, слышно довольно отчетливо) Один хищников наплодил, гадов всяких (непечатное выражение срывается с его уст), другой в основном детишек совращал, невинных. Придет, научит, они за него в огонь и в воду, а потом его в ссылку, а их навсегда... Вдруг из костра вырывается огромный язык пламени, первые двое переглядываются с каким-то немым вопросом в глазах. От этого языка отделяется чья-то фигура. - Вот так так,- третий выглядит явно удивленным. - А ты что здесь делаешь, подслушивал? - Кого, их что ли? Я их повесть давно знаю, (явно импровизируя) нет повести печальнее на свете, чем повесть о Морготе и балете, нет, лучше так, а не спеть ли мне песню ааа Мелькоре, да про его да про восемь жен... Первые вскакивают, хватаются за оружие, но Шутник уже исчез, зато появляется новый персонаж - На странно семенящем жеребце прямо по воздуху прибывает Одноглазый. - Все, брысь отсюда, порожденья Единого, дома доспорите, спать пора... Первые двое, согнувшись, уходят. Их третий собеседник тоже уезжает на своей колеснице. Одноглазый снимает широкую шляпу. Становится ясно, что его одноглазость - лишь притворство. Доставая из кармана кисет с табаком, он раскуривает трубку и, подняв очи к небу, вздыхает: И зачем мне это было нужно, сидел бы себе у Бычьего Брода, переводил бы Беовульфа... Тишина. Небо, заполненное звездами. Все исчезает в тумане, один старик сидит у костра, покуривая свою неизменную трубку.