Главная Новости Библиотека Тол-Эрессеа Таверна "7 Кубков" Портал Амбар Личные страницы
Миры Перекресток миров Книга серебряных рун


Иллэрин

Эллайэ. Легенда

Линия берега изрезана так причудливо, что кажется - кто-то вырезал ее из некогда ровного куска суши гигантскими ножницами. Вырезал долго, кропотливо, чтобы ни один изгиб не повторялся дважды. Бухточки, устья рек, мысы, скалы… и только на самом юге создателю стало скучно - и он попросту повел прямую линию. Вдоль берега - песчаные пляжи, песок - чисто белый, мелкий, но тяжелый, и удивительно блистающий под лучами солнца, становясь радужным, словно алмазная крошка.

На самом углу острова, ровном, словно созданном с помощью линейки и карандаша - город, обнесенный высокой стеной. Стена - не крепостная, защитная: надежная, толстая, с злобно прищуренными глазами-бойницами. Стена здесь тонкая, ажурная, украшенная арками и башенками, воротами и лестницами, идущими поверх. Ворота щедро отделаны драгоценными камнями, на наружной - да и на внутренней стороне стены - мозаики, росписи, резьба… Ярко, красиво, изящно. Роскошно.

Город - словно с помощью той же линейки спроектирован. Даже циркуля, видимо, не было в запасе у неведомого архитектора. Только прямые линии стен, всевозможные углы плоскостей крыш, террасы - ступенями. Глаз не встретит ни одного закругления, ни одного свода. Углы, углы, кубы, пирамиды, октаэдры. В сочетании с белым, ослепительно белым, словно только что из недр земли, мрамором - глазам скоро становится больно.

Красота. Строгая, математичная красота. Жесткая. Просчитанная.

Чужая.

Не для людей.

Город Крылатых.

Крылатые - странная, древняя раса. Слишком древняя, как мог бы сказать любой из них. Древняя, усталая, застывшая в постоянстве традиций, отвыкшая за долгие тысячелетия куда-то стремиться, торопиться, чего-то - по-настоящему - желать. Здесь ценят покой. Покой - это постоянство, покой - это четко определенное положение для каждого. Покой - это смысл жизни.

Город давно не слышал детских голосов, топота беспокойных легких ног - и первых, неуверенных еще взмахов крыльев не видел уже многие сотни лет. Среди Крылатых нет ни одного в детородном возрасте. Город медленно пустеет - но огорчает это слишком немногих.

Дни проходят мимо, словно опадают листья с гигантского дерева - медленно, легко, бесцельно…

Город стоит. Город вечен.

Город никого не ждет.

А потом кто-то из тех, кому еще не наскучили путешествия по соседним мирам принес весть о гибнушем мире. Населенном людьми мире. Близком. Доступном…

Эллайэ почти бежала по центральной, самой широкой улице. Она уже и забыла почти что такое - бежать. Торопиться обычно было некуда - куда можно опоздать, если впереди - многие сотни лет жизни, похожей на предыдущие сотни? Но сейчас она почти бежала - и непривычное к такой скорости сердце грозило вырваться из груди, захлебнуться, навсегда забыть привычный ритм.

Зал с колоннами. В зале - занимающие едва ли треть его - Крылатые. Все. Не более двухсот. Последние обитатели города. Сандалии Эллайэ жесткой дробью простучали по мраморному полу зала, каждый шаг дробился множественным эхом. На нее оглянулись - неодобрительно, шокированно, недоуменно. Ей было все равно. Что-то изменилось в ней за те два месяца, что она провела с людьми Эрданны. Что-то изменилось - и теперь можно было бежать, врываться в зал так, что кончики тяжелых крыльев трепетали в воздухе на шаг позади, от этого болели плечи и в этом было удовольствие. Как и в том, чтобы бросить в лица, знакомые до неприязни, громкие и злые слова. Злые? Еще недавно она не помнила, что это такое. Все в ней было совершенно и упорядоченно, и злобе, гневу, неприязни не было в ее сознании места.

Что-то меняется. Кажется, что можно взлететь - не расправляя крыл. Взлететь, оставаясь на земле. И этот полет - лучше, ярче, более настоящий. Взлететь - на гневе, который бурлит внутри.

- Вы не можете поступить так!

Голос звенит, срывается на ломкую дрожь, но судя по выражениям лиц - он бъет, словно хлысты, которым люди Эрданны погоняют своих животных.

- Вы не имеете права выбирать, кому жить, кому умирать! Вы не имеете права выбирать тех, кто кажется вам …покорнее!

Откуда берутся эти слова - покорность, право? Откуда?

В глазах Крылатых - ярких, радужных - непонимание. Глухое, пустое.

Мертвое.

Слишком чужие слова.

Незнакомые.

Забытые.

Как настоящий полет. Как песня, срывающаяся с губ в полдень. Как любовь, от которой опускаешь ресницы и нет сил взглянуть в глаза. Как пощечина, данная подлецу.

Как жизнь.

И - бессилие. Ее не услышали. Скольких она сможет провести в город одна? Сотню? Две? А там, в Эрданне - тысячи и тысячи. Дети. Настоящие, живые дети. Женщины. Старики. Мужчины - такие странные, сильные и слабые одновременно.

Бессилие. Упасть на мрамор, не понимая еще - откуда на лице влага, почему такой незнакомой и страшной судорогой сводит грудь и горло.

Слезы.

Откуда, почему? Что это такое?

Эллайэ, ты ли это? Почему ты плачешь, словно неразумная, едва умеющая читать женщина Эрданны.

Двести два человека. Двести два - и последние пятнадцать вошли в открытый ею портал уже в последние минуты жизни мира. И в последние минуты, когда Эллайэ еще могла держать портал открытым.

В него вошли не те, кого заранее выбрали послы Крылатых. В него вошли те, кто просто был рядом. Те, кто успел.

Потом был долгий сон. Долгий - больше шести месяцев. Так Крылатые восстанавливают силу. Сон, едва отличающийся от смерти. Глубокий сон, во время которого душа странствует где-то в лабиринтах стихий, по капле набирая растраченную силу. Сон, о котором в городе не слышали уже много лет - никому давно уже не приходилось так тратить себя.

Эллайэ проснулась утром. И сразу почувствовала - город стал совсем иным. Живым. Шумным. Тревожным и, кажется, счастливым. Населенным.

Три тысячи новых жителей. Иных, так не схожих с Крылатыми. Странных. Эллайэ они казались прекрасными.

А вот остальным Крылатым…

Эллайэ шла по улицам, и ей становилось страшно. В глазах людей уже не было так знакомой ей искры удивления и радости. Казалось, еще немного - и они станут теми же радужными зеркалами, что и глаза Крылатых.

Запреты. Законы. Правила. Ограничения.

Законы Крылатых. Правила - Крылатых. Ограничения - те же самые, что и для них. Громко смеяться - нельзя. Иметь более двух детей - нельзя. Изучать иное ремесло, чем избрал в ранней молодости - нельзя. Нельзя то и нельзя это. Нельзя, нельзя, нельзя…

Словно гвозди вбиваются в голову.

Один за другим.

Нельзя.

А вот наказания были новыми.

Эллайэ про такое и не слышала.

Заключение в одиночестве.

Это за небольшие нарушения.

Смерть.

Это за более серьезные провинности.

Глупый мальчишка швырнул камень в витраж.

Смерть.

Из него вырастет варвар.

А варварам - нет места в городе.

Эллайэ заглядывала в глаза своих собратьев, которые принимали такие решения, а глаза были - пусты и спокойно уверены в своей правоте. В них не было ничего, кроме холодного расчета. Пройдет несколько лет, и останутся лишь те, кто способен жить в городе, не меняя и не разрушая его. Они передадут это своим детям. Город будет жить так, как жил многие тысячи лет. Люди станут подобны им. Станут наследниками.

Остановитесь, что вы делаете?!

Остановитесь, братья и сестры!

Это же люди!

Их нельзя ломать и гнуть, создавая нужное, словно проволоку в пальцах ювелира!

Непонимание.

Равнодушие.

Уверенность.

Были те, кто не был доволен новой жизнью. Были те, кто начинал понимать, что смерть - лучше чем потеря себя. Лучше, чем рабство. Даже не рабство - насильственное изменение себя до самых основ. Хозяину от раба нужна лишь работа. Здесь нужно было стать иными. Подобием Крылатых, отличных лишь тем, что за спиной не было двух тяжелых крыльев, способных поднять в небо.

Крылатых, которых почти невозможно убить оружием людей - им подвластна магия, которая способна в несколько секунд уничтожить любого нападающего.

Эллайэ искала таких - недовольных. Бродила по улицам, прислушиваясь, радуясь, что ее слух намного острее слуха людей. Ее опасались, принимая за очередную надсмотрщицу, наблюдающую, верно ли живут.

И однажды вечером она вошла в жилище одного из таких. Молодой парень, один из тех, кого привела в город она сама. Красивый парень, гордый и упрямый, порывистый, как молодая птица. И - сильный. Эллайэ днем наблюдала, как он обрабатывает металл - и что-то странное вдруг шевельнулось в груди. Словно скользнула стрелка - царапнула по сердцу, и пролетела мимо.

Мэал'лар.

Потом она звала его короче - Лар.

Это было потом - когда они просыпались утром в объятьях друг друга, каждый раз боясь, что этот рассвет - последний.

В первый раз он взглянул на нее - и в глазах не было ничего, кроме отвращения. И очень плохо - возможно, намеренно даже - скрытой непочтительности. И еще немного было - страха.

Страх прошел первым.

Пятьдесят человек, согласившихся попытаться.

Попытаться изменить ход вещей.

Согласившихся учиться. Магии, иному владению оружием. Чему угодно, что могло дать надежду на победу.

Слишком мало.

Но, может быть, надежда есть?

Потом было - восстание. Обреченное в час начала. Их было слишком мало. Поддержала их едва ли сотня прочих людей.

Погибло всего двадцать Крылатых. Всего? Ведь против почти неуязвимых Крылатых выступили люди, такие хрупкие, неумелые, беззащитные. Всего… всего, потому что Крылатых было более двухсот.

Из восставших убиты были все, кроме десяти. Десяти тех, кто был особо близок Эллайэ. Только тогда она поняла, что ее планы никогда не были секретом для прочих Крылатых. Что все было обречено еще задолго до того рассвета, когда они вышли на улицы, чтобы вернуть себе свободу. Еще в тот момент, когда она вошла в дом Лара. Еще раньше…

Саму Эллайэ только ранили - неопасно, но болезненно.

Потом была площадь. На которую собрали - согнали? созвали? - всех обитателей города. Показательная казнь. Такая, чтобы больше никто и никогда не осмелился на подобное. Чтобы память о том, как караются бунты, осталась в плоти и костях потомков тех, кто стоял на площади.

Двое Крылатых крепко держали Эллайэ. Так, что отвернуться было невозможно.

Тех, кто остался в живых, по одному выводили на площадь. Чтобы убить. Бесстрастно зачитывали перечень преступлений и оглашали наказание.

Эллайэ даже удалось удивиться: фантазии у Крылатых оказалось вдоволь. А так сразу и не скажешь…

Огонь - и живой факел оглушительно кричит, умирая.

Сталь - и кровь хлещет на белый мрамор.

Воздух - и разбитое тело на камнях площади.

Эллайэ смотрела. Глаза закрыть ей не дали. Да и что бы это изменило? Всех их она чувствовала на расстоянии, как саму себя - за несколько месяцев между ними образовались тесные связи. Она же сама учила их - слышать друг друга через стены и расстояния.

Эллайэ смотрела.

Смотрела и слушала.

Ей не дали передать им ничего. Ни одного слова, ни одной мысли, ни одного чувства. Те двое, что держали ее, словно оградили ее стеной. От нее не могло пройти ничего. Только к ней.

Лар был последним.

Сначала его ослепили. Потом - отрубили руки. Только после этого был огонь.

Эллайэ смотрела.

После казни Лара наказывали тех, кто не входил в число ее учеников. Здесь приговоры были мягче - ни одного смертного. Но этого Эллайэ уже не видела.

Город стоял у скал. Когда-то из этих скал вырубали мрамор для городских построек. В полдень камень казался особенно ярким.

Тело, прикованное за руки к скале, казалось абсолютно черным. Силуэт. Украшение. Напоминание. Живой - пока еще - символ того, что бунт против Крылатых карается смертью.

Крылатые умирают долго. Иногда - месяцы.

Крылатым не дано временное забытье, и сон им не знаком. Уйти в спасительный долгий сон она не могла - мешала боль в вывернутых руках, в выбитых из суставов крыльях.

Эллайэ прожила - пять.

Пять месяцев, прежде чем ее постигла смерть, которая была - даром. Освобождением.

Она не увидела, как поднялся в одну ночь весь город, как шли люди - не за свободой, но за правом на смерть по своему выбору. Как шли - умирать, желая лишь отомстить за тех, кто когда-то умер на площади, за тех, кто умер до и после. Желая лишь забрать с собой побольше ненавистных властителей.

Некоторые шли в бой с ее именем на устах.

И - победили.

Но это было лишь через три года.

А тело ее, иссушенную солнцем мумию, похоронили с почестями на вершине той скалы.

Эллайэ этого увидеть не довелось.



return_links(); //echo 15; ?> build_links(); ?>