Маккавити О книге К.Еськова "Последний Кольценосец" Осенью 1999 года список книг, действие которых разворачивается в Толкинском Средиземье, пополнился еще одной, по обычаю вызвавшей большой шум среди поклонников творчества Профессора, дежурно обвиняющих автора в глумлении, очернительстве и тп.. Отчасти они правы. Как и большинство вышедших у нас книг такого типа, она занимает ясно выраженную “промордорскую” и “антиэльфийскую” позицию. К тому же роману не повезло с рекламой - фразы на обложке типа “история Средиземья глазами Врага “или “послушаем тех, кто проиграл” сразу резко настраивают против нее “правоверных толкинистов”, а в глазах массового читателя она оказывается в одном ряду с Ниенной. Я тоже поначалу смотрел на нее как на “еще одну попытку написать альтернативную историю средиземья”, однако затем точка зрения сменилась. По прочтении осталось двойственное чувство. С одной стороны - динамичный сюжет, хорошо прописанные “некартонные” персонажи, достаточная доля юмора. С другой - достаточное число серьезных претензий, кои и подвигли меня на написание этого текста. Перед основательной критикой - сначала о достоинствах романа, которыми он безусловно обладает. Книга быстро и легко читается и написана неплохим языком (скажем так, лучшим, чем у раннего Перумова), отчего некоторыми был сделан вывод, что Еськов - псевдоним человека, ранее успешно работавшего в ином жанре. Хотя язык книги - язык хорошего шпионского романа, и когда автор начинает описывать хитросплетения интриг в борьбе разведслужб или особенности организации слежки/оперативной работы, то видно, что в этом он действительно хорошо разбирается. Понимает он и в современной военной истории - поэтому даже понятно, с чего скорее всего начиналась эта книга, поскольку текст с анализом Войны Кольца с военно-стратегической точки зрения, находящийся в начале книги, явно был написан значительно раньше и несколько выделяется из общего текста Однако этим анализом, видимо, дело и кончилось, и главным блоком претензий к господину Еськову является то, что написанная “про Средиземье” книга имеет к Средиземью весьма касательное отношение. Если мы проанализируем ее с точки знания автором творчества Профессора, то быстро становится понятно, что работал автор главным образом с переводом Муравьева (что видно по некоторым особенностям фонетики), и некоторых достаточно важных для средиземского “Канона” вещей или не знает, или намеренно не обращает на них внимания - в отличие от Ниенны, его целью было не продолжение или развитие сюжетных линий Толкина, а написание своего сюжета с использованием Средиземья лишь как некого фундамента. Поэтому можно сколько угодно ловить Еськова на “фактологических ошибках”, апеллировать к первоисточнику или указывать на то, что роханская конница не была панцирной, что поднятое Арагорном войско мертвых было армией неупокоенных духов, а не фалангой мумий вперемешку с утопленниками, что у Арагорна таки был сын, в пользу которого он впоследствии отрекся от престола ( список далеко не полон), - но для автора это просто несущественно, ОНО НЕ ПРО ТО. Более того, в классическом мире Толкина автору откровенно неуютно, и потому он усиленно изменяет и дополняет его по земному образу и подобию - отсюда и еще две невексть откуда взявшихся мировых религии, и множество миров и стран за пределами оригинальной карты, представляющих очень грубый слепок с земных. Да и концепция двух миров - физического и магического (жителями которого являются отличные от людей эльфы), неплохая сама по себе (равно как и сюжет с уничтожением связывающего их артефакта), не имеет никакого отношения к мифологической структуре Средиземья. Однако большинство моих претензий к автору связано не с тем, насколько он изуродовал оригинальный мир в угоду своей концепции, сколько с тем, насколько он не понял, чем занялся. Взявшись за написание фэнтези, автор даже на озабочивается попытками заставить своих героев вести себя по-средневековому. Это проявляется и в психологии героев - автор не понимает, что в средние века многие вещи воспринимались совсем по-другому (к примеру, человеческая жизнь имела куда меньшую ценность), и потому некоторые коллизии взаимоотношения героев просто не на месте. Это проявляется в том, насколько в романе “уживаются” рыцарская мораль и абсолютно современная терминология вплоть до “первого секретаря МИДа”. Это проявляется и в языке романа - все, начиная от околоумбарских крестьян и кончая лориенской аристократией, говорят на языке ХХ века, изобилующем к тому же элементами слэнга. Из-за этого многие моменты или фразы книги (“окончательное решение мордорского вопроса” и тд) воспринимаются как неуместный стеб, причем дурного толка Другая группа претензий может быть выражена фразой: “что ж ты, гад, за такую интересную задачу взялся и так ее завалил!!” Сама по себе идея книги “о борьбе разведок в мире фэнтези” крайне достойна и интересна, но поскольку поправка на эту самую фэнтезийность мира сделана не была, случилось механическое перенесение боевика на фэнтезийную почву. А жаль, поскольку талантливый автор вполне мог “сыграть на “особенностях национальной разведки”, вытекающих изинаковой структуры сказочного мира. Вот например, хорошая сама по себе идея (кстати, неоднократно реализованная) - тайная стража правителя, костяк которой состоит из нежити . Только здесь автор забыл, что его “гепарды” и “мангусты” представляют из себя не живых людей, а живых мертвецов, в результате чего его замечательные разведчики думают как люди, действуют как люди и даже кончают с собой при помощи капсулы с ядом. Не отличаются от человеческих и эльфийские методы тайной войны - а ведь согласно концепции автора, обитатели Зачарованных Лесов вообще принадлежат к иной составляющей мира и до попыток использовать их как союзников в борьбе с Мордором практически не контактировали с человечеством. Претензии есть и к концепции с точки зрения элементарной внутренней логики. Например, предпринятое автором расширение границ мира не работает в пользу идеи романа. Во-первых, наличие на востоке развитых держав, для которых западная окраина мира не более чем варвары, существенно меняет геополитическую карту мира вообще. А во-вторых, это снижает накал эпики - одно дело спасение от “эльфийской экспансии” целого мира, и совсем другое, когда спасают его задрипанную часть. Затем, автор не представляет себе стратегическое развитие науки, в результате чего Мордорская техногенная цивилизация оказывается очень странной. С одной стороны, налицо уже опыты в области создания летательных аппаратов тяжелее воздуха , с другой, до изобретения огнестрельного оружия она почему-то не дошла. А ведь известно, что передовые технологии обычно в первую очередь реализуются именно в военной сфере. К тому же тут идеи автора упираются в полное непонимание места техногенного развития в Средиземье. Известно , что Профессор боялся Машины не менее чем магии, и в тексте трилогии есть тому пример - Засорение Шира , которое здесь в угоду авторской концепции осталось за скобками. В мире как бы есть старое зло в лице Саурона и его темных сил, и новое - Саруман как человек, озабоченный только личной властью и апологетизирующий бездушный техногенный путь развития. И такое небрежение к основам мира даже более обидно, чем авторский пассаж относительно Кольца Всевластья как обманки, заброшенной для того, чтобы спровоцировать борьбу за власть в стане врагов Мордора. Вообще иногда возникает ощущение, что или роман был написан достаточно давно (до выхода у нас Третьего Тома) и незначительно доработан перед изданием, или автор просто совсем плевал на структуру мира Профессора, выдергивая оттуда тоько то, что укладывалось в его концепцию. Второе хуже - первоисточник надо уважать, иначе зачем им пользоваться? “Логическая ошибка” присутствует и в описании эльфов. С одной стороны, автор постулирует их инаковость и даже достаточно точно намечает некоторые детали их отношения к людям, связанные с эльфийским сроком жизни, с другой, когда дело доходит до прямого взаимодействия, автор не дотягивается до декларированной им планки, и дивные “клофоэли” (термин иллюстрирует слабое понимание эльфийской фонетики и вызывает ассоциации исключительно с клофелином) так же разговаривают на языке ХХ века, а их изощренные интриги не отличаются от людских. Есть некоторые претензии и к композиции книги. Кроме упомянутого в начале текста анализа войны кольца, автор очень стремился включить все свои наработки по альтернативной истории или примеры удачной стратегии, не особенно задумываясь над тем, насколько они вписаны в структуру мира и текст романа. Вследствие этого куски, посвященные истории складывания Харадской государственности или умное и логичное объяснение того, откуда могли взяться пустыни-солончаки, интересные сами по себе, выглядят в общей канве текста инородными телами. Что можно сказать в заключение? Сравнивать Еськова с Перумовым или Ниенной категорически неправильно. Если трилогию Перумова можно охарактеризовать как “неплохую фэнтези, но при чем тут Толкин?”, то Еськов - это “вообще не фэнтези и тем более не Толкин”. И если суметь не обращать внимания на связь сюжета романа с дорогим сердцу Профессором, "Последнего Кольценосца" можно воспринимать как действительно хорошо написанный шпионско-авантюрный боевик, слегка окрашенный стилистикой фэнтези. Но явное непонимание канонов того мира, в котором разворачивается повествование, очень сильно режет взгляд и снижает достоинства произведения. Честное слово, если бы автор не называл свой мир Средиземьем, и действие разворачивалось бы без привязок к миру Толкина, роман бы только выиграл, а господин Еськов избежал бы большей части упреков или наездов. Роман стал интересной попыткой совместить эти два жанра , однако из-за непонимания автором тех моментов, которые отличают особенности мира сказочного от мира реального она оказалась неудачной. (Именно поэтому наиболее “вкусно” написанной частью является ”умбарский гамбит”, где фэнтезийная составляющая практически сведена к минимуму.) Тем не менее эта неудача из категории “первых блинов”,и будем надеяться, что дальнейшие опыты этого автора в жанре фэнтези окажутся удачнее.