Главная Новости Библиотека Тол-Эрессеа Таверна "7 Кубков" Портал Амбар Личные страницы


А.Л. Баркова (Альвдис Н.Н. Рутиэн)

Толкиенистская субкультура глазами мифолога

(Переработанный вариант этой статьи публиковался также под названием "Толкиенисты. Архаическая субкультура в современном городе")

Последнюю пару лет интерес к творчеству английского писателя Дж.Р.Р. Толкиена возрос необычайно. Отчасти это произошло благодаря фильму "Властелин Колец" новозелландского режиссера П.Джексона. Однако нынешняя бурная волна увлечения Толкиеном – отнюдь не первая даже в нашей стране. Предыдущая была в начале девяностых годов ХХ века, когда вышел полный перевод "Властелина Колец", ей предшествовали еще несколько. В совокупности они привели к возникновению целой субкультуры поклонников Толкиена, называемых толкиенистами.

Когда заходит речь о толкиенистской субкультуре, то первой вспоминается фраза "Мы – эльфы": толкиенисты так или иначе отождествляют себя с персонажами мира книг Толкиена, отдавая предпочтение "нечеловеческим расам" – эльфам, гномам, оркам и т.д. Для некоторых представителей субкультуры это не более чем игра, для других – нечто гораздо более серьезное. Именно второй случай и будет предметом нашего рассмотрения.

Итак, уже несколько десятилетий психически здоровые люди утверждают, что они одновременно являются и собой, и некоей личностью из Средиземья. Социальный и интеллектуальный статус таких людей достаточно высок: они практически все имеют высшее образование (студенчество – основная "питательная среда" толкиенистов), работа многих из них связана с научной или иной интеллектуальной сферой1. Ключом к объяснению психологии таких людей являются работы Л. Леви-Брюля о сопричастии. Поэтому, прежде чем исследовать субкультуру, обратимся к его книге "Первобытное мышление".

"В коллективных представлениях первобытного мышления предметы, существа, явления могут непостижимым для нас образом быть одновременно и сами собой, и чем-то иным"[ Леви-Брюль С. 62]. Эта цитата для нас чрезвычайно важна, проанализируем ее по частям.

"Коллективные представления". Данный термин у Леви-Брюля означает некое мироощущение, передаваемое из поколения в поколение, властвующее над эмоциональной, а не логической сферой, не зависящее от качеств отдельной личности. Иными словами, "коллективные представления" Леви-Брюля практически тождественны понятию бессознательное. Это область эмоций, не подвластная логике и логикой никогда не проверяемая. Применительно к толкиенистской субкультуре можно уверенно утверждать, что как только человек начинает логически осмысливать свои идеи и образы, он перестает быть "эльфом", то есть включение рационального анализа приводит к разрушению сопричастия, базирующего на эмоциональном восприятии.

Леви-Брюль настойчиво подчеркивает, что основа сопричастия – именно эмоциональная сфера. Первобытный человек2 не хуже цивилизованного в своей повседневной жизни умеет отличать дуб от кабана и их обоих от удара молнии; однако в ритуале и то, и другое и третье для него является символами громовержца, то есть объектами мифологически (эмоционально) тождественными. Отсюда видно, что сопричастие имеет знаковый характер. Материальные объекты оказываются тождественны постольку, поскольку они являются знаками одного и того же объекта нематериального порядка.

Леви-Брюль пишет об отождествлении "непостижимым для нас образом". "Для нас" – то есть для всех, кто не вовлечен в сферу конкретного эмоционального переживания. Как только мы оказываемся изнутри знаковой системы, мы становимся носителями сопричастия, и наша логика пасует перед эмоциональным отождествлением. Приведу простой пример из советского периода нашей жизни. Эмблемой стенгазеты про пионерию равно могли быть изображения пионерского галстука (ткань), значка (металл), пионера (ребенок, мужчина), пионерки (ребенок, женщина), костра (плазма) и т.п. В качестве эмблемы газеты все эти объекты – равноправны, то есть являются знаками единого означаемого; однако вне данной знаковой системы никто не станет их отождествлять. Обратим внимание, что означаемое – пионерия – является нематериальным, подобно громовержцу в уже приведенном примере и Средиземью как категории в толкиенистской субкультуре. Логично предположить, что чем менее материально означаемое, тем больше материальная вариативность означающих. Пример с пионерией нам представляется достаточно наглядным.

Итак, мы вскрыли суть механизма, по которому различные материальные объекты "могут быть одновременно и сами собой, и чем-то иным": вне знаковой системы объект тождествен сам себе, при включении в систему объект становится тождествен нематериальному означаемому, которому тождественно и некое множество других объектов. Это может приводить к отождествлению конкретных объектов между собой, однако приводит отнюдь не всегда.

Завершая анализ цитаты из книги Леви-Брюля, обратим внимание на слова "первобытное мышление". Из нашего рассуждения видно, что эти слова совершенно не верны. Причем не верны дважды. Во-первых, примеры из мировоззрения ХХ века убедительно свидетельствуют, что сопричастие прекрасно вписывается в цивилизацию. Во-вторых, Леви-Брюль, работая в первой половине ХХ века, повторял ошибку тогдашней науки, отождествлявшей архаические племена с первобытными. Между тем духовный мир архаических племен, то есть коренных народов Азии, Америки и Австралии, прошел столь же длительный путь развития, как и европейская цивилизация; современная наука категорически не считает, что образ жизни традиционных племен и народностей идентичен древнему и древнейшему. Мы можем исследовать архаическое мышление; первобытное поддается только реконструкции.

Возвращаемся к сопричастию. Немотивированное отождествление двух материальных объектов для нас послужит признаком того, что они оба являются знаками общего нематериального означаемого. Мы полагаем, что именно в этом контексте следует рассматривать знаменитый пример с племенем бороро, считающим себя арара (красными попугаями)[ Леви-Брюль С.63]. Не будучи специалистом в южноамериканской мифологии, я не возьму на себя смелость комментировать пример с бороро подробно; однако нам несложно рассмотреть славянский аналог бороро – племена лютичей. Само это название является отчеством от слова "лютый", то есть волк (табуированное название зверя). Геродот писал о том, что на несколько дней в году такие люди превращаются волков. Учеными установлено, что речь идет о ритуальном ряжении в шкуры зверей, при этом люди и волки мыслятся двумя ветвями потомства прародителя-тотема. В ритуале волки и люди отождествляются, однако за пределами ритуала об этом отождествлении нет речи. Пример лютичей для нас ценен тем, что в данном случае человек является как субъектом, так и объектом сопричастия: он отождествляет не предмет, а самого себя. Означаемым же является не конкретный волк, шкура которого на плечах, а волк-прародитель, то есть нечто нематериальное. Это чрезвычайно важно.

Полагаю, приведенных примеров достаточно, чтобы легко разобраться в мировоззрении толкиенистов. "Быть эльфом" ничуть не более сложно, чем "быть волком" или "быть красным попугаем". Отличие заключается в том, что для архаического человека сопричастие нуждается в двух материальных объектах, тождественных нематериальному означаемому ("я и волк" как первая ступень сопричастия "я и прародитель"), в то время как архаизированное мышление цивилизованного студента допускает сопричастие нематериальному объекту как ступень сопричастия нематериальному означаемому более высокого порядка ("я и эльф" как первая ступень сопричастия "я и Средиземье"). Нет нужды повторять, что человеческое мышление развивается от конкретных представлений к абстрактным понятиям, так что и объекты сопричастия утрачивают свою материальность по мере развития культуры.

Всмотримся в сопричастие "я и эльф" внимательно. В том случае, когда человек отождествляет себя с конкретным героем книги, он мыслит более архаично, чем когда считает себя жителем мира Средиземья, имя которого в книгах Толкиена не фигурирует. В обоих случаях выбор "расы" диктуется ощущением эмоционального родства душевных качеств данного человека и "расы". Важно отметить, что представления о нечеловеческих расах также лежат в сфере коллективного бессознательного и практически совпадают у большинства людей. Это касается как внешнего вида эльфов, гномов, орков и других "рас", так и их внутренних качеств, образы мыслей, манеры поведения, обычаев и т.д. Автору этих строк доводилось неоднократно наблюдать, как носители субкультуры (независимо друг от друга!) сходно или одинаково реконструировали костюмы, песни и танцы эльфов.

Носитель субкультуры отнюдь не страдает "раздвоением личности", как не страдает им и архаический человек. Сферы бытовой жизни и ритуального взаимодействия были и остаются разграниченными; разница лишь в том, что архаическое общество несравнимо более жестко регламентирует время и место проведения ритуала.

Имя как знак сопричастия

В мифологически мыслящей культуре одной из основных форм сопричастия является сопричастие живого человека его давно ушедшему предку. Именно на этом основывается обычай (доживший до наших дней) давать детям имена их умерших родственников. Можно без преувеличения утверждать, что толкиенистская субкультура базируется на этом представлении. Именно оно является отправной точкой для подавляющего большинства молодых людей, приходящих в субкультуру с именем того или иного персонажа книг Толкиена.

Знаком вступления в любое более или менее ритуализированное сообщество является принятие нового имени. Леви-Брюль самым отчётливым образом раскрывает это на архаическом материале. Туземцы "рассматривают свои имена как нечто конкретное, реальное и часто священное… Индеец рассматривает свое имя… как отдельную часть своей личности, как нечто вроде глаз и зубов"[ Леви-Брюль С. 41]. То же самое происходит и в толкиенистской среде. Вот как сами носители субкультуры говорят об этом3: "предпочитаю, чтобы ко мне обращались "по квэнте"4, потому что в той роли, которую я играю под этим именем, я могу воплотить то (и позволить себе то), что в цивильной жизни не всегда пройдет", имя "по квэнте" "просто более отражает меня саму", "каждый должен сам найти свое имя, как мне думается".

Может показаться, что выбор имени обусловлен его семантикой. Однако в большинстве случаев это не совсем так. Семантика имени как такового стоит едва ли ни на последнем месте. Определяющих факторов два: либо человек берёт себе имя толкиеновского персонажа, так или иначе отождествляя свой характер и судьбу с ним5, либо он выбирает своё собственное имя и в этом случае на первом месте практически всегда идёт звучание, семантика оказывается вторичной или игнорируется вовсе. Вот лишь несколько примеров. "(Что твое имя значит?) По сю пору не совсем понятно. Оно просто есть. (Как ты его получил, от кого?) Скажем, так: приснилось. И понял, что – моё". "Однажды возникло в голове слово, и показалось, что это ты сейчас, в данный момент. Только у меня этот момент (такое состояние поиска) продолжается всю мою жизнь. Поэтому и показалось мне имя знакомым. Моим". Семантизация таких имен часто происходит спустя какое-то время: "имя оказалось хорошее, функциональное и многозначительное: хоть с латыни переводи (aster – звезда, eter – эфир), хоть с иврита (тоже что-то такое звездное), хоть с искаженного квэнья", "первоначально это была попытка склонять на эльфийский лад собственную детскую кличку, но потом, уже несколько лет спустя, я понял, что корни у этого имени действительно эльфийские", "изначально это было мое любимое имя из исландских саг, но потом оказалось, что оно переводится с нолдорина6, причем с тремя разными оттенками смысла и все три очень точно ложатся на мою личность".

Леви-Брюль пишет о том, что для архаического человека "имя имеет весьма важные функции, которых совершенно лишены наши имена: оно выражает, воплощает родство личности с ее тотемической группой, с предком, перевоплощением которого личность часто является… с невидимыми силами, охраняющими тайные общества или союзы, в которые она вступает, и т.д."[ Леви-Брюль С. 43]. Если в этой цитате заменить термины "тотемический" и "предок" на более общие понятия "знаковый" и "герой", то высказывание ученого будет всецело применимо к субкультуре толкиенистов. Принятие имени является знаком вхождения в субкультуру.

Большинство толкиенистов говорит о себе: "Паспортное имя не выражает моей сути", иными словами, не воспринимается эмоционально, символически окрашенным знаком. У архаических народов повседневное имя считается лишенным магической силы, в то время как "настоящее имя… является тайным… способным переносить в другое место часть личности…". Как видим, противопоставление знакового и повседневного имени есть стойкая общечеловеческая традиция.

Итак, и в архаических культурах, и в толкиенистской субкультуре имя есть способ проявления сопричастия. Очевидно, что при смене сопричастий будут меняться и имена.

"Есть – одновременно два имени. То есть сначала было одно, потом прибавилось другое. В связи с чем? Сначала известна одна судьба, одна жизнь. Потом узнаешь больше, вспоминаешь больше, и – так как все это все равно я – прибавляешь эти новые имена". "Сразу и серьезно оговорю: имена, которое я ношу, принадлежали личностям, являющимся в некоторый промежуток времени моим "первым я"; личностей этих за вот уже тридцать лет было несколько. И все из разных, так сказать, миров. Менялись личности – менялись имена".

Эльфы или люди?

Доселе мы употребляли термин "эльф", не вдумываясь в то, какой именно образ стоит в субкультуре за этим понятием. Между тем, это слово более чем неточно отражает внутренний смысл. В произведениях Толкиена наряду общелитературным "эльф" стоит собственный термин "эльда", "эльдар".

Если в традиционном понимании эльфы – это существа миниатюрные (вплоть до эльфов с крылышками, в частности, в "Дюймовочке" Андерсена), то эльдар Толкиена, как то прямо указано в "Сильмариллионе", ростом превосходят человека и лишь немного уступают ему в мускульной силе. Перед нами типичный образ героического племени, подобного, например, северокавказским нартам или индийским видьядхарам. Сравнение с последними особенно показательно. Если нарты при всей богатырской мощи – всё же люди (лишь постулируется, что этот народ жил некогда и сейчас никого из них не осталось), то видьядхары в "Океане сказаний" Сомадевы [Серебряков] в ряде случаев выступают как существа сверхъестественной природы, а в других случаях ничем не отличаются от обычных людей. То же можно сказать и об эльдарах. Если во "Властелине колец" эльф Леголас отчетливо противопоставлен человеческим персонажам, то в "Сильмариллионе" люди и эльдары действуют наравне, и в глазах неискушенного читателя они практически неразличимы. В многочисленных продолжениях Толкиена тенденция очеловечивания эльдар сохраняется. Большинство подражателей не ставят себе задачи прописать различие между человеческой и "нечеловеческой" психологией, так что эльдар в их представлениях оказываются расой, практически во всем подобной людям, то есть типичным героическим племенем. Русские продолжатели Толкиена идут в этом еще дальше. Их желание сблизить эльдар с людьми приводит к тому, что они отрицают самоё бессмертие эльдар. Так, в "Черной книге Арды" Ниеннах и Иллет [Ниеннах, Иллет] проблематика сюжета состоит в обретении эльдарами человеческой смерти, что представляется авторам наивысшим благом. Другой пример: в "Эанарионе" [Альвдис] Альвдис Н.Н. Рутиэн постулируется наличие особого мира для мертвых эльдар, откуда они не могут выйти (согласно Толкиену, эльдар, будучи убиты, через какое-то время возвращаются к жизни). В обеих книгах эльдарам приписывается такая сугубо человеческая черта, как склонность к самоубийству. Эта тенденция является своеобразным преломлением архаической традиции сочетать в образе эпического героя как человеческие, так и сверхчеловеческие черты [Баркова 1994].

Человек и "нечеловеческие расы"

Наиболее яркой и заметной чертой принадлежности к субкультуре является отождествление себя с нечеловеческой расой. Толкиенистов в шутку часто просто называют "эльфами". Именно с "эльфов" мы и начнем. Сначала приведем несколько самоопределений тех, кто причисляет себя к народу эльфов. "А эльфы – они другие: у них более широкое восприятие Мира". "Собственно, воспитывала в себе эльфийское сознание вполне сознательно еще до чтения Профессора, у него просто узнала, как это называется. Эльф – это существо, для которого весь окружающий мир, во-первых, живой (не существует так называемой "косной материи", лишенной сознания), во-вторых, всесвязный, в-третьих, постоянно развивающийся. Чувствующему откроется музыка камней и деревьев, истории, рассказанные ветром и землей. Все, что ты делаешь в своей жизни, должно служить цели возвышения красоты мира. Все, что ты делаешь, говоришь или даже чувствуешь, непосредственно влияет на мир. Ты открыт для мира и мир открыт для тебя. Собственно, именно в этом корни знаменитой эльфийской магии: если ты связан со всем окружающим миллионами нитей, то касание этих нитей может целенаправленно менять окружающее. Конечно, такой взгляд на мир имеет некоторые неудобства, например, очень сильно ранит нарушение гармонии, насаждение искусственности и особенно культа потребления. Но есть в этом и свои плюсы: всегда можно найти повод для радости там, где другие просто прошли бы мимо, не заметив, да и со здоровьем некоторые штучки можно проделывать, не для себя, так для других. А уж про состояние подлинного душевного спокойствия и говорить не приходится – никакие религии с психотерапевтами не нужны. В принципе такой взгляд на мир вполне развивается целенаправленными упражнениями". "Эльф, это означает большую чувствительность к окружающему миру, и не только в смысле природы и травушек-зверюшек (хотя и это тоже – эльфы-по-сути лучше ладят с животными и "чувствуют" растения). Это означает – быть внимательным к окружающим, улавливать их чувства, понимать их, по мере сил – помогать. Ведь "кому больше дано – с того больше и спросится". Мне кажется, эльф не только не должен причинять зло кому-либо – но и не отвечать злом на зло, уметь просто отойти в сторону, а покалеченному злом – помочь. Конечно, это не означает полного непротивления, или позиции "моя хата с краю", то есть нужно уметь и защитить слабого. А также – большую расположенность и любовь к искусству". "Я квэндо, нолдо7. Квэнди в мире атани жить не просто, но мне кажется, мы лучше умеем контролировать свой внутренний мир, и потому можем не нарушать правил человеческой жизни". Все эти высказывания более или менее развернуто выражают одну и ту же мысль: "эльфийское мироощущение" есть следствие чрезвычайно высокого уровня символизации окружающей действительности, противопоставление "мы эльфы – они люди" идет по степени эмоциональности восприятия мира. В связи с этим нельзя не процитировать статью Тинувиэль и Хольгера "Есть ли эльфы среди нас, или о психологических основах эльфийского мировосприятия" [Тинувиэль, Хольгер]. Авторы предлагают "дать людям в реальном мире название эльфов как символ определенных личностных характеристик, обусловленных влиянием тех же архетипов, которые отражены в литературных образах эльфов". Главное отличие эльфов от людей они видят в том, что "в то время как у людей восприятие левополушарное, "технологическое", "реалистическое", неинтуитивное, то восприятие эльфов основано на правом полушарии, то есть оно прежде всего – интуитивное, основанное не на инструкциях, а на образах, фантазиях, прозрениях". Последнее утверждение нам представляется неточным. Достаточно сказать, что авторы статьи опровергают его своей биографией8. Мы полагаем, что противопоставление "эльфийского" и "человеческого" мышления идет не по степени технологичности/интуитивности, но именно по степени знаковости, символизации. Среди толкиенистов многие "эльфы" – это студенты и выпускники технических вузов, прекрасно реализующие себя в профессиональной сфере. Последние годы самой распространенной среди "эльфов" профессией стало программирование. Естественнонаучный и художественный склад ума нисколько не противоречат друг другу; они суть две стороны одной медали – высокоразвитого интеллекта, который вместе с символизацией мира и дает "эльфийский менталитет". Этому не противоречит утверждение Тинувиэль и Хольгера, что "технологией эльфы занимаются по необходимости, то есть они живут для того, чтобы творить, а не для того, чтобы обеспечивать себя средствами существования". И к эльфам, описанным Толкиеном, и к "эльфам" фэндома вполне применимо утверждение Тинувиэль и Хольгера, что "для них ценен мир сам по себе… они понимают, относительность многих "абсолютных" истин, суетность многих устремлений, второстепеннность материальных благ, и граница прошлого, настоящего и будущего для них нерезка". Толкиенистская субкультура действительно характеризуется сравнительным безразличием к материальному миру. Это не декларированное противопоставление, как у хиппи, это именно отсутствия сопричастия материальным ценностям. Главной ценностью субкультуры является творчество (в любом проявлении; см. об этом в нашей статье "Рыцари Духа") [Баркова 1998]. О том же пишут Тинувиэль и Хольгер: "для эльфов, как правило, характерна положительная пассионарность. Почему она не может быть отрицательной? Потому что настоящие эльфы последовательны в своем творчестве, тогда как отрицательная пассионарность – это безволие, нежелание развиваться, познавать, творить, это просто аморфное созерцание окружающего мира без желания что-либо делать".

Обратим внимание: мы начали с рассмотрения самоопределения тех толкиенистов, которые причисляют себя к эльфам, но по ходу дела перешли на общие характеристики субкультуры. Теперь ясно, что в шутке "толкиенисты – это эльфы" доля шутки не так уж и велика.

Однако отнюдь не все толкиенисты считают себя эльфами. Вот высказывания "представителей" других рас. "Я – гном. Менталитет гномов мне очень близок, их меркантильность, их тяга к богатству и труду". "Я постепенно поняла, что я – хоббит. В идеале для хоббита жизнь должна быть мирной, но не как стоячее болото, а как атмосфера дружелюбия, тепла и свободы вокруг. Настоящий хоббит где угодно способен создать уют и тепло, ощущение Дома. По мнению хоббита, надо и самому жить в своё удовольствие, и давать такую возможность другим – тогда всё будет хорошо". И даже… дракон: "Быть драконом для меня означает видеть мир, как видит его дракон. И это прекрасно согласуется с окружающей меня реальностью. Просто у меня меньше иллюзий на ее счет – и все. Дракон видит мир без "розовых очков", но и без "черных". Просто – таким, какой он есть. Он не человек, его восприятие лишено субъективного налета, во всяком случае, настолько явного, как в том случае, если смотрит человек. Дракон просто смотрит. Лучше всего это выразить фразой из одного не очень известного романа У. Ле Гуин "Резец небесный": "Та часть, что никому не служит и ничего не боится". Так вот, эта часть и есть, собственно, дракон... Для меня, во всяком случае. Что значит быть человеком? Вечно ошибаться? Искать и не находить? Кричать в пустоту о том, что ты не такой, что ты – индивидуальность? Ждать невозможного? Или просто закрыться, спрятаться в раковину, притворится таким как все и больше никогда не писать стихов? Я не могу так. Наверное, я не человек...". Заметим, что "драконы" среди толкиенистов встречаются не так уж редко; мне известны минимум трое, вот только "интервью" удалось взять лишь у одного.

Наконец, немало толкиенистов определяют себя именно как люди. Причем основных форм мотивации – три. Первая, самая "материалистическая": "Не стоит считать себя придуманным персонажем". Вторая: человек как существо, не видящее того, что видят эльфы: "Тупой реалист. Вы представляете себе Бродду9, рассуждающего о множестве миров, магии, эльфах?". Ясно, что и для тех, и для других субкультура – не более, чем игра. Но существуют и "люди по квэнте", глубоко осмысливающие свое отличие от эльфов: "Человек. Но под этим я понимаю личность, способную к постоянному перерождению и развитию, в отличие, например, от эльфов, которые какими созданы, такими и останутся".

Однако, как ни странно, этими расами отнюдь не исчерпываются возможности самоотождествления толкиенистов. Но прежде чем рассмотреть более любопытные случаи, нам необходимо сделать теоретическое отступление.

Как показал приведенный материал, толкиенистская субкультура базируется на оппозиции символизация/десимволизация, наиболее упрощенно представляемая как эльфы/люди. Таким образом, данная субкультура вписывается в общечеловеческую систему бинарных (двоичных) оппозиций, описанных К.Леви-Строссом, а в отечественной науке наиболее ярко представленной именами Вяч. Вс. Иванова и В.Н. Топорова. Как доказано классиками мифологической науки, бинарная оппозиция вызывает к жизни образ медиатора, то есть объекта или персонажа, наделенного обоими противопоставляемыми качествами. Герой архаического мифа и эпоса – это именно медиатор. Наиболее известная снятая им оппозиция – это оппозиция между людьми и богами: герой мифа или эпоса нередко рожден человеческой женщиной от бога; герой обладает как чисто человеческими качествами, так и сверхъестественными [Баркова 1994].

Строго говоря, толкиенские эльфы сами по себе – медиаторы: они обладают гораздо меньшим набором чудесных качеств, чем, скажем, эльфы уэльских легенд. Фактически, эльфы Средиземья отличаются от людей лишь бессмертием (однако на протяжении всего "Сильмариллиона" эльфы гибнут!10) и более высоким мастерством различного рода – от творческого до воинского. То есть толкиениские эльфы выглядят так, как в фольклорных эпических текстах описываются герои-люди. И в том, и в другом случае между нами – медиаторы, к какой бы "расе" их ни причисляли.

Однако многие толкиенисты идут дальше и выбирают расу-медиатора. Наиболее распространенной "расой-медиатором" в субкультуре являются эллери ахэ, эльфы Тьмы. Они принадлежат не миру Толкиена, а миру самого известного из русских "апокрифов" – "Черной Книге Арды" Ниеннах и Иллет. Само понятие "эльф Тьмы" сочетает в себе противоположности, поскольку эльфы – носители начала Света (в отличие от людей). Эллери ахэ являются не просто медиаторами между началами Тьмы и Света, они представлены в книге (и ощущают себя в субкультуре) медиаторами между эльдар и людьми: эльфы, которым Мелькор дает возможность умереть человеческой смертью. Вот что говорят сами эллери ахэ о себе: "Эльф Тьмы. Согласовывать с "реальной жизнью" свою расовую принадлежность даже легче, чем может показаться. Как говорю я – люди среди эльфов, эльфы среди людей. Но я знаю только одно: Смерть – это Дар. Мы могли жить очень долго, но всегда уходили, когда решали, что Путь в этом мире и в этой ипостаси завершен". "Я как-то постепенно осознал что я – Темный. Согласуется – я много учусь (математике, физике и языкам), ломаю и пишу программы. Профессор несколько раз подчеркивал существующее в культурах Светлых негативное отношение к знаниям, полученным не у Высших. Это и отношение хоббитов к механизмам сложнее мельницы, и сказания о "безумии", охватившем нуменорцев, осевших в Средиземье, которые вместо простого совершения жизненного цикла ("слова в запыленных свитках стали милее имен сыновей") занялись накоплением Знания, без отсеивания по предвзятым "с неба " представлениям о мире. Сама суть культуры Светлых – в сохранении существующего, ценного само по себе. Но ни в коем случае не создание чего-либо нового, непредсказуемого".

В субкультуре концепция "Черной Книги Арды" вызывает либо резко положительную, либо резко отрицательную оценку. Популярность этой книги огромна, и причина успеха заключается не столько в литературных достоинствах произведения, сколько в том, что авторы сумели создать образ народа, являющегося медиатором по отношению к основным оппозициям мира Толкиена.

Однако и в книгах самого Толкиена есть народ-медиатор, уже упомянутый народ нолдор. Число его "представителей" уступает множеству эллери ахэ, хотя тоже заметно. Вот наиболее показательное суждение нолдора о своем народе: "Нолдор в моем истолковании – это те, кто не выбрал ни Свет, ни Тьму, а предпочли искать свой путь. Так и я ищу свой путь, пытаясь предложить альтернативу черно-белой схеме". Та же идея выражена в книге "Эанарион" Альвдис Н.Н. Рутиэн.

Наконец, единичные представители субкультуры формулируют свои собственные медиации. Например: "Моя расовая принадлежность – Перекресток, по происхождению – из Айнур (но не из Валар!). Что касается согласованности, то тут все просто. Перекрестки на то и Перекрестки, чтобы принимать любые обличья, хотя для них это очень тяжело (они существа хронически невоплощенные и формы не имеющие). Воплощение для Перекрестка – всегда ограничение, а это существа, границ не признающие. А то, что я "не от мира сего", я еще до всякого толкинизма чувствовала...".

Проход через смерть

Важнейшей чертой любой архаической (и, шире, традиционной культуры) является моделирование фаз жизненного цикла. Мы позволим себе прервать наше описание толкиенистской субкультуры и сделать небольшой экскурс в область архаики.

Для мифологически мыслящего человека мир делится на категории своего и чужого, при этом всё своё представляется благим11, всё чужое – потенциально опасным. К сфере чужого мифологическое мышление относит все биологические процессы, поскольку они неуправляемы с человеческой точки зрения. Многие календарные обряды дублируют природные изменения (например, масленица дублирует приход весны, тем самым превращая его из неуправляемого природного процесса в результат ритуальных действий человека). В ещё большей степени это касается так называемых семейных обрядов. Каждый биологический акт (рождение, половое созревание, зачатие ребёнка, смерть) дублируется соответствующим ритуалом, причём длительность природного и культурного события обратно пропорциональна: мгновенному событию соответствует длительный ритуал и наоборот. Ярче всего это видно на примере смерти: даже в современном обществе ритуальное умирание человека длится как минимум год (последние поминки). Сравнительно долгий процесс полового созревания дублируется обрядом инициации, до которого человек считается мальчиком, а после – мужчиной. Исчерпывающие сведения об обряде инициации в различных культурах мы находим в книге В.Я. Проппа "Исторические корни волшебной сказки". Пропп пишет о том, что посвящаемые в ходе инициации переживали символическую смерть; переход из состояния мальчика в состояние мужчины обставлялся таким образом, что сам посвящаемый верил в то, что он умер и воскрес [Пропп].

Наше подсознание прочно хранит память о ритуальной смерти в юношеском возрасте. В толкиенистской субкультуре ритуальная смерть реализуется двояко. С одной стороны, это многочисленные "смерти" на ролевых играх. Отношение к таким смертям может быть разным: от восприятия "смерти" как чисто игрового события до глубокого стресса.

С другой стороны, многим представителям субкультуры свойственно переживать как смерть изменения в личной системе сопричастий. Подчеркнём, что такая "смерть" – это всегда сильный стресс, но она совершенно необязательно связана с какими-то личными проблемами. Наше анкетирование показало, что осознание "прохода через смерть" присуще далеко не всем: одни информанты прекрасно понимали, о чём идёт речь, и говорили, что это с ними было, другие просто не видели смысла в вопросе.

Проход через символическую смерть часто имеет инициатическую семантику: "Умерла сама, по собственному желанию. Эта смерть имела определенную цель: когда я родилась заново, этих людей в моей жизни просто не существовало. Если бы я не сделала этого, то долго бы на них сердилась и проклинала, отравляя этими не слишком похвальными чувствами, прежде всего, свою личность". ""Умирать" мне не приходилось, хотя личность моя, мой внутренний мир претерпел коренные изменения. Все это произошло после прочтения "Черной Книги Арды". Все, во что я верила до этого, оказалось каким-то чужим. Я поняла, что была "слепа". Изменились мои взгляды на жизнь, да и на людей вообще. Было трудно. Но если бы мне еще раз нужно было бы пройти через такое – я бы согласилась". "Последний раз я принесла человеческую жертву симпатичному существу, которое до пояса человек, а дальше – скорпионище немереных размеров. Этой жертвой была я сама, вернее, одно из моих прошлых воплощений, которое еще во мне жило на тот момент. Теперь осталась только я, в чистом виде". "С моими друзьями такое случалось и в этом нет ничего необычного. Каждому человеку, не важно, толкинист он или нет, приходится за свою жизнь не раз умирать и возрождаться духовно. Часто со смертью меняется и самосознание, и миропонимание и, соответственно, Имя. Очень часто приходится слышать от думающих людей: "и после этого я словно заново родился"... Если есть новое рождение, новое понимание мира, следовательно, есть и момент умирания, смерть... Когда прошлое отмирает и мир открывается с новой стороны". "Умирать на уровне личности... Ну некие душевные переломы у меня в жизни были ("Мы, увы, со змеями не схожи – // Мы меняем души, не тела..." Н.Гумилев), характер менялся довольно сильно. Квэнты у меня после этого менялись – например, квэнта Идриль была полностью отброшена именно после такого перелома".

Вообще смена имени – довольно частое последствие символической смерти, поскольку, повторимся, имя – наиболее яркий маркер определенных сопричастий, а символическая смерть связана с изменением (или разрушением) системы сопричастий: "Я уже умер. С моим телом ничего не происходит, но мой разум сломан реальностью. Я называю себя паспортным именем – и ничто во мне не восстаёт. Я был поэтом, а стал цивилом". "Было очень забавно: я проснулась утром и не могла вспомнить ни одного из своих многочисленных имен. У меня в голове была равнина из желтенького сухого песочка – и все. Потом сообразила, что я теперь АХУМ". "За друзей говорить не буду, а мне пришлось пройти духовную смерть. Потом мне дали новое имя, пришло новое время, но того, что умерло, не будет уже никогда". "Было когда-то у меня другое имя. После смерти я все забыла и не хочу вспоминать. Моя жизнь начата заново, позади – боль и страх, я не вернусь туда. Кто я теперь – точно не знаю. Человеческая суть не постоянна, она может изменяется. Печальнй пример тому – всадники Саурона". "Фактически единственное, что помогает – это новая квэнта с новым именем".

В некоторых случаях проход через символическую смерть сопровождается сильными физическими болями и даже определенного рода видениями: "Это было во сне. Как будто со скоростью мотают твою жизнь, и показывают, что все это – личина, ненастоящая жизнь. Оставить только право на любовь и на жизнь, вернее, на СМЕРТЬ. Видение – падаешь в яму, как в коридор из зеркал. И там быстро быстро видишь все, что было и будет. Чувств – никаких. Так темно, а по краям – цветастое все такое, как калейдоскоп. Это как будто мучаешься вечность, и знаешь, что так будет всегда. Как будто сам понимаешь свои ошибки. Когда я проснулась, а это была ночь, то поняла, как многое во мне изменилось. Что-то, что держало меня в этом мире, оборвалось, исчезло. Мне стало ясно, что прежней меня нет". "Полностью умирать не приходилось (сама же не допустила), но ощущение то еще. Как вам такой сон: саданули кинжалом в левый бок, видишь себя же на камнях площади и летишь куда-то через черноту на яркий-яркий свет, потом спохватываешься (мне же сюда не надо!), разворачиваешься, летишь обратно, влезаешь в тело и тут же просыпаешься с дикой болью. Приводили в порядок долго и упорно, но пару месяцев левая рука с трудом работала и весь мир был какой-то выцветший (смотришь, вроде все цветное, но красок вообще не замечаешь) – ну прямо, как у Фродо!". "В отличие от всех предыдущих смертей, было очень больно: будто вырезают что-то без наркоза где-то в районе солнечного сплетения, а потом в районе сердца". "Я жил две недели на крабовых палочках без хлеба и кефире, потому что больше ничего есть не мог, тошнило". "Когда моё фэа болеет, это выражается в крайне серьёзных заболеваниях хроа12. Впрочем, для меня в такое время они не имеют значения". "С телом не творилось ничего, я о нём даже не думала, только болезни некоторые появились, как следствие, наверно. Мне не хотелось жить в этом мире – и так кстати мне подвернулась книга Толкиена! За несколько часов я почувствовала себя другим человеком – сильным, мудрым, смелым, и это отразилось на моей жизни – всё стало улучшаться".

Однако физическая боль – отнюдь не всегда спутник символической смерти: "Случались моменты, когда стоишь просто на грани. При этом нужно не переступить Черту, потому что за ней – гибель души. Когда такое состояние наступает, пропадает воля к жизни "здесь", и теперь я понимаю, что значит, когда фэа сжигает хроа. Это очень страшно и больно (ну, не физически, конечно)". "Этой осенью я умерла. Я умирала долго и тяжело, решила пройти через смерть сама, чтобы выйти обновленной. Но сил не хватило, и вышла совсем другая личность. Я не сразу поняла, что смерть оказалась полной". "Просто и грустно: "он" <второе "я"> уходит – "я" остаюсь . Я всегда остаюсь…".

О браслетах, монетах и приметах

Обратимся теперь к анализу конкретных представлений, присущих как архаической, так и толкиенистской культуре.

Мышление архаического человека основано на принципе индивидуализации. Такое мышление практически свободно от категории счетности (пастух знает в лицо всех животных в своем стаде и не нуждается в пересчете, чтобы проверить, все ли здесь[Леви-Брюль. С. 158]). Категория счетности – одна из крайних форм лишения объектов их индивидуальности. В известном смысле можно даже утверждать, что счетность есть основа демифологизации. Архаизирующее мышление толкиенистов всячески сопротивляется счетности. Например, говоря о фенечках (бисерных браслетах) на своей руке, толкиенист укажет, от кого какая получена и какая что символизирует, но не задастся вопросом об их количестве13.

Мы упомянули содержательное наполнение фенечек. Строго говоря, фенечка может символизировать что угодно, быть знаком некой средиземской личности ("это у меня Леголас, а это Фродо"), знаком неодушевленного предмета ("это Сильмарили", "это меч"), стихии ("это огонь", "это сила земли") и т. д. В ряде случаев конкретная фенечка связана больше с эмоциональным состоянием, чем с определенным вербализируемым знаком. Однако ее символика ощущается постоянно, хотя толкиенист не всегда может четко ее сформулировать. Плетение фенечек – один из немногих способов изготовления вещей своими руками, который остался доступен современной молодежи. Стремление делать носимые вещи самому является одной из важнейших примет толкиенистской субкультуры, одновременно будучи проявлением архаизированного мировосприятия.

Ряд подсознательных представлений, связанных с фенечками, является воспроизведением архаических представлений о магии браслета. В древнем и средневековом европейском обществе браслет был атрибутом и символом вождя, конунга. Даря браслет, древний вождь тем самым передавал воину удачу, которую персонифицировал в себе. В современном демифологизированом обществе древняя символика браслета оказалась отчасти перенесенной на наручные часы14. В толкиенистской субкультуре бисерная фенечка воплощает в себе все те мистические качества, которыми архаическая культура наделяла браслет вождя.

Для архаической культуры характерно особое отношение к средствам платежа. Леви-Брюль подробно пишет о том, что у ряда племен, не знающих товаро-денежных отношений, есть специальные "деньги" для ритуальных целей, а именно: платы за невесту, приобретения союзников при ведении войны и уплаты виры за убитого. Роль таких "денег" чаще всего играют раковины каури. Во всех остальных случаях туземцы обменивают товар на товар. Введение ритуальных "денег" подчеркивает ритуальный, символический, знаковый статус ситуации. Впрочем, можно сказать и иначе: высокий статус ситуации, ее исключительная противопоставленность быту продуцирует символ символа – ритуальные "деньги". Такая "монета не служит, собственно говоря, для экономических целей: она предназначена для выполнения определенных социальных функций"[Леви-Брюль. С. 336]. В толкиенистской субкультуре ритуальные "деньги" также существуют. Причём мы не имеем в виду игровые "деньги", то есть монеты, сделанные специально для ролевых игр (эти монеты нередко становятся потом прекрасными сувенирами); речь идёт о монетах, имеющих свой денежный эквивалент. В одном из толкиенистских клубов Москвы вход на любые мероприятия стоил одну монету с изображением государя (монета была обработанной старой пятирублевой, на нее был наклеен портрет). "Курс" такой монеты повышался вместе с ростом цены на билет. С материальной точки зрения не было никакой разницы, чем платить – рублями или этим "золотым". Так что функционирование таких "золотых" было чисто ритуальным, маркирующим символическую значимость праздника.

В мифологии эльфы – духи, связанные с природой; во "Властелине Колец" и "Хоббите" почти все эльфы – лесные жители, так что неудивительно, что в толкиенистской субкультуре к лесу отношение совершенно особое. Большинство ролевых игр происходит именно в лесах. Кроме того, многие группы толкиенистов ездят в лес вне связи с игрой. Это порождает особое отношение к лесу. Практически все, отвечавшие на анкету, слово в слово повторяли слова о том, что лес – живое существо, и в его отношении надо вести себя вежливо: "Закон поведения в лесу – постараться оставить после себя так же, как было до тебя. Контакт с лесом (и природой в целом), конечно, есть, но не как с конкретной личность, а как со стихией. Дает успокоение, забирает плохую энергию, головную боль и усталость". "Лес – живой, и этим все сказано. Его нужно любить, и он ответит тем же. Историй про лес хватает. Например, меня как-то просто не пустили на одно место…" (далее следует большой рассказ). "Лес – святой храм природы, хранилище древних тайн и знаний. Многократно чувствовал помощь от деревьев, общался с ними, и с невидимыми жителями леса. Они очень хорошо все понимают, слышат нас, умеют жалеть и сочувствовать. Лес меня никогда не карал, но иногда вредил. Мне известны и святые места, и гиблые".

Особой формой обращения с лесом оказывается отведение дождя. "Это делается очень просто. Лично мне известно несколько способов. Все они сводятся к разгону облаков. Однажды мне удавалось делать это две недели подряд". "Ну как... это как поезд подзывать или автобус, или еще чего-нибудь в мире соотносить... спросить внутрь явления, услышать "да, запросто, на" или "Обломись, не могу, некорректно"... Если ты не просишь несопоставимых вещей (типа автобус только что ушел, а тебе подавай следующий) – то вполне получается. Хотя когда позарез надо, и мир с тобой согласен, что надо, – тоже получается. У всех".

Для архаического мышления характерно безразличие к естественным причинам биологических явлений. В массовом сознании господствует ложное представление о том, что "дикарь" не знает физиологических основ зачатия, болезни и смерти. Трудно придумать более нелепое утверждение. Архаический человек в силу специфики условий своей жизни гораздо наблюдательнее цивилизованного, и многие биологические аспекты жизненных процессов ему известны гораздо лучше. Именно это хорошее практическое знание биологии побуждает архаического человека искать дополнительные причины естественных процессов и находить ответы в мире сверхъестественного. Все "суеверия" отвечают на вопрос, почему зачатие, болезнь, смерть произошло именно сейчас, а не почему оно произошло как таковое[Леви-Брюль. С. 206 и след.]. В этом аспекте мифологизированность мышления толкиенистов чрезвычайно высока. Подобно архаическому человеку, который непременно видит в напавшем крокодиле колдуна из соседнего племени, толкиенист часто объясняет свои проблемы вмешательством сверхъестественных сил, персонифицируя последних в образах отрицательных персонажей мира Толкиена: "Если перечислять рубцы на "шкуре", то каждый вполне соответствует какой-то квэнте. Забавный пример – разбираем квэнты: "Если ты – это ты, то у тебя в районе колен должны остаться отметины" – "Ну да, на одной ноге есть, причем ухитрилась пораниться, при том что брюки были абсолютно целые ", а через несколько месяцев появляются и на второй. Если бы не моя "эльфовость", я бы загнулась еще в 1992 году вполне по жизни – были все основания. Хорошо чувствовать каждое дерево и уметь исцелять руками (проверено, факт, в том числе на тех, кто к Средиземью никакого отношения не имеет). А что касается средиземских причин, то здесь все ясно: грохнешься со скалы там, так и здесь соответствующая часть болит. И отметина на спине, куда когда-то стрела дунландская попала, ставила в тупик врачей еще лет двадцать назад". "Любимые шутки Саурона – это шутки со связью. Пока мы висели на телефоне – он постоянно блокировал его, теперь что?.. – в Интернете файлы пропадают!". "Средиземская жизнь влияет в том смысле, что можно теперь понять, почему некоторые отношения складываются так, а не иначе, понятно, где корни проблем, откуда взялись определенные склонности, черты характера, которым иначе нет объяснений (мама так не учила, и поднабраться было не у кого)". "А враги... о да, сила Врага разлита по земле и въелась, как чернила. Местами она так велика, что это можно назвать воплощением". "Беда действительно может случится по вине Врага. Я, правда, склонен рассматривать это по-иному. Если она смогла случиться, значит я был не достаточно быстр и силён, чтобы её предотвратить. Значит, это была моя вина". "Дело в том, что все враги и друзья живут у меня под боком, происки их продолжаются и в реальной жизни. А вообще поражение я считаю дурным знаком, хотя пока от этого только страшновато становится". "Конечно, Средиземье постоянно присутствует в моей обычной жизни. Пояснять здесь нечего: кто сам оттуда – меня поймет".

Парадокс вместо выводов

Обрисовая толкиенистское мировоззрение, мы получили ряд сближений с традиционными архаическими культурами, однако почти не использовали собственно реалии мира Толкиена. Иными словами, игра/вера в Средиземье служит для определенных слоев студенчества катализатором, благодаря которому актуализируются архетипические представления, они выходят из недр подсознания и становятся цементирующими факторами образования субкультуры.

Этот вывод напрямую подтверждается рядом ответов, где личность отождествляет себя не только со Средиземьем, но и с другими сверхъестественными мирами.

Правомерно образное сравнение толкиенистской субкультуры с живым организмом, где "скелетом" являются описанные в данной статье архаические представления, а "мясом и кожей" – собственно видение Средиземья и себя в нем. Этот внешний уровень реализуется в литературном творчестве толкиенистов, о масштабах которого можно судить по крупнейшей в Интернете библиотеке "Тол Эрессеа". Однако, как ни велико собрание "Тол Эрессеа", оно являет собой лишь "верхнюю часть айсберга" творчества толкиенистов.

Однако вернемся к проблематике нашей статьи.

Степень мифологизированности толкиенистского мышления неравномерна: например, вопрос про лес вызывал практически одинаковую реакцию у всех информантов, а вопрос про смерть (или другие вопросы анкеты, не рассмотренные в данной статье) вызывали непонимание части или даже большинства отвечавших. Но это не мешает нам говорить о том, что архаизированность мировосприятия толкиенистов несравнимо больше, чем у любых других слоев современного общества, не исключая и разнообразные молодежные движения. Подчеркнем, что эта архаизация присутствует и в осмыслении событий "реальной" жизни, то есть является элементом не игры в пределах субкультуры, а восприятия реальности как таковой.

В таком случае закономерен вопрос: почему именно книги Толкиена послужили таким средством актуализации архаики? Ответ на этот вопрос требует дополнительного исследования, и оно отчасти начато в работе моей ученицы В.Кувшиновой [Кувшинова]. В дальнейшем мы планируем провести это исследование тщательно и всесторонне [Баркова, Кувшинова].

Завершая настоящую статью, хочется отметить, что описание толкиенистской субкультуры находится в самом начале. В данную статью даже не вошла полностью наша анкета, так что настоящую работу можно рассматривать не как исследование, а как заявку на него.

Материалы

1 В течение 2002 года мы провели выборочное письменное анкетирование толкиенистов. Из неполной сотни ответивших на нашу анкету шестеро были школьники, двое – со средним образованием, десятеро – выпускники ВУЗов, пятеро – аспиранты, два кандидата наук, остальные – студенты. Соответственно, возраст большинства отвечавших – 20-24 года, хотя встречаются информанты 12ти-15ти лет, а также личности в возрасте 31-36 лет, и даже один – 41 года. 12 информатов замужем (женаты), у четверых есть дети.

2 Точнее сказать, архаический. О противопоставлении архаического и первобытного см. ниже.

3 Далее мы используем материалы анкеты. Ответы толкиенистов приводятся с минимальной редакторской правкой.

4 «Квэнта» – букв. «сказание» (эльфийский). В субкультуре это слово обычно употребляют в значении «автобиография по миру Толкиена».

5 Вот как об этом говорят сами толкиенисты, носители имен из книг: «По внутреннему самоощущению этот герой мне ближе всех. Его история – самая "живая", самая интересная для меня», «Я взяла это имя потому, что прочитала я “Властелина Колец” и так это наложилось на мой характер, мое мировосприятие, даже некоторые подробности биографии совпали».

6 Квэнья и нолдорин – языки эльдар. Они описаны во многих работах Толкиена.

7 «Квэнди» – эльфы (в переводе с квэнья, классического эльфийского языка). «Квэндо» – единственное число от «квэнди». «Нолдор» – название одного из эльфийских народов. «Нолдо» – единственное число от «нолдор». «Атани» – эльфийское название людей.

8 Хольгер (Альберт Петров) – физик-ядерщик, кандидат наук, автор 26 научных работ; в настоящее время преподает в университете Сан-Паоло. Относительно Тинувиэль нам известно, что она также из научной среды и имеет публикации по специальности.

9 Отрицательный эпизодический персонаж «Сильмариллиона».

10 При описании мира Толкиена «снаружи», а не «изнутри» теряются многие существенные детали. Сам Толкиен проблему смерти в восприятии людей и эльфов прописывал в высшей степени тщательно в тексте «Атрабет Финрод ах Андрет» («Разговор Финрода и Андрет»). Однако при сравнении эльфов Толкиена со сказочно-легендарными эльфами, первые действительно выглядят гораздо больше похожими на людей. Недаром Толкиен называл их не только эльфами, но и эльдарами, подчеркивая тем самым их отличие от уэльских эльфов.

11 Ср. пословицу: «Не по хорошему мил, а по милу хорош».

12 «Феа» – душа, «хроа» – тело (квэнья).

13 Вспоминается отрицательная актуализация счетности в «Винни-Пухе» Милна: «Меня посчитали».

14 Например, в армии наручные часы могут быть наградой командиру за успешное проведение маневров.

Размещено: 20.03.04



return_links(); //echo 15; ?> build_links(); ?>