|
Мурлыкающий Горлум
От автора: чур черезчур всерьез не принимать, но... сказка ложь да в ней намек
Еще питекантропы, сидевшие у костра, обменивались взревываниями и взвизгами, причем эти взревывания и взвизги отнюдь не ограничивались банальностями вроде "передай мне еще кусок мамонтятины, Большой Медведь" или "слезь с моей лапы, Быстрая Антилопа". Уже тогда наши далекие предки (для креационистов - предки нынешних приматов) порой подпускали в речь что-нибудь этакое, не имеющее практической пользы. Например: "Если ты не слезешь с моей лапы, Быстрая Антилопа, ты очень скоро станешь Хромой Антилопой" или даже "Большой Медведь, дай мне вон тот кусок мамонтятины, с корочкой цветом похожей на отражение зимнего заката во льду замерзшей реки".
Потом особенно шустрый неандерталец додумался до того, что красивости можно говорить и не связывая их с целями практическими. Возможно, даже, этот неандерталец понял, что если назвать вождя племени не просто "Большим Медведем", а "Величайшим из медведей, одной ногой попирающим небеса, а другой - землю, устрашающим мамонтов, саблезубых тигров и голодных пантер, одним ударом топора, высекающим молнию, а вторым - разбивающим скалы и живущим пока не исчезнут маши...", ой, о чем это я. В общем, если обозвать вождя особенно красиво, то можно получить вместо одного плохого куска мамонтятины два хороших. Так появился первый поэт.
Но история не стоит на месте и один еще более шустрый краманьонец, догадавшийся, что вожди приходят и уходят, причем новые вожди имеют дурную привычку дубасить фаворитов старых вождей каменными топорами по головам, а слава народная остается, стал рассказывать истории про духов предков, людей-енотов и крылатые звезды, превращающиеся в прекрасных женщин, и вместо одного хорошего куска мамонтятины от щедрот вождя стал получать десять маленьких и плохих. Быть может он даже стал шаманом - история об этом умалчивает. Так появился первый прозаик.
А потом посмотрев на старого шамана рассказывать про людей-волков, духов баобабов и летающие острова стал другой краманьонец. Но старый шаман был мудр и даже умел считать до девяти. Он прекрасно понимал, что если молодому рассказчику дадут три маленьких и плохих куска мамонтятины - то ему, шаману, дадут только шесть (как мы помним, шаман умел считать только до девяти). Поэтому шаман сказал, что молодой сказитель рассказывает неправильно, потому что в сложившейся традиции баобабы хранят духи предков, острова могут летать только по воле крылатой звезды, а людей-волков не бывает, ибо всем известно, что бывают только люди-еноты. Так появился первый литературный критик.
Что было дальше - покрыто мраком забвения. Возможно молодой сказитель убил старого шамана каменным топором и тем самым практически доказал существование духов баобабов и людей-волков, а может быть возмущенные слушатели забросали рассказчика костями мамонта. Главное, что в наш мир пришла литературная критика.
Понятно, что критик должен иметь хоть какое-то представление о том, что он критикует. Поэтому критика бывает разной и зависит от того, что именно думает критик о литературе.
Самое простое понимание литературы демонстрировали питекантропы. Литература есть лишь "способ познания окружающего мира художественными средствами", выражаясь словами советского учебника философии шестьдесят седьмого года издания. Отсюда и идет питекантропская литературная критика, интересующаяся все более степенью соответствия литературы объективной действительности и полезности литературы для познания этой действительности.
Генеральный вопрос питекантропской литературной критики - что? Что описал автор. "В новом романе популярной американской писатильницы Беатрис Смолл блестяще описывается полный приключений путь героини - от бедной английской девочки до сиятельной леди, от вдовы до наложницы самого Великого Могола, от преследуемой беглянки до фрейлины английской королевы" - радостно пишет один питекантроп. "В отвратительном романе халтурщицы Беатрис Смолл искажены исторические факты. Общеизвестно, что орден кармелиток не имел монастырей в Англии, что Великий Могол в описываемый период был стар и неспособен встать с постели, что уставом королевского двора запрещалось приходить на балы в вуали" - пишет другой.
И оба правы, как евреи из анекдота про царя Соломона. Факты искаженные, приключений много, если читать не думая - сойдет.
Пока питекантропы критикуют питекантропскую же литературу - эта критика и уместна и полна. Было бы странно рассматривать детективы о Бешеном и Пыльным-мешком-ударенном с точки зрения традиций постмодернизма . Зато когда питекантроп обращает свой неблагосклонный взор к литературе неандертальской или тем более краманьонской - то хоть святых выноси. "Фантастика - это плохая литература о звездолетах" (С)
Неандертальцы значительно интереснее. Литература есть служанка богос... то есть тьфу, идеологии. Если герой является одновременно католиком и любящим мужем - это значит, что автор хочет поддержать католицизм. Случайных совпадений быть не может, у неандертальца, не любящего коммунистов все обладатели заветной красной книжечки будут извергами, садистами и жмотами, на худой конец - просто дураками.
Будучи возведена в принцип неандертальская литература прошагал по СССР, нося гордое наименование "соцреализм" и навеки осела в душах всех кому ныне больше двадцати лет, и значительной части тех, кому меньше. Кто из нас читая книгу не отслеживает машинально партийную принадлежность автора? И какой современный российский автор удержится от того, чтобы не пнуть мимоходом тех, кто ему не нравится - коммунистов, демократов, православных, католиков, американцев, жидо-масонов, наконец?
Соответственно неандертальская литературная критика решает один животрпещущий вопрос - кому выгодно. "На чью мельницу льют воду книги Пастернака?". Или в утрированном виде: "Вся российская литература делится на две части - книги немногочисленных патриотов и книги прозападных дешевых либералов (подлых клерикалов и благородных атеистов, мерзких расистов и добрых интернационалистов и т.д. до потери пульса). "
Кстати, неандертальская критика не живет без образа врага. Только враг, заведомо плохой и мерзкий, дает почву для сравнений и сопоставлений, выводов на тему кто кому и чем верно служит, решений вселенских и локальных проблем.
Методика критиков-неандертальцев проста и незамысловата. Сперва необходимо найти в произведении все образы как-то соотносящиеся с нашими друзьями (патриотами, атеистами, интернационалистами), потом - с нашими врагами (либералами, клерикалами, расистами). Сравнить в какой группе больше положительных героев, в какой - отрицательных. Сделать свой весомый вывод. Точка.
Самый смак заключается в том, что неандертальская критика имеет полное право на жизнь при работе с неандертальской литературой. Никакому питекантропу не понять почему же Вася в течение первых трехсот страниц ничем не отличавшийся от Пети после разоблачения своего непролетарского происхождения сразу же стал вредителем и врагом народа, или почему "Молодая гвардия" стала выдающимся литературным произведением лишь после введения в нее образов коммунистов. Зато у неандертальца сомнений в данном случае не возникнет - автор произведения был коммунистом и не сомневался в истинности классового (партийного) подхода.
Зато попытка анализировать с точки зрения неандертальца литературу питекантропскую дает на редкость смешные результаты, а литературу краманьонскую - результаты не менее странные, но более печальные. Не верящие - в очередь на сайт к Зубакину читать советские рецензии на классово нечутких Стругацких.
Краманьонцы творят странное. Не случайно мудрые питекантропы и неандертальцы с Саулы ссылали "желающих странного" краманьонцев умирать в концлагеря. Ибо нет ничего более разрушительного для убогой питекантропской или однонаправленной неандертальской картины мира, чем желающие странного краманьонцы.
Литература краманьонцев - это в первую очередь продукт самореализации, облеченная в плоть строчек сущность автора-краманьонца. И уже во вторую очередь - способ добычи средств на кусок мамонтятины.
И все бы ничего, кабы краманьонцы не были горячими патриотами того, что они делают. Очевидно, что каждый самореализуется по своему. Кто-то ямбом, кто-то хореем, кто-то вообще белым стихом. "Каждый пишет, что он слышит, каждый слышит, как он дышит" (с) Б. Окуджава . Но не все краманьонцы достаточно мудры чтобы понять эту банальную мысль.
Отсюда и идет основной вопрос краманьонской критики - как? Вернее, почему не так? Любой критик-краманьонец хоть чуть-чуть да творец, пусть неудачник, пусть халтурщик - но имеющий некоторое представление о стиле и критикующий критикуемое с точки зрения своего представления о критике.
Когда Пушкина упрекали за то, что он в своем безусловно талантливом стихотворении смешивает простонародное "дровни" и высокоштильное "торжествуя", это была типичнейшая краманьонская критика. И когда Василисса Пупкина критикует Пупка Василенко за использование отглагольных рифм - ноги сей критике растут оттуда же, из того же краманьонского прошлого.
Существует еще критика Homo Sapiens, но образцы ее столь редки и уникальны, что говорить о них в ерническом тоне не хотелось бы. А не ерничать после пяти страниц derisive talk было бы весьма странно.
Толкинисты тоже люди, есть среди них и краманьонцы и питекантропы. Впрочем, питекантропы-критики редки, ибо до сих пор костей Глаурунга не откопали, клетки гномов в чашку Петри не засунули и разумной аргументации здесь не дождешься. "Блистательные приключения" vs "Занудный рассказ" - вот и весь ассортимент питекантропской критики, если не брать в расчет трактатов, доказывающих, что Кинн не похожа не Эрестора, Ниенна - на Элен, а Финрод Фелагунд на Франциска Ассизского.
Зато неандертальцам в кругах толкинистов - раздолье (не от слова Раздол=Ривинделл=Имладрис). Слишком уж много неандертальцев среди авторов, любое крупное произведение (кроме разве что "Звирьмариллиона") так или иначе содержит развернутое доказательство того, что Мелькор - демон/святой/обыкновенный человек с человеческими слабостями/обыкновенный негодяй с обыкновенным негодяйством/козел рогатый. Исходя из этой полихотомии критик-неандерталец и гуляет по тексту вдоль и поперек. Ярчайший пример - госпожа Твинкль с ее мегабайтным трактатом, неярчайшие присутствуют в ассортименте в Библиотеке Тол-Эрессеа или на Арде-на-Куличках.
Краманьонцам тоже привольно. Они угнездились на сочных пажитях поэзии и там развлекаются борьбой за правильность сочинения мадригалов, право на нечеткие рифмы или выползание из под Бродского, противопоставлением искренности и искусности и еще множеством не менее увлекательных делов и делей. Поскольку принципы деятельности различных кланов краманьонцев не совпадают - борьба идет не на шутку, но сохраняет позиционный характер.
Кстати, поскольку в отличии от художественных объединений позапрошлого века краманьонские кланы не озабочиваются манифестами, их члены свободны в выборе аргументов. В зависимости от ситуации один и тот же краманьонец может говорить и о том, что слова про "искренность стихов", якобы не связанную с их правильностью, - чепуха чепуховая и о том, что стихи Васи Пупкина написаны правильно, но душу не греют и потому плохие, и даже, что стихи Пупочки Василенковой написаны, конечно так себе, но ему, краманьонцу нравятся. Это, впрочем, неправильный краманьонец... Правильный должен придерживаться единой позиции.
А вот критики рода Homo Sapiens среди нас пока не видно. И это не может не печалить.
Но с другой стороны как в известном анекдоте - "дальше мы можем только расти".
Размещено: 18.06.02
return_links();
//echo 15;
?>
build_links();
?>