Кияйкин Алексей (Посадник)

Хэнтай не есть гомосекс, но и сатанизм тут тоже не ночевал

Об истинном хэнтай, или —
О чем спорим, господа?

Я нежно люблю все споры вокруг "Черных хроник Арды". Потому, что участвуют в них люди, заранее определившие что и кто есть ху. Независимо от истинности или ограниченности их взгляда. Но я о другом. Как только в споре появляются обороты "…а как мы знаем…", с которыми протаскивается любая блажь и ересь, как только по этому принципу раздаются ярлыки — звереешь, господа. И не только в этом данном споре.

Разговор у нас пойдет издалека.

Как человек, с 1977 года ждавший обещанную на последней странице ленинградского "Хоббита" "эпопею "Властелин Колец", потом собравший много чего (в том числе и тонкую, в палец, распечатку тогдашних, 1992-93-го разлива, зачатков "Черной Книги"), могу сказать, что главное отличие лежит там где вы, обе стороны, не заглядывали. Желающих припасть к источникам отсылаю к двум интереснейшим — в смысле общего образования — материалам. Книге Шиппи "The History of the Middleearth" (совершенно бездарно цитированной килобайтами в переводе Каменкович&Каррик) и статье его же "Tolkien As a Post-War Writer", напечатанной в неком толкинистическом сборнике, кажется, в Хельсинки (как минимум где-то по толкинистическим кругам Москвы ходят распечатки). А именно — что книга Толкина (а их у него не так много, не забудем, что все, кроме ВК, "Хоббита" и малой прозы, есть посмертная публикация, а мало ли какие бывают рабочие материалы, для печати не предназначенные. Помнится, совсем недавно угасла грызня по поводу "бобыревского перевода", который был издан на основе таких вот рабочих материалов, "творчески доработанных" публикатором) — РОМАН. Обычный, если хорошую прозу называть обычным делом. Просто роман написан В ФОРМЕ фэнтези, как "Дон Кихот" написан в форме рыцарского романа, а "Конек-Горбунок" — в форме народного лубка. Все попытки свести Толкина к фэнтези есть бред, ибо форма форма и есть, и от нее зависит лишь простота усвоения. А книга Толкина все о том же — о том, что есть добро, и что есть зло. Об этом пишут все писатели, успевшие повоевать, кроме, разве что, Хэма, да и то — "По ком звонит колокол". Даже перегоревшие на войне писатели упираются в одну и ту же стену, который каждый взламывает по-своему. Олдингтон "Все люди — враги", которую я нежно люблю. Анчаров всеми книгами. Твардовский. Хаксли, всеми своими романами, хотя бы публикованным в "ИЛ" "Гений и богиня". Голдинг с "Повелителем мух". Уайт с "Королем былого и грядущего", которую не смогла испортить даже примитивная мульт-экранизация "Меч в камне". Что есть добро и что есть зло, откуда в человеческой душе прорастает зло и где найти добро, чтобы ему противостоять. Кстати, не забудьте, что Толкин, как и последние три писателя, успел и повоевать в траншеях, и был ранен, так что войны он хлебнул по самое не хочу. Так почему мы отказываем в житейской и философской мудрости там, где не забываем вознести своих писателей, которых война научила ценить то, что называется "вечные ценности"? Пардон за длинные периоды.

Так давайте сравнивать равные вещи. Я не вижу в авторшах ЧК подобной глубины погруженния в страдание и очищение. Далее. Толкин прогремел в мощной волне послевоенного англоязычного романа, дававшего то реализм, то фантасмагорию, то формально занудный современный эпос. Он был интересен в первую очередь тем, кто уже прочитал Сэлинджера, и позже читал Апдайка и Стюарт (есть желающие сказать, что "Хрустальный грот" и "Легенды о Ричарде Блейде" явления одного порядка?). Гсда, насколько ЧКА востребована вне любителей фэнтези? Смею утверждать, что ни на сколько. Во многом ЧЕРЕЗ Толкина люди начинают читать фэнтези (причем, чаще хорошую, а не коммерческую). С ЧКА наоборот. Вдобавок, там, где Толкин, Хаксли, Голдинг горстями рассыпают вопросы, ЧКА очень любит сначала отвечать, а потом формулировать проблему. Это признак плохой литературоы, если вообще литературы. Не стоит забывать, что именно XX век стал прочно подменять понятия, называя Игоря Крутого словом "творчество", а удовлетворение на бумаге тяги клиента к развлечениям словом "литература".

Далее. Не менее серьезное упущение, которое делают и апологеты Толкина, и противники — они редко видят сугубой филологичности профессора. Единственный, кто это заметил, был Андрей Кистяковский. Он единственный смог создать пусть вольный (а кто против, пусть первый откажется от заходеровского "Винни-Пуха" в пользу более занудного милновского, а также не будет читать детям ни "Алису", ни "Буратино"), но невыразимо говорящий каждым названием перевод. The Road Goes Ever On — это и в контексте "Истории без конца", и в контексте толстенького человечка, держащего в своей норе красиво выписанную карту Хоббитании, которую он любит рассматривать. Тот же Шиппи (кажется, это место К&К не процитировали) внятно изобразил, как много говорят англичанину, жителю бывших Семи Королевств, топонимы из ВК. Что-то из простонародных названий взято буквально с улиц Оксфорда; одна из римских дорог, которой пользуются по сей день, дала имя дороге (или улице? Уже все смешалось в доме Облонских) в Хоббитании, и т.п. Вот где истинная связь времен, не явная и не в лоб, а тонкая и исподволь. Гораздо более тупо и в лоб чуть-чуть измененные имена и биографии толкиновского мира служили для привязки толкинутого читателя к ЧКА, если уж оседлать тезис о несовпадении Арды и Арты. Старый рекламный прием, кстати: берем известную марку и называем продукт похоже. Поэтому привыкшие к мельканию SONY и PANASONIC, например, как минимум, благожелательнее воспримут попытку впарить им SANYO, PARASONIC и т.д. Но это не творчество, это соц-арт.

Толкин не зря преподавал ЯЗЫК. То, что вы хотите сказать, не обязательно декларировать внятными тезисами. Не менее главное отработать единство содержания текста и языка, которым он доносится до читателя. Отсылаю к главе ""Lang" Or "Lit"" книги Шиппи. Любители копаться в сюжете обычно упускают язык текста. А ведь профессор шел от языка — к текстам, от текстов — к сюжетам, от сюжетов — к миру. Поэтому sapienti найдут в надписи на Морийских вратах архитектонику вступления к Aelfric's Grammar, которую проходит любой школяр в начале курса истории английского, а в мелькании названий и имен, вписанных в Дорогу, мелькнет чеканный Чосер, у которого тоже "On at April… thann longen folk//to goon pilgrimage". О языке ЧК не буду. Это в чистом виде монологи из кассилевской "Швамбрании" - "Я стоял перед судьями, красивый и стройный...", также см. любую коммерческую литературу для девочек.

Далее. На взгляд постороннего гуманитария,(доклад на эту тему на "Зилант-коне"-2001, секция фантастиковедения, текст "Еще раз о…" лежит на сайте Алексея Меллера, http://ameller.narod.ru ), наша фантастика безнадежно искалечена однобоким "интеллектуалистским" подходом к творчеству. Одно из следствий этого — редкая уязвимость к "страстям в клочья", особенно убойному в этом отношении стилю японских аниме (он же хэнтай). Я не то чтобы совсем согласен со статьей "Книга в стиле Унисекс", там все на редкость однобоко и сведено к гомо-позывам. Проблема лежит чуть глубже. Классический поточный аниме-комикс просто эксплуатирует сексуальную сферу человека для привлечения к себе внимания. Довольно хорошо НАЧАЛ эту тему Ефремов в "Лезвии бритвы", и продолжил Леви, рассыпав описание механизмов привлечения внимания по разным книгам. Кое что показал изданный у нас в перестойку Пиз ("Язык тела"). А суть простая — самый безотказный механизм привлечения чужого внимания встроен в биологически обусловленный механизм выбора сексуального (брачного) партнера, который достаточно просто алгоритмизируется во многих аспектах. Например, расширенные зрачки притягивают и говорят о сексуальном возбуждении. Эту хохмочку знали еще римские шлюхи, закапывая перед выходом на панель в глаза раствор белладонны, отсюда и название, кстати. Какой размер зрачка относительно всего глаза у аниме? Правильно. Но механизм аниме притягивает своей — я бы назвал это тщательно дозированной порочностью — в основном потому, что эти сигналы противоречивы. Зрачки расширены — но ноги сомкнуты и верхняя часть тела откинута назад, как бы не доверяя собеседнику. Губы не налились кровью, обычно они прорисованы только контуром, но не цветом, следовательно — возбуждения нет. Пол женский, поведение тоже, но фигура девочки. Пол мужской — но настолько андрогинный, что использует часть женской подсознательной жестикуляции. И так далее. Подсознание просто хренеет от такого противоречия в сигналах и тянет сознание познакомиться с такой аномалией поближе, чтобы понять, что же это такое. К чему бы я это все? Да к тому, что наша литература отдала стилю хэнтай в письменном виде не менее, чем современные, с позволения сказать, иллюстраторы комиксов — в рисованном. Слишком уж эффективный приборчик получился из аттрактивного механизма японских кулибиных.

Пионером стиля хэнтай в его наиболее андрогинном виде стал Владислав Петрович Крапивин. Особенно здесь отличается его давняя трилогия "Далекие горнисты"-"В ночь большого прилива"-"Вечный жемчуг", а также "Дети синего фламинго". О конкретном наполнении здесь не буду, слишком глубоко надо будет копать, чтобы ничего не упустить. Отмечу лишь, что его хэнтайские, точнее, андрогинные с демонстративным поведением и склонностью к красивым позам, истоки хорошо видны, если его сравнить, с одной стороны, с другим педагогом-писателем 60-х, организовавшим из подростков клуб с фехтованием и воспитанием, Каремом Рашем (не помню название его книги, довольно толстая и автобиографичная), а с другой стороны, с каравелловским инструктором Иваном Тягловым, в своей якобы литературной деятельности ("Шаг на дорогу" и особенно "Круги Магистра") доведшего истеричность и манерность иных крапивинских пассажей до предела. Кстати, жуткая манерность среднего положительного героя-"принца" в стиле хэнтай (или а ля хэнтай) есть неотъемлемое свойство всей "женской" фэнтези, выбирающей героя-мужчину или мужеподобную женщину (все эти равенлофтовские девушки-воровки, а также добрая половина творчества мадам Семеновой и Хаецкой) — психология ближе женская, эмоциональная, а состояться в мужском мире (как притягивает авторов принцип all chief no indian!) можно только будучи мужчиной или в меру мужеподобным "своим парнем". В этом женская литература мало отличается от идеалов движения суфражисток.

Итак, я утверждаю, что скандальная привлекательность ЧК исконно лежит не в манихействе (хотя и это есть) и не в люциферианстве (еще чего!), а в образной и "пиаровской" системе японского стиля хэнтай: как известно, привлекательным у женщин в современном мире являются два типа мужчин: гиперсамец (не обязательно демонстративный) и непонятый стройный страдающий гений. Один берет надежностью, другой возможностью продемонстрировать собственное милосердие, "она его за муки полюбила", оно же русская бабья жалость. Проник этот стиль к нам благодаря японским мультикам типа "Корабль-призрак" и Владислав Петровичу Крапивину, открывшему его самостоятельно. Никак не осознавались, но воспринимались такие составляющие стиля, как андрогинность внешняя и феминистичность внутренняя, психологическая, в форме глубокой эмоциональности и спонтанной непредсказуемости реакций. Помогли этому укорениться абсолютная бесполость нашего кино и литературы в 70-е и 80-е, изрядно сбившие калибровку половой идентификации (а если проще, не дававшие толком понять, что же такое настоящий мужчина и настоящая женщина) советскому человеку. И не нужно тут искать гомосексуальные любовные переживания у Ниенны. Все проще: в поведении персонажей смешаны мужские (взлом мешающих стереотипов, изменение, завоевание, расширение) и женские (сохранение статус кво, поддержание традиции, порядок, консерватизм) черты. Причем, если в любом человеке эти черты взаимопереходят и вообще существуют в динамике (инь-ян, вообще-то, не рисунок, а схема движения), то в хэнтай-подобных андрогинах они сплавлены в один монолит, дающий, как "черный ящик", на выходе целый веер взаимно конфликтующих реакций. Поэтому, чаще всего, у любого писателя, когда он начинает хэнтайствовать, единственным психологическим оправданием подобного сюра в поведении служит клише "сам не знал, что за странное ощущение его охватило", и отсутствуют простые реакции. Говоря языком Леви, мы имеем дело с психотипом, максимально далеким от циклотимности, точнее — с шизоидностью на грани собственно шизофрении. Героям ЧК параноиками быть не светит, они для этого недостаточно локализуют свои цели. Ну да хватит об этом.

Далее. Хэнтай-герои, как правило, всегда страдающая или преодолевающая сторона. Не собственные внутренние проблемы, а в первую очередь нажим извне. Будь то вторжение противника или удар судьбы. Но это, в свою очередь, означает вторичность поведения. "Мой удар всегда второй". Это справедливо для любых "ответов на…", будь то полемика с Толкином у Васильевой, или с Крапивиным у Лукьяненко. Вместо того, чтобы строить свои структуры, берутся готовые структуры оппонента и заполняются содержанием с противоположным эмоциональным посылом. "Дывысь, яка кака намалевана". Еще и поэтому нет смысла сравнивать, например, формально общие по стилистике "Конек-горбунок" и "Там где нас нет". Второе есть длинный и скучный уже к середине гэг, смонтированный по принципу соц-арта. Что Комар и Меламид, что Успенский не могут восприниматься теми, кто не знает объектов осмеяния. У г-жи Васильевой структуры мира Толкина (служившие ему лишь временной подпоркой под цельное целое романа ВК), как бы ни тщились апологеты самости замысла, стали той самой опорой, без которой прыжок невозможен. Особенно это заметно на первых, ранних вариантах образца начала 93-го. Точно так же, кстати, видно по первоначальному варианту текста перумовского "продолжения" (Ставрополь, "Кавказская книжная библиотека", год то же что и в "СевЗап"), что для вдохновения он пер абзацами батальные сцены из Иванова ("Русь изначальная", "Повесть древних лет") и Сенкевича ("Крестоносцы"), потом в "Севзапе" переписав эти куски своими словами для безопасности. Выньте эти, якобы случайно похожие, детали толкиновского мира. Все рухнет. Останется достаточно безликое что-то, без того режущее глаз в хаецких "Завоевателях", мазовской "Киносъемке", уэйс-хикманском "Дрэгонлэнсе". Желание выглядеть Благородным Несправедливо Обиженным. Как известно благодаря Туве Янссон, даже Муми-папе нравилось себя жалеть.

Далее. Не стоит наезжать на религию, господа и дамы. Не стоит защищать религию, используя логический инструментарий. Я полностью согласен с Дивовым: либо ты веришь, либо ты чмо болотное и в религию не суйся. Некоторые вещи нельзя обсуждать с помощью только рабоче-крестьянской логики, дабы не уподобиться Брежневу из анекдота про винтовой колпачок. Можно иронизировать над К&К с их православным Толкином. Просто потому, что они не соблюли меру, комментируя католика Толкина с помощью Синодального перевода Библии. Но лучше — потому, что у них получился ублюдочно корявый перевод, не имеющий единства языка, стиля и сюжета. Читать их можно только ради комментариев, где собрана почти вся книга Шиппи. Не нужно пытаться возвысить свободомыслящего себя, унижая ограниченного католика из Оксфорда. Не пытался он создать новую Библию. Это вы врете, а не он тупой реформатор христианства. Все претензии — к сынку профессора, который, в частности, за каким-то бесом назвал лучшим русским переводом уродский перевод Маториной, с перлами типа "лошади погибли, и это их парализовало", "меч расщепился до самой рукояти" и переломанным об коленку ритмом стихов. Это он выбирал, что и как публиковать. Ваше дело — не совать ручки, тем боле ножки в сапогах, в чужую душу, в вопрос веры. Это у каждого святое, у кого оно есть. До некоторой степени, я одобряю решение Хомейни, покойника, по поводу Рушди. Не глумись над чужим святым. Далеко не все исповедуют чань-буддизм, чтобы спокойно принять плевок в свитыню. Когда-то ведь и в Англии находились уроды, которые заявляли, что нет никакого английского фольклора, и гоблинов Толкин высосал из пальца, а отдельные примеры в сказках на самом деле отражение политической борьбы в Италии, с партией гибеллинов. Но вся эта клиника уже по ведомству Чуковского, "От 2 до 5", глава "Акулов не бывает!". Толкин до конца жизни не знал, чудо он сотворил или смертный грех. Не лезьте хоть вы со своими примитивными комментариями типа "примитивные христианские мотивы борьбы добра и зла…". Это уже попытался в свое время сделать Перумов, для создания имиджа писателя не коммерческого, а "идейного" попытавшийся выйти в ФИДО с докладом "Концептуальное зло в мире Толкина", после чего был бит в SU.TOLKIEN, кажется — за примитивное переворачивание Толкина вверх ногами а ля ранняя Ниенна. Классическое совинтельское желание словить кайф от нахождения в оппозиции неважно чему. Тупик.

Далее. Собственно, где и кем востребована хэнтай-литература? В Японии ее существование оправдано необходимостью иметь аналог мексиканских мыльных опер со слезами, пособолезновать, через персонажа себе, любимому — плохо востребованному обществом. Не секрет, что в Японии очень высок прессинг на личность со стороны общества, веками строившего всесторонне регламентированную систему отношений. Если обычно традиция в обществе играет роль цементирующую и психитерапевтическую, то здесь она дошла до абсурда и разрушает личность своей тяжестью, вместо того чтобы лечить. Желающие поспорить — посмотрите пару фильмов Такеши Китано, или ту же "Легенду о Нараяме" и успокойтесь. Соответственно, отброшенные обществом, разочарованные своим в нем местом, будут искать удовлетворения, растравляя в себе это ощущение несправедливо обиженного. Тем более это актуально в подростковом периоде, из которого многие теперешние ролевики и якобы "толкинисты" еще не вышли, по крайней мере, внутренне. В этом возрасте гормональная буря сносит все способности трезхво мыслить, и сексуальные фрустрации не прибавляют нервной,психологической устойчивости. В этом случае некоторые успокаиваются, растворяясь в псевдо-динамике японского мультика, где все на самом деле статично. Красивую позу приняли, и, считается, действие понеслось. "Прокукарекали, а там хоть и не рассветай". Более придирчивые прочитают Семенову или Маккефри. Нетребовательные сожрут женское продолжение "Владигора", или запутаются в бабской логике героев переводного Dragonlance. Я, правда, в свои 15 пользовался для выпускания пара подшивкой "Уральского следопыта" за 80-е или кассетой тяжелого рока, от Nazareth и Deep Purple до AC/DC. Учитесь взрослеть, господа. Бунт — дело подростка, причем домашнего. Конструктивный выход из проблемы — то, что нам не хватает. А ЧК читайте, кому нравится. Только не надо стараться проповедовать некие тамошние философские глубины. Нету их там. Достаточно коммерческое чтиво, направленное на очень специфическую аудиторию, поэтому и чувство избранности у читателя. Но кроме раздражения эмоциональных центров в области "обида", есть еще много зачем мы берем в руки книгу.

P.S. и очень меня порадовал пассаж в одной из статей, что, мол, андрогинность, типа тех же хентаевских или ниенновских мотивов, с древних времен была чем-то богоизбранным и желаемым, у греков и прочих сибирских шаманов. Да, правда. Но — у жрецов, чтобы подчеркнуть их универсальность. Сарматских, скифских, греческих, далее везде. Поэтому и длиннополая одежда, похожая на женскую. Ибо жрец к нормальным социальным функциям не определен, он вечная гусеница, как у Вежинова. А вот о шаманах не надо, они, например, могли жениться и замуж выходить. И еще, у них показателем склонности к шаманскому дару были эксгибиоционизм и склонность к эпилепсии. Смешаем Сорокина с Достоевским?

Размещено: 12.01.02