Уистен X. Оден

В поисках героя

Поиски потерявшейся пуговицы не являются Поиском в истинном смысле слова: отправляться на поиски означает идти искать то, о чем пока не имеешь ни малейшего представления; можно, конечно, вообразить себе некий образ искомого, но подлинен он или ложен - выяснится лишь тогда, когда искомое будет найдено.

Посему животные не могут отправляться на поиски. Они охотятся за добычей, ищут воду или брачного партнера, однако их поведение обусловлено самой природой животных, а цель подобного поведения есть восстановление потревоженного равновесия. Иными словами, у животных просто нет выбора - они могут поступить лишь так и никак иначе.

Но человек обладает свободой воли, он творит историю, и будущее для него всегда открыто; человеческая природа по сути своей подразумевает поиски (или Поиск), ибо в каждый момент времени человек превосходит сам себя. Для человека настоящее не является реальным - только обладающим определенной ценностью. Он не может ни в точности повторить прошлое - поскольку всякая доля секунды уникальна, - ни целиком забыть о нем, потому что каждое мгновение он изменяет, модифицирует это прошлое, и оно становится несколько иным, сохраняя тем не менее свои основные черты.

Вот почему для человека невозможно выразить смысл существования в одном-единственном образе. Кто-то помышляет лишь о будущем, и его образ существования - прямая дорога, уходящая в бесконечность; а кто-то сосредоточен на прошлом, и здесь образом будет город, архитектура которого представляет собой невероятное смешение стилей, а населяют этот город тени умерших, воскрешенных любящей памятью. Общее в этих образах - только целеполагание: дорога уходит в бесконечность, но - в конкретном направлении, а город выстроен для того, чтобы служить домом и облегчить горечь утрат.

Животные, в отличие от людей, живут настоящим, им неведомы образы дорог и городов, и они прекрасно обходятся без этих образов. Они обитают в условиях дикой природы и устраивают такие логова, в которых в большинстве случаев живет поколение за поколением. А человеку образы дороги и города просто необходимы. Образ города,из которого не ведет ни единая дорога, означает тюрьму; образ дороги, начинающейся ниоткуда, есть не истинная Дорога, а только цепочка звериных следов.

Схожие затруднения возникают, когда пытаешься описать одновременно собственную личность, собственную жизнь - и личность и жизнь других. С субъективной точки зрения "я" уникально, причем оно как "Эго" коренным образом разнится со своим физическим воплощением, то есть телом, равно как и со своими мыслями, чувствами, желаниями и стремлениями. Что же касается других людей, их "эго" недоступно для меня как наблюдателя; я вижу только внешнюю оболочку, которая отнюдь не уникальна, которую вполне можно сопоставить с множеством схожих оболочек, включая и мою собственную. При условии, что я - зоркий наблюдатель и неплохой имитатор, мне вряд ли составит труда притвориться другим человеком настолько убедительно, чтобы обмануть даже его близких друзей; но при этом я все равно останусь самим собой и никогда не постигну, что означает стать другим в полном смысле слова. Связь между моим Эго и моей сущностью радикально отличается от моих связей с окружающим миром.

Я также сознаю, что непрерывно нахожусь в процессе становления, непрерывно обновляюсь, причем эти перемены могут быть и незаметны со стороны; в других же я замечаю только следы прожитых лет - объективное свидетельство хода времени: такой-то и такой-то постарел, обрюзг или ведет себя не так, как вел обычно. А есть еще смерть; нам известно, что все люди умирают, но смертью как опытом поделиться невозможно: я не могу участвовать в смертях других, а они - в моей.

И последнее: субъективное восприятие жизни заключается в постоянной необходимости выбора, и как раз одолевавшие меня сомнения и искушения представляются мне впоследствии куда более важными, чем действия, предпринятые после совершенного выбора. А наблюдая за другими людьми, я не замечаю их душевных метаний: я вижу только действия. В сравнении со мной другие люди кажутся мне менее свободными и более целеустремленными, чем я сам.(*)

Поиск - древнейший, сложнейший и самый популярный из литературных жанров. В некоторых случаях произведения в жанре Поиска основываются на исторических событиях - скажем, истоки легенды о поисках Золотого Руна лежат, вполне возможно, в преданиях о походах античных торговцев за янтарем, а также на ряде сюжетов (например, сюжет о заколдованной принцессе, чье жестокое, ледяное сердце может растопить только предназначенный судьбой возлюбленный, отражает, вероятно, древние дорелигиозные обряды). Однако я полагаю, что неизбывное очарование жанра Поиска связано с тем, что Поиск представляет собой историческое и символическое описание нашего субъективного жизненного опыта.

В качестве типичного примера традиционного Поиска возьмем сказку "Живая вода" из сборника братьев Гримм. Старый король захворал. Трое его сыновей по очереди отправляются за живой водой, которая только и может вернуть королю здоровье. Старшими сыновьями движет вовсе не стремление помочь отцу, но алчность, ибо все их помыслы - о награде за живую воду; лишь младший и вправду заботится об отце. Все трое встречают карлика, который спрашивает у них, куда они направляются. Старшие сыновья грубят карлику и отказываются отвечать, и за это карлик заключает их в глубоком и темном ущелье. Младший же отвечает искренне и вежливо, и карлик не только указывает ему дорогу к замку с источником живой воды, но и одаряет юношу волшебной палочкой, открывающей ворота замка, и двумя караваями хлеба - для львов, стерегущих источник. Кроме того, карлик предупреждает, что юноша должен покинуть замок до того, как часы пробьют двенадцать, иначе он окажется пленником замка. В точности выполнив наставления карлика и воспользовавшись чудесными предметами, младший сын короля добывает живую воду, встречает красавицу-принцессу, которая обещает выйти за него замуж, если он вернется в течение года и уносит из замка магический меч, способный сразить целое войско, и волшебный каравай, остающийся целым, сколько ни откусывай. Впрочем, юноша едва не попадает в плен: забыв о предостережении карлика, он ложится на перину и засыпает и просыпается лишь с двенадцатым ударом часов; он успевает все же выбежать за ворота, но смыкающиеся створки прищемляют ему пятку.

По дороге домой юноша вновь встречает карлика и узнает о том, что сталось с его братьями. По его просьбе карлик с неохотой освобождает старших сыновей короля и на прощание говорит юноше, что его братья - грубияны и злодеи.

Все вместе трое братьев держат путь домой и младший своим мечом и волшебным караваем избавляет от войны и голода три королевства. Когда же братья приходят к морю, младший засыпает на морском берегу, а старшие братья выкрадывают у него воду жизни и наливают вместо нее во флягу обыкновенной морской воды. По возвращении домой младший сын подносит флягу королю, и тому, естественно, от морской воды становится хуже прежнего; и тогда старшие сыновья исцеляют отца похищенной живой водой.

Король верит наветам старших сыновей на младшего и велит своему главному ловчему тайно отвести юношу в лес и там застрелить его за попытку отравить отца. Однако у ловчего рука не поднимается натянуть тетиву, он отпускает юношу, и тот остается жить в лесу.

Тем временем в королевский дворец начинают прибывать караваны с золотом и самоцветами - так правители земель, избавленных младшим братом от войны и голода, выражают ему свою благодарность. Старый король постепенно убеждается в невиновности младшего сына, а принцесса из колдовского замка, готовясь к свадьбе, велит проложить дорогу и вымостить ее золотом: и впустить в замок ведено лишь того, кто поскачет прямиком по этой дороге.

Старшие братья снова пытаются обойти младшего и первыми скачут к колдовскому замку, однако не выдерживают испытания золотой дорогой: из боязни испортить дорогу один пускает коня слева от нее, второй - справа. Разумеется, ни тот ни другой в замок не попадают. А младший сын настолько поглощен мыслями о встрече с принцессой, что даже не замечает золота на дороге и скачет прямо к замку. Его впускают внутрь, он женится на принцессе, возвращается с ней домой и примиряется с отцом. Старших же братьев с позором изгоняют, и все заканчивается как нельзя лучше.

В этом типичном Поиске можно выделить шесть композиционных элементов.

1. Чудесный предмет (или чудесная невеста), который (которую) необходимо найти.

2. Долгое путешествие "иди туда - не знаю куда", ибо местонахождение чудесного предмета (чудесной невесты) неизвестно.

3. Герой. Овладеть чудесным предметом может только тот, кто имеет на это право в силу своих определенных качеств.

4. Испытание или вереница испытаний, благодаря которым изобличаются ложные претенденты и становится ясен истинный герой.

5. Стражи чудесного предмета, которых нужно победить, прежде чем завладеть предметом. Поединок со стражами может быть еще одним испытанием героя, или же стражи могут выступать как подлинные антагонисты героя.

6. Чудесные помощники, которые делятся с героем своими знаниями и волшебными средствами и без которых он не может победить. Эти помощники выступают как в антропоморфном, так и в животном облике .

Не будет преувеличением сказать, что каждый из этих композиционных элементов сказки соответствует той или иной стадии персонального жизненного опыта.

1. Многие мои поступки имеют какую-либо цель. Эта цель может быть промежуточной - написать предложение так, чтобы точно выразить мысль или глобальной - найти истинное счастье или смысл жизни, стать тем, кем я хочу или кем мне суждено Господом. И трудно подыскать для подобной цели образ более естественный, нежели прекрасная принцесса или живая вода.

2. Я воспринимаю время как непрерывное и необратимое изменение. В пространственных же терминах этот процесс становится путешествием.

3. Я воспринимаю себя как уникальную личность (цель - моя и только моя), противостоящую неизведанному будущему: мне неведомо, добьюсь ли я успеха или так и не достигну желанной цели. Ощущение собственной уникальности порождает образ героя, тогда как чувство неопределенности создает образы терпящих поражение соперников.

4. Я сознаю, что во мне противоборствуют определенные силы, одни из которых я считаю добрыми, другие - злыми; эти силы пытаются побудить меня к тем или иным действиям. Существование этих сил - неоспоримый факт. Я могу поддаться желанию или отвергнуть его, однако не могу по выбору желать или не желать чего-либо. Образ этого противоборства, следовательно, должен быть двойственным, отсюда - друзья (помощники) и враги (антагонисты).

С другой стороны, Поиск не создает образов объективного опыта или общественной жизни. Исключив субъективные ощущения и вообразив себя объективом фотокамеры, я увижу при взгляде на мир вокруг, что большинство людей добывает средства к жизни, пребывая в одной и той же точке пространства, что путешествия доступны лишь тем, кто в отпуске или у кого тугой кошелек. Я увижу, что даже на войне нет четкого разделения на белое и черное, на абсолютно злых и абсолютно праведных (хотя военная пропаганда, как известно, утверждает обратное: мы - средоточие добра и света, а наши враги - скопище пороков и исчадия тьмы); впрочем, некоторые войны можно с натяжкой назвать справедливыми. Что же касается схватки человека с силами природы или с дикими зверями, я увижу, что природа не сознает своей склонности к разрушению и что животные нападают на человека от голода или со страха, но никогда - по якобы врожденной свирепости.

Во многих вариантах Поиска, как древних, так и современных, победа героя или обретение чудесного предмета ведет к всеобщему благу в том обществе, к которому принадлежит герой. Даже когда целью Поиска является брак, герой женится не на обыкновенной девушке - обязательно на принцессе, и личное счастье является случайным по отношению к благу общества: ведь теперь у королевства есть хороший правитель, а скоро появится и наследник престола.

Правда, существуют и такие варианты, в которых успех и достижение цели важны только для конкретного человека. К примеру, Святой Грааль никогда не бывает видимым для всех: узреть его дано лишь особенно благородным и добродетельным людям.

Существует два типа героев Поиска. Первый тип напоминает эпического героя, доблесть которого очевидна для всех. Скажем, в Ясоне с первого взгляда узнают человека, который единственный способен добыть Золотое Руно. Второй тип героя характерен для волшебных сказок: доблесть этого героя изначально скрыта. Младший сын, слабейший, самый глупый, словом, тот, от которого никак не ожидаешь, что он добьется успеха, становится героем, когда терпят поражение те, кто предположительно лучше него во всех отношениях. И успехом он обязан не собственным силам и талантам, а чудесным помощникам - феям, волшебникам, животным, помогающим ему по той причине, что он, в отличие от соперников, достаточно скромен, чтобы прислушаться к советам, и достаточно добр, чтобы прийти на подмогу тем, кто в этом нуждается.

Предметом нашего изучения является Поиск в его традиционной форме, однако, как представляется, имеет смысл кратко охарактеризовать и другие формы, отличные от традиционной.

А. Детектив.

Здесь целью является не чудесный предмет и не чудесная невеста, а ответ на вопрос: "Кто совершил преступление?" Вдобавок здесь не только нет путешествия, но и чем меньше общество, чем уже территория, тем лучше. Противоборствуют две стороны, причем у одной - единственный представитель, преступник, ибо раздел в этом варианте проходит не между добром и злом, а между виновностью и невиновностью. Герой-сыщик не принадлежит ни к какой из сторон.

Б. Авантюра.

Тут мы имеем путешествие как цель, и чтобы достичь цели, нужно выдержать множество приключений. Классический пример подобного варианта - "Приключения Артура Гордона Пима" Эдгара По. Другие примеры, более сложные и не столь однозначные - "Фауст" Гете и легенда о Дон-Жуане.

По условиям договора Фаусту возбранялось требовать, чтобы Мефистофель остановил какое-либо мгновение ("остановись, мгновенье, ты прекрасно"); он поклялся ни за что не признавать того, что достиг цели всей своей жизни. Поиск же Дон-Жуана не закончится никогда, ибо всегда найдутся девушки, которых он еще не обольстил и не соблазнил. Кстати сказать, Дон-Жуан - едва ли не единичный пример героя-злодея, которого ведет в Поиске не добро, а зло.

В. "Моби Дик".

Здесь объединены чудесный предмет и жестокий страж, а целью Поиска является не обретение, но разрушение, уничтожение. Иными словами, перед нами еще один пример "злого" Поиска - впрочем, скорее, трагического. Капитан Ахав - товарищ Отелло, никак не Яго.

Г. Романы Ф. Кафки.

В этих романах герой не достигает цели. В "Процессе" ему не удается ни доказать свою невиновность, ни узнать, в чем же его обвиняют; в "Замке" героя официально так и не признают землемером. Герой Кафки терпит поражение не потому, что не достоин победы, но потому, что добиться успеха - не в силах человека. Слишком сильны и (хотя Кафка этого не говорит, мы вполне можем предположить) слишком злонамеренны стражи. К. становится героем постольку, поскольку он упорно, упрямо сражается, несмотря на явное превосходство зла над добром. Он уже давно должен был бы отчаяться, однако этого не происходит.

В любом литературном произведении, описывающем становление личности, мы неизбежно сталкиваемся с проблемами формы и налагаемыми этой конкретной формой ограничениями. Как человеческая жизнь имеет начало - рождение - и конец - смерть, так и Поиск обладает двумя неизменными характеристиками - отправной точкой и финалом, но количество приключений в промежутке варьируется до бесконечности, поскольку временной поток может быть разделен на бесконечное число отрезков различной протяженности. Один из подходов к этой проблеме - введение системы повторений, организующей текст аналогично размеру в поэзии. В сказке "Живая вода" система повторений основана на тройке: трое братьев, три королевства, которые надлежит избавить от войн и голода, три пути к замку принцессы. Также присутствуют два испытания, которые условно можно назвать для простоты "карлик" и "золотая дорога". Правильное и неправильное поведение в этих испытаниях обратны друг другу: правильно обратить внимание на карлика - и неправильно обратить внимание на дорогу.

Герой дважды оказывается на грани поражения, когда засыпает; в первом случае он пренебрегает наставлениями карлика, во втором - не прислушивается к предостережению, хотя ему впрямую было сказано, что его братья злы и жестоки.

Отправить человека в путешествие означает лишить его привычного общества, оторвать от женщин, друзей и соседей. Герою остается лишь компания спутников, внутри которой возможны либо демократические отношения "братьев по оружию", либо феодальные отношения рыцаря и оруженосца. В остальном же социальная активность героя ограничена случайными и мимолетными встречами. Даже когда Поиск носит эротический оттенок, свидание с невестой (возлюбленной) ожидает героя только в конце пути (это свидание становится возможным лишь после того, как герой преодолеет все испытания). Отчасти по этой причине, а отчасти из-за того, что Поиск подразумевает приключения, то есть кризисные ситуации, в которых герой ведет себя верно или неверно, жанр Поиска не слишком приспособлен для детальной обрисовки характеров: персонажи Поиска являются больше архетипами, нежели реальными личностями.

На этом мы закончим с предварительными замечаниями и перейдем к изучению собственно текста, а именно трилогии "Властелин Колец" Дж. Р. Р. Толкина.

Действие многих произведений в жанре Поиска разворачивается в "стране грез", иными словами, в неопределенном месте и в неопределенное время. Это позволяет авторам подобных произведений свободно применять весь арсенал подручных средств - выводить на сцену разнообразных чудовищ, использовать заклинания и чудесные превращения и так далее; в посюстороннем мире все это невозможно, посему автор, чрезмерно увлекающийся "волшебной машинерией", изрядно способствует отдалению жанра Поиска от исторической реальности. Сон, греза как нельзя лучше подходит для аллегорического истолкования, но большинство таких истолкований поверхностны и ходульны.

Существуют, разумеется, и иные произведения - например, роман "Тридцать девять ступеней" Дж. Бьюкена, - где действие разворачивается в местах, нанесенных на карты, и во времена, о которых можно узнать из книг по истории. Подобная "реальность" придает жанру Поиска социальную значимость, но двойственность исторических событий вступает в конфликт с допущением, лежащим в основе жанра (это допущение гласит, что одна сторона всегда хорошая, а другая - всегда плохая).

Даже во время войны вдумчивый читатель не может полностью поверить, что это допущение взято автором из реальной жизни. Он знает, что, хотя Джон Бьюкен вывел хорошими англичан и американцев, а плохими - немцев, какой-нибудь немецкий автор, вполне возможно, написал не менее захватывающую книгу, где герои и враги поменялись ролями с точностью до наоборот.

Что касается Толкина, он избрал фоном для своих произведений не "страну грез" и не реальный мир, но мир вымышленный. Преимущество этого мира перед другими состоит в том, что "творец" может сделать сколь угодно правдоподобным любой пейзаж, любое событие, любого персонажа; и единственно верная интерпретация событий в этом мире - интерпретация его создателя. Что именно происходит в вымышленном мире и почему - все в воле "творца" и ни в чьей более.

Однако создание правдоподобного вымышленного мира требует от такого "творца" незаурядного воображения. У читателя попросту не должно возникнуть вопросов, на которые у автора не нашлось бы ответа, вдобавок всякий автор, рискнувший описать вымышленный мир в двадцатом столетии от Рождества Христова, вынужден, в отличие от своего средневекового предшественника, глубоко вдаваться в подробности, ибо ему необходимо считаться с читателем, воспитанным на реалистических романах и исторических исследованиях.

"Страна грез" вполне может изобиловать логическими несоответствиями и необъяснимыми явлениями, вымышленный мир требует логики, ибо это мир порядка, а не произвола. Его физические законы могут отличаться от тех, какие существуют в мире реальном, однако эти законы должны быть понятны и логически безупречны. Его история может быть сколь угодно необычной, но она не должна противоречить нашему представлению об истории как о тесном переплетении Судьбы, Случайности и Свободы Воли. Наконец, этика этого мира должна сообразовываться с привычной для нас этикой. Если, как то обычно и бывает в произведениях подобного рода, Добро и Зло воплощаются в конкретных личностях или конкретных обществах, мы, читатели, должны поверить, что Зло - то самое зло, которое полагает таковым любой здравомыслящий человек, вне зависимости от национальности или культурной среды. Торжество Добра над Злом - необходимая составляющая, венец любого Поиска - должно быть обосновано исторически, а не "высосано из пальца". Физическая сила и, в меньшей степени, сила разума должны быть присущи обеим сторонам, то есть быть этически нейтральными: победу в битве одерживает сильнейший, и не важно, хороший он или плохой.

Чтобы представить всю сложность задачи, которую поставил перед собой Толкин, обратимся к фактам. Протяженность созданного им мира составляет около 1300 миль с запада (залив Лун) на восток (Железистый Кряж) и около 1200 миль с севера (залив Форохел) на юг (устье Андуина). В реальном мире только человек умеет говорить и обладает историей, в мире Толкина насчитывается по крайней мере семь таких народов. События, описанные в трилогии, относятся к последним двадцати годам Третьей эпохи вымышленного мира. Первая эпоха уже воспринимается как легендарная, потому ее длительность не поддается определению, а история припоминается весьма смутно, однако для промежутка с 3441 года Второй эпохи до 3021 года Третьей Толкину пришлось создать подробную, непрерывную и достоверную историю.

Первая задача создателя вымышленного мира сродни той, которая стояла перед Адамом в Эдемском саду: он должен подобрать имена всему, что существует в мире; а если в этом мире имеется, как в мире Толкина, несколько языков, имена должны даваться на всех языках.

В умении давать имена Толкин превосходит всех авторов прошлого и настоящего, и это поистине бесценный талант. Ведь крайне сложно подобрать "правильное" имя даже для какой-либо местности в комическом мире; в мире же серьезном, даже трагическом подобное умение его "творца" представляется почти сверхъестественным. Вдобавок Толкин не ограничился придумыванием имен - он изобрел ряд языков, отражающих самую суть тех существ, которые на них говорят. К примеру, онты - деревья, наделенные сознанием, речью и способностью ходить; несмотря на все это, живут они в ритме обычных деревьев. Поэтому их язык - "величавый, неторопливый, со множеством повторов и тончайшими оттенками смысла, выраженными в оттенках звука". Вот лишь часть того слова, которое на языке онтов обозначает холм:

a-lalla-lalla-rumba-kamanda-lind-or-burimc.

Абсолютное добро и абсолютное зло представлены в трилогии соответственно эльфами и Сауроном. Вот стихотворение на эльфийском языке:

A Elbereth Gilthoniel,
silivren penna miriel
о menel alglar elenath!
Na-chaered palan diriel,
о galadhremmin ennorath,
Fanuilos, le linnathon
nef aer, si nef aearon.

А вот зловещее заклинание на Черном Наречии - языке Саурона:

Ash nazg durbatuluk, ash nazg gimbatul,
ash nazg thrakatuluk, agh burzum-ishi-krimpatul.

Вымышленный мир для читателя должен быть не менее правдоподобным, чем мир реальный. Чтобы читатель поверил в правдоподобность вымышленного путешествия, он должен как бы воочию увидеть те пейзажи, которые видит вымышленный путник, причем увидеть в соответствии со способом перемещения и обстоятельствами путешествия последнего. По счастью, дар Толкина описывать ландшафты нисколько не уступает его дару придумывать имена и приключения. Герой Толкина, Фродо Торбинс, проводит в дороге восемьдесят дней (не считая времени отдыха) и покрывает за эти дни расстояние в 1800 миль, в основном пешком; чувства Фродо обострены страхом, он постоянно высматривает своих преследователей, однако замечает все, что его окружает, и ни о чем не забывает упомянуть.

С точки зрения техники и технологии мир Толкина, называемый Средиземьем - доиндустриальный. В нем достигли высот развития горное дело, металлургия, архитектура, дорожное строительство, однако нет ни огнестрельного оружия, ни механических средств передвижения. Вдобавок этот мир знавал лучшие дни. Некогда возделанные и плодородные земли превратились в болота и пустоши, дороги исчезли, величественные города прошлого обратились в руины. (Кстати сказать, в трилогии присутствует одна неувязка. В крепостях Саурона и Сарумана, как следует из текста, установлены различные машины. Почему же эти двое воюют "дедовским способом", не используя своих технических достижений?) Некоторые существа в этом мире обладают способностями, которые мы назвали бы магическими, ибо в нашем мире такое невозможно: в мире Толкина существуют телепатия и ясновидение, действенны заклинания, погодой можно управлять, кольцо наделяет невидимостью и так далее.

С политической точки зрения самая распространенная форма государственного устройства в мире Толкина - монархия; впрочем, Хоббитания, край хоббитов - пример демократии в пределах небольшого поселения, а Мордор, владение Саурона - тоталитарное, рабовладельческое государство с правителем-диктатором .

Несомненно, в основе трилогии лежит христианское вероучение, но нигде в тексте не сказано, что кто-либо из жителей Средиземья исповедует какую-либо веру.

Правда, эльфы, маги, Саурон, а также, возможно, некоторые другие персонажи верят в существование Единого и валаров, которым Единый препоручил опеку Средиземья; имеется еще Земля на Заокраинном Западе, что, очевидно, следует понимать как образ Рая.

В реальной жизни, литературным подражанием которой, как было заявлено выше, является жанр Поиска, все взаимосвязано: сумеем ли мы достичь цели - это обычно зависит от того, кто мы такие есть. Лишь бездельник и глупец откажется воспользоваться талантами, которыми его наделила судьба, и лишь самонадеянный человек возьмется решать задачу, которая ему не по плечу. Вот почему в произведениях, которые можно назвать "традиционными" для жанра Поиска, герой стремится отправиться в путь и уверен в конечном успехе - пускай другие в это не верят. Типичным примером подобного произведения служит "Волшебная флейта": принцу Тамино предстоит выдержать испытания огнем и водой, чтобы обрести мудрость и завоевать руку принцессы Памины.

Принца сопровождает слуга, Папагено - также герой, хоть и в своем роде. В ответ на вопрос, готов ли он выдержать те же испытания, что и его хозяин, Папагено сообщает, что этакие передряги не для него. "Но если ты не пройдешь испытание, то не получишь девушку", - говорит священник. "Уж лучше я останусь холостяком", - отвечает Папагено. Он четко сознает свое призвание и в награду за скромность становится мужем Пдяагены, вполне подходящей ему по характеру. Полной противоположностью Папагено является злодей Моностатос. Как и Папагено, он отказывается от испытаний, однако у него не хватает мужества признать свою слабость: он требует себе не меньше чем принцессу.

Существует также иная форма призвания, которую можно назвать религиозной. Ощутить религиозное призвание дано не каждому, да и те, кому это дано, ощущают его лишь в определенные моменты. Отличительная черта религиозного призвания состоит в том, что оно приходит как бы извне, повергая человека в смятение и ужас. Вспомним Авраама, которому Господь велел покинуть Ур, или представим себе человека, робкого по натуре, но без страха бросающегося в горящий дом, чтобы спасти ребенка; и то и другое - проявления религиозного призвания.

Некоторые из персонажей "Властелина Колец", например Арагорн и Гэндальф, являют собой образцы "естественного" призвания. Кому как не Гэндальфу, с его мудростью, разрабатывать стратегию войны с Сауроном? Кому как не Арагорну, доблестному воину и законному наследнику престола, вести в бой рати Гондора? Чем бы они ни рисковали, какие бы мучения ни испытывали, - Арагорн и Гэндальф делают именно то, что хотят делать. И в этом они резко отличаются от подлинного героя, Фродб Торбинса. Когда принимается решение истребить Кольцо Всевластья в пламени Огненной горы, Фродо испытывает чувства, схожие с чувствами Папагено: "пусть это не я, пусть кто-нибудь другой, разве такие подвиги мне по силам?.. Я же маленький... а Враг такой сильный и страшный". Но внутренний голос говорит ему: "Ты - самый обычный, таких пруд пруди, однако по неведомой причине, без твоего согласия, Кольцо досталось тебе, а потому ты и никто другой, не Гэндальф и не Арагорн, должен его уничтожить".

Поскольку речь здесь идет о религиозном призвании, никто не может помочь Фродо принять решение. Когда на Совете у Элронда он вдруг встает и говорит:

"Я готов отнести Кольцо, хотя и не знаю, доберусь ли до Мордора", Элронд отвечает: "Это тяжкое бремя... Столь тяжкое, что никто не имеет права взваливать его на чужие плечи. Но теперь, когда ты выбрал свою судьбу, я скажу, что ты сделал правильный выбор".

Приняв решение, Фродо оказывается полностью им связанным; спутники же Фродо свободны от этих уз.

"Хранитель Кольца отправляется в дорогу - начинает Поход к Роковой горе... Он один отвечает за судьбу Кольца и, добровольно взяв на себя это бремя, не должен выбрасывать Кольцо в пути или отдавать его слугам Врага. Он может на время доверить Кольцо только Мудрецу из Совета Мудрых или другому Хранителю - только им! - да и то лишь в случае крайней нужды.

Однако Хранители не связаны клятвой, ибо никто не способен предугадать, какие испытания ждут их в пути и по силам ли им дойти до конца. Помните - чем ближе вы подступите к Мордору, тем труднее вам будет отступить, а поэтому...

- Тот, кто отступает, страшась испытаний, зовется отступником, - перебил его Гимли.

- А тот, кто клянется, не испытав своих сил, и потом отступается от собственной клятвы, зовется клятвопреступником, - сказал Элронд. - Лучше уж удержаться от легкомысленных клятв.

- Клятва может укрепить слабого...

- Но может и сломить, - возразил Элронд. - Не надо загадывать далеко вперед. Идите, и да хранит вас наша благодарность".

Можно считать недостатком жанра тот факт, что Добро, случается, торжествует над Злом только потому, что первое могущественнее второго; этот недостаток нельзя исправить, лишая Добро какого бы то ни было могущества вообще. Совершенно справедливо Толкин наделяет эльфов, гномов, магов и людей, противников Саурона, немалой мощью, однако, если мерить, что называется, кулаками, Саурон, даже без Кольца, сильнее их всех. Тем не менее противники Саурона все же кое на что способны, как утверждает Гэндальф:

"...Мы можем и победить - только не оружием. Дело решит Кольцо Всевластья - залог незыблемости Барад-Дура и великое упование Саурона... Если он им вновь завладеет, то тщетна ваша доблесть победа его будет молниеносной и сокрушительной, такой сокрушительной, что он безраздельно возвеличится в этом мире - должно быть, до конца времен. Если же Кольцо будет уничтожено, то Саурон сгинет - и сгинет столь бесследно, что до конца времен, должно быть, не восстанет... Кольца у нас нет: мудро это было или безрассудно, однако оно отослано с тем, чтобы его уничтожить, иначе оно уничтожит нас. А без Кольца мы не сможем одолеть Саурона. Но Око его не должно прозреть истинную опасность. Своей отвагой победы мы не достигнем, но удача Хранителя - почти невероятная - все же зависит от нашей отваги".

Добро в конечном итоге побеждает, Саурон низвержен. Одна из величайших заслуг Толкина состоит в следующем: он убеждает читателя, что ошибки, совершенные Сауроном и приведшие к его поражению, - это ошибки, которых Зло, сколь угодно могущественное, просто не может не совершать по самой своей природе. Первая слабость Саурона - отсутствие воображения; Добро может представить, что такое Зло, но Зло не способно вообразить себе Добро. Элронд, Гэндальф, Галадриэль, Арагорн - все они могут представить себя на месте Саурона и потому преодолевают искушение завладеть Кольцом. А Саурон не в силах вообразить, что кто-нибудь, осведомленный о свойствах Кольца, о том, на что оно годится, откажется воспользоваться им - тем паче попытается уничтожить. Имей Саурон воображение, ему нужно было бы всего лишь дождаться, пока Фродо придет в Мордор, а там он без труда поймал бы Хранителя и завладел Кольцом. Вместо этого Саурон решил, как было для него вполне естественно, что Кольцо - в Гондоре, где собрались сильнейшие из его врагов, и напал на Минас-Тирит, перестав следить за своими владениями.

Во-вторых, Зло, персонифицированное Толкином в образе Саурона (жажда власти), - это Зло тяготеет к неоправданной жестокости, ибо не удовлетворяется тем, что ему подчиняются добровольно; такому Злу обязательно нужно сломить волю соперника. Когда Пиппин заглянул в палантир Ортханка и тем самым открылся перед Сауроном, последнему требовалось только допросить хоббита - и он узнал бы, у кого Кольцо и что Хранитель намерен предпринять. Однако, как замечает Гэндальф: "...Он поторопился. Одних сведений ему показалось мало, он решил немедля заполучить тебя и не спеша замучить в темнице Черной Башни".

В-третьих, любые союзы Зла со Злом недолговечны и ненадежны, ибо зло, по определению, любит лишь самое себя и все союзы заключает из страха или в надежде на выгоду. Главная победа Саурона - обольщение мага Сарумана; впрочем, вынудив Сарумана перейти на сторону Зла, Саурон все же не смог окончательно поработить его - Саруман попытался сам овладеть Кольцом.

Наконец к торжеству Добра оказался причастен Смеагорл-Горлум - чего никто не ожидал и не мог предвидеть. Впервые услышав о нем от Гэндальфа, Фродо восклицает:

"... Какая все-таки жалость, что Бильбо не заколол этого мерзавца, когда был такой удобный случай!

- Жалость, говоришь? Да ведь именно жалость удержала его руку. Жалость и милосердие: без крайней нужды убивать нельзя. И за это, друг мой Фродо, была ему немалая награда. Недаром он не стал приспешником зла, недаром спасся; а все потому, что начал с жалости!

- ... Я тебя просто не понимаю. Неужели же ты, эльфы и кто там еще, - неужели вы пощадили Гор-лума после всех его черных дел?.. Он заслужил смерть.

- Заслужить-то заслужил, спору нет. И он, и многие другие, несть им числа. А посчитай-ка таких, кому надо бы жить, но они мертвы. Их ты можешь воскресить - чтобы, уж всем было по заслугам? А нет - так не торопись никого осуждать на смерть. Ибо даже мудрейшим не дано провидеть все. Мало, очень мало надежды, на исправление Горлума, но кто поручится, что ее нет вовсе? Судьба его едина с судьбой Кольца, и чует мое сердце, что он еще - к добру ли, к худу ли - зачем-то понадобится. В час развязки жалость Бильбо может оказаться залогом спасения многих..."

Горлум находит Фродо в подземельях Мории и с той поры неотступно следует за ним. Изловив Горлума, Фродо вспоминает слова Гэндальфа и оставляет Горлума в живых. Проявленное благородство оказывается как нельзя кстати: без помощи Горлума Фродо и Сэм ни за что не перешли бы Мертвецкие Болота и не добрались до ущелья Кирит-Унгол. Надо отметить, что побудительные мотивы Горлума были не до конца дурными: он по-прежнему только и ждал случая, чтобы похитить Кольцо - и одновременно испытывал благодарность и искреннюю привязанность к Фродо.

Впрочем, Гэндальф оказался прав - надежды на исправление Горлума не оправдались. Злое начало взяло верх. Он завел Фродо и Сэма в логово Шелоб, а позднее, когда они спаслись бегством, напал на них на Огненной горе. Они вновь пощадили его - и случилось непредвиденное.

"Снова полыхнула расселина, и на краю огненной бездны в багровом свете стал виден Фродо - он стоял, прямой и неподвижный, как черное изваяние.

- Хозяин! - вскрикнул Сэм.

И Фродо молвил звучным и властным, совсем незнакомым Сэму голосом, заглушившим гулы Роковой горы, раскатившимся под сводами пещеры:

- Я пришел. Но мне угодно поступить по-иному, чем было задумано. Чужой замысел я отвергаю. Кольцо - мое!

Он надел Кольцо на палец и исчез. Сэм захлебнулся отчаянным криком; сильный удар в спину сбил его с ног, отбросил в сторону, он расшиб голову о каменный пол и лишился чувств, а черная тень перепрыгнула через него...

Сэм поднялся. Голова кружилась, глаза заливала кровь. Отерев ее, он увидел странное и жуткое зрелище. У края бездны Горлум схватился с невидимкой. ..

Огонь заклокотал в глубине, дохнуло палящим жаром, багровый свет залил пещеру. Вдруг длинные руки Горлума протянулись ко рту, блеснули и щелкнули острые белые клыки. Фродо вскрикнул - и появился, стоя на коленях у огненной скважины. А Горлум бешено плясал, воздев кверху Кольцо с откушенным пальцем. Кольцо сверкало ярче солнца.

- Прелесть, прелесть, прелесть! - ликовал Горлум. - Моя прелесть! О моя прелесть!

И, пожирая глазами свою сияющую добычу, он оступился, качнулся на краю бездны и с воплем упал в нее...

- Да, это и вправду конец, Сэм Скромби, - промолвил голос рядом с ним. Он обернулся и увидел Фродо, бледного, изможденного и спокойного. В глазах его не было ни смертной натуги, ни безумия, ни страха. Бремя с него свалилось...

- Да, - сказал Фродо. - А помнишь, Гэндальф говорил: Погодите, может, Горлум еще зачем-то понадобится. И понадобился: ведь сам бы я не смог уничтожить Кольцо, и все было бы напрасно, хоть мы и достигли цели".

Обычно сказка заканчивается фразой: "и жили они долго и счастливо". К сожалению, это неправда, и мы о том знаем; подобный конец как бы предполагает, что после победы Добра над Злом человек вырвался из привычных рамок и перешел в вечность. Толкин слишком честен, чтобы обманывать читателя благими выдумками. Добро восторжествовало над Злом только в Третью эпоху Средиземья, и нет никакой уверенности в том, что это торжество - окончательное и бесповоротное. Перед Сауроном был Моргот, а в Четвертую эпоху у Саурона вполне может появиться наследник. Победа вовсе не означает восстановления рая земного или сооружения нового Иерусалима. Житейский опыт учит нас, что даже наилучшие решения подразумевают как приобретения, так и потери. С уничтожением Единого Кольца утратили свою силу и три эльфийских - как предвидела Галадриэль:

"...От твоей удачи - или неудачи - зависит судьба Благословенного Края. Ибо, если ты погибнешь в пути, магия Средиземья падет перед лиходейством, а если сумеешь исполнить свой долг, мир подчинится всевластному Времени, а мы уйдем из Благословенного Края или станем, как и вы, смертными, добровольно сдавшись новому властелину, от которого не спасешь даже память о прошлом".

И Фродо, герой Поиска, должен заплатить за успех.

" - Да ведь это что же, - сказал Сэм со слезами на глазах. - Я-то думал, вы тоже будете многие годы радоваться. И Хоббитания расцветет, а вы же ради нее...

- Я вроде бы и сам так думал. Но понимаешь, Сэм, я страшно, глубоко ранен. Я хотел спасти Хоббитанию - и вот она спасена, только не для меня. Кто-то ведь должен погибнуть, чтобы не погибли все: не утратив, не сохранишь".

Если существует на свете произведение в жанре Поиска, посвященное в основном (как и должно быть) жизненному пути конкретного человека, и если подобное произведение отражает нашу жизнь во всем ее многообразии точнее и полнее, нежели "Властелин Колец", я буду бесконечно рад взять ее в руки.

Размещено: 06.11.00