|
Эстера
Ситуация на самом деле гораздо сложнее. Дело в том, что реализм как метод стал сдавать свои позиции еще чуть ли не в начале двадцатого века, хотя отдельные его представители как литературного направления остались и до сих пор. ("Умер Астафьев, но русский реализм жив" (с) Тингол) Но, как бы там ни было, элементы нереального, фантастического, мифологического - почти что норма для нашего века, хотя вид их может варьироваться очень сильно, от легких аллюзий, заметных только для посвященного (в качестве примера возьму совершенно разнородные вещи - "Майтрейи" М.Элиаде и "Мелкий бес" Ф.Сологуба), до откровенной фантасмагории (опять же, очень разнородные примеры - "Укус ангела" П.Крусанова и "Вальпургиева ночь" Г.Майринка) или (известной еще с эпохи романтизма) фантазии на народно-мифологические темы (тоже широкий диапазон - от "Властелина колец" Толкиена до "Доны Флор и двух ее мужей" Ж.Амаду)
Однако, те элементы фантастики, которые нередко встретишь в современной литературе, далеко не всегда делают эту литературу фантастической в точном смысле этого слова. Дело в том, что основой всякого фантастического произведения служит не просто фантастический элемент, а фантастическое допущение, то есть, мотивированный, объясненный внутренней логикой произведения фантастический элемент, играющий, к тому же, сюжетообразующую роль - его нельзя исключить, не исказив при этом сюжет. Это верно для всех видов фантастики, в том числе и для фэнтези. Ниже будет говориться именно о фэнтези.
Итак. Такая черта фэнтези как имманентность сверхъестественного роднит фэнтези с мифом. Но миф может быть внутренне противоречив и немотивирован, в то время как в фэнтези ценится как раз стройность и внутренняя обоснованность сверхъестественного элемента. А последнее роднит фэнтези с явлением абсолютно другого класса - с мистическими, метафизическими системами. Это необходимо, потому что автор фэнтези сочиняет не просто сюжет, но и сам мир, в котором этот сюжет:
Миф и метафизика - вещи во многом схожие и взаимосвязанные. Утонченная метафизика может возникнуть как переработка варварского мифа - как, к примеру, греческая философия выросла из греческой мифологии, и напротив, утонченная метафизика может обрасти мифами любой степени грубости - как откровенно наивны и народны, например, сказочные элементы в житиях христианских святых. Но между ними есть и непреодолимая разница: миф может быть внутренне противоречив и немотивирован, в то время как метафизика обязательно стройна и внутренне обоснована; кроме того, метафизика предполагает разделение и разграничение сфер "потустороннего" и "посюстороннего", и хотя "потусторонние" силы и влияют на мир людей, но это влияние постоянно и незаметно, в мифе же нет особо резкой границы между людьми и потусторонними существами, боги вмешиваются в дела людей, как и люди - в дела богов.
Фэнтези отличается от мифа и метафизики тем, что является литературой, то есть, осознается и читателем, и автором как выдумка, и поэтому автор литературного произведения может позволить себе то, чего не мог ни народный сказитель, рассказывавший легенды, как абсолютную правду, унаследованную от предков, ни мистик, передающий своим ученикам сокровенный "гнозис". Неотъемлемое свойство литературы - свобода. Свобода обращения с исходным материалом, идущим в "волшебный котелок", свобода выбора из уже существующих или создания собственных жанра и стиля.
Жанр фэнтези создал Дж.Р.Р.Толкиен, который основывал свои книги целиком на мифологии (кельтской, скандинавской, древнеанглийской, легендах о рыцарях Круглого Стола и т.п.) и который написал эссе "О волшебных историях", где сформулировал принципы написания фэнтези на основе сказок и мифов. Это эссе было круто замешано на философских и религиозных мотивах, оно оправдывало жанр фэнтези не только с литературной, но и с богословской точки зрения.
Однако, у Толкиена нашлось слишком много эпигонов. Они, взяв на вооружение его образы и ситуации, практически не извлекли никакого урока из толкиеновского опыта (хотя бы урока свободы - что в котел-то, оказывается, можно кидать не только и не столько свой жизненный опыт и какие-то уже существующие трафареты, но и сказки, мифы - любые, какие захочешь, только следуя определенным принципам), не обратили внимание ни на одну из философских идей Толкиена. Для них чужды оказались христианские по своей сути тезисы об "эвкатастрофе" и "богосотворчестве" (этот термин я взяла у Д.Андреева, на мой взгляд, он лучше всего переводит толкиеновское sub-Creation). Эвкатастрофа выродилась у них в примитивный и немотивированный хэппи-энд, богосотворчество - в бесконечную штамповку похожих друг на друга и вытертых до полной истрепанности сюжетов. Именно благодаря эпигонам Толкиена, и возник в сознании как любителей, так и нелюбителей стереотип, что фэнтези - это обязательно "мечи и колдовство", эльфы и прочие гоблины плюс четко определенный набор сюжетных ходов, иными словами - шаблонное чтиво.
Конечно, среди авторов, признанных как авторы фэнтези, эпигоны Толкиена не составляли подавляющего большинства, много было и оригинальных, талантливых авторов, опровергавших своим примером понятие о фэнтези как о дурной и шаблонной литературе. Другое дело, что это опровержение ничего не значит для тех, кто судит по худшему, а таких очень много.
Однако кое-что, несомненно фэнтезийное по сути своей, волею судьбы оказалось за пределами фэнтези как литературного течения.
Самым ярким примером "фэнтези вне фэнтези" является Густав Майринк. Им были написаны следующие романы: "Голем" (1913 г), "Вальпургиева ночь" (1917 г.), "Белый доминиканец" (начало 20-х годов), "Ангел западного окна" (1927 г.) Как видим, книги Майринка были написаны задолго до "Властелина колец", а значит, официального появления фэнтези.
Источниками фантастических элементов во всех перечисленных книгах Майринка были: еврейская мистика (каббала), алхимия (естественно, эзотерическая алхимия, целью которой было достижение духовного просветления, а то и бессмертия, а не та, с помощью которой пытались превратить все, что можно, в золото), символика карт Таро, буддизм. Не обошлось и без мифологии, но мифология эта была городская, в целом ее можно обозначить как "легенды старой Праги". В целом, образ этого города необычайно ярок и в "Големе", и в "Вальпургиевой ночи", и в "Ангеле западного окна". Древние Градчаны, где во дворе одного из замков зарыта корона древнего королевского рода Боривых; Далиборка - тюремная башня, в которой, как говорят, бродят призраки умерших там знатных узников; еврейское гетто, где каждые тридцать три года появляется Голем... В "Ангеле западного окна" часть действия происходит шестнадцатом веке при дворе императора-алхимика Рудольфа в Праге. Действие же "Голема" и "Вальпургиевой ночи" целиком происходят в Праге.
"Голема" и "Вальпургиеву ночь" нельзя однозначно определить как фэнтези, хотя они и находятся достаточно близко к ней. Дело в том, что фантастический элемент не играет там сюжетообразующей роли. Внешняя канва подчеркнуто посюсторонняя, а вся метафизика, "потусторонность" может быть целиком объяснена простым стечением обстоятельств, безумием или суеверием героев. Иногда Майринк нарочно путает читателя, чтобы тот не разобрался, где слухи (о Големе, например, постоянно толкует все гетто, но главный герой видел только человека, похожего на Голема, но не факт, что самого Голема), где галлюцинации (главный герой - человек не совсем психически здоровый), а где правда (вполне здравомыслящий рассказчик в конце книги видит героя, которого все считали погибшим, уехавшим или даже никогда не существовавшим).
Однако, в "Ангеле западного окна" мистику уже не выкинешь из сюжета. Главный герой там вспоминает свою прошлую жизнь - жизнь баронета Джона Ди Глэдхилла, жившего при дворе королевы Елизаветы, мечтавшего с помощью алхимии добиться бессмертия и ее любви, а также воцариться в неких потусторонних "Зеленых землях", которые недалекие придворные отождествляли просто с Гренладией. Джон Ди путешествует, встречается с магами, вызывает духов (в числе которых были Иль - Ангел западного окна - и Исаис - богиня Черной Луны), которые обещают ему открыть секрет эликсира бессмертия и путь в Зеленые земли, но в конце концов он остается ни с чем, доводит свою семью до разорения и умирает в нищете и отчаянии от камня в почках (вместо взыскуемого философского Камня). В нынешней жизни ему дается новый шанс, и он опять встречается с теми же людьми и демонами, с которыми имел дело в шестнадцатом веке. Но для того, чтобы стать бессмертным, мало знания заклинаний и внешнего благочестия, нужны глубокая работа над собой и самосовершенствование. На сей раз герой оказывается мудрее и понимает это, он преодолевает все соблазны, вступает в священный "алхимический" брак с возлюбленной своей Королевой и становится одним из ангелов-хранителей Земли, в то время как все считают его погибшим.
Литературная судьба Майринка была довольно странной. "Голем" в свое время был культовой книгой и принес автору большой доход, был несколько раз экранизирован (ну, какой тогда был кинематограф...) , но никто не говорил о его жанровом своеобразии - он вполне вписывался в понятия "готического романа", "магического реализма", "экспрессионизма" и пр., кто во что горазд. Остальные книги Майринка пользовались гораздо меньшей популярностью, а "Ангел западного окна" вообще остался незамеченным, кроме как в узких околоэзотерических кругах, к которым Майринк принадлежал с довольно молодого возраста.
Таким образом, Майринк остался в литературе как автор "Голема" - классик, писавший в стиле, который называли то "готическим", то "неоромантическим", то "магическим реализмом", то "экспрессионизмом".
Новая волна популярности Майринка поднялась после книги Л.Повеля и Ж.Бержье "Утро магов". (около начала 50-х годов) Тогда читающая публика заинтересовалась и "Ангелом западного окна". Но этот интерес была не литературным. Все мгновенно вспомнили, что Майринк принадлежал к оккультному ордену "Голубой звезды" и стали искать искать в его книгах мистических откровений, а не только и не столько литературных достоинств. Особенно с учетом предисловия, сделанного известным философом-традиционалистом Юлиусом Эволой к переводу "Ангела..." на итальянский язык, где книга анализировалась как раз-таки с точки зрения мистики и метафизики.
Так Майринк и вошел в эзотерическую и околоэзотерическую литературу, и, естественно, никому бы не пришло в голову заявить о его родстве с фэнтези, сиречь с "шаблонным чтивом о мечах и колдовстве". В этом можно убедиться, почитав рецензии на "Ангела западного окна", редко, но метко раскиданные по печати и Интернету, где эту книгу сравнивают в лучшем случае с "Мастером и Маргаритой" Булгакова (тем более, что Булгаков Майринка действительно читал и любил).
И - еще одна милая фенечка, касающаяся связи "наших" утонченных писателей-мистиков с "ихними". Если кто не в курсе, то прелестная и в высшей степени непонятная для непосвященного "Форель" М.Кузмина вдохновлена как раз-таки "Ангелом западного окна" и прекрасно поддается анализу именно в свете этой книги! Подробнее об этом - см. Богомолов, "Литература серебряного века и оккультизм". Ну, где ж тут фэнтези-то?..
А ведь фэнтези...
Размещено: 28.09.02
return_links();
//echo 15;
?>
build_links();
?>